Дыра. 1 часть

Пролог

Всё началось в то проклятое утро.

Кот Персик сидел на крыльце местной библиотеки городка Липтикут.

Он сонно зевнул, облизал свою белую грудку и с любопытством посмотрел по сторонам, в поиске жертвы. Кот любил приставать к прохожим и выпрашивать еду, иногда он заходил в соседние подъезды через дорогу, когда оставался голодным долгое время и никто не возвращался в выходные покормить его. Персик был неплохой кот, короткошерстный, и добрый. Библиотечный кот, или «кот-библиотекарь» – так его звали местные, вот уже шестой год жил там и стал местной достопримечательностью. Мальчишки иногда гоняли его, но никогда не прикасались, чтобы ударить, и вообще для незнакомых ему людей Персик был неуловим, поймать его и погладить можно было в подъезде, или подкормить, когда он ест. Сосиски, косточки и всякую снедь в основном приносили работницы. Наверное, это был самый начитанный кот в штате.

Старый белый и грязный фургон тихо подъехал в это утро и припарковался у тротуара перед библиотекой. Это был такой дождливый день, когда даже последний сноб не высунет нос из под одеяла, воскресенье перед рабочей неделей. Водитель «фольцвагена» поставил машину на ручник, не глуша мотор, докурил дешевую сигарету, от сигаретного дыма на десяток лет полоток в машине превратился из кремового в коричневый, так, что вонь наверняка останется в машине еще на добротный век, и сгниет только вместе с металлом.

Тяжелые сапоги ударили по асфальту и медленно поковыляли к задней двери. Мужик хромал на одну ногу, он был тяжелым и с большим пивным пузом. Из рта у него наверняка воняло и неприятно несло от неухоженной бороды, под которой росли десятилетние прыщи.

Человек отворил двери и достал пневматическое ружье и припасенную сосиску. Он развернул ее и откусил, покачав одобрительно головой, с жадностью откусил еще и оставил небольшой кусочек для кота.

–Кссс, – закискал мужик и приманил кота. Персик встрепенулся и с интересом посмотрел на незнакомца. Он хотел было убежать, но он так был голоден, что насупился и стал с недоверием следить за приближающимся мужчиной.

Спустив ружье с плеча, человек сел на корточки и вновь приманил кота, положив на порог сосиску, тем временем Персик быстро перехватил кусок и отбежал в угол.

–Ну что, приятель, – пробормотал мужик и потянулся за ружьем. Он подошел вплотную к занятому трапезой коту, наставил дуло ему в затылок и выстрелил.

Глава 1

Сэм закрыл глаза и лег спать. Это была ужасная и скучная смена, ничем не отличающаяся от всех смен за последние пять лет, этим она и была ужаснее всех предыдущих, она была изматывающая и беспокойная.

В ушах зазвенела долгожданная тишина. Ночная смена утомила его, он едва стоял на ногах к концу ночи, и едва не уснул на работе. Он ненавидел ночные смены, ночью человек должен спать. Ночные смены выматывали его, ночные смены истощали его и старили. У него болели ноги руки, нагрузка была высока, но Сэм держался, он был крепким, по крайней мере, считал себя крепышом.

Перед сном он вспомнил, как пару дней назад оттирал эту проклятую дыру – квартиру матери Салли под Липтикутом. Старый барак, построенный почти век назад крепко стоял снаружи, но высох и покоробился внутри. жилье сдавалось в аренду, и этот последний урод испачкал всё в какой-то желтый жир. Потолок засрали мухи. В жиру было всё, буквально всё! Откуда можно взять столько жира и как можно его так разбрызгать мог сказать только эксперт криминалист. Жирные капли застыли на холодильнике, в нем текли жирные реки, на плите, лампочки, ручки, выключатели, стены и даже полки были в нем, не было той щели в которую не пробрался этот жир, жир был даже в тумбочках вперемешку с крупами и крошками. Что это было? Помимо дохлых мышей, крошек, которые он брал не зная откуда, наверное крошил буханки крысам, был этот желтый, иногда и оранжевый жир. Сэм с матом натирал холодильник средством от жира, он проклинал всех богов, проклинал этого грязного говнюка, как можно быть такой Свиньей? Если и есть в мире жрецы, поклоняющийся хряку, то это прошлый жилец квартиры. Собралось двенадцать мешков с мусором, всякий хлам. Возможно, жилец варил собак, так подумал Сэм, это было мерзко, но помочь Салли со сдачей жилья, хоть и за гроши, он был обязан, он любил ее и пришлось идти на жертвы. Он вспоминал, как отмокает желтая субстанция под воздействием антижира, превращаясь в нечто еще более мерзкое, липкое, большой кусок в последствии отлетел ему на волосы и словно вмазался по самую кожу. Сэма передернуло, и передернуло его не от жира, он вспомнил ванну, капающий кран и гнилые стены, обугленный угол, там горел водонагреватель, ванная напоминала сцену из фильма ужасов, не хватало только трупа и тараканов. И это было не всё. Провода свисали паутиной, цыгане, которые прежде жили в этой квартире сто раз перевязывали провода, и нещадно глумились над всякой безопасностью, обои висели клочками, везде выделялись козюльки, рисунки и чьи-то коряво написанные имена. Трещал сгнивший деревянный пол.

Сэр морщился, как и любому нормальному человеку, ему неприятно было убирать чужое дерьмо. Он в очередной раз убедился, что есть люди, которые нихера не умеют в этой жизни, даже элементарных бытовых вещей, например, помыть посуду, вымыть руки. Его удивляло такое отношение к своему быту и жизни, он негодовал и ненавидел этих грязных свиней из-за их неряшливости. Он представить не мог, как они занимаются сексом в такой грязи, дрочат или едят своими руками, которыми возились в паху. Наверняка кто-нибудь из таких работает в общепите или в магазине. И теперь ему приходилось оттирать эти помои вместе с Салли. И всё равно, это были цветочки, в закутке, в саду оставался сарай набитый до верху мусором. Два дня потребовалось Сэму запихнуть всю сырую и прогнившую дребедень в мешки, которые просто трещали, таких мешков оказалось тридцать штук, самой мерзкой находкой оказался разбухший детский подгузник. Два дня он провел на корточках, в пыли, паутине и жиру. Он аккуратно его поднял и опустил в пакет, словно бомбу. Затем последовали пятнадцать слоев обоев на стенах в коридоре и остальное показалось не таким страшным. Страшным было лезть в подвал. Он боялся, что обнаружит там что-нибудь ужасное или опасное, но не нашел там ничего, кроме двух банок тухлый огурцов, затем, Салли, спустя несколько дней, когда он работал, прислала ему фотографии сгоревшего дома и ее квартиры, по крайней мере то, что от той осталось. Всё началось с квартиры алкоголички. Она варила там спирт и ночью дом вспыхнул, крыша запылала как солома.

