Жуковский Василий Андреевич

Жуковский (Василий Андреевич) – знаменитый поэт. Родился 29 янв. 1783 г., в селе Мишенском, в 3 вер, от гор. Белева, Тульской губ. Отцом его был старик-помещик этой деревни, Аф. Ив. Бунин, а матерью – пленная турецкая девушка. От восприемника своего, бедного дворянина Андрея Григорьевича Жуковского, друга Буниных, новорожденный получил свое отчество и фамилию. Как раз перед рождением будущего поэта семью Бунина постигло страшное горе: из одиннадцати человек детей в короткое время умерло шестеро, и между ними единственный сын, студент лейпцигского университета. Убитая горем Мария Григорьевна Бунина, в память об умершем сыне, решила взять в свою семью новорожденного ребенка и воспитать его как родного сына. Мальчик вскоре сделался любимцем всей семьи. Первоначальное ученье мальчика шло очень туго; 11-ти лет его исключили из тульского народн. училища, «за неспособность», после этого мальчик поселяется в Туле, в семьи своей крестной матери Юшковой, одной из дочерей Бунина. Общество маленького Ж. теперь составили исключительно девочки, что не могло не иметь влияния на еще большее развитие природной мягкости его характера. Дом Юшковой был центром всей умственной жизни города. Вокруг образованной и любезной хозяйки был целый кружок лиц, всецело преданных литературным и музыкальным интересам. 14 лет Ж. поступил в московский благородный университетский пансион и учился в нем четыре года. Обширных познаний пансион не давал, но ученики, под руководством преподавателей, нередко собирались читать свои литературные опыты. Лучшие из этих опытов немедленно печатались в современных периодических изданиях. На втором году пребывания Ж. в пансионе среди товарищей его, в числе которых были Блудов, Дашков, Уваров, Александр и Андрей Тургеневы, возникает даже особое литературное общество – «Собрание», с официально утвержденным уставом. Первым председателем был Ж. В печати Ж. дебютирует «Мыслями при гробнице» (1797), написанными под впечатлением известия о смерти В. А. Юшковой. «Живо почувствовал я – говорит 14летний автор – ничтожность всего подлунного; вселенная представилась мне гробом... Смерть! лютая смерть! когда утомится рука твоя, когда притупится лезвие страшной косы твоей?»... С 1797 по 1801 г., в продолжение четырехлетней пансионской жизни, Ж. напечатаны: «Майское утро» (1797), "Добродетель (1798), «Мир» (1800), «К Тибуллу» (1800), «К человеку» (1801) и мн. др. Во всем этом преобладает меланхолическая нота. Юношу-поэта поражает непрочность жизни, быстротечность всего земного; жизнь кажется ему бездной слез и страданий. «Счастлив – говорит он – тот, кто достигнув мирного брега, вечным спит сном...» Меланхолическое настроение поэта зависело, прежде всего, от литературных вкусов времени. Первые произведения Ж. явились в то время, когда русских читателей приводила в восторг Бедная Лиза (1792) Карамзина и ее бесчисленные подражания. Но модой объяснялось не все. Обстоятельства, сопровождавшие рождение Ж., не были забыты ни им самим, ни другими. «Положение его в свете, – говорит один из друзей поэта – и отношения к семейству Буниных тяжело ложились на его душу... Его мать, как ни была любима в семье, все же должна была стоя выслушивать приказания». Детство и первые годы юности поэта далеко не были так счастливы, как казалось. В 24 года поэт с грустью вспоминает о прошедшем: «К младенчеству ль душа прискорбная летит», говорит он в Послании к Филалету (1807),

Считаю ль радости минувшего – как мало!

Нет! счастье к бытию меня не приучало;

Мой юношеский цвет без запаха отцвел!..

