Бедственное положение Церкви после революции

Сразу же после кровавого захвата власти в России богоборцами встал вопрос о Всероссийской Православной Церкви, насчитывавшей свыше ста миллионов человек. Эти миллионы оставались единой силой дореволюционной России. Широко применяемый кровавый террор не ослабил эту силу, а напротив – морально укрепил ее. Вера в жесточайших гонениях усилилась, народ встрепенулся. Проснулись многие из тех, кто спал сном безразличия. Масса народная поняла, что большевистская власть действует в духе антихриста. Но: встань, спящий, и воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос (Еф. 5,14). И случилось так, что на место каждого «взятого на смерть» (см.: Притч. 24, 11) вставал не один, а готовы были встать многие… Многие провожали своих близких в узы с плачем, однако говорили и завещали:

«Помоги, Господь! Укрепи!.. Но живым не возвращайся!» Таково было воодушевление на подвиг за веру.

Святитель Тихон, Патриарх Московский и всея России

Антинародная, богоборная власть поняла, что ей грозит опасность народного единства. И применила испытанный с древности метод завоевателей «разделяй и властвуй» – раскалывай народное единство и управляй. Таким образом, кроме прямого гонения, террора и убийств, большевистская власть воспользовалась и методом провокационных расколов Церкви.

И первый раскол, инспирированный советской властью, – это появление «живой церкви», с последующим выявлением обновленческой церкви со многими подразделениями. Эта советская церковь открыто боролась с «контрреволюционной» Церковью Патриарха Тихона. (Святейший Патриарх Тихон вместе со Всероссийским Поместным Собором 19 января 1918 года предал советскую власть как власть антихриста анафеме.)

Большевистская власть, будучи антинародной диктатурой, требовала от Церкви официального признания, что она – «народная», «законная» и – с точки зрения Церкви – «Богом установленная». Души слабые оправдывали (и по сей день оправдывают) свое малодушие таким признанием. Но для верных Христовых изменить Помазаннику Его – все равно что изменить Самому Христу.

Митрополит Евлогий (Георгиевский)

Затем, по обкатанной уже схеме, действовала советская власть в отношении российского зарубежья: подыскивалось лицо, которое могло бы принять на себя инициативу по организации раскола. Это должен был быть епископ, уже проявивший себя искателем выдвижений, внешнего почета и власти. Иными словами, весьма честолюбивый и властолюбивый епископ. А советская власть брала на себя задачу помогать кандидату, всячески подкармливая честолюбие избранного лица, пока и сам он не начнет действовать в желательном направлении.

Вольно или невольно, но ближайшее окружение митрополита Евлогия (Георгиевского) осуществляло как раз то, что было желательно большевистской власти, которая сумела издать от имени Патриаршего управления указ, создающий все предпосылки для заграничного раскола. На первых порах митрополит Евлогий отверг указ как провокацию большевиков, но затем признал его имеющим каноническую силу. Эта разительная перемена в отношении к указу, происшедшая в период с 1922 по 1926 год, объясняется тем, что Митрополит подпал под сильнейшее влияние своего окружения.

Архиепископ Феофан неоднократно говорил, что с митрополитом Евлогием можно было и договориться, если бы не его окружение, ведь он делал шаги к примирению. Но всякий раз благие его намерения разрушались этим окружением, основным ядром которого были Бердяев, Булгаков, Карташов. Закваска у них была вполне революционная и в какой-то мере сродни советской. Им нужен был раскол Заграничной Церкви.

Бердяев Николай Александрович

Владыка Феофан говорил, что болезнь у митрополита Евлогия началась с типичного раскола, но переросла в конце концов в явление более сложное и опасное. Владыка не употреблял слова «ересь», но это само собой напрашивается из его рассуждений применительно к позднейшим событиям.

В 1926 году владыка Феофан писал знакомому архимандриту: «Дела наши церковные таковы. Митрополит Евлогий не смиряется. Окружение его толкает на раскол. Мы все могли бы уступить ему, но не можем вручить в руки его судьбы Православия. Он опутан сетями YMKA. A YMKA действует разлагающим образом на студенческие кружки. Профессор Бердяев в журнале “Путь” № 5 открыто заявляет, что раскол в Церкви неизбежен и необходим. Один только православный иерарх митрополит Евлогий “возвысился до сознания реформировать Православие” и в этом смысле является “орудием Промысла Божия” в наше время. По-прежнему прикрываются они именем и заветами Патриарха Тихона. Пользуются тем, что его нет в живых и он не может возвысить своего голоса против затей новых “реформистов Православия”».

Карташев Антон Владимирович

Через восемь месяцев после этого письма, в апреле 1927 года, архиепископ Феофан пишет тому же архимандриту: «…Приехал из Парижа архиепископ Анастасий. Его вызывал туда митрополит Евлогий. Были разговоры о мире, но кончились неудачей. С митрополитом Евлогием, по словам архиепископа Анастасия, еще можно иметь дело. Но он весь в руках окружения, которое явно стремится к расколу. “Неоправослависты” свили в Париже прочное гнездо. Они чувствуют себя побежденными, но не хотят сознаться в этом.

Кроме известного письма митрополита Сергия ко всем заграничным иерархам, от него же пришло письмо и митрополиту Евлогию. В этом письме митрополит Сергий осуждает действия митрополита Евлогия и одобряет существование и действия Заграничного Собора и Синода.

Русские “обновленцы” признают митрополита Сергия своим единомышленником, а нас ругают.

Большевики потребовали от митрополита Сергия анафематствовать нас, но последний не согласился и за это посажен в тюрьму.

Белград, 31 марта 1927 г. Архиепископ Феофан в первом ряду второй слева

В России на нас смотрят как на “оплот Православия…”

Святитель Феофан определил, что явилось основной причиной несовместимости мнений двух сторон в Заграничной Церкви: «Действительные причины разделения глубже, чем это кажется на первый взгляд. Из них главные таковы:

1. Они признают советскую власть за Богоустановленную, а мы – за власть антихриста.

2. Мы признаем YMKA масонской организацией, на основании подавляющих документальных данных. Они считают эту организацию христианской.

3. Они называют себя тихоновцами, мы – кафоликами, православными.

4. Они признают величайшим для себя авторитетом Патриарха Тихона и потому принимают его ошибки. Мы благоговейно чтим Патриарха, но не принимаем его ошибок. Для нас выше всего “кафолическая истина” как она выражается Вселенскими Соборами и в творениях Святых Отцов Церкви.

5. По нашему убеждению, нужно вести деятельную борьбу с врагами Церкви и Божиими. По их мнению, большевиков нужно побеждать любовью. По их логике, и диавола нужно побеждать любовью.

Смысл Соборных постановлений они извращают. Собор постановил, например, чтобы русские христианские студенческие кружки назывались православными! Им это кажется обидным стеснением. Они боятся имени Православия! Судите сами, где истина!»

В сентябре 1927 года архиепископ Феофан снова затрагивает эту тему: «Дела наши общецерковные не только не распутываются, но еще больше запутываются. Происходит то, что я предвидел и от чего предупреждал. Митрополит Евлогий считает себя во власти митрополита Сергия и не хочет входить с нами ни в какие переговоры. Архиепископ Анастасий не пытался даже и уговаривать его к примирению, считая все безнадежным. Он сам мне писал об этом».

Загрузка...