Двери в никуда

День уходил. Тусклое солнце вот-вот должно было исчезнуть за быстро растущей над западным горизонтом мрачной стеной, сложенной из тяжёлых чёрных туч. Как только багровый солнечный диск чуть-чуть коснулся нижним краем этих порождений зловещей страны Мрака, тучи сразу же рванулись вверх еще быстрее. Казалось, они стремились побыстрее поглотить источник такого ненавистного для всех сил Тьмы света. И им это удалось. Очень скоро последний тонкий лучик уходящего на покой светила растворился в клубящейся свинцовой мгле. Всё вокруг окутал полумрак — предвестник наступления безраздельной власти тьмы. Но тучи — не самый лучший строительный материал. Повинуясь малейшим прихотям ветра, они каждый миг изменяют свою форму и направление движения. Вот и в этой — такой, казалось бы, прочной и монолитной чёрной стене очень скоро появилась дыра. В неё тут же снова выглянуло любопытное солнце, вновь ненадолго сдёрнув с земли серый сумеречный покров и окрасив её в зловещие кроваво-красные тона.

Защитникам Цитадели Асмарилл, вот уже третий день подряд отражающим непрерывные атаки подходящих с запада бесконечных полчищ врагов, солнечный диск в этот момент показался багровым зрачком громадного злобного Ока, наблюдающего за ходом битвы сквозь веки из клубящихся тёмных туч. С высоких башен Цитадели никогда не был виден Великий Океан, раскинувшийся за сорок лиг к югу за Литторнскими холмами. Но теперь людям, собравшимся на верхней площадке Западного бастиона четвертого яруса крепостных стен казалось, что Океан вышел из берегов, и его бешено бурлящие чёрные волны вот-вот захлестнут последний оплот некогда могучей Империи. Однако волны, которые уже перехлестнули через стены Первого яруса Цитадели, но пока еще разбивались о бастионы Второго яруса, состояли отнюдь не из воды, а из тысяч разнообразных существ — слуг Мрака. Тут можно было увидеть кого угодно — от людей и орков, до тварей, которым самое место только в кошмарных снах и страшных сказках.

Дальнего берега этого бушующего Океана Смерти было не видно, так же, как и у настоящего Океана. Тылы армии Мрака были скрыты зыбким маревом, не позволяющим защитникам Цитадели разглядеть, какие ещё сюрпризы готовят им силы Тьмы.

Строго говоря, из собравшихся на бастионе тоже далеко не всех можно было отнести к человеческой расе. Миндалевидные глаза, развевающиеся на ветру длинные светлые волосы и неуловимая грация в каждом движении выдавали в двух из них эльфов. Низкий рост и окладистая рыжая борода другого заставляли подозревать в нём представителя подземного народа, а большая гномья секира, притороченная у него за спиной, превращала эти подозрения в уверенность. Чуть позади остальных, скрестив на груди могучие ручищи, возвышался самый настоящий орк. Причем не закованный в кандалы, что было бы более естественно для орка, оказавшегося в крепости людей, а в полном боевом облачении и с громадным кривым ятаганом на боку. И только четверо воинов в доспехах с гербом, на котором был изображен вставший на дыбы грифон, несомненно были людьми.

Причём, судя по благородной осанке, а так же по качеству и отделке доспехов, — далеко не последними в иерархии Империи. Один из людей — высокий и статный мужчина с орлиным профилем и благородной сединой на висках, стоял впереди всей этой разношерстной компании, пристально разглядывая в широкий просвет между зубцами башни панораму кипящего внизу сражения. Ещё двое людей застыли чуть позади него слева и справа. У каждого правая рука в кольчужной перчатке лежала на рукояти меча, висевшего в ножнах на левом боку. Воины были готовы отразить любую опасность, которая могла угрожать Лорду-Наместнику Эстарруола — крупного города-крепости, расположенного в трех сотнях лиг к востоку от Цитадели. Но пока Лорду-Наместнику ничего не угрожало. Цитадель строилась вокруг высокого каменного утеса. Стены каждого следующего яруса были намного выше предыдущего, и сейчас до верхней площадки бастиона не могли долететь ни стрелы осаждающих, ни камни, выпущенные из их метательных машин. Ещё один воин переминался с ноги на ногу позади военачальника. Он был одет в доспехи попроще и полегче, чем у двух телохранителей.

Долгое время на площадке царило молчание, но затем воин, стоящий справа от Лорда-Наместника решился задать вопрос:

— Они разрушают стены Первого Яруса… Зачем?

— Осадные башни. Сейчас они стоят у стен первого яруса, но когда эти стены разломают, башни можно будет придвинуть ко стенам второго…

— Но мы уничтожили почти все осадные башни.

— Думаю, что не все. Посмотри туда.

Глубоко в тылу осаждающего войска началось какое-то шевеление. Воины Мрака расступались, пропуская вперед упряжки из громадных зверей диковинного вида, которые тащили за собой могучие деревянные конструкции на колесах. Действительно, это были осадные башни. Причем намного выше тех, что использовались при штурме Первого Яруса.

— Что еще скрывают проклятые Черные маги за этим маревом? — задумчиво проговорил Лорд-Наместник.

Отряды осаждающих, несмотря на непрерывный обстрел со стороны защитников цитадели упорно продолжали разрушать стены уже захваченного Первого яруса сразу в нескольких местах.

Между тем, не дожидаясь выдвижения осадных башен, нападающие потащили к единственным воротам Второго яруса Цитадели громадный таран. Это было непростой задачей, так как уже рухнувшие ворота Первого яруса выходили на север, а ворота Второго яруса находились на восточной стороне стены. И чтобы добраться до них, осаждающим пришлось две с половиной лиги пробираться вдоль еще не взятой стены Второго яруса, защитники которой не жалели ни стрел, ни копий, ни бревен, ни кипящей смолы. Но таран продолжали упорно тащить вперед, невзирая на то, что позади него оставались горы трупов нападающих. Погибших сменяли новые воины, протащив таран несколько шагов, они падали, их сменяли другие…

И вот уже заколдованный таран подтащили к воротам. Заглушая шум боя, раздались его громовые удары в ворота Второго Яруса Цитадели.

Лорд-Наместник обернулся к стоящему позади воину:

— Снять отряд Красной стражи с западной стены. Пусть сделают вылазку. Надо отбить таран, пока не подошли осадные башни.

Воин, склонив голову, прижал правую руку к груди.

— Слушаюсь! — и побежал передавать приказание. Его место за спиной военачальника тут же занял другой гонец, до того ожидавший на ступенях площадки.

Лорд-Наместник снова повернулся к просвету между зубцами башни.

Вестовой еще не успел вернуться, как забеспокоились стоящие несколько в стороне от остальных эльфы. Они внезапно встревожено завертели головами. Казалось, остроухие напряженно вслушиваются во что-то, недоступное слуху остальных. Вот они начали вполголоса что-то обсуждать, и наконец, один из них решился обратиться к полководцу:

— С'ерр, что-то неладное там — чуть правее, — и грациозно взмахнул рукой, указывая направление.

— Что? — нахмурился Лорд-Наместник.

— Какая-то мощная волшба… — обеспокоенно произнес эльф, склонив голову набок, и снова как бы прислушиваясь к чему-то. — Не могу определить.

— Я тоже что-то чувствую, — прорычал хранивший до сих пор молчание орк.

— Лорд-Наместник в досаде стукнул кулаком по зубцу стены.

— Ххрант! Только этого не хватало!

Конечно же, в рядах защитников Цитадели были маги. Но люди, даже будучи магами, значительно уступали нелюдям в способности чувствовать чужую волшбу. Так что к заявлению эльфов стоило отнестись весьма и весьма серьезно.

Военачальник взял в ладонь загадочно полыхающий рубиновым светом амулет, висевший у него на шее на массивной золотой цепи, и, поднеся его к губам, громко произнес:

— Магическая атака в третьем секторе. Срочно наших магов туда…

Внезапно чуть правее внизу крепостной стены, почти у самого её основания появилось светящееся малиновым светом пятно. Оно быстро увеличилось в размерах, при этом его цвет изменился на ярко-оранжевый. Массивные камни, из которых была сложена стена, начали таять, как кусок сливочного масла на солнце. Стена начала проседать. Всё быстрее… и быстрее… И, наконец, с ужасным грохотом обрушилась, подняв громадную тучу пыли. В образовавшуюся брешь тут же хлынули нападающие. Первые ряды просто сгорали на ещё не успевших остыть камнях. Но атакующие не обращали внимания ни на что. Жадно вдыхая раздувающимися ноздрями запах горелого мяса, они карабкались наверх прямо по обгорелым головешкам, оставшихся от их товарищей. Вот они уже перемахнули через завал и ринулись вниз, прямо на подбегающий к бреши резервный отряд защитников Цитадели.

Кровавая карусель битвы завертелась с удвоенной силой.

Но тут звуки боя постепенно начали затихать… Воины останавливались один за другим, словно придавленные к земле тяжелым липким страхом, лишающим сил и воли к победе. Причем страх охватил и обороняющихся, и нападающих. Причиной вселившегося в людей ужаса было высокое худое существо, укутанное в развевающийся темный плащ с капюшоном, вдруг непостижимым образом появившееся на вершине груды камней, оставшихся от только что возвышавшейся здесь могучей крепостной стены.

Существо некоторое время стояло неподвижно, при этом капюшон, под которым клубилась тьма, медленно поворачивался из стороны в сторону. Казалось, ужасное созданье запоминало каждого, чтобы никто не смог уйти живым. Затем фигура взмахнула руками, скрытыми под плащом, и изготовилась к прыжку… Со стороны казалось, будто у этого ужасного порождения мрака выросли громадные черные крылья.

И в это время над полем боя громом раздался голос Верховного Правителя…

— Извините, не помешала?

От неожиданности я подскочил в кресле. Панорама битвы померкла и рассыпалась мелкими осколками, которые в свою очередь на миг расплылись, и, вновь обретя резкость, обернулись стройными рядами букв на компьютерном мониторе. «Не помешала?!!!.. Ах, ты ж…». Так и до инфаркта довести недолго! А если бы у меня было больное сердце?! Я резко развернулся вместе с креслом, — сейчас эта, ну, в общем — эта… Узнает много интересного и познавательного о тех, кто тихо подкрадывается сзади и… и буквально уткнулся носом в оба-алденную женскую грудь. Два упругих полушария, увенчанных острыми бугорками, казалось, вот-вот разорвут слишком узкий для них топик из тонкой просвечивающей ткани и выпрыгнут на волю. Мысленно дал себе по рукам, тут же рванувшимся включиться в эту освободительную борьбу, и как подобает воспитанному джентльмену, скромно перевёл взгляд ниже. Ниже из под топика выглядывал маленький симпатичненький упругий животик с дразнящей впадиной пупка. Гм… Ещё ниже. Весьма соблазнительные округлые бёдра, чисто символически прикрытые узкой полоской ткани. Возможно, с точки зрения строгого ценителя несколько полноваты. Но я ценитель не строгий, и вообще придерживаюсь точки зрения, согласно которой у женщины должны быть места, за которые можно подержаться. Вот как у этой, например.

Ниже бёдер опускать взгляд нет смысла — там всё равно ничего интересного уже не высмотреть. Это самочкам, пусть даже и трижды феминисткам, небезразлично, что надето на нижние конечности находящегося рядом самца. Нам же, мужикам, в большинстве случаев, из какого шуза торчат ножки подруги, абсолютно по барабану, — хоть из валенок. На теле женщины есть куда более интересные для самого тщательного ознакомления вещи, чем туфельки, сапожки или кроссовки, пусть даже от Кардена или Сен-Лорана.

Все эти наблюдения и размышления в реальном времени заняли не больше секунды — двух. Конечно, если бы тело, так внезапно возникшее перед моими глазами, было высечено из мрамора или отлито из бронзы — пусть даже без лишних деталей (таких как руки там или голова), я бы походил с полчасика вокруг и осмотрел бы оное произведение искусства во всех ракурсах. А так, когда все эти прелести представлены в натуральном виде — реагировать надо мгновенно: или сразу хватать за здесь и переходить к конкретным действиям, или, в довольно редком случае, если вдруг девушка попалась порядочная, то есть любит немного поломаться для порядку, для начала надо навешать на её розовенькие ушки побольше лапши о прекрасных глазах, чудных волосах, и, — в последнее время они это особенно любят, — о несравненном интеллекте. А уж потом можно хватать за здесь и переходить к конкретным действиям. Ну, в особо тяжёлых случаях требуется ещё подарить какой-нибудь веник из цветов и продекламировать, закатывая глаза, парочку вызубренных заранее стихотворений из классики, хотя последнее время к таким крайним мерам приходится прибегать очень и очень редко. Обычно вполне хватает пары бутылок пива или (что гораздо эффективнее) пары рюмок водки.

Из принципа «кашу маслом не испортишь», я выбрал вариант с лапшей. Однако втирать даме о её бездонных лучистых глазах цвета… (кстати, какого цвета, — надо ещё посмотреть), глядя при этом на то место, на котором я закончил осмотр её достопримечательностей, не то, что бы очень неприлично в наше время, но, во всяком случае, — непрофессионально. Пришлось оторваться от созерцания и поднять взгляд на уровень этих самых бездонных и лучистых. Попутно, естественно, пробежавшись этим самым взглядом по всем частям соблазнительного тела в обратном порядке. В результате чего мой несознательный организм пришёл в высшую степень боевой готовности. Ну не повезло моему трезвому и холодному рассудку с моим же безответственным и распутным организмом, что тут поделаешь? Единство и борьба противоположностей, на том и стоим.

А глаза… Глаза действительно оказались бездонными. И лучистыми. И знакомыми до боли. Как и каждая чёрточка этого лица. Лица, которого я не видел… сколько же прошло? Пять, нет — шесть… Шесть лет. С хвостиком. Так долго… А она совсем не изменилась.

— А ты совсем не изменилась. То есть здравствуй, Танюша… Конечно не помешала… — промямлил я в замешательстве, автоматически поднимаясь из кресла (въелись же эти дурацкие правила приличия, типа — нельзя сидеть, если рядом дама стоит, — срабатывает на уровне рефлекса, хоть я вроде бы и не гусар, — гусары все вымерли давно вместе с мамонтами; и не джентльмен, — рылом не вышел, да и живу не на том меридиане, — от Гринвича далековато, и происхождение совсем даже не джентльменское, а самое что ни на есть рабоче-крестьянское. Короче — родители вдолбили, хоть и были коммунисты (а кто тогда не был?), вместе с прочей фигнёй, вроде «не укради», «не убий», и те де, и те пе. Это сейчас и по ящику, и в прессе (которая почти вся стала ярко — жёлтого цвета) долбят, что страшнее коммуниста зверя нет, но, как на меня, так самый добрый современный демократ в двести — двести пятьдесят раз хуже самого злобного коммуниста периода Союза).

