Эйтингтон

Глава шестая В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ

Великую Отечественную войну Наум Эйтингон встретил на посту заместителя начальника внешней разведки. После возвращения в Москву по завершении операции «Утка» и непродолжительного отдыха в мае 1941 года он был назначен заместителем начальника 1-го управления НКГБ СССР, как тогда именовалась разведка.

За день до нападения нацистской Германии на Советский Союз Эйтингон получил личное указание Берии о создании Особой группы для проведения диверсий в тылу вероятного противника. Он должен был установить связь с Генштабом Красной армии и пограничными округами, чтобы договориться о совместных действиях.

Начавшаяся война помешала реализовать эти планы. Однако уже 5 июля 1941 года такая группа была создана при наркоме госбезопасности. Ее возглавил старший майор госбезопасности Павел Судоплатов. Наум Эйтингон стал его заместителем.

В приказе НКВД СССР № 00882 от 5 июля 1941 года, подписанном народным комиссаром внутренних дел Союза ССР генеральным комиссаром государственной безопасности Л. Берией по данному поводу, в частности, говорилось:

«1. Для выполнения специальных заданий создать Особую группу НКВД СССР.

2. Особую группу подчинить непосредственно народному комиссару.

3. Начальником Особой группы назначить майора государственной безопасности тов. Судоплатова П. А.

Заместителем начальника Особой группы назначить майора государственной безопасности тов. Эйтингона Н. И.».

В связи с нападением Германии на СССР на Особую группу были возложены задачи по активизации разведывательно-диверсионной работы советских органов государственной безопасности в тылу германской армии. Главными из них являлись: ведение разведопераций против Германии и ее сателлитов, организация партизанской войны, создание агентурной сети на оккупированных территориях.

Для решения этих задач помимо Н. И. Эйтингона, являвшегося, по существу, первым заместителем руководителя Особой группы, заместителями П. А. Судоплатова были также назначены ответственный сотрудник подразделения внешней разведки НКВД СССР старший майор госбезопасности Н. Д. Мельников и заместитель наркома внутренних дел Грузинской ССР старший майор госбезопасности В. А. Какучая.

Начальниками ведущих направлений по борьбе с немецкими вооруженными силами, вторгшимися в Прибалтику, Белоруссию и на Украину, в Особой группе были назначены видные сотрудники советской внешней разведки Яков Серебрянский, Исидор Маклярский, Виктор Дроздов, Петр Гудимович, Георгий Мордвинов, Петр Масся, ставшие в дальнейшем подлинными боевыми товарищами Наума Эйтингона.

В связи с огромными трудностями для Красной армии в первые недели войны и успешным продвижением вермахта на Восток ЦК ВКП(б) 18 июля 1941 года принял специальное постановление «Об организации борьбы в тылу германских войск». В нем предписывалось партийным организациям и органам государственной безопасности «…создать невыносимые условия для германских интервентов… срывать все их мероприятия, уничтожать захватчиков и их пособников… помогать созданию партизанских отрядов, диверсионных истребительных групп…».

Особая группа немедленно приступила к подготовке разведывательных и диверсионных резидентур для выполнения специальных заданий за линией фронта, а также в отдельных городах и районах СССР на случай угрожаемого положения. Среди них были: оперативные группы «Форт» Владимира Молодцова и «Местные» Виктора Лягина, действовавшие соответственно в Одессе и Николаеве с июля 1941 года; резидентура «Максима» в Киеве, возглавляемая Иваном Кудрей с сентября 1941 года, и другие.

Еще ранее, 26 июня 1941 года, приказом наркома были сформированы войсковые подразделения Особой группы, которыми командовал комбриг Павел Богданов. Они включали две бригады, состоящие из батальонов, отрядов и спецгрупп, формирование которых проходило под непосредственным контролем Эйтингона. В октябре они были переформированы в Отдельную мотострелковую бригаду особого назначения (ОМСБОН) — легендарный спецназ периода Великой Отечественной войны, прославившийся своими операциями в тылу врага. В ОМСБОН брали только добровольцев, которые проходили специальную подготовку для диверсионной работы и выполнения заданий особой важности. Бригада состояла из двух полков четырехбатальонного состава и включала специальные подразделения. Командиром 1-го полка, а с августа 1942 года командиром бригады был кадровый сотрудник внешней разведки полковник Гриднев.

Местом формирования бригады стал Центральный стадион «Динамо», расположенный в старинном Петровском парке. Помимо чекистов в бригаду влились свыше восьмисот спортсменов, среди которых было немало заслуженных мастеров спорта, известных тренеров, чемпионов и рекордсменов СССР, Европы и мира. Среди них — знаменитые легкоатлеты братья Знаменские, чемпион СССР по боксу Николай Королев, группа футболистов минского «Динамо» и многие другие известные спортсмены. Общая численность бригады составляла в тот период 10 500 человек. В первые годы войны не каждая стрелковая дивизия могла сравниться с ней по численности и обученности.

На подмосковном стрельбище «Динамо» в Мытищах вновь созданные оперативные группы особого назначения изучали минное дело, подрывную технику противника, овладевали тактикой действий небольшими группами, приемами ведения ночной разведки, топографией, радиоделом, совершали марш-броски, прыжки с парашютом. Короче, учились всему, что необходимо на войне.

ОМСБОН была во всем необычной бригадой. В одном батальоне, предназначенном для выполнения диверсионных заданий, было немало спортсменов-лыжников, парашютистов, снайперов, причем лучших из тех, кого мог рекомендовать комсомол.

В другом батальоне были почти одни иностранцы. Тут много было испанцев, старых знакомых и учеников Эйтингона.

Верховное командование и руководство органов госбезопасности поставили перед бригадой следующие задачи: оказание помощи Красной армии средствами разведывательно-диверсионных и боевых действий; содействие развитию партизанского движения; дезорганизация тыла противника; осуществление агентурной разведки на временно оккупированных территориях; проведение контрразведывательных операций.

Уже в сентябре 1941 года в тыл врага ушли опергруппы Д. Медведева, А. Флегонтова, В. Зуенко, Я. Кумаченко и М. Филоненко. Последнему предстояло со своими бойцами совершить рейд по Подмосковью в самый сложный период обороны Москвы. Круг интересов разведывательно-диверсионного отряда «Москва», возглавляемого сотрудником внешней разведки Филоненко, был очерчен на штабных картах населенными пунктами: Апрелевка, Рогачево, Ахматово, Дорохово, Петрищево, Бородино, Верея, Крюково. В ходе рейда, который продолжался 44 дня, бойцы отряда Михаила Филоненко полностью выполнили поставленные перед ними задачи.

В октябре — ноябре 1941 года, когда тяжелое положение сложилось непосредственно под Москвой в результате широкого наступления немцев, которые сосредоточили здесь более пятидесяти дивизий, включая 13 танковых, а ресурсы защитников были на исходе, крайне важно было перекрыть наступающим подходы к столице. В «Очерках истории российской внешней разведки» об этом периоде рассказывается:

«На выполнение заградительных работ был брошен сводный отряд ОМСБОНа. Бойцы отряда минировали шоссейные и грунтовые дороги в районах Можайска, Волоколамска, Каширы, на Ленинградском шоссе в районе Химок и канала Москва — Волга, по реке Сетунь и близ Переделкино, западнее Чертаново на Киевском шоссе, на Пятницком, Рогачевском, Дмитровском шоссе. С 23 октября по 2 ноября 1941 года они установили более 11 тысяч противотанковых и 7 тысяч противопехотных мин, более 160 мощных фугасов, подготовили к взрывам 19 мостов и 2 трубопровода.

Сводный отряд ОМСБОН участвовал в параде на Красной площади 7 ноября 1941 года, после чего двинулся к фронту. В период с 27 ноября по 27 декабря 1941 года, в разгар боев под Москвой, бойцы отряда сумели уничтожить 30 немецких танков, 20 бронемашин, 68 грузовых машин, нанести противнику большие потери в живой силе и технике».