Сэм немного подробил по пеплу, взглянул на расплавленную пластиковую панель, затем заглянул в дыру в потолке и увидел облака, потом тихо и тяжело вздохнул и решил забыть весь этот кошмар, но у него не вышло.

Время прошло и не обошлось без эксцессов. Весь мир вокруг стал для Сэма каким-то колючим и враждебным. Он дрался, его преследовали и угрожали, он дал отпор. Почему люди стали его так уважать, когда он разбил лицо угрожавшему? Ответ прост – парни любят бои и любят победителей, любят тогда ты бьешь кому-то морду, любят и всё тут. Весь мир утонул в насилии. Убийства потоком лились с экранов телевизора, видеоигр, книг. Всё было пропитано ненавистью и насилием. Смерть перестала будоражить и пугать, она ходила рядом, выпрыгивала из смартфонов прямо в рот и ее с аппетитом съедали. Жизнь виртуальная, информационная переставала быть симулякром и уже не отличалась он повседневности. Насилие уже перевалило за возможную максимальную величину на один квадратный километр.

В пути домой ему позвонила девушка, он включил громкую связь и немного поболтал с ней о том, о сём. И когда он закрыл глаза, спустя пару часов дождь разбудил его. Это был не просто дождь, это был настоящий ливень! Град молотил по крыше и окнам, шум стоял, как у водопада, казалось, весь мир вокруг гудит. В такие моменты хочется сказать, что небо рухнуло. Его дом постоянно подтапливало из-за нерабочей ливневки напротив, по крайней мере, из нее точно не вылезет никакой клоун, это был один единственный плюс. Вода бежала от самого поворота, от магазина "Большой Боб" и собиралась в низине, топя дорогу, смывая всю грязь с обочины. Все еще болела щека после драки и ныла костяшка, небольшой синяк над глазом превратился в чуть желтый.

Сэм любил шум дождя, особенно спать под него, но это бы сильный шум, тревожный. Что-то словно приближалось.

Он поднялся, и сонный побрел в туалет, закрыл окно, в которое дул ветер. Приоткрыл жалюзи и увидел стену воды, лужи в саду. Это ему напоминало потоп, как пару лет назад во время хорошего ливня, но вода быстро уходит, через несколько часов она бы вся сошла к реке. Сэм вздохнул и ощутил прохладу, влагу. Слышался гром, сверкала молния. Окно в кухне захлопнулось и заболела голова, парень почувствовал усталость и сонливость, и после тяжелой смены он явно не восстановился. Еще он устал от этого чувства, словно от жизни в аквариуме, чувства застывшей жизни и ощущения себя со стороны.

Отца не было дома, Сэм зашёл в зал, но там было пусто, стоял лишь шум с улицы и ветер гулял через открытое окно.

–"Люблю спать под шум дождя", – сказал сам себе Сэм и вновь лёг спать, – так-то лучше.

Около четырёх его разбудил будильник, и Сэм покорно поднялся, зевнул, голова его всё ещё трещала, и он чувствовал себя отвратно, ощутил неприятный вкус во рту. На тумбочке лежал наполовину прочитанный томик "Бесполезного человека" какого-то американского автора. Ещё одна ночная смена перед выходными, и он, наконец, закончит свою начатую картину, как он думал. Он рисовал подсолнухи, и всё откладывал и откладывал ее на потом, под настроение, а рисовал он исключительно под плохое настроение, искусство было для него, как избавление от депрессии, отдушина. Без депрессии в этом городке никто не жил, если ты истинно радовался жизни в этом отравленном воздухе, среди мусора и развалин – ты умалишенный, псих, как и все вокруг, а значит вполне нормальный человек и ненормальный в тоже время. Не запрещалось пить алкоголь, пивные были на каждом шагу, пей и не думай о завтрашнем дне, мальчик, все для тебя. Провинция, никаких перспектив, никаких полезных знакомых, "где родился там и пригодился". И в таком темпе он нарисовал кучу никому не нужных картин, которые не покупали даже по дешевке.

Закинув в себя картофель с помидорами, он умылся, ему было дурно, он не выспался и устал, сон не помог восстановить силы, Сэм стоял разбитым у зеркала и смотрел на свои мешки под глазами, на свое уже не молодое лицо, которое блестело, как блинчик после сна.

–"Мда", – подумал он, – совсем не выспался, как в прошлый раз, скорее бы выходные, – пробурчал Сэм.

Появился отец. Ударила входная дверь и захлопнулась.

–Град мне всю макушку отколотил, в саду по колено воды, всю дорогу залило. Хорошо, что ты машину загнал в гараж, а то всю облупило бы, всю краску, – протарабанил отец, смахивая влагу со своей лысины.

–И град шёл большой? – спросил Сэм у отца, – ты сказал град, большой?

–Да, – покачал головой старик, – знаешь, окно выбило на чердаке. Полезу вставлять стекло, только поищу из чего вырезать. Надеюсь, стекло во внутрь разбилось, не то порежет кого-нибудь, на голову скатится, если осталось на откосе крыши. Упадет кому-нибудь.

–Вряд ли, пап, такой ливень смыл бы, хотя… А у нас на работе вчера не было дождя, – Сэм улыбнулся, – обошло стороной.

–Соседка говорит, что всю неделю обещают дожди, и во вторник какой-то ураган, – подметил отец Сэма.

–Сегодня четверг, да? – спросил тот.

–Да, – ответил отец и уже заварил себе кофе, в комнате запахло терпким кофе, без молока и сахара, – до вторника еще далеко.

–Ураган говоришь? Что там про ураган, па? Как уже? Может быть пройдет мимо, не сезон ведь – покачал головой сонный Сэм, он не чувствовал опасности перед "ураганом", мало что соседи болтают, вздор всякий.

Рядом с ним живет слишком много сумасшедших, одни соседи верят в колдовство, закапывают яйца в чужие грядки и клумбы, роют на нем ямы по ночам, водят хороводы вокруг пепла, отец часто находил спрятанные кости, следы на огороде, одна кошатница и собачница, снимающая все на телефон и угрожающая судом соседям, семидесяти пяти летняя бабка, без воды, света и выливающая продукты жизнедеятельности ведром на дорогу и на соседские лужайки, ворующая кабачки по ночам. Люди вокруг постепенно становились помешанными, одним словом – болото, в котором ничего не менялось, а гнило и разваливалось. А может все дело во мнительности и Сэм становится сумасшедшим и ему кажется и мерещится везде подвох и колдовство.