В общем, замешательство продлилось недолго. Чтобы меня смутить — это надо очень постараться. Поэтому, быстро придя в себя, я выдал в своём обычном амплуа:

— И что ты такое вообще говоришь? Как может помешать кому-то, а мне так в особенности, Ваша выдающаяся, — я на мгновенье чуть опустил взгляд, — особенно в некоторых местах, красота? Да я — как Настоящий Мужчина с Большой Буквы, готов бросить любое, — даже самое важное, да что там, — даже самое наиважнейшее дело ради наслаждения общением с Вами, о прекрасная леди. (Лажа конечно дикая, но бабы так просто млеют от такой белиберды) — Тут я вспомнил фразу, которую собирался произнести, оборачиваясь… Изобразил недовольное лицо и выдал немного подкорректированный вариант:

— Хотя, если ты и дальше будешь так подкрадываться сзади, я могу и коньки отбросить от инфаркта.

— Да, вижу, ты тоже не изменился, — всё тот же язык без костей, — (Ничуть не смутилась, зараза.)

— Так ты сильно занят, Настоящий Мужчина с Большим… чем? — извини, не расслышала, — (И при этом так это невинно улыбается. А глаза скромненько вниз, где уже гордо подняло голову моё второе Я.)

— И этим тоже не маленьким. А ты как всегда, — сразу быка за выступающие части тела. Ну, в смысле, — за рога. — А насчёт занятости — сама видишь: безотлагательные дела первостепенной важности, — сказал я официальным тоном, кивнув на монитор, где чёрные строчки на белом фоне были готовы вновь обернуться картинами битв, пиров и походов… — Но, если женщина просит, — полковник всё бросит.

— Женщина просит, — тон обещающий, а взгляд так просто многообещающий. Таю, как тот шоколадный заяц.

— Ну тогда — пойдём. Только подожди минутку, — скину этот шедевр (я ещё раз кивнул на монитор) на флэшку и повыключаю тут всё.

— Да, конечно. А что ты там такое интересное читал, если не секрет?

— Да так… всё то же… Ты же знаешь мои вкусы. Очередное фентези. Так себе, в принципе… Новые сказки о старом. Смешались в кучу тролли, люди… Ну и эльфы, конечно, как же без эльфов-то. И пошло мочилово, как обычно. В тёплой, можно сказать, даже горячей атмосфере. Настолько горячей, что аж дымится. В общем: Война в Крыму, всё в дыму, — ничего не видно… Ни смысла, ни сюжета. Кстати, насчёт горячей атмосферы… Ты случайно в моржи не записалась? Или в моржихи, — интересно, как правильно? Вроде бы на дворе не май месяц, а совсем даже сентябрь, а ты тут, можно сказать — в чём мать родила.

— А это на мне что, не одежда?

— Гм… — я воспользовался случаем и ещё раз с вдумчивым видом прошёлся взглядом по соблазнительному телу сверху вниз и обратно. — Лично у меня назвать вот ЭТО одеждой язык не поворачивается. По крайней мере, если с тебя всё это снять, более раздетой выглядеть ты не станешь.

— А я вот вижу по твоим глазам, что ты всё-таки хочешь всё это с меня снять. Интересно, зачем, если я всё равно более раздетой выглядеть уже не буду?

— Так одно дело — выглядеть, и совсем другое — быть. Ты же уже девочка большая — должна понимать.

— Понимаю… Вздохнула с деланным огорчением. — Все вы, мужики — кобели.

— Не все. Но в отношении себя согласен. И горжусь этим! Кстати, из уважения к собеседнице не стану приводить другое изречение, которым обычно мужская половина человечества отвечает на обвинения в повышенном кобелизме. Или кобеляже? Как правильно говорить? — почесал я затылок.

— Это какое же такое изречение?

— Ну, ты его точно знаешь… Но приводить не буду, так как, во первых — не совсем с ним согласен, а во-вторых — ты обидишься.

— Ладно, можешь не приводить. А то я еще действительно обижусь…

— Не буду. Хотя оно не моё. Это народное творчество.

— Угу, народное… Это всё вы, мужики, о бедных женщинах понапридумывали всяких гадостей.

— И про кобелей тоже мужики?

— Вот это как раз народное творчество, — улыбнулась Таня.

— Ладно, пусть будет народное. Мне не жалко. Кстати, я уже готов. Можем идти.

— Пойдём, — развернулась, и, плавно покачивая бёдрами, неторопливо направилась к двери, за которой не то чтобы полумрак, а скорее полусвет (а также полушум и полутепло) интернет-клуба сменялся залитым уже не очень греющим, но всё еще ярким светом сентябрьского солнца городским пейзажем. Эта неторопливость позволила мне оказаться у выхода чуть раньше Татьяны, (причем по пути я еще и успел со словами «сдачи не надо» кинуть на стол администратора деньги), и проявить свои джентльменские манеры, галантно распахнув перед дамой дверь. Таня приняла величественный вид (Он ей, между прочим, идёт. А впрочем, ей всё идёт), и важно проследовала на улицу, благосклонно кивнув мне в благодарность за оказанную любезность. Я шагнул следом.

В отличие от помещения интернет-клуба, из которого мы только что вышли, снаружи всего было в избытке: и света, и шума. И даже температура, несмотря на то, что на дворе стояла осень, вполне еще позволяла женщинам носить наряды наподобие того, что был на моей подруге, без опасения подхватить все возможные простудные заболевания. Хорошо жить на юге! Ну, на относительном юге… Но всё равно — в той же Москве сейчас так не походишь. Перешагнув порог, я прищурил глаза, отвыкшие за время пребывания в помещении от обилия света, и, остановившись на мгновенье, глубоко вдохнул наполненный осенними ароматами воздух.

Люблю сентябрь! Нет, в других месяцах конечно тоже есть что-то хорошее — в каждом своё. У природы вообще нет плохой погоды, особенно когда сидишь дома у камина, в котором на золотых поленьях весело порхает тёплое ласковое пламя…

Хотя… что-то я размечтался. Ближе к реальности: Когда сидишь у тёплой и ребристой, как Наташа Ростова из бородатого анекдота, батареи парового отопления, и попиваешь что-нибудь горячее. Чай, кофе, капучино, вино, водку, чачу, самогон… — по вкусу в зависимости от обстоятельств и настроения…

Но сентябрь — это всё-таки что-то особенное. С глубоким синим небосводом, чуть подернутым седой дымкой, с деревьями, торжественно застывшими в парадных нарядах, чуть колышущимися под ласковыми порывами легкого ветерка. Когда в воздухе смешивается сухой, чуть щекочущий горло аромат осенних цветов с запахами готовящейся отправиться в свой первый и последний полет листвы и высохшего под палящим августовским солнцем разнотравья. Когда…

В общем, — люблю сентябрь.

За те несколько секунд, на которые я застыл, наслаждаясь осенью, Танечка успела спуститься по ступенькам вниз, на тротуар. Оглянулась. И увидев, что я все еще стою у дверей с блаженным выражением лица, поинтересовалась:

— Что, радуешься жизни?

— Да, есть немного… — я вышел из транса, и сбежав по ступенькам, остановился рядом со своей спутницей. — А как тут не радоваться? Тань, подними глаза вверх! Смотри: небо голубое, ни облачка, солнце ласковое… Ты вообще давно последний раз смотрела в небо? Не чтобы определить, — пойдёт сегодня дождь, или нет, а просто так, для души… Посмотри вокруг! Деревья: красные, жёлтые… Чувствуешь ветерок? Живой, настоящий — не из кондиционера. А запах! Запах осенних листьев… Люблю… Можно, конечно, пройти мимо, не заметить… Всегда много неотложных дел, забот… Но… Не знаю, как ты, а я со временем забуду, какие важные проблемы я решал вчера или неделю назад, какими такими неотложными делами занимался… Но вот как мы с тобой сейчас стоим посреди всей этой красоты — это врежется в память надолго. И возможно, останется там навсегда рядом с другими, увы, немногочисленными светлыми моментами моей жизни.

Таня улыбнулась:

— Тебе бы стихи писать, а ты в компьютерах ковыряешься.

— Гм… Стихи сейчас никому не нужны, а вот без компьютеров — никуда. С другой стороны, действительно: иногда бывает настроение — хочется что-то такое написать или спеть. Но это редко… Настолько редко, что будь я поэтом, на свои стихи вряд ли бы прожил, даже если бы они имели спрос.

— Ну вот, какие, оказывается, поэты бывают меркантильные, — засмеялась Татьяна.

— Что делать… Жизнь… Се ля ви, как говорят у нас в Париже.

— О-о-о! И часто Вы в Париже бываете, шевалье?

— Каждую ночь. Во сне.

— Сны иногда сбываются… — заметила Таня.

— Да. Очень редко. И не у всех.

— Поживем — увидим…

— Согласен. Ну что, куда идем?

— Да вон туда, к машине, — моя очаровательная спутница махнула рукой в сторону ряда припаркованных у края дороги машин.

— К машине, так к машине.

Я подал Танечке руку, и мы направились в указанном ей направлении.

Целью нашей прогулки оказалась ядовито-жёлтая «Волга» с шашечками на борту. Помнится, в старые добрые времена таксями работали строго «Волги». Правда, тогда они были в основном более приятного для глаз салатного цвета. Изредка — голубого (народ был ещё тёмный, непродвинутый, — слово «голубой» обозначало только цвет), и совсем уж редко — престижного чёрного, — типа, как у секретаря райкома партии. Сейчас таксуют на чём попало, — от «Запорожца» до «Мерседеса». Хотя «Запорожцев», конечно, как и прочих изделий Советского автопрома, становится всё меньше и меньше. Иномарки вытесняют. Вот и «Волга», даже такая как эта — модернизированная, постепенно становится анахронизмом, таким же пережитком прошлого, как докторская колбаса по два двадцать. Вот именно к этому сверкающему лаком, тщательно вымытому и отполированному анахронизму Таня и направились. Ну и я, естественно, вслед за ней.

Не успели мы подойти к машине, как из неё выскочил водитель, и, резво обежав вокруг, распахнул перед нами заднюю дверь. Затем вытянулся в струнку, пожирая нас преданным взглядом. У меня отвисла челюсть. Нашего таксиста обычно из машины трактором не вытянешь, да и общаются они с клиентом как правило с озабоченно-брезгливым видом. А тут такие дела… Вот сейчас ещё как козырнёт, да как гаркнет на всю улицу: «Здравия желаю, ваши благородия!» Или там — «Рад стараться!». Или наоборот: снимет свою кожаную кепку, и начнет кланяться. Я невольно оглянулся по сторонам: не пялятся ли окружающие на такое, мягко говоря, нестандартное поведение таксиста. Да вроде нет, никто особо не заинтересовался… Таня же, как ни в чём ни бывало, с тем же королевским видом продефилировала мимо поедавшего её глазами шофёра, не удостоив того даже лёгким кивком, и царственно опустилась на заднее сиденье. Не плюхнулась, а именно опустилась. Потом лукаво взглянула на меня, прыснула (видно, видок у меня был ещё тот), подвинулась вглубь салона и приглашающее махнула мне рукой. Я вышел из транса, подошел к машине и уселся рядом с Татьяной. Водитель аккуратно прикрыл дверь и потрусил вокруг машины на своё место за рулём. Да-а… Что-то таксист больно вежливый пошёл. Даже такого джентльмена как я переджентльменил. Такому поведению лично я вижу только две возможных причины: либо наш водитель не совсем психически здоров, либо моя визави оплачивает его услуги по тарифам, намного превышающим даже самые смелые его запросы. Почему-то второй вариант представляется мне более вероятным.

Между тем водитель завел двигатель, и, не задавая вопросов относительно адреса доставки, погнал машину в сторону центра города. Надо понимать так, что маршрут был оговорен заранее. Вот только со мной его забыли согласовать. Поэтому я поинтересовался у спутницы:

— Куда направляемся?

— Ко мне на квартиру.

Я бросил на Таню вопросительный взгляд. Видимо, вопрос, который вертелся у меня на языке, читался в этом взгляде достаточно ясно. Либо же моя спутница за время, пока мы не виделись, где-то обучилась телепатии. Потому как сразу предельно четко ответила на невысказанный вопрос:

— Да. Я собираюсь тебя изнасиловать.

— Всегда готов. Надеюсь, в извращённой форме?

— Если будешь себя хорошо вести.

— Ну, постараюсь, — насколько это в моих силах. А вообще, могли бы для начала пройтись по городу, посидеть в кафе…

— Во-первых, я уже не школьница, и очень давно. Мне все эти прелюдии не нужны. Тем более, и ты со мной вместе не в первый раз. А во вторых, я же уже старая, и давно переросла все эти кафе и рестораны.

— Ну, насчет «старой» — это ты явно прибедняешься, — улыбнулся я. — Типичная женская тактика — напрашиваться на комплимент. А вот не дождешься! Говорят, «комплимент» в переводе с французского — «то, чего не хватает». А у тебя есть всё, что полагается женщине, и даже более того: ты еще и умная. Так что комплименты тебе не нужны. А насчет «переросла» — тут ты меня удивила. Я считал, что большинство женщин никогда не «перерастают» желание «на людей посмотреть, себя показать», в каком-нибудь заведении общепита. Точнее, не в каком-нибудь, а по возможности, как можно более элитном.

— Ты знаешь, мое желание поблистать в обществе, как твое желание писать стихи — возникает почему-то достаточно редко. Но уж если возникнет… Тогда держитесь все!!! — засмеялась Таня.

— То есть сегодня любимый город может спать спокойно…

— Ну не все, не все… — лукаво улыбнулась Танечка.

— И я почему-то догадываюсь, кому предстоит бессонная ночь.

— Ты иногда бываешь удивительно догадлив.

— Почему только иногда? Я всегда такой. Кстати, давай по дороге хотя бы в магазин заскочим, купим чего-нибудь — отпраздновать встречу.

— У меня дома всё есть.

— Ну неудобно как-то… В гости — без подарка…

— Лучший мой подарочек — это ты.

— А серьезно?

— Я сказала — не надо! — в голосе прорезались металлические нотки.

Похоже, с выводом, что моя подруга не изменилась, я поспешил. Раньше за ней таких командирских замашек не наблюдалось. Ну да ладно… Замнём пока.