Вторым основным направлением работы Особой группы в тот период являлась подготовка подпольных окружных комитетов в населенных пунктах Московской области на случай захвата их противником. Из этих населенных пунктов осуществлялась срочная эвакуация предприятий, рабочих, правительственных учреждений.

Часть сотрудников ОМСБОН была оставлена в Москве на случай захвата столицы немцами. Одновременно было принято решение готовить московское подполье. По линии НКВД — разведки и контрразведки — операцией по подготовке Москвы к возможной оккупации руководил Берия. В составе руководства московского подполья в городе должны были остаться Судоплатов и Эйтингон.

Одной из активных участниц тех событий являлась выпускница Школы особого назначения НКВД, сотрудница центрального аппарата внешней разведки, с первых дней Великой Отечественной войны прикомандированная к Особой группе, Анна Федоровна Камаева (в дальнейшем по мужу — Филоненко).

В самом начале войны 22-летней Анне Камаевой довелось работать непосредственно под началом Наума Эйтингона. Это был период, когда обстановка на фронте приближалась к критической. В ноябре 1941 года танки Гудериана вплотную подошли к Москве. Началась эвакуация правительственных учреждений в Куйбышев. В столице было введено осадное положение. Захватчики уже готовились вступить в город. Для поднятия духа в германских войсках были отпечатаны и вовсю раздавались приглашения на участие в триумфальном параде на Красной площади, принимать который должен был сам Гитлер.

Но советский народ сдаваться не собирался. Это французы объявили Париж открытым городом сразу же при приближении немецких танково-механизированных колонн. Руководство же нашей страны распорядилось готовить диверсионное подполье, чтобы продолжать борьбу даже в захваченной врагом Москве.

Чекисты приступили к подготовке и реализации диверсионного плана на случай взятия города гитлеровскими войсками. Где Гитлер и другие нацистские бонзы могут устроить торжества по случаю падения советской столицы? Либо в Кремле, либо в Большом театре. Значит, рассудили в ведомстве Берии, надо готовить взрывы этих объектов. При этом в НКВД исходили из того, что Гитлер и другие руководители Третьего рейха, прежде чем реализовать угрозу «сровнять Москву с землей», непременно примут личное участие в намеченных торжественных мероприятиях.

Сотрудникам Особой группы предстояло вести тайную войну уже на своей земле. Анна Камаева оказалась в самом центре этих оперативных приготовлений. Практической боевой подготовкой чекистов руководил Яков Серебрян-ский. Общее руководство осуществлял Наум Эйтингон. В условиях абсолютной секретности создавались диверсионные группы. Часть разведчиков и контрразведчиков перешла на нелегальное положение непосредственно в Москве. Сотрудники госбезопасности минировали малоизвестные штольни и подземные тоннели глубокого залегания в центральной части города, израсходовав для этого несколько вагонов взрывчатки. Мины были заложены в Кремле и под Большим театром. Одного нажатия кнопки минером из НКВД было достаточно, чтобы за несколько секунд превратить эти московские достопримечательности в груды камня.

Сотрудники внешней разведки и Особой группы разместили в Москве ряд подпольных радиостанций, которые позволили бы поддерживать постоянную связь с Куйбышевом (Самарой), куда эвакуировались правительственные учреждения. Одна из таких радиостанций была размещена в подвале строившегося тогда театра кукол Сергея Образцова.

Анне Камаевой по личному указанию Берии отводилась ключевая роль: осуществить покушение на… самого Гитлера. Отрабатывались различные варианты выполнения задания, однако все они однозначно показывали, что шансов уцелеть у разведчицы практически не было. Давая такое задание, глава НКВД посылал девушку на верную смерть, но зато был уверен: Камаева приказ выполнит.

К счастью, этот план так и остался на бумаге. Москва выстояла под натиском вермахта. Войскам Западного фронта под командованием генерала армии Жукова удалось остановить, а затем отбросить гитлеровских захватчиков на несколько сотен километров от столицы.

Из сообщения Совинформбюро 11 декабря 1941 года о провале немецкого плана окружения и взятия Москвы:

«С 16 ноября 1941 года германские войска, развернув против Западного фронта 13 танковых, 33 пехотных и пять мотопехотных дивизий, начали второе генеральное наступление на Москву.

Противник имел целью путем охвата и одновременного глубокого обхода флангов фронта выйти нам в тыл и окружить и занять Москву. Он имел задачу занять Тулу, Каширу, Рязань и Коломну на юге, далее занять Клин, Солнечногорск, Рогачев, Яхрому, Дмитров на севере и потом ударить на Москву с трех сторон и занять ее…

6 декабря 1941 года войска нашего Западного фронта, измотав противника в предшествующих боях, перешли в контрнаступление против его ударных фланговых группировок. В результате начатого наступления обе эти группировки разбиты и поспешно отходят, бросая технику, вооружение и неся огромные потери…»

В битве за Москву Анна Камаева снова оказалась в самой гуще событий. Ее забросили в тыл немецких войск в ее родном Подмосковье для проведения диверсионных операций — уже по линии 4-го управления НКВД, которое возглавляли Павел Судоплатов и Наум Эйтингон. Анна являлась радистом одной из разведывательно-диверсионных групп, действовавшей в тылу врага.

Как отмечалось в рапорте командира ОМСБОН полковника Гриднева, «Камаева принимала активное участие в проведении специальных крупномасштабных диверсионных акций против немецко-фашистских войск на ближних подступах к Москве».

Когда непосредственная угроза захвата Москвы миновала, Камаева была отозвана в столицу и стала работать в центральном аппарате 4-го управления НКВД. С июля по декабрь 1942 года она училась в Свердловской школе НКВД, а затем была направлена на курсы иностранных языков при Высшей школе НКВД СССР в Москве. Здесь Камаева совершенствовала знания испанского, изучала португальский и чешский языки. Руководство разведки планировало использовать ее на нелегальной работе за рубежом.

В октябре 1944 года боевые пути-дороги разведчицы вновь пересеклись с дорогами, по которым ранее прошел Наум Эйтингон. Камаева была направлена в нелегальную резидентуру в Мексику, где вместе с другими советскими разведчиками-нелегалами готовилась к проведению дерзкой операции по освобождению из тюрьмы Рамона Меркадера. Вместе с товарищами по нелегальной резидентуре она разрабатывала план нападения на тюрьму. Однако в последний момент операция была отменена. В 1946 году Анна возвратилась в Москву.

После войны Анна Камаева вышла замуж за сотрудника разведки Михаила Филоненко. В течение трех лет продолжалась напряженная подготовка будущих нелегалов к работе в Латинской Америке. В октябре 1948 года супруги выехали на нелегальную работу. Они уходили на задание сотрудниками НКВД СССР, а вернулись в начале 1960-х годов уже сотрудниками КГБ.

Работа внешней разведки в начальный период Великой Отечественной войны также строилась по двум основным направлениям. Первое из них — активизация деятельности «легальных» и нелегальных резидентур с целью своевременного получения важной политической и военной информации, а также результативного проведения активных мероприятий.

Разведывательные аппараты внешней разведки органов госбезопасности в США, Англии, Турции, Швеции, Иране, Афганистане, Китае и ряде других стран (в общей сложности 96 «легальных» и нелегальных резидентур) были нацелены на сбор сведений по Германии, Италии, Японии и оккупированным ими странам. Главной задачей ставилось создание агентурных возможностей в правительственных учреждениях, промышленных и научных организациях, разведывательных и контрразведывательных службах этих государств.

Вторым основным направлением деятельности внешней разведки в военный период являлись формирование и заброска на оккупированную немцами советскую территорию разведывательно-диверсионных отрядов и групп.

Расскажем еще об одной операции, проведенной в первые месяцы войны Особой группой под руководством Судоплатова и Эйтингона.