Несколько позднее (1810) Ж. пишет А. И. Тургеневу: «не думай, чтобы моя мысль о действии любви была общею мыслью (общим местом), а не моею; нет, она справедлива и неоспорима, но только тогда, когда будешь предполагать некоторые особые обстоятельства; она справедлива в отношении ко мне. Надобно сообразить мои обстоятельства: воспитание, семейственные связи и двух тех (отца и мать), которые так много и так мало на меня действовали». В своей матери ему тяжело было видеть что-то среднее между госпожою и служанкой. Отца своего Ж. почти совсем не знал и никогда не говорил о нем.

Ко времени пребывания Ж. в пансионе относится и первый перевод его – романа Коцебу: «Мальчик у ручья» (М. 1801). По окончании курса в пансионе Ж. начал было служить, но вскоре бросил службу и поселился на житье в Мишенском, с целью продолжать свое образование. Уезжая из Москвы, он захватил с собою целую библиотеку – кроме большой французское энциклопедии, множество французских, немецких и английских исторических сочинений, переводы греческих в латинских классиков, полные издания Шиллера, Гердера, Лессинга и др. Повесть «Вадим Новгородский», написанная и напечатанная в 1803 г., показывает, что около этого же времени поэт занимается изучением древнерусской истории. За все время своей деревенской жизни (1802 – 1808) он печатает очень мало. В 1802 г., в «Вестнике Евр.», было помещено им «Сельское кладбище» – перевод или скорее переделка из Грея. Стихотворение обратило на себя всеобщее внимание. Простота и естественность его были новым откровением в эпоху еще непоколебленного высокопарного псевдоклассицизма. Около этого же времени Жуковский, в подражание «Бедной Лизе» пишет повесть: «Марьина Роща». В 1806 г. Ж. отозвался на. патриотич. настроение общества известной Песнью барда над гробом славянпобедителей. В 1808 г. явилась «Людмила» Ж., переделка «Леноры» Бюргера. С этой балладой в русскую литературу входило новое, совершенно особое содержание – романтизм. Жуковского захватила та сторона романтизма, где он является стремлением в даль средних веков, в давно исчезнувший пир средневековых сказаний и преданий. Успех «Людмилы» воодушевил Ж. Переводы и переделки непрерывно следуют с этого времени одни за другими. Преимущественно он переводит немецких поэтов; лучшие переводы сделаны им из Шиллера. Из оригинальных поэтических произведений Ж. к этому времени относится «Громобой», первая часть большой поэмы: «Двенадцать спящих дев», а также несколько прозаических статей, напр. «Кто истинно добрый и счастливый человек?», «Три сестры», «Писатель в обществе». К этому же времени относится редактирование Ж. журнала «Вестник Европы», заставившее его переехать в Москву. Редакторство продолжалось два года – 1809 и 1810, сначала единолично, потом вместе с проф. Каченовским, к которому журнал и перешел окончательно. Затем Ж. вернулся в деревню и здесь пережил тяжелую сердечную драму. Уже за несколько лет до того начались педагогические занятия Ж. с его племянницами, двумя дочерьми Екатерины Афанасьевны Протасовой (младшей дочери Аф. Ив. Бунина), незадолго перед тем овдовевшей и поселившейся в Белеве. Поэт страстно полюбил свою старшую ученицу, Марию Протасову. Мечты о взаимной любви и счастии семейной жизни становятся любимыми мотивами его поэзии; но чувству поэта суждено было вскоре принять меланхолический оттенок. «Тесные связи родства усиливали чувство всею близостью родственной привязанности – в то же время эти самые связи делали любовь невозможною, в глазах людей, от которых зависело решение вопроса». Поэту приходилось скрывать свою любовь; она находила себе выход только в поэтических излияниях, не мешая, впрочем, научным его занятиям. От 1810 г. до нас дошло письмо Ж. к А. И. Тургеневу, показывающее, что поэт продолжал серьезно работать над своим самообразованием. С особенным усердием он занимается теперь изучением истории, всеобщей и русской, и приобретает в них знания серьезные и основательные. В 1812 г. Ж. решился просить у Е. А. Протасовой руки старшей дочери, но получил решительный отказ, мотивированный родственными отношениями. Вскоре после того Ж. уехал в Москву и поступил в ополчение. В лагере под Тарутиным, увлеченный всеобщим патриотическим воодушевлением, Ж. написал своего знаменитого «Певца во стане русских воинов». Новое произведение сразу доставило поэту несравненно большую известность, чем вся предшествовавшая его поэтическая деятельность. В тысячах списков оно разошлось по армии и России. К 1812 г. относится и знаменитая баллада «Светлана», – несмотря на свое чисто русское вступление, тоже разрабатывающая основные мотивы Бюргеровской «Леноры».

