Гаврило Принцип. человек-детонатор

ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ

Принципа похоронили тайно в ночь на 29 апреля. О том, где находится его могила, возможно, никогда не узнали бы, если бы не австрийский капрал, чех по национальности Франтишек Лебел, который вместе с другими солдатами закапывал его. Он запомнил место, нарисовал схему расположения могилы и послал ее своему отцу. Лебел хотел, чтобы тайна похорон Принципа была когда-нибудь раскрыта, даже если его самого к тому времени убьют на войне. Но он выжил. После возвращения с фронта Лебел отправился в Терезин (так Терезиенштадт стал официально называться с распадом Австро-Венгерской империи) и установил на могиле Принципа чешский национальный флаг.

В это время участники сараевского покушения уже не считались изменниками и преступниками. Война закончилась, Германия и Австро-Венгрия были повержены, а их императоры Вильгельм II и Карл I свергнуты и отправились в изгнание.

Писатель Стефан Цвейг стал свидетелем того, как в марте 1919 года император Австро-Венгрии пересек границу со Швейцарией в шикарном салон-вагоне: «В зеркальной вагонной раме я увидел почти во весь рост императора Карла, последнего императора Австрии, его одетую в черное супругу королеву Зиту. Я вздрогнул: последний император Австрии, наследник габсбургской династии… покидает свою империю!.. Все вокруг ощущали в этот момент ход истории, мировой истории… Паровоз тронулся резким толчком, словно и он совершал над собою насилие, поезд медленно удалялся… Только теперь, в это мгновение, почти тысячелетней монархии действительно пришел конец».

А 1 декабря 1918 года на Балканах возникло новое государство южных славян — Королевство сербов, хорватов и словенцев (с 1929 года — Королевство Югославия), в 1921 году его королем стал Александр Карагеоргиевич. В этой стране Принцип и его товарищи считались уже героями и борцами за освобождение славян. Разумеется, вскоре встал вопрос о торжественном перезахоронении казненных и умерших участников «Молодой Боснии» в Сараеве.

Девятого июня 1920 года вскрыли могилы Принципа, Грабежа и Чабриновича в Терезине, место расположения которых указал Франтишек Лебел. В одной из них обнаружили скелет человека без руки. Сомневаться не приходилось — это были останки Принципа.

Через десять лет после этих событий в Белграде вышла книжка одного из основателей спортивно-гимнастического общества «Сербские соколы» в Боснии и Герцеговине Стевана Жакулы. Жакула дружил с Велько Чубриловичем и Мишко Йовановичем, сам участвовал в молодежном движении и в 1916 году тоже был осужден «за государственную измену» на десять лет тюрьмы. В 1920-м он входил в состав боснийской делегации, которая отправилась в Терезин за останками «видовданских героев».

Тем временем кости Принципа, Грабежа и Чабриновича были уже извлечены из могил. Это сделали местные власти Терезина и члены чешского общества «соколов». На месте погребения они установили памятник и украсили его цветами. В Терезин были также доставлены эксгумированные останки Якова Миловича, Недо Керовича и Петара Керовича. Все они находились в металлических гробах, которые до приезда делегации из Боснии хранились в семейном склепе председателя общины Терезина.

Передача останков происходила в торжественной обстановке. Гробы установили на высоком подиуме, у которого стоял почетный караул из шести чешских «соколов» с обнаженными саблями в руках.

Гробы погрузили в специальный вагон, а «соколы» из Боснии и Герцеговины и Далмации несли у них круглосуточное дежурство. Как вспоминал Жакула, больше всего они опасались нападений во время проезда по австрийской территории. Но всё обошлось. Путь по Словении и Хорватии проходил медленнее — из-за митингов. Особенно запомнил Жакула последний отрезок пути: «Эта поездка по Боснии и от Брода до Сараева была настоящим триумфальным походом мертвых героев по своей земле… На всех крупных станциях, где поезд задерживался хотя бы на минуту, устраивались торжественные и благочестивые встречи и прощания, произносились патриотические речи, а певческие дружины пели патриотические или траурные церковные песни. Даже на маленьких станциях, которые поезд проскакивал без задержки, стояли люди с шапками в руках и набожно крестились при прохождении поезда…»

К этому времени в Сараеве уже вскрыли могилы Данилы Илича, Велько Чубриловича, Мишко Йовановича, Марка Перина и Богдана Жераича. Их останки тоже поместили в металлические гробы. Вместе с огромной толпой они ждали в Сараеве прибытия поезда из Терезина. Когда состав остановился, все закричали: «Слава видовданским героям!»

Затем гробы по одному начали выносить из поезда, называя имена тех, чьи останки в них находились, и каждый раз собравшиеся кричали: «Слава видовданским героям!» Катафалки с одиннадцатью гробами двинулись через всё Сараево. Стеван Жакула отмечал, что более трогательного и грандиозного прощания Сараево раньше никогда не видело и, «думаю, уже не увидит».

Братская могила для «видовданских героев» была готова на православном кладбище в районе Кошево. Любопытно, что вплотную к нему примыкает католическое кладбище, на котором хоронили в том числе солдат австро-венгерской армии, погибших на фронте или умерших в госпиталях. Многообразие боснийской жизни проявилось даже здесь.

