Его

Глава 10.

Кэт.

Я открыла глаза, лёжа на подвальном полу. Одеяло собралось под шеей, а рука всё ещё была прикована наручниками к трубе. Лодыжка слегка ныла от боли, а единственные лучи света, закрадывавшиеся в комнату, исходили из-под подвальной двери.

Это был мой день рождения.

Лекарства улетучились, но я не знала, как долго пробуду без их воздействия. Меня омыла тревога, а когда я села, руку скрутило и пронзило болью. Гейб сказал, что уходит, и поэтому ему пришлось надеть наручники. Запястье вопило от боли, и как бы я ни старалась глубоко дышать, это не срабатывало. Ничто не могло успокоить мои нервы, расстреливающие мозг паническими сигналами.

Когда Гейб распахнул дверь, я наполовину с облегчением, наполовину с ужасом подняла голову. У него в руках была миска с чем-то, и я учуяла запах овсянки, когда он начал пересекать комнату. Я слабо приподняла руку.

— Запястья болят, — сказала ему. — Сними наручники.

— Сначала ты должна послушаться, — ответил он. — Сейчас мы будем завтракать.

Он набрал ложку овсянки и поднял её, удерживая перед моим лицом. Паника захватила меня в тиски. Я не хотела, чтобы так оставалось всю мою оставшуюся жизнь. Не хотела быть домашним питомцем.

— Пожалуйста, — попросила я. — Это больно…

Его рука хлестнула по моей щеке так внезапно, что боль от шлепка пришла гораздо быстрее, чем я осознала, что он поднял на меня руку. Ложка со стуком упала в миску. Щёку опалило жаром, а волна панического гнева взвилась ввысь, перекрывая горло.

— Сначала повинуйся, котёнок, — приказал он, вновь поднимая ложку. — Вот тогда мы поторгуемся.

Я открыто уставилась на ложку, будучи не в силах рассуждать здраво из-за столь яростно кипящей внутри ненависти. Мне были известны лишь боль и голод, и я не хотела находиться здесь, не хотела, чтобы он меня кормил.

— Нет, — ответила я.

Он схватил меня за подбородок и вскинул его, обхватив мой рот так, что губы сморщились.

— Кушай, котёнок, — произнёс он, поднося ложку к моим губам.

— Нет!

Не сегодня. Сегодня я не буду его питомцем. Резко дёрнув голову в сторону, я лягнула. Миска опрокинулась, разбрызгивая всюду овсянку.

Прежде чем я успела насладиться результатом своего бунта, его рука очутилась у меня подмышкой и уволокла меня к стене. Я взвизгнула, когда он пихнул меня к ней и прижал к губам ложку.

— Остановись, — прошептала я.

Мои ноги задрожали и затряслись от паники.

— Подчинись, — произнёс он сквозь стиснутые зубы.

— Остановись, — воскликнула я. — Отпусти меня!

— Ты знаешь, что я не могу, котёнок, — ответил он.

Затем зачерпнул большим пальцем кашу с ложки и пихнул его мне в рот. Палец уткнулся мне в зубы, а овсянка закапала на губы.

— Прекрати! — зарыдала я. — Пожалуйста, остановись.

И всё же он не остановился. Швырнув ложку в сторону, он задрал мою голову. Сначала я подумала, что он заставит меня съесть больше, но вдруг его губы обрушились на мои.

Поцелуй украл дыхание, а его масса выдавила весь воздух из моих лёгких. Тело горело от боли, и я завертелась под ним, но он крепко держал меня. Те чувства, которые мои лекарства бы оборвали, хлынули в состоянии повышенной готовности.

Так отвечало на поцелуй предательское тело. Как и в первый раз, я прижалась губами к его. Огонь в теле теперь был не просто болью, а болезненной жаждой. Когда он, языком обведя контур губ, углубил поцелуй, я выгнула спину, отчаянно пытаясь убедить себя в том, что не хочу в этом участвовать.

Конечно, не хочу. Я ничего не могла поделать с острой болью, разгоревшейся внутри, в то время как он прижался ко мне снаружи. Его руки удерживали мои запястья, а я была только благодарна, что он не скользнул ими вверх к лифчику, где скрывалось лезвие.

Лезвие. Я не могу позволить ему узнать о лезвии.

Когда он разорвал поцелуй, его глаза горели от эмоций, которых я не видела в нём раньше. Это продлилось лишь долю секунды, прежде чем занавес пал, а его глаза обратились ко мне по-прежнему ровно и бесстрастно. Его руки безвольно повисли по швам.

— Зря ты торговалась, котёнок, — сказал он. — Еда тоже потрачена впустую.

Я сглотнула. Слеза, очутившаяся в уголке моего глаза, начала своё медленное путешествие вниз по щеке. Я стёрла её. Не хотелось, чтобы он видел, как я плачу.

Тревога пропала, сменившись ненавистью и гневом. По крайней мере, я могла это сделать. Могла напасть на него с лезвием, однако стоило дождаться, пока он снимет с меня наручники. Тогда шансы увеличатся.