— Не надо, так не надо… А кстати, как ты меня нашла?

— Да ты знаешь — случайно. Зашла отправить весточку знакомым по электронной почте, а тут ты.

— А-а-а… — протянул я, напустив разочарованный вид. — А я думал: ты меня искала.

— Вот ещё, — много чести, — фыркнула она, задрав нос, что наверное, должно было означать высшую степень гордости и независимости. Потом посмотрела хитро и добавила:

— Хотя если честно — искала. Но не думала, что ты можешь оказаться здесь. Помнится, мы ёщё в аспирантуре учились, так у тебя уже были и компьютер, и модем. Так что ходить в интернет-кафе вроде бы незачем. Или ты бросил это дело? Кстати, была в институте, — там никто не знает, где ты сейчас, а записную книжку со всеми телефонами я потеряла. По старым знакомым, кого нашла, тоже о тебе никто ни слухом, ни духом. Заходит, говорят, в родную альма-матер иногда, но ни о себе, ни о своей работе, — никогда ничего конкретного, — как шпиён. Ты кстати, не шпиён?

— Вот так я тебе сразу и сказал, — улыбнулся я. — Секретная информация. А рассказывать всё о себе всем подряд… Понимаешь, — чем меньше обо мне знают, тем меньше могут навредить.

— Ну, я то, надеюсь, не все подряд?

— Ты — не все.

— Ну вот и расскажи о себе.

— А что рассказывать-то. Ну, поучился ещё немного в аспирантуре. Бросил. Сейчас в нашей науке, кроме язвы желудка и лысины ничего не заработаешь. Сама знаешь. Хотя, конечно… Я же был и на преподавательской работе. Можно было как все: драть со студентов денежку за зачёты, за экзамены, ну а со студенточек — натурой, благо они сейчас без комплексов, коллег потихоньку подсиживать. В ректоры бы не выбился, конечно. Для этого надо быть или очень большой сволочью, или родственником кому-нибудь из начальства. Хотя, в принципе у этих родственничков моральный облик — тоже далеко не как у строителя коммунизма. Но до замзавкафедрой всё же мог бы дорасти. Вот только, понимаешь, не по мне такая жизнь, атмосфера эта гнилая. Не то, что бы я как раз вот этот самый строитель коммунизма: и деньги брал, и студенток приходовал… Но вот жизнь, как в болоте… И чем дальше, тем больше засасывает. Чувствую, — тупею на глазах. Ещё немного, и стану такой, как все вокруг. А я вот страшно не люблю быть таким как все. Короче, решил попытать счастья в бизнесе. Ну, сначала всё было нормально. Пошли деньги. Не так что бы очень много, но на жизнь хватало. Женился. Дочка родилась. А потом… Знаешь, как это бывает. Не то, что бы одна грандиозная катастрофа, а просто череда маленьких неудач. Ма-аленьких таких. Но много. И одна за другой. И вот я оказался в полной… Ну, в общем, у женщин сейчас это место называют «вторые девяносто»…

— Так ты в женском… этом месте оказался? — улыбнулась Таня.

— Не знаю. Изнутри не видно. В общем, развёлся. Как говорят, семейная лодка разбилась о быт. Сейчас подрабатываю сборкой компьютеров под заказ, мелким ремонтом, установкой программного обеспечения и наладкой сетей. Не бог весть какие деньги, но на жизнь хватает…

Тут наша машина, до того трогавшаяся и останавливавшаяся с плавностью какого-нибудь «Роллс-Ройса», резко затормозила. Меня бросило вперёд. Мелькнула мысль: «Надо было пристегнуться!» Каким-то чудом я успел выбросить перед собой правую руку и упереться в переднее сиденье. Это спасло мой нос от жёсткого соприкосновения с подголовником. Одновременно свободная рука рефлекторно дёрнулась придержать спутницу, — на случай, если она не успеет среагировать так же быстро. Конечно же — она не успела. Так что Танин симпатичный носик я тоже спас. Надо будет не забыть намекнуть, что за этот подвиг мне полагается награда. Водитель вспомнил чью-то мать. Почему-то по-английски. Наверное, любит смотреть дешевые штатовские боевики.

— В чем дело? — спросила Татьяна.

— Да вот, какой-то урод подрезал, — мотнул головой таксист в сторону быстро удаляющегося серебристого «Лексуса» с синими «ментовскими» номерами. — Был бы один — догнал бы, разобрался…

— Ладно, пусть живет… — улыбнулась Таня. Тем более, что мы уже почти приехали.

— Слушаюсь, — то ли в шутку, а то ли на полном серьезе ответил таксист (а кто его поймет, когда он снова натянул на лицо маску флегматичного дворецкого старинного британского рода). Машина снова плавно тронулась, но, не проехав и пятидесяти метров, свернула направо, и, проехав сквозь арку, остановилась во дворе старого пятиэтажного дома у одного из подъездов.

Водитель, не говоря ни слова, мгновенно выскочил из машины, и распахнул дверь с Татьяниной стороны. Таня стала вылазить наружу. Я несколько злорадно созерцал этот процесс: Если на сиденье «Волги» ещё можно царственно опуститься, то царственно подняться с него не удастся и трижды королеве, — можно только вылезти. Даже если тебе подают руку.

Я не стал дожидаться, пока таксист откроет двери и мне, тем более, что эта привилегия ведь может и не распространяться на спутников уважаемой клиентки, и я выглядел бы довольно глупо, ожидая, когда передо мной распахнут дверь. Поэтому машину я покинул самостоятельно.

Огляделся вокруг. Обычный внутренний двор старого дома в «тихом центре». С трех сторон возвышаются стены этого самого дома, а с четвертой стороны, очевидно, располагается соседний двор, отделенный бетонным забором.

Забор, как и большинство заборов в черте города, был кем-то покрыт мазней, которую сейчас принято называть модным словом «граффити». Причем эти «кто-то» явно страдали дальтонизмом и дебилизмом.

Я скривился. От Тани не ускользнуло выражение моего лица, хотя вроде бы она на меня и не смотрела. Видно, недаром говорят: «Если женщина на вас не смотрит, это не значит, что она вас не видит».

— Что это ты так брезгливо поморщился?

Я мотнул головой в сторону забора:

— Да вот, наскальные росписи эти…

— А тебе граффити не нравится? — поинтересовалась Татьяна, проследив за направлением моего взгляда.

— Ты знаешь, где-то я читал, что родоначальником всей этой муры, ну, в смысле — пачканья заборов, был какой-то даун из Америки. Нет, ты представляешь, насколько надо быть тупым, чтобы тебя даже в Штатах — этой всемирно признанной стране дураков, считали дебилом?! Ну так вот, — как самовыражение дебилов, я эти наскальные росписи ещё понимаю, а вот как искусство… Хотя… Считают же некоторые, что «Чёрный квадрат» Малевича — произведение искусства. И причём эти некоторые считаются умными и интеллигентными… А эта гадость на заборе, надо признать, по сравнению с тем же «Чёрным квадратом», так даже не шаг, а просто таки громаднейший прыжок вперёд. Правда, с другой стороны, «нормальные» художники свои произведения пишут в закрытых студиях, куда те, кто не хочет видеть эти картины, не ходят. А потом люди, купившие эти «шедевры», тоже держат их в закрытых галереях. Куда, опять-таки, приходят только люди, желающие приобщиться к искусству, или к тому, что они под искусством понимают. А здесь — нравиться тебе эта мазня, или тебя от нее воротит, — изволь, любуйся. Вообще тут явно прослеживается несовершенство нашего законодательства. За физическое изнасилование, например, предусмотрена уголовная ответственность, а за моральное изнасилование моего эстетического вкуса — нет. Непорядок.

— Да, тебя бы в депутаты. Принял бы статью в уголовном кодексе — «За моральное изнасилование» — … какое там наказание ты предлагаешь? — развеселилась Таня.

— Ну, какое… — задумался я. — По принципу «око за око» — за моральное изнасилование — изнасилование физическое. Тогда, наверное, такой вот пачкотни на заборах поубавилось бы.

— Однако… Ты строг, но справедлив…

— Да, я такой! — я выпятил грудь колесом и надул щеки. Таня больше не могла сдерживать смех…

За этим разговором мы подошли к дому.

Обычный старый дом. По крайней мере, на первый взгляд. Когда-то, ещё до революции, его построил какой-нибудь купец или банкир, в общем — новый русский того старого времени. Потом власть рабочих и крестьян в лучшем случае выперла хозяина за границу, а в худшем… — не будем о грустном. Громадные комнаты разделили фанерными перегородками на узенькие комнатушки, в которых новые жильцы ютились наподобие селёдок в бочке. Новые жильцы постепенно становились старыми и в прямом и в переносном смысле этого слова. Остатки былого великолепия, типа лепнины на потолке или мебельного гарнитура из орехового дерева, работы мастера Гамбса, неумолимо разрушались безжалостным временем. Дом медленно, но уверенно умирал. В планах реконструкции центра города он уже давно был предназначен на снос…

Но вот пришёл девяносто первый год. Наступила контрреволюция, которой так и не дождался старый хозяин дома. И уже другой новый русский купец или банкир расселил жителей коммуналки по квартирам в панельных многоэтажках, снёс перегородки, и сделал в доме капитальный евроремонт, как его тогда понимали. И продал квартиры новым хозяевам.

Прошло еще несколько лет. Те хозяева, что, как говорится, попали в струю, переехали в более удобные и престижные современные дома улучшенной планировки. (Вон один такой как раз стоит через улицу). Ну а те, что попали не в струю, а просто попали (таких, кстати, было гораздо больше), тоже продали своё крутое жильё, и переехали в квартиры попроще. Впрочем, вопреки правилу, что бизнес или растет в гору, или загибается, а среднего состояния нет, в наличии оказались и такие, кто застрял на одном и том же уровне в финансовом, а значит, и в общественном положении, и продолжали жить в своих уже не столь престижных, как на момент покупки, квартирах.

Подъезд тоже ничем не выделялся среди сотен своих собратьев. Металлическая дверь, выкрашенная в серый цвет. В левую створку врезан домофон. В правой — замочная скважина. Враг не пройдёт. Хотя, в принципе — такая дверь может защитить только от бомжей, да и то лишь от самых тупых. Замок обычно запирается кодом из двух цифр, причем код почти во всех замках одинаковый. Да и злоумышленнику ничего не стоит подкараулить какого-нибудь жильца и с деловым видом пройти в подъезд вслед за ним. Так что в принципе преимущество от такой двери одно — чужие в подъезде не гадят. Только свои.

Хотя, похоже, эту дверь я недооценил. Видимо, кнопками она не открывается. Остановившись перед дверью, Таня начала рыться в сумочке, бормоча про себя «Где же эти ключи?». Ох уж, эти женщины! Я, сделав вид, что меня очень заинтересовали астры, растущие на клумбе справа от подъезда, отвернулся и позволил себе улыбнуться одними губами, дабы, не дай Бог, дама случайно не заметила. Не любят дамы, когда они смешно выглядят. А кто любит? А вообще — женская сумочка и «беспорядок» — это синонимы. Так было, так есть, и так будет до скончания веков. Аминь! Хотя — с другой стороны, а как ещё можно запихать такое количество «супернеобходимых» вещей в такой объём? Так что тут надо скорее не посмеяться над женщинами, а посочувствовать им.

Однако я зря улыбался. Ключи были найдены в рекордно короткие сроки — не прошло и минуты, дверь была с их помощью торжественно открыта, и мы вошли в подъезд.

В подъезде я узнал для себя, что и в пятиэтажном доме может быть установлен лифт. Впрочем, если учесть, что в таких домах потолки в два раза выше, чем в современных — ничего удивительного. Здесь пятый этаж находится примерно на высоте девятого — десятого этажа современной многоэтажки. И пока дойдешь до него пешком — упаришься. А дом строился для солидных людей — дореволюционных олигархов. Им упариваться не полагалось.

Но радовался я наличию самодвижущегося средства доставки нас с Таней на нужный этаж недолго. До тех пор, пока не обратил внимание на болтающуюся на ручке двери лифта табличку «Лифт не работает». Так что добираться до Танечкиного жилища нам пришлось пешком. Квартира, как выяснилось, располагалась на третьем этаже. То есть — если принимать во внимание мои рассуждения об удвоенной по сравнению с современными квартирами высоте комнат этого дома, мы поднялись на «современный» шестой этаж. И потому совсем неудивительно, что немного запыхались.

Тот, кто когда-нибудь имел возможность лицезреть девушку с третьим размером груди сразу после того, как она поднялась пешком на шестой этаж, несомненно, поймет ощущения, охватившие меня, когда я взглянул на Таню, остановившуюся перед дверью своей квартиры перевести дыхание.

— Ты знаешь, я не жалею, что лифт поломан. Стоило подняться по лестнице пешком, чтобы увидеть такое зрелище, — заявил я, бесстыдно глазея на развернувшееся передо мной действо, которое обычно описывается словами «Волны на картине Айвазовского».

— Да? А мне казалось, что ты это зрелище видел уже неоднократно, — с хитринкой в глазах взглянула на меня собеседница.

— Никогда не устану любоваться, — тут же отозвался я. И вообще: Мудрые… — я назидательно поднял вверх указательный палец. — Точнее, очень мудрые люди говорят, что бесконечно долго можно смотреть на две вещи. И к огню и воде они не имеют никакого отношения.

— Так это теперь называется «мудрость», — улыбнулась Таня. Раньше, если мне не изменяет память, это называлось как-то по другому.

— Не знаю. По-моему — вполне мудрое наблюдение. И, что самое главное — правильное.

— Извини, вынуждена прервать твою медитацию. Пойдем в квартиру.

— Вот так всегда, — горько вздохнул я, и вошел вслед за хозяйкой сквозь открытую металлическую входную дверь — тоже вполне стандартную. Разувшись в коридоре, по которому можно было кататься на велосипеде, мы прошли дальше, собственно в апартаменты.

Внутри квартира оказалась отнюдь не стандартной. Это как раз были апартаменты в прямом смысле этого слова, безо всяких преувеличений и иронии. Дорогая отделка и не менее дорогая мебель были подобраны с большим вкусом, что встречается не так уж часто даже в богатых домах. По крайней мере, в бывшем СССР. В остальном мире есть такое понятие, как «старые деньги». Это семьи, разбогатевшие много десятков лет, а то и много веков назад. Отпрыски этих богатых семей заканчивают престижные учебные заведения и постоянно вращаются в кругу себе подобных. Безупречный вкус передается от поколения к поколению. Наши же новоявленные нувориши наличием эстетического вкуса обычно не страдают. И то, как построены и обставлены их хоромы, обычно сильно зависит от вкуса проектировавшего их дизайнера, и от того, насколько часто заказчик вмешивался в творческий процесс. Но тут было совсем другое дело. Смотришь — и просто душа отдыхает. Вот так в моём представлении и должен выглядеть Дом. Именно так — Дом с большой буквы. Где отдыхаешь душой и телом, куда хочется возвращаться снова и снова, где бы ты ни был.