В 1939 году над местом погребения «видовданских героев» возвели небольшую капеллу. Проектировал ее сербский архитектор, во время Первой мировой войны бывший военным летчиком, Александр Дероко. Удивительно, но капелла уцелела и во Вторую мировую войну, во время немецкой оккупации Сараева, и в кровопролитную югославскую гражданскую войну в 1990-х годах. Если подойти к ней совсем близко, то на камнях, из которых она построена, можно увидеть кресты и фамилии, написанные на кириллице. Смотритель кладбища обязательно расскажет вам: часовня сооружена из могильных плит со старинного сараевского православного кладбища, которое насчитывало несколько сотен лет. К тридцатым годам прошлого века это кладбище было уже заброшено, его памятники разрушались, так что было решено сохранить хотя бы часть из них таким необычным образом.

Теперь на капелле золотыми буквами выбиты имена Гаврилы Принципа и других «видовданских героев», а со всех сторон их окружают полустертые фамилии уже никому не известных людей. «Принцип и его друзья, — говорил нам смотритель кладбища, — наверное, были бы не против такого соседства. Они ведь родились и выросли среди таких же обычных людей, боролись за них и теперь вот навечно остаются с ними».

Сохранилась фотография, сделанная в день перезахоронения останков «видовданских героев» в Сараеве: толпа нарядно одетых жителей города как раз на том самом месте, где был убит Франц Фердинанд. На стене дома укреплены ковер с двуглавыми сербскими орлами и венки, а на ковре — портрет Гаврилы Принципа. Его культ «национального героя» начинался уже тогда.

Почитание Принципа и других членов «Молодой Боснии» отличается одной любопытной чертой — оно пережило несколько государств с различной общественно-политической системой. Принцип и его товарищи считались героями и в королевской Югославии, и среди югославских партизан-коммунистов и сербских четников-монархистов во время Второй мировой войны, и в социалистической Югославии маршала Тито, и в полусоциалистической «третьей Югославии» и Сербии Слободана Милошевича, и, наконец, в сегодняшней Сербии. А на родине, в Боснии и Герцеговине, споры о них продолжаются и сегодня.

Главные участники покушения на Франца Фердинанда не дожили до того момента, как ненавистная им Австро-Венгерская империя ушла в историю. В августе 1917 года, в возрасте двадцати семи лет, в Швейцарии неожиданно умер идеолог «Молодой Боснии» Владимир Гачинович. Обстоятельства его смерти часто называют таинственными — врачи говорили то о воспалении слепой кишки, то о воспалении желудка, сделали Гачиновичу операцию, через несколько дней после которой он скончался. Любители конспирологии с тех пор пишут, что Гачиновича, возможно, отравили. Кто и почему? Версии разнятся — говорят то о масонах, якобы не хотевших, чтобы он проговорился об «истинных организаторах покушения», то о сербах, которые решили «принести его в жертву», чтобы начать мирные переговоры с Австро-Венгрией, и т. д.

Королевская Югославия, как и мечтали участники покушения, действительно объединила в себе большинство южных славян. Но вряд ли Принципа и его друзей привели бы в восторг форма этого объединения и политический режим на их новой «большой» родине. Они всё-таки были людьми леворадикальных взглядов и, вероятно, вскоре испытали бы чувство разочарования от происходившего в стране, где в 1929 году дело дошло практически до личной диктатуры короля Александра. Не случайно многие из бывших участников молодежного движения в Боснии и Герцеговине потом симпатизировали коммунистам, а некоторые, как уже говорилось, сотрудничали с Коминтерном и советской разведкой.

Югославские власти тоже чувствовали этот диссонанс. На «младобосанцев» падала тень ненавистной для Александра «Черной руки»; кроме того, стране нужны были деньги, и многое зависело от австрийских и германских инвестиций. Поэтому король и правительственные круги старались особо не участвовать в раскручивании культа Принципа и «Молодой Боснии». Но и сдерживать «народную инициативу» они не собирались, так что очень быстро «омерзительное преступление в Сараеве» начали называть «героическим актом борьбы за свободу», «убийц и террористов» — «народными героями и мучениками за югославянское и сербское дело» и даже «творцами Югославии», а «роковые выстрелы Принципа» — «ударами колокола в борьбе против австрийского ига».

Дожившие до конца войны и распада Австро-Венгрии «младобосанцы», особенно те, кто имел отношение к покушению в Сараеве, получали государственные пенсии и земельные наделы, учились в университетах и писали воспоминания. Именем самбй «Молодой Боснии» и ее участников называли улицы, спортивные общества, школы. Но конечно, львиная доля посмертной славы досталась Гавриле Принципу.

Сразу же после окончания войны и исчезновения Австро-Венгрии одну из главных достопримечательностей Сараева — Латинский мост через Миляцку, который буквально упирается в место убийства эрцгерцога, переименовали, назвав его Принципов мост. С учетом того, что как раз рядом с этим мостом стоял памятник Францу Фердинанду и герцогине Софии (впрочем, его вскоре разобрали), это переименование было вдвойне символично.

В апреле 1928 года, по случаю десятилетия смерти Принципа в тюрьме, в Сараеве на могиле «видовданских героев» состоялась торжественная панихида. Это было, пожалуй, первое крупное массовое мероприятие в честь участников «Молодой Боснии» после перезахоронения их останков. Белградская газета «Време» дала репортажное описание этой панихиды:

«Около 10 часов утра у могилы национальных героев начала собираться толпа. В 10 И часов появляется сгорбленная старая женщина в черном и в платке на голове. Это — мать Данило Илича. В глубокой тишине слышен ее негромкий плач.

— Мой милый сын, мое золотое дитятко! — всхлипывает она. Она вытаскивает из газетного свертка четыре маленькие свечки, прикрепляет их к могильной плите и зажигает их. В толпе слышится плач. У всех глаза полны слез. Затем мать достает маленькую кадильницу, высыпает из другого свертка ладан, разжигает его на свечке и с плачем опускается на маленькую скамейку.