С первых дней Великой Отечественной войны видная советская разведчица подполковник Зоя Ивановна Воскресенская-Рыбкина была прикомандирована к Особой группе. Она также была причастна к созданию и заброске в тыл противника одной из первых разведывательных групп, работавшей, кстати, под необычным — церковным прикрытием.

Вот как об этом Зоя Ивановна вспоминала в своих мемуарах:

«Я узнала, что в военкомат обратился епископ Василий, в миру — Василий Михайлович Ратмиров, с просьбой направить его на фронт, чтобы «послужить Отечеству и защитить от фашистских супостатов православную церковь».

Я пригласила епископа к себе на квартиру. Беседовали несколько часов. Василий Михайлович рассказал, что ему 54 года. Сразу же после начала войны он был назначен Житомирским епископом. Но Житомир вскоре был занят немецкими оккупантами, и тогда его назначили епископом в Калинин. Он рвался на фронт и потому обратился в райвоенкомат.

Я спросила его, не согласится ли он взять под свою опеку двух разведчиков, которые не помешают ему выполнять долг архипастыря, а он «прикроет» их своим саном. Василий Михайлович подробно расспрашивал, чем они будут заниматься и не осквернят ли храм Божий кровопролитием. Я заверила его, что эти люди будут вести тайные наблюдения за врагом, военными объектами, передвижением войсковых частей, выявлять засылаемых к нам в тыл шпионов.

Епископ согласился:

— Если это дело серьезное, я готов служить Отчизне.

— В качестве кого вы сможете их «прикрыть»?

— В качестве моих помощников. Но для этого им надо основательно подготовиться.

Мы договорились, что я доложу своему руководству и на следующий день мы встретимся.

Руководителем группы назначили подполковника внешней разведки Василия Михайловича Иванова (оперативный псевдоним «Васько»). Вторым членом группы стал Иван Васильевич Куликов (оперативный псевдоним «Михась»), 22-летний выпускник авиационного училища, являвшийся с начала войны сержантом истребительного батальона войск НКВД.

Владыка Василий каждый день у меня на квартире обучал их богослужению: молитвы, обряды, порядок облачения. Группа сложилась дружная, удачная. 18 августа 1941 года ее направили в прифронтовой Калинин. Службу они начали в Покровской церкви Пресвятой Богородицы, но 14 октября вражеская авиация разбомбила эту церковь, и епископ со своими помощниками перешли в городской собор».

Вскоре немцы заняли Калинин. Владыка Василий обратился к бургомистру с просьбой взять его и помощников на довольствие. Через переводчицу владыка объяснил местному фюреру, что при советской власти был посажен в тюрьму и отбывал наказание на Севере. Он подчеркнул, что его главной заботой является духовная жизнь паствы, ею он крайне озабочен, к этому обязывает его высокий духовный сан.

Молва о владыке Василии, столь ревностно пекущемся о своих прихожанах, быстро распространилась в городе. Жители потянулись к собору. А молодые, статные и красивые, отличавшиеся скромностью и строгостью нравов помощники владыки завоевывали симпатии людей, в особенности девушек.

Разведгруппа оперативно выполняла задания Центра. Разведчики налаживали связи с населением, выявляли пособников оккупантов, собирали материалы о численности и расположении немецких штабов, складов и баз с военным имуществом, вели учет прибывающих пополнений. Собранные сведения немедленно передавались в Центр через заброшенную к ним радистку-шифровальщицу Любовь Бажанову (оперативный псевдоним «Марта»).

Результаты работы разведгруппы были убедительными. Кроме переданных в Центр шифрованных радиодонесений «Васько» и «Михась» выявили две резидентуры и более тридцати агентов, оставленных гестапо в тылу советских войск, составили подробное описание тайных складов оружия.

Патриотический подвиг епископа Василия Ратмирова был высоко оценен. За то, что он проявил мужество и не бросил в трудный час свою паству, решением Синода он был рукоположен в высокий церковный сан архиепископа. Позже по указанию патриарха Алексия владыка Василий был назначен архиепископом Смоленским. От советской разведки Василий Михайлович получил в знак благодарности золотые часы. «Васько», «Михась» и радистка «Марта» были награждены орденами «Знак Почета» и медалями «Партизану Отечественной войны» I степени.

С августа 1941 года руководство Особой группы при наркоме внутренних дел СССР принимало самое непосредственное участие в разработке штатов и положения о четырех отделах НКВД ряда союзных республик и областных УНКВД, в задачу которых входили формирование и организация боевой деятельности диверсионных групп, истребительных батальонов, а также партизанских отрядов.

В конце 1941 года по решению руководства НКВД Наум Эйтингон выехал в спецкомандировку за рубеж. В августе 1942 года возвратился в Москву.

Затяжной характер войны и оккупация немецко-фашистскими захватчиками большинства стран Европы, в том числе значительной территории европейской части СССР, потребовали от советских органов госбезопасности осуществления в более широких масштабах разведывательных и контрразведывательных мероприятий и развертывания диверсионной работы за линией фронта. В связи с этим 3 октября 1941 года вместо Особой группы при наркоме внутренних дел СССР был создан самостоятельный 2-й отдел НКВД СССР во главе с Судоплатовым.

С целью дальнейшего расширения зафронтовой работы органов госбезопасности 18 января 1942 года 2-й отдел НКВД СССР был преобразован в 4-е управление НКВД. Его начальник старший майор госбезопасности Павел Судоплатов одновременно являлся заместителем руководителя советской внешней разведки. 20 августа того же года майор госбезопасности Эйтингон был назначен заместителем начальника 4-го управления. Костяк управления составили кадровые сотрудники внешней разведки. Чекисты-разведчики сражались с врагами в составе разведывательно-диверсионных групп и партизанских соединений, добывали разведывательную информацию, осуществляли акции возмездия.

Из воспоминаний Павла Судоплатова: «При отборе чекистов на должности командиров партизанских отрядов прежде всего учитывалась их прошлая деятельность. В первую очередь назначали людей, имевших боевой опыт, которым пришлось не только участвовать в партизанской войне против белополяков в 1920-е годы, но и сражаться в Испании. В резерве была также большая группа чекистов, воевавших на Дальнем Востоке».

В годы Великой Отечественной войны более четырнадцати тысяч оперативных работников и воинов-чекистов, в том числе 500 иностранцев, сражались в разведывательно-диверсионных группах и партизанских отрядах, сформированных ОМСБОН. В тылу противника действовали 2200 оперативных отрядов и групп. Диверсионно-разведывательные подразделения НКВД уничтожили 230 тысяч гитлеровских солдат и офицеров, подорвали 2800 вражеских эшелонов с живой силой и техникой, добывали важную военную, стратегическую и политическую информацию, которая имела большое значение для советского военного командования.

В период Великой Отечественной войны руководством Особой группы НКВД СССР, 2-го отдела НКВД СССР и 4-го управления НКВД — НКГБ СССР в Государственный Комитет Обороны, Ставку Верховного главнокомандования, командующим фронтами и видами вооруженных сил, руководителям министерств и ведомств, а также руководству военной разведки были направлены тысячи информационных сообщений. Приведем для наглядности тексты лишь трех таких сообщений, подготовленных Эйтингоном на основании данных, поступивших в Москву от разведывательно-диверсионных групп 4-го управления НКВД, действовавших на оккупированной советской территории: «Сообщение заместителя начальника 4-го управления НКВД СССР комиссара госбезопасности Н. И. Эйтингона № 4/8/1456 командующему авиацией дальнего действия генерал-полковнику А. Е. Голованову о местах скопления самолетов и войск противника от 10 июля 1943 года.

По данным нашей группы, действующей в тылу противника, на 10 июля с. г. на немецком аэродроме, расположенном в двух километрах южнее г. Барановичи, на месте бывшего советского аэродрома, скопилось свыше 500 самолетов, главным образом бомбардировщики.

В трех километрах восточнее аэродрома хранятся большие запасы бензина: на земле 300 тысяч двухсотлитровых бочек и под землей — четыре резервуара вместимостью по 15 тысяч тонн каждый.