Оглядевшись, я выдал свою оценку увиденному:

— Недурственно. Квартиру сняла или у знакомых остановилась?

— Купила, — с некоторым вызовом в голосе ответила Таня, наблюдая при этом, какое впечатление произведёт на меня такое заявление.

— Широко живёшь, — с улыбкой ответил я. Прыгать до потолка от неожиданности — не в моем стиле.

— Не то что бы очень широко, но… — не жмёт.

— Источник доходов раскроешь? Или секрет? — поинтересовался я.

— Да так… Работаю в одной конторе… Потом расскажу. Сейчас не хочется о делах. Кстати, там и для тебя есть возможность подзаработать немного. Если, конечно, есть желание.

— Желание заработать у меня никогда не пропадало. Главное, чтобы размер оплаты соответствовал объёму проделанной работы. А то это часто не совпадает, — улыбнулся я.

— Хорошо. Чуть позже поговорим, а там уж ты сам решай, — Таня указала мне на композицию из двух кресел и низкого столика, стоявшую в углу гостиной.

— Я на кухню. Посиди тут пока, отдохни.

— Может, тебе помочь?

— Спасибо, не надо. Я сама. А ты можешь пока посмотреть телевизор.

— Нет, тоже спасибо. Не хочу. У меня что-то последнее время телевизорофобия.

— Это как это? — заинтересовалась Татьяна.

— Да вот так. Как увижу включенный телевизор — тошнить начинает. Раньше только от рекламы тошнило, потом стало и от всех этих ток-шоу… А их сейчас развелось, как собак нерезаных, и притом одно пошлее и тупее другого, как будто конкурс у них какой на самую пошлую и тупую передачу. Ну а потом ещё и от сериалов стало выворачивать наизнанку. В общем, — болезнь прогрессирует. Причём от… как бы это вежливо назвать… Вот! — современной отечественной кинопродукции только тошнит, а от большинства западных киношедевров, — особенно американских — так вообще в буйство впадаю: так и хочется телевизор разбить!

— И с чего бы это у тебя?

— Да сам не знаю. Или умнею с годами, или совсем наоборот, — старческий маразм начинается. Помню, когда служил в армии, только-только видеомагнитофоны появились. Нам в часть привозили видак с телевизором, сдирали, конечно, по два рубля с носа за сеанс — так все балдели и от «Коммандо», и от «Чужих». И мне нравилось. А теперь посмотришь эту фигню, — думаешь: «Господи, какая муть!». Наверное, это у меня всё-таки маразм, потому что вокруг народ визжит от восторга и от ток-шоу, и от сериалов. А отклонение от общей нормы — это болезнь. Короче, давай не будем включать телевизор, я посижу спокойно в тишине, идёт?

— Идёт. А насчёт тишины… Может, музыку включить?

— Музыку можно. Только не радио, — там сейчас тоже через каждые три минуты реклама на полчаса, а из оставшегося эфирного времени большую часть занимает диалог тупых диджеев с ещё более тупыми радиослушателями.

— Хорошо. Поставлю компакт. Классику хочешь?

— Да не то, что бы очень… Но какой-нибудь не очень громкий фортепьянный концерт…

— Поищем… — с этими словами Таня начала рыться в коробках с компакт-дисками. — Это не то… Это тоже не годиться… Ага! Вот! — и, вставив диск в проигрыватель, удалилась в направлении кухни.

Я же отправился в указанный мне хозяйкой угол. Кресло оказалось неожиданно мягким. Я к таким не привык, и потому фактически упал в него, не рассчитав посадку. В это время из колонок полилась тихая фортепьянная музыка. В совокупности с окружающим меня уютом она создавала усыпляющий эффект. Я позволил себе немного расслабиться, зная, что это ненадолго. С Таней расслабиться обычно получалось, только предварительно вымотавшись до упора… Но меня такой порядок вполне устраивал.

Не прошло и пяти минут, как хозяйка снова появилась в гостиной. В руках она держала поднос, на котором стояла бутылка дорогого вина, два хрустальных бокала, и тарелочка с бисквитами.

Поднос был торжественно водружен на столик. Причем в процессе водружения подноса Тане, естественно, пришлось довольно низко наклониться. При этом, естественно, её сочные груди чуть не вывалились из и так с трудом удерживающего их топика.

Зная женщин вообще, и мою милую Танечку в частности, можно было предположить, что «форма одежды» верхней части тела сегодня изначально выбиралась с расчетом на этот момент. Это я сейчас, глядя на ЭТО, ещё способен что-то предполагать, а лет шесть назад мозговая активность от такого зрелища у меня вырубилась бы напрочь.

Доставив спиртное и закуску, гостеприимная хозяюшка устроилась в кресле напротив, не забыв при этом закинуть одну ножку на другую. Строго говоря, кресло, в которое она опустилась, стояло не напротив моего, а чуть левее. Надо полагать, чтобы столик не закрывал вид на её очаровательные нижние конечности.

Я поинтересовался у хитрой чертовки:

— Это ты принесла мне бокал, чтобы я из него пил, или чтобы у меня при виде тебя слюнки на пол не капали?

— Можешь использовать по своему усмотрению, — улыбнулась Таня. — Но вино все же рекомендую попробовать.

— Так и сделаю, — я взялся за штопор.

— А на потом — сладкое. Я там чайник поставила на медленный огонь.

Я напустил на себя разочарованный вид, и грустно протянул:

— У-у-у… А я думал — «на сладкое» будет что-то другое. Кстати, у нас, наверное, единственная страна в мире, где после вина пьют чай.

— «Другое» тоже будет, — многообещающе улыбнулась мне Татьяна. — Но чуть позже. А страна… Нет, не единственная. Ещё такие есть.

Разлив вино по бокалам, я подал один из них даме, а другой взял себе.

— Ну что: За встречу?

— За встречу.

Мы оба пригубили из бокалов. Хорошее вино не принято пить залпом. Да и самому не хочется. Хочется растянуть наслаждение. Вино, кстати, действительно оказалось очень хорошим. Я за свою жизнь пил разные вина, в том числе и дорогие — но такого ещё не пробовал.

Некоторое время мы с Таней молчали, наслаждаясь вкусом этого напитка богов, но затем я прервал затянувшуюся паузу, предложив собеседнице рассказать что-нибудь о своей жизни за то время, что мы не виделись.

Она кивнула головой, еще немного помолчала, собираясь с мыслями, и начала свой рассказ:

— У меня история чем-то похожа на твою. Поработала в институте, — поняла, что жить на эту зарплату нельзя. Знаешь, были даже серьезные размышления на тему, а не пойти ли в содержанки? Не смотри меня так. Вообще говорят: «замужество — высшая форма проституции». Так что содержанка по любому меньше проститутка, чем жена.

— Хм… Это женская логика?

— Содержанка, по крайней мере, в отличие от жены не врёт, что она со своим мужчиной по любви…

— Ладно… Ладно… Успокойся.

— Да я спокойна. В общем, решила, что на роль содержанки ещё не созрела. Но из института ушла. Пробовала работать то там, то там. Даже в «Макдоналдсе» поработала немного. Кстати, ты знаешь, что в мире гораздо больше людей знакомы с символом «Макдональдса», (Ну, эта стилизованная под арку буква «М»), чем, например, с христианским крестом?

— Нет, первый раз слышу.

— Так вот «Макдоналдс» — извини за резкое выражение, — это абсолютная жопа. Не смотри на меня так, — я знаю, что ты любишь девушек культурных. Я в принципе как раз такая и есть. Ну почти такая. Но тут, понимаешь, — сдержаться не могу. Вспомню, как я там работала — всю аж передёргивает. Представляешь — слежка ежеминутная. Что бы ты ни делал, где бы не был, — только что не в туалете, — за тобой наблюдают все твои так называемые «сослуживцы»: менеджер, коллеги, которые хотят получить «плюс». Там есть такая фигня — контрольные листы наблюдения, — их менеджеры заполняют, вот туда и ставят «плюсы» и «минусы». Такая вот арифметика. В конце дня выставляют оценку. Отличников поощряют — выдают «мак-баксы», на которые в «мак-шопе» можно купить сувениры с «мак-символикой». Прикинь, какое счастье: за свои старания еще ходи да рекламируй их, носи всю эту дребедень! А какие там поздравления с днем рождения! Возле твоего имени на доске персонала, как в концлагере, ставят порядковый номер. Зарплата была, — как у всех начинающих — где-то полторы сотни баксов в месяц. Но это если не оштрафуют за что-нибудь. Так что из кожи вон лезла, да еще на глазах не только посетителей, но и «наблюдателей с тыла». Рабочая атмосфера там — ни в коем разе не коммунизм. Каждый сам за себя. Закон джунглей. И все зависят от начальства, от того, что о них скажут и подумают «наверху»…

Поначалу чувствовала себя винтиком этой системы, унижение какое-то глубокое. Но потом начала как-то привыкать, и обращение по номерам уже стало казаться чем-то таким интимным. В общем, б-р-р, извращение какое-то. Но самое странное, что людей там держит эта идеология. Хочется быть лучшим винтиком и «ввинтиться» прочнее других. Внешне все демократично. Все обращаются друг к другу на «ты», у начальства нет отчества и дверей в кабинетах. Любой начальник запросто может встать за прилавок. Менеджеры это называют «припасть к истокам». Припадают не реже, чем раз в год. Ну это фарисейство, конечно. На высшем уровне. Ничего личного там не остается: стандартная улыбка, стандартная жратва. Многие впадают в депрессию. Кто не курил — начинают курить. В обед жуют свои же гамбургеры, перерыв полчаса — и по новой.

В общем, почувствовала, что потихоньку схожу с ума. И решила бросить всё это и бежать куда глаза глядят.

Ты же помнишь, — у меня была подруга в Германии, — в Ганновере. Я ещё ездила к ней в гости по приглашению.

— Как же, помню. Ты ещё после поездки всё тамошними туалетами восхищалась. Помню, как щас: «Ходили мы в музей Гёте, — там такой туалет!»

— Злой ты! — насупилась Таня. — Музеев я и тут насмотрелась, а туалетов таких у нас тогда не было. Да и сейчас мало. А культура, между прочим, по-моему, не в музеях проявляется, куда что у нас, что у них единицы ходят, да и то большая часть не потому, что хотят приобщиться к прекрасному, а просто потому что так принято, да и престижно, а как раз именно в общественных туалетах, куда все мы, грешные, хоть раз в день да заскочим. Вот там и видно сразу, где культурный народ, а где…

— Спокойно… Спокойно… Понял… Мне в армии старшина тоже постоянно твердил: «Сапоги — лицо солдата». Так что в таком ключе я вполне готов вместе с тобой рассматривать туалет как зеркало культуры нации, — в очередной раз улыбнулся я. — А насчёт порядкового номера в «Макдональдсе»… Не переживай особо. Сама знаешь — это сейчас везде. Мы все, как в концлагере: взять хоть код, присвоенный налоговиками, например… По сути ведь — тот же лагерный номер. Причём, иметь код или не иметь — абсолютно свободный выбор. Хочешь, как человек, отзываться на имя и фамилию, а не на номер, — на здоровье. Только не обессудь — официально на работу тебя не оформят. Можешь складывать ручки и помирать или переходить на подножный корм. Вот тебе и вся хвалёная Западная Демократия. Слава богу, что хоть на руке этот сраный код вытатуировывать пока не заставляют. Хотя… Штука в принципе удобная. Для тотального контроля…

Ладно, что-то я отвлёкся… Остапа понесло…

Ну и что дальше? Рассказывай…

— Дальше… Дала объявление в Интернет. Ну, — как обычно: мол, самая обаятельная, привлекательная и вся такая из себя ищет спутника жизни из Свободной Западной страны. Выбрала среди претендентов на руку и сердце не самого страшного и не самого бедного… Сделал он мне приглашение, собрала я вещички, и вперёд — на Запад.

— Ну в общем, я так понял — это развитие твоей первоначальной идеи про содержанку.

Таня вздохнула.

— Да нет, тут я пала ниже. Чистой воды брак по расчету. Хотя в общем и целом ты прав — принципиальной разницы между женой «по расчету» и содержанкой нет, а если и есть — то невооруженным глазом ее не разглядеть…

В это время на кухне засвистел чайник.

— Пойду выключу, — Таня вскочила с кресла, и с убежала на кухню. Когда свист прекратился, послышался её голос:

— Чай пить сейчас будем, или потом?

— Потом. Пусть постоит немного. Вино уж больно хорошее. Такого я ещё не пил. Да и по второй надо обязательно, чтобы на одной ноге не прыгать!.. — крикнул я куда-то в направлении, куда убежала хозяйка.

— Такого чая ты тожё не пил, — заявила Таня, выходя из кухни. — Ну, ладно — ещё успеешь. Вино так вино.

С этими словами моя визави вновь опустилась в кресло, а я принялся наполнять бокалы по новой…

— Ну, что, теперь за хозяйку? — спросил я, взяв в руки полный бокал.

— За неё, любимую, — улыбнулась Танечка.

Мы чокнулись, и процесс винопития, прерванный вскипевшим чайником, продолжился вновь.

— Чему улыбаемся? — поинтересовалась Таня, взглянув на меня.

— Да так. Вот, подумал, есть чайная церемония, а у нас какая-то винная церемония получается.

Татьяна снова улыбнулась:

— Это ты чайной церемонии не видел. Там всё так сложно, что даже я сразу не всё запомнила. Кстати, а почему ты не спрашиваешь, что со мной стало дальше? Тебе не интересно?

«Ох уж мне эта женская логика. И какая связь между чайной церемонией, и Таниной дальнейшей жизнью?» — подумал я, а вслух сказал:

— Знаешь, жизнь меня научила не лезть без спросу в чужую душу. Все, что ты захочешь рассказать, ты расскажешь сама. А что не захочешь — оставь при себе. Это только твое…

Таня помолчала немного, и продолжила рассказ.

— Вышла я замуж, как и планировала… А дальше… В общем, супруг оказался козлом. К счастью, он вскоре умер. И я стала свободной женщиной. Богатой свободной женщиной…

— Ну и как это? Быть богатой и свободной?