Военная жизнь Ж. продолжалась недолго. В конце 1812 г. он заболел тифом и в январе 1813 г. вышел в отставку. По возвращении в деревню он еще раз пытался смягчить сердце Е. А. Протасовой, но напрасно. Между тем, Мария Протасова, повидимому, разделяла чувства Ж. Суровые отказы матери сильно на нее действовали и отражались на ее здоровье, и без того довольно слабом. Еще больнее страдал Ж. Его дневник этого времени отчасти открывает пред нами его душевные муки. Скоро, однако, его любовь начинает принимать характер какого-то мистического поклонения. Позднее, в борьбе с препятствиями, которых поэт не мог, да и не желал разрушить насильственно, любовь его становится все более и более платоническою. «Разве мы с Машей – пишет он в 1814 г. – не на одной земле?.. Разве не можем друг для друга жить и иметь всегда в виду друг друга? Один дом – один свет; одна кровля – одно небо. Не все ли равно?..»

«Послание императору Александру», написанное Ж. в 1814 г., навсегда решило его судьбу. Императрица Мария Федоровна выразила желание, чтобы поэт приехал в Петербург. Перед своим отъездом, Ж., по-видимому, вполне уже примирившийся с своею судьбою (незадолго до того он еще раз говорил с Протасовой, и также неуспешно), писал своему «другу Маше»: «Я никогда не забуду, что всем тем счастием, какое имею в жизни, – обязан тебе, что ты давала лучшие намерения, что все лучшее во мне было соединено с привязанностью к тебе, – что наконец тебе же я обязан самым прекрасным движением сердца, – которое решилось на пожертвование тобой... В мыслях и чувствах постараюсь быть тебя достойным! Все в жизни – к прекрасному средство!.». В 1817 г. Мария Протасова вышла за профессора Майера. Мечты любви – грустной, меланхолической – и позже продолжают звучать в поэзии Ж. С любовью Ж. совершилось отчасти тоже, что некогда произошло и с любовью Данта: подобно тому, как Беатриче из флорентийской девушки мало-помалу превратилась в высокое и дивное творение католической теологии, предмет любви Ж. сделался для него символом всего высокого. идеального. После смерти Марии (1823) Ж. пишет ее матери: «Ее могила – наш алтарь веры... Мысль о ней – религия... Теперь знаю, что такое смерть, но бессмертие стало понятнее. Жизнь не для счастия; жизнь – для души, и следственно Маша не потеряна. Кто возьмет ее у души? Ее здешнею можно было увидеть глазами, можно было слышать, – но ее тамошнею можно видеть душой, ее достойною».

«Скорбь о неизвестном, стремленье вдаль, любви тоска, томление разлуки» остались существенными нотами поэзии Ж. Характер ее почти исключительно зависел от идеально мистического настроения поэта, вызванного неосуществившимися мечтами о счастливой любви. Обстоятельства времени, сантиментально-меланхолические литерат. вкусы, развившиеся в нашем обществе к этому времени, – как нельзя лучше пришлись к субъективному, личному чувству Ж. Внесением романтического содержания в свою поэзию Ж. значительно расширил утвердившийся до него сантиментализм нашей литературы; но, развивая романтические мотивы, Ж. опять следовал больше всего указаниям того же чувства. Из содержания средневекового романтизма он брал только то, что отвечало его собственным идеально-мистическим стремлениям и мечтам. Значение Ж. состояло в том, что поэзия его, будучи субъективною, в то же время служила общим интересам нашего умственного развития. Субъективизм Ж. был важным шагом вперед по пути отрешения русской литературы от холода псевдоклассицизма. Она внесла в русскую литературу малоизвестный ей дотоле мир внутренней жизни; она развивала идеи человечности и своим неподдельным, задушевным чувством возвышала нравственные требования и идеалы.