Бывшие 23 советских склада, находящиеся северо-западнее скрещения железных дорог в Барановичах, за шоссе, забиты авиабомбами и снарядами.

Вокруг г. Барановичи установлено 30 зениток и несколько прожекторов. Железнодорожный узел г. Барановичи забит подвижными составами».

Думается, излишне говорить, что советская дальняя авиация успешно выполнила задачу по уничтожению самолетов и войск противника в данном районе оккупированной территории.

Из сообщения комиссара госбезопасности Эйтингона № 4/8/2296 командующему авиацией дальнего действия маршалу авиации Голованову от 12 августа 1943 года о месте расположения в районе Смоленска штаба группы армий «Центр»:

«Путем допроса военнопленных получены следующие сведения:

1. Военнопленный унтер-офицер авиации Анакер Карл, пилот отдельной бомбардировочной группы, взятый в плен 8 августа 1943 года в районе Орла, сообщил, что 28 июня с. г. с аэродрома в г. Орле, где располагалась его группа, он вылетел в г. Минск для получения запасных частей и канцелярских принадлежностей по маршруту: Орел — Брянск — Смоленск — Орша — Минск.

Перед вылетом Анакеру предложили нанести на карту новую запретную зону, расположенную между Смоленском и Оршей. Кроме того, дежурный по аэродрому устно предупредил его, что в случае отклонения при полете между Смоленском и Оршей от предписанного курса хотя бы на 100 метров он будет обстрелян с земли и подвергнется нападению истребителей.

После этого инструктажа Анакер расписался у дежурного в том, что о существовании указанной запретной зоны он предупрежден.

На аэродроме в Смоленске, где Анакер сделал промежуточную посадку, дежурный по аэродрому снова предъявил ему для ознакомления карту, на которой была нанесена запретная зона, и Анакер снова должен был расписаться о сделанном ему предупреждении.

По показаниям Анакера, запретная зона начинается примерно в 20 км на запад от Смоленска и тянется почти до г. Орши, то есть охватывает так называемый Катыньский лес. Южная граница зоны проходит в 5 км севернее железнодорожной линии Смоленск — Орша.

Согласно полученной инструкции на участке между Смоленском и Оршей он должен был держать курс строго вдоль линии железной дороги.

Судя по строгости инструкций в отношении этой зоны, военнопленный высказывает предположение, что в этом районе располагается крупный военный штаб, возможно штаб Центрального фронта. Далее он сообщает, что во время провокационной кампании немцев в апреле 1943 года о раскопках в Катыньском лесу запретной зоны в этом районе не было.

2. Военнопленный солдат 12-го пехотного полка 31-й пехотной дивизии Бауер Ганс, взятый в плен 2 августа 1943 года в районе г. Кромы, сообщил, что 22 июля с. г. маршевый батальон, в котором он служил, из г. Байрейта был направлен в район Орла по маршруту Польша — Минск — Орша — Смоленск — Брянск. Проезжая через станцию Катынь (на участке Орша — Смоленск) 26 июля с. г., военнопленный заметил, что в 6 км от станции в сторону Смоленска от железной дороги в северо-восточном направлении отходит железнодорожная ветка.

На этой ветке в лесу, метрах в 150 от основной магистрали, стоял специальный поезд, окрашенный в зеленый цвет. Насколько Бауер мог заметить, поезд состоял из локомотива и 4-х вагонов обтекаемой формы. Вслед за локомотивом, а также в хвосте поезда помещались две бронеплощадки, на которых было установлено по одной батарее в составе четырех зенитных орудий каждая. Поезд охранялся солдатами «СС».

Далее в лесу, в 50 метрах за поездом, военнопленный видел новые домики и бараки немецкого типа. Было видно большое количество офицеров и солдат «СС».

По оценкам аналитиков 4-го управления НКВД, показания военнопленных в отношении строгих режимных ограничений в районе Смоленска соответствовали действительности. Дополнительными разведывательными мероприятиями было установлено, что в данном районе размещался штаб группы армий «Центр», а также многие другие управленческие и вспомогательные службы, склады с большим запасом военной техники и боеприпасов.

«Спецсообщение 4-го управления НКГБ СССР № 4/8/2160 в Разведывательное управление Генерального штаба Красной Армии от 22 марта 1944 года:

Нашей оперативной группой, действующей в тылу противника, захвачен приказ президента «Белорусской центральной рады» Островского о создании так называемой «Белорусской краевой армии», на которую возлагаются задачи по борьбе с партизанами и охране коммуникаций.

Согласно приказу в Минском, Пинском, Барановичском, Слонимском, Вилейском, Глубоцком и Новогрудском округах должна быть проведена мобилизация рядового и командного состава.

На службу в «Белорусскую краевую армию» призываются все мужчины с 1898 по 1917 и с 1921 по 1924 годов рождения и все офицеры и подофицеры, независимо от того, в какой армии они раньше служили (царской, польской, советской, добровольческой) — офицеры в возрасте до 57 и подофицеры до 55 лет включительно. В случае уклонения от призыва приказ угрожает наказанием вплоть до расстрела.

Зам. начальника 4-го управления НКГБ СССР комиссар госбезопасности Эйтингон».

На 4-е управление НКВД — НКГБ возлагались задачи по организации в крупных городах на оккупированных территориях нелегальных резидентур, внедрению агентуры в оккупационные военные и административные органы, подготовке и заброске в тыл врага разведывательно-диверсионных групп, организации резидентур в районах, находящихся под угрозой захвата, обеспечению групп и агентов оружием, средствами связи и документами.

Помимо решения этих задач Наум Эйтингон сыграл, в частности, ведущую роль в реализации оперативных игр «Монастырь» и «Березино». Эти чекистские операции до сих пор считаются эталоном проведения стратегических радиоигр с противником и входят в учебники по подготовке разведчиков для спецслужб многих стран.

В начале февраля 1942 года, когда немецкие войска впервые после начала Второй мировой войны потерпели сокрушительное стратегическое поражение в битве под Москвой, к немцам за линию фронта после специальной подготовки перешел в качестве эмиссара антисоветской подпольной организации «Престол» агент органов госбезопасности «Гейне» — Александр Петрович Демьянов.

Демьянов родился в 1910 году в знатной дворянской семье, в которой все мужчины традиционно были военными. Его прадед Антон Головатый был первым атаманом Кубанского казачьего войска, отец — есаулом казачьих войск, скончавшимся от ран в Первую мировую войну. Дядя Александра (младший брат отца) в годы Гражданской войны руководил белогвардейской контрразведкой на Северном Кавказе.

Мать Демьянова, выпускница Бестужевских курсов, происходила из знатного княжеского рода и в предреволюционные годы считалась «одной из самых ярких красавиц аристократических гостиных Петрограда». После Гражданской войны она отказалась эмигрировать во Францию.

До 1914 года Демьянов проживал за границей. После революции поступил в Петроградский политехнический институт, однако через некоторое время был отчислен «по происхождению». Работал электриком.

В 1929 году переехал в Москву и был завербован Секретно-политическим отделом ОГПУ. Использовался контрразведкой для разработки связей оставшихся в Советском Союзе лиц дворянского происхождения с зарубежной эмиграцией. В Москве Александр Демьянов работал в Главкинопрокате, был знаком со многими известными актерами театра и кино. Часто бывал на бегах, держал в Манеже собственную лошадь и был широко известным человеком среди московской богемы.

Выбор «Гейне» в качестве подставы гитлеровским спецслужбам не был случайным: к моменту нападения фашистской Германии на Советский Союз он уже был опытным агентом. Из характеристики на секретного сотрудника «Гейне», относящейся к середине 1930-х годов: «Надежный, способный и абсолютно честный во взаимоотношениях с органами госбезопасности работник. Он научился концентрировать волю, отличается активным восприятием жизни, умением глубоко проникать в психологию людей. Обладает великолепной памятью, молниеносной реакцией, способностью самостоятельно принимать решения».

