XXX. Испанская механика

После неожиданного вмешательства Мари Туше обоих Пардальянов водворили обратно в камеру. Их захлестнула волна надежды. Но, будучи людьми исключительной выдержки, они старались не показывать друг другу своей радости. Правда, старый вояка воскликнул, лишь только за ними захлопнулась дверь темницы:

— Вынужден признать, шевалье, ты был прав, спасая эту любезную особу. Клянусь Пилатом, неужели на моем пути встретилась женщина, которой известно чувство благодарности?

— Можете добавить и мужчину! — заметил Жан.

— Кого еще? Твоего Монморанси? Да он бросил нас подыхать в каменном мешке! Я бы на его месте уже поджег бы Париж и взорвал к черту тюрьму Тампль, чтобы вытащить нас отсюда…

— Но, сударь, — отметил шевалье, — в таком случае и нас бы разорвало на куски. Я же хотел напомнить вам о Рамусе. Согласитесь, благодаря достойному ученому мы выбрались из очень неприятной переделки, тогда, на Монмартрской улице.

— Да, это правда… неужели мне придется примириться с человечеством?

Итак, едва ускользнув от ужасной смерти, храбрецы спокойно беседовали, подшучивая над судьбой. Однако разговор их постоянно возвращался к очаровательной и отважной молодой женщине, выступившей в роли ангела-спасителя. Обсудив все, они пришли к выводу, что после вмешательства Мари Туше их положение стало менее безнадежным, и, конечно, не сегодня-завтра она вытащит пленников из тюрьмы.

Так прошел целый день. К вечеру, когда в камере уже совсем стемнело, а снаружи было еще светло, дверь приоткрылась. Признаемся, сердца Пардальянов забились сильней: неужели им принесли весть об освобождении?.. Но в камеру вошел Руджьери. Он вошел один, с фонарем в руке, а сопровождавшие его солдаты выстроились вдоль коридора, готовые открыть огонь из аркебуз при малейшей попытке к бегству.

Астролог, подняв фонарь, шагнул прямо к шевалье:

— Вы узнаете меня? — спросил он. Жан всмотрелся в вошедшего.

— Узнаю, хотя вы сильно изменились, — ответил шевалье. — Когда-то вы почтили своим визитом мою жалкую нору, задавали странные вопросы: о дне моего рождения, о моих планах… Вы оставили мне приятный подарок: мешочек с двумястами экю по шесть парижских ливров каждый. А потом пригласили меня в дом у Деревянного моста и сами открыли дверь… Отец, позвольте вам представить: злодей каких мало, нечистая сила заслуженно может им гордиться. Знаете, для чего он пригласил меня к нашей прославленной и великодушной королеве Екатерине Медичи? Чтобы толкнуть на убийство моего друга графа де Марильяка!

Астролог содрогнулся, глаза его увлажнились, словно он вот-вот разрыдается. Но Руджьери не заплакал, а расхохотался мрачным смехом:

— Убить Деодата? Я? Я?! Безумец, трижды безумец! Ах, если бы Деодат был жив!.. Но я запер его астральное тело в магическом круге…

Шевалье схватил Руджьери за плечи и изо всех сил тряхнул:

— Как? Что вы говорите? Деодат мертв?

— Мертв! — ответил Руджьери, и глаза его зажглись безумным огнем. — Мертв!.. Но, к счастью, в моем распоряжении оба тела — астральное и материальное… молодой человек, именно поэтому я и пришел к вам… дайте руку, прошу… Но шевалье скрестил руки на груди и шептал:

— Умер! Такой молодой, такой добрый и искренний!.. Конечно, эта женщина погубила его… Ах, батюшка, вы, наверное, правы: наш мир кишит волками и волчицами…

— Черт побери! — воскликнул старый солдат, обернувшись к Руджьери. — Волков, шевалье, конечно, пруд пруди, но вот филинов тоже хватает… Вот один из них — прилетел… Отвратительная птица… От вас пахнет смертью, сударь… Убирайтесь!

— Сударь, — несмело повторил Руджьери, обращаясь к шевалье, — пожалуйста, дайте вашу руку.