Все эти годы Сэм наблюдал, как растут цены, и люди беднеют, все больше работают, как Липтикут погружается в начало основания, как люди разъезжаются, а он без гроша за душой сидит на насесте и высиживает яйца. Сколько лет прошло после развалов штатов? Около тридцати лет миновало, капитализм опустился в еще больший капитализм, в автократию чистой воды без права на справедливость. Справедливость двояка, если ты "царек" и в шоколаде, для тебя жизнь справедлива и плевать на остальных. Федерации как таковой не существовало, независимые штаты со своими микроэкономиками, как муравейники, не пускали чужих муравьев, поэтому было не выбраться, а кто и выбирался, то делал это с большим трудом, Сэм застрял в болоте, как и почти весь город, нужно было быть очень умным, чтобы прорвать замкнутый круг или иметь связи и тут еще эта эпидемия… Америка была далеко от той Америки времен Великой депрессии, был намного хуже. В России, Китае и Европе было все как всегда, но только не в Америки, здесь экономика опускалась на дно.

Американская федерация существовала, но не функционировала должным образом, Аляска превратилась в демократическую республику и на ее границе шла война, АФ воевала на востоке за нефтяные вышки с помощью частных военных и наемников, а Китай, Франция и СССР накладывали санкции и вели экономическую войну с остальным миром. Продукты ввозимые из Канады и Мексики давили гусеницами, горели торговые центры и рушились небоскребы. Отдавать сыр сиротам было экономически не выгодно – вредит экономике. Всё соответствовало рыночной экономике, капитализм в этой стране мог получать только суперприбыль, либо умирал.

Он устал кататься каждый день по разбитым дорогам, устал от катастроф, от труб на горизонте, не приносящих ни ему и никому блага и денег, кроме владельцев, этот месяц был адовым на катастрофы. Каждый день он видел на дороге разбитые тачки. Каждый день Сэм ждал чего-то нового и ужасающего, какого-нибудь "прорыва". Каждый день что-то горело, разбивалось, шло ко дну, а теперь еще этот вирус…

–Может быть, – буркнул себе под нос отец Сэма, он сделал бутерброд с колбасой и ушел за телек, за дверью послышался шум телепередачи.

–… сегодня влило по полной! Весь городок затопило! Давно не было такого дождя, и это только начало. Метеорологи обещают всю неделю дождей, и это не считая этих выходных. И как спасаться, как готовиться к наводнению? Зонтики и сапоги, друзья! Зонтики и сапоги!

Так что запасайтесь дождевиками, и не теряйте духу, дожди обещают короткие, наш регион подмочит весь, не стоит поливать грядки.

–Да, вряд ли будет потоп, – рассмеялся второй ведущий, – а вот подмочить подмочит, идет настоящий циклон с побережья, не сильный, но долгий, подмочит не только нас, это верно, и …

–Надо позвонить, – Сэм взял телефон и набрал номер Салли.

–Привет, дорогая, – сухо сказал Сэм и выдохнул.

–Привет, мне плохо… – расстроено ответила Салли.

–Что на этот раз случилось? – Сэм досадовал, ему не хотелось сейчас слушать жалобы, ему хватало своего негатива, но он себя пересилил, он любил Салли.

–Глаза, я обедала и когда пришла за компьютер, то буквы начали расплываться, таким светом вокруг, опять меня зрение мучает, кажется, я слепну, что это, Сэм? Я устала так…

–Хроматическая аберрация, или черт её, как-то так, не знаю, да устала просто, хрусталик и все дела… глаза устают, представь себе, – Сэм не понимал, что несет, лишь бы успокоить девушку.

–Тебе сегодня в ночь? – спросила Салли, – связь стала хуже, в трубке шуршит.

–Да, я заметил, это из-за дождя… чуть поторчу дома и в семь поеду, тебе позвонить в дороге? – послышалось шипение, – ну, кстати, да хуже слышно, и заметно, еще сильнее затрещало.

–Позвони, я уже закончу работать. Сегодня я приеду к тебе, – прокричала в трубку Салли.

–Ок, договорились, давай, я позже перезвоню, – Сэм ушел в спальню и включил компьютер, загудел монотонно вентилятор.

–Пока, – сказала Салли и повесила трубку.

Глава 2

На улице было свежо, ветер едва сдувал жирные капли дождя с листьев деревьев, в воздухе, как показалось Сэму, витала какая-то странная напряженность, как перед бурей, природа затихла, и только трава хрустела под подошвами и хлюпала грязь, на секунду даже шум машин исчез.

Радио забурчало, когда Сэм нажал на кнопку.

Сэм выкатил свою тачку из гаража, и не спеша поехал на завод. Дорога к работе лежала через лес, там она была особо извилистая. телефон затрещал.

Пахло сыростью. Вокруг стоял хвойный лес, посаженный еще его дедом, местами почва была заболочена до самой трассы, идущей до города Липтикут. Затем под мостом он повернул вправо, проезжая большое озеро, плотину, которая круглый год сбрасывала в реку воду. Затем пару населенных пунктов, и вот – он на работе. Низкий сетчатый забор огораживал фабрику со всех сторон.

Сэм переключил радио, там рассказывали про отравление политика.

Пока тот был в пути, Сэм набрал номер Салли. Дождь. И на дамбе влил ливень.

–"Везде вода", – подумал Сэм, – опять пошел дождь.

–Привет, Салли, – девушка взяла трубку и отозвалась.

–Привет, ты за рулём? – спросила она.

–Да, поставил на громкую связь, – Сэм сбавил газу и переехал лежачие полицейские на дамбе, его колымага загудела и рывком бросилась вперёд.

–Сэм, мне кажется я не продуктивная, всё что я не делаю, всё не идет на пользу, никакого смысла.

–С чего ты так решила дорогая? – Сэм вздохнул.

–Не вижу никаких результатов, с изучением языка, с косметикой, всего навалилось, и нет денег. Денег не хватает, я посчитала, что нужна просто куча денег! Чтобы заниматься тем, чем хочешь. Работа меня бесит, ненавижу отвечать на звонки, из одного центра в другой, чувствую себя плохо! Это не моё, ещё зрение падает…

–Ну-ну, дорогая, успокойся, просто черная полоса, – попытался успокоить ее Сэм.

–Такое впечатление, что одна полоса черная, а белой нет, я устала, – Салли расстроено вздохнула.

–Тебе просто нужно отдохнуть, ты слишком много думаешь, как организовать свою жизнь и постоянно вплотную забираешь у себя время. Да многие вещи нужно делать целыми годами и может десятилетиями, чтобы добиться результатов, не всё дается так просто. Ничего не даётся быстро, тебе всего 22 года.