Еще в довоенный период «Гейне» вышел на представителей германской торговой миссии в Москве и в разговоре с ними назвал ряд фамилий русских эмигрантов, поддерживавших контакт с его семьей в предреволюционный период. Германская разведка заинтересовалась «Гейне» и стала вести его разработку. Абвер присвоил ему псевдоним «Макс».

В поле зрения органов государственной безопасности в предвоенное время находились некоторые представители русской аристократии: бывший предводитель Дворянского собрания Нижнего Новгорода Глебов, поэт Садовский, член-корреспондент Академии наук СССР Сидоров и некоторые другие. В свое время они учились в Германии, были известны немецким спецслужбам, а в Москве жили на территории Новодевичьего монастыря, где нашли прибежище потомки некогда знаменитых дворянских родов. Немцы проявляли интерес к этим лицам. Им, в частности, было известно, что поэт Садовский, практически не издававшийся в СССР, написал большую поэму в честь «немецких войск, освободителей Европы».

В июле 1941 года руководство 4-го управления НКВД приняло решение с помощью агентуры создать из этих и других лиц легендированную прогерманскую подпольную церковно-монархическую организацию «Престол» и внедрить в нее агента «Гейне» с дальнейшим выводом его в Германию. Операция получила кодовое название «Монастырь».

В феврале 1942 года «Гейне» был доставлен на фронт в районе Можайска. Войсковая разведка перебросила его на нейтральную полосу, которая, как оказалось позже, была немцами заминирована. С рассветом «Гейне» встал на лыжи и направился к немцам с белым флагом. Только по счастливой случайности он не подорвался на минах.

Сам «Гейне» о переходе нейтральной полосы писал так: «Когда я добежал до бруствера, немцы помогли мне перебраться, и один из них, отведя в укрытие, попросил по-русски немного подождать. Затем последовала серия непрерывных допросов, днем и ночью. Я находился под неустанным наблюдением. Меня привели в блиндаж к майору. Тот по-русски спросил меня, почему я предал Родину. Остро резанул его взгляд, полный холодного презрения, взгляд кадрового офицера, типичного тевтонца, гордого своим превосходством. Он демонстративно встал из-за стола, когда капитан усадил меня пить чай, брезгливо бросил реплику «предатель Родины» и вышел. Затем меня увезли в штаб».

«Гейне» рассказал немцам о существовании в Москве монархической организации, которая желает установить связь с немецким командованием и выполнять его задания.

Далее «Гейне» писал в отчете:

«При вторичном допросе, на котором присутствовало много офицеров разных рангов, меня засыпали вопросами: кто послал, кто член организации, как я добрался, когда ходят поезда на Можайск, кто моя жена, ее отец, их адреса. Я утверждал версию, что идеологические противники советской власти объединены в организацию «Престол». Их цель — борьба с коммунизмом. Мне был поставлен ультиматум: если я скажу правду, то сохраню жизнь и буду находиться до окончания войны в концлагере. Дали полчаса на размышление. Пригрозили «третьей степенью» пыток.

Меня вывели в другую комнату, где стояло несколько коек, по стенам висело оружие. Проверка продолжалась — можно было покончить с собой, не дожидаясь пыток. Я лег и заснул. Разбудил стук сапог и удары прикладов. Три солдата с винтовками вывели меня во двор и поставили к стене сарая.

На крыльце появилось несколько офицеров, которые оживленно разговаривали. Меня спросили, буду ли я говорить, на что я ответил: «Я сказал правду». Офицер дал команду — раздались выстрелы из нескольких винтовок, и веер щепок посыпался на меня. Понял: еще жив. Немцы смеялись.

Меня проводили в ту же комнату, где допрашивали. Там был накрыт и сервирован стол. Старший по званию офицер радушно пригласил: «Господин Александр, коньяк, водочка. За успех. Будем вместе работать. Вам некоторое время придется побыть в Смоленске, куда мы отправим вас завтра». Начался инструктаж. Он подействовал на меня как шпоры на скакуна. Значит, игра началась».

Как видим, разведчик держался стойко, и немцы сделали вид, что ему поверили.

Однако проверка «Гейне» продолжалась. Он был отправлен в Смоленск. Его поместили в концлагерь вместе с предателями и изменниками родины. В лагере продолжались допросы «перебежчика». Офицеры абвера постоянно интересовались историей его перехода через линию фронта, проверяли знания в области радио- и электротехники.

Вскоре «Гейне» перевели на городскую квартиру в Смоленске, где два инструктора занимались его подготовкой в качестве агента абвера. Под их руководством он изучал тайнопись, шифровальное и радиодело. Впоследствии Александр Демьянов вспоминал, что труднее всего ему было скрывать свое умение бегло работать на телеграфном ключе.

Через некоторое время состоялась встреча «Гейне» с высокопоставленным представителем абвера, который сообщил, что скоро его отправят обратно в Москву с заданием по подрывной работе в столице. Были уточнены некоторые детали задания, способы и время связи. Условились, что курьеры, прибывающие в Москву, будут приходить к его тестю, профессору медицины, практикующему на дому, а тот, в свою очередь, будет связывать их с «Гейне» (тесть был посвящен в задачи, выполняемые «Гейне», и дал согласие оказывать органам всестороннюю помощь).

После этой беседы «Гейне» переправили в Минск, откуда он должен был вылететь самолетом через линию фронта, выпрыгнуть с парашютом, а дальше добираться до Москвы. В Минске его поселили на частной квартире, в которой проживали несколько соседей, и в течение трех дней не беспокоили, оставив одного. Это тоже был один из элементов проверки разведчика со стороны гитлеровских спецслужб. В частности, под окнами квартиры постоянно прогоняли группы людей, жестоко избивая их при этом. «Соседи» поясняли, что на казнь ведут очередную группу партизан, а сами внимательно следили за его реакцией.

15 марта 1942 года за «Гейне» пришла машина. Его отвезли на аэродром, выдали деньги для организации «Престол» и посадили в самолет.

Приземлился «Гейне» на парашюте в лесу около районного центра Арефино Ярославской области. Захватившим «Гейне» в плен красноармейцам он сообщил свой оперативный псевдоним и попросил немедленно связаться с Москвой. Из Москвы поступило распоряжение доставить разведчика в Ярославль. Там он находился некоторое время, а затем в сопровождении сотрудников госбезопасности прибыл в Москву. Две недели потребовались для написания подробного отчета. «Гейне» не выходил из дома, так как было не исключено, что немцы могли проверить, когда он вернулся. А слишком быстрое возвращение могло вызвать подозрение. Через две недели «Гейне» вышел в эфир и передал немцам первую дезинформацию, подготовленную Генеральным штабом Красной армии.

Для закрепления положения в германской разведке «Гейне» устроили на службу в качестве младшего офицера группы связи в Генштаб РККА при Маршале Советского Союза Борисе Михайловиче Шапошникове, о чем было сообщено немцам.

Первоначально операция «Монастырь» планировалась в виде радиоигры, как средство выявления лиц, сотрудничавших с немцами. Однако вскоре переросла в важнейший канал дезинформирования противника. Радиотехническое обеспечение операции было поручено сотруднику 4-го управления Вильяму Генриховичу Фишеру, ставшему известным в конце 1950-х годов как Рудольф Иванович Абель.

В течение первых нескольких месяцев органы госбезопасности сознательно избегали ставить перед немцами какие-либо оперативные вопросы, чтобы усыпить их бдительность. Только в августе 1942 года им было передано, что имеющийся у организации «Престол» передатчик пришел в негодность и требует замены. Вскоре в Москву пожаловали курьеры абвера. 24 августа 1942 года они пришли к тестю «Гейне», а затем встретились и с ним. Курьерами оказались предатели Станкевич и Шакуров. Они вручили «Гейне» новую рацию, батареи, блокноты для шифрования и деньги. Одеты они были в советскую военную форму и прибыли в Москву для совершения ряда диверсий.

