Гамлет. Шутка Шекспира. История любви

ЧАСТЬ 2

Что ж, пришло время дать объяснения. Начнем с любви.

Да, некогда Гамлет ухаживал за Офелией. Из чего почти все исследователи делают одинаковый вывод: Гамлет любит Офелию, а Офелия Гамлета. Но вот однажды, в тот день, когда Гамлет узнал о Призраке и собирался ночью встретиться с ним, Офелия получила от Полония приказ отказать принцу в визитах и прекратить принимать от него письма. Офелия, ни разу не возразив, спокойно согласилась и также спокойно начала исполнять волю отца. Любила ли она Гамлета?..

С тех пор прошло два месяца (Офелия скажет об этом нынешним вечером, на представлении). Однако ни о каких попытках Гамлета возобновить прервавшиеся ухаживания в пьесе нет ни слова - Гамлет словно и не замечает этого! Более того: несмотря на прекратившиеся визиты и возврат писем между ними вполне спокойные отношения, ситуация никак не провоцируется и никого не задевает - это подтверждает диалог Полония и дочери в тот день, когда она рассказывает отцу о странном визите принца:

Но если Гамлет любит Офелию, то разве ее нежелание с ним больше видеться, вплоть до возврата писем, не должны были его взволновать? Разве в таком случае он не должен был попытаться выяснить, что случилось? Однако ничего подобного не происходит.

Кстати о письмах. Судя по реплике Офелии, несмотря на возврат писем, он все-таки продолжал их ей посылать. Может быть, для того он их и продолжал писать, что пытался что-то выяснить через них? Да, так можно подумать. И все-таки это будет неправильный вывод. Потому что, исходя все из той же реплики Офелии, они периодически случайно встречались с Гамлетом (да и не могли не встречаться, ведь они живут в одном дворце) - и при этих случайных встречах она "не была с ним эти дни сурова"!

Но если сурова с ним она не была, а письма тем не менее возвращает и личные визиты Гамлета отклоняет, то почему бы Гамлету не удивляется такому несоответствию? А он между тем совершенно не удивляется. Почему же он этого не делает? Да потому, что он совершенно не любит Офелию! И как был ни старался Полоний уверить, что причина Гамлетова исступления в любви к его дочери, король, подслушавший их последний разговор (на котором мы с вами и остановились) и как никто другой знающий истинные обстоятельства страданий принца, сделает тот же самый вывод:

Нет, принц и близко не испытывает к Офелии нежных чувств. Скорее всего он слегка поволочился за ней, но, получив вежливый отказ и не испытав особого желания добиваться своего дальше, просто забыл о ней. Ухаживания Гамлета за Офелией поверхностны, декоративны и не представляют для него никакого существенного интереса.

Да он и не способен сейчас ни на какие глубокие чувства! Потому что с тех самых пор, как Клавдий оказался в королевской спальне, Гамлет испытывает совсем другие эмоции: гнев, унижение, боль и... Кстати, а когда же именно Гамлет начал свои ленивые ухаживания за девушкой?

Я могу смело предположить, что ухаживания Гамлета за Офелией последовали спустя буквально несколько дней после того, как ему стало доподлинно известно, что Клавдий стал похаживать в спальню Гертруды. А открыто похаживать туда Клавдий начал не ранее, чем спустя все те же несколько дней после убийства брата.

*

Итак, Гамлет нехотя ухаживает за Офелией, при этом он мрачен, угрюм, в лучшем случае печален - в общем, на удивление не весел. И с готовностью объясняет всем, что причина подобного самочувствия кроется в смерти отца и скором замужестве матери, грубо поправшем память о первом муже. Все ему верят и сочувствуют. А Гамлет меж тем начинает поговаривать о самоубийстве... Так проходит почти два месяца.

Странно, не правда ли? Ведь уже почти два месяца прошло с того момента, когда Гамлет потерял отца, а его мать получила официального любовника! Да, возможно, на особо чувствительных натур подобные обстоятельства и могли бы оказать определенное стрессовое воздействие, влекущее за собой суицид. Но тогда он последовал бы немедленно или в самые ближайшие дни. А за такое количество времени - почти два месяца! - тяжкие эмоции никоим образом не сгущаются (если не говорить о психических заболеваниях), а напротив - рассеиваются. Происходит привыкание к новым обстоятельствам. Мысль о суициде, сама ее побудительная причина исчезает. Однако у Гамлета она только-только появилась...

Значит, вокруг него происходит нечто такое, что ввергает его в стресс постоянный, бросает его по эмоциональной шкале - от тяжелейшего разочарования до буйных надежд и наоборот, от чего действительно можно впасть в депрессию.

Вот только, повторяю, к старому и локальному стрессу - смерти отца и замужеству матери - это имеет отнюдь не прямое отношение. Хотя и самое непосредственное.

Так вот, проходит почти два месяца. И однажды к нему вдруг подходит Горацио. Тот самый, который почему-то не хотел замечать Гамлета прежде и которого сам принц так же упорно не замечал. Который приехал в Эльсинор на похороны отца своего друга по университету, но даже не подошел к нему на похоронах! Вспомним также, что Гамлет и сам ничуть не удивляется странному поведению Горацио, наоборот - продолжает называть его своим другом и даже награждает его весьма теплой характеристикой.

Как же так? Что это - неужто и впрямь "досадное противоречие", снижающее художественные достоинства пьесы, как сказал уж не помню кто? Или все-таки в этом странном поведении героев кроется вполне определенный смысл?

Давайте откроем финал пьесы и с изумлением обнаружим, как Горацио на полном серьезе объявляет умирающему Гамлету, что он тоже покончит с собой, однако Гамлет просит его не делать этого:

В переводе Пастернака имеется некоторое разночтение этой сцены ("Я не датчанин - римлянин скорей. Здесь яд остался"), но оно незначительно, поскольку относится к условному определению себя Горацио. В том и в другом варианте сообщается главное: Горацио хочет умереть вслед за Гамлетом, поскольку он хоть и римлянин по рождению, но зато датчанин по духу (пер. Лозинского), либо он хоть и датчанин по рождению, но зато римлянин в душе (пер. Пастернака).

При желании вы можете проштудировать первоисточник на этот предмет, но лично я даже не собираюсь апеллировать к нему - повторяю, моя версия настолько универсальна, что выдерживает любой профессиональный перевод, поскольку строится на психологической подоплеке происходящего, на его эмоциональной основе. Таким образом, будь Горацио в душе римлянином, или датчанином, или китайцем, или украинцем, это совершенно неважно, главное здесь - он хочет умереть вслед за Гамлетом.

Разумеется, это странное желание Горацио покончить с собой, раз уж Гамлету осталось недолго, не только меня навело на мысль, что между ними существовали интимные отношения. Подобные предположения высказывались и раньше.

Кстати, только нежной дружбой я могу объяснить на удивление спокойную реакцию Горацио в те отнюдь не редкие моменты, когда Гамлету приходит охота позлословить насчет короля - отца Горацио. Более того: Горацио во время представления охотно принимает участие в слежке за королем, а потом не менее охотно делится с Гамлетом впечатлениями. Вот только, увы, факт интимной дружбы никак не объясняет, почему все-таки почти два месяца они упорно не замечали друг друга.

Я могу предположить, что интимные отношения между ними существовали давно - допустим, они начались еще в их бытность студентами в Виттенберге. Потом Гамлет возвращается в Данию. Проходят годы... У Гамлета умирает отец, его дядя тут же становится официальным любовником королевы, а сам Гамлет начинает интрижку с Офелией. Эта интрижка не скрывается, более того - она нарочита, выставлена напоказ, так что все о ней прекрасно оповещены.

Далее все могло бы выглядеть следующим образом. Приезжает Горацио, и между бывшими любовниками вновь завязываются отношения, что никак не вредит интрижке с Офелией. Гамлет просит Горацио не афишировать их нежную дружбу. Поскольку подобные нетрадиционные чувства рассматривались тогдашним законодательством как серьезное преступление, караемое смертью. В результате во избежание кривотолков оба усиленно делают вид, что равнодушны друг к другу до такой степени, что не видят друг друга в упор. До тех пор, пока обстоятельства не позволят им "официально" предстать друг перед другом (как в случае с Призраком).

Могло такое быть? Вполне. Однако данный вариант никак не объясняет, почему все-таки Горацио не подошел к Гамлету на похоронах - а ведь случай более чем значительный! Это первый вопрос.

И вот вопрос второй: почему после встречи с Призраком их внешние отношения столь кардинально меняются - перестают быть для окружающих тайной за семью печатями?..

*

Но вернемся к повествованию. Итак, все шло как шло. То нервное потрясение, которое Гамлет пережил в связи с раскрывшимися обстоятельствами гибели его отца, потихоньку сходит на нет, а сам принц - следуя своему плану, столь неожиданно пришедшему ему в голову буквально спустя десяток минут после ухода Призрака, - помаленьку делает вид, что он не в себе.

Как вдруг Гамлет узнает жуткую новость: Офелия - эта ненужная ему Офелия, разрыв с которой прошел на изумление безболезненно, - любовница короля!

Это известие настолько травмирует его, что он не в силах справиться с нахлынувшими эмоциями. Поведение Гамлета вновь кардинально меняется.

Кстати, если бы Полоний знал, что еще два месяца тому назад у Гамлета появился самостоятельный и очень даже прекрасный повод прикончить короля, вряд ли бы он стал торговать своей дочерью.

А если бы после этого Полоний еще дал бы себе труд проанализировать тот факт, что повод есть, время идет, а Клавдий все жив, то он и вовсе наверняка бы пришел к единственно правильному выводу, который сделала я: никакой праведный гнев, никакая самая страшная ревность в мире не в силах заставить Гамлета совершить возмездие.

Потому что Гамлет - несчастный Гамлет, истерзанный болью и ревностью до того, что очень скоро действительно окажется на грани реального помешательства - находится весь во власти некой силы, намного более могущественной, чем ревность и гнев...

Далее события этого дня вкратце разворачиваются так. Гамлет врывается к Офелии в непотребном виде. Перепуганная дочь срочно бежит к отцу. Обрадованный отец мгновенно сочиняет письмо от имени принца и спустя недолгое время доводит нужные ему сведения до короля и королевы.

В это время достаточно остывший от гнева Гамлет идет гулять с книжкой по галерее. Полоний останавливает его, и принц - видимо, успевший-таки прийти к выводу, что Полоний явно благословил дочернюю потерю невинности, - обрушивает на него массу ядовитых намеков. И Полоний все терпеливейшим образом сносит, даже не поинтересовавшись хотя бы из любопытства, а что, собственно, такое непонятное Гамлет имеет в виду.

После этого происходит еще несколько встреч с Полонием, и все они заканчиваются совершенно одинаково: Гамлет намекает и хамит - Полоний с невероятной наивностью этого не замечает. Такое удивительное терпение Полония заставляет Гамлета еще раз хорошенько проанализировать ситуацию...

Тут приезжают Розенкранц и Гильденстерн. Следом приезжают актеры. И на завтрашний вечер назначается представление.

А на следующий день как раз и происходит та самая встреча Офелии с Гамлетом, на которой мы с вами остановились. И сейчас мы с вами остановимся на этом еще раз.

*

Со дня непотребного визита принца, так перепугавшего девушку, проходят сутки. За эти сутки Гамлет только и делает, что изводит Полония и Офелию грязными намеками, доходя временами до прямых оскорблений и едва ли не шантажа.

На этом пункте исследователи любят дружно удивляться, почему это, дескать, Офелия не влепит принцу пощечину? На самом деле тут все просто: да потому и не влепит, что боится! Это ведь только Полоний радостно потирает руки, что его информация дала столь замечательные плоды. Потому что Полоний не просто торгует дочерью, как верно подметил Барков, но еще и подставляет ее, а при случае и вовсе готов принести ее в жертву - как пешку в своей великой игре.

Почему Офелия примчалась к отцу сразу же после ужасного визита Гамлета? Да потому, что она ждала от Полония помощи! Ведь он сам исподволь подталкивал ее в постель к королю, вскользь расписывая, какие выгоды Офелия может извлечь из этой связи, как может упрочиться ее влияние при дворе, и даже более того - что при определенных обстоятельствах она может занять место королевы! Именно последний пункт и прельстил Офелию - это понятно из ее песенок и значения цветов, которые она дает Гертруде.

Однако при этом Полоний ни словом не упомянул дочери, что все это нужно ему только для одного: разжечь ревность принца, умело довести его до исступления, чтобы Гамлет в приступе неуправляемой ярости (а он подвержен страстям) поднял на короля меч, который наконец-то уничтожит его, тем самым одним махом убрав две последние преграды на пути Полония к трону: еще один король будет мертв, а единственный наследник объявлен умалишенным или уличен в государственной измене и казнен!

И вот Офелия бежит к отцу. И он... как будто бы понимает Офелию! Он как будто бы тоже встревожен и даже торопится все рассказать королю - ну, а кому же и рассказывать, как не могущественному любовнику дочери!

Вот только о подложном письме Офелия совершенно не в курсе. Но зато она видит: отец и король предпринимают какие-то шаги по спасению ее репутации, а значит, и ее самой! И, спасая себя, она с готовностью соглашается участвовать в подстроенной встрече с Гамлетом и абсолютно спокойно относится к тому, что два шпиона будут подслушивать их разговор.

Кстати, по той легкости, с которой Офелия стала любовницей короля, можно сделать вывод, что ухаживания Гамлета она принимала тоже не просто так - ведь он был ближайшим к трону.

Да и моральный аспект участия Офелии в этой грязной шпионской истории тоже не оставляет сомнений. Почему Офелия, если она и правда так любит Гамлета, как уверяют некоторые исследователи, так запросто соглашается принять участие в этих шпионских играх? Как-то это все-таки недостойно не только для любящей, но и для элементарно уважающей себя дамы.

Но Офелии не до Гамлета. Ей совершенно наплевать, чего будут стоить принцу эти заковерные подслушивания. И когда при ней отец и король будут обсуждать принца и Полоний предложит упрятать Гамлета в тюрьму, Офелия воспримет это абсолютно спокойно, и даже с облегчением. Ведь, таким образом, он не сможет погубить ее репутацию и помешать ей получить обещанное место Гертруды. Кстати говоря, вполне здоровой женщины, вовсе не собирающейся добровольно его покидать. И вряд ли Офелия настолько наивна, чтобы не понимать, каким же это образом ей может достаться половина королевского трона.