Общий характер поэзии Ж. вполне выразился в первый период поэтической деятельности его, к 1815 – 16 гг. : позднее его оригинальное творчество почти иссякает и воздействие его на русскую литературу выражается почти исключительно в переводах, принадлежащих к крупнейшим фактам истории нашей литературы. Помимо высокого совершенства формы, мягкого, плавного и изящного стиха, они важны тем, что ознакомили русского читателя с лучшими явлениями европейского литературного творчества. «Благодаря Жуковскому», говорил Белинский, «немецкая поэзия – нам родная». По тому времени это была высокая задача, открывавшая русскому читателю совершенно новые и широкие горизонты. Годы 1817 – 41 обнимают собою период придворной жизни Ж., сначала в качестве преподавателя русск. языка вел. княгинь Александры Федоровны и Елены Павловны, а с 1825 г. – в качестве воспитателя наследника престола, Александра Николаевича. К этому периоду относятся нередкие поездки Ж. заграницу, отчасти вследствие его служебных обязанностей, отчасти для леченья. Поэтические произведения его появляются теперь как бы случайно. Так, отправившись осенью 1820 г. в Германию и Швейцарию, Ж. в Берлине принимается за перевод «Орлеанской Девы» Шиллера, который и оканчивает к концу 1821 г.; под живым впечатлением осмотра Шильонского заика в Швейцарии он переводит «Шильонского узника» (1822), Байрона. К тому же времени относятся переводы из Мура «Пери и Ангел» и некоторых других пьес. Тяжелые утраты, понесенные поэтом в 1828 – 29 гг. – смерть императрицы Марии Федоровны и близкого друга, А. О. Воейкова, – вызывают перевод баллад Шиллера: «Поликратов перстень» и «Жалоба Цереры». Под влиянием Пушкина Ж. пишет «Спящую царевну», «Войну мышей и лягушек», и «Сказку о царе Берендее» (1831). Зиму 1832 – 3 г. Ж. проводить на берегах Женевского озера. К этому времени относится целый ряд переводов из Уланда, Шиллера, Гердера, отрывков «Илиады», а также продолжение перевода «Ундины» Ламотт-Фуке, начатого еще в 1817 г. и вполне оконченного лишь в 1836 г. В 1837 г. Ж. объездил с наследником цесаревичем Россию и часть Сибири, годы 1838 – 1839 Ж. проводит с ним в путешествии по Западной Европе. В Риме он особенно сближается с Гоголем; обстоятельство это не осталось, по-видимому, без влияния на развитие мистического настроения в последнем периоде жизни Ж.

Весной 1841 г. окончились занятия Ж. с наследником. Влияние, которое он оказал на него, было благотворное. Еще в 1817 г., приветствуя в послании к импер. Александре Федоровне рождение своего будущего питомца, Ж. выражал желание:

Да на чреде высокой не забудет

Святейшего из звания: человек.