— Ты знаешь… На любителя. То есть богатой быть хорошо. А свободной…

— Хм… Не думал, что ты предпочла бы быть рабыней.

— Да нет. Вот уж рабыней я бы быть не хотела. Хотя… Ты знаешь, я думаю, что у каждой настоящей женщины, будь она трижды заслуженная бизнесвумен и четырежды феминистка, бывают в жизни моменты, когда она мечтает стать рабыней у мужчины своей мечты. Или хотя бы просто почувствовать себя при нём слабой женщиной.

— Да? А как же лесбиянки? — усмехнулся я.

— Лесбиянки не женщины, — категорично отрезала Таня. По крайней мере не настоящие. Так же, как и голубые не мужчины.

— Гм… А бисексуалы? И бисексуалки? Только не говори, что ты никогда с женщиной не пробовала…

— Ты знаешь, не пробовала. Честно-честно. А вот мысли такие были. И не раз. Тоже честно… Так что есть только один способ проверить, женщина я, или нет, — лукаво улыбнулась Таня, откинув рукой со лба непослушный локон. Пойдем, я тебе что-то покажу, — и, поднявшись с кресла, направилась к одной из дверей. При этом, вставая, снова наклонилась вперёд, и на пару секунд продемонстрировала мне свою великолепную грудь. Я с некоторым сожалением поставил бокал обратно на столик, и отправился вслед за ней. В смысле, за Татьяной, а не за её грудью. Хотя, и за грудью тоже… И ещё за той частью тела, которой она ко мне повернулась… В общем, пока я дошел до двери, мои сожаления о недопитом вине (А что?! Мы ещё «за милых дам» не пили), были забыты.

За дверями, любезно распахнутыми передо мной гостеприимной хозяйкой, оказалась расположена спальня. Даже нет — не так. За дверями оказалась расположена Спальня. С Большой Буквы «С». Думаю, если убрать из комнаты кровать, то здесь можно бы было проводить матчи по мини-футболу. Вот только как её убрать? Здоровенное лежбище занимало чуть ли не полкомнаты. Его можно было внести или вынести, только разобрав на мелкие запчасти. Ну, это-то не проблема. С любой двуспальной кроватью та же морока. Хотя обычно даже двуспальные кровати всё же, мягко говоря, немного поменьше. Но вот достать где-то и затащить сюда огромный матрас… Это действительно нечто. На этом матраце одновременно смогла бы заниматься сексом та же команда по мини-футболу. Причем не друг с другом, а с подругами.

Впрочем, ОЧЕНЬ большой кроватью меня удивить было трудно. Но вот громадный балдахин, висевший над ней… Нет, сказать, что это — некрасиво, было нельзя ни в коем разе. Наоборот, сотканный из чего-то кисейного и кружевного, колышущийся при малейшем дуновении воздуха балдахин придавал обстановке лёгкость и воздушность. Казалось, что кровать — это корабль, который плывет куда-то под парусами. А когда эта кровать ещё и качаться начнёт… Кстати, по-моему, уже скоро. Гм…

— Ну как? — с улыбкой спросила Таня. — Что-то у тебя вид какой-то…

— Какой? — заинтересовался я.

— Ну-у… Какой-то не такой. Впечатлён?

Я напустил на себя вид побезразличнее (мол, нас этим не проймешь, мы такое каждый день видим), и ещё раз с придирчивым видом осмотрел комнату.

— Комната как комната. Кровать симпатичная. Но вот… Балдахин?

— А в чём дело? Я не поняла! — Я, может, с детства о кровати с балдахином мечтала… — стала напирать на меня грудью Таня. А в глазах смешинки. Понимает, зараза, что если не поразила, то хотя бы удивила.

Не в моих привычках отступать, тем более от таких сокровищ, поэтому в результате этих маневров упругая грудь красавицы оказалась плотно прижата к моей. Наши лица сблизились, и вот уже наши губы соприкоснулись, и слились в поцелуе. Таня обхватила меня за шею, я же сначала приобнял её за талию, а потом опустил руки немного пониже… Поцелуй получился долгим. За это время наши губы и языки успели познакомиться друг с другом очень плотно, а мои руки при этом провели сеанс массажа верхней задней части Таниных нижних конечностей. После того, как поцелуй закончился, я отстранился немного, и слегка провел ладонью по её часто вздымающейся груди. Ну, если быть точным, не то, чтобы провел, а немного помассировал. Таня довольно прикрыла глаза, и задышала чаще. Грудь у неё всегда была самой эрогенной зоной. Я снова взял девушку за талию, и начал аккуратно подталкивать к постели, при этом целуя её в шею, в губы, в лицо… И не забывая покусывать за мочку уха.

Мы уже почти добрались до кровати, как вдруг эта чертовка коварно выскользнула из моих рук, и резво отпрыгнула в сторону.

— Сначала в ванну, — заявила она тоном, не допускающим возражений.

Во, блин, женщины! Сначала возбудят до упора, а потом посылают… В ванну…

— М-дя… А я-то думал: «И неотвратимо под ритмы латино срываем одежды…», — разочарованно проговорил я.

— Успеем ещё… — рассмеялась Таня. Вот зараза! Издевается! Главное, и самой же хочется — я же вижу! Но вот подразниться надо обязательно. Иначе не она будет. Да ещё этот её «пунктик» о чистоте… Нет, я против чистоты ничего не имею, но не в такой же момент! Тем более, утром мылся…

— В ванну, так в ванну… — пробурчал я, поворачиваясь к двери, и с надеждой добавил: — Ты со мной?

— Дорогу покажу, — улыбнулась чертовка. А там уж ты как-нибудь сам…

— Ну вот, всегда сам… — тяжело вздохнул я, и направился к двери, на которой, как я заметил ещё в прихожей, висела табличка с «девочкой под душем».

— Вот-вот. Правильной дорогой идешь… — послышался из-за спины весёлый голос гостеприимной хозяйки. — Халат там на вешалке висит, а тапочки под ней. Надеюсь, найдешь.

Ванная комната впечатляла так же, как и остальные комнаты этой квартирки. Конечно, по размерам ей до спальни было далеко, но здоровенная ванна с джакузи, приткнутая в уголке, казалась здесь не такой уж и большой. Это при том, что, например, в мою ванную комнату она бы просто не влезла. А душевая кабина в другом углу была вообще почти не заметна. Стиральной машины, занимающей обычно в любой ванной комнате почетное место, нигде не было видно. Или хозяйка стиркой не занимается (А что? Хозяйка ТАКОЙ квартиры вполне может позволит себе не заниматься постирушкой), или же у неё для этого есть отдельное помещение. Тоже вариант. Сама ванная комната была отделана под древнюю Грецию: плиты под мрамор, псевдоколонны под малахит, орнамент на стенах… Ну, что сказать — получилось вполне гламурненько. Вот только что-то не припоминаю, были ли в древней Греции джакузи с прозрачной боковой стенкой?

Я разделся, и нерешительно подошел к навороченной ванной. Вот как-то не сложилось у меня по жизни с джакузями… Ни в чём более крутом, чем обычная эмалированная ванна, мыться не доводилось. А тут: куча крантиков, кнопочек, лампочек… Просто космический корабль какой-то. Нажмешь чего-нибудь не то, а оно возьмёт, и взлетит… Или зальёт соседей снизу.

В общем, посмотрел я, посмотрел на всё это обилие ручечек и кнопочек, плюнул, и пошлёпал в душевую кабину. Уж по крайней мере с этим чудом техники у меня проблем возникнуть не должно.

Из душевой я вылез чистый, распаренный, красный, и сияющий, как новый пятак. Халат, снятый с вешалки, оказался немного великоват, тапочки тоже. И то, и другое было только что из магазина, и ещё не разу не надевалось. Я посмотрел на себя в зеркало. М-дя… Барин приехал… Ещё сеточку на волосы для полного антуража. Надо же… Первый раз в жизни надел халат. Дома как-то всегда вполне нормально обходился старой футболкой и не менее старыми спортивными штанами.

Интересно, кстати, чего этот халат тут делает… Вроде, Таня говорила, что меня искала. Тогда, по идее, сие облачение ожидало здесь меня… Но, если смотреть на вещи более реально: одинокая молодая симпатичная женщина… Почему бы ей не держать дома одноразовые халаты для одноразовых мужчин, которых она сюда приводит? Так, хватит. Я что, думать сюда пришёл, или совсем по другим делам? Пора в бой.

С этими мыслями я решительно распахнул двери ванной, и направился в спальню. Таня сидела в одном из уютных кресел, которые в спальне тоже имелись, аж в количестве трех штук, просто рядом с кроватью они как-то терялись, и со скучающим видом просматривала какой-то журнальчик.

— А вот и я! — радостно заявил я с порога. Готов к употреблению.

— А я нет! — поспешила охладить мой пыл Таня. Теперь моя очередь идти в ванную, — и, поднявшись с кресла, направилась к двери. Надо же! Два облома за вечер! Я отомстю, и мстя моя будет жестокой!

— А чего ж со мной не пошла? Могли бы и вместе помыться. В смысле — раздельно — ты в ванной, а я в душевой.

— Ага! — усмехнулась Татьяна, обернувшись. — Так бы ты там в душевой и удержался. До спальни бы точно не дождался.

Я открыл было рот, чтобы высказаться в том плане, что в ванной у нас тоже бы всё получилось совсем неплохо, но Таня уже скрылась за дверью. Ничего не оставалось, как залезть на кровать, и ожидать возвращения гнусной провокаторши. Так что я улёгся на постель, и, положив под спину высокие подушки, стал измышлять коварную, злобную, и изощрённую месть. Точнее, правильнее было сказать не «улегся», а «возлёг». Это на обычную кровать можно «улечься», а на эту — только «возлечь», и никак не иначе. Чувствуешь себя эдаким римским патрицием, или, на худой конец, просто Рокфеллером. Да, действительно — просто и со вкусом. Первое, что мне пришло в голову в плане мести — это немедленно заснуть, и не просыпаться до утра. Немного поразмыслив, этот вариант я отверг. Во-первых, спать не хотелось. Хотелось совсем другого. Во вторых, жалко девочку. Ну, повыпендривалась немного… Почему бы один раз ей это и не позволить? Так что я решил сменить наказание на более мягкое, и просто за… любить подругу до полусмерти. Хотя, скорее всего, именно этого она от меня и ожидает.

В общем, к моменту появления искусительницы я уже определился со способом мести. Таня появилась в дверном проёме облачённая в халат, так же, как и я. А я-то грешным делом думал, что после ванной она одеваться уже не будет — какой смысл, если всё равно всё сразу снимать. Но проказница не упустила и этого случая меня немного обломать. Я ожидал появления обнаженной натуры, а эта натура (весьма вредная, надо сказать), появилась закутанная в халат от пяток до головы. К моему облегчению, садистка не стала долго любоваться выражением разочарования на моём лице, а, подойдя к кровати, быстренько развязала пояс и, выражаясь поэтическим языком, сбросила с себя одежды. Совсем другое дело! Картина «Венера, вышедшая из ванной». Скинув халат на пол, Венера деловито полезла на кровать, даже не дав мне полюбоваться своим вполне достойным телом. А любоваться, между прочим, было чем. Но получить эстетическое удовольствие мне не дали, сразу перейдя к удовольствию физическому. Добравшись наконец до середины кровати, где я «возлегал», красавица сразу уселась на меня сверху. Её роскошные груди с большими темными набухшими сосками оказались прямо у меня перед глазами, и тут уж я окончательно забыл про всякие глупости типа эстетического наслаждения.

Поласкав немного губами левый сосок (который ближе к сердцу), я перешел к правому, чтобы ему тоже не было обидно. Из приоткрытых Танечкиных губ вырвался стон. Пока я тесно общался с грудями подруги, она возилась с моим халатом, на предмет снять его с меня. И зачем, интересно, было заставлять его одевать? Неисповедимы пути женских мыслей… Наконец мешающийся халат был с меня стянут. Я прижал разгоряченное тело жаждущей любви женщины к себе, и перекатился вместе с ней по постели так, что теперь она оказалась подо мной.

Начнём с классики…

Я расслаблено лежал на кровати и бездумно пялился в потолок. Точнее, не в потолок, а на балдахин. На невесомой полупрозрачной ткани весело плясали солнечные зайчики, нахально проникшие в помещение сквозь щель между не до конца запахнутыми тяжёлыми портьерами на окнах. Из-за приоткрытой двери раздавалось мерное тиканье. Ну да, я ещё вчера обратил внимание на стоящие в зале здоровенные напольные часы, выполненные толи в стиле «ампир», толи в ещё каком… Человек я в этом отношении тёмный. Кроме «ампир» и «барокко», других стилей не знаю, но кажется, «барокко» применяется только к зданиям… А может, и не только… Не важно. В общем, красивые часы.

Почему-то мне вспомнился дом моей покойной бабушки. В детстве я часто приезжал к ней в гости с ночёвкой. У неё тоже всё было вот так же чистенько, аккуратненько, тихо, и в тишине мерно тикали старые ходики… И когда я утром просыпался, мне было хорошо, спокойно, все мелкие детские неприятности отступали на второй план, потом на третий, а потом пропадали совсем…

Я прикрыл глаза, и сразу же будто бы снова очутился в далёком детстве… Бабушкина комната: Кровать, диван, старый шифоньер, стол, обязательный сервант с чашечками, рюмочками и прочими финтифлюшками, старый чёрно-белый телевизор на тумбочке, фикус… Я раскрыл глаза. Интересно, а здесь есть фикус? Вчера вроде видел какую-то зелень в горшках, но какую именно — внимания не обратил. Не до того было…

Фикуса в спальне не оказалось. Оказались орхидеи. Орхидеи — тоже хорошо. Особенно дикие… Особенно некоторые экземпляры… Я покосился на лежащую рядом Спящую Красавицу.