Но сейчас она боится, и не мудрено: если кто-то догадается об истинной подоплеке ее интрижки с королем, ей сильно не поздоровится. Вот почему она до такой степени испугана приходом Гамлета, что покорно сносит все его выходки - все его грубости и пошлости, все его скабрезности, все его хамство. И она готова все это терпеть до тех пор, пока Гамлет не отправится в Англию или не будет посажен в тюрьму - ведь именно такое решение и собирался принять король с подсказки Полония, и Офелия, слыша это своими собственными ушами, ничуть не была против!

А пока все, что ей остается, это не прогневать Гамлета дальше, не спровоцировать его, терпеть и делать вид, что все эти грубости либо совершенно ей непонятны, как и должно быть с невинными девушками, либо с сочувствующим выражением лица списывать их на Гамлетово нездоровье.

Никаких пощечин. Никаких резких движений. Ни-ни.

*

Однако ситуация с Офелией еще не прояснилась до конца. Потому что лично у меня возникает еще один вопрос: а почему за помощью Офелия обратилась к отцу? Не проще ли было сразу пойти к королю, своему любовнику? Ведь он крайне заинтересован в сохранении этой тайны - слишком мало времени прошло со дня свадьбы, так что вряд ли Гертруда оставила бы этот вопиющий прецедент без неприятных последствий. Так почему же Офелия не выбрала этот, казалось бы, не менее надежный и более короткий путь?

Нет, она не могла его выбрать. Во-первых, король мог быть занят сейчас, а она была слишком взволнована, чтобы ждать. А во-вторых... Ну что мог сделать король? Как он мог бы повлиять тут на Гамлета? Ведь все прекрасно знают, как Гамлет к нему относится!

Кстати. А как он к нему относится? Как Гамлет относится к королю? Ну, он его презирает. Еще ненавидит. И еще он хочет его убить.

Правильно. А почему? Ну, потому что он отравил его отца. Потому что он обманом женился на Гертруде. Потому что он преградил Гамлету дорогу к трону. Потому что он спит с Офелией. А еще потому, что Гамлет... любит его!

Да, Гамлет любит его!

Гамлет любит его, а он... бросил Гамлета! Бросил, женившись на Гертруде, расчетливо променяв доверчивого возлюбленного на его же собственный трон. И теперь Гамлет должен убить своего неверного возлюбленного...

Вот она, эта надоевшая загадочность фабулы пьесы, таинственность которой на протяжении всех столетий и несмотря на все существующие версии по-прежнему продолжают отмечать шекспироведы!

Вот она, настоящая трагедия, которая, как и всякая настоящая трагедия, всегда имеет отношение исключительно к личным человеческим чувствам, а не к каким-то там надуманным философским моралям, правильным нравственностям и общественно-порицаемым поступкам в виде поспешной женитьбы.

Да, именно король является тайной любовью Гамлета, его мучительной и с некоторых пор безответной страстью. Именно из-за него у Гамлета вот уже почти два месяца мрачное настроение. Это из-за его внезапно открывшейся связи с Гертрудой посещают Гамлета мысли о самоубийстве. Это ему адресует Гамлет слова о том, что никакие внешние "знаки скорби не выразят" его настоящих чувств, потому что то, что в нем, "правдивей, чем игра". Это из-за него меняется содержание клятвы на мече. Это его при первом же случае клеймит он последними словами, словно пытаясь таким способом изжить из сердца недостойное чувство. Это его принц бешено ревнует к Офелии. Это его Гамлет должен убить - и тем самым исполнить клятву, данную духу...

Признаки этой любви, ее косвенные и весьма изящные доказательства разбросаны буквально по всей пьесе. Намеки на гомоэротическую трактовку происходящего едва ли не откровенно пронизывают текст насквозь - и тут же тщательно (хотя и довольно прозрачно) маскируются под совершенно иные вещи. И этому тоже есть убедительное объяснение.

Теперь становится абсолютно ясно, почему в истории с подложным письмом король не верит, что Гамлет, по версии Полония, сошел с ума из-за страсти к Офелии. "По-вашему, он прав?" - спрашивает он королеву. И даже получив достаточно утвердительный ответ, все равно продолжает сомневаться и требует доказательств получше.

Становится абсолютно логичным и все поведение принца:

- его хмурый, печальный вид в самом начале пьесы (следствие безрезультатной ревности к Гертруде, которая наслаждается любовью с королем);

- его бесконечные оскорбительные выпады в сторону короля (попытка изжить бесполезную страсть);

- его постоянные разговоры о короле при первой возможности;

- его поведение с Полонием, которого он считает виноватым в том, что его любимый нашел себе новое развлечение, о котором он вынужден знать и терзаться;

- его легкое расставание с Офелией;

- его чрезмерно язвительное обращение с Офелией, говорящее о бешеной ревности.

- его беготня от Призрака в момент клятвы на мече (совершенно лихорадочная реакция: голос Призрака мучителен для него, и пытаясь от него убежать, он словно пытается убежать от себя, от неумолимости свершившегося и неотвратимости грядущего).

Становится абсолютно понятной и страстная, чрезвычайно нервическая готовность принца немедленно расправиться с королем, когда Призрак сообщает ему правду, однако тут же переходящая в полное, едва ли не апатичное бездействие - в бездействие до неприличия, в чем и сам Гамлет начинает давать себе наконец полный отчет.

Это бездействие до сих пор удивляет исследователей, которым и в голову не приходит, что Гамлет, и без того замученный безнадежной страстью к королю, а потом и непрекращающейся ревностью, теперь еще и остается один на один со страшной дилеммой: убить любимого и тем самым облегчить страдания призрака или стать клятвопреступником и тем самым обречь дух отца и себя на вечные муки.

В этом контексте даже название включенной пьесы "Мышеловка" также становится понятно двухслойным: в мышеловке оказался именно Гамлет.

Становится до забавного понятной даже такая маленькая деталь: почему при встрече с актерами больше всего внимания - и это намеренно заметно! - Гамлет с удовольствием уделяет юноше, который играет на сцене женщин, а в театрах того времени женские роли исполнялись симпатичными юношами: "Вас ли я вижу, барышня моя? Царица небесная, вы на целый венецианский каблук залетели в небо с нашей последней встречи! Будем надеяться, что голос ваш не фальшивит, как золото, изъятое из обращения".

Игорь Кон в своей книге "Любовь небесного цвета" приводит следующий факт: "Елизаветинские вельможи охотно и небескорыстно покровительствовали смазливым молодым актерам, игравшим женские роли. Слабость к мальчикам отличала философа Фрэнсиса Бэкона (1561-1626) и его старшего брата лорда Энтони (1558-1601)".

И Марло и Шекспир как раз и жили в правление Елизаветы (Шекспир даже вставил в пьесу несколько точных деталей, имеющих отношение к реальности). К тому же Марло называют ее незаконнорожденным сыном, как и Фрэнсиса Бэкона, кстати, а Шекспира - маской Марло, под которой тот вынужден был скрываться.

Кроме того, Марло был гомосексуалистом, а литературоведы утверждают, что и загадочный Шекспир также был этому подвержен (так что "ужасным" предположением, что Гамлет был геем, ни того ни другого автора уж точно не обидишь).

Кстати, гомоэротические наклонности Марло послужили одной из очень веских причин того, что он вынужден был спасать свою жизнь, устроив себе не без помощи Елизаветы фальшивые похороны и тут же возникнув вновь под именем Вильяма Шекспира. Во всяком случае, такова убедительная версия Альфреда Баркова.

Разумеется, ни Марло, ни Шекспир не могли афишировать свои предпочтения (хотя Марло и опубликовал две гомоэротические пьесы - "Эдуард II" и "Геро и Леандр"), а некоторые сонеты Шекспира имеют явный голубоватый оттенок. По словам Игоря Кона, "биографы до сих пор спорят о характере взаимоотношений драматурга с его знатным покровителем, молодым красавцем графом Саутхэмтоном, которому предположительно посвящены многие шекспировские сонеты".

Однако Европа XVII-XVIII веков рассматривала подобное влечение исключительно как преступление - гомосексуалистов попросту сжигали живьем. Конечно, к аристократам такие радикальные меры применяли только в исключительных случаях, когда требовалось устранить политического конкурента или когда были затронуты интересы или репутация Церкви. И тем не менее в целях личной безопасности, а также во избежание "растления" общества ни о каких откровенных публикациях речи быть не могло, даже если автором являлся аристократ.

С учетом гомоэротических наклонностей автора пьесы "Гамлет", кто бы он ни был, становится понятным его неодолимое желание говорить об этом несмотря ни на что, позволить себе быть тем, кто он есть, иметь право на самоуважение и требовать от общества признания его чувства личного достоинства.

Становится понятной и ярая ненависть автора к доносчикам и шпионам - все они находят в пьесе свою скорую смерть. Теперь понятно то презрение, которым буквально осыпает Гамлет труп Полония. И вполне объяснимой становится даже такая фраза Гамлета, сказанная в ответ Горацио, когда принц, избежав смерти в Англии, возвращается в Данию:

Согласитесь, малоубедительное и даже жутковатое в своем равнодушии объяснение по случаю отправки своих бывших друзей на верную гибель: "Они мне совесть не гнетут"... Дескать, сами виноваты, не надо было лезть, да еще таким ничтожным.

...Один такой ничтожный, некто Бейнс, как раз и сочинил донос на Марло, в котором были представлены три ужасных обвинения, каждое из которых незамедлительно каралось смертью: 1) Марло утверждал, что бога нет, а также словесно выражал всяческие нападки на католическую церковь; 2) Марло хвастался, что по своему рождению он принц и что даже имеет право чеканить свою монету; 3) Марло уличен в гомосексуализме.

Был схвачен друг Кристофера Марло, драматург Томас Кид. Под страшными пытками он подтвердил сведения, содержащиеся в доносе Бейнса. Кида приговорили к смертной казни, и весной 1593 года приговор был приведен в исполнение. После чего был подготовлен указ об аресте самого Марло. Если бы дело дошло до суда, то даже вмешательство Елизаветы не спасло бы ему жизнь. Однако арест не состоялся: 30 мая 1593 г. в таверне, в местечке Дептфорд, пьяный Инграм Фризер, также друг Марло, якобы защищаясь от Марло и тем пытаясь спасти свою жизнь, убил его ударом кинжала стоимостью в 12 пенсов, нанеся смертельную рану над правым глазом, от которой Марло скончался на месте.

Дело расследовал личный коронер Елизаветы - прецедент неслыханный для сына простого мастера из цеха сапожников и дубильщиков! Более того: не прошло и месяца, как королева лично подписала указ о помиловании убийцы...

И вот еще один маленький штрих, косвенно говорящий в пользу Марло-Шекспира: в одной из трагедий Марло присутствует персонаж, который изображен автором воспитанником университета... в Виттенберге! Случайность ли это?

И еще. Античные авторы, как известно, пользовались у Мало большой симпатией. Более же всех ему нравился Овидий. Одно его произведение - "Любовные элегии" - Марло перевел на английский. Первая публикация состоялась в 1599 году, уже после "смерти" Марло. Архиепископ Кентерберийский приказал сжечь эту книгу за безнравственность содержания, как он его расценил.

Так вот, в "Гамлете" есть одно античное имя. Оно весьма неприметно, но именно оно подвигло меня на полный пересмотр моего изначального варианта. Оказалось, что это скромное имя скрывает в себе целую историю, вернее даже две истории, которые уж точно никак не могли оказаться случайными.

Возможно, связь этого имени весьма условна по отношению к античным пристрастиям Марло. Но зато к пристрастиям Гамлета оно имеет самое прямое отношение!

*

Почему же любовь Гамлета к королю была в фабуле скрыта Шекспиром, хотя и довольно прозрачно? Ответ прост: из-за пристрастия к подобным формам любви самого автора. Вернее, из-за крайне опасной общественной реакции на них - тому подтверждением история Марло и его друга Кида.

И даже если Шекспир - это все-таки вполне самостоятельное литературное лицо, то о жутких обстоятельствах этой истории он, конечно, не мог не знать, тем более не бояться ее повторения, только уже с менее счастливым концом.

А если под маской Шекспира и впрямь скрывался Кристофер Мало, то уж у него точно были весьма серьезные личные мотивы сделать из своей пьесы буквально голубое минное поле - назло архиепископам и судьям, в отместку доносчиками шпионам, наперекор всем тем обвинениям (а в их числе и гомосексуализм), в результате которых он лишился не только возможности когда-нибудь взойти на трон, но даже и своего знаменитого имени.

И если его собственная жизнь ему была запрещена под угрозой смерти, если именно эта его жизнь - такая, какой он ее понимал и любил, - явилась причиной для смертного приговора, то почему бы и не позволить себе заявить о своей жизни иначе?

Почему бы и не позволить себе эту великолепную шутку - прикрыв истинную фабулу пьесы умелой подделкой, вполне укладывающейся в моралистские догмы, и, снабдив контрафакт достоверными признаками, заставить всех этих судей и архиепископов, доносчиков и предателей всех мастей - заставить всех этих ни о чем не подозревающих палачей буквально рыдать над трагической историей любви двух гомосексуалистов - к полному торжеству гениального автора-гея?..

*

А теперь мы снова вернемся к началу пьесы - туда, где Гамлет просит отпустить его в Виттенберг. Вопрос: почему Гамлет так рвется в Виттенберг и при этом так легко соглашается остаться? Возможно, Гамлет и впрямь хотел бы махнуть куда-нибудь из Эльсинора - вид бросившего его любовника слишком жжет ему сердце. Да и королю унылый вид принца порядком поднадоел. Казалось бы, чего же лучше? Гамлет сам просится в Виттенберг, так и скатертью дорога! Однако король не отпускает его... Почему он его не отпускает?