–Мне уже 22 года! – возмутилась Салли, – а я ничего ещё не достигла! Даже намёка нет, одна рутина, – возмутилась она.

–Многие только к 30 годам начинают шевелиться… – возразил Сэм, – или даже не начинают… это нормально, ты сама знаешь, что иногда даже опыт не решает, понравишься, не понравишься. В нашем городе и так сложно найти хорошую работу.

–Возможно ты прав, да, я многого хочу!

–Ты слишком амбициозна, ты хочешь сразу свернуть гору, извини, так не бывает, – Сэм вздохнул.

–Хочешь сказать, я наивная? – спросила Салли.

–Да, ты наивная, ты постоянно живёшь мечтами, хотя нужно делать шаги к мечте, они рутинные, да, иногда скучные, постоянные, даже повторение ото дня в день, ото дня в день.

–Ну спасибо! Так я никакая, к том же еще и наивная, – обиделась Салли, её голос звучал обиженно и агрессивно.

–Слушай, я тебе постоянно трещу об одном и том же! Я устал тебе повторять, хочешь поныть, ной, давай пока, хочу побыть в тишине перед работой.

–Будь, пока! – задребезжал голос Салли.

–Ты что обижаешься?

–Да, если ты меня обижаешь, – сорвалась Салли.

–Прекрати, а! Никто на тебя не орёт, пока! До вечера!

–Ага, – и Сэм положил трубку. Постоянные разговоры об одном и том же его начали раздражать, они никогда не заканчивалась.

–К чёрту, – выпалил он и замолчал, ударил руль.

Над горизонтом, тем временем проходили дождевые тучи, они темнели от вечера, хотя и без того были чёрными, насыщенными водой, смутное чувство тревоги зарождалось где-то в глубине сознания Сэма, и росло незаметно, словно опухоль где-то в голове, но он пока не чувствовал приближающейся бури, не чувствовал тех головных болей, которые испытывает больной раком, и тучи, наполненные влагой всё росли и росли, богатели ей, словно нескончаемая бездна всё всасывала и всасывала влагу, готовую литься на головы неделями или целыми месяцами, скрывая под собой людей, словно верхушки самых высоких деревьев, словно тот мифический потоп, который пережил такой же мифический Ной с его скотом.

Так пара капель ударила о лобовое стекло. Сэм думал о работе. Он думал о том, что тратит лучшие молодые годы на заводе, получая гроши, не имея никаких перспектив на будущее и никакого развития. Как работник, и как человек, Сэм был неглуп, но ему просто не везло, для своего работодателя Сэм являлся очередным профессиональным импотентом, нищим, который что и может, как только крутить эти чёртовы гайки, наворачивать их на чёртовы болты, день изо дня, месяц за месяцем и год за годом. Убеждая, что нет пределу совершенства, что всего лишь маленький рабочий еще не достиг того просветления, того совершенства гуру по наворачиванию гаек на болты, когда бы он смог шагнуть на ступеньку выше на профессиональной лестнице, так он и оставался в одной должности целых пять лет, от которой его уже тошнило, а что ещё хуже, он просто профессионально выгорел. Но он неплохо рисовал, и тем спасался от глубокой депрессии. Салли иногда подливала масла в огонь, дела ее тоже не клеились. Они думали, что они никогда не выберутся в жизнь, никогда не выберутся из этой грязи и нищеты, и они не имели в виду блеск и роскошь, хотя бы больше чем еда и одежда.

Его кормили обещаниями о повышении, каждая перспектива обходила его стороной. Капитализм словно смеялся над ним, словно открывал свой рот, полный золотых зубов, и твердил ему поучающим тоном, что он ничтожество, ничего не достиг и у него нет будущего, что он не перспективный, и вообще ни стратег, ни менеджер, для рубки денег нужно быть избранным, твердил ему голос, иметь особенные качества, которых у него нет, одним словом – нужно быть "сверхчеловеком", сверхпотребителем, и сверхумником или чьим-то знакомым, имеющим влияние и защиту. Так он и рулил баранкой своего старенького "шеврале", по наизусть изученной дороге, от поворота до поворота, через шлагбаум, подъезжая к проходным. С поиском другой работы ему не везло, он был нигде не нужен.

Сэм ещё помнил то разгромное собеседование, на котором его разорвали в клочья, он упал в собственных глазах и никому не рассказывал о неудачи на работе, если только людям вне работы, которым он доверял и принимал их советы, без них бы он пал духом.

Собеседование за собеседованием, ему твердили, что он не годен для работы, каждый раз придумывая новые отговорки, но он знал, и все знали правду. Виной всему была его неуверенность, он был не опытен и его легко можно было запутать и перебить, Сэм тяжело выражал свои мысли вслух, хотя из него вышел бы отличный писатель, пером он владел отлично.

Все гнило и разваливалось, словно дерево с трухлявой сердцевиной, а теперь еще и сырость пришла, но парень этого не видел и не осознавал, он любил свой дом, любил работать и мечтал закончить университет.

Все всё знали, но все молчали, молчал и Сэм, он не хотел потерять работу, хоть работа ему и надоела, жуткое скучное однообразие и бесперспективность, идеализм его не привлекал, жалкое подобие бизнеса, Сэм хотел работать, быть полезным.

–"Будь стоиком", – говорил он сам себе, – "греки терпели, и ты потерпишь, могло быть и хуже, нечего опускать руки, расстраиваться каждой неудаче – не хватит расстройства", – Сэм хлопнул дверью, поздоровался с коллегами и шагнул через турникет.

Глава 3

Китай трясло в лихорадке, пока весь мир шатался по барам и ресторанам и шарил шашлыки в парках. Китайский вирус добрался и до АФ и поджидал уже за углом, незначительные новости доносились до провинций, но ситуация усугублялась и в эру интернета поднялась шумиха, паника и вот-вот бы закрыли Техас на карантин и вместе с ним зараженный и опустевший Нью-Йорк.

Машины то и дело проносились мимо Липтикута, но всякая зараза обходила городок стороной, а ЧС все не объявляли, а войска все стягивались к эпицентру эпидемии. Люди, как зараженные крысы разносили коронавирус из Уханя по всей Американской Федерации.

Салли родилась в деревушке под Липтикутом, совсем рядом с Сэмом. Семейку ее вряд ли можно было назвать нормальной, скорее она была совершено ненормальной. Девочкой она жила без отца, потому что этот "старый козёл", кем она считала его, даже не здоровался с ней, ушёл на чёрную зарплату, чтобы не платить алименты и развелся со своей новой "мымрой", чтобы уж совсем не платить алименты, а платить часть себе же самому, в лице его "мымры". Долгие годы её мать переезжала с квартиры на квартиру, от нового мужа она родила ещё одну дочь. Третий брак оставил на детях и на ней хороший долг, третий муж продал незаконно их маленькое паршивое жильё, и что самое главное, вышел сухим из воды. Но самым неприятным было её проживание со своими дедом и бабулей. Дед работал на грузовике, пока не взялся хорошенько за бутылку, и однажды, упал в яму под фуру, ударился головой и промёрз, после чего его мозг просто умер, он превратился в живой овощ, не способный говорить, мыслить, он ходил под себя, мочился в ванной, иногда кидался с ножом на внучек.