Таня, почти весь не такой уж большой остаток времени между окончанием бурной ночи и наступлением утра пролежавшая, положив голову мне на грудь, и закинув на меня ногу, сейчас откинулась на спину и тихонько сопела во сне. Одеяло с неё, естественно, сползло, и я имел возможность ещё раз рассмотреть во всём великолепии эти роскошные груди, которые, надо отметить, прекрасно смотрелись даже в таком положении, что наблюдается далеко не у всех женщин. Вспомнилось:

Видимо, девушке снилось что-то хорошее: по её приоткрытым губам блуждала легкая улыбка. На мгновенье я задумался над вопросом: «А не разбудить ли её сейчас поцелуем в эти спелые губы, не продлить ли ещё немного эту великолепную ночь?» Моё второе «Я» тут же проголосовало за эту идею поднятием… Ну, в общем, поднятием… Но мой трезвый рассудок и элементарная жалость задавили этот порыв, хотя, надо признать, и с большим трудом. Надо всё-таки не только о себе думать. Как девушка сегодня ходить будет? Хотя… А может, ей не надо сегодня никуда ходить? Ладно, проснётся — поинтересуюсь. А там уж будем действовать по обстановке. С этими мыслями я снова откинулся на подушку. Солнечные зайчики всё так же продолжали гоняться друг за другом по пологу, а часы в соседней комнате бесстрастно отмеряли мгновение за мгновением. Я прислушался к своим внутренним ощущениям: Кроме вполне понятной усталости, на меня снизошли спокойствие и умиротворенность. Вообще так бывает очень редко. Обычно даже во время отдыха повседневные заботы не отпускают, давят на сознание, и не дают полностью расслабиться. А здесь… Полная расслабуха.

Так я и предавался релаксации, пока рядом наконец-то не заворочалась Танечка. Открыв глаза, она сладко потянулась, прогнувшись всем телом, как большая гибкая кошка. При этом её груди призывно колыхнулись. Кстати, загорелые. Или в солярий ходила, или где-то топлесс загорала. Я рефлекторно сглотнул, и произнёс:

— С добрым утром, соня! Я уж тут извёлся весь. Думаю, будить тебя, или дать ещё поспать…

— Я не Соня, я Таня, — притворно обиделась девушка. И не надо меня будить, я сама проснулась. Сейчас быстренько умываться и завтракать.

Я решил проявить эрудицию и джентльменские манеры:

— Слушай, вот читал когда-то в умных книжках, что утром после бурной мужчина должен не нежиться рядом со своей дамой, а быстро вскочить, сгонять на кухню, и изобразить этой самой даме чашечку кофе в постель.

— Ну, с одной стороны — приятно, когда утром оказывается, что твой мужчина ко всем своим прочим выдающимся достоинствам еще и галантный кавалер… Но с другой стороны, — если мужчина утром еще способен что-то сделать — может, это означает, что он не полностью выложился ночью? — хитро покосилась на меня Татьяна.

— Так я готов продолжить… — потянулся я к обольстительнице. Она моментально откатилась на дальний край кровати.

— Нет. Ночь кончилась. Пора вставать. Нас ждут великие дела, — полушутливым, но строгим тоном (и как это у неё получается?) заявила Танечка. И погрозила мне пальчиком: — Но я запомню, что этой ночью ты работал вполсилы.

— Это какие же дела, если не секрет? — поинтересовался я.

— Вот за чашкой кофе и поговорим. Только вот готовить кофе я буду сама. Ты всё равно не знаешь, где там у меня что на кухне лежит. Так что лежи пока, отдыхай, — с этими словами Таня поднялась с кровати, и, подойдя к окну, рывком распахнула шторы. В комнату хлынул солнечный свет, окутывая её тело золотистым ореолом. Богиня!

— Ну как? — поинтересовалась Танечка, поворачиваясь к окну задом, а ко мне передом. Гм… Я то, наивный, думал, что она просто шторы распахнула. А она, оказывается, решила ещё раз мне себя эффектно продемонстрировать.

— Ну-у-у… — я оценивающе окинул взглядом окутанную светом фигурку. — Я вчера соврал, что ты совсем не изменилась. Точнее не соврал, а ошибся в оценке. Ты стала сексуальнее.

— Ну и как ты к этому отнёсся?

— Честно? — поскреб я подбородок. — Настороженно.

— Это почему ещё? — заинтересованно спросила она, поворачиваясь в профиль и потягиваясь. Тонкий расчёт. На фоне окна силуэт выглядел чертовски соблазнительно…

Я проглотил слюну.

— Ну, не знаю… Сложно объяснить. Конечно, мужчина хочет нравиться женщинам, женщина хочет нравиться мужчинам… Но сексуальность — что-то искусственное, по моему, что-ли… В общем, я тут запутался вообще… Короче, не знаю толком, почему, но отношение к сексуальной внешности у меня настороженное. Вот, — закончил я свои бессвязные объяснения.

— Где ж ты увидел у меня искусственную сексуальность? — удивилась Таня. — У меня всё естественное, — она с улыбкой приподняла ладонями свои тяжелые груди изумительной формы, и, засмеявшись, добавила: — И вообще: Не строй из себя монаха, я помню, что ты ночью вытворял.

— Я поднял руки вверх.

— Сдаюсь! Ты спросила — я ответил. Честно. Хотя, согласен, и невнятно. Более подробного объяснения ты всё равно из меня и под пытками не вытянешь, потому что его у меня нет.

— Ладно. Тогда я пошла готовить кофе, — заявила Танечка, и направилась к приоткрытой двери, не упустив при этом очередной шанс продемонстрировать мне свое тело. На этот раз с тыльной стороны. Тоже вполне… Вполне… Я же, подавив в себе вполне естественный порыв рвануть за ней следом, остался лежать на кровати. Однако лежать уже не хотелось. Потому я, немного поворочавшись, встал, натянул халат, и подошел к окну. За окном сквозь редеющие уже золотые листья растущей рядом с домом березы открывался вид на утренний город. Вблизи в основном были видны только крыши домов, таких же старых, как и этот, но, в отличие от него, возведенных на склоне холма, а не на его вершине. Вдали, полурастаявшие в голубой дымке, высились современные многоэтажки. Я выбил пальцами барабанную дробь по стеклу. «Мне нравится смотреть на город из твоего окна…». Как раз про этот случай. Я вообще люблю высоту, люблю вид, открывающийся с высоты…

Но предаваться созерцанию — не время. Пора, однако, идти умываться и приводить себя в порядок… А то к утреннему кофе я выйду в виде огородного пугала. М-дя… Пребывание рядом с красивой женщиной обязывает… Так что я, хоть и с сожалением, оторвался от пейзажа за окном, и направился в ванную. С кухни слышались звуки переставляемой посуды и обрывки какой-то мелодии, которую Таня мурлыкала себе под нос. Это хорошо… Хорошее настроение женщины после совместно проведённой ночи — лучшая похвала мужчине, с которым эта ночь была проведена. Так что и моё настроение поднялось ещё немного, (хотя, казалось бы, куда уж больше), и, освежаясь под душем, я тоже замурлыкал веселую песенку. Не очень громко, конечно — чтобы на кухне не было слышно. Ибо с моим слухом и вокальными данными я своим пением запросто мог испортить все результаты своих ночных трудов. После душа я быстренько надел оставленную вчера в ванной одежду, причесался, и критически осмотрел себя в зеркало. Вполне нормально. Щетина, конечно… Надо, наверное, постоянно носить с собой бритвенные принадлежности: кто его знает, где утром проснёшься… Ну да ладно. Лёгкая небритость вроде бы сейчас в моде. Буду, как крутой мачо. Да, пожалуй именно так.

Можно идти узнавать, что за великие дела нас ожидают. Услыхав, как стукнула дверь ванной, хозяйка с кухни крикнула, чтобы я шел на вчерашнее место. Не успел я осторожно опустится в кресло, (один раз плюхнулся — хватит), как она появилось и она, неся в руках поднос с двумя чашечками дымящегося ароматного кофе и тарелочкой с бисквитами. Пока я возился в ванной, она тоже успела одеться — если можно назвать одеждой старую растянутую футболку, натянутую на голое тело. Таня, как и вчера, наклонилась, чтобы поставить поднос на низкий столик…Нет, пожалуй — нельзя. В смысле — нельзя это назвать одеждой… А потом уселась в кресло, положив ногу на ногу. Точно нельзя! В этой футболке искусительница выглядела соблазнительнее, чем вообще без ничего. С одной стороны, всё просвечивает. С другой стороны — вроде бы всё и прикрыто. То есть появился элемент тайны. А тайна возбуждает больше, чем доступность.

Татьяна иронически посмотрела на меня, и поинтересовалась:

— Ну, чего сидим? Кого ждём? Ты кофе-то пей… Кофе хороший. Ты такого точно ещё не пробовал…

Я потянулся за своей чашечкой, и серьезным выражением лица заявил:

— Боюсь, я не смогу по достоинству оценить этот, несомненно, отличный напиток.

— Это почему же? — удивлённо вскинула брови Таня.

— Да вот отвлекаюсь всё время. Почему-то… — ответил я, поедая глазами собеседницу.

Ну ладно. Отвлекайся, — милостиво разрешила проказница. Я вообще-то, обычно по квартире голышом хожу… Но сейчас вот приоделась. Чтобы тебя не перевозбудить…

— Да куда уж тут перевозбудить. «Приоделась» она… — буркнул я, отпивая из своей чашечки. А кофе действительно отличный! Хорошо живут буржуи! И буржуйки…

— Да ладно. Перевозбуждённый ты наш, — улыбнулась Татьяна, отхлебнув из своей чашечки. — Тебе приятно на меня смотреть. Мне приятно, что ты на меня смотришь. Так что все довольны.

— Эксгибиционистка, — обвиняюще заявил я, делая второй глоток, и протягивая руку за бисквитом.

— А почему бы не побыть эксгибиционисткой, когда есть что показать? — рассмеялась Таня, и в свою очередь потянулась за бисквитом. — Ты, кстати, завтракать хочешь? А то я тебя тут кофиём пою, когда ты вчера столько сил потратил…

— И не только вчера, но и сегодня немного захватили, — весело уточнил я. — А по поводу завтрака: Спасибо. Пока не надо. Ты же знаешь: пословицу про раздел съестного между собой, друзьями и врагами я выполняю с точностью до наоборот.

— Ну и ладно. Не надо, так не надо. Кстати, я тут тебе вчера говорила, что работаю в одной компании… — Таня быстро подняла на меня взгляд, и отвела глаза в сторону.

— Что ж ты, милая, смотришь искоса, низко голову наклоня? Говори уж дальше, — я устроился в кресле поудобнее, и приготовился слушать. Кажется, у нас вместо романтического кофепития намечается деловой ланч.

— В общем, если хочешь, есть возможность неплохо заработать. Нет, если не хочешь, конечно, никто насильно не заставляет…

— И кого надо убить? — поинтересовался я.

— Убивать никого не надо, — улыбнулась Таня. — Работа по компьютерной части… Надо извлечь из одного компьютера информацию… Важную информацию.

— Для кого важную?

— И для меня в том числе.

— Гм, — я потер пальцем переносицу. То есть ты хочешь втянуть меня в противозаконную деятельность. Так это, кажется, официально называется?

— Не «втянуть», а предложить. А деятельность… Любая «деятельность», как ты её называешь, в какой-то мере противозаконна. Я ещё не видела человека, который бы за свою жизнь не нарушил ни одного закона. Но я тебя не заставляю. Есть работа. За неё хорошо платят. А хочешь ли ты быть богатым, или законопослушным, выбирать тебе.

— М-дя… Интересный выбор… А «хорошо заплатят», это сколько, если не секрет?

— Сто тысяч.

— Сто тысяч чего?

— Сто тысяч евро, — ответила Таня ровным голосом, спокойно глядя мне в глаза.

— Ещё раз м-дя… — я задумался. Сто тысяч евров — это, если считать, что я сейчас зарабатываю не больше трехсот этих самых евро в месяц, то получается, чтобы заработать такую сумму, мне надо горбатиться лет тридцать. С другой стороны, за похищение заставки с изображением Микки Мауса такие деньги никто платить не будет… Дело тут серьезное, и риск серьезный. Но, кто не рискует… «Того не хоронят в дубовом гробу.» — живо подсказал живущий во мне пессимист. Да… Оно то конечно… Но с другой стороны — если не попробую — всю жизнь потом буду себя упрекать, что не использовал подвернувшийся шанс.

— А более конкретно про задачу узнать можно? — поинтересовался я у собеседницы, терпеливо ожидающей, пока в моей голове шарики и ролики закончат перекатываться, и займут нужные места. Кстати, со стороны посмотреть — странная картина получается. Сидят двое: мужик в джинсах и футболке, и практически голая женщина, и обсуждают контракт на сто тысяч. Хотя, сколько я их видел — этих деловых переговоров? Может, они все и вот так проходят, а вся эта фигня, что нам показывают, с кучей мужиков в пиджаках и галстуках за бо-о-ольшим длинным столом, придумана телевизионщиками…

— Более конкретно я не знаю, — немного виноватым голосом ответила Таня. Во все тонкости меня не посвятили. Тем более, что я в них не разбираюсь. И по телефону такие вопросы не обсуждаются. Так что все вопросы при встрече с начальством. Что-то не понравится — откажешься.

Я почесал в затылке.

— И какой у меня срок на размышления?

— Надо решить прямо сейчас. Сроки поджимают. Если ты откажешься — придется подыскать кого-то другого.

— А вчера ты не могла сказать? Чтобы у меня было больше времени на размышления?

— Тогда бы тебе ночью было не до меня. А меня такой вариант не устраивал, — улыбнулась Таня.

— Эгоистка, — буркнул я. — Только о себе думаешь… А где начальство-то? Куда ехать?

— В Италию, — и так это мило улыбается, зараза. Она то сама, может, в эту Италию каждый день ездит — после такой квартиры я ничему не удивлюсь. Но мне вот никуда, кроме как на пару недель в Турцию, за пределы нашей Родины выбираться не доводилось…

— Ты знаешь… — я поерзал в кресле. — Как бы тебе сказать правильными словами… Мои финансовые возможности не позволяют мне осуществить поездку в указанную тобой страну для уточнения деталей трудового соглашения.

— Ого! — восхитилась Таня. — Как завернул! Да тебя если не в президенты, то в директорат какой-нибудь крупной корпорации точно можно пристроить.

— Это ты намекаешь на то, что я кроме как красиво говорить, ничего другого делать не умею? — насупился я.

— Нет, я то знаю, что ты, в отличие от вышеперечисленных личностей, умеешь ещё и работать, — улыбнулась собеседница. — Потому тебя и порекомендовала. Надеюсь, ты меня не подведёшь. А поездка в солнечную Италию — за счёт фирмы. Если даже на работу не согласишься, то хоть отдохнешь немного. Там сейчас хорошо… Бархатный сезон…

— Хм… Бесплатный сыр, говоришь? — подмигнул я «деловому партнеру». — Ну-ну…

— Ну почему сразу сыр? — обиделась Таня. — Просто это крупная корпорация. Для неё оплатить твой перелет туда и обратно — как пылинку с рукава сдуть… Не обеднеют. И даже не заметят…

В принципе, решение я уже принял. Положительное. И сейчас только оттягивал момент объявления о нём. По чисто психологическим причинам. Пока слово «Да» не сказано — кажется, что ты ещё не нырнул в омут, а всего лишь стоишь на его краю. И можешь развернуться и уйти. Иллюзия… Но так хочется в неё верить.

