Двое в море

Особым уважением у нас пользовался экипаж старшего лейтенанта Осипова. Штурманом у него был младший лейтенант Прилуцкий, стрелком-радистом краснофлотец Андреев, воздушным стрелком младший сержант Воинов. Мы удивлялись выносливости этих ребят. Осипов, как правило, назначался ведущим группы, а это не только накладывало особую ответственность на него лично, но и влекло за собой дополнительную нагрузку на весь экипаж.

10 сентября, во второй половине дня, была поставлена боевая задача: уничтожить скопление гитлеровских войск в предместье Новороссийска Мефодяевском. В воздух поднялись три самолета — Стародуба, Пашуна и Осипова. Осипов на этот раз летел ведомым, командовал звеном майор Стародуб. Вместо заболевшего Прилуцкого с Осиповым полетел начальник минно-торпедной службы эскадрильи старший лейтенант Лисечко, тоже хороший штурман, имевший немалый боевой опыт.

Для прикрытия звена было выделено четыре ЛаГГ-3. Предусмотрительность нелишняя: вдоль Черноморского побережья рыскали «мессеры», за день до этого нашим бомбардировщикам пришлось вести с ними бой.

На этот раз обстановка сложилась еще тяжелее. Подробности мы узнали лишь через месяц, когда Степан Осипов возвратился из госпиталя. Вот что он рассказал:[130]

"…Подходим к цели. Противник почему-то не открывает огня. Это насторожило. Приказал стрелкам внимательнее следить за воздухом. Через минуту Андреев докладывает:

— Командир, шесть «мессеров» справа!

Вот это понятно.

— Приготовиться к отражению атаки!

"Мессеров" перехватили наши истребители, закрутилась обычная карусель. Но вскоре мы поняли, что эта атака — только демонстрация. Со стороны солнца появились еще четыре Ме-109, набросились непосредственно на нас.

Атаки следовали одна за другой. Стрелки отбивались, но гитлеровцы, разделившись попарно, наседали сверху и снизу. Как минимум, хотели вынудить нас сбросить бомбы куда попало. А мы пробивались к цели.

В плоскостях уже появились пробоины. Спрашиваю штурмана:

— Скоро сброс?

— Еще чуточку, идем на боевом курсе.

Вдруг Андреев кричит:

— Командир, горим! Взгляните на левое крыло!

Да, вся плоскость охвачена огнем. Видимо, пробит бензобак.

К счастью, штурман докладывает:

— Бомбы сбросил по цели!

Пытаюсь сбить пламя резким скольжением. Не удается. Должно быть, до аэродрома не дотянуть.

Снизившись на скольжении, мы потеряли зрительную связь со своим звеном, летим в одиночку над Новороссийском.

— Будем прыгать? — спрашивает Лисечко.

— Придется.

Передаю остальным ребятам:

— Приготовьтесь прыгать, как только дотянем до Цемесской бухты. На город нельзя, попадем еще в лапы к фашистам…

"Мессершмитты" не отстают, продолжают расстреливать горящий самолет. Наши пулеметы огрызаются. Задымил и один из «мессеров», быстренько отвалил. Остальные продолжают нас поливать, но близко уже не суются.

Вдруг Андреев кричит:

— Командир, тяжело ранен Воинов!

— Держитесь! Скоро прыгать. Поможешь ему покинуть машину…

Но не проходит и полминуты, снова доклад:

— Я тоже ранен!

На этом связь со стрелками прекращается, замолкают и пулеметы. А пламя уже добирается до кабины, обжигает нам со штурманом руки, лицо. «Мессершмитты» расстреливают нас в упор. Меня тоже ранило в обе ноги. Левая плоскость от перегрева начинает с треском загибаться вверх.

Подаю команду:

— Экипажу покинуть самолет!

Лисечко выпрыгнул первым, через открытый им люк поток воздуха хлынул в кабину, пламя раздулось, все окутало дымом. Стрелки, по моим расчетам, тоже должны были вывалиться. Пора и мне, еще минута, и будет поздно.

Отстегнув привязные ремни, рванул на себя колпак — на счастье, он не был заклинен, — резко отдал штурвал и оказался снаружи.

Парашют раскрывать не тороплюсь, а то попаду под обломки своего самолета, да и «мессеры» расстреляют.

Наконец раскрываю, осматриваюсь. Подо мной два купола. А где третий? Значит, кто-то не смог покинуть машину…

Прикидываю: приводнимся метрах в восьмистах от Мысхако, туда и придется добираться, до противоположного берега много дальше.

Мысли перебивает рев «мессера», рядом проносится трасса. Перевожу взгляд вниз — товарищей тоже расстреливают стервятники.

"Мессершмитт" снова заходит на меня. Подтягиваю стропы, начинаю скользить и раскачиваться, чтобы сбить у него прицел.

Чем бы это закончилось, гадать не стоит, но вдруг появился спаситель наш «лаг».

А тут и вода. Лямки уже подготовлены для сброса.

Вынырнул, освободившись от парашюта. Теперь вся надежда на спасательный жилет. Порошок сработал мгновенно, жилет наполнился газом, но так же быстро и выпустил его. Оказывается, прогорел.

Сбрасываю бесполезный жилет. Заодно и шлемофон, кожаный реглан, ботинки, комбинезон. Осматриваюсь. Вижу, ко мне плывет Лисечко. Третьего не видно. Значит, расстрелян в воздухе…

Подплывает штурман:[132]

— Держись за меня! Ты что, ранен? Ничего, доплывем, отремонтируют в госпитале…

Плывем. На берегу появляются люди на мотоциклах. Неужели фашисты?

Доносится дробь автоматов. Точно, они!

Пули до нас не долетают, шлепаются метрах в двухстах. Немцы прекращают стрельбу, совещаются. Потом два мотоцикла: срываются с места. Минут через пятнадцать, смотрим, гитлеровцы подкатывают к берегу… противотанковую пушку.

— Ну, теперь достанут! Все же решили доконать нас, — вздыхает Лисечко.

— Ничего, Вася, — утешаю без особой уверенности, — не так-то легко им будет попасть. Цель-то ведь точечная.

Снаряды начинают бурунить воду.

— Слушай, штурман, давай рассредоточимся! Усложним задачу фашистам.

— Ты же ранен и без жилета. Возьми тогда мой!

— Не надо! — отказываюсь, зная, что Лисечко пловец не очень важный. Отваливай метров на триста.

Лисечко отплыл. Гитлеровцы стали обстреливать нас поочередно: несколько снарядов по штурману, столько же — по мне.

Добились своего гады! Рядом с Лисечко разорвался снаряд, Василий ушел под воду и больше не появился.

Остался я один. Поплыл в сторону противоположного берега. Боль в ногах часто заставляла отдыхать на спине. Не обращал внимания на снаряды. Кружилась голова, в ушах — звон. Подташнивало. Видимо, от потери крови. Главное — не потерять сознание, продержаться до темноты. А там подберут моряки, видели ведь, как мы спускались…

Фашисты не унимаются, бьют и бьют. Более пяти часов продержался. А в сумерках подобрал меня наш торпедный катер…"

Загрузка...