29

Позднее, уже под землей, Ларс сидел в одной из больших тихих комнат во внутренней цитадели, кремле Вашингтона, столицы всего Запад-Блока с его населением в два миллиарда. (Меньше, чем два, сейчас, и на значительное количество. Но Ларс старался думать о чем угодно, только не об этом.)

Он сидел, держа развернутый пакет скоростной почты от Генри Морриса. Записка от Генри сообщала ему также, что этот предмет был единственной игрушкой с лабиринтом, разработанной Предприятием Клага и сделанной Ассоциацией Ланфермана за последние шесть лет.

Это был маленький квадратный предмет.

Прилагалась также отпечатанная брошюра с фабрики Клага. Ларс прочитал ее несколько раз.

Сам лабиринт был довольно прост, но для заключенного в нем жителя он представлял собой непреодолимый барьер. Потому что лабиринт неизменно оказывался на один шаг впереди своей жертвы.

Обитатель лабиринта не мог выиграть, независимо от того, насколько быстро, или умно, или неистово он проносился, уклонялся, отступал и снова шел вперед, в поисках единственной правильной («Неужели там должна была быть лишь одна правильная?») комбинации. Он никогда не мог выбраться. Он никогда не мог обрести свободу. Потому что лабиринт, снабженный батарейкой на десять лет, постоянно видоизменялся.

Ну и игрушка, подумал Ларс. Ну и представление о развлечении.

Но это все было еще ничего. Это не объясняло того, что лежало перед ним здесь, на столе. Потому что это была психологически умная игрушка, как объясняла брошюра.

Та новизна, тот вдохновенный ингредиент, которым дизайнер игрушек Винсент Клаг хотел завоевать покупательский спрос, состоял в чувственном факторе.

Пит Фрейд, сидящий рядом с Ларсом, произнес:

— Черт, ведь я же сам собрал его. И я не вижу ничего такого, что делало бы его оружием. И Винсент Клаг тоже, потому что я обсуждал это с ним, и до и после того, как сделал прототип. Да, я точно знаю, что он и не задумывал ничего подобного.

— Ты совершенно прав, — сказал Ларс. Действительно, почему в этот период своей жизни мастер-игрушечник Клаг должен интересоваться оружием? Но позже Винсент Клаг…

Он лучше знал.

— Что за человек этот Клаг? — спросил Ларс Пита. Пит сделал неопределенный жест рукой:

— Черт, ну ты же видел его! Выглядит так, словно если его проткнуть булавкой, он издаст громкий звук и весь воздух из него выйдет.

— Я не имею в виду физическое обличье, — сказал Ларс. — Какой он внутри? Что за сила движет им?

— Странно ты как-то спрашиваешь.

— Почему? — Ларсу вдруг стало неудобно.

— Ну, это напоминает мне один из проектов, который он однажды, давным-давно, принес мне. Много лет назад. Нечто, с чем он бесконечно долго возился, но в итоге забросил. Чему я был невероятно рад.

— Андроиды, — сказал Ларс.

— Откуда ты знаешь?

— Что он собирался с ними делать? Пит сердито почесал в затылке.

— Я так и не смог точно выяснить. Но мне это не нравилось. Я всякий раз говорил ему об этом.

— Ты хочешь сказать, — спросил Ларс, — что он хотел, чтобы ты их собрал? Он хотел, чтобы Ассоциация Ланфермана использовала своих экспертов в этом направлении, на этом его проекте, с подобными автоматами, но по какой-то необъяснимой причине он никогда…

— Он никогда четко не говорил. Однако он действительно хотел, чтобы они как две капли воды походили на людей. И у меня всегда было странное чувство по этому поводу. — Пит все еще сердился. — Ларс, я признаю, что сделал наброски чертежей для Клага. Я работал с ним, но даже не пытался показать, будто понимаю его. Узнал, что Клаг задумал такое — и все. Так или иначе, но он оставил его и обратился к, — он ткнул рукой в лабиринт, — этому.

Так, подумал Ларс, это объясняет эскизы андроидов, которые делала Лиля.