Священник Милан Божич… начинает панихиду. Собравшиеся отвечают хором. В заключение несколько сотен собравшихся мужчин и женщин поют «вечную память»…

Божич обращается к молодежи и требует, чтобы она почаще посещала эти могилы и черпала здесь свои идеалы, как из живого родника.

— Я низко кланяюсь теням Принципа и его товарищей! — заканчивает Божич и провозглашает в их честь:

— Слава!

Молодой солдат в черногорском головном уборе с букетом цветов в руках появляется на могиле. Это господин Милорад Рачич. Он — воспитанник школы офицеров запаса. Его сопровождает солдат.

— От имени 800 юношей, окончивших вчера школу офицеров запаса, я прибыл сюда, чтобы почтить память великих героев и возложить этот маленький букет на могилу героев, которые не хотели допустить, чтобы Габсбург принимал участие в маневрах в Боснии в Видовдан. Мы, юноши, прибывшие в Сараево — город Принципа — со всех сторон нашей страны, были возмущены, увидев его могилу. Эта могила — позор для государства, позор для Белграда, позор для нашего народа. Мы, поклявшиеся в верности нашему Отечеству, клянемся, что эта могила не останется больше в таком состоянии…

Господин Рачич в резких выражениях клеймит безжалостное отношение нынешних властей к памяти героя. Его слова сопровождаются аплодисментами.

— Целую этот букет от имени моих 800 товарищей и возлагаю его с глубоким благоговением на могилу героя.

Затем Рачич подходит к матери Данилы Илича и целует ее лицо. К нему же подходит госпожа Иока Силяк, известная народная рукодельница, и целует его в лоб:

— Прими, сын мой, благодарность от Общества сербских женщин.

Молодые люди, которые до вчерашнего дня являлись воспитанниками школы офицеров запаса, провожают мать Данилы Илича до ее дома. Толпа расходится с панихиды, полная горестных переживаний».

Еще через два года в Сараеве состоялось первое «материальное увековечение» памяти «героического выстрела Гаврилы Принципа». На доме, где находился магазин «Деликатесы Морица Шиллера», куда перед покушением заходил Принцип, решили установить мемориальную доску. Мероприятие запланировали на 2 февраля 1930 года — пятнадцатую годовщину казни троих участников покушения.

Газеты отмечали, что оно прошло «скромно и без особой торжественности». Официальные лица в нем не участвовали. Корреспондент английской газеты «Таймс» подчеркивал, что югославские власти всячески давали понять иностранным дипломатам, что это исключительно общественная инициатива, с которой выступили родственники и друзья участников покушения. Осложнять отношения с теми странами, которые были совсем не в восторге от подобной идеи, они явно не хотели. Немецкая газета «Дойче альгемайне цайтунг», например, назвала установку доски «чудовищной провокацией, с которой мы не должны мириться».

Тем не менее всем было понятно, что без ведома и одобрения властей памятная доска не могла оказаться на доме. Описание торжественной церемонии появилось практически во всех ведущих югославских газетах. Белградская «Политика» 3 февраля 1930 года под заголовком «Открытие мемориальной доски Гавриле Принципу» писала:

«На трибуне, которая была украшена зеленью и пальмовыми листьями как символом мира, стояла мать покойного участника покушения Илича. Рядом с ней стояла Йованка Чубрилович, супруга покойного участника покушения Чубриловича, а рядом с ней — сестра Трифко, Милена Грабеж, и сестра Мишко Йовановича Мара. В 11 часов на трибуну поднялись господа Василь Грджич, Милан Божич, Саво Любибратич, Хамдия Никшич и Боривое Леонтич. Как только на трибуну поднялся Василь Грджич, он повернулся к собравшемуся народу и необычно твердым голосом сказал:

— Народ, мы собрались, чтобы отдать дань уважения самым великим из нас. Сегодня самым достойным отдаем дань уважения молчанием.

Василь Грджич наклонил голову и остался в таком положении две минуты, а затем снова высоко поднял ее и воскликнул: «Слава герою Гавриле Принципу!» Народ на этом историческом месте подхватил: «Слава, слава, слава!»

В это время молодой националист Хамдия Никшич, который во время войны сидел в тюрьме как государственный изменник, сдернул белую ткань с мемориальной доски. Затем господин Боривое Леонтич, делегат от молодежи Далмации, сказал такие слова: «Возлагаю свой венок к памятнику герою в качестве скромного знака признания от молодежи Далмации великому герою». После его слов снова послышались крики: «Слава ему!«…На этом торжества завершились».

На доске из черного мрамора золотыми буквами была сделана надпись: «На этом месте Гаврило Принцип возвестил о свободе на Видовдан 15/28 июня 1914 года».

Между прочим, после развала Австро-Венгрии улицы в Сараеве переименовали. Так что историческое место выстрелов Принципа на углу набережной Аппеля и улицы Франца Иосифа тоже поменяло «прописку» — теперь оно находилось на углу набережной воеводы Степы Степановича — сербского героя времен Первой мировой войны — и улицы короля Петра.

В приведенных выше газетных репортажах легко можно увидеть одну особенность складывавшегося тогда героического культа Принципа. Героем он был не только для сербов, но и для черногорцев, далматинцев, боснийских мусульман (Хамдия Никшич, судя по всему, был из их числа) и др. Но так было далеко не всегда.