К вечеру Эйтингоном был отдан приказ усыпить курьеров. Пока курьеры спали, их сфотографировали, обыскали, заменили патроны в револьверах на холостые. Утром им дали возможность погулять по Москве под плотным наружным наблюдением, а затем одного из них арестовали на вокзале, когда он пытался подсчитать воинские эшелоны. Второй курьер был арестован на дому у женщины, с которой он успел познакомиться.

«Гейне» сообщил немцам по рации, что Станкевич и Шакуров благополучно прибыли, но новую рацию не доставили, так как она якобы была повреждена при приземлении. 7 октября 1942 года абвер забросил еще двух курьеров, которые без лишнего шума были арестованы органами госбезопасности. «Гейне» информировал немцев, что и эти курьеры благополучно прибыли и приступили к выполнению задания. В дальнейшем радиоигра с немцами велась по двум линиям: по радиостанции «Гейне» от имени монархической организации «Престол» и по рации прибывших 7 октября 1942 года диверсантов, которые были перевербованы органами государственной безопасности. Руководство 4-го управления учитывало тот факт, что прибывшие первыми агенты Станкевич и Шакуров имели указание вернуться назад. Было принято решение скомпрометировать одного из них. «Гейне» сообщил немцам по радио, что Шакуров «трусит, много пьет и становится для нас опасным». Абвер приказал его ликвидировать.

12 октября 1942 года немцы предложили «Гейне» передать сведения о месте работы членов организации «Престол». Агент ответил, что члены его организации работают в Москве и некоторых других городах. Абвер заинтересовало наличие членов организации в Ярославле, Муроме и Рязани. Немцы потребовали переслать им адреса и пароли для связи с этими лицами. Чтобы не вызвать подозрений, им было сообщено, что в названных городах организация «Престол» своих людей не имеет, однако располагает возможностью принять курьеров в Горьком. Немцы запросили адрес явочной квартиры и пароль. Игра с гитлеровской военной разведкой расширялась.

Руководство абвера и СД полностью доверяло «Гейне». 18 декабря 1942 года разведчику была передана шифровка из Берлина о том, что за особые заслуги он и Станкевич (к тому времени перевербованный советской контрразведкой и принимавший активное участие в операции «Монастырь») награждены немецким командованием орденом «Железный крест» с мечами за храбрость.

О «Гейне» как о лучшем немецком агенте в советском Генеральном штабе писали в своих мемуарах один из руководителей абвера Райнхард Гелен (впоследствии — директор западногерманской разведывательной службы БНД), а также начальник VI управления РСХА (СД — внешняя разведка) Вальтер Шелленберг.

Вскоре «Гейне» информировал немцев, что его организация приобрела еще одну явочную квартиру. На самом деле в ней проживал сотрудник НКВД. Курьеры абвера все чаще прибывали в Советский Союз. Их встречали не только в Москве, но и в других городах, в том числе в Горьком, Свердловске, Челябинске, Новосибирске. Одному из курьеров даже разрешили вернуться обратно, чтобы подтвердить, что организация «Престол» работает под контролем абвера.

Между тем руководством НКВД было принято решение об активизации радиоигры с противником.

Радиостанции «Гейне» и Станкевича продолжали передавать «важную стратегическую информацию», которая на самом деле готовилась в Генеральном штабе Красной армии с целью дезинформации германского военного командования. Среди сведений, передаваемых за линию фронта, были донесения о «важнейших решениях» Ставки, данные о совещаниях у маршала Шапошникова и другая информация. Шифровки «Гейне» высоко ценились в отделе «Иностранных армий Востока» генерального штаба сухопутных сил Германии и учитывались при планировании операций на Восточном фронте.

«Гейне» активно передавал выгодные советскому командованию сведения о железнодорожных перевозках воинских частей, боеприпасов и военного снаряжения. Для подтверждения фактов о якобы проведенных организацией «Престол» диверсиях чекистами были организованы соответствующие публикации в прессе. Приходилось даже имитировать акты вредительства на железных дорогах страны, в частности под городом Горьким. В отдельных случаях, когда это было выгодно советскому командованию, «Гейне» передавал немцам и настоящую информацию определенного целевого назначения. В ее подготовке принимал непосредственное участие начальник оперативного управления Генерального штаба генерал С. М. Штеменко. Некоторые важные операции Красной армии на фронте действительно осуществлялись, как и сообщал «Гейне», но имели отвлекающее, вспомогательное значение.

Характерными в этом отношении стали дезинформационные мероприятия, проведенные через «Гейне» в преддверии Сталинградской и Орловско-Курской операций.

Так, накануне контрнаступления под Сталинградом Ставка Верховного командования довела до немцев стратегическую дезинформацию относительно направления главного удара Красной армии на Западном фронте. При разработке и подготовке Сталинградского котла Сталин пригласил 13 ноября 1942 года в Кремль членов политбюро и членов Государственного Комитета Обороны. На этом совещании присутствовали также генералы Василевский и Жуков. При обсуждении плана контрнаступательной операции Жуков и Василевский обратили внимание присутствующих на то, что германское командование может перебросить в район Сталинграда на помощь группировке Паулюса часть своих войск из района Вязьмы. Чтобы этого не случилось, необходимо было дезинформировать германское командование относительно направления удара Красной армии, сделав вид, что наступление на советско-германском фронте планируется осуществить в районе Ржевского выступа.

На Жукова возлагалась задача подготовить наступление Калининского и Западного фронтов, чтобы убедить немцев, что именно здесь наносится главный удар. Действительно, появление Жукова на Западном фронте дезориентировало немецкое военное командование, которое сочло, что именно здесь Красная армия планирует перейти в контрнаступление. Более того, сосредоточение стратегических резервов Красной армии в районе Москвы также укрепило немцев в этой мысли. На самом деле задача Жукова была более скромной: сковать силы немцев на этом участке советско-германского фронта. Для перехода в контрнаступление у него не было достаточных сил и средств.

Германское командование стало срочно усиливать группировку своих войск в районе Ржевского выступа. Предупрежденные «Гейне» о том, что Красная армия готовит удар именно под Ржевом, немцы предприняли меры по его отражению, а с началом Сталинградской наступательной операции оказались не в состоянии перебросить из-под Ржева войска на помощь окруженной группировке генерал-фельдмаршала Паулюса. Сражение под Ржевом носило ожесточенный и затяжной характер, хотя контрнаступления здесь, как уже отмечалось, не планировалось.

В наши дни отдельные средства массовой информации пытаются доказать, что Жуков под Ржевом потерпел поражение. Но Жуков сумел блестяще выполнить поставленную перед ним задачу, сковав в районе Ржевского выступа немецкие войска, и тем самым способствовал их разгрому под Сталинградом. Следует отметить, что только под Сталинградом армии фашистского блока потеряли до полутора миллиона человек, то есть четверть всех сил, действовавших тогда на Восточном фронте.

Относительно летней кампании 1943 года «Гейне» информировал немцев о том, что советское командование планировало осуществить военные операции к северу от Курска и на Южном фронте. В результате переход советских войск в районе Курска и Орла к стратегической обороне, а затем к наступлению оказался для немцев неожиданным.

Интересно отметить, что стратегическая дезинформация, передававшаяся советскими разведчиками для гитлеровского командования в ходе операции «Монастырь», подчас возвращалась в органы госбезопасности от их источников в абвере и британской разведке. Так, в 1942 году внешней разведке в одной из оккупированных немцами стран удалось наладить непродолжительное, но весьма продуктивное сотрудничество с одним из руководителей шифровальной службы абвера полковником Шмитом. До своего провала он успел передать нам ряд ценных разведывательных материалов абвера, полученных из Москвы. При анализе этих материалов было установлено, что они являются информационными сообщениями «Гейне».

Кроме того, британская разведка, имевшая свою агентуру в абвере, также получала по своим каналам материалы «Гейне», которые возвращались в Москву в виде агентурных донесений от члена «Кембриджской пятерки» Энтони Бланта. Англичане настолько уверовали в то, что абверу удалось завербовать агента в окружении маршала Шапошникова, что даже Черчилль сообщил Сталину в 1943 году, что в Генштабе Красной армии есть немецкий агент.