Бабуля, как особый фрукт в этой семье, никогда не работала, всю жизнь она сидела с сёстрами и братьями, которых было семеро. И так, из года в год, не получая ни опыта, ни знаний, она начала деградировать под жёстким деревенским воспитанием и сходить с ума. Она и сошла с ума, съехала с катушек, суицидальные наклонности открылись в ней. Она прыгала в колодец, угрожала убить себя и других, убить внуков, она ненавидела всё, ненавидела всех, как и своего мужа, как и муж ненавидел всё и вся, живя в постоянном потоке изрыгаемой желчи, скандалах и сплетнях. Даже когда её поносило, она звонила своей такой же полоумной сестре и сплетничала, рассказывая какого цвета у неё кал.

Драки, ругань, ненависть – были постоянными жителями дома Салли. В такой идеальной обстановке для жизни и взошла Салли, она то прекрасно осознавала своё положение, проблемы и перспективы жизни в этом гнилом городе. Осознанность Салли – маленькое чудо, практически не возможное в подобных условиях.

Говоря о самом городе, то можно сказать, что город этот самая настоящая дыра, настоящая помойка, производственный отстойник, в которым всем на всё плевать, где каждый норовит вырваться или пристроить своего отпрыска или знакомого на доходное местечко. Семейка Салли – есть настоящее олицетворение этого города, его рядовая семья, состоящая из самых рядовых граждан.

Грязные улицы, разбитые фасады, ужасные дороги, ужасные и дурные люди, гадящие у себя под носом, так и под носом соседа, наплевательство. Постоянное хамство, ужасные ржавые автобусы, серость, пробки, узкие улицы. Постоянная вонь, пыль и ужасный воздух, который испортили заводы и машины. У кого в этом городке нет машины? Конечно, все экологические и социальные проблемы можно было стерпеть, но людей, друг друга ненавидящих, страдающих всевозможными комплексами "царьков", "принцесс", "нарциссов", шизофреников, шизоидов, невоспитанной деревенщины, плюющей себе под ноги, отрыгивающей свои выделения из прокуренных лёгких, терпеть было невыносимо и тяжело. Город превращался в маргинала, ещё большего, чем был.

На его месте был пустырь, затем на пустыре построили металлургический завод, вокруг началось заселение, небольшие местные деревушки, затем город, весь сброд, все маргиналы стекались за работой. Принося дикую культуру, они так и не переродились в городских жителей, оставшись в неком подобии химеры, представляющей из себя смесь свиньи и человека. Но в семье не без урода, если ты не пьёшь, не тусуешься в кругу модных чуваков, то ты просто неудачник, не берёшь от жизни всё, ты скучный, к таким и девушки не липнут, ты слишком серьезный для своего социального положения, ты отброс, возомнивший себя не отбросом, а хотя бы приблизительным подобием человека. Ты серость среди коричневого.

Поэтому друзей ни у Салли, ни у Сэма не было. Они им, казалось, были ни к чему, все хотели поиметь что-то, чтобы ты их развлекал, или приносил какую-нибудь выгоду, хотя бы бесплатно кормил. Здесь уже каждый первоклашка знал, с кем нужно общаться, чтобы подняться в будущем.

И как только Сэм и Салли начали встречаться, весь мир отвернулся от них. Жизнь в самоизоляции оказалась для них не нова и привычна.

Куда бы не пошел Сэм, он везде чувствовал себя одиноким, все это началось еще очень давно, в школе, где над ним с подачки мерзкого старшего троюродного братца издевались в младших классах старшеклассники. В старших классах Сэма природа обделила красотой, и он рос худощавым, выше своих сверстников. Все почему-то сторонились его, или быстро теряли к нему интерес, словно к чему-то чужому и непонятному. Во взрослой жизни все его отношения с людьми строились на деловой и профессиональной основе. Он возмужал, оброс мышцами и уже далеко отошел от своего старого образа. Он то прекрасно всё понимал, но словно купол над головой, над ним висело одиночество, и если бы не Салли, скорее всего жизнь его закончилась скверно, и из года в год Сэм становился всё более угрюмым и серьезным, хотя от природы он был общительным и жизнерадостным.

По вечерам его скуку развеивали книги, иногда он смотрел в свою подзорную трубу на звезды, но главным способом уйти от мира было искусство, а рисовал он вроде бы неплохо, но никак ему не везло с продажей картин. Миру не нужны были картины, миру нужны были зеленые бумажки, красивые тачки и веселье. Три бога современного мира затмили собой бога солнца, искусства и смысла. Легкость, бессмыслица стала вкусом моды, чем проще и вульгарнее, чем быстрее для продажи – тем лучше.

Липтикут – это неудачное отражение зачахшего на стадии эмбриона города.

Хотя, если человек втянулся и не видел другой жизни, вне этого индустриального города, жизнь казалась ему непримечательной, терпимой, хорошей и обычной. Все было не так плохо, помимо периодов депрессии и зимы. Человеку свойственно драматизировать, и он ко всему привыкает, особенно к хорошему.

Липтикут не отличался архитектурой, все его постройки строились с полнейшей безвкусицей, какое только мог иметь провинциальный строитель. Ни за какое строение нельзя было ухватиться взглядом, плавно перескакивая с одной крыши на другое, наоборот, не хотелось открывать и смотреть на весь сраный стыд. Наверное, это был самый гадкий и плохой городок во всей Америке, про который мало кто и знал. Неизвестно, почему его стороной обходил весь свет цивилизации и прогресса, словно какое-то проклятье, сонная чума или лень опутали его улочки. Но здесь было много заводов, даже пара крупных. Преступность держалась на продажных копах, мелких бандах молокососов и на наркоторговцах, торгующих курительными смесями для школоты. Убийства случались редко, но по лицу можно было выхватить на раз-два-три, просто ни за что, не имея даже двух баксов в кармане, просто если ты не понравился какому-то возомнившему себя королем улиц сопляку из дешевой качалки и спортзала.

Сэму было не до такой жизни, он ее сторонился. Обживая свой небольшой дворик, живя с отцом и решая уже вопрос о переезде на квартиру с Салли, у него имелись свои нерешенные проблемы. Аура города была враждебной, и Сэм не находил мест, где можно было бы насладиться природой или видом на город, кроме единственной любимой ими кафешки.