Первая мемориальная доска в честь выстрелов Принципа провисела почти 11 лет. 17 апреля 1941 года немецкие войска, вторгнувшиеся в Югославию, заняли Сараево. Одним из первых актов, который совершили в этом городе оккупанты, стал демонтаж доски на месте убийства австрийского эрцгерцога.

На сохранившихся кадрах кинохроники видно, как доску снимают люди в белых рубашках, черных брюках и черных галстуках, которые приветствуют нацистов, вскидывая вверх правые руки, — очевидно, местные коллаборационисты. Босния и Герцеговина вошла в состав так называемого Независимого государства Хорватия, в котором православные сербы, евреи и цыгане официально приравнивались к собакам и подлежали в лучшем случае обращению в католичество, а в худшем — уничтожению, что и происходило. Массовые убийства сербов вскоре приняли в новом «государстве» планомерный и масштабный характер. Конечно, такой режим не мог оставить в целости мемориальную доску в честь «возвестивших о свободе» выстрелов серба Принципа.

Теперь набережная воеводы Степы Степановича именовалась набережной Адольфа Гитлера, а бывшая улица Франца Иосифа, а потом короля Петра приобрела при оккупантах совсем уж странное и безликое название — «улица № 1». Так что церемония ликвидации доски проходила по адресу: «угол набережной Адольфа Гитлера и улицы № 1». Немцы и коллаборационисты придавали ей большое пропагандистское значение, поэтому обставили очень торжественно. Играл военный оркестр, был выстроен почетный караул с развернутыми знаменами. Вся процедура от начала до конца снималась на кинопленку — потом сюжет крутили в выпусках кинохроники в германских кинотеатрах. На кадрах видно, как снятую доску грузят в автомобиль и куда-то увозят.

…Двадцатого апреля 1941 года Гитлеру исполнилось 52 года. День рождения он отмечал в своем специальном поезде, из которого руководил нападением на Югославию и Грецию, — состав стоял в нескольких десятках километров от югославской границы. В день рождения фюреру вручили и необычный подарок — мемориальную доску в честь Гаврилы Принципа из Сараева.

Гитлер, ветеран Первой мировой войны, Принципа ненавидел. Не только потому, что его выстрелы дали повод к началу европейской бойни и будущему фюреру пришлось гнить в окопах и вдыхать отравляющие газы. Он называл Принципа «сербским фанатиком» и вслед за генералом Людендорфом подозревал его в «тайном еврействе» и масонстве. Так что, вероятно, для фюрера это был отличный подарок. Сохранилась фотография: Гитлер, скрестив руки на груди, презрительно разглядывает доску с золотыми буквами.

Потом эта «черная доска» была передана в Военный музей Берлина. Там ее выставили рядом с железнодорожным вагоном из Компьена, в котором в 1918 году Германия подписала унизительное для себя перемирие со странами Антанты, а в 1940-м уже представители Франции поставили свои подписи под актом о фактической капитуляции перед гитлеровской Германией.

А доска бесследно исчезла. Сотрудники музея предполагают, что она могла быть уничтожена во время боев за Берлин в 1945 году.

Родственники Принципа пострадали во время Второй мировой войны. И из-за того, что были сербами, и из-за того, что имели отношение к одному из самых известных политических террористов XX века.

Правда, отец Принципа умер еще в 1940 году. Матери же пришлось бежать из родных мест, когда формирования хорватских националистов — усташей, вошедшие в Обляй, сожгли село, а первым делом родной дом Принципа, и убили его брата Николу. Мать Принципа пережила сына более чем на 30 лет. Она еще увидела освобождение Югославии от гитлеровцев и скончалась в июле 1945 года в возрасте восьмидесяти семи лет.

А в апреле 1945-го, всего за месяц до окончательного крушения Германии, Сараево освободила Народно-освободительная армия Югославии. Недавние партизаны, провоевавшие четыре года в горах с красными звездами на пилотках и шапках, не хуже немцев понимали пропагандистское значение фигуры Принципа и мемориальной доски в честь его выстрелов. Так что новую доску открыли уже 7 мая, когда война еще формально не закончилась.

По этому случаю на историческом сараевском углу (вскоре набережную снова назовут именем воеводы Степы, а бывшая улица Франца Иосифа, потом короля Петра и «№ 1» получит название «улица Югославской народной армии») состоялся большой митинг. В отличие от прошлых лет, когда власти давали понять, что инициатива увековечения памяти «героических выстрелов» исходит от общественности, теперь главную роль в мероприятиях играли новые, коммунистические власти Боснии и Герцеговины и Сараева. Их представители чуть ли не в полном составе участвовали в митинге 7 мая. Присутствовали делегаты от молодежи из других частей Югославии, а также из Греции и Болгарии.

После речей под овации с доски торжественно сдернули покрывало. И снова на солнце засверкали золотые буквы. Правда, текст уже был другим: «В знак вечной благодарности Гавриле Принципу и его товарищам, борцам против германских захватчиков, посвящает эту доску молодежь Боснии и Герцеговины. Сараево, 7 мая 1945 года».

Эта доска напоминала о Принципе и его выстрелах не так уж и долго — всего восемь лет.

В 1953 году в том самом доме, где когда-то находился магазин «Деликатесы Морица Шиллера», открыли музей «Молодой Боснии». Экспозиция разместилась в помещениях музея, расположенных буквой «Г», а над входом находилась мозаика известного художника Раденко Мишевича: белый голубь за тюремной решеткой, а над ней — открытая книга с надписью: «Самый понятный язык в мире — это язык свободы».