— Я надеялся, что сегодня у нас выдастся хороший день, — бросил он. — Вчерашний был многообещающим.

Он ждал, пока я что-нибудь скажу, но мне нечего было ответить. Он поднял с пола перевёрнутую миску с ложкой и пошёл к выходу, так и не освободив меня.

— Это твой день рождения, — произнёс он, и я удивилась отсутствию в его голосе даже намёка на злость. — Я вернусь позже с твоим подарком. И тогда было бы лучше, если бы ты всё-таки послушалась.

Гейб.

Конечно, её день рождения. Она ответила бы лучше, если бы увидела то, как хорошо я собирался обращаться с ней в день её рождения. Наверное, с этого мне и стоило бы начать. Теперь же мне нужно найти подарок, который бы её устроил.

Я прорвался к верхушке шкафа. Там хранилась коробка, которую я недавно нашёл, с драгоценностями моей матери. Я забрал её и спрятал подальше после того, как она умерла.

Пальцы коснулись чего-то твёрдого на полке, и я вытащил ящичек из розового дерева. Он поблёскивал тёмно-красным, когда я смахнул с него пыль.

Открыв шкатулку, я достал ожерелье. Серебряное колье с двумя переплетёнными сердцами. Я помню, как моя мать носила его, как серебряная цепочка сверкала на её горле. Её горло…

Его перерезали. А мой отец держал нож. Кровь, повсюду кровь.

Коробка с грохотом рухнула на пол, вываливая другие драгоценности. В спальню вторглась тьма, тень взвилась вверх. Нет. Я не хочу, чтобы она вновь здесь появилась. Только не снова. Слишком скоро.

Серебряная цепочка впивалась в кожу, но моя рука сжимала её всё крепче. Я закрыл глаза, хотя продолжал ощущать присутствие тени, терпеливо ожидающую на периферии зрения. Поджидающую меня, чтобы снова отправиться на поиски. Тонкий металл сердец в моей руке, казалось, забился. Мать. Мама. Моя мама…

Я взвыл, и звук эхом отозвался в пустом доме.

Кэт.

Лезвие прорезало основание лифчика, и я подправила его так, чтобы оно не торчало, когда с лестничной площадки пролился свет. Поспешно засунув его за обратную сторону подкладки, я прислонилась к стене со скрюченной и безвольно свешивающейся с трубы рукой.

Гейб медленно толкнул дверь. По-прежнему топлесс. Он так и не надел другую футболку. Я не знала почему: потому, что он пытался продемонстрировать мне свою мускулистую грудь, или потому, что ему на самом деле было всё равно. Зная его, я могла только предполагать, что вероятней последнее.

У него в руках что-то было. Подарок, так он сказал. Приблизившись, он протянул его мне. Это было ожерелье. Серебряная цепочка, болтающаяся на его пальцах. Очаровательные сердца, свисающие на её конце, ярко поблёскивали в слабом свете.

— Вот, — произнёс он. — Твой подарок.

— Ты не завернул, — ответила я ему.

Я не собиралась играть в эту специфичную игру, не после того, как он приковал меня обратно к трубе.

Он промолчал, повернувшись боком к свету, благодаря чему я сумела разглядеть, что ободок его глаз под тёмными ресницами покраснел. Он плакал?

— Ты хочешь, чтобы я его завернул? — поинтересовался он.

Тон его голоса оказался низким, смущённым. Ожерелье вращалось на его пальцах, закручивая сердца на конце цепочки.

— Я этого не хочу, — сказала я, пытаясь говорить уверенно, хотя по каким-то причинам не сумела придать голосу силы.

— Почему же?

— Потому что я хочу уйти.

— Ты не можешь уйти. Но можешь получить его. Этот подарок, — его слова прозвучали мольбой.

— Мне не нужно от тебя никаких подарков. Я тебя ненавижу.

Я оттолкнула его руку, и ожерелье качнулось, будто маятник. Прежде чем я успела что-либо сказать, он схватил меня за руку, скрутил её и завёл мне за спину. Я ощутила, как цепочка начала впиваться в кожу между нашими руками, даже через бинты, что покрывали мои порезы. Лезвие в моём лифчике перевернулось и надавило на ткань. Мне оставалось лишь надеяться, что до моей кожи оно не доберётся.

Гейб грубо поцеловал меня, вдавливаясь в моё тело так же, как и целуя. Я чувствовала его растущую эрекцию через ткань штанов, прижимающихся к моему бедру. Его явное влечение посылало дрожь неудовлетворённого желания по моему телу. Его обнажённая грудь была твёрдой, а мышцы так и перекатывались под давлением между нашими телами.

Горячо, это было так горячо. Я изо всех сил пыталась дышать, и он чуть отклонил голову, отпуская мои губы, и пригвоздил меня спиной, утыкаясь своим лбом в мой и отделяя наши лица какими-то пятью сантиметрами.

— Я привлекаю тебя, — сообщил он.

— Ты всё ещё мне ненавистен.

— Почему? — спросил он.

