Это не моя свадьба (но я здесь главная)

Глава 22

— Ты должно быть шутишь. — Гленн стащил бейсболку и почесал затылок. Его команда ждала. — Что она делает?

— Обкусываю ногти. — Я пожала плечами. — Хочу играть. А обкусать легче, чем поломать.

У некоторых отвисли челюсти.

— Расс, старина, женись на ней немедленно.

— Это называется, в обслуживании неприхотлива.

И, конечно, две другие женщины, не Кэти, нахмурились. Я выставила их не в самом лучшем виде. Пусть и непреднамеренно.

— Что? — Я снова пожала плечами. — Отрастут. — Я выплюнула последний кусочек розового ногтя и встала рядом с Расселом — босая и готовая к приему подачу. Две другие женщины посмотрели задумчиво на свои ногти, покачали головами и заняли свои позиции.

Я хороша.

Только уже забыла об этом.

— О’кей, ты слишком много знаешь о Синджине Смите и Карче Киральи. — Рассел положил руку мне на плечо. Игра закончилась, и мы шли с волейбольного корта к лужайке с расставленными на ней стульями и шезлонгами. Рен приготовила и вынесла закуски и напитки: канапе с козьим сыром, мини-фрикадельки на зубочистках, эскалопы и коктейли «маргарита».

— Раньше мы часто ходили на профессиональный волейбол, — объяснила я. — Играли, кажется, в Белмаре, так, Рен? — Однажды, несколько лет назад, Рената замыслила и разработала план: как переспать с Синджином Смитом. Но сейчас, когда Рен держала на руках малыша Джеймса, а ее муж, Пит, смотрел на супругу с немым обожанием, выкапывать погребенные в прошлом воспоминания о далеком лете любви представлялось не совсем уместным. Да и переспать с Синджином, между прочим, ей так и не довелось. Что, наверное, было к лучшему, учитывая вскрывшиеся обстоятельства их с Питом знакомства.

— Так. — Рената хихикнула, и Пит понимающе улыбнулся. Возможно, она и поведала ему о своих давних приключениях, о попытках соблазнить самого богатого в стране профессионального волейболиста. Хорошо, что у них все получилось с Питом.

— Послушай, Мили… — Рассел сел рядом со мной, и, как в плохом ситкоме, все вдруг и разом громко заговорили друг с другом. — Не против прогуляться чуть погодя по бережку?

Что значит «чуть погодя»? Через пять минут? Час? После того, как все уснут? Когда? Скажи же!

— Конечно. — Я кивнула и почувствовала, как теплая волна окатила шею.

Я понятия не имела, о чем говорили женщины. Я ничего не слышала и не видела и ходила с глупой, счастливой улыбкой, рассеянно кивая и притворяясь, что все понимаю и даже сочувствую женщине, не решившейся обкусать ногти и жаловавшейся на грубое обращение в косметическом кабинете, где ей делали восковую эпиляцию.

Что же такое «чуть погодя»?

Расселу всего лишь было нужно уложить Эмму спать. Мы ожидали повторения репетиции танца, но малолетняя дива ограничилась тем, что выложила разноцветными драже «М&М» короткое послание «ненавижу Мили». Надпись украсила кухонный стол, но сама я ее не увидела — Кэти убрала этот призыв о помощи еще до того, как я ввалилась в кухню с тарелками и стаканами из-под «маргариты». До меня лишь долетели сверху пронзительные детские вопли «это нечестно!»

— Все в порядке? — с невинным видом осведомилась я у Кэти, которая как раз доедала драже, уничтожая тем самым улику.

— Да. — Она помолчала, придумывая правдоподобное объяснение. — У Эммы нервный срыв. Такое случается, когда ребенок переедает сахара.

Сахар и Эмма — не совсем удачная ассоциация. Определение «сладенькая» ей никак не подходило.

— Зрителей много, вот и выставляется, — добавила Кэти, забрасывая в рот пригоршню драже.

Совершив мысленный скачок в будущее, я представила такую картину: хмурая, насупленная Эмма с выбритой наполовину головой и пирсингом над бровью стоит перед судьей, а ее адвокат говорит: «Мы сожалеем о двенадцати жертвах, ваша честь, но моя подзащитная всего лишь выставлялась».

В кухню заглянул Рассел — запыхавшийся после нелегкого сражения наверху, он изо всех сил пытался показать, что все в порядке, и даже протянул мне с улыбкой руку.

— Скоро уже закат, — будто размышляя вслух, заметил Рассел. Мы шли по дюнам, и ноги по щиколотку проваливались в песок, так что прогулку никак нельзя было назвать легкой. Один раз я едва не упала, и он машинально схватил меня за локоть. Еще одно проявление галантности, совершенно новое для меня. В прошлом, да и то чрезвычайно редко, если мужчина тянулся к моему локтю, это означало, что пока мы раздевались, у меня там застряла лямочка бюстгальтера.

— Спасибо, — пропыхтела я, стараясь не сопеть по-лошадиному на подъеме. В рекламах кофе все выглядит иначе. Парочки гуляют там по бережку, у самой кромки воды, и ветер треплет волосы (не бросая их в лицо), и юбки у женщин колышутся, и ноги почти не оставляют следов на песке.

— Уже близко, — ободрил меня Рассел, и действительно через пару секунд мы перевалили через вершину дюны и начали спускаться. Дальше было легче, да и до океана оставалось рукой подать. Из-под песка пробивалась травка, кое-где торчал тростник, а немного в стороне облачко насекомых кружилось над чем-то аппетитным. Чайки пикировали на детишек, бросающих вверх хлебные крошки, несколько парочек еще сидели на раскладных стульях и одеялах. За спиной у нас по улице медленно катил грузовичок мороженщика, и из кабины доносились звуки популярной мелодии «Вон крадется ласка».