Кстати о Виттенберге. На основании Гамлетовых просьб отпустить его в Виттенберг для продолжения учебы (Король: "Что до твоей заботы вернуться для ученья в Виттенберг...") исследователь еще советских времен Аникст сделал вывод, что Гамлет еще только доучивается в университете, и стало быть, ему не более 20 лет (более взрослые юноши там просто уже не учились). При этом в сцене с могильщиком возраст Гамлета претерпевает изменения - оказывается, что ему никак не меньше 30 лет, то есть он превращается в ровесника Горацио (этот вывод сделан на основании текстологических выкладок), возраст которого никем не оспаривается.

Эти два противоречивых факта бурно обсуждались исследователями. В результате последовал все тот же беспомощный вывод о том, что здесь Шекспиром допущена обыкновенная неточность (оригинальный вариант Баркова про двух-трех разновозрастных Гамлетов я уже озвучивала). Причем именно вариант 20 лет так и не вызвал ни у кого сомнений - все были уверены, что Гамлет просится в Виттенберг именно потому, что он еще учится.

Однако если бы Гамлет там еще учился (доучивался), то отказ короля отпустить его для продолжения учебы выглядел бы весьма странным и тотчас бы вызвал подозрения. Ну какие такие чрезвычайные причины могли быть у короля для того, чтобы не дать принцу крови закончить необходимое образование?

А что если взглянуть на проблему с иной точки зрения?.. Вот бывший любовник Гамлета, ныне король, вовсю увлечен своим новым статусом; устойчивость его положения напрямую связана с тем, что Гертруда находит его великолепным в постели. Брошенный Гамлет томим любовью, обидой и ревностью. Гремучая смесь. Его раздирают противоречивые чувства. С одной стороны, ему вовсе не хочется, чтобы король видел его страдания, его скорбь. А с другой - ужасно хочется, чтобы все-таки видел, чтобы все-таки понял, прочувствовал, пришел от них в ужас и... пожалел.

Вот почему при первом же случае он включает в свою речь некоторые слова, выражения, которые могли бы показать королю всю тяжесть его положения, как, например, в сцене, когда король, отпустив Лаэрта, обращается к Гамлету (на смысл которой, на ее откровенный подтекст тоже никто до сих пор не обращал необходимого внимания):

В этот коротенький диалог автор с первого же появления принца сумел вместить и тем самым дал определенно понять настоящую суть фабулы, нутро и завязку подлинной трагедии. Гамлет - не милый королю, это игра слов (не милый королю - не его милый, не его возлюбленный). Однако это весьма откровенная игра слов, вот почему Гамлет произносит это в сторону, т.е. мысленно.

А вот следующая реплика Гамлета озвучена им; она также двухслойна, но при этом совершенно безопасна: "О нет, мне даже слишком много солнца" - говорит он. И окружающими это вполне безобидно может быть понято как намек Гамлета на чрезмерную радость короля по поводу его свадьбы. И только один человек, король, должен взять в толк подоплеку сказанного - "мне даже слишком много солнца" [тебя слишком много в моем сердце, тебя до сих пор слишком много во мне, и мне от этого плохо, потому что слишком мало стало в твоем сердце - меня...]

Случайна ли здесь эта метафора? Королей любили сравнивать с солнцем. И сам Гамлет тоже еще раз сделает это - сравнит короля с солнцем в уже приводившемся мною разговоре с Полонием:

Это второе в пьесе сравнение короля с солнцем, и кроме намека на возможную беременность Офелии от короля оно является еще и необходимой смысловой парой к предыдущему сравнению, ключом к пониманию того, из-за чего же, собственно, Гамлет страдает, кто является причиной его трагедии: любовная связь Офелии с "солнцем" здесь - и слишком много "солнца" там.

Кстати, слишком много "солнца" для Офелии, по словам все того же Гамлета, также может губительно сказаться на ней, как уже сказывается на нем самом.

Что же до Гамлетовой "заботы вернуться для ученья в Виттенберг", то и в этой фразе, которую король повторяет вслед за Гамлетом, скрывается все та же фразеологическая двусмысленность, понятная только им двоим. Потому что никакого ученья ни в каком Виттенберге для Гамлета давно уже нет!

Гамлету 30 лет, так что это нонсенс, абсурд, полная бессмыслица. Которую, однако, Гамлет, высказывает отнюдь не случайно. Ибо эта "бессмыслица" есть не что иное, как хитроумный предлог, тщательно выисканный Гамлетом для того, чтобы сказать королю, донести до его ушей нечто такое, что должно быть понятно исключительно им двоим.

Вот что примерно Гамлет хотел сказать королю этим нелепым упоминаньем Виттенберга: ты видишь, какие несуразности я сейчас говорю, так пусть этот глупый предлог подскажет тебе, что я больше не в силах терпеть, я так устал ждать, я устал верить твоим обещаньям...

Потому что обещанья короля - да, они также наличествуют в пьесе! И мы это скоро увидим.

А что же присутствующая при этом королева? неужели она нисколько не удивилась? Удивилась, конечно. Но дело в том, что присутствующая при этом королева если даже и поняла, что продолженье учебы в Виттенберге это какой-то миф, какая-то странность, то предпочла благоразумно не вмешиваться.

Гертруда вообще благоразумная женщина, давно умудренная жизнью. Она на многое умеет закрыть глаза - правда, такое поведение распространяется не на всех. Например, когда по репликам принца на представлении она догадалась (а она догадалась!), что король ей изменяет, и изменяет с этой нахалкой Офелией, у нее хватило практического ума ничем не выдать свою догадку и никак не показать королю своих истинных чувств. Однако с того дня она наотрез отказывалась принимать Офелию, демонстрируя таким образом и свою человеческую уязвимость, и тайную приверженность к эмоциональным всплескам.

А теперь остановимся на возрасте Горацио. Возраст Горацио не подвергается никаким сомнениям. Все уверены, что Горацио 30 лет, и я также придерживаюсь данной точки зрения.

Именно такой вывод вытекает из стихотворной (подчеркиваю!) части пьесы - Горацио лично присутствовал при некоторых настолько давних дворцовых событиях, что ему может быть никак не меньше тридцати.

Из той же стихотворной части, по мнению многих, и Баркова особенно, следует, что "стихотворному" Гамлету не больше двадцати (в отличие от Гамлета "прозаического", следуя принудительному разделению Баркова). Но тогда как же быть вот с этой - стихотворной! - фразой Гамлета, которую он адресует Горацио при их первой официальной встрече:

Правда, у Пастернака слово "студент" в переводе отсутствует, там Гамлет называет Горацио "мой друг". А.Кронеберг переводит это обращение как "товарищ детства"; А.Радлова - как "студент-товарищ"; В.Поплавский использовал сочетание "любезный друг", а Великий князь Константин Романов и вовсе обошелся одним "товарищем".

Конечно, можно посмотреть в первоисточнике. Если там в данном контексте нет этого слова, то фраза Гамлета о продолженье учебы, как я уже говорила, есть не что иное, как необходимый принцу и автору нонсенс. А если слово "студент" там все-таки присутствует, то, стало быть, мой вопрос требует ответа, раз уж возраст Горацио никем не оспаривается, и мной в том числе. Однако я не хочу апеллировать к первоисточнику: зачем, если в любом случае моя версия дает на это ответ?

Итак, почему Гамлет называет Горацио "друг-студент"? Этот факт может быть очень веским доводом в пользу 20-летия принца. Мало того что он просится отпустить его на учебу, так еще и друга называет студентом!

И все-таки это не так.

Дело в том, что Гамлет, как я уже говорила, томим двумя чувствами сразу: он старается изо всех сил не показать королю, как он страдает, и при этом ему ужасно хочется, чтобы король увидел это, понял и пожалел Гамлета. Это вполне стандартная эмоциональная картина, и нет ни одного человека в мире, кто в подобных обстоятельствах мог бы ее избежать.

Ситуация осложняется еще и тем, что Гамлет лишен возможности говорить с королем наедине - Клавдий больше не допускает этого или допускает в ограничивающем присутствии третьих лиц. Однако умный король понимает, что если не давать Гамлету приманку, не кормить его какими-нибудь тонко завуалированными обещаниями, то отчаянье Гамлета может выйти из границ. И он... дает ему эти обещанья!

И Гамлет эти обещания жадно ловит. Он верит, что бросивший его любовник хочет только одного: подожди, как бы намекает он Гамлету периодически, все утрясется, и тогда мы снова будем вместе...

Но время идет, а ничего не меняется. Королевские обещанья не сбываются. И тогда Гамлет, изнывающий от обиды, ревности и подозрений, что его попросту дурят, и одновременно не желающий в это верить, снова и снова предпринимает попытку о чем-то намекнуть королю, каким-то образом показать ему свою боль - чтобы снова и снова услышать меж строк желанное обещанье.

Вот почему принц в обычное обращение к королю тонко вплетает только им двоим понятный смысл, который не должен вызвать подозрений у окружающих.

Еще надо учесть, что подобные намеки Гамлет не может позволить себе слишком часто, поэтому он вынужден кропотливо их изыскивать и скрупулезно продумывать их внешнее содержание.

Именно такой момент и представлен читателю в сцене первого появления Гамлета: именно такой намек и вплетен в его речь: именно это он и пытается в очередной раз сказать королю, когда в самом начале на вопрос короля "Ты все еще окутан прежней тучей?" двусмысленно отвечает: "О нет, мне даже слишком много солнца".

После чего и обращается к нему с нелогичной просьбой отпустить его на некую учебу в Виттенберг, тем самым превращая свои слова в нонсенс.

Итак, Гамлет намекает, и в ответ король... просит его остаться! Да еще как просит! Ах, как, должно быть, забилось сердце у Гамлета!.. А теперь внимательно перечитаем эти слова короля:

Да неужели же вы и правда не слышите того, что - как сладкая музыка! - вливается сейчас в уши принца: ...с желаньем нашим ...в расхожденье ... прошу тебя ...в ласке и утехе наших взоров ... наш первый друг... Вся эта часть, без всякого сомнения, имеет исключительно и глубоко личный смысл, который понимают только двое - Гамлет и король. Это их личный тайный диалог. И только в самом-самом конце он затушевывается королем официальной частью обращения - "наш родич и наш сын".

Итак, король не отпускает его. Да и незачем отпускать - никакого продолжения ученья быть не может. Вдобавок король снова дает ему надежду. И Гамлет снова верит в нее. Но как тяжко жить в бесконечном ожиданье надежд, как хочется умереть от боли и ревности!.

А кроме того, вряд ли такие черты характера бывшего возлюбленного, как коварство и хитрость, с полной силой проявившиеся в свете последних событий, прошли мимо внимания Гамлета.

О ком говорит сейчас принц? Кто этот "буйный сад", в котором властвует "дикое и злое"? Тот ли, который он видит из окна, или тот, которого видит его несчастное сердце?..

А спустя буквально несколько минут к нему и подойдет Горацио - подойдет неожиданно и при свидетелях. И они оба будут усердно делать вид, что видятся впервые, и Гамлет с невинным удивлением задаст Горацио вопрос: "Но почему же вы не в Виттенберге?" - спросит он. И тут же, чтобы скрыть неловкость, переключится на Марцелла: "Марцелл?"- "Мой добрый принц..."-"Я очень рад вас видеть". После чего снова обратится к Горацио с тем же вопросом, но уже более категорично, с оттенком плохо скрытого недоверия: "Так почему же вы не в Виттенберге?"

Тут между ними завяжется непринужденный разговор. И Гамлет, который весь еще находится во власти недавних переживаний, двусмысленных диалогов, вспыхнувших надежд и многозначительных обещаний, которые незамедлительно последовали от короля как раз и благодаря искусному намеку принца об учебе в Виттенберге, - тут-то Гамлет и сделает невольный лексический перенос и назовет Горацио "другом-студентом".

И никто этому совершенно не изумится - они ведь действительно учились вместе когда-то, они были друзьями-студентами, университетскими товарищами. Так они ими навсегда и остались. Так что ничего удивительного.

И последнее на тему возраста принца. Гертруда говорит о Гамлете: "он тучен и одышлив". Подобная характеристика вряд ли подходит 20-летнему человеку. А вот к 30 годам тучным и с одышкой вполне можно стать. Если, конечно, не утверждать с пеной у рта, что Гамлет с детства страдал ожирением и заболеванием щитовидной железы.

*

А теперь давайте выясним, почему все-таки Горацио не подошел к Гамлету на похоронах и почему после встречи с Призраком их внешние отношения кардинально меняются.

Да, некогда у них была довольно тесная дружба в университете и, возможно, она уже тогда имела гомоэротический подтекст. С тех пор прошло десять лет. Гамлет давно живет в Эльсиноре, Горацио же остается в Виттенберге. У принца случается бурный роман с Клавдием, братом его отца. Судя по дальнейшему поведению принца, можно определенно сказать, что его, как пишут в романах, постигла роковая страсть. Внезапно умирает отец Гамлета, а Клавдий вдруг оказывается любовником матери. С этого дня между ними все кончено. Сказать, что Гамлет был потрясен до глубины души, значит не сказать ничего. Мир обрушился. Любовь, доверие, счастье - все вдребезги. Гибель отца, гибель любви - все уничтожено одним махом.

Конечно, он сразу же попытался поговорить с Клавдием, и скорее всего во избежание скандалов и прочих нелицеприятных последствий Клавдий уверил принца, что такое положение вещей временно, что принц должен его понять, ведь короны на дороге не валяются и, дескать, какая теперь разница, если вместо отца на троне будет его брат, ведь Гамлет в том и другом случае все равно для этого слишком молод, и что надо всего лишь немного подождать и они снова обязательно будут вместе!..

Гамлет верит и... не верит. Он подавлен. Унижен. Его голова идет кругом, он не знает, что думать. Он скорбит об отце. Он плачет о возлюбленном. Он жадно вглядывается в лица королевы и Клавдия. Он ревнует. Он ждет. Ему кажется, что Клавдий вот-вот не выдержит и придет к нему, ведь он видит, как Гамлету плохо, как он мучается, ведь Клавдий любит его, ведь он сам ужасно страдает от вынужденной разлуки!

И однако поведение Клавдия... настораживает принца. Нет-нет, здесь что-то не то. Он совсем не похож на страдающего влюбленного, этот довольный Клавдий, каждую ночь исчезающий в покоях королевы.... И, кажется, он совсем не ищет встреч с Гамлетом...