Тогда же на стене дома появилась новая доска с новым текстом: «С этого места 28 июня 1914 года Гаврило Принцип своим выстрелом выразил народный протест против тирании и вековое стремление наших народов к свободе». А под доской, на тротуаре, появился, пожалуй, один из самых оригинальных памятников в мире — следы ботинок Принципа на асфальте.

В музей «Молодой Боснии» обычно привозили различные югославские и иностранные делегации. Вдова американского президента Франклина Рузвельта Элеонора, например, написала в музейной книге отзывов, что «эти молодые люди своей жертвенностью и храбростью заслужили, чтобы весь мир поклонился теням Гаврилы Принципа и его товарищей».

Так, конечно, считали не все. К пятидесятилетней годовщине выстрелов Принципа корреспондент «Нью-Йорк таймс» Джозеф Берри опубликовал репортаж из Сараева, в котором назвал Принципа «молодым сумасшедшим, которого выставляют героем». Однако факт остается фактом — «следы, отлитые в асфальте», быстро превратились в одну из туристических достопримечательностей столицы Боснии и Герцеговины.

Когда в 1987 году я впервые оказался в этом необычном городе, то, естественно, не мог не обратить на них внимания. Что тогда бросилось в глаза? Во-первых, судя по следам, нога у Принципа была очень маленькой для двадцатилетнего (то есть уже достаточно взрослого) мужчины. Наверное, он носил обувь 38-го или 39-го размера. Во-вторых, конфигурация следов неестественная — получается, что Принцип стоял на внешних сторонах стоп, враскоряку. Впрочем, гораздо позже мне объяснили, что авторы памятника, скорее всего, не стремились точь-в-точь зафиксировать его реальную позу. Отпечатки следов должны были служить прежде всего символом.

Гаврило Принцип, без сомнения, был в социалистической Югославии одной из фигур-символов. Эту страну представляли в качестве воплощения идей, за которые он боролся и за которые отдал свою жизнь: равноправие народов и языков, народовластие, самоуправление и т. д. Правда, многие из этих идей оказались реализованы только на бумаге, но это уже другой вопрос.

…В семидесятые годы в Сараеве снимали югославский художественный фильм о Принципе и покушении. Чтобы показать «праздничную обстановку» в городе во время встречи Франца Фердинанда, на улицах развесили австрийские флаги. Хотели повесить флаг и на одной из православных церквей, но возмутились священники. Они говорили, что такого не могло быть даже во время Австро-Венгрии. Киношники почему-то настаивали. Дело закончилось тем, что сараевский митрополит вообще запретил им снимать в православных церквях. Так что сцены, где действие происходит в храмах, пришлось доснимать уже в других городах.

Но это, конечно, лишь казус. Именем Принципа и «Молодой Боснии» называли школы, улицы и спортивные клубы. Популярные в Сараеве да и во всей Югославии команды по баскетболу и гандболу назывались «Млада Бос-на» (потом их переименовали в «Железничар»).

А известный боснийский исполнитель народных песен Сафет Исович пел:

В шестидесятые, семидесятые и даже восьмидесятые годы прошлого века по «местам Гаврилы Принципа» возили пионеров, передовиков производства и просто туристов. Главным объектом посещения кроме музея «Молодой Боснии» в Сараеве был также дом-музей Принципов в Обляе.

От того, как сегодня кажется многим людям старшего поколения, спокойного и счастливого времени, осталось немало документальных кадров, запечатлевших сербов, хорватов, македонцев, черногорцев и других югославов, внимательно осматривающих дом и экспозицию небольшого музея, а также пионеров, говорящих, что хотели бы стать такими же, как «родившийся здесь герой». «В этом доме, — сообщает диктор одного из югославских документальных фильмов об Обляе, — тщательно сохраняется память о молодом человеке, который своими выстрелами в Сараеве бросил вызов оккупантам и поработителям южных славян».

Но всё это — в прошлом.

А что сегодня помнят о главных участниках сараевской трагедии — не историки, а самые обычные люди?

Что касается Франца Фердинанда, то простые австрийцы о нем знают мало. Анита фон Гогенберг, которая сама часто встречает посетителей принадлежавшего ее прадеду замка Артштетген, нас тоже водила по всему замку и окружающему его саду, для обустройства которого Франц Фердинанд потратил много сил и средств. Он выращивал розы, его правнучка — огромные пионы, которые показывала нам с нескрываемой гордостью, называя их «княжескими».

Княгиня Анита откровенно признавалась — со временем люди всё меньше помнят о том, кем был Франц Фердинанд и что с ним произошло. Даже те, кто приезжает в замок. «Нет, они, конечно, слышали о сараевских событиях, но очень удивляются, что этот замок самым непосредственным образом связан именно с тем человеком, которого там убили. Они даже не помнят, как его звали». По ее словам, только около 20 процентов посетителей музея более или менее знакомы с событиями в Сараеве.

Она показала нам все 25 залов музея и рассказала, как сложилась жизнь детей эрцгерцога после гибели родителей. Их называли «сараевскими сиротами». Макс, Эрнст и София, лишившись сразу матери и отца, жили в Чехии. В 1919 году восемнадцатилетняя София вышла замуж. Тогда же у них конфисковали в пользу государства всё имущество и выслали в Австрию, разрешив взять с собой только по пять килограммов вещей на человека. В Австрии же их лишили титулов — они в Австрийской республике были упразднены.