Такая настойчивая мольба звучала в голосе астролога, что Жан подумал и медленно протянул ему руку со словами:

— Не знаю, что вы там натворили, но у вас слезы на глазах… вот моя рука… смотрите…

Шевалье показалось, что непрошеный гость терзается скорбью по Марильяку и просто хочет пожать руку его друга. Но астролог жадно схватил ладонь Пардальяна, осветил ее фонариком и принялся изучать, читая по линиям руки. Он уже забыл о своих отеческих страданиях, вновь захваченный безумной идеей, руководившей всеми его поступками.

— Есть! Есть доказательство! — воскликнул Руджьери. — Вот линия, что сливается с линией руки Деодата! Смотрите…

И он, наверное, не удержался бы и тут же раскрыл отвратительную тайну своей теории перевоплощения, но Пардальяну-старшему эти мрачные фокусы надоели, он схватил Руджьери за шиворот, тряхнул его как следует и одним взмахом швырнул к дверям камеры. Астролог покатился по полу, потом медленно встал, странно взглянул на шевалье и исчез за дверью.

— Что это он на тебя так уставился? — спросил встревоженный отец.

Шевалье не ответил; потрясенный известием о смерти Марильяка, он молча мерил шагами камеру. Гнев и ярость охватили Жана. Отцу никогда не доводилось видеть сына в таком состоянии. Шевалье уже готов был взорваться и натворить каких-нибудь глупостей, но тут дверь камеры распахнулась. В коридоре появились те же солдаты, что сопровождали Руджьери, а сержант коротко приказал пленникам:

— Господа, следуйте за мной!

Надежда вновь вспыхнула в душе Пардальяна-старшего. Конечно, это последствия заступничества Мари Туше. Их пока не освобождают, но поместят в камеру побольше и посуше…

— Пошли! — сказал он сыну. — Выберемся отсюда, а там уж подумаем, как отомстить за твоего друга.

— Я отомщу! — прошептал шевалье. — Мне известно, чья рука направляла удар!

Пленники в сопровождении охраны двинулись по коридорам.

— Сударь, — спросил Пардальян-старший у сержанта, — нас переводят в другую камеру?

— Да, сударь.

— Очень хорошо.

Сержант взглянул на него с некоторым удивлением. Они дошли до конца коридора и спустились по винтовой лестнице. Такая же, но в другом крыле тюрьмы, вела и в камеру пыток.

Пардальян-старший шагал с надеждой. Он насчитал уже восемь поворотов, а после девятого лестница кончилась. Впереди оказалась низкая и узкая дверь. Старый солдат, не раздумывая, открыл ее, шагнул, за ним зашел шевалье, и тут дверь за ними захлопнулась с металлическим лязгом…

Пардальяны оказались в полной темноте. А воцарившаяся тишина не уступала установившейся тьме.

— Ты здесь? — встревоженно спросил отец.

— Здесь! — ответил сын.

Внезапно оба замолчали: их охватило изумление, сменившееся невыразимым страхом. Дело в том, что голоса здесь звучали странно, отдаваясь каким-то звучным металлическим эхом.

Инстинктивно и отец и сын вытянули вперед руки, и их пальцы встретились. Они хотели шагнуть, чтобы подойти друг к другу, но внезапно остановились: и того и другого удержал страх. Каждый из них занес ногу, но почувствовал, что пол был сделан не горизонтально, а с наклоном вниз.

Пардальян-старший быстро наклонился и ощупал пол.

— Железо! — прошептал он, вставая.

Оба попятились назад, поднимаясь вверх по наклонному полу, и шага через три наткнулись на стену. Стена тоже оказалась железной! Вокруг было сплошное железо! Их заперли в металлической коробке!

Однако у самой стены пол был ровным, наклон начинался сантиметров в тридцати от стены.

— Стой! Не двигайся! — приказал отец. — Мы попали в какую-то ужасную ловушку. Но я все-таки хочу разобраться…

Старый солдат осторожно пошел вдоль стены, громко считая шаги, чтобы шевалье слышал его. Он шел как раз по горизонтальной части пола, прилегавшей к стене. Обойдя по периметру всю камеру, Пардальян-старший вернулся к шевалье; он насчитал двадцать четыре шага: восемь с каждой стороны в длину и по шесть в ширину.