Именно в этот момент и приезжает Горацио. Прошло всего лишь два или три дня, боль по отцу и раны от предательства возлюбленного еще настолько свежи, что Гамлет попросту не замечает своего старого друга. В его душе черно. И вот - похороны. О чем думает Гамлет, идя за гробом? О том, что смерть отца роковым образом отняла у него все - трон, любовника, радость, доверие к матери... Возможно, он и замечает Горацио, но мысль о старом, совершенно не нужном ему любовнике (по сравнению с нужным!) только раздражает его. Горацио не страдает, ему не больно, у него все хорошо - столь видимый диссонанс в отношении собственных чувств крайне угнетает Гамлета. А кроме того, он прекрасно помнит, кто такой Горацио - сын Клавдия, примчавшийся в Эльсинор на щедроты отца. Да может ли Гамлет вообще называть теперь Горацио другом?! И одним своим взглядом, намеренно резким, надменно-холодным, он отторгает Горацио, и близко не подпускает его.

Проходит почти два месяца. Гамлет все это время испытывает огромные эмоциональные перегрузки - от острой надежды, которую постоянно обещает ему король, его кидает в безысходность и разочарование. Он чувствует себя обманутым, он подозревает короля во вранье и коварстве, но каждый раз какая-то безумная надежда заставляет его верить снова и снова. Пытаясь вызвать в короле встречную ревность, он заводит интрижку с Офелией. Но все напрасно. Он доходит до отчаянья. Он хочет умереть.

А между тем Горацио получает место гарнизонного офицера - не велика честь. К Гамлету же все это время он и не пытается подходить. Он прекрасно понял, что принц заподозрил его в попытках корыстно использовать свое родство с Клавдием. Он прекрасно видел нарочитую холодность принца. Наверняка это явилось для него глубокой обидой, однако он проглотил ее молча. С этого момента он принял решение не навязываться принцу и ничего ему не доказывать.

И все-таки случай с Призраком заставил его изменить свое решение. Горацио действительно порядочный человек. И когда произошла история с Призраком, он счел своим долгом, забыв про обиду, поставить об этом в известность прежде всего Гамлета, а вовсе не короля, таким образом сознательно проигнорировав прекрасную возможность выслужиться.

Он подходит к Гамлету. И они оба... делают вид, что впервые видят друг друга. С обеих сторон произносятся вежливые приветствия, дипломатично соответствующие статусу давних друзей, не более. Горацио видит, что его внезапное появление насторожило принца, что Гамлет относится к нему с едва скрытым подозрением: он дважды спрашивает его, зачем тот приехал в Эльсинор, а кроме того, тщательнейшим образом выспрашивает Горацио о Призраке, явно пытаясь сбить Горацио с толку и обнаружить подвох. После чего неискренне называет всех своими друзьями и принимает решение этой ночью выйти с ними в дозор.

В дозор он идет совершенно спокойно. Он рассуждает об имидже государства, о вреде некоторых государственных обычаев - он явно не верит ни в какого Призрака, он не сомневается, что все это провокация, направленная против него, а Горацио - пешка в чьей-то игре.

Однако Призрак оказывается настоящим, а его бывший возлюбленный превращается в убийцу его отца. У Гамлета шок. Он даже как будто и рад, что все так вышло - теперь он убьет Клавдия, и его сердечным мучениям настанет конец! Он просто убьет своего бывшего любовника, он за все ему отомстит, а потом забудет о нем. Да-да, он сделает это, у него есть на это права, ему больше не о чем жалеть!..

Он ни о чем никому не рассказывает. Он осторожничает - да, Призрак оказался настоящим, но принц отнюдь не уверен, что подробное донесение об этом не будет передано Горацио королю. Гамлет лишь сообщает, что его поведение отныне будет включать некие странности, и просит никому не говорить об этом. Спустя некоторое время принц убеждается, что его тайна осталась при нем - поведение короля остается прежним, ничто не говорит о том, что Горацио шпион.

С этого времени его отношение к Горацио кардинальным образом меняется. Он начинает доверять ему. Доверять. Но не любить. Гамлет не может его полюбить, он слишком подавлен, ослаблен. Что, впрочем, не мешает ему пойти с Горацио на сексуальные отношения. Более того: он идет на них с великой готовностью. В сущности, Гамлет грубо использует Горацио - и как надежную, а главное, единственную эмоциональную защиту, и как еще один, теперь уже весьма убедительный, объект для возбуждения ревности Клавдия.

Понимает ли это Горацио? Может быть, и понимает. А может быть, он искренне верит Гамлету, верит, что его ненависть к королю вовсе не обратная сторона любви, не реакция униженного и то и дело обманываемого любовника, что Гамлет действительно глубоко потрясен именно этой поспешной свадьбой, оскорбляющей память об отце. Тем более что Гамлет позже все-таки расскажет Горацио о том, что король убийца, - и это обстоятельство могло окончательно уверить Горацио в том, что Гамлетом движет высокая жажда возмездия, а не воспаленные чувства отставного бойфренда.

Скорее всего, Горацио действительно любит принца и, как всякий любящий, попросту верит ему.

*

Конечно, о страстной любви Гамлета к королю можно сделать и половинчатый вывод: дескать, Гамлет влюблен в него безответно, а никакой романтической связи меж ними никогда и не существовало. Однако их двусмысленные диалоги, которые еще не раз встретятся в пьесе, говорят об обратном.

Да и все поведение самого Гамлета также говорит об обратном: он слишком часто награждает короля нелестными эпитетами такого свойства, что в основе их легко просматривается все та же характерная двусмысленность личностного свойства - например, именно блудливость короля больше всего не дает принцу покоя.

Еще интересный момент: когда Гамлет, задумывая представление, пытается поднять свою угасшую решимость, с тем чтобы привести наконец в исполнение месть, он горько упрекает себя за медлительность и клеймит себя всяческими нехорошими словами, в том числе и такими:

Понятно, что очень часто, желая показать несостоятельность мужчины, его сравнивают с женщиной - с бабой. Но причем здесь шлюха? За что, за какие личные выгоды продает принц свое бездействие? На какие надежды обменивает он свою клятву?..

Кроме того, одна из характеристик короля, данных ему принцем, показалась мне чрезвычайно выпуклой в этом плане. В сцене встречи Гамлета с Розенкранцем и Гильденстерном принц так говорит о короле: "...вот мой дядя - король Датский, и те, кто строил ему рожи, пока жив был мой отец, платят по двадцать, сорок, пятьдесят и по сто дукатов за его портрет в миниатюре. Черт возьми, в этом есть нечто сверхъестественное, если бы только философия могла доискаться".

Почему, собственно, да и вообще на каком основании родному брату короля и возможному наследнику престола кто-то из придворных мог позволить себе безнаказанно строить рожи, тем самым выказывая ему презрение и насмешку?

Как мы уже выяснили, король далеко не был пьяницей, а блудливость никогда не являлась причиной для общественного презрения. Вспомним, например, Полония, который, отправляя к сыну слугу, наказывает ему слегка очернить Лаэрта, чтобы верней узнать правду о нем. Полоний советует использовать следующие вещи, которые уж точно не замарают репутацию сына: "блажные, буйные проказы", "игра", "пьянство, ругань, поединки, распутство - можешь и на то пойти".

По части последнего Рейнальдо засомневался: "Но это обесчестит, господин мой". И Полоний легко отмахнулся: "Да нет же".

Стало быть, ни один из перечисленных недостатков, в том числе и распутство, блудливость, не могли быть достаточной причиной для того, чтобы "строить рожи" столь высокородному господину, как брат короля. А вот слухи о его нетрадиционно ориентированных пристрастиях вполне могли послужить достаточным основанием для подобного к нему отношения.

Кроме того, чуть позже Гамлет практически открыто назовет короля гомосексуалистом - разумеется, слегка прикрыв этот смысл мутным подобием приличий.

Таким образом, все эти важные косвенные улики говорят о том, что между Гамлетом и Клавдием существовали интимные отношения. Потом Клавдий, рвущийся к трону, стал тайным сожителем его матери, и Гамлет ничего об этом не знал. Потом король умер, и тут Клавдий неожиданно бросил принца, превратившись в официального любовника Гертруды.

Именно эти обстоятельства и являются настоящей преамбулой пьесы. В свете вышеозначенных фактов вся сомнительная психологическая структура, которую принято называть "досадными противоречиями автора", становится предельно отчетливой. Все герои получают убедительную, осмысленную мотивацию, все их поступки становятся понятными и логически завершенными.

*

Однако мои доказательства не закончены, поскольку не закончена пьеса. И самым важным доводом, говорящим в пользу моей версии, является наличие в пьесе Горацио.

Некоторые исследователи справедливо отмечали, что образ этого персонажа размыт, что он не содержит никакой функциональной нагрузки, что он только присутствует где-то, ходит за кем-то, кому-то поддакивает и что-то доводит до сведения. Барков, озадаченный этим фактом, даже выдумал фантастическую конструкцию, никоим образом не опирающуюся ни на грамм контекста: что, дескать, Горацио рвется к трону; что он обесчестил Офелию (зачем? просто так?); что он ее утопил, т.к. брак с ней препятствовал его продвижению к власти (почему? Офелия была вполне высокого рода); что он хочет убить Гамлета, т.к. тот любит Офелию и может догадаться про ее убийство; что добрый король Клавдий пытается спасти Гамлета и отправляет его в Англию, подальше от Горацио; что Горацио крадет у пьяного короля печать и подделывает письмо к английскому правителю, чтобы тот все-таки убил принца.

Весь этот датский боевик не выдерживает никакой критики, ему нет абсолютно никаких подтверждений в пьесе - наоборот, многие места в тексте достоверно показывают, что во всех этих несообразных предположениях если и содержится какой-то смысл, то прямо противоположный.

Но Баркову и не нужны доказательства. Ведь он утверждает, что это пьеса-меннипея: якобы она "реально" написана отрицательным героем, и "реальный" Гамлет якобы нарочно позволяет Горацио ее написать, чтобы высмеять его амбиции и вывести его на чистую воду. Подобное утверждение - чистая абстракция. Однако на основании только этой чистой абстракции Барков и делает все свои выше приведенные выводы, которые вытекают, повторяю, отнюдь не из текста пьеса, а исключительно из голого умозаключения.

Таким образом, данная версия Баркова содержит самый опасный для нее самой недостаток, который в любой момент может попросту взорвать, уничтожить ее. Ибо любой желающий, с радостью наплевав на текст пьесы и с удовольствием проигнорировав все факты и все важные косвенные отсылки, имеет право напридумывать что бог на душу положит и под маркой меннипеи выдать за истину самый невероятный продукт своей воспаленной фантазии.

Я, например, буквально на вскидку могу тотчас не моргнув глазом нафантазировать, что король Клавдий на самом деле никакой не король, а сын рабыни Изауры, которая спустя многие годы вдруг обнаружила его следы в далекой холодной Дании и, переодевшись в платье Розенкранца, добралась наконец до этой далекой страны, чтобы прижать к ослабевшей груди давно потерянного сына. Но жестокий Гильденстерн, бывший хозяин Изауры, которому плевать на ее материнские чувства, неожиданно узнает в Розенкранце свою сбежавшую рабыню. В это время разочарованный в жизни Гамлет пытается украсть у Гильденстерна золотые часы. Схваченного за руку принца ведут к королеве. Гертруда узнает в этих часах аксессуар своего умершего мужа и падает в обморок. Тут выясняется, что ее умерший муж на самом деле не умер, а под видом могильщика пребывал все эти годы на кладбище. Именно у него и украл эти часы Гильденстерн, поскольку не знал, что этот странный могильщик, которому Гильденстерн тайно заказал заранее вырыть могильную яму для своей сбежавшей рабыни, на самом деле бывший муж королевы.

И так далее. Подобные истории можно плодить до бесконечности, и ни одна из них не будет хуже версии Баркова. Потому что его принцип в данном случае - принцип меннипеи - устраняет самое главное: обязательность подкрепления каждой версии строгими текстовыми аргументами. И тем самым порождает анархию и безнаказанность.

Мне жаль, что с основным постулатом его версии "Гамлета" все обстоит таким диким образом. Барков действительно сумел обратить внимание на многие важные нюансы, содержащиеся в пьесе, чего до него не смог сделать никто. Кроме того, его версия о том, что под именем Шекспира в действительности скрывался Кристофер Марло, произвела на меня огромное впечатление. И Барков умело спорит с Ильей Гилиловым, блестяще отстаивая свой вариант.

Прочтение же его чрезвычайно громоздкой версии "Гамлета", которую я смогла хоть сколько-то уразуметь только на третий раз, вызвало мое стойкое несогласие с ним. Я даже отправила ему письмо, собираясь с ним спорить, но в ответе мне было сообщено, что Альфред Барков умер 4 января 2004 года. Тем не менее его предположения относительно фабулы вызвали во мне горячее желание самой разобраться с ней. Можно сказать, Барков в этом смысле заново подарил мне "Гамлета", явившись причиной моего энтузиазма.

*

Очень заметно, что в пьесе активно представлена парность персонажей, причем парность многофункциональная, когда один и тот же объект является парой разным героям в зависимости от рассматриваемых обстоятельств: дружеские пары, женские, предметные, мотивационные и т.д. Например, две дружеские пары - Гамлет и Горацио, Розенкранц и Гильденстерн. Два злодея - король и Полоний. Два умопомешательства - Гамлета и Офелии. Два совершенно разных Призрака. И так далее.

Наличествует в пьесе и физическая парность: два посла, два могильщика, два школьных товарища принца, две женщины - и обе любовницы короля, два случайных трупа в середине пьесы - Полония и Офелии, а также два письма, два мужских черепа, два корабля. И только опять-таки двое - Лаэрт и Озрик - остаются в логическом одиночестве.