Макс Гогенберг поселился в замке Артштетген. Он изучал право. Эрнст — растениеводство и лесоводство. Оба брата были убежденными «легитимистами» (монархистами), терпеть не могли нацистов и лично Гитлера и выступали против аншлюса — присоединения Австрии к Германии.

Когда же в 1938 году аншлюс всё-таки произошел, нацисты арестовали братьев и отправили в концлагерь Дахау. Макс сидел там полтора года, а Эрнста перевели в концлагерь Заксенхаузен, где он находился до 1943 года. Он умер в 1954 году в возрасте сорока девяти лет.

Когда Австрию освободила Красная армия, советская военная администрация назначила Макса Гогенберга бургомистром Артштеттена. В музее и сейчас можно увидеть любопытные экспонаты: нарукавную повязку с надписью «бургомистр» на русском и немецком языках, а также соответствующее удостоверение, тоже на двух языках. «Интересно, что советский офицер, который сообщил ему об этом назначении, очень хорошо, буквально в деталях, знал его биографию и вообще историю нашей семьи, — рассказывала Анита фон Гогенберг. — Советские офицеры были тоже расквартированы в замке Артштетген. Они знали, кому он принадлежал раньше, и вообще вели себя очень предупредительно».

Через пять лет Макс получил должность бургомистра уже путем выборов. Он умер в 1962 году. София намного пережила братьев, скончавшись в 1990-м в возрасте восьмидесяти девяти лет.

У Макса было шестеро детей (в том числе Георг фон Гогенберг), у Эрнста — двое, у Софии — четверо. Так что сейчас по всему миру «рассыпано» немало потомков эрцгерцога Франца Фердинанда и его супруги Софии Хотек, герцогини фон Гогенберг.

Сегодня княгиня Анита фон Гогенберг старается, чтобы музей в Артштетгене не только мог объективно рассказать о Франце Фердинанде, но и превратился в один из известных туристических брендов Австрии.

В магазине при замке продаются не только книги, буклеты, альбомы и открытки с портретами эрцгерцога и его жены, но и многочисленные сувениры, которые в России наверняка вызвали бы яростные споры. Например, бутылочки со шнапсом «Франц Фердинанд» или джем, варенье и мед «от Франца Фердинанда». Хорошо продаются наборы шоколадных конфет «Франц и Софи» с портретами супругов на этикетках. И конечно, всякие магнитики и значки. Продаются еще различные обереги из камней, подобные тем, которые вроде бы носили эрцгерцог и его жена. Странно, что их покупают, ведь такие амулеты не уберегли эрцгерцога и его супругу.

Но, несмотря на то, что «популяризация» образа Франца Фердинанда идет довольно быстрыми темпами, эрцгерцог, престолонаследник, потенциальный реформатор империи и жертва выстрелов Принципа, похоже, всё больше уходит в тень исторической науки. Трудно, например, представить себе, что на улицах Вены собравшиеся в кучку австрийцы яростно спорят о нем.

Что же касается его убийцы — совсем другое дело. Похоже, даже среди потомков эрцгерцога к нему относятся по-разному.

«В нашей семье, — говорила княгиня Анита, — не было ненависти к Принципу. Он был молодой и несчастный человек, которого просто использовали. Потом он долго сидел в каменном мешке. Но, конечно, для многих и сейчас это сложный вопрос, кем он был — убийцей, террористом или героем».

Ну а для Георга фон Гогенберга он, как уже говорилось, «обыкновенный убийца».

Если, оказавшись в городе Сараево, столице нынешнего государства Босния и Герцеговина, вы вдруг захотите побывать в местах, где родился и вырос Гаврило Принцип, то и сегодня сделать это будет не слишком просто. Дорога на его малую родину займет шесть-семь часов на автомобиле. Придется пересечь почти всю Боснию.

Сегодня Босния — достаточно необычное государство, конфедерация, состоящая из Федерации Боснии и Герцеговины (большинство ее жителей составляют боснийские славяне-мусульмане, или бошняки, и хорваты-католики) и Республики Сербской, где преобладают сербы. Но и в Сараеве (столице Федерации) существует крупный сербский район — Восточное Сараево.

Такое государственное устройство — результат гражданской войны 1992–1995 годов, когда сербы, хорваты и мусульмане, недавние граждане единой Югославии, с упоением истребляли друг друга, и соглашения о прекращении огня, подписанного 21 ноября 1995 года на американской военной базе Дейтон в штате Техас президентами Сербии, Хорватии и лидером боснийских мусульман. Именно по Дейтонскому соглашению была определена «конфигурация» нынешнего боснийского государства.

Хотя границ в буквальном смысле слова между Федерацией и Республикой, как и между «федеративным» и сербским районами Сараева, сейчас нет, в разных частях Боснии и по сей день чувствуется разное отношение и к современным событиям, и к истории, и к некогда общим для всей Югославии национальным героям. И к Принципу в том числе.

…В этой стране перемешано всё: имена, национальности, память о прошлом. Во время путешествия в родное село Принципа за окном машины сменяют друг друга сербские, мусульманские и хорватские села. Потрясающие по красоте пейзажи — то горы, то равнины. Даже погода за время поездки может измениться несколько раз. Но неизменно одно — следы многочисленных войн, которые прокатились по этой земле в XX веке.

Еще от социалистической Югославии остался, например, мемориал на реке Неретва в память о развернувшейся здесь в марте 1943 года ожесточенной битве партизан маршала Тито с немцами, итальянцами и их местными союзниками. Тогда партизаны с боями прорвали кольцо окружения и под огнем смогли переправиться через Неретву, эвакуировав всех своих раненых. В центре мемориала и сейчас стоит каменная стела со словами Тито: «Мы не имеем права оставлять раненых».

