Вячеслав Тюрин “В СУМРАКЕ БУДУЩЕГО...”



* * * Кровоточат ветвистые жилы,


небывалая осень горит.


Все, что в сердце безвыходно жило,


поднялось, о любви говорит.


О любви к этой серой дорожке,


что петляет меж пестрых стволов,


о бессоннице в чёрной сторожке,


о буграх уходящих голов,


там, на стогнах, среди суматохи


городской и среди толчеи.


О любви к уходящей эпохе,


где все лучшие годы мои.



* * * Господи, научи меня


существовать на отшибе


громкой цивилизации,


дай мне знак.


И тогда я, пожалуй,


смогу постепенно привыкнуть


к духоте захолустного лета


вдали от большого города,


чтобы вдруг узнавать колоннаду


в сосновом бору


и лепнину дворцов в облаках и тучах.


Познакомь меня с кем-нибудь из твоих


друзей, умеющих это делать.


Только не бери с меня


подписку о невыезде


до вынесения смертного приговора.



МЕТЕОРОЛОГ В ОТПУСКЕ Ключи, питавшие моё


воображенье, пересохли.


Весна, скликая воронье,


блаженно распустила сопли


и перепачкала бельё.


И грянули кошачьи вопли.



Зима, которую взашей


толкали с помощью тальянки,


вновь улыбнулась до ушей.


Опять её – огонь в яранге.


Какое дело ей ни шей,


она порвёт его по пьянке.



Начавшись где-то в октябре,


когда потоки слёз иссякли,


сидит, как бестия в ребре,


торчит в окне клочками пакли


и нависает во дворе,


как пауза в дурном спектакле



безлюдных парков и прудов,


подёрнутых ледовой ряской,


огней в тумане городов


и железнодорожной тряской


бессонницы, болезни вдов.


Итак, чугунка, дальше лязгай.



Верстай дорожные столбы.


Пейзаж в окне, билет в кармане.


Какой желать ещё судьбы?


Так тело дышит после бани,


ступая с Богом по грибы,


чем погибать на поле брани.



Чем, как затверженный урок,


бубнить азы чужого слога,


читая книгу между строк:


авось уляжется тревога


сама собою, потолок


избрав мишенью монолога, –



не лучше ли сказать "увы"


недвижимости, взять в охапку


шорох истраченной листвы,


по свету пошататься, шапку


ломая вместо головы.


Сугубо из любви к ландшафту.



Молчат холмы, пылает даль.


И зарево лежит на кровлях –


как на душе лежит печаль.


Я не люблю речей надгробных,


когда не видно сквозь вуаль


лица судьбы, сиречь, огромных –



как на церковных образах –


очей с невыплаканной жаждой.


Как прежде, небеса в слезах


и мокнет рай многоэтажный.


Жизнь отражается в глазах


и страх ослепнуть ярче с каждой



звездой, сверкнувшею в пути.


Да что звезда! Фонарь подъезда,


где целовался без пяти


минут в раю, как гений места,


с тобой, шептавшею "пусти",


мечта, волшебница, невеста.



ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ Эти стёртые подлокотники


жёлтых кресел,


телевизор с его печальными новостями. Я последнее время редко бываю весел: всё хожу по квартире,



поскрипываю костями.


Не бродить же с фонариком идиота,


в тополином пуху, разыскивая собрата


по ремеслу. Да что это за работа,


ежели вам зарплата



не выдаётся. Можно давить на массу.


Стать неподвижным


и притвориться мёртвым.


Поздно голосовать, выходя на трассу,


если, к тому же,


правый ботинок жмёт вам.



ЗИМНЯЯ ПОЕЗДКА В ТОМСК С тем, кто ведёт автобус,


разговоры запрещены.


Зайцем усядешься ближе к окну,


соскребая наледь,


и снова следишь урывками


за ходом гражданской войны,


где белые в большинстве,


которое всем сигналит


хлопьями, напоминая кончину звёзд


в миниатюре. Скоро пора на выход,


то есть на бетонированный помост,


и раствориться в толпе


без особых выгод.



Я в Томске гостил у родни.


Записывал номера


бегущей строки, звонил по ним.


С таким же успехом можно


было звонить на Олимп.


Поиск работы с утра


до вечера, как всегда,


заканчивался ничтожно.


Требовались сотрудники.


Там, на другом конце


пыльного коридора,


где передвигали мебель.


И посетитель, откашлявшись,


так изменялся в лице,


как будто не смел беспокоить


или не в своём уме был.



* * * В сумраке будущего, когда


по трущобам гаснущего рассудка


загромыхает телега с кусками льда


(даже подумать жутко),


чтобы череп остыл от мысли, что голова перестала соображать, а все члены тела – повиноваться мозгу; когда слова


на какое-то время станут важнее дела, –


я к виновнику наваждения воззову:


может быть,


Он тогда получше меня расслышит.


Ибо сон, если вспоминают, то – наяву, когда смысл из него,


словно сок из лимона, выжат.

Загрузка...