Также в пьесе действительно присутствуют и две фабулы. Вот только вторая из них не имеет никакого отношения к невообразимо громоздкой меннипее Баркова. И даже более того: скрытая фабула при ее обнаружении становится абсолютно прозрачной и гармоничной, ловко вылезая из первой - общепринятой и лежащей на поверхности. Эта вторая фабула настолько легка и понятна, что устраняет все противоречия разом, которые есть не что иное, как действительно подсказки автора. И если эти подсказки сложить, то выстраивается технически безупречная повествовательная канва, насыщенная настоящими человеческими страстями, а вовсе не теми рахитичными монстриками вроде меланхолических стенаний о суициде только потому, что мать слишком быстро забыла о своем первом муже.

Но вернемся к Горацио. Так вот. Меня всегда удивляло, зачем Шекспир дважды дает прямой намек на гомосексуальный характер дружбы Гамлета и Горацио? Ведь в традиционном прочтении фабулы этот факт совершенно ничего и никому не добавляет, ни на что не воздействует и ничего не модифицирует в пьесе. Таким образом, получался совершенно лишний элемент, представляющий из себя всего лишь пикантную подробность, которая могла добавить произведению немного дешевого интереса, что совершенно не достойно работы мастера.

Однако моя версия полностью меняет подобное представление об этом факте. Гомосексуальные наклонности принца, столь наглядно представленные автором в его отношениях с Горацио, имеют совершенно определенную смысловую нагрузку. По замыслу автора, они должны обязательно натолкнуть нас на самую важную - скрытую! - мысль пьесы: эти наклонности продемонстрированы автором далеко не случайно. А нет ли и здесь той самой парности? Нет ли и здесь еще одного героя, с которым у Гамлета могли бы быть не столь эмоционально вялые и событийно безжизненные отношения, как с Горацио? И не этому ли герою, точнее, не его ли истинным отношениям с Гамлетом как раз и посвящена эта пьеса?..

Разумеется, это так. Иначе, и я об этом уже говорила, введение в текстовую структуру гомоэротических пристрастий главного героя теряет всякий смысл и превращается в дешевку и глупость.

Отношения принца с Горацио в чувственном смысле прямо пропорциональны его отношениям с Клавдием. И обратно пропорциональны в эмоциональном контексте, являя собой настоящий конфликт, истинное душевное борение и подлинную духовную драму.

*

Но мы забыли о диалоге Офелии и Гамлета, который все еще подслушивают стоящие за ковром Полоний и Клавдий. Этот диалог подходит к концу. Гамлет, на прощанье пожелав Офелии уйти в монастырь и пообещав, что "те, кто уже в браке, все, кроме одного, будут жить", а прочие "останутся, как они есть", уходит.

Король и Полоний появляются из укрытия. И король, внимательно слушавший всю сцену, высказывает сомнения, которые абсолютно точны:

Король прекрасно слышал слова Гамлета о том, что отныне в браке будут жить "все, кроме одного". И он прекрасно понял, кто этот "один". И этих слов оказалось вполне достаточно, чтобы он обеспокоился всерьез:

<В XI веке, Англия подчинялась датскому королю и платила ему дань.>

Полоний вроде бы вполне согласен с таким решением, хотя и уверяет по-прежнему, что "начало и причина этой скорби - в отвергнутой любви". Он предлагает устроить еще одну встречу Гамлета - теперь уже с матерью, с тем чтобы вновь подслушать разговор. И устроить эту встречу сегодня же, сразу же после спектакля.

Попутно Полоний подбрасывает королю мысль, что Гамлета можно не только отправить в Англию, но и заточить в тюрьме. Это очень важная для Полония мысль. Во-первых, он таким образом успокаивает Офелию, дает ей понять, что волноваться ей не о чем, что ее репутация под контролем. А во-вторых, его совсем не устраивает Англия, поскольку оттуда всегда можно вернуться. Другое дело - тюрьма. В тюрьме с некоторыми часто происходят интересные вещи. А кроме того, Гамлет ведь может и "случайно" узнать о своем предполагаемом заключении. Разве это не прекрасный дополнительный повод наконец-то прикончить дядю?.

Теперь обратим внимание вот на что: Полоний высказывает королю свою мысль прямо в присутствии дочери. И Офелия против этой мысли... нисколько не возражает. Точно так же она не возражала и против того, чтобы отец и любовник подслушали ее разговор с принцем. А если бы литературоведы внимательней читали текст пьесы, они бы после этого двойного молчаливого согласия Офелии очень засомневались: да так ли уж сильно она любит Гамлета и любит ли вообще?

Этот разговор с Офелией, который подслушивали король и Полоний, происходит днем или утром. А вечером должно состояться представление...

*

Следующая сцена показывает нам Гамлета-режиссера. Идут последние приготовления к спектаклю. Принц дает наставления актерам, и действительно делает это великолепно. Я бы с удовольствием рекомендовала эти куски пьесы поэтам и прочим прозаикам, в том числе и столичным, как образчик художественного критерия и необходимого вкуса:

"Говорите, пожалуйста, роль, как я показывал: легко и без запинки. Если же вы собираетесь ее горланить, как большинство из вас, лучше было бы отдать ее городскому глашатаю. Кроме того, не пилите воздух этак вот руками, но всем пользуйтесь в меру. Даже в потоке, буре и, скажем, урагане страсти учитесь сдержанности, которая придает всему стройность...".

Улучшив момент, Гамлет зовет Горацио. Он говорит ему много теплых слов, очень похожих на признание в любви, и просит его последить за королем во время выступления:

Горацио отвечает согласием - и вовремя, потому что королевская процессия уже показалась!..

*

И вот играют трубы, звучит датский марш, и на зрительскую площадку выходят король с королевой, Полоний с Офелией, Розенкранц с Гильденстерном, и свита, и стража с факелами в руках. Представление начинается!

"Как поживает наш племянник Гамлет?" - вместо приветствия спрашивает король. Отлично поживает, весело отвечает принц: "Живу на хамелеоновой пище, питаюсь воздухом, пичкаюсь обещаниями; так не откармливают и каплунов".

Интересно, о каких это, собственно, обещаниях, говорит Гамлет? И главное - о чьих? Данная фраза явно содержит очередное иносказание принца, его очередной намек на то, что не менее иносказательные обещания короля возобновить с принцем прежние отношения так и остаются одними пустыми обещаниями.

А теперь обратим внимание на ответ короля: "Этот ответ ко мне не относится, Гамлет; эти слова не мои". Батюшки, да ведь и так понято, что ЭТИ слова не его, что ЭТИ слова произносит Гамлет! Какой странный, какой нелогичный ответ...

Разберем фразу подробней.

"Этот ответ ко мне не относится, Гамлет" - говорит король. И он знает, что говорит: ведь Гамлет только что посредством намека и незаметно для окружающих опять упрекнул его в том, что король пичкает его обещаниями, но ему нельзя верить, поэтому-то Гамлет и питается "воздухом", то есть одними пустыми надеждами. И Клавдий подтекстом своего внешне нелогичного, но внутренне вполне понятного им двоим ответа мягко возражает ему: дескать, неправда, твой упрек ("этот ответ") ко мне не относится, я так не говорил ("эти слова не мои"), я снова и снова обещаю тебе, что все будет хорошо.

Становится совершенно понятно, что загадочное дополнение "эти слова не мои" относится вовсе не к словам Гамлета про хамелеонову пищу, а к его подразумевающемуся в этих словах упреку. Что здесь королем пропущен вполне видимый лексический кусок, как если бы Гамлету послышалось, что король открыто говорит ему о том, что больше не хочет с ним никаких отношений. И схематично это выглядит так:

<Как поживает наш племянник Гамлет?>

<Плохо поживаю. Ты врешь мне, ты кормишь меня пустотой >

<Этот ответ ко мне не относится, Гамлет >

<Ты больше не любишь меня>

<Неправда. Эти слова не мои. Я так не говорил. Я люблю тебя >

Но вместо этого король произносит лишь логический остаток несказанного: "Эти слова не мои". На что Гамлет отвечает: "Да; и не мои больше". На первый взгляд, этот ответ принца выглядит не менее странно. Однако это действительно так... И сейчас мы легко поймем, какой же смысл сокрыт в этих словах.

Гамлет весь этот день, с самого утра, находится под сильнейшим впечатлением грядущих событий: он дописывает несколько значимых строк для актеров, он репетирует с ними - то есть он постоянно думает о том, что этот спектакль станет решающим, окажет на него огромное воздействие и даст ему наконец внутреннюю силу нарушить затянувшееся бездействие.

Он думает о том, что сегодня, сразу же после спектакля его возлюбленный будет мертв. Старые обиды, горечь счастливых воспоминаний, болезненное потрясение убийством отца, свежие раны ревности, постыдное выклянчивание надежд - весь этот ворох эмоций, вся эта жалкая любовь, превратившая его в покорного раба братоубийцы, жестоко переворачивается в нем, сжимает ему горло. Но скоро, скоро все кончится, думает Гамлет. Да, он найдет в себе силы!..

"Эти слова не мои" - говорит король [Подтекст: Неправда. Эти слова не мои. Я так не говорил. Я люблю тебя].

"Да; и не мои больше" - отвечает Гамлет [Подтекст: Ты не любишь меня. И я тоже не люблю тебя больше. Эти слова не мои, потому что я больше никогда не скажу их тебе].

"Да; и не мои больше" - говорит Гамлет. Это больше не ИХ слова. Ведь король никогда их и не произносил, он только делал вид, что говорит их, с горечью думает Гамлет, а у меня... больше не будет повода их говорить. Потому что сразу же после спектакля он убьет короля. Ему больше незачем всем своим видом показывать королю, как он ждет, как он хочет его любви. Да им вообще больше не о чем разговаривать.

И, видимо, не зная, куда себя деть, как справиться с нахлынувшей болью, он обращается к стоящему рядом Полонию с первым же вопросом, который пришел ему в голову: "Сударь мой, вы говорите, что когда-то играли в университете?" - "Играл, мой принц, и считался хорошим актером" - без промедления отвечает Полоний. "А что же вы изображали?" - "Я изображал Юлия Цезаря; я был убит на Капитолии; меня убил Брут".

Ох, как этот случайный ответ режет Гамлету душу! (Брут - приемный сын Цезаря.) И как же, должно быть, радуется Полоний, которому случай предоставил возможность еще раз ненавязчиво подсказать Гамлету "правильное решение".

*

В своей статье "Уравнение Шекспира, или "Гамлет", которого мы не читали" Игорь Фролов отметил, что перевод фразы "Excellent yfaith, Of the Camelions dish, I eate the ayre, Promiscram'd..." был сделан Лозинским не точно. У него она звучит как "Отлично, ей-же-ей; живу на хамелеоновой пище, питаюсь воздухом, пичкаюсь обещаниями...". Тогда как ее следовало бы перевести следующим образом: "Превосходно, даю слово, - из верблюжьего блюда я ем наследство, сыт обещаниями по горло".

Посмотрим, способен ли этот факт каким-либо образом изменить мою трактовку произошедшего, или он только укрепит ее.

И.Фролов уточняет, что слово dish переводится еще и как "надувать, одурачивать, путать карты". Из чего он делает вывод, что "некто ... кормит Гамлета обещаниями некоего наследства". Но при чем здесь верблюд? И только ли наследство имеет в виду Гамлет? Попробуем понять эту фразу точнее.

Блюдо из верблюда - а нет ли здесь принципа, так сказать, двугорбости, двусмысленности? Ем наследство, кормлюсь обещаниями наследства - внешний смысл (король назвал принца наследником), и кормлюсь чьим-то надувательством, враньем, одурачиванием (король лживо обещает принцу продолжение любви) - подтекст, легко выявляемый Гамлетом посредством несложной игры слов.

Как видите, легкие перестановки в переводе не смогли исказить основного посыла моей версии.

*

Интересный момент: Полоний явно участвовал в организации убийства отца Гамлета, вот почему Клавдий нисколько не сомневается в его порядочности (и это спустя всего лишь два месяца!). Но вот Полоний присутствует при встрече принца с актерами, и при нем по просьбе Гамлета актер читает монолог про убийство Пирром Приама и про "жалкую царицу". Полоний не мог не понять, что данный монолог содержит практически открытый и очень опасный намек на известные обстоятельства. Однако Полоний ничего не говорит об этом королю! Иначе бы вряд ли Клавдий согласился присутствовать на представлении - оно было бы обязательно сорвано.

Такое поведение Полония снова и снова доказывает мою версию о том, что именно Полоний был очень заинтересован в том, чтобы руками Гамлета убрать Клавдия, а потом убрать и самого принца как виновного в государственной измене.

*

Последний вопрос Гамлета и ответ Полония послужили Елене Черняевой в качестве доказательства ее собственной версии (выдвинутой ею в статье "Уильям Шекспир: загадка "фабульной загадки" "Гамлета") на предмет того, что данные вопрос и ответ не случайны в пьесе вот по какой причине: по мнению Е.Черняевой, Гамлет в истории с Призраком все еще подозревает кого-то в мистификации и считает, что наиболее подходящая кандидатура для этого - Полоний. Ведь в пьесе, в которой играл Полоний, среди действующих лиц есть и призрак убитого Цезаря, стало быть, Полоний мог иметь опыт по части создания призраков на сцене, и это могло ему пригодиться в мистификации. Поэтому внезапный вопрос принца, по версии Е.Черняевой, призван смутить Полония, вызвать на его лице невольные признаки признания. Однако признаки не появляются, и сомнения Гамлета не исчезают. Вот почему, по версии Е.Черняевой, он и убил Полония: потому что именно Полония он и хотел убить, с тем чтобы, так сказать, на всякий случай устранить возможное повторное появление "призрака"-Полония. Но вот Полоний убит, а призрак появляется снова, и это, по версии Черняевой, дает Гамлету возможность убедиться, что Полоний не имеет к Призраку никакого отношения... На этом данная часть гипотезы Е.Черняевой заканчивается.

Причины убийства Полония мы еще рассмотрим, а пока я хочу указать на изначальную ошибочность основной предпосылки версии Е.Черняевой. По ее мнению, Гамлет задает этот вопрос Полонию ("Сударь мой, вы говорите, что когда-то играли в университете?") потому, что все еще уверен: Призрак - это мистификация. Но дело в том, что Гамлет давно уже уверен в обратном!