Весь мир от него чего-то требовал, не давая ничего взамен, поэтому этот мир стоял на месте, как вкопанный, вокруг которого крутится жизнь, и чтобы этот инертный неповоротливый мир сдвинулся с мертвой точки, нужна была невероятная сила, нужен был настоящий атомный взрыв. Нужен был новый политик, нужна была настоящая «ядерная» реформа, но их миром правила стабильность, тишина, граничащая со стерильностью, которую никому не давали нарушить. Этот мир не принимал героев, супергероев или революционеров, он принимал только купюры.

Сэм чувствовал себя батарейкой, человеческой батарейкой, которая заряжалась по ночам во сне и получала энергию, путем переработки химических веществ, получаемых из пищи.

Все было не так плохо, правда, светлые дни были всегда, правда, только Сэм падал в глубокую депрессию, вместе с Салли. Помогая друг другу, они все же не сдавались и боролись, поддерживая другу друга, это были счастливые времена, когда они были вместе, и всегда любили друг друга, они были счастливы и беззаботны, как дети.

Сэм думал о том, чем ограничен человек и что нужно, чтобы быть большим, чем батарейка для заводов. Вот-вот и настанет один светлый день длиною в жизнь, переломный момент, в который они верили. Для человека нужно немного надежды, чтобы не терять дно под ногами и потерять ориентир.

Сериалы, книги, прогулки, ничего было не чуждо, современный мир стоял на трех гигантских китах: развлечение, наука и искусство. Но стоило обществу подкинуть кость извращенного развлечения, или какую-нибудь мистическую дрянь, оно хватало ее и с жадностью кусало, например, миф о не существовании СПИДа и вреде прививок. Сэм был не из таких, иногда критицизм доводил его до упадка сил и депрессии, но даже депрессию он подвергал критике, ему было тяжело от этого, он замечал негатив вокруг и не мог его не замечать и страдал от этого, его голова становилась большой и тяжелой, а сам он занудой, но Салли вытаскивала его из негативных мыслей, и служила, своего рода, противовесом. Сэм был одиноким парнем, пока его не встретила Салли и лишь тогда он почувствовал себя хорошо.

Глава 4

Метеорологи обещали неделю ливней, такого еще не бывало, пока страна сидела в самоизоляции можно было и потерпеть. В городе чуть ли не объявили штормовое предупреждение, и свет отключили, ливень колотил по раскинувшейся крыше завода. Хотя никто в городке ни к чему не готовился, никаких мер на случай наводнения не предпринималось, никогда в истории современного Липтикута настоящего потопа не было, были наводнения, когда еще не существовало плотицы и водохранилища, и все, но это совсем другое время.

–Свет погас, – сказал Сэм самому себе, когда производственная линия потухла, – уууу, – удивился он.

С крыши лилась вода и на улице творилась жуть, канализация вывалилась прямо на асфальт и уже затапливала территорию завода, затекала в цеха. Оставив рабочее место, собрав вещи, Сэм двинул в столовую, туда же стекались его коллеги. Горело аварийное освещение, парни включали фонарики на телефонах.

Все спешили к кулеру, пока вода в трубках не остыла, наливая себе последние горячие капли воды для кофе.

В столовой стоял шум.

–Потоп, – весело сказал ему Боб сзади, – второй цех плывет, как бассейн и засмеялся.

–Уточек не хватает, – улыбнулся Сэм, – наверное, нас домой отпустят, как ты думаешь? Включат свет или нет? Настоящий блэкаут.

–На улице ты видел, что творится? Стена воды, по колено, как мы пойдем? – спросил его растерянный и впечатленный Боб.

–Придется через цех, все равно всё стоит, – Сэм налил себе теплой воды и отпил, в столовую вошел мастер смены.

–Сегодня не работаем, всех отпускают. Завод стоит, – обратился он ко всем.

–Плывет, Робби, плывет, а не стоит, – отозвались из толпы и раздался хохот.

–Не то слово, пока всё не смыло, все домой, и ждите звонка, ситуация продлится долго. Начальство не знает, когда запуск, передают целую неделю дождей и ситуация может усугубиться.

Спустя несколько минут, Сэм в компании коллег, не мытый из-за отсутствия света, пересекал залитый цех, и под проливной дождь добежал до стоянки, сел в машину, вытер мокрое лицо и завел мотор.

Впереди его ждала невыносимо тяжелая дорога домой, на дороге валялись ветки, грязь, камни устилали асфальт, сверкала молния и долбил нескончаемый гром.

Ехать в такую погоду было невыносимо тяжело, почти всегда на тормозах, из под колес била вода, которая расступалась на асфальте и затем вновь собиралась в поток.

Будущее. Киберпанк. Сэм не верил во всю эту чепуху, будущее не наступит, никакие роботы не отнимут у людей работу. Отнимать работу могут только сами люди, путем обесценивая труда, что происходит с обеих сторон трудового договора.

Высокие технологии для Липтикута оставались где-то за горизонтом, а все повседневное превращалось в долгую томительную обыденность, высокие технологии подразумевают рост, инновации и замену старого новым, а нужно было заменить сам Липтикут, вынуть из него систему и залить вместо нее нечто новое и совершенное. Но это были лишь фантазии, и то, не от Сэма, а от единичных жителей округи, собранные по слову от каждого.

Человеческий труд был слишком дешевым, чтобы его ценить, и в это же время незаменимым из-за его все той же незатейливой дешевизны. Всегда ценился труд редких специалистов, но и его система пыталась обесценить путем нехватки таких кадров и конкуренцией. А что было бы в обществе роботов, у которых отсутствуют амбиции и эмоции, для которых не существует социального статуса? Их можно было бы эксплуатировать не щадя – подумал бы какой-нибудь техношовинист, и оказался бы прав. У машин нет прав – только инструкции, у скотины нет прав – только ярмо. У роботов и скотины были бы свои паспорта – небольшой штрих-код, в то время, для людей цифры в документах и имена, а это уже огромная разница.

Капитализм. Если у кого-то прибывает, то где-то чего-то не хватает. Бесплатная рабочая сила – волшебная палочка, по взмаху которой обогащается меньшинство. Рынок диктует стоимость вашего труда, а рынок – это потребность в нем. Замкнутый цикл самовоспроизводства роботов был бы идеальным выходом из всевозможных кризисов, ведь тогда бы отпала надобность в труде и торговле, следовательно, и в самом человеке. Липтикут был идеальным образцом эры производства.