Металлическая коробка была не так уж мала. Он не обнаружил ни скамьи, ни стула, ничего из того, что обычно ставят в тюремных камерах, одни голые железные стены. Отец с сыном решили, что их заперли в этой клетке, чтобы уморить голодом и жаждой.

При мысли о такой смерти даже их бесстрашные души захлестнул ужас. Однако каждый из них считал, что не имеет права усугублять страдания другого, проявляя слабость. Чтобы поддержать друг друга, они взялись за руки.

— По-моему, — сказал Пардальян-старший, — наш жизненный путь завершается.

— Это никому не известно, — философски заметил шевалье.

— Согласен. Я бы еще с удовольствием пожил. Но сейчас меня мучит один вопрос: что это за странный пол и почему он наклонный?

— Может, просто прогнулся от собственного веса… Подождем, отец. Чего нам, собственно говоря, бояться? Голодной смерти? Признаюсь, штука довольно неприятная. Но мы можем ее избежать, когда окончательно убедимся, что именно голодная смерть нам грозит.

— Это каким же образом избежать?

— Покончив с собой, — спокойно ответил шевалье.

— Да я бы с удовольствием, но у нас нет оружия — ни шпаги, ни кинжала.

— Есть надежное средство…

— Да что же?

— Наши шпоры. Мои, например, без колесика, и из них получится недурной кинжал.

— Клянусь Пилатом, шевалье! Тебя иногда посещают светлые идеи.

Жан, не мешкая, отстегнул шпоры, сделанные, как это было принято в ту эпоху, просто в форме острого и довольно длинного стального стержня. Одну он протянул отцу, а вторую оставил для себя. Оба взяли по шпоре в правую руку и для надежности закрепили ремешки шпор на запястье.

С этого момента ни тот ни другой не произнесли ни слова. Оба стояли, прислонившись к железной стене, вглядываясь в непроглядную темноту и вслушиваясь в абсолютную тишину. Они не знали, сколько прошло времени. Вдруг Пардальян-старший прошептал:

— Слышишь?

— Да… не двигайтесь и молчите.

Раздался негромкий шум, потом щелчок, словно включился какой-то механизм. Щелчок послышался сверху, с потолка. И в то же мгновение металлическая клетка осветилась бледным светом. Потом свет стал ярче, словно зажгли вторую таинственную лампу, затем еще ярче. Уже можно было в деталях рассмотреть залитую светом камеру.

Поначалу отец и сын смотрели лишь друг на друга. Оба были растеряны, измучены, потрясены.

— Наверное, сейчас ворвутся люди с кинжалами, — пробормотал Пардальян-старший.

— Видимо, да… держитесь, отец!

— Значит, нас убьют не голодом…

— Слава Богу! Где есть оружие, там есть борьба. А борьба — это жизнь.

Однако никто не появлялся. Тогда заключенные осмотрелись повнимательней. И вновь они почувствовали болезненное изумление — предвестник страха. А потом, словно открылись шлюзы, и обоих затопил неописуемый ужас. Вот, что они увидели.

Напрасно они искали взглядом дверь, ту самую низкую дверь, через которую они вошли. Ее не было, видимо, с помощью какого-то механизма ее закрыли наглухо, так что никакого следа не осталось на гладкой металлической поверхности стены.

Они осмотрели странный пол, ночью им показалось, что он наклонный, и действительно, горизонтальная полоса шла лишь вдоль стен, а за ее кромкой пол довольно резко шел вниз. Таким образом, с четырех сторон как бы получалось основание четырехгранной перевернутой пирамиды. Однако грани этой пирамиды не сходились в центре, она была как бы срезана. В результате в середине ее получился четырехугольник. Он не был закрыт ни железом, ни каменной плитой. Только пустота!

Если бы ночью заключенные, шагнув по наклонному полу, соскользнули, они бы рухнули в эту дыру. Что же там было? Колодец? Бездна? Пропасть? Они решили узнать во что бы то ни стало. Вцепившись друг в друга, чтобы удержаться на покатом склоне, они подобрались к краю дыры. И тут ими овладел страх. Отец с сыном переглянулись, и каждый увидел бледность другого. Тогда Пардальян-старший произнес:

— Я боюсь… А ты?

— Отойдем к стене, — ответил шевалье.