Во-первых, принц тщательно расспросил Горацио, уже видевшего Призрака, и ответы Горацио явили Гамлету следующие неоспоримые доказательства Призрака реального, а не сыгранного кем-то. На важность этих вопросов и ответов, на их крайне необходимое присутствие в пьесе шекспироведы не обращают внимания, а зря - они далеко не случайны в пьесе и призваны не только подчеркнуть реальность Призрака, но у них есть и еще одна, серьезнейшая, задача!

Вот что спрашивал Гамлет и вот какие доказательства неподдельности Призрака он получил:

1) Был ли призрак вооружен? Это могло говорить о том, что тот, кто вырядился в призрака, был готов к обороне - и призрак действительно был вооружен "от головы до ног".

2) Было ли видно его лицо? Мистификатор мог скрыть лицо под забралом, чтобы не быть узнанным - однако призрак "шел, подняв забрало".

3) Хмурил ли он брови, был ли угрюм? Как режиссер и актер, Гамлет знает, как может исказить черты лица определенная мимика - но выясняется, что у призрака "в лице была скорей печаль, чем гнев", а печаль - это мимически неактивная эмоция, она не может исказить черты до неузнаваемости.

4) Был ли он бледен или "красен от волненья"? Латы для вооруженного с головы до ног человека слишком тяжелы, чтобы спокойно прогуливаться в них и не краснеть от усилий. Однако дух, напротив, был "очень бледен".

5) Смотрел ли он прямо в глаза? По глазам можно легко стать узнанным, и человеку лучше бы их отвести. Но Призрак смотрел в глаза - и "пристально". На этом, видимо наиболее для него сомнительном пункте Гамлет даже посетовал "Жаль, что я не был там", а на реплику Горацио "Он ужаснул бы вас" уклончиво ответил: "Весьма возможно".

6) Долго ли призрак пробыл? Риск быть разоблаченным не позволил бы мистификатору чрезмерно задерживаться. Однако дух пробыл долго: "Вы счесть могли бы до ста не спеша".

Как видите, подбор вопросов неслучаен - каждый из них логичен и направлен в самую суть, и каждый ответ однозначно убеждал Гамлета в том, что Призрак настоящий. Хотя смысл реплик пятого вопроса говорит о том, что Гамлет все-таки осторожничает. Однако его сомнения полностью уничтожает его собственная встреча с Призраком. Все последовавшее поведение принца, вся его эмоциональная составляющая говорит о том, что Гамлет, встретившись с Призраком, целиком и полностью уверовал в его реальное появление, а мысль о возможной мистификации начисто им отброшена. Это во-вторых.

И в-третьих, если Гамлет после всего этого еще и подозревал кого-то, то уже никак не человека, а демона, дьявола. Именно об этом он дважды говорит в последующих сценах: "Дух, представший мне, быть может, был и дьявол; дьявол властен облечься в милый образ"; и второй раз в недавней беседе с Горацио, когда он просит его понаблюдать за королем: "И если в нем при некоих словах сокрытая вина не содрогнется, тo, значит, нам являлся адский дух..."

Сбросить представленные мной доказательства со счетов невозможно. Таким образом, версия Е.Черняевой не выдерживает проверки контекстом, поскольку не заметить перечисленных мною фактов - значит изначально обречь себя на неверное решение. Что и произошло с гипотезой Е.Черняевой.

Итак, вопрос Гамлета к Полонию носит сугубо спонтанный характер, он вызван сильным эмоциональным замешательством принца, это первое, что пришло ему в голову. И он хватается за обращение к Полонию как за соломинку - только бы справиться с теми мучительными чувствами, которые он сейчас остро переживает!

Спокойный ответ Полония заставляет его внутренне ужаснуться. "Я изображал Юлия Цезаря ... меня убил Брут" - говорит Полоний, и Гамлет не может не вздрогнуть при этой мгновенно возникшей аналогии: Брут - любовник и друг Цезаря, родственник, приемный сын, который скоро убьет его. Так и Гамлет - он тоже должен убить своего короля, своего друга.

Однако Гамлет берет себя в руки, он отшучивается и тут же переводит разговор на другую тему: "Что, актеры готовы?" Готовы, говорит Розенкранц, готовы и ждут распоряжений.

*

Королевские зрительские места расположены совсем близко от места принца - об этом говорит тот факт, что король и королева свободно перебрасываются с Гамлетом репликами во время представления, и это очень важный момент.

Гертруда предлагает принцу сесть рядом с ней, но Гамлет отказывается. "Нет, дорогая матушка, здесь есть металл более притягательный", - громко говорит он, имея в виду Офелию. На что Полоний, которому на руку реплика принца, тихонько замечает королю: "Ого, вы слышите?" Именно тихонько - об этом есть ремарка в пьесе, что лишний раз подчеркивает близость их мест по отношению к принцу. Но король на реплику Полония... не отвечает.

"Сударыня, могу я прилечь к вам на колени?" - обращается Гамлет к Офелии и ложится к ее ногам. "Нет, мой принц" - спокойно отвечает Офелия.

Похоже, Офелия умеет валять дурака не хуже Гамлета! Да и что ей остается? Она изо всех старается не усугублять ситуацию - да и зачем, если дальнейшая судьба Гамлета все равно решена и его все равно скоро посадят в тюрьму. И даже наиболее неприличная фраза принца ("Прекрасная мысль - лежать между девичьих ног") не вызывает у Офелии совершенно никакой реакции, кроме то ли приступа внезапной глухоты, то пароксизма крайней невинности: "Что, мой принц?"

А, собственно... кому предназначается та самая, наиболее неприличная фраза принца - "Прекрасная мысль - лежать между девичьих ног"? У кого в голове могла вдруг появиться эта "прекрасная мысль"? Почему само построение этой фразы, ее включения таковы, что эта вполне естественная "прекрасная мысль" выглядит в интонации Гамлета как нечто необычное, новенькое, из упрямства или каприза пришедшее в голову?..

И почему Гамлет вообще ведет себя с девушкой так вызывающе? Ведь он и впрямь одержим разворачивающимся на площадке спектаклем, он весь в нервном напряжении, он знает: король обязательно выдаст себя, и тогда он наконец-то его убьет!.. И он остро следит за каждым событием на сцене, при каждом удобном случае не забывая вполне откровенно комментировать происходящее. Например, когда начинается пантомима, демонстрирующая убийство "короля" и скорую благосклонность "королевы" к отравителю, Гамлет на вопрос действительно ничего не понимающей Офелии "Что это значит?" тут же отвечает: злодейство.

И при этом - странные шуточки с Офелией... Как это совместить?

Дело в том, что главного (реакции короля на представление) еще не произошло, еще рано, поэтому связь короля с Офелией - это в эмоциональной цепочке пока еще последняя психологическая травма Гамлета, которая вот-вот закончится навсегда, - и эта мысль чрезвычайно обостряет его страдания.

Его диалоги с Офелией вовсе не имеют целью довести ее до пароксизмов сознания - ей он уже все сказал утром, и в этом смысле она его больше не интересует, а его нынешние скабрезные реплики предназначаются вовсе не ей. Это королю он хочет показать, что он все знает про его любовницу, и что, стало быть, все обещанья Клавдия - ложь, и что его связь с Офелией - это последняя капля, которой Гамлет измерил наконец цену королевских обещаний и меру своих надежд.

И вот что интересно: все слышат, какие невозможные пошлости говорит Гамлет - и все молчат! Молчит Полоний - это понятно: разжигание ревности в принце ему на руку. Молчит и король, и это тоже понятно: он не может позволить себе реагировать, ведь тем самым он может излишне распалить Гамлета и, как следствие, привлечь к этой проблеме нежелательное внимание королевы.

Но и королева тоже молчит! А ведь реплики Гамлета носят весьма определенный характер: они явно намекают на связь Офелии с кем-то - так с кем? Неужели ей совсем не любопытно? Почему же королева молчит?

А королева... вообще предпочитает знать как можно меньше. Она ведь очень практичная женщина. Она немолода и давно знает жизнь. Например, когда актер, изображающий королеву на сцене, читал монолог, полный клятв в верности и уверений в любви, Гамлет задал матери вопрос: "Сударыня, как вам нравится эта пьеса?". И Гертруда ответила весьма прагматично: "Эта женщина слишком щедра на уверения, по-моему".

Конечно, она догадывается, на чей счет следует отнести Гамлетовы намеки, но предпочитает не усиливать ситуацию. Да и сам спектакль воспринимается ею вполне спокойно - во всяком случае, внешне складывается впечатление, что похожесть ситуации никак не задевает ни ее самолюбия, ни ее совести. Железная женщина!

А вот король начинает волноваться: "Ты слышал содержание? Здесь нет ничего предосудительного?". "Нет-нет; они только шутят, отравляют ради шутки; ровно ничего предосудительного" - уверяет Гамлет.

И тут на сцене появляется отравитель, некто Луциан, племянник короля. Кстати, почему не брат? Ведь в жизни короля убил брат, так почему же Гамлет делает на сцене убийцей племянника?

Да потому и племянника, что здесь содержится еще один обратно пропорциональный намек: в жизни отравитель - король, на сцене отравитель - племянник. Племянник, который скоро убьет короля и в жизни ... И король, внимательно слушающий представление, это прекрасно понял - вот почему сразу же после спектакля он отправит в Англию приказ уничтожить Гамлета.

А между тем Луциан прочитывает монолог: "Рука тверда, дух черен, верен яд..." - и вливает сок белены в ухо спящему. Клавдий настолько потрясен, что молчит. Он еще даже не может реагировать. Что дает принцу возможность довольно длинно прокомментировать произошедшее на сцене: "Он отравляет его в саду ради его державы. Его зовут Гонзаго, - говорит Гамлет. - Такая повесть имеется и написана отменнейшим итальянским языком. Сейчас вы увидите, как убийца снискивает любовь Гонзаговой жены".

В этот момент король встает. "Король встает!" - вскрикивает Офелия. "Что с вашим величеством?" - изумляется Гертруда. "Прекратите игру!" - требует Полоний. Огня, говорит король, дайте огня, уйдем!.. Огня, огня! - раздаются крики. И только один Гамлет удивляется посреди этого переполоха: "Что, испугался холостого выстрела?"

Разумеется, холостой выстрел - это метафора. Гамлет тем самым хочет сказать королю, что это представление пока еще холостой выстрел с его стороны, за которым последует... настоящее убийство. Это его последние слова Клавдию. Последнее предупреждение Гамлета. Да и все представление - одно сплошное предупреждение, честно брошенная перчатка. У короля еще есть время спасти себя.

Да, Гамлет бывает мелко непорядочен по отношению к близким, он часто манипулирует ими в корыстных целях, но Гамлет не подлец. Гнусная месть исподтишка уж слишком противоречит его прямой натуре. А некоторые собственные поступки вынуждают его испытывать настоящий стыд за себя. Он жесток и великодушен одновременно. В сущности, такие люди, как он, - подарок для настоящих подлецов. Их прямота и душевная щедрость делают их необыкновенно доверчивыми...

*

Итак, представление сорвано. Все уходят. На опустевшей площадке остаются лишь Гамлет и Горацио. Гамлет в горьковатой шутливой манере говорит о том, что если отныне судьба будет немилостива к нему, то неужто он "не получил бы места в труппе актеров"? "С половинным паем" - грустновато, в тон принцу, шутит Горацио. "С целым, по-моему", - грустновато подводит шутку к концу Гамлет.

Да, представление, закончившееся так быстро, закончилось для Гамлета навсегда. Он больше не будет медлить. Ему больше не о чем сожалеть. "Мой милый Дамон..." - обращается Гамлет к Горацио.

"Вы могли бы сказать в рифму" - говорит Горацио, давая понять, что вполне уловил намек. Но Гамлету не до рифм. В его душе начинает закипать тихая ярость. "О дорогой Горацио, я за слова призрака поручился бы тысячью золотых. Ты заметил?" - говорит он. "Очень хорошо, мой принц". - "При словах об отравлении?" - "Я очень зорко следил за ним".

Разговор прерывается появлением Розенкранца и Гильденстерна. И мы тоже остановимся здесь и попробуем выяснить, что же все-таки скрывается за неприметным именем Дамон, которым Гамлет назвал Горацио.

История утверждает, что Дамон и Финтий, два пифагорейца, жили некогда в Сиракузах (IV в. до н.э.) и явили собой достойный образец преданности и дружбы. Финтий был замешан в заговоре против местного тирана Дионисия II (или Дионисия I); его схватили, и он был приговорен к смерти. Накануне казни Финтий попросил Дионисия отпустить его на некоторое время, так как неустроенные семейные дела требовали его присутствия. Взамен он предложил оставить заложником Дамона. Дионисий согласился. Он был уверен, что Финтий сбежит, предав своего друга, и был не прочь на это посмотреть. В назначенный срок Финтий не вернулся. Дамона уже повели на казнь, когда по дороге их догнал запыхавшийся Финтий. Он извинился за опоздание, сказав, что семейные дела задержали его. Дионисий был настолько поражен поступком Финтия, что даже простил его.

Таким образом, имя Дамон, которым в пьесе явно не случайно назван Горацио, еще раз подтверждает нам настоящую суть их взаимоотношений. И, разумеется, сравнивая Горацио с Дамоном, Гамлет видит себя Финтием. Что ж, аналогия вполне уместна, ведь Гамлет собирается убить короля, как и Финтий намеревался убить Дионисия. Однако нет ли в этом сравнении более глубоких пластов? Не двухслойна ли и эта метафора? Давайте выясним, кто такой Дионисий, о котором наверняка был прекрасно осведомлен Гамлет, раз уж он был прекрасно осведомлен о том, кто такой Дамон.