Социализм и коммунизм. Для тех, кто не верит в капитализм и рынок, а верит в диктатуру пролетариата. Легко спутать и обгадить и построить нечто совсем не похожее на идеал, который при такой сильной любви индивидуума к власти и деньгам способен существовать только на бумаге и в умах идеалистов.

Сэм верил в гармонию, что все рано или поздно успокоится во вселенной и в мире, а если и суждено потерять работу, скитаться в нищете в поисках хотя бы минимальной оплаты, от судьбы не уйти, какой бы жестокой она не была и он боялся своего будущего. Конец, в качестве всеобщего затухания, возможен ли он? Будет ли предшествовать ему нещадная и жестокая борьба за место под лучами солнца? Как жестоко люди борются перед смертью за последний глоток воздуха в газовой камере? Но разве Земля – газовая камера? Итак, люди умеющие выполнять одинаковую, монотонную работу из года в год, и не задавать при этом лишних вопросов – идеальные люди эпохи.

Как и все, Сэм не любил распространяться на счет политики, это было чревато последствиями, все в этом городе, и не только в нем сидели по углам и думали только о своей собственной шкуре. Никто не говорил о политике, если вы чувствуете воздух, вы говорите о нем? Политику чувствовал каждый, как от нее смердит трупами, а сейчас от нее несло трупами нью-йоркеров.

Глава 5

Уже стемнело. Бармен стер пену со стойки и вымыл кружки.

Завсегдатаи не рискнули выходить в такой ливень на улицу и идти за выпивкой, и бармен грустил, бар пустовал. Закрывая забегаловку "Олений кусок", он посматривал щенячьими глазами за окно, где городок смывало в овраг. Грустил, грустил и грустил, вместо тревоги, в нем поселилась грусть, он начал тосковать по родным.

Официантка мыла столы до блеска, и в самом дальнем углу зала все еще торчала пара сопляков. Одним из "унылого говна", как их называла Шелби, был сын местного шерифа Арона Джонсона, который вечно покрывал своего отпрыска, когда тот бил кому-то морду.

Вторым пареньком был его поверенный, мальчик на побегушках, заискивающих и вечный говнюк Карл, необразованная деревенщина, без гроша за пазухой. Карл жил с подачек Уэсли, пил за его счет.

–Свет, наверное, сегодня уже не включат, – сказал бармен Шелби, глядя куда-то в темноту и о чем-то думая, на его лице отразилось разочарование.

–Уже ни к чему, ночь на дворе, – ответила та, – в такую погоду никто не придет на ночь, нужно закрываться раньше и идти домой. а не ждать с неба погоды.

–Ты права, – кивнул бармен, нелегкая неделька выдалась, но не нужно было сегодня и открываться, нужно было и тебя оставить дома, и самому оставаться.

Когда Шелби принялась мыть столы рядом с "вонючими говнюками", они стали переговариваться между собой и хихикать.

–Бар закрывается, – сказала им Шелби, – через пять минут.

–Насрать, – ответил Уэсли, – там все равно дождь, милочка, неужели вы выгоните нас на улицу? – Уэсли отпил пива, и сплюнул на пол, – там дождь.

–Да дождь и что? И я тебе не "милочка", – огрызнулась она, и ушла.

–Вроде ничего зад, – захихикал Карл.

–Мать его, вшивого одноклашки, ответил Уэсли, – я бы ее трахнул и его тоже.

–Так трахни, слабо? – засмеялся Карл, – слабо? Кишка тонка.

Пьяный Уэсли встал, и опрокинув рукавом наполовину пустую кружку пива, влепил по морде Карлу.

–Ты чего? – завизжал тот.

–Заткнись Карл, не беси меня, – милочка, тащу сюда свою швабру! – закричал он, бармен вышел из-за стойки и направился к ним.

–А ну, щенки, выметайтесь отсюда! – бармен, замер, упершись руками в бока, это был толстый и грузный мужчина, сорока лет, в темноте он казался огромным.

–Ладно, ладно, грязнуля, а то папке моему позвонишь? – засмеялся Уэсли, – пойдем Карл, всякий раз, когда посещаю эту помойку, меня тошнит от этого вонючего пойла.

–Так и не посещай, нехер тебе здесь делать, малолетка, – бармен выпустил молокососов, проводя их взглядом, Уэсли злобно посмотрел на него, фыркнул, выпалил себе под нос "мудак".

–Не надо было, Мэттью, они ненормальные, вечно ведут себя как свинья, хотя им уже и по двадцать два года.

–Давай не сегодня, тебя проводить? – спросил ее бармен.

–Сама дойду, там дождь, не мокни, – Шелби махнула рукой, и вышла на улицу, в баре погас свет, Мэттью задул свечи и выключил фонарики, и уже не видел ее, исчезнувшую в темноте.

Глава 6

Небеса разверзлись. Казалось, боги гневаются на маленький и беззащитный Липтикут, как гневается сто килограммовый отец с ремнем на своего худенького отпрыска, за то, что тот помочился в постели. Он лупит и лупит его, а из глаз малыша текут потоки воды, сквозь облака, затапливая и заливая все ковры в гостиной на первом этаже. Это досадно. Когда все вокруг мочит твои газонные лужайки, смывает твой благоуханный райский сад в канаву и закрепляет твой зад к креслу, или рано загоняет в постель без всяких удобств, как всеобщий карантин например. Но вряд ли Липтикут спал в это время, когда бушевала гроза, скорее ждал чего-то, наверное, когда включат свет, и каждый продолжит смотреть телевизор или сидеть за компьютером, но нет, город обесточили, и жители, дождавшись двенадцати раскинули покрывала, и под грохот дождя сунули свои носы в подушки уснули, не беспокоясь о завтрашнем дне.

Сэм ели-ели гнал обратно, пробиваясь чрез тьму. Сеть на телефоне упала до нуля, фары едва пробивали на несколько метров вперед, колеса то и дело цепляли лужи и поток воды, заливая ударом лобовое стекло, дворники не справлялись и приходилось постоянно притормаживать. Ничего не видно, всё смешалось.

–Черт! – выругался Сэм, – "доеду, потихоньку", – подумал он, и сильнее стал всматриваться вперед. Вдали, в зеркале заднего вида появился свет, исходящий от шумящей и грохочущей фуры.

Сэм задумался. Погода напомнила ему тот зимний вечер, когда он отвозил Салли домой, шел сильный снег, машина буксовала на обочине, мешая сырую грязь с белым снегом. "И откуда столько влаги" спрашивал Сэм, "ведь снег – вода", "в наших краях это редкость, давно не видел снега".

–"Снег лучше", – решил Сэм, – " по крайней мере, видишь, куда едешь".

Фура пронеслась и скрылась на бешенной скорости, обдав машину Сэма, залив ее от самого верха, и нагнав волну до самого края обочины .