Его кожа у моей была гладкой, а дыхание свежим, как мята. Я ненавидела даже мысль о том, каким ужасным было моё дыхание, но он уткнулся в меня так, словно в этом не было совершенно никакой проблемы. Я пустила все силы на то, чтобы отодвинуться, но он удержал меня.

— Ты монстр, — бросила я.

Он помолчал, прежде чем заговорить:

— Возможно.

— Возможно? Ты убиваешь людей!

— Котёнок, те мужчины, которых я убиваю, — нехорошие. Они избивают своих жён. Жестоко обращаются с детьми. Откупаются от судей и проскальзывают через щели. Они самые настоящие монстры. Иногда я заглядываю на их похороны и вижу, как их семьи плачут… С облегчением.

— Откуда ты знаешь? — спросила я у него.

Можно ли ему верить? Разве не это бы сказал любой серийный убийца? Разве они не всегда обвиняют своих жертв? Но, возможно, если он думал, что говорит правду… Возможно, он не убьёт меня.

— Я вижу все эмоции, — ответил он. Затем поднёс свободную руку к моей щеке и погладил мой подбородок своим большим пальцем. — Вот откуда я знаю, как на самом деле ты ко мне относишься.

— Ты мне отвратителен, — прошептала я.

— Отчасти, да. Но также я привлекаю тебя, даже сейчас. Моё прикосновение тебя волнует. Ты хочешь, чтобы я взял тебя, трахнул.

— Нет.

Он отступил. В его глазах вновь плескалось веселье.

— Нет, пока нет. Не сейчас. Но ты захочешь. И когда ты захочешь, я буду ждать. А пока прими мой подарок, — он снова протянул мне ожерелье, и вновь в его голосе слышалась мягкость.

— Ты снимешь наручники? — осведомилась я.

Его глаза метнулись выше, и я поняла, что это был первый раз, когда он осознал, что я всё ещё прикована к трубе. Он двинулся вперёд и без лишних слов снял наручник.

Свободна. В моём распоряжении обе руки. Я потёрла больные запястье и предплечье, сопереживая месту, где находилось лезвие. Возможно, сейчас. Если у меня был шанс…

— Возьми его, — произнёс он, протягиваю цепочку.

Я потянулась и взяла ожерелье, задевая его кончиками пальцев. Несмотря на саму же себя, я ощутила трепет, когда он коснулся меня. К чёрту его! К чёрту меня! Я раскашлялась и обратила внимание на амулет, надеясь, что он не различил доказательство моей увлечённости по моему лицу.

— Где ты его взял? — спросила я.

— Оно принадлежало моей матери.

— Где она живёт?

— Нигде. Она мертва. Я просматривал её вещи.

Я не решилась задать вопрос, проплывший в моей голове: «Ты убил её?» Затем я вспомнила о шуме, который донёсся до меня со второго этажа.

— Поэтому я слышала, как ты кричал чуть раньше?

Его глаза устремились к моим. В них была опасность. Гнев, порождённый испугом. Я преступила что-то недоступное для моего понимания, где было много такого, чего бы я предпочла не знать.

— Я не кричал, — его голос был хриплым и очень тихим. Он прозвучал как трепет хвоста змеи перед нападением на жертву.

— Хорошо, — согласилась я быстро.

— Хочешь надеть его? — спросил он.

Я кивнула. У меня не было желания злить его ещё больше, чем он уже был. Я чувствовала, что он находился на грани срыва, и мне чертовски не хотелось, чтобы он набросился на меня.

Гейб взял ожерелье, и я в который раз ощутила недолгий трепет от его прикосновения к моей руке. Он открыл замочек и жестом указал мне повернуться.

Стоя спиной к стене, я потянулась рукой под футболку, в которую была одета. Пальцы коснулись линий лезвия. Теперь я смогла бы его вытащить. Смогла бы резко развернуться, разрезая воздух и его горло. Если бы я прицелилась вправо, то смогла бы перерезать ему яремную вену и бежать, бежать, бежать…

Его пальцы скользнули под мои волосы и смахнули их в сторону. От его прикосновения я вздрогнула. Вид его печальных глаз, слабость в голосе… Я не могла этого сделать. Не сейчас. Что-то удерживало меня.

Может быть, то, что сама я убийцей не была. Может быть, меня пугала темнота, а если я вдруг что-то напутаю, мне бы не хотелось всё испортить и потерять единственный шанс на побег. Может быть, мне стало его жалко. Какой бы ни была причина, мои пальцы отступили, оставляя лезвие безопасно припрятанным в основании лифчика.

Гейб занёс цепочку над моей головой и обвил ей мою шею. Я почувствовала, как костяшки его пальцев задели мой затылок, пока он закрывал застёжку на замок. Прикрыв глаза, я могла бы представить, что мы были семейной парой, а он помогал мне подготовиться к званому ужину. Чувство защищённости, тёплое чувство охватило меня. Странное ощущение.

Габриель наклонил голову и поцеловал моё обнажённое плечо, его губы чуть заметно дрожали у моей кожи. Он поцеловал меня как муж, как нежный любовник. А слова его слабым шёпотом проплыли в темноте:

— С Днём Рождения, котёнок.