Глава IX

Открыв журнал, миссис Стивенс взглянула на высоких стройных девушек в рубрике “Мода”. Ей стали надоедать эти рубрики, потому что в них никогда ничего не было для миниатюрных женщин. Девушки на картинках были ростом не меньше шести футов, а то и больше – впрочем, как и во всех журналах. Все равно что предлагать вазы для нарциссов, чтобы поставить туда фиалки.

Она нетерпеливо перевернула страницу, и бесплатная выкройка выскользнула на пол. Ей пришлось вытянуть ногу, чтобы затолкать мягкий вкладыш из тонкой коричневой бумаги под сиденье.

Она прочитала “Рецепты дня”:

Œufs à la courtet.

Petites crèmes de Faisan.

Tartelettes de Pommes.

Fromage[3].

Это все чудесно, но почему они хоть иногда не расскажут, как по-новому приготовить рисовый пудинг с вареньем или что можно добавить в десерт на основе кукурузного крахмала?

Она медленно опустила журнал на колени и стала разглядывать мужа. Только раз в год они сидели так близко друг к другу. Дома такой возможности у них не было, потому что из-за множества дел она никогда по-настоящему его не видела; даже за стол они не садились рядом, и к тому же между ними всегда стояла посуда. В поезде же они занимали места друг напротив друга и всякий раз, отрываясь от чтения, встречались взглядами. Теперь она могла изучать его, потому что он склонился над газетой, мягко покачиваясь в такт движению поезда. Он по-прежнему носил пенсне в стальной оправе, которое приобрел несколько лет назад, когда у него начали болеть глаза по вечерам, – но с тех пор зрение у него, должно быть, ухудшилось, потому что ему приходилось держать газету дальше от себя, чем раньше.

За прошедшие годы он не сильно изменился. Волосы, конечно, поредели, и в последнее время он не раз пытался с этим бороться. Он разделял их на косой пробор почти над левым ухом, гораздо ниже, чем большинство мужчин, и зачесывал длинные пряди направо. Усы выглядели менее аккуратными, чем раньше, но это потому, что воск успел смыться. Раньше у них были красивые, блестящие, заостренные кончики.

Впрочем, если не считать этих мелочей, он остался прежним. Лицо у него до сих пор было гладким и румяным, и он не растолстел, как это часто случается с людьми после пятидесяти.

Когда он сидел так близко, но не замечал ее из-за газеты, он казался до странности далеким. Почему-то ей было трудно думать о нем как о мужчине, с которым она прожила столько лет. Ей представлялось, что если он сейчас вдруг поднимет голову, то вполне может взглянуть поверх очков и сказать: “Погоди-ка – ты ведь моя жена, да?”, а она ответит: “Да! И ты – ты же мой муж?”

Она задумалась, глядя на него и готовясь быстро отвести взгляд, если он поднимет глаза. Хотелось бы ей знать, счастлив ли он на самом деле. Иногда его словно что-то тревожило. Он бродил по дому, выглядывал в окно, потом шел прогуляться, возвращался и ходил по саду.

Он редко разговаривал с ней, когда бывал в таком настроении, а ей очень хотелось подойти, взять его под руку и спросить, что случилось.

Она часто гадала, не из-за футбольного ли клуба он переживает. Эта неприятность случилась так давно, что он должен был уже обо всем забыть, и все же она почему-то боялась, что забыть он так и не сможет, что, даже состарившись, он все равно будет чувствовать ноющую боль, как от старой, но глубокой раны. В молодости он был прекрасным футболистом. Она вспомнила, что, когда он еще ухаживал за ней, она ходила смотреть, как он играет, на старую площадку за фабрикой фортепиано – теперь эту площадку застроили домами.

Он стоял на воротах, готовясь ловить мяч, и ему очень шли серый шерстяной свитер с высоким горлом и надвинутая на глаза кепка.

Именно он в компании с другими увлеченными футболом молодыми людьми основал “Сиденхем грассхопперс” – это было за год или два до их свадьбы, – и, оглядываясь на те далекие дни, миссис Стивенс с трудом могла представить свою раннюю замужнюю жизнь без суеты и азарта футбольного клуба.

Когда Стивенсы уезжали в отпуск на медовый месяц, члены клуба устроили им чудесные проводы и прицепили к кэбу старый футбольный мяч. Они преподнесли молодым именную чернильницу клуба, а кое-кто даже незаметно вручил им небольшие подарки лично от себя. Это было чудесное время.

Мистер Стивенс продолжал играть еще пару лет после свадьбы, а потом стал секретарем. Какими счастливыми, насыщенными, суматошными были те годы для ее мужа – и для нее тоже! Клуб сильно разросся с момента основания, и к тому времени у них играли две команды, а иногда и три. Каждый вечер мистер Стивенс усердно работал, иногда засиживаясь допоздна: он рассылал командам карточки с напоминаниями о матче, вел протоколы, составлял расписание игр и делал еще сотню других вещей. Он часто получал с утренней почтой три-четыре письма и открывал их за завтраком. Иногда приходили застенчивые молодые люди, которые решили присоединиться к клубу и просили о встрече с мистером Стивенсом; он был очень весел и доброжелателен с ними, хлопал их по плечу, спрашивал, играли ли они раньше, готовы ли много трудиться и хватит ли им упорства. Иногда приходили члены комитета, которые хотели что-то обсудить с ним конфиденциально, и он приглашал их в гостиную, закрывал дверь и вел с ними долгие, тихие и таинственные беседы, а миссис Стивенс варила кофе, и, когда ее звали, подавала его с коробкой имбирного печенья. Она никогда не приносила кофе, пока муж не позовет, потому что он говорил с гостями о чем-то очень секретном и важном.

Загрузка...