Рядом, у стены, всё так же мерно отмеряли секунды большие старинные часы. А кстати: Почему это я за все время пребывания в доме ни разу не слышал боя курантов? По идее, этот ящик должен отбивать каждый час. И, если он такой же навороченный, как и всё в этой квартире не простым «Бомм… Бомм… Бомм…», а какой-нибудь красивой мелодией.

— А почему у тебя часы время не отбивают? — поинтересовался я.

— Что? — несколько растерянно спросила Таня. Действительно, вопрос немного не в тему… — Часы? А причём тут часы?

— Часы не причём. Просто интересно: Такой шкаф, насколько я понимаю, должен отбивать мелодию каждый час. А у тебя он молчит.

— Ну, я попросила часовщиков сделать что-нибудь, чтобы они не звонили. Не очень здорово через каждый час слышать этот перезвон. Особенно ночью… А какая связь между часами и моим предложением? — недоумённо спросила Татьяна.

— Никакой. А на предложение я согласен.

На лице моей собеседницы явственно проступило облегчение. Да… Есть у сей прекрасной дамы в этом деле какой то личный интерес. Хорошо бы узнать, какой именно — но разве ж от неё добьешься? Или отшутится, или соврёт что-нибудь…

— Ну что ж, раз согласен, то завтра вылетаем! — радостно заявила Таня.

— Угу, щаз… — поспешил я её разочаровать. У меня загранпаспорт просрочен, визы нет, да и самолеты в Италию из нашего города не летают. Это завтра мы только до аэропорта доедем, если прямо сейчас выедем. А потом месяц будем ждать оформления документов.

— У тебя же был старый загранпаспорт? — хитро взглянула на меня собеседница.

— Был. Но весь вышел, — мрачно ответил я. Как-то я в последнее время загранпоездки не планировал.

— Ну вот и здорово. Что был. Новый сделают, пока мы до аэропорта доедем. Вместе с визой.

— Да? — скептически улыбнулся я. Та организация, где ты работаешь, не «Си-Ай-Эй» называется, часом? Такие возможности…

— Нет, называется по другому, — улыбнулась Татьяна. Что-то мы разулыбались друг другу. Вроде серьёзные вещи обсуждаем. А ведём себя, как дети. — Но ты не представляешь себе, какие у неё возможности…

— Отчего же не представляю… — возразил я. Судя по тому, что для выполнения серьёзного задания нанимают заштатного электронщика — возможности не очень уж крутые. Иначе наняли бы суперхакера.

— Давай не будем делать преждевременных выводов. Приедешь, поговоришь, определишься на месте. Хорошо?

Я в очередной раз улыбнулся.

— Знаешь, говорили мне, что с голой женщиной трудно спорить, а я не верил… Поехали. Вот только надо заехать домой, вещи собрать…

— Не надо. В аэропорту в «дьюти-фри» всё купим. Деньги выделены, не волнуйся.

— Надо же, какая спешка… Ну, поехали.

— Хорошо. Сейчас я сбегаю в душ, наведу красоту, оденусь, а ты посиди пока тут. Вот, если хочешь курить — сигары, — и, вспорхнув с кресла, улетела в ванную.

Я погрузился в раздумья. Это, конечно, здорово, что подкатила такая возможность заработать. Пусть и не совсем законным путём. В конце концов, Татьяна права: нет людей, которые ни разу бы не преступили закон. А я в этом отношении — так и вообще не ангел. Но вот почему в данном случае именно на мне свет клином сошёлся? Нет, я конечно, понимаю, удача там и всё такое… Бывает. Даже сам такие случаи видел несколько раз. В художественных фильмах по телеку. В реальной жизни вероятность такого «счастья» стремится к нулю. Нет, должна быть во всей этой бочке мёда ложка дёгтя. А может, даже две…

Закурить, что ли? Я открыл красивую лакированную коробку с сигарами. Взял одну, повертел в руках, понюхал. Аромат, конечно… Хорошие сигары, они как хорошее вино. В принципе, сейчас в моей вялотекущей уже довольно долго борьбе с курением идёт период, когда побеждаю я. Не курил уже три месяца. А тут, если закурю — опять сорвусь. С одной стороны — живём один раз, и если лишать себя удовольствий, то в следующей жизни это не восполнишь… С другой стороны — как-то не хочется сокращать эту единственную жизнь. Я нюхнул сигару ещё раз, и с сожалением положил её обратно в коробку. Могу гордиться собой. Устоял перед соблазном. «Кто не курит и не пьёт…». Кстати, вино вчера было замечательное…

В глубине квартиры стукнула дверь. Наверное, это Таня закончила принимать водные процедуры. Точно. Сменив развратную просвечивающую футболку на целомудренный плотный халат до пяток, подруга проследовала в спальню. Значит, осталась только штукатурка и процесс одевания, сопровождающийся длительными мучительными размышлениями на тему «А подойдёт ли эта кофточка к этой юбочке и эта сумочка к цвету губной помады?». Насколько я знаю женщин, этот процесс может затянуться на пару часов. Зря я от завтрака отказался…

Но переживал я напрасно. Не прошло и пяти минут, как Татьяна появилась из спальни, уже полностью готовая к выходу. Макияжа на её личике не наблюдалось, проблема с причёской решена кардинально — путём стягивания волос в «хвостик» на затылке. Вот, кстати, не люблю я эти «хвостики». Куда как лучше, когда на голове подруги развевается роскошная грива длиной если не до «чуть ниже пояса», а хотя бы до лопаток. Только почему-то сами «подруги» частенько предпочитают причёской особо не заморачиваться… Нет, я понимаю: трудно, долго, сложно… А производить впечатление сегодня ни на кого не нужно. Всего уже добилась… Но всё же, душа (по крайней мере моя) тянется к прекрасному. Я имею ввиду прекрасное вообще, а не только грудь и филейную часть.

Оделась Танюшка, кстати, сегодня тоже по-простому. Светло-серая футболка, и синие джинсы. Сейчас многие женщины повадились носить джинсы. Ещё бы. «Правильные» джинсы замечательно скрывают дефекты некоторых частей тела. Пока эти дефекты (или части тела?) не превышают определённых размеров, конечно. В танином теле, в принципе, никаких таких особых изъянов не наблюдалось, так что она вполне могла бы подобно леди Годиве фланировать по улицам не только без джинсов, а и вообще без ничего. Гм… До первого перевозбуждённого мужика.

Татьяна не дала мне долго сокрушаться по поводу её хвостика, и размышлять над особенностями строения её тела:

— Я готова. Вставай. Нас ждут великие дела.

— Ты уже говорила — буркнул я, с сожалением расставаясь с уютным креслом.

— Ну и что? — парировала Таня. — Они всё ещё нас ждут. Но вечно ждать не будут. Так что нужно поторопиться.

— Работа не волк, — глубокомысленно заметил я, следуя за хозяйкой в прихожую.

— Вот именно. Ни за какого волка столько не заплатят…

— Ну тогда придётся поспешить, — согласился я с таким неотразимым доводом, и, войдя в прихожую, уставился на лежащий на тумбочке у массивного старинного зеркала… Ларец? Или как ещё можно назвать это нечто, размерами со средний дипломат, у которого верхняя крышка была откинута крышка, а под ней…

Под ней на красном бархате лежали два… Как бы их назвать… Венца, что ли? Причём это явно были «Он» и «Она». «Он» — массивный золотой обруч с большим рубином. И «Она» — изящная диадема, украшенная драгоценными камнями, сильно смахивающими на бриллианты. Почему-то у меня не возникло сомнений, что это все настоящее, а не подделка. Я, словно завороженный, подошел поближе. Возникло неудержимое желание примерить «Его». Казалось, он был создан именно для меня, и все прошедшие с момента своего появления на свет только и ждал нашей встречи… И я был рождён исключительно для этого момента…

Я подошёл к ларцу, протянул руку…

И инкрустированная дорогими породами дерева крышка захлопнулась у меня пред носом.

— Извини. Трогать нельзя, — произнесла Татьяна севшим голосом.

Я удивлённо взглянул на неё. Однако… Выражение «Она изменилась лицом» — это как раз самое то для описания того, что я увидел. Таня взяла шкатулку с тумбочки, и судорожно прижала к груди. Аж пальцы побелели. Вот сейчас скажет: «Моя прелес-с-сть…»

— Извини. Тебе нельзя к этому прикасаться. Не спрашивай, почему. Потом узнаешь, — скороговоркой произнесла она, делая шаг назад, как будто опасаясь, что я сейчас отберу её сокровище. Чувства, охватившие меня при виде венцов, стали быстро сходить на нет, как только Таня захлопнула коробку. Сейчас то, что я только что испытал, казалось каким-то наваждением… А может, это именно наваждение и было?

Таня, осознав, видимо, что я не собираюсь совершать никаких посягательств на ларец, вымученно улыбнулась, и бочком-бочком двинулась к стоявшему в углу прихожей большому шкафу. Достав оттуда лёгкую голубую ветровку, она надела её, при этом умудрившись не выпустить ларец из рук, а затем попросила меня:

— Помоги, пожалуйста, сумки до машины донести.

— Конечно, помогу, — я подошёл к шкафу. В нём под развешенной на плечиках одеждой лежали две дорожные сумки. Одна — тёмная, побольше, и другая — ярко-красная, поменьше. Я наклонился и поднял их.

Ничего себе! Большая сумка оказалась тяжеленной.

— Ух ты! Тяжелая! Извините за нескромный вопрос, девушка, но вот жутко интересно: чего вы это такого в неё напихали? — пропыхтел я. — Кирпичи, что ли?

— Да нет, средства самообороны, — улыбнулась Таня, возвращаясь в нормальное состояние. Времена сейчас опасные, сам знаешь… Так что без пулемёта и пары гранат на улицу и выходить страшно.

— Ну да. «И пара гранат — не пустяк». А ещё там, наверное, газовый баллончик. Литров эдак на сорок. От газовой плиты. Его в случае опасности и открывать не надо. Уронишь маньяку на ногу — и готов инвалид на всю оставшуюся жизнь. Нечего к слабой беззащитной женщине приставать!

— Нет, баллончика не взяла, — Таня улыбнулась шире. — В сумку не поместился.

— И слава богу! Я бы тогда точно надорвался. А левая сумка, смотрю, — полегче. Раз в правой — оружие, то в левой, наверное, наркотики? Для комплекта?

— Наркотиков нет, — Таня порылась в шкафу, и достала из него черную прямоугольную кожаную сумку на ремне, по размерам повторяющую ларец, который держала сейчас под мышкой…

— Вот так всегда! Собиралась, собиралась, а самое главное положить забыла, — пожурил я девушку.

— Я сама как наркотик. Или не правда? — Таня изобразила долгий многообещающий взгляд.

— Правда… Правда… Ну, пойдём, что ли?

— Да, сейчас, — Татьяна положила ларец в сумку, а сумку повесила себе на плечо. — Пойдём.

Когда мы вышли на площадку, оказалось, что сегодня лифт для разнообразия работает. Так что мне не пришлось тащить тяжеленную сумку по лестнице. Главное, чтобы это чудо техники не поломалось, и не застряло между этажами на полдня. Зря я всё же отказался от завтрака… Но мои переживания оказались напрасными: Лифт безотказно доехал до первого этажа. Я распахнул деревянные двери лифта, (Вручную, между прочим! В данном эксклюзивном антикварном механизме автоматика не предусмотрена.) и направился к выходным дверям подъезда. Почётную обязанность закрыть двери я возложил на Танечку. Не очень вежливо, конечно, но я принял решение поступится правилами вежливости и не оставаться у Тани за спиной. Будет ещё постоянно оглядываться — на предмет, а не собираюсь ли я стукнуть её по голове, и скрыться с её заветным ларцом.

М-дя… Неладно что-то в Датском королевстве. Ну, цацки… Ну, антикварные… Ну, дорогущие, наверное… Но — такая реакция… Как если бы я собирался забрать у наркомана последнюю «дозу»… Хотя я тоже хорош: увидел эти игрушки, и ринулся к ним, как бык к красной тряпке. Мог бы и поспокойнее себя вести. Что-то тут, в общем, нечисто…

Двор встретил нас утренней свежестью, запахами осенних цветов, и обычным городским гамом, доносившимся со стороны улицы. На лавочке у подъезда уже восседала неизменная троица бабушек, обязательный атрибут любой лавочки любого подъезда любого дома.

С утра пораньше вышли на вахту. Как это их вчера на месте не оказалось?

Сразу за лавочкой с бабушкими обнаружилось вчерашнее такси.

Я уже не удивился тому, что завидев нас, водитель выскочил из машины, и потрусил навстречу. Удивление вызвало то, что большая тяжёлая сумка, которую он забрал у меня, была водружена не в багажник, а на переднее сиденье. В багажник же отправилась лёгкая красная сумка, хотя, казалось бы, всё должно быть наоборот. Захлопнув крышку багажника, таксист тут же распахнул перед нами заднюю дверцу. Вчерашняя церемония (иначе не назвать!) посадки в автомобиль повторилась снова. Правда, опуститься на сиденье так же царственно, как и вчера, Танечке помешала большая сумка. А в так — заметно, что сия пассажирка привыкла кататься на заднем сидении «Бентли», или какого-нибудь там «Роллс-Ройса».

Таня подвинулась на сиденье, положив сумку у противоположной двери («от меня подальше» — машинально отметил я. Ну, хоть наручниками свою сумку к руке не приковала, и то хорошо). Я не стал дожидаться приглашения, и уселся рядом с ней. Водитель, захлопнув дверь, отправился на своё рабочее место. Я посмотрел в окно. Бабушки на скамейке, все как одна, выполнили команду «равнение направо», и своими рентгеновскими взглядами пытались просветить машину насквозь. Да… Сейчас начнётся: «А у Таньки-то из шестой опять новый хахаль ночевал…», «А оделась-то как! Я бы постеснялась…» «А с сумками-то вышли. Небось, на море отдыхать поехали. Сейчас порядочные люди на морях не отдыхают…». В общем, вариации на тему «Наши люди в булошную на такси не ездят».