В этом истинно-гуманном направлении Жуковский и вел воспитание наследника. 21 апреля 1841 г., в Дюссельдорфе, состоялось бракосочетание 58-летнего поэта с 18летней дочерью его давнишнего приятеля, живописца Рейтерна. Последние 12 лет жизни Ж. провел в Германии, в кругу своих новых родных – сначала в Дюссельдорфе, позднее во Франкфурте на Майне – чуть не ежегодно собираясь побывать в России, но, по болезненному состоянию своей жены, так и не успев осуществить этого желания. К первому году брачной жизни Ж. относятся сказки: «Об Иване царевиче и сером волке», «Кот в сапогах» и «Тюльпанное дерево». В начале 1842 г. он оканчивает перевод поэмы «Наль и Дамаянти», начатой еще в предыдущем году по немецким переводам Рюккерта и Боппа, и приступает к переводу «Одиссеи». В печати первый том «Одиссеи» вышел в 1848 г., второй – в 1849 г. Почти одновременно был окончен Ж. и другой обширный труд – перев. «Рустема и Зораба» (1848). Уже давно начата была Ж. поэма, к созданию которой он подготовлял себя продолжительным и усердным чтением. Она называлась «Странствующий Жид». Первая мысль о ней относилась еще к 1831 г.; в конце 40-х годов Ж. написал первые 30 стихов и снова принялся за поэму лишь за год до своей смерти, но окончить поэму почти совершенно ослепшему поэту не пришлось. Он умер в Баден-Бадене 7-го апреля 1852 г., оставив жену, сына и дочь. Тело его было перевезено в Петербург и с большими почестями предано земле в Александро-Невской лавре, подле Карамзина. В 1883 г. повсеместно в России праздновался столетий юбилей его рождения, а в 1887 г. в Александровском саду, на средства спб. думы, поставлен небольшой памятник-бюст из бронзы.

А. Архангельский.

Не считая отдельных произведений и переводов, соч. Ж. выдержали 8 изданий (1815, 1818, 1824, 1835 – 44, 1849 – 57, 1869, 1879, 1885; последние два – под ред. П. А. Ефремова). Ж. любил рисовать виды, о чем свидетельствуют его швейцарские виды и «Шесть видов г. Павловска» (СПб., 1824, скопированы в книжке Шторха: «Путеводитель по саду и по городу Павловску»). «Письма» Ж. к имп. Александре Федоровне (1874), к вел. кн. Константину Николаевичу (1867) и имп. Александру Николаевичу, к А. И. Тургеневу, И. Козлову, А. О. Смирновой и др. и письма к нему вел. кн. Александры Николаевны, Карамзина, Гоголя, И. И. Дмитриева, К. Н. Батюшкова, Е. А. Баратынского, П. А. Плетнева, А. С. Пушкина и др. помещены в "Русск. Арх. " разных годов (см. в указат. «Русск. Арх.», 1884 г., отдел «Русские писатели»). О Ж. сведения разбросаны в воспоминаниях и записках Ф. Вигеля, С. Глинки, Жихарева, «Мелочах» М. Дмитриева и др. Ср. также свящ. И. Базарова, "Последние дни жизни Ж. " (СПб., 1852, из. «Ж. М. Н. Пр.», перепеч. в "Русск. Арх. 1869 г. № 1); И. Давыдова, «Памяти Ж. от II-го отд. акд. наук» («Изв. Акд. Н.», т. I); «Очерк жизни и поэзии Ж.» (речь Я. К. Грота на акад. собр. 30-го янв. 1883 г., по случаю празднования столетия рождения Ж.); П. Загарин, «Ж. и его Произведения» (М., 1883); ценнейшая биография Жуковского принадлежит другу его доктору К. К. Зейдлицу (первоначально по-немецки, Митава, 1870; по-русски СПб., 1883); Лучшая критическая оценка Ж. сделана Белинским. Ср. также «О стихотворениях Ж.», П. Плетнева (СПб., 1852); «Ж. и романтизм», М. Достоевского («Пантеон» 1852, № 6); А. Никитенко, «Ж. со стороны его поэтического характера и деятельности» (СПб., 1863); С. Шевырева, «О значении Ж. в русской жизни и поэзии» («Москвитянин» № 1 и в «Акте моск. унив. 1853»); Пономарева, «Странствующий жид. Предсмертное произведение Ж.» (СПб., 1885); И. А. Бычков: "Бумаги Ж., поступившие в Импер. публ. библиотеку в 1884 г. (СПб., 1887) и в «Русском Вестнике» (1888, № 5) – «Из неизданных сочинений Ж.».

Загрузка...