Они вернулись на горизонтальную полосу. Что же такого ужасного увидели отец с сыном? Может, бездонный колодец? Может, почувствовали головокружение, представив бесконечное падение?

Нет… все было устроено очень просто, но именно в этой простоте и крылся истинный ужас.

Дыра заканчивалась чем-то вроде железного рва. По дну рва шла узкая канавка, подведенная к отверстию, за которым, видимо, начиналась труба, идущая неведомо куда. Это странное устройство явно предназначалось для того, чтобы что-то втягивать, впитывать, поглощать.

Прижавшись к стене, отец и сын безмолвно смотрели на страшный квадрат, в глубине которого открывалась канава.

Мы уже сказали, что их мрачная темница осветилась. Свет шел от четырех светильников. Эти светильники находились в нишах, сделанных в стенах на уровне пола и забранных железными сетками.

Потолок также оказался металлическим. Сверху спускался обрубок четырехугольной пирамиды; его четыре грани точно совпадали с четырьмя сторонами покатого пола. Так что, если бы потолок упал, он точно вписался бы в пол. А в центре, как раз над ямой, нависала огромная железная болванка, которая, если бы рухнул потолок, точно бы вошла в яму.

Все это чудовищное устройство словно источало ужас…

Шевалье де Пардальян, осмотрев камеру, понял, куда они попали. По Парижу ходили неясные слухи о подобных механизмах: рассказывали обычно вполголоса, а шевалье, слушая подобные рассказы, не очень-то верил. И вот теперь он увидел сам!.. А поняв, едва слышно прошептал:

— Это испанская механика… придумали лет сто назад… прятали в самых страшных темницах…

— Механика? Что еще за механика? — спросил отец, ничего о подобных вещах не слыхавший.

Но шевалье ответить не успел. Дело в том, что снова послышался негромкий щелчок и почти одновременно у правой стены железной коробки, снаружи, раздался долгий скрип, словно запустили плохо смазанное колесо или же начали вгонять винт с проржавевшей нарезкой…

Если это был винт, то, наверное, огромный, ибо звук стал оглушающе громок. И тотчас же глухой скрежет сверху заставил пленников поднять глаза к потолку.

Волосы у них встали дыбом… Потолок начал опускаться… Он опускался целиком, медленно, но неотвратимо. Потолок все шел и шел вниз… Чудовищная пирамида должна была войти в пирамидальную выемку пола, а железная болванка на ее конце закрыть канаву…

А что же будет с пленниками?.. Вот-вот чудовищный груз обрушится на них. Чтобы продлить жизнь хоть на мгновение, несчастные попятятся по наклонному полу и соскользнут в канаву. Еще секунда, и их расплющит неумолимое железо, а канавка сделана для того, чтобы собрать кровь… Машина работала, скрежет не умолкал, потолок опускался. Пардальян-старший был выше шевалье, и лишь один фут отделял его голову от железной махины. Потом остался один дюйм… еще немного — и железо коснулось волос. Пардальян нагнул голову, а потолок вот-вот должен был достичь уровня его плеч. Ему ничего не оставалось, как спуститься по наклонному полу, сделать шаг в сторону ужасной ямы.

Пардальян-старший еще держался на горизонтальной полосе пола; он наклонился, упершись руками в стену; глаза его вылезли из орбит; вены на висках едва не лопались. Старик застыл в титаническом усилии: он хотел, приняв на плечи груз, остановить падение потолка!..

И случилось невозможное! Железный потолок остановился! Но это продлилось лишь несколько секунд… Старый солдат задыхался, судорога исказила его лицо, а потолок снова опускался. Он уже оказался на уровне плеч шевалье, и Жану тоже пришлось склониться и упереться руками в стену… И сын попытался сделать то же, что и отец, остановив железную смерть. Плечи Жана удерживали чудовищный вес, но он понимал, что не устоит… Сдавленным голосом сын обратился к отцу:

— Батюшка, у нас есть кинжалы… Когда я упаду рядом с вами, медлить будет нельзя… умрем же вместе!

Еще миг, и неотвратимая сила сбила его с ног. Шевалье рухнул рядом с отцом.

Наступил их смертный час: оба одновременно занесли руки, собираясь нанести себе смертельный удар…

Загрузка...