А дальше уже встречаешь следы последней югославской войны: разрушенные дома, сгоревшие села, многочисленные желтые ленты на заросших полях, означающие, что в этих местах до сих пор остались мины. Минные поля и пробоины от пуль и снарядов в стенах домов встречаются на всём пути до села, в котором родился Гаврило Принцип, да и в нем тоже. Во время гражданской войны досталось и историческим символам, которыми раньше гордилась вся страна.

От дома в Обляе, в котором родился Принцип, остались одни развалины. Летом 1995 года его заняла хорватская армия, в ходе операции «Буря» начавшая наступление на непризнанную Республику Сербскую Краину. Тогда в селе сожгли и разрушили многие дома, а дом-музей Принципов — одним из первых как олицетворение «сербского национализма». Все музейные экспонаты из него пропали, и никто точно не знает, где они сейчас.

Жители, кто мог и успел, бежали из села. В 1991 году, перед началом войны в бывшей Югославии, в Обляе, по официальным данным, проживало 193 человека. В 2014-м, когда автор этой книги побывал там, село выглядело почти безжизненным, удалось поговорить лишь с несколькими его жителями. Некоторые дома до сих пор не восстановлены.

В документальной хронике 1972 года, о которой говорилось выше, есть такой эпизод: жители города Босанско-Грахово, центра «района», к которому относится Обляй, осматривают выставленный прямо на улице макет культурно-развлекательного центра имени Гаврилы Принципа. «Под крышей этого самого большого в Югославии центра разместятся музей, библиотека, кинозал и другие помещения, предназначенные для культурной жизни жителей города», — говорит диктор.

Этот центр действительно построили. Строительство обошлось в три миллиона тогдашних немецких марок. Он стал самым большим во всей Югославии. Но в 1995 году его тоже полностью разрушили хорватские военные. Мы походили по его «внутренностям», заваленным осколками кирпича, арматуры, битым стеклом и различным мусором. Кое-где они уже заросли травой и даже кустами. Представитель местной администрации рассказывал, что здесь по вечерам собирается местная молодежь. Судя по эмблемам футбольных клубов и названиям различных поп-групп, написанным на стенах, так оно и есть. Впрочем, встречаются и другие надписи: «Да здравствует Сербия!», «Да здравствует Принцип!», «Гаврило Принцип — наш герой!»

Прямо напротив разрушенного центра, в сотне метров от него, на центральной площади города стоит католический крест — памятник погибшим здесь в 1995 году хорватским «освободителям» города. Показывая этот крест приезжим, местные сербы (здесь их большинство) недовольно морщатся и говорят, что не раз поднимали вопрос о его переносе в другое место.

О том, как сербы в этих местах относятся к Принципу, говорит такая деталь: сотрудник местной администрации, показывавший развалины дома семьи Принципов, первым делом встал на колени и начал целовать тот самый камень во дворе дома Принципов в Обляе, на котором, по легенде, Принцип нацарапал свои инициалы. Делал он это явно искренне, а не просто рисуясь перед нами.

Он же рассказывал, что уже несколько месяцев собирают деньги на восстановление дома Принципа в Обляе и установку если не полноценного памятника, то хотя бы бюста. Они собирались это сделать к 28 июня 2014 года — столетию выстрелов Принципа в Сараеве — и действительно сделали. Сербские телеканалы Боснии и Герцеговины и белградское телевидение подробно освещали эти торжества. Дом отстроили заново, по возможности восстановили экспозицию, а во дворе открыли бюст Принципа.

А в сербской части Сараева 28 июня 2014 года открыли памятник Принципу. Двухметровая бронзовая фигура «маленького гимназиста» стоит в центре будущего парка, который тоже носит его имя. На открытии памятника кроваво-красное покрывало с него снял президент Республики Сербской Милорад Додик. «Наша борьба за свободу, — сказал он, — была справедливой и законной. И все борцы за свободу сербского народа заслуживают светлой памяти». Играл оркестр, исполнялись сербские народные мелодии. Кто-то вставил в руку скульптуры красную розу. Бронзовый Принцип задумчиво смотрел куда-то вдаль, а рядом местные жители целовали рекламные стенды с его портретом.

Тем временем в другой, «федеральной» части Сараева бурно спорили, восстанавливать ли снесенный памятник Францу Фердинанду и герцогине Софии. Мнения высказывались разные, публикации в газетах еще подливали масла в огонь. В дискуссию вмешался даже знаменитый режиссер Эмир Кустурица, родившийся в Сараеве, но в последнее время живущий в Сербии или Париже. Он ехидно предложил открыть восстановленный памятник к дню рождения Гитлера, поскольку в 1941 году доску в память о выстрелах Принципа уже отправляли в подарок фюреру. И вообще, добавил Кустурица, многие забывают, что Принцип застрелил эрцгерцога не в Вене, а в Сараеве, где, мягко говоря, далеко не все были ему рады.

Потомки Франца Фердинанда, кстати, тоже не были уверены, что памятник нужно восстанавливать. Они сомневались, что это укрепит взаимопонимание между народами Боснии. Когда в Сараеве готовились отметить столетие выстрелов Принципа, им пришло приглашение посетить эти мероприятия. Как рассказывала княгиня Анита фон Гоген-берг, в связи с этим потомки эрцгерцога провели специальное совещание, на котором решили, что в Сараево из них никто не поедет. «Чтобы нас не смогли использовать в политических целях», — пояснила она.