— Отличный денек, — с облегчением выдохнула я, и Рассел рассмеялся.

— Да, мы все только этим и живем. Рен и Пит молодцы. Быстро сообразили, что в таком месте недостатка в клиентах не будет. Хотя бы в нашем лице.

— Жалею, что не приезжала сюда раньше, — сказала я, уже зная, что он на это ответит.

— Я тоже.

О’кей, только давай не будем задерживаться на этом.

— Итак… — Я подмигнула ему и как бы ненароком коснулась его руки своей. Обычно такие маневры с ненавязчивым физическим контактом проходят в девяти из десяти случаев. — Насколько я понимаю, Рен давно тебе про меня твердит. По ее словам, четыре года.

Краска смущения тронула его уши и разлилась по щекам. Рассел улыбнулся и пожал плечами.

— Я ждал, — только и сказал он.

Нет, так легко не бывает. Не бывает так, что в один прекрасный день жизнь рассыпается в прах, и ты выруливаешь на автостраду, а там уже стоит Хороший Парень, который ждал тебя целых четыре года, и все у вас сходится, и дальше вы катите вместе. Нет, так не бывает.

Мне даже не пришло в голову спросить, что же такого рассказала Рен, что заинтриговало его на долгих четыре года, но это, в общем-то, было неважно. Важно было то, что я доверяла Рен. Она бы не вела кампанию так долго, если бы не верила в… во что-то…

— Ты замолчала. — Он улыбнулся. Его рука коснулась моей. — О чем думаешь?

— Все это странно… очень странно… — Пауза затягивалась, и я, понимая, что отмалчиваться нельзя, чтобы не винить потом себя за упущенную возможность, выпалила: — Никак не думала…

Он рассмеялся, немного нервно.

— Да, приехала ты не в самом лучшем состоянии.

— Большое спасибо! — Да, первое впечатление было, наверно, не самое положительное.

— Но все равно очень красивая.

Ну вот, теперь, похоже, я краснею.

— Хотел поцеловать тебя прошлым вечером, — признался Рассел и, остановившись, повернулся ко мне, оставаясь при этом на почтительном расстоянии. — Правда.

— Я тоже. — Мой шепот тут же унес бриз. Ветерок дул в сторону моря, и слышать наш разговор могли разве что на ушедших далеко от берега лодках.

— Смелости не хватило. — Он улыбнулся. — Не спал всю ночь.

Я усмехнулась.

— Я тоже.

Он кивнул.

— А ты не из тех, кто может постучать среди ночи. Мне это нравится.

Разумеется, я не стала бы ломиться в три часа ночи в чужую дверь, чтобы прыгнуть в постель к почти незнакомому мужчине. И, похоже, женская агрессия не всем по вкусу. Я вспомнила женщин на пляже. Утонченнее надо быть, дамочки. Искуснее.

— Если ты заставишь меня прождать еще минуту, все будет кончено. — Не дожидаясь ответа, он шагнул ко мне, наклонился и нежно, осторожно поцеловал в губы. Потом, разобравшись во вкусе, насладившись им, ощутив в себе разгорающиеся искры, наклонился снова. Его пальцы вплелись в мои волосы, мои руки уже ощущали напрягшиеся бугры мышц на его спине и ползли вверх.

Сколько времени прошло? Я не знала. Но закат мы пропустили. Когда мы разжали объятия и отстранились друг от друга, тяжело дыша, опьяненные гормонами и желанием, небо над нами уже потемнело до пурпурного и темно-розового.

— Уф… Ради этого стоило ждать, — сказал он.

Я рассмеялась. Слов не было. Было только изумление — неужели такое бывает?

Он взял меня за руку, и я уже не могла молчать. Мысли, словно получив заряд энергии с первым поцелуем, бурлили и рвались наружу.

— Должна сказать… я весь день смотрела только на твои руки.

— На мои руки? — Рассел вытянул руку, повернул ладонь. — Вроде бы краски не осталось.

Я рассмеялась.

— Они у тебя роскошные.

— Впервые слышу, что у меня роскошные руки, но возражать не стану. Спасибо.

— Пожалуйста.

Мы пошли по берегу. Наконец-то и со мной это тоже случилось. Я стала половинкой одной из тех парочек, что гуляют, взявшись за руки, вдоль кромки прибоя, с глуповатыми улыбками во весь рот, а когда смотрят друг на друга, то как будто вспыхивают, и в глазах у них появляется странное выражение, словно они и сами не верят своей удаче. Такое выражение встречается и у юных парочек, и у семейных пар, и у стариков, проживших вместе пятьдесят и шестьдесят лет. Они идут неспешно, маленькими шагами, подстраиваясь один под другого и слегка спотыкаясь, когда кто-то выбивается из ритма. И мы с Расселом тоже шли так. По крайней мере старались — не все же получается сразу. Иногда ритм шагов совпадал, а иногда мне приходилось добавлять.

— Вернулись! — крикнул кто-то в доме. Наверно, они там выставили дозорного. Я бы даже не удивилась, если бы, войдя в гостиную, обнаружила зажженные свечи, бутылку шампанского и два бокала, пылающий камин и расстеленные перед ним одеяла, но вместо этого наши заботливые друзья расселись и разлеглись по креслам и диванам перед включенным телевизором с кусками пиццы на картонных тарелочках. Трезвых среди них не было.