Между тем это самое такси тронулось, и, пропустив двигавшийся от ближайшего светофора автомобильный поток, вывернуло на улицу. Водитель снова не стал спрашивать, куда ехать, а молча погнал машину в одному ему известном направлении. Я покосился на соседку по сиденью. Ну, не только ему одному. Ещё и Татьяне. Мы с ней, кстати, тоже ехали молча. У меня как-то после событий с ларцом особого желания разговаривать не возникало. У Танюхи, наверное, тоже. Я отвернулся к окну. Перед моими глазами неторопливо проплывали знакомые улицы с медленно едущими по ним машинами (в центре сильно не разгонишься), и спешащими куда-то пешеходами на тротуарах. Наконец мы выехали на более-менее свободное пространство, и водитель сразу же добавил газу.

Надо бы поинтересоваться у Тани, как мы будем добираться до международного аэропорта. Не на такси же она собралась пятьсот километров отмахать? Я повернулся к спутнице…

И тут машина резко затормозила. Не так резко как вчера — Таня успела упереться в переднее сиденье самостоятельно, но всё же…

Я глянул вперёд. Блин! Опять нас подрезал тот же самый вчерашний «Лексус» с ментовскими номерами. Просто дежа-вю какое-то…

Нашему таксисту, судя по всему, манера вождения неизвестного шофера на «Лексусе» очень не понравилась. Он скрипнул зубами, и заявив:

— А вот сейчас мы ему покажем, где раком зимуют! — вдавил педаль газа до упора. «Волга» рванулась вперед. Моя голова соответственно дернулась в противоположном направлении. Чуть шею не сломал. Слава богу, у новой «Волги» подголовники не только на передних, но и на задних сидениях — только стукнулся затылком.

Я хотел крикнуть «Не дрова везёшь», но, после того, как глянул на дорогу, мне стало не до криков. «Волга» резко сократила дистанцию между нами и «обидчиком», и сейчас собиралась его обгонять.

«Лексус» добавил газу. Знакомая ситуация. Сам езжу на «Семерке». Начинаешь обгонять какую-нибудь еле ползущую иномарку, а та не даёт — начинает разгоняться. Ну, типа, — позор, когда тебя обгоняет какой-то лох на чём-то, что и машиной назвать стыдно. Но, во-первых — похоже, наша машина только снаружи «Волга», а внутри что-то посерьёзней, а во-вторых — от прокладки между рулём и сиденьем тоже очень много зависит. Наш таксист оказался асом. Он виртуозно разминулся с лихо выскочившим из-за встречного троллейбуса «Опелем», водитель которого, наверное, даже не успел понять, что только что чудом избежал если не смерти, то по крайней мере пожизненной инвалидности. Затем почти выскочил на встречный тротуар, объезжая молодую особу, перебегающую дорогу, одновременно болтаюя с кем-то по мобилке. По сторонам ей, естественно, глядеть было некогда. При этом мы умудрялись ехать быстрее идущего по прямой «Лексуса», водитель которого делал всё, чтобы его не обогнали, и неважно, что нахал на «Волге» сейчас въедет в лоб вон тому «Жигулю», который… Уф! Успел увернуться…

Несмотря на все старания водителя впередиидущей машины, расстояние между нами постепенно сокращалось. Вот уже почти догнали… Ещё чуть вперёд… Меня тоже охватил азарт, хоть со мной такое на дороге бывает очень редко. Основное правило дорожного движения — «Уступи дорогу дураку» я соблюдаю неукоснительно. И не люблю, когда водитель машины, в которой я еду, его нарушает. А тут… Словно бес попутал!

Вот наконец наша «Волга» поравнялась с «Лексусом» и пошла с ним борт к борту. Водитель нажал кнопку, и стекло передней двери начало опускаться. Лет пять назад электростеклоподъёмники на «Волге» были бы чудом. А сейчас цивилизация добралась даже до этого изделия российского автопрома. Водитель, удерживая руль левой рукой, правой расстегнул «молнию» сумки на переднем сиденье, пошарил внутри, и вытянул… Мать честная! — АКСУ. Такие автоматы выдают танкистам и ментам. Машинка маленькая, ствол короткий, радиус поражения невелик, а в остальном это всё тот же старый добрый «Калашников». От неожиданности я впал в ступор. Дальнейшее воспринималось, как в немом замедленном кино. Машины очень медленно едут рядом, почти стоят. Водитель вскидывает автомат, одновременно разворачивая его плашмя, затвором вниз (Вяло удивляюсь: чертовски неудобная позиция, попробуй удержи эту железяку в таком положении одной рукой). Однако этот удерживает. Вот короткое дуло начинает дёргаться, беззвучно выплёвывая огонь в открытое окно. На переднее сиденье медленно падают дымящиеся стреляные гильзы. Так же вяло думаю: ещё бы чуть медленнее, было бы видно, как пули летят, прям как в «Матрице». Тем временем гильзы долетают до подушки сиденья, так же медленно отскакивают, и тут уж начинают лететь кто куда. Большинство — обратно к потолку. Одна под торпедо. Две или три плавно вылетают в открытое окно. Ещё несколько летят к нам на заднее сиденье. Вот одна из них медленно, но уверенно движется прямо ко мне в лоб. Движется… Движется… Движется… И попадает.

Ой, мама! Больно же! Зато время снова ускорилось до нормального темпа. Появился слух. И тут же пропал — уши заложило от грохота стрельбы. «Калаш» и на улице, если над ухом, тарахтит что ой-ой-ой, а в салоне автомобиля так и вообще — сушите вёсла. Глаза заслезились от порохового дыма. Запах конечно, тоже специфический. Кто стрелял, — тот знает. Кто не стрелял ничего, кроме сигарет, рекомендую сходить в тир — понюхать пороху. И вы меня поймёте. Вдобавок гильзы летают по всему салону. Кстати, одна уже в лоб попала, — хватит. Да и Танюха может пострадать. Вон — сидит так же как я, не шевелится. Совсем обалдела. Надо действовать. Хватанул её левой рукой за шею, рванул к себе и вниз. Таня уткнулась носом в… Ну, в общем, куда уткнулась, туда уткнулась. Поза получилась довольно пикантная. Придавил её рукой, пусть посидит так немного, переживет, хуже будет, ели получит гильзой в лоб. Сам пригнулся, ногами и свободной рукой упёрся в спинку переднего сиденья. Но голову не пригибаю, на дорогу поглядываю. Надо же знать, когда сгруппироваться. А то наш водитель, прям как Юлий Цезарь, занимается всеми неотложными делами сразу: и рулит, и стреляет. Сейчас как въедем кому-нибудь в зад! Или, ещё лучше — в лоб. Надо всё-таки было пристегнуться, но кто ж знал, что такое вот начнётся? Вообще, водила, конечно, хорош! Явный псих! Устроил тут голливудскую погоню со стрельбой в центре города! Так, ладно, — если надумает убрать свидетелей, то есть нас с Татьяной — автомат тяжёлый, — в мою сторону его быстро не развернуть, да и ещё из такого положения… Успею отбить, а то и перехватить. Можно даже сейчас хватать. Вот только, если он при этом потеряет управление… Вмажемся во что-нибудь, нас потом долго будут по частям из обломков машины выковыривать.

В общем, я приготовился к худшему. Однако закончилось всё так же быстро и неожиданно, как и началось. Стрельба внезапно прекратилась. Водитель швырнул автомат в открытое окно, схватился обеими руками за руль и резко затормозил, уводя машину вправо. «Лексус» с разбитыми стёклами ушёл вперёд, тоже постепенно забирая вправо, но не тормозя. Вот он почти проскочил перекрёсток, резко вильнул ещё правее, выскочил на тротуар… И врезался в столб. Сила удара оказалась неслабая — бетонный столб накренился и начал падать. Провода натянулись и лопнули. Посыпались искры. Столб рухнул прямо в толпу прохожих, которые, наверное, даже не успели ничего понять — настолько быстро всё произошло. В остатках «Лексуса» что-то негромко хлопнуло. Машина задымила, и почти сразу появилось пламя. Наша «Волга» к тому времени уже остановилась у кромки тротуара перед перекрестком. Самое время двинуть по башке нашего психа-водителя, но я продолжал, как зачарованный, смотреть на пылающие останки «Лексуса». Таня затрепыхалась у меня между ног, и стала издавать какие-то звуки. Явно хочет что-то сказать. Я отпустил руку. Девушка распрямилась как пружина. Лицо раскраснелась, «хвостик» размотался, волосы растрепались, грудь вздымается… Ну чудо, а не женщина!

Я даже на мгновенье позабыл, что вот только что, на моих глазах, скорее всего произошло хладнокровное убийство. Хоть трупов я пока и не видел, но не трудно догадаться, что без них не обошлось. Между тем Таня была полна решимости высказать мне все свои соображения по поводу тех, которые… Ну, как бы это помягче выразиться… Нет, наверное, помягче — никак. Значит, пропустим… В общем, тех, кто думает, что девушка будет ему делать… гм, ЭТО, когда у неё над ухом стреляют из автомата. Нашла виноватого. Можно подумать, это я тут устроил гонки со стрельбой. Я попытался успокоить спутницу:

— Это было исключительно для твоей же безопасности.

— Для моей безопасности! А о своей безопасности ты подумал? Ведь я могла и откусить тебе кое-что! — возмутилась фурия, в которую сейчас превратилась моя милая Танечка.

— Ну, я решил, что ты не станешь покушаться на святое.

— Ладно. С тобой потом, — и Таня, не снижая темпа и накала страстей, набросилась на водителя:

— Ян, ты не мог спокойно пропустить эту машину?!! Тебе надо было обязательно при всём народе своими фокусами заняться?!! Тебе сколько лет — вот ты мне скажи!

Водитель, только что хладнокровно расстрелявший не то чтобы совсем ни в чём не повинного, но уж точно не смертной казни за своё прегрешение заслуживающего человека, как-то стушевался и даже вроде бы уменьшился в размерах.

Ого! Да «таксист» то, оказывается, Танин близкий знакомый. Просто нанятых на пару поездок людей так не отчитывают. Так… Вот именно. Она, получается, не против таких «фокусов». Она только недовольна, что всё это происходит «при всём народе». А если никто не видит, стрелять по машинам на дороге, выходит можно… Куда я попал? С кем связался? Моя рука потянулась к дверной ручке… Это движение не ускользнуло от зоркого взгляда Тани, которая, казалось бы, полностью была поглощена разборками с водителем. Воистину правильно говорят: «Если женщина на вас не смотрит, это не значит, что она вас не видит». Она тут же повернулась ко мне:

— Ага. Пока ты здесь, за тонированным стеклом, тебя не видно. А вот сейчас выйдешь из машины, и подозреваемый готов. Доказывай потом, что ты не верблюд.

Логично, чёрт возьми. Моя рука вернулась на место. И что же делать? Сейчас машина тронется, и остановится где-нибудь в лесу. И одним свидетелем только что совершённого преступления станет меньше.

Машина действительно тронулась, свернула на перекрёстке направо и плавно покатилась прочь от места преступления. Так: центрального замка тут вроде нет, а чтобы проехаться по городу и ни разу не остановиться — так не бывает. Как только остановятся — я и выскочу. Пусть Танькино начальство разбирается со своими проблемами без меня. Одно дело — взломать компьютер или сеть, или даже украсть со счетов пару-другую миллионов баксов, а совсем другое — участвовать в вооружённом нападении. Пускай наша Бони ищет себе другого Клайда!

Татьяна между тем сменила тон, и заговорила успокаивающим голосом:

— Ты не думай… Всё совсем не так, как тебе показалось…

Ну да… И автомат мне показался, и горящая машина… Лучше всего мне показалась горячая гильза, зарядившая мне в лоб… До сих пор, блин, болит. Наверное, шишка будет. Такое вот у меня замечательно развитое воображение… Когда же эта чёртова машина наконец остановится? Ну не может она не остановиться… Есть же светофоры, есть выезжающие на дорогу не глядя по сторонам чудаки на букву «м», ГАИшники, наконец… Хотя нет — ГАИшников не надо… Задержат, допросят… И, как правильно эта маньячка-террористка заметила, кто поверит, что я тут не причём?

— … на самом деле ничего ужасного не произошло, — продолжала распинаться Таня, время от времени бросая злобные взгляды на невозмутимо крутящего баранку водителя. Честно говоря, смысл Таниных слов, если он был, до меня доходил с трудом. Да и вообще её речь я воспринимал урывками — в голове крутились свои мысли. Крутились с бешеной скоростью, но, как водится в таких случаях — без особых результатов. Среди них даже было мелькнула идея захватив эту маньячку-террористку в заложницы, потребовать у водителя остановиться и выпустить меня. Вот только нет у меня при себе ничего такого, что могло бы мгновенно оборвать жизнь человека — ни пистолета, ни даже ножа. Не душить же подругу в конце концов? Хотя, придушить её за такое вот привалившее счастье не помешало бы… Уж удружила, так удружила. Жаль, что я не могу убить человека… Даже в такой ситуации… А может, могу?

— … Ты успокоишься, возьмешь себя в руки, и поймешь…

Что я пойму? Что я дурак? Уже понял. Кстати, очень может быть, что убивать меня никто не собирается… По крайней мере сейчас. Предложение солидной оплаты за предстоящую работу — это был пряник. А вот теперь мне продемонстрировали и кнут. Если что не так — сдадут меня, как соучастника, а то и организатора убийства высокого должностного милицейского чина. (Хотя, хрен их знает, этих ментов… Может, у них и невысокие должностные чины на «Лексусах» ездят…). А убийцы милиционеров долго не живут. Вешаются почему-то в камерах… Наверное, совесть их сильно мучит… Тут мои мысли в очередной раз перескочили на другую колею:

Кстати, убийцы милиционеров к тому же и отыскиваются очень быстро. В отличие от убийц какого-нибудь Васи Пупкина, которых искать нафиг никому не нужно… Так что для меня сейчас лучшим вариантом было бы исчезнуть из страны. Есть ещё, конечно, Интерпол… Но это всё долго и не так просто. Вот, значит, какой расчёт… Машину бросят где-нибудь в тихом переулке. «Пальчиков» моих тут осталось видимо-невидимо… В том числе и на сумке с оружием… Да уж: попал, так попал… Кстати, змейка то на сумочке осталась расстёгнута. А там должно, кроме выброшенного в окно автомата, лежать что-нибудь ещё. Ну да… А что я могу из этого «чего-нибудь ещё» применить? Разве что ручную гранату, если она там есть. И то, пока на ней усики чеки разогнёшь… А пистолет я скорее всего даже не смогу снять с предохранителя. Потому как не знаю, где этот предохранитель находится. Я ж не Рэмбо какой-нибудь. Всё мое знакомство с оружием ограничено двумя годами срочной службы, проведённой в обнимку с автоматом Калашникова.