До восстановления памятника ее прадеду дело так и не дошло. Но и к Принципу и бывшим общенациональным героям из «Молодой Боснии» отношение в Сараеве поменялось. Во многом на это повлияли события гражданской войны, особенно после осады, которой город подвергли войска боснийских сербов.

«На Принципа и других членов «Молодой Боснии» как бы проецировались события последней гражданской войны, — рассказывал директор Института истории Боснии и Герцеговины Хусния Камберович. — Это происходит довольно просто: сербы тогда обстреливали Сараево, и Принцип был сербом. Сербы, обстреливающие город, были врагами, «великосербскими националистами». Ну и серб Принцип, которого многие представляли в виде борца за «великосербскую идею», следовательно, тоже является врагом».

В независимой Боснии в начале 1990-х тоже происходило переименование улиц. Набережная воеводы Степы, бывшая набережная Аппеля и Адольфа Гитлера, стала называться набережной Кулина — в честь боснийского бана, правившего страной с 1180 по 1204 год. А улица Югославской народной армии, бывшая улица короля Петра, Франца Иосифа или «№ 1», теперь носит название «улица Зеленых беретов» в честь одного из первых военных формирований независимой Боснии и Герцеговины.

Тогда же, во время войны, была снова демонтирована доска в память о выстрелах Принципа. Плиту с отпечатками его ног разбили, а ее обломки выбросили в Миляцку. Казалось, с памятью о Принципе в Сараеве покончено уже навсегда…

Через несколько лет, когда военные страсти чуть-чуть улеглись, в Сараеве снова появились упоминания о нем. В здании бывшего Музея «Молодой Боснии» теперь разместилась одна из экспозиций Музея Сараева, которая рассказывает об истории города с 1878 по 1918 год. Здесь можно увидеть фигуры Франца Фердинанда и Софии в полный рост, различные документы и фотографии, их личные вещи, а также вещи Принципа, в том числе его брюки и сумку, которая была с ним в день покушения.

Восстановили, кстати, и плиту со следами Принципа. «Когда мы открывали музей, — рассказывал автор экспозиции Мирсад Авдич, — мы решили сделать и копию той, погибшей плиты со следами Принципа. Мы взяли его сохранившиеся ботинки и поставили на сырой бетон. Вот так и получились его следы». Надо признать, что сегодняшняя версия «следов Принципа» выглядит реалистичнее предыдущей. Правда, теперь плиту решили на улице не выставлять, а оставили в музее, у самого входа.

А на месте покушения установили новую, уже четвертую по счету мемориальную доску. С новым текстом, гораздо более нейтральным. Надпись на сербскохорватском и английском языках гласит: «На этом месте 28 июня 1914 года Гаврило Принцип совершил покушение на австро-венгерского престолонаследника Франца Фердинанда и его супругу Софию».

Сараевские власти теперь понимают, что выстрелы Принципа — трагическое и неоднозначное событие — всё-таки невозможно вычеркнуть из истории города и страны в целом. Да и туристы, которые толпами приходят посмотреть на исторический угол, Боснии и Герцеговине тоже очень нужны. Но в Сараеве Гаврило Принцип уже не герой.

Зато его по-прежнему считают героем в Белграде, в восточной, сербской части Сараева, в Босанско-Грахове и в Обляе.

В 2014 году, когда мир готовился отмечать столетие со дня сараевских выстрелов и начала Первой мировой войны, я оказался в Белграде и удивился обилию изображений Гаврилы Принципа, глядевших со стен, плакатов, витрин магазинов, обложек книг, страниц газет и журналов. Тогда я привез в Москву небольшой сувенир — красную футболку с его портретом, копией знаменитой фотографии, сделанной сразу после ареста, на которой «маленький гимназист» с явными следами недавних побоев на лице затравленно смотрит в объектив. На майке Принципу еще пририсовали что-то вроде берета «а-ля Че Гевара» со звездой и поместили надпись на сербском и английском языках: «Все дело в принципе». Получилось весьма символично.

Как сейчас принято, я выложил фотографию этой футболки в одной из социальных сетей. В ответ, как водится, начали появляться комментарии. Было очень интересно читать, что думают о Принципе современные люди, которые, конечно, слышали о нем, но не так чтобы очень много. Спектр этих комментариев был широк: «герой, борец за свободу», «несчастный человек, которого использовали», «мерзавец-убийца» и даже «явный дегенерат, что видно по безумным глазам и скошенному подбородку».

Любопытно, что мнения обычных людей, различаясь по формулировкам, по смыслу очень похожи на оценки различных историков и публицистов, дававшиеся Принципу за последние 100 лет. Здесь почти такой же разброс — от героя и борца за национальное освобождение до сравнения с Усамой бен Ладеном.

Есть такие голографические изображения, которые в зависимости от того, под каким углом на них смотришь, окрашиваются в различные цвета.

Образ Принципа, пожалуй, похож именно на такую голографическую картинку. Люди смотрели и смотрят на него через призму своих взглядов и убеждений, в зависимости от которых он и приобретает всю гамму оттенков — от снежно-белого цвета борца за свободу, пожертвовавшего своей молодой жизнью ради благородной идеи, до угольно-черной краски убийцы и террориста.

Так, наверное, будет всегда. Единого мнения о Гавриле Принципе, скорее всего, никогда не появится.

…После смерти Принципа на стене его тюремной камеры в Терезиенштадте обнаружили нацарапанные им строчки неоконченного стихотворения:

В этом «маленький гимназист» оказался прав. Их тени до сих пор мало кого оставляют равнодушным.