В молодости Дионисий был наемником, то есть никем. Тем не менее но сумел стать cтpaтeгoм aвтoкpaтopoм и был им с 406 по 367 год до н.э. Кстати, он сочинял трагедии. Что неудивительно, поскольку в личной жизни ему катастрофически не везло. Дионисий страстно любил некоего Диона, младшего брата своей жены, и даже объявил его своим наследником вместо сына. И все бы хорошо, однако в учителя Диону он опрометчиво пригласил Платона, который, естественно, не менее страстно влюбился в юношу и даже сумел склонить его к взаимности. В результате ревнивый Дионисий продал Платона в рабство, а Диону уготовил еще более страшную участь - женил его на своей дочери. А некоторое время спустя ему и попался заговорщик Финтий, который состоял в интимной связи с юношей Дамоном. Перед казнью Дионисий действительно отпустить Финтия уладить кое-какие домашние дела, поскольку Финтий действительно оставил в залог себя своего возлюбленного Дамона. Разочарованный в людях Дионисий был уверен, что Финтий сбежит, наплевав на все и на всех. Однако Финтий сдержал слово и честно вернулся - на радость Дамону и на свою верную гибель. Потрясенный такой необыкновенной любовью, Дионисий отпустил Финтия и даже... смиренно попросился к ним третьим! Однако счастливые влюбленные отказали могущественному aвтoкpaтopу.

Не является ли этот исторический контекст еще одним косвенным доказательством того, что король был некогда любовником Гамлета, но бросил его ради короны, путь к которой лежал через постель Гертруды? Разумеется, является. Ведь если Дамон в пьесе не случаен, то не случаен и Дионисий, лишь прикрытый первым слоем метафоры.

Итак, Гамлет-Финтий задумывает убийство короля-Дионисия. Гамлета-Финтия ожидает расправа за это. Но может быть, король-Дионисий отпустит Финтия-Гамлета, поразившись силе его любви? Вряд ли. Ведь если Дамон является в пьесе прямо пропорциональной метафорой, то Дионисий является метафорой обратно пропорциональной: король-Дионисий не хочет быть третьим в союзе Гамлета и Горацио. Он больше не хочет быть даже первым!

У короля-Дионисия нет причин сохранять жизнь ненужному ему, опасному Гамлету-Финтию...

*

А между тем возвратившиеся Розенкранц и Гильденстерн сообщают принцу, что королева, расстроенная всей этой историей, хотела бы видеть принца, поскольку его поступки повергли ее в недоумение. Собственно, на этом Гильденстерн и Розенкранц могут уйти. Принц их больше не задерживает, более того - его ответы начинают иметь оттенок едва ли не откровенной неприязни к ним. Так что самое время с достоинством удалиться. Но они не уходят.

"Мой принц, вы когда-то любили меня", - говорит Розенкранц. "Мой добрый принц, - говорит Розенкранц, - в чем причина вашего расстройства?"

Да что это с вами, удивляется принц, уж не в сети ли вы хотите меня загнать?

Да господь с вами, тут же говорит Гильденстерн.

"О, мой принц, - говорит Гильденстерн, - если моя преданность слишком смела, то это моя любовь так неучтива".

Да ну, удивляется принц, а не взять ли вам флейту да не сыграть ли вам на этой дудке?

Но я не умею, говорит Гильденстерн.

Но я вас прошу, говорит Гамлет.

Но ведь я совсем не умею, говорит Гильденстерн.

Но я умоляю вас, говорит Гамлет, "это так же легко, как лгать".

Нет-нет, говорит Гильденстерн, уберите от меня свою дудку, пропади она пропадом, я совершенно не владею этим искусством.

Ах так, говорит Гамлет. "Вот видите, - говорит Гамлет, - что за негодную вещь вы из меня делаете? На мне вы готовы играть; вам кажется, что мои лады вы знаете; вы хотели бы исторгнуть сердце моей тайны; вы хотели бы испытать от самой низкой моей ноты до самой вершины моего звука; а вот в этом маленьком снаряде - много музыки, отличный голос; однако вы не можете сделать так, чтобы он заговорил. Черт возьми, или, по-вашему, на мне легче играть, чем на дудке? Назовите меня каким угодно инструментом, - вы хоть и можете меня терзать, но играть на мне не можете".

Однако уже проходит слишком много времени! Гертруда ждет, а Гамлета все нет. Да и послы куда-то провалились... На выручку поспешно приходит Полоний.

"Благослови вас бог, сударь мой!" - приветствует его Гамлет.

"Принц, королева желала бы поговорить с вами, и тотчас же", - напоминает Полоний.

"Вы видите вон то облако, почти что вроде верблюда?" - спрашивает Гамлет Полония.

"Ей-богу, оно действительно похоже на верблюда", - с готовностью соглашается Полоний.

"По-моему, оно похоже на ласточку", - сомневается Гамлет.

"У него спина как у ласточки", - радуется Полоний.

"Или как у кита?" - капризничает Гамлет.

"Совсем как у кита", - кивает Полоний.

"Ну, так я сейчас приду к моей матери", - вздыхает принц.

"Я так и скажу", - спокойно заключает Полоний.

"Сказать "сейчас" легко", - говорит Гамлет.

И внешне последняя фраза относится к той его реплике, в которой он говорит, что сейчас придет к матери. Однако эта реплика отбита в тексте ответом Полония. Случайно ли это? Конечно, нет! Автор намеренно поставил эту фразу особняком, чтобы тем самым привлечь к ней внимание, открыть совсем другое ее содержание, которым полон Гамлет: сказать "убью сейчас" легко - вот какой внутренний смысл вложен туда!

Полоний уходит. "Оставьте меня, друзья", - просит Гамлет. И, оставшись один, говорит о том, что самолично виденная им столь бурная реакция короля вызвала в его душе такой гнев, такую ненависть и решимость действовать, что, кажется, сейчас "он мог бы пить живую кровь и на дела способен, от которых" он утром отшатнется. Да, он сделает это сейчас!

Он сделает это... А потом сразу же отправится к матери.

*

Далее мы видим Розенкранца и Гильденстерна (несколько минут тому назад покинувших принца) в обществе короля. Король откровенен с ними:

Розенкранц и Гильденстерн демонстрируют свою полную лояльность. С тем и уходят. А вместо них входит запыхавшийся Полоний:

И с этими словами Полоний спешно покидает его, торопясь до Гамлета успеть к Гертруде. Король же, разгоряченный представлением, казнится убийством брата:

Однако кратковременные муки совести не помешали ему только что подписать смертный приговор племяннику, и тайный приказ об этом повезут бывшие школьные товарищи принца.

Король все-таки пробует молиться и даже встает на колени, хотя и осознает, что тверд в грехе и ни в чем не раскаивается и что, стало быть, молитва ему не поможет. Таким его и застает тихо вошедший в комнату Гамлет. И вот он уже готовит меч для свершения убийства, однако новая мысль - в мгновение ока! - снова напрочь уничтожает всю его недавнюю решимость: ведь если убить короля сейчас, молящимся, то его душа попадет в рай. "Да это ведь награда, а не мщенье", - думает Гамлет. Ну уж нет, нужно подгадать такой момент, чтоб душа короля "была черна, как ад, куда она отправится".

И Гамлет... так же неслышно выходит из комнаты. Король, не заметивший его молчаливого присутствия, поднимается с колен. Молитва не помогла. Он ни в чем не раскаивается. Разве может Бог услышать его?..

*

Полоний едва успевает спрятаться за ковер, как в покои королевы входит Гамлет. "Сын, твой отец тобой обижен тяжко", - говорит Гертруда, имея в виду короля. "Мать, мой отец обижен вами тяжко", - парирует Гамлет. Гертруда думает, что этим ответом сын опять намекает на ее поспешный брак, что он сейчас нарочно будет пытаться прежними обидами снять с себя ответственность за последствия представления. "Не отвечайте праздным языком", - отмахивается она. "Не вопрошайте грешным языком", - дерзко отвечает Гамлет. Так с королевой еще никто не позволял себе разговаривать...

"Что это значит, Гамлет?"

"Что вам надо?" - следует встречный, и снова грубый, вопрос.

Королева ошеломлена поведением сына: "Вы позабыли, кто я?"

Ну, с королевы хватит. Плевать на все, но она больше не намерена выслушивать подобное хамство! "Так пусть же с вами говорят другие", - гневно заключает она и решительно делает шаг в сторону двери.

Но Гамлет не дает ей уйти. "Нет, сядьте, вы отсюда не уйдете", - с перекошенным лицом едва ли не шипит сдавленным от злости и ненависти голосом принц. Он настолько взбудоражен, настолько взвинчен, что вид его, скорее всего, и правда ужасен. Агрессия буквально распирает Гамлета. К тому же он снова сам собою унижен - он снова не убил короля! он снова малодушно нашел причину для этого! И яд униженья добавляет ему раскаленной ярости:

"Что хочешь ты? - насмерть пугается Гертруда. - Меня убить ты хочешь? О, помогите!"

Ситуация настолько неординарна, интонация сказанного и сами слова и голос принца внушают настолько нешуточные опасения, а главное, все происходит до такой степени стремительно, столь мощным негативным броском, что Полоний, стоящий в укрытии, не на шутку пугается за королеву и кричит из-за ковра: "Эй, люди! Помогите, помогите!" И Гамлет - уже давно ощущающий себя в ловушке, в мерзкой мышеловке, куда загнала его постыдная страсть к негодяю, чувствуя себя окруженным со всех сторон коварством и ложью, предателями-друзьями, неверным любимым, холодным чужим сладострастьем и мерзкими неизвестными сыщиками, притаившимися за ковром, - Гамлет не выдерживает и с возгласом: "Что? Крыса? Ставлю золотой - мертва!" - пронзает мечом стоящего за ковром Полония.

"Боже, что ты наделал?" - вскрикивает Гертруда. Но Гамлет и сам потрясен содеянным. И в ту минуту, когда мертвое тело с шумом падает на пол, его крайняя враждебность, гнев и ярость загнанного в капкан зверя уступают место состоянию крайней нервической пустоты. "Я сам не знаю, - говорит Гамлет и, спустя короткую паузу, спрашивает, словно боясь услышать ответ: - Это был король?" Не может быть, думает Гамлет, ведь я только что видел его молящимся, разве он мог опередить меня?..

Но почему Гамлет спрашивает? Разве он не узнал Полония по голосу? Ведь крик последнего был достаточно продолжительным. И зачем вообще спрашивать, если достаточно откинуть ковер и без промедленья убедиться самому?

И еще: каким образом Гамлету удалось так точно рассчитать удар, ведь он не видел цели?

Да, цели он действительно не видел - Полоний стоял за ковром. Но именно его достаточный по времени крик и помог Гамлету точно определить цель.

А вот личность взывающего о помощи он и вправду определить не мог. Во-первых, плотный, с отличным ворсом ковер сильно заглушил звук, убрав характерные оттенки. А во-вторых, Гамлет находился в таком психическом состоянии, когда физические реакции предельно обострены, как в минуту опасности, но зато все остальное, не имеющее прямого отношения к теме невроза - например, цвет волос врага, нюансы лица, голосовая тональность, - размываются, микшируются, делаются нечеткими.

Что же касается его вопроса королеве ("Это был король?"), то Гамлет в тот момент действительно был не в силах откинуть ковер и лично убедиться, кто же за ним стоял. Потому что от одной мысли, что там мог стоять король, он приходит в панический ужас.

А вот прежде удара мечом - услышав крики и действительно даже не представляя себе, кто там прячется за этим толстым ковром, и находясь в чрезвычайной взволнованности и крайнем смятении духа, он даже мог болезненно вообразить себе на долю секунды, что там и правда король, хотя еще несколько минут назад он лично видел его стоящим на коленях в своей комнате.

И на долю секунды болезненно убедив себя в этом - а главное, не имея возможности видеть короля, смотреть ему в глаза, всем собой ощущая его визуальное присутствие, отчего его решительность мгновенно испарялась, - он действительно мог в этот момент мысленно наносить удар именно по королю. Во всяком случае, вложить в случайную цель всю мощь предназначенного королю удара. Поскольку убийство невидимого, стоящего за ковром "короля" значительно упрощалось психически, облегчалось эмоционально, превращая короля в нечто ирреальное, несуществующее.

"Что за кровавый и шальной поступок!" - говорит потрясенная королева, ничего не отвечая Гамлету. Ну что ж, если там стоял король, замирая сердцем думает Гамлет, значит, возмездие все-таки настигло его...

"Немногим хуже, чем в грехе проклятом, убив царя, венчаться с царским братом", - холодно говорит Гамлет. Ну что ж, если там стоял король, леденея душой думает принц, значит, я все-таки сделал это...

Еще не пришедшая в себя Гертруда снова впадает в трепет от такого нешуточного обвинения: "Убив царя?"

"Да, мать, я так сказал", - сурово подтверждает Гамлет.

И только после этого, предварительно подкрепив таким образом свою, с каждой секундой убывающую, решимость, - только после этого он с мучительным страхом откидывает ковер и - о счастье! - обнаруживает на полу убитого Полония. Кто знает, какой вздох облегчения вырвался у Гамлета в эту минуту? Во всяком случае, он явно повеселел и даже позволил себе немного похорохориться:

Разумеется, ни в какого "высшего" Гамлет не метил - он точно знал, что короля там не может быть. Это простое бахвальство, поскольку опасность миновала, возмездие снова отсрочено. И ему нисколько не жаль Полония, да он и не может сейчас жалеть его - он слишком рад, что в эту жуткую минуту его роковой готовности убитым оказался не король, а кто-то другой.

Да, обстоятельства помогли принцу взвинтить себя до такой степени, что, услышав крики о помощи, ему показалось, что он на самом деле готов наконец прикончить своего коварного возлюбленного. Да вот беда: кажется ему это только до того момента, пока он реально не увидит короля, реально не приблизится к своей жертве и реально не поднимет руку, чтобы нанести наконец карающий удар.

Каждый раз, когда Гамлет вроде бы и вправду готов его убить, при одном только взгляде на Клавдия одна только мысль полностью парализует всю волю, всю решимость, всю ненависть принца: господи, неужели я больше никогда его не увижу? Никогда не услышу его голоса, не прочту обманных надежд в его глазах, не почую запах его одежд, его волос, его тела? Подлец, негодяй, развратник, ну как мне убить тебя, если каждый день я мучительно пытаюсь увидеть в твоих глазах хоть каплю надежды и жалости!?.. Так думает принц каждый раз, при каждой возможности для свершения возмездия.

Ну вот, а теперь, когда любимый жив и самого страшного не произошло, можно подумать и о себе. Ибо недавнее представление весьма скоро даст свои очередные плоды и, ударив по королю, обязательно ударит по Гамлету.