Объем шифрованной переписки «Гейне» с абвером, включавшей помимо информационных материалов множество запросов и ответов по организационно-оперативным вопросам, составил три объемных, ныне архивных, тома.

Оперативная игра «Монастырь» продолжалась до конца Великой Отечественной войны. В ходе операции органами государственной безопасности было арестовано более пятидесяти агентов абвера и семь пособников противника, а также получено несколько миллионов рублей на деятельность легендированной организации «Престол».

За успешное содействие стратегическим операциям Красной армии руководители операции «Монастырь» Павел Судоплатов и Наум Эйтингон были награждены полководческими орденами Суворова II степени, что в системе органов государственной безопасности было единственным случаем. Сам «Гейне» — Александр Петрович Демьянов — получил орден Красной Звезды, а его жена и тесть — медали «За боевые заслуги».

Но эти награждения последовали уже в ноябре 1945 года. А пока наступил 1944 год. Война шла к концу, Красная армия подходила к государственной границе СССР. Близилась к завершению и одна из наиболее удачных операций разведывательных органов государственной безопасности военного периода — операция «Монастырь». Однако на совещании с руководством государственной безопасности, состоявшемся в Кремле 4 апреля 1944 года, председатель Государственного Комитета Обороны и Верховный главнокомандующий И. В. Сталин предложил наркому государственной безопасности Меркулову и начальнику диверсионно-разведывательного управления НКГБ Судоплатову изучить вопрос о продолжении радиоигры с противником и расширении ее рамок.

Первоначально чекистами обсуждалась возможность заслать к немцам координатора от «Престола». Прорабатывался также вопрос о повторном направлении «Гейне» за линию фронта. Сам «Гейне» предлагал направить одного из якобы активных членов организации «Престол» в качестве переводчика Красной армии в лагерь немецких военнопленных, с тем чтобы в дальнейшем организовать его «побег» совместно с несколькими немецкими офицерами. Явившись к немцам, этот переводчик должен был создать условия для более активной связи «Гейне» с абвером.

Операция «Монастырь» была продолжена. Теперь основные ее усилия были направлены на проведение дезинформационных мероприятий в отношении противника с целью достижения стратегических преимуществ на заключительной стадии Великой Отечественной войны.

В начале августа 1944 года «Гейне» был включен в новую оперативную игру с немецким командованием, разработанную органами государственной безопасности и получившую кодовое название «Березино». В очередной шифровке он информировал немецкую разведку о том, что переведен из группы связи Генштаба Красной армии в технические части с присвоением звания инженер-капитана. В связи с этим ему требовалась еще одна рация для продолжения связи из Москвы, где его функции будет выполнять другой радист, подготовленный организацией «Престол». Свою рацию он берет с собой и свяжется с ними из тех мест, где будет находиться по долгу службы. Таким образом, связь с абвером по линии операции «Монастырь» не прекращалась, а введение «Гейне» в новую оперативную игру обеспечивалось надежно и быстро.

Итак, в начале августа 1944 года «Гейне» был подключен к проведению новой оперативной игры с немецким военным командованием.

А начиналась оперативная игра «Березино» так.

Летом 1944 года «Гейне» был командирован в освобожденный Минск. Вскоре он сообщил в Москву, что, по некоторым сведениям, в белорусских лесах скрываются попавшие в окружение разрозненные группы немецких солдат и офицеров, что соответствовало действительности. После осуществления наступательной операции «Багратион» военнослужащие разгромленных немецких частей в массовом порядке выходили на магистральные шоссе, складывали оружие и сдавались в плен.

Это обстоятельство было использовано руководством 4-го управления НКГБ СССР для продолжения радиоигры с немцами. По согласованию с Генштабом было решено довести до немецкого командования информацию о том, что в тылу Красной армии действуют остатки немецких войск, попавшие в окружение в ходе ее наступления. Замысел заключался в том, чтобы ввести германское командование в заблуждение, заставить его использовать свои ресурсы на поддержку этих частей и побудить их сделать серьезную попытку пробиться к своим. В данном случае немцы были бы вынуждены открыть на одном из участков фронта проход для «окруженцев», в который можно было бы ввести заранее подготовленное и соответствующим образом экипированное соединение Красной армии.

18 августа 1944 года «Гейне» передал немцам информацию о том, что в Белоруссии в районе реки Березины скрывается крупная немецкая воинская часть численностью более двух тысяч человек, потерявшая связь со своим командованием и испытывающая нужду в продовольствии, медикаментах и боеприпасах. Немецкие солдаты и офицеры стремятся прорваться за линию фронта.

Командование вермахта приняло решение оказать помощь своим военнослужащим, попавшим в беду. Таким образом, операция «Березино» явилась логическим продолжением операции «Монастырь». Возглавлять комплекс оперативных мероприятий данной операции, включая координацию действий с белорусскими чекистами, было поручено заместителю начальника диверсионно-разведывательного управления НКГБ СССР полковнику Науму Эйтингону.

По инициативе Эйтингона была сформирована специальная оперативная группа сотрудников 4-го управления НКГБ, которая выехала в район населенного пункта Березино. Членам группы поручалось подобрать подходящее место из числа бывших партизанских баз, где якобы укрывается легендируемая немецкая воинская часть. Необходимо было подготовить площадки для приема грузов и парашютистов, а также на случай возможного приземления немецких самолетов. Оперативной группе предстояло также обеспечить встречу немецких десантников, в том числе и радистов, принимать сброшенные немцами грузы и осуществлять другие мероприятия, связанные с проведением операции.

Помимо кадровых чекистов в оперативную группу были включены агенты-немцы из числа бывших военнопленных, одетые в форму германской армии, 20 бойцов-автоматчиков Отдельной мотострелковой бригады особого назначения НКГБ СССР и военнопленный немецкой армии подполковник Шерхорн, которому предстояло сыграть роль командира легендированной воинской части.

Из оперативной справки:

«Подполковник Генрих Шерхорн, кадровый офицер, по профессии администратор коммунального имущества. Член НСДАП с 1933 года.

Командовал охранным полком одной из дивизий, входивших в состав группы немецких армий «Центр». Взят в плен 9 июля 1944 года в районе Минска. В период пленения был настроен пессимистично, в победу Германии не верил.

Завербован органами государственной безопасности. Оперативный псевдоним — «Шубин».

Молодой оперативный сотрудник внешней разведки Игорь Щорс, который был прикомандирован в то время к 4-му управлению НКГБ и непосредственно вел агентурное дело «Березино», позже вспоминал, как в лагере военнопленных в Красногорске под Москвой он отобрал среди прочих кандидатов именно Шерхорна и как сам перевез его из Красногорска в Москву во внутреннюю тюрьму на Лубянке без конвоя, за что и получил нагоняй от начальства.

Из материалов оперативного дела на «Шубина» следует, что вербовал его лично начальник диверсионно-разведывательного управления НКГБ СССР генерал-лейтенант Судоплатов в своем кабинете.

На роль командира легендированной части Шерхорн был выбран в связи с тем, что его охранный полк и он сам были мало известны в вермахте, что позволяло Центру использовать его в оперативной игре с противником.

Специальная оперативная группа 4-го управления НКГБ оборудовала расположение легендированной немецкой части во главе с Шерхорном на бывшей партизанской базе на восточном берегу озера Песочное, у деревни Глухое Червенского района Минской области.

Ответа из Берлина долго не было. Как стало известно позже, получив телеграмму «Гейне», германское командование дало указание контрразведке тщательно проверить по своим каналам личность подполковника Шерхорна. В случае положительных результатов планировалось использовать подразделение известного диверсанта Отто Скорцени, который намеревался под видом рабочих батальонов военнопленных передислоцировать свой отряд к линии фронта со стороны советских войск и совместно с отрядом Шерхорна ударить в тыл частям Красной армии. Однако на начальном этапе от этого варианта решили отказаться.