Генерал Нитц, молчаливо сидевший наискось от них, произнес:

— Человек, управляющий этим лабиринтом, если я правильно понял, эмоционально идентифицирует себя с этим. — Он указал на крошечного жителя, неподвижного сейчас, потому что прибор был выключен. — На это создание — что это за существо? — Он пристально всмотрелся в него, и Ларс первый раз заметил, что генерал немного близорук. — Похож на медведя. Или на какого-то венерианского уаба, ну, тех пушистых толстых зверюшек, которых так любят дети… Здесь, в Вашингтонском зоопарке, есть даже целая площадка таких. Боже, дети никогда не устают следить за их колонией.

— Это потому, что у этих венерианцев определенные телепатические способности, — сказал Ларс.

— Ну да, — согласился генерал Нитц. — Так же, как и земного дельфина. Наконец, это выяснили, уабы в этом плане не уникальны. Кстати, именно поэтому люди считают, что дельфины обладают интеллектом. Не зная толком, почему. Это было…

Ларс включил игрушку, и в лабиринте толстый, похожий на медвежонка, лохматый очаровательный зверек начал двигаться.

— Посмотрите, как он ходит, — пробормотал Ларс, словно про себя.

Пит хмыкнул, увидев, как толстое существо перепрыгнуло, как резиновый мячик, через барьер, неожиданно вставший у него на пути.

— Забавно, — сказал Ларс.

— Что случилось? — спросил Пит, озадаченный его тоном и понявший — что-то произошло.

— Черт, это действительно занимательно, — сказал Ларс. — Посмотрите, как он пытается выбраться. Нет, вы только взгляните! — Изучив брошюру, он провел руками по обеим сторонам лабиринта, пока не нашел рычажки. — Контроль с левой стороны увеличивает трудность лабиринта. И, таким образом, замешательство его жертвы. Контроль с правой стороны уменьшает…

— Я сделал его, я знаю, — вмешался Пит.

— Ларс, — сказал генерал Нитц, — вы чувствительный человек. Именно поэтому мы называем вас «трудным». И именно это сделало вас медиумом-оружейником.

— Примадонной, — добавил Ларс. Он не отрывал глаз от толстого, похожего на медвежонка существа, ставшего жертвой чередующихся барьеров, составляющих систему безвыходного лабиринта.

— Пит, разве телепатический элемент не встроен в эту игрушку? — спросил он. — С тем, чтобы взять на крючок игрока?

— Да, в какой-то степени. Не очень мощная сеть. Единственное, что она дает, это слабое чувство отождествления себя ребенком, управляющим лабиринтом, с пойманным зверьком. — Затем инженер объяснил генералу Нитцу: — Видите ли, психическая теория такова, что игрушка учит ребенка заботиться о других живых организмах. Она вызывает к жизни сопереживание, заложенное в нем. Он хочет помочь этому существу, и рычажок справа как раз и позволяет сделать это.

— Тем не менее, — возразил Ларс, — существует еще и тумблер слева.

— Ну, это технически необходимо, — твердо сказал Пит, — потому что если бы был только рычажок уменьшения — существо бы выбиралось наружу, и игра закончилась.

— Поэтому чем ближе к концу игры, — продолжил Ларс, — тем реже нужно нажимать на рычажок уменьшения. И все увеличивать сложность. А лабиринт отвечает тем, что выставляет очередную преграду перед пойманным зверьком. И вместо того, чтобы развивать сочувствие в ребенке, это может развить лишь садистские наклонности.

— Нет, — сказал Пит уже резко.

— Почему же нет? — удивился Ларс.

— Из-за телепатической психической цепи. Неужели ты не понимаешь этого, дурья твоя башка? Ребенок, играющий в лабиринт, отождествляет себя с жертвой. Он есть жертва. Это он заключен в лабиринт, по законам психиатрии и ты прекрасно это знаешь. Черт возьми, не будет ребенок еще больше усложнять все для этого зверя, потому что иначе сам пропадет…

— Интересно, что произошло бы, если бы психическая телепатическая цепь была мощнее? — поинтересовался Ларс.

— Ребенок был бы еще крепче пойман, — сказал Пит. — Различие, на эмоциональном уровне, между ним и жертвой в лабиринте… — Он замолчал, облизывая губы.