А кроме того, придя в себя и несколько успокоившись, Гамлет с прежней силой ощутил все ту же боль, все ту же обиду, все ту же ненависть к своему подлому возлюбленному, которому нет никакого дела до Гамлетовой любви.

Он все рассказывает королеве. Он чернит короля последними словами. Он укоряет Гертруду в похоти - в похоти и бесстыдстве, в бесчинстве и похоти, в дурном примере для юности, в бесовщине, в разрушенье чувств, в нравственной слепоте...

О довольно! кричит королева, довольно, "ты мне глаза направил прямо в душу, и в ней я вижу столько черных пятен, что их ничем не вывести".

Ну уж нет, отвечает распаленный собственными словами Гамлет, дослушай все до конца, прочувствуй весь ужас, в котором живет твоя похотливая душа, твое похотливое тело, ощути до конца, чем занята ты на самом деле, как легко тебе "жить в гнилом поту засаленной постели, варясь в разврате, нежась и любясь на куче грязи..."

Но Гамлет снова и снова обрушивается на мать со всей мощью своей затравленной психики. Он снова доводит себя до исступления, до психоза, он бьет по самым больным местам.

"Довольно!" - кричит королева. Кажется, еще чуть-чуть, и она не выдержит, ее сердце разорвется от горя и ужаса, насквозь пронзенное этим непрекращающимся потоком обвинений, воздействие которых еще сильней, поскольку каждое произнесенное слово глубоко осознается Гамлетом как личная боль, как личная катастрофа.

И в этот момент... снова появляется Призрак! Однако только один Гамлет видит его - видит, и в нем мгновенно вспыхивает чувство вины перед духом отца, чрезвычайно усугубленное недавней радостью принца, что он убил не короля, а кого-то другого. Радостью преступной, невозможной, позорной и постыдной, но тем не менее - радостью.

Чего ты хочешь, Блаженный образ? - дико вперившись в пространство, вопрошает принц кого-то невидимого. - Иль то упрек медлительному сыну за то, что, упуская страсть и время, он не свершает страшный твой приказ?"

Да, отвечает призрак, "я посетил тебя, чтоб заострить притупленную волю. Но, видишь, страх сошел на мать твою". Посмотри на нее, говорит призрак, она совсем не в себе, пощади ее, не дай ей погибнуть, заговори с ней!

"Что с вами, госпожа?" - послушно, как робот, обращается к матери Гамлет.

"Его, его! - восклицает Гамлет. - Смотрите, как он бледен!" Печальный вид Призрака терзает Гамлета муками совести, он просит его: "О, не смотри". Он уверяет духа, что его "скорбный облик" только "отвратит" его от неких "грозных дел", которые еще предстоят Гамлету, что, не умея забыть его безгранично печальный вид, он вместо крови короля будет проливать слезы.

Призрак исчезает...

Многие исследователи замечали те несоответствия, которые обнаруживает второе явление Призрака:

1) Оказывается, дух может появляться где угодно, а не только на площадке перед замком. Но тогда зачем он являлся на этой площадке несколько раз, ожидая принца, если мог сразу явиться к нему одному?

2) Оказывается, Призрак вполне может сделать так, что видеть его будут не все. Но тогда зачем он показывался офицерам и Горацио? Не проще ли было сразу явиться только одному Гамлету и не рисковать раскрытием тайны посторонними лицами?

Ни одного вразумительного объяснения по этому поводу мне так нигде и не удалось прочитать. Однако на самом деле ответ на эти вопросы существует, и он настолько органичен и прост, что не заметить его попросту невозможно. Ведь сам Шекспир сделал все возможное для того, чтобы обратить на некоторые обстоятельства самое пристальное читательское внимание. Разумеется, ответ на эти вопросы автором даны не в лоб, не явно - как и остальные ответы на все остальные вопросы.

Вся пьеса - вся целиком - построена исключительно на косвенных доказательствах, одно из которых - обязательное дублирование узловых понятий, что является ключом к пониманию двуслойности сказанного в каждом конкретном случае. При этом каждый конкретный случай, показанный читателю двухслойно и косвенно, обязательно подкреплен совершенно определенным контекстом.

Мой ответ устраняет противоречия этой сцены, и он звучит следующим образом: никакого второго явления Призрака не было! Это галлюцинация. Гамлет увидел духа в своем болезненно воспаленном мозгу. И это было обусловлено всеми событиями последних часов - они слишком стремительно меняются, и так же стремительно меняются эмоции Гамлета.

Слишком быстро и слишком в короткие сроки для психики одного человека Гамлет испытывает огромнейшую эмоциональную гамму с ее мгновенными перепадами и глубокими спадами: усугубленные обстоятельствами боль, обида и ревность переходят в жажду расправы - жажда расправы сменяется страхом потерять любимого - страх потерять любимого оборачивается еще большей ненавистью - ненависть переходит в ярость - ярость сменяется страхом за собственную жизнь - страх за свою жизнь перетекает в свирепое бешенство - бешенство превращается в горе - горе сменяется радостью - радость в троекратном размере возвращает в сердце обиду и боль.

Круг замыкается. Что видит Гамлет в эту минуту перед собой? Не мать и не женщину - он снова видит любовницу, с которой отныне делит свое ложе неверный друг, соперницу, с лица которой не сходят следы ночных услад и блаженства. Животная ревность овладевает им. Запугать соперницу! Устрашить, отвадить, истерзать - извести!..

Как никогда, Гамлет действительно близок к помешательству. Однако где-то там, на самом дне меркнущих глубин его мозга бьется живая мысль, что этого нельзя, что это неверно, нечестно, нехорошо и опасно, что он совершает злодейство, что еще чуть-чуть, и его слова убьют изнемогшую под этим бременем мать.

Острое воспоминание о призраке вспыхивает в нем. Призрак просил его не трогать мать! Призрак говорил о том, как он любит ее! Призрак заклинал его не поднимать руки на Гертруду! Боже мой... что же он делает?! Что же он чуть было не наделал сейчас?!

Глубокий стыд за то, что это против матери он использует свою ненависть к неверному любовнику, использует в недостойных, корыстных целях, а также презрение к себе за то, что дух отца до сих пор мучается только потому, что сын не в силах навсегда расстаться со своим бывшим возлюбленным, и более того - рад, что убийца отца все еще жив, довершают картину его психического потрясения - и Гамлет видит Призрака!.. О, конечно, он пришел его упрекать! Он пришел его пристыдить! Он пришел спасти мать от нечестного сына!..

Волосы принца встают дыбом, он затравленно смотрит на духа, и взгляд его дик.

А ведь при первой встрече с Призраком у принца была совершенно другая реакция, и никакие волосы не вставали у него дыбом! Почему же сейчас все иначе? Да потому что, повторяю, нет никакого второго явления Призрака - это совесть Гамлета, наслоившись на его расстроенную психику, вызвала видение в его болезненном воображении.

А теперь посмотрите, как усиленно пытается Шекспир именно эту мысль внушить читателю художественными средствами.

Вот Гамлет видит Призрака, и он уверен, что королева тоже. Он действительно уверен в этом, потому что он хорошо помнит: ведь в прошлый раз Горацио и офицеры видели Призрака! Но королева... ничего не видит. "Что ты глаза вперяешь в пустоту и бестелесный воздух вопрошаешь?" - спрашивает она. А у Гамлета меж тем волосы встают дыбом. "Что ты видишь?" - пугается королева. "Его, его! Смотрите, как он бледен!" - дико уставившись в пространство, шепчет Гамлет.

Итак, королева уже дважды подтвердила, что никакого Призрака нет - нет никого из посторонних! - но Шекспиру этого мало, и он еще трижды заставляет Гертруду так или иначе засвидетельствовать, что никакого Призрака в комнате нет:

"С кем ты беседуешь?" - снова спрашивает королева.

"Вы ничего не видите?"

"Нет, то, что есть, я вижу".

"И ничего не слышали?"

"Нас только".

"Да посмотрите же! Вот он, уходит!

Отец, в таком же виде, как при жизни!

Смотрите, вот, он перешел порог!"

Но, увы, в комнате никого и не было, кроме них, королева знает это совершенно точно, а вот у сына такой обезумевший вид, что она с горечью констатирует:

То лишь созданье твоего же мозга;

В бесплотных грезах умоисступленье

Весьма искусно.

Но Призрак, вернее его галлюцинация исчезает, и Гамлет... успокаивается. Его внезапно материализовавшийся внутренний кошмар покидает его, и он с облегчением вздыхает и даже уверяет мать, что никакого умоисступленья у него нет, что его пульс так же размерен, как и ее, и что если бы это был бред, то он тотчас бы забыл обо всем, что говорил ранее, в то время как он может все повторить слово в слово.

Однако Гамлет искренне заблуждается. Минуту назад он пережил еще одно сильнейшее потрясение, осложненное бредом, ужасной, пугающей его галлюцинацией, так что вряд ли его пульс так уж спокоен.

Однако повторить сказанное ранее он вполне может, поскольку видение Призрака хоть и имеет отношение к его рассказу о короле, но вызвано не клиническим мозговым расстройством, а глубоким душевным переживанием.

Впрочем, поспешное желание Гертруды объяснить слова сына болезнью по-человечески понятно, что и предупреждает Гамлет: "Мать, умоляю, не умащайте душу льстивой мазью, что это бред мой, а не ваш позор".

"О милый Гамлет, ты рассек мне сердце", - говорит измученная королева.

На что Гамлет... успокоившийся, пришедший в себя и воспрянувший духом Гамлет тут же советует ей отбросить "дурную половину". После чего смиренно желает матери спокойной ночи и... внутренне вздрагивает от этих слов. А ведь действительно - уже ночь! А раз ночь, то сейчас эта женщина... эта женщина... пойдет к своему мужу!

"Покойной ночи, - говорит Гамлет, - но не спите с дядей".

Поверьте, продолжает Гамлет, если вы этой ночью не будете спать с ним, то ваша ужасная привычка спать с ним со временем уступит весьма добродетельной привычке с ним не спать.

Конечно, говорит Гамлет, пока вам будет очень трудно не спать с ним, но если вы сегодня воздержитесь, то потом вам будет все легче и легче с ним не спать, и таким образом со временем вы окончательно усмирите свое желание спать с ним, а то и вовсе извергнете его прочь.

Так покойной ночи, говорит Гамлет, спокойной ночи... И когда вам захочется дать мне материнское благословенье, я за ним приду. А что до Полония, говорит Гамлет, указывая на труп, то я...

"Им покарав меня"... Так говорит принц, и эти слова могут означать только одно: за свое бездействие, за свои бесконечные проволочки он наказан Небесами убийством невинного.

Гамлет собирается уйти. Но, видимо, странные увещевания принца не спать с дядей все-таки кажется королеве сомнительными. И, видимо, это отражается на ее лице. Да и вообще что за жалкое наказание для убийцы - не спать с ним! И, похоже, Гамлет отлично видит следы этих сомнений. И, похоже, они начинают его сильно раздражать. Нет, пожалуй, ему еще рано уходить. "Еще два слова", - говорит Гамлет. И его интонация снова меняется - она делается не просто язвительной, но ядовитой.

Как бы ни была королева женщиной, и как бы женщина ни сопротивлялась столь странной просьбе сына не спать со своим мужем, хотя бы и убийцей, и как бы старательно ни расписывал Гамлет все эти "грязные поцелуи", "щечки" и "мышки", а также "ласку проклятых пальцев", гладящих шею (о, эти проклятые пальцы!..), все это вряд ли возымело бы на нее должное действие.

Однако последние слова Гамлета затронули в ней прежде всего мать, которая любит сына (а она его любит!) и которую сын подозревает в предательстве, в холодной готовности обменять жизнь своего ребенка на "грязный поцелуй" и "ласку проклятых пальцев". Мысль, что Гамлет подозревает ее в предательстве, в том, что она готова с легкостью им пожертвовать, предельное осознание того, что ее дитя несчастно, истерзано, источено болью, что ее сын совсем одинок, раз он думает, что даже мать не любит его, глубоко ранит Гертруду:

Ей действительно становится нехорошо; предположения Гамлета, мысль о его страданиях и даже возможной смерти причиняют ей неподдельное горе. И оно... трогает Гамлета. Нет, перед ним не чужая равнодушная женщина, как он думал, это по-прежнему его мать, его дорогая матушка, которая любит его и никогда его не предаст!.. И Гамлет мгновенно усмиряется; мать любит его, у него есть любовь матери - он не одинок.

Да, любовь матери крайне важна для Гамлета - она является для него внутренней основой, обязательным тылом, непреходящим эмоциональным щитом. Не просто так он столь откровенно раскрывает перед ней свой замысел (убийство короля) - ведь он ужасно рискует в этот опасный момент! И все-таки еще более важным, чем собственная безопасность, еще более необходимым для него (жизненно необходимым!) является полная уверенность в том, что мать ни за что не предаст его - ни за что, даже если сын грозит смертью ее любовнику. Именно это он и пытается глубоко понять, именно в этом он и силится убедиться, провоцируя Гертруду жестокими предположениями о ее возможном предательстве.

Но мать... действительно любит его. Он это видит. Он это слышит. Он это чувствует. Он счастлив. У него снова есть мать!

"Я еду в Англию, - говорит утихший Гамлет, - вам говорили?" Да, кивает королева, "я и забыла; это решено".- "Готовят письма, два моих собрата, которым я, как двум гадюкам, верю, везут приказ".

Неподдельная любовь к нему Гертруды полностью примиряет его с ней. Сейчас рядом с ней он снова чувствует себя маленьким ребенком, защищенным любовью матери, он полностью ей открыт, ему даже хочется немножко похвастаться перед ней - и он доверчиво открывает ей все свои планы, о которых не скажет даже Горацио.

Посмотрим, чья возьмет, говорит Гамлет, - "в том и забава, чтобы землекопа взорвать его же миной". Посмотрим, как они взвоют, когда я перехитрю их: "есть прелесть в том, когда две хитрости столкнутся лбом"! Он переводит взгляд на мертвого Полония. Отличный предлог для Англии, думает принц, король наверняка воспользуется им - "вот кто теперь ускорит наши сборы; я оттащу подальше потроха".

Доброй ночи, мать, говорит Гамлет и уходит, волоча труп Полония.