В конечном итоге было принято решение сделать на «окруженцев» ставку как на возможный будущий очаг военных действий в тылу Красной армии в случае, если удастся остановить тотальное советское наступление, а пока использовать их для диверсий на армейских коммуникациях и разнообразных мелких ударов тактического характера.

25 августа 1944 года «Гейне» получил ответную телеграмму следующего содержания: «Благодарим за ваши сообщения. Просим связаться с этой немецкой частью. Мы намерены сбросить для них различный груз. Мы также могли бы послать радиста, который мог бы оттуда связаться со здешними руководящими органами. Для этого мы должны знать местонахождение этой части, чтобы наш радист мог найти ее, и место, подходящее для сброски груза.

Этой части нужно было бы сообщить о прибытии к ним радиста, чтобы он не был задержан, так как придет в обмундировании Красной Армии.

Пароль — Ганновер».

В тот же день в район озера Песочное для руководства операцией на месте выехала группа из шестнадцати ведущих оперативных сотрудников 4-го управления НКГБ во главе с Эйтингоном. В ее состав входили, в частности, опытные сотрудники внешней разведки полковники Михаил Маклярский, Георгий Мордвинов и Яков Серебрянский, а также майор Вильям Фишер. Группе были приданы дополнительно десять надежных агентов из числа немцев, которые должны были принимать парашютистов в качестве солдат «подразделения» Шерхорна.

«Гейне» начал действовать. Для абвера он пользовался легендой, что в последнее время был прикомандирован к 51-му отдельному дорожно-строительному отряду, расположенному в местечке Березино, что в 100 километрах западнее города Могилева. Уже 7 сентября 1944 года он направил немцам радиограмму об «установлении контакта с воинской частью подполковника Шерхорна», сообщил ее координаты и подтвердил пароль «Ганновер». Одновременно им были переданы некоторые биографические данные Шерхорна для подтверждения легенды встречи с ним. «Гейне» также информировал Берлин, что для сброски грузов и посадки самолетов «окруженцы» подобрали в районе озера Песочное удобную площадку — бывший партизанский аэродром, о котором немцам было известно в период оккупации Белоруссии.

Об информации «Гейне» было доложено Гитлеру и Герингу, которые дали указание сообщить Шерхорну, что со стороны Берлина будет предпринято все возможное для спасения его отряда, и распорядились оказывать отряду всемерную помощь боеприпасами, продуктами и медикаментами.

В ночь на 16 сентября 1944 года чекистами были задержаны два парашютиста, которые на допросе рассказали, что по приказу штаба группы армий «Центр» были направлены для установления связи с окруженной немецкой воинской частью. В дальнейшем немецкое командование неоднократно забрасывало своих военнослужащих в советский тыл для оказания помощи «немецкой группе в Белоруссии», регулярно направляло ей продовольствие и боеприпасы. Прибывавшие сотрудники абвера перевербовывались чекистами и включались в радиоигру с немецким командованием под контролем сотрудников оперативной группы.

В конце сентября 1944 года командующему группой немецких армий «Центр» генерал-полковнику Рейнгарду была доложена очередная информация, полученная от «Гейне». Согласно содержавшимся в ней сведениям часть подполковника Шерхорна насчитывала более полутора тысяч человек, включая 200 русских — бывших полицейских, спасавшихся от возмездия. Отряд Шерхорна разбит на группы в целях мобильности и скрытности действий. Группы под командованием майора Диттмана, подполковников Шиффера, Михаэлиса и Эккардта (на самом деле все они были завербованы чекистами) продвигаются к линии фронта для соединения с частями вермахта.

С декабря 1944 года связь с вермахтом осуществлялась уже по трем каналам. Чтобы не допустить посадки немецких самолетов в районе дислокации легендированной части, «Гейне» по заданию Эйтингона направлял германскому командованию сообщения о мнимых боевых столкновениях отряда Шерхорна с подразделениями Красной армии. В начале марта 1945 года «Гейне» радировал в абвер о выходе передовых групп отряда подполковника Шерхорна к границе с Литвой. Для обеспечения продвижения «соотечественников» в Восточную Пруссию командование вермахта направило Шерхорну большую группу своих агентов, состоявшую из поляков, которые по прибытии в СССР были арестованы сотрудниками НКГБ.

Верховное командование германской армии периодически присылало лично Шерхорну, а также солдатам и офицерам его «части» поздравления с праздниками и благодарности за службу. Однажды с грузом боеприпасов были присланы боевые награды — Железные кресты с незаполненными бланками удостоверений к ним. Шерхорну предоставлялось право по своему усмотрению наградить отличившихся.

Как рассказывали позже очевидцы, заместитель руководителя оперативной группы полковник Георгий Мордвинов построил одно из подразделений обеспечения операции в две шеренги и раздал Железные кресты первой из них. Затем отдал команду «кругом» и, когда строй повернулся, приказал шеренге с крестами прикрепить их к штанам впередистоящих в районе мягкого места. «До конца дня так и ходить, не снимать!» — перед тем как распустить строй, отдал последнее распоряжение Мордвинов.

Присутствовавший при этом Эйтингон, которого Мордвинов не посвятил в свое намерение перед построением, хохотал — не мог остановиться.

28 марта 1945 года подполковник Шерхорн получил телеграмму, подписанную начальником штаба немецких сухопутных войск генерал-полковником Гудерианом, в которой говорилось, что ему присвоено звание полковника и что он награжден Рыцарским крестом 1-й степени. Одновременно ему было приказано прорываться со своей частью через линию фронта, а затем следовать в Польшу и Восточную Пруссию. Однако войска Красной армии стремительно продвигались на Запад, и «часть» Шерхорна никак не могла их «догнать» — бои шли уже на территории Германии.

1 мая 1945 года немцы сообщили Шерхорну, что Гитлер погиб, а 5 мая по всем радиостанциям, участвовавшим в оперативной игре «Березино», передали последнюю радиограмму: «Превосходство сил противника одолело Германию. Готовое к отправке снабжение воздушным флотом доставлено быть не может. С тяжелым сердцем мы вынуждены прекратить оказание вам помощи. На основании создавшегося положения мы не можем также больше поддерживать с вами радиосвязь. Что бы ни принесло нам будущее, наши мысли всегда будут с вами, которым в такой тяжелый момент приходится разочаровываться в своих надеждах».

Это был конец оперативной игры.

Из архивной справки по делу «Березино», составленной 8 марта 1947 года, следовало:

«Агентурное дело «Березино» заведено в сентябре 1944 года в целях радиоигры с немецкими разведорганами и верховным командованием германской армии о наличии якобы крупных соединений немецко-фашистских войск в районе Березино Белорусской ССР.

Для поддержания морального и боевого духа своих солдат и офицеров в советском тылу германское главное командование систематически перебрасывало в указанный район с самолетов свою агентуру и различные грузы.

Так, с сентября 1944 года по май 1945 года немцами в советский тыл было совершено 39 самолето-вылетов и выброшено 22 германских разведчика, которые были арестованы 4-м управлением НКГБ СССР, 13 радиостанций, 255 мест груза с вооружением, боеприпасами, обмундированием, медикаментами, продовольствием и один миллион семьсот семьдесят семь тысяч рублей советских денег.

Агентурное дело «Березино» состоит из 117 томов и двух альбомов, в которых сосредоточены материалы, относящиеся к этому делу».

В начале 1950-х годов Генрих Шерхорн и его помощники из числа немецких военнопленных были освобождены и выехали в ГДР.

Александр Петрович Демьянов, как и до войны, жил в Москве и был связан с кинопрокатом. Скончался он в 1975 году от инфаркта и похоронен на Немецком кладбище.

5 ноября 1945 года указом Президиума Верховного Совета СССР Науму Исааковичу Эйтингону за успешно проведенную операцию «Березино» было присвоено звание генерал-майора.