— А представим себе, — продолжал Ларс, — что регулировка тоже будет изменена. Так, чтобы по-разному увеличивать те трудности, которые испытывает жертва лабиринта. И в разное время, постепенно. Это возможно сделать технически?

После некоторого размышления Пит ответил:

— Конечно.

— И выпустить это большим тиражом, сделав по заводским технологиям?

— Почему же нет?

— Это толстое венерианское создание, — задумчиво сказал Ларс. — Это ведь не земной, инопланетный организм по отношению к нам. И все же благодаря телепатическим способностям, которыми он обладает, создается психическое общение с нами. Цепь, подобная этой, заключенной в игрушке, может воздействовать на любую высокоорганизованную чувствительную форму жизни?..

— Это возможно, — кивнул Пит. — Почему же нет? Любая форма жизни, достаточно развитая, чтобы получать излучения, будет находиться под воздействием.

— Даже хитиновые полурефлекторные механические формы жизни? — спросил Ларс. — Возникшие от экзоскелетных прародителей? Не млекопитающие? Даже не теплокровные?

Пит уставился на генерала Нитца:

— Он хочет переделать устройство таким образом, — возбужденно сказал он, заикаясь от злости, — и перестроить ручное управление так, чтобы играющий был глубже пойман и не смог выбраться даже при желании. И не мог облегчить сложность барьеров, преграждающих путь этой чертовой жертве лабиринта — и в результате…

— Это может вызывать, — закончил Ларс, — быстрое полное разрушение мозга.

— И ты хочешь, чтобы Ассоциация Ланфермана реконструировала эту штуку и произвела ее в нужном количестве на своих заводских системах? И распределить ее среди них? — Пит указал большим пальцем наверх. — Ладно. Но мы же не можем раздать ее пришельцам с Сириуса, или откуда они там происходят. Это выходит за рамки наших возможностей!..

— А мы можем, — внезапно сказал Нитц. — Есть один способ. Эти штуки могут оказаться в тех населенных пунктах, которые занимают пришельцы. Поэтому, когда они захватят нас, они получат и их.

— Да, — согласился Пит. Обращаясь к нему, генерал сказал:

— Надо этим заняться. Конструированием.

Пит хмуро уставился в пол, желваки на его лице заработали.

— Эта штука всегда будет бить по больному. Это, — он в ярости указал на игрушку-лабиринт, — не будет действовать на них по-другому. Кто бы ни выдумал эту штуковину, она воздействует на живые организмы через то положительное, что в них есть. И это как раз мне и не нравится в ней!

Глядя в инструкцию к игрушке, Нитц прочел:

— «Это очень мудрая с психологической точки зрения игрушка — она учит ребенка любить и уважать, лелеять другие живые существа не за то, что они могут сделать, а ради них самих.» — Свернув брошюру, он отдал ее Ларсу и спросил Пита: — Когда?

— Двенадцать-тринадцать дней.

— Давайте так — восемь.

— Хорошо, восемь. — Пит поразмыслил, лизнул свою запекшуюся нижнюю губу, проглотил слюну и сказал: — Это как распятие в руках болвана.

— Ура! — Ларс, вращая один из рычажков уменьшал трудность славному толстому зверьку-жертве. Пока наконец не стало казаться, что жертва вот-вот достигнет выхода.

И в тот же самый момент Ларс дотронулся до рычажка слева. Цепь лабиринта незаметно изменилась — и последний и совершенно неожиданный барьер встал на пути жертвы, останавливая на пороге свободы.

Ларс, игрок, связанный слабым телепатическим сигналом, излучаемым игрушкой, почувствовал страдание — не очень острое, но достаточное, чтобы пожалеть о том, что нажал левосторонний рычажок. Но было уже поздно, жертва лабиринта была снова поймана в западню.

Никаких сомнений, подумал Ларс. Это действительно, как говорится в брошюре, учит состраданию и доброте.

Но теперь, подумал он, наша очередь поработать. Мы, мошенники, мы, кто правит этим обществом, мы, в буквальном смысле, несем ответственность за защиту нашей расы. Четыре миллиарда человек смотрят на нас. И мы — мы не делаем игрушек.

Загрузка...