Сэм ударил по тормозам, едва уловив движение слева, его машина скользила вперед, на мутное существо. Глаза существа отражали свет, его голова всплыла из под обочины и показалось тело, высокое, на длинных ногах, едва не задев копытом бампер машины, существо нырнуло вглубь зарослей, от холки до холки существо занимало всю ширину дороги и всю обочину справа.

–Фак! – заорал Сэм, машина дернулась и заглохла, собравшись с духом, парень повернул ключ и завел машину, руки его дрожали и он вздохнул. Еще пару метров, и, возможно, животное влетело бы в него, прямо в лоб, разворотив весь верх и счесав заодно и башку Сэму. Животное на длинных ногах чуть не убило Сэма, чуть не оставила от себя и него мясную кашу.

–Лось, – сказал Сэм не уверенно дрожащим голосом, – он никогда не видел живого лося, но все так быстро произошло, – «вроде бы похож, да, лось, только огромный», – решил он, отъехав уже совсем далеко от тех зарослей, ему захотелось позвонить Салли и обо всем рассказать, он нащупал сотовый и проверил сеть. Сэм вспомнил пост о лосе на фейсбуке. Один парень сшиб лося, всё содержимое лося развалилось из разорванного брюха и плюхнулось прямо в рот парню и его попутчику, залило глаза, от чего те гноились долго. Кишки растянуло по трассе от раскуроченного металла до трупа парнокопытного, парень видел и попробовал на вкус то, что лось переваривал и успел переварить – говно лося. Но парень остался жив, хоть и с разбитой головой и привкусом во рту.

–Пусто, – Сэм включил дальний свет, впереди никого не было видно, и сбавил газ, проезжая через дамбу, гудящий поток водоворота сбрасываемой воды скрывала тьма, он успокоился, постарался сосредоточиться, ища по обочинам собак или лосей.

–Ок, ок! "Подожду до дома", – и вот уже были видны стволы деревьев справа и слева, Сэм въезжал к себе домой, где ему, как казалось, ничего не угрожало.

Глава 7

Дом Шелби находился в миле от бара. Каждый вечер она ходила пешком с работы и обратно, прогуливаясь по тротуару, в этот вечер она брела домой, где ее ждали испуганные дети. Всего их было пятеро, двое из них уехали по совершеннолетию, остальные ждали дома, их пугало отсутствие матери в такую погоду, они не могли дозвониться до нее, и все же легли спать, но так и не уснули. У Шелби был ключ, она бы тихо и незаметно вошла в дом, сняла бы и повесила сушиться мокрую до ниток одежду, открыла бы холодильник, сделала бы сухие бутерброды, запила бы их молоком, и, поцеловав самого мелкого, легла бы в постель. Но этого не произошло.

Шелби уже третий год работала в баре официанткой, с мужем она развелась еще лет десять назад, и с тех пор ее жизнь превратилась в одну сплошную бытовуху – дом, робота, дом, работа, она начала дурнеть и полнеть.

Гремел гром, дождь не утихал, а Шелби, уже не прикрывая голову сумкой шла под проливным и холодным водопадом. Казалось небо упало. Женщина ни о чем не думала, в такую погоду человека берет ступор на мысли. В голове один потоп.

Карл и Уэсли торчали под дождем, они не далеко ушли, проклиная эту вонючую дыру, автобусы уже не ходили, да и кто поедет в такую погоду? Никто их не подбирал, на катки не было денег и до него не дозвониться.

–Смотри Карл, – обратился к Карлу мокрый и продрогший Уэсли, – это та шлюха из бара, – а ну пойдем, – Уэсли кивнул и едва заметно улыбнулся в темноте.

–Что ты задумал? – спросил его Карл.

–Сейчас узнаешь, сопляк, делай, что я тебе говорю, усек? – Уэсли с усмешкой взглянул на Карла и двинулся вдогонку за Шелби.

–Эй, – окликнул ее Уэсли, и Шелби вздрогнула, сердце упало и она почувствовала прилив адреналина от испуга.

–А, это ты маленький говнюк из бара, сынок шерифа? – огрызнулась она, – что тебе надо, иди домой и не мокни.

Слова обозлили Уэсли, он поравнялся с ней.

–Да я вот тут подумал, ты не будешь против, если я и мой друг тебя трахнем вдвоем? – Уэсли подмигнул и оголили свой рот улыбкой. Шелби поняла, что он издевался над ней.

–Я тебе в матеря гожусь, сопляк, а ну отвали, ты свихнулся? – Шелви ускорила шаг, ее сердце забилось.

–Уэсли, – произнес Карл, – пойдем.

–Отвали! – заорал на него еще хмельной Уэсли, – давай мы тебя трахнем за 50 баксов, шлюха? – он ускорил шаг, почти бежал на Шелби, сделал жест рукой и шлепнул ее по мокрой попе. Шелби остановилась и врезала пощечину, Карл открыл от изумления рот, звон от пощечины стоял на всю улицу и даже затмил собой шум дождя.

Глаза Уэсли загорелись яростью.

–Ах ты сука! – заорал он, и ударил ей кулаком в лицо, из носа хлынула алая кровь и Карл услышал, как Шелби громко вздохнула.

–Ах ты сука, – вновь заорал Уэсли и принялся колотить Шелби по лицу, та закричала, но Уэсли ухватил ее за шею и достал из кармана раскладной нож, взмахнул его и открыл.

–Только закричи и я тебя прирежу, – он потащил ее в кусты.

Старик лег спать, загасив свечу, он услышал чей-то вопль на улице, и разволновавшись, встал и подошел к окну, ничего не было видно и он прислушался, тишина, только дождь и гром.

–Показалось, – решил он и лег спать.

Уэсли продолжал избивать Шелби, он был силен, она не пыталась сопротивляться.

–Хватит, хватит, – умоляла она его,– прекрати мне больно!

Но парень разошелся, он почувствовал, что получает удовольствие, что хер у него в штанах дымит и он хочет трахнуть эту старую суку Шелби. И вновь удар обрушился на Шелби, который свалил ее с ног, Уэсли разрезал ей платье, стянул трусы, он не слышал Карла, он оттолкнул Карла, когда тот попытался его остановить. Шелби растворилась в темноте, она не кричала и не плакала, ее слез не было видно, их смывал дождь, мешая их с кровью, как и ее рассудок и жизнь с грязью.

Глава 8

Сад залило водой, которая стояла до самого порога, и Сэму пришлось залезть в воду, промокнуть, хотя он так этого не хотел, деваться было некуда.

Сэм постучал в дверь и спустя несколько секунд ему открыл сонный отец. Сэм взглянул на отца, кивнул и вошел, скинул обувь и снял носки.