Глава 7 «Жыве Беларусь!»

Счастливая труба

В начале 1994 года депутат белорусского парламента Александр Лукашенко еще вносил в зал пленарных заседаний национальный красно-белый флаг «Погоня» (тот самый, который потом запретит), ратовал за народовластие, свободы и справедливость. В июле 1994-го Лукашенко был избран президентом и повел на свободы наступление. И так совпало, что в том же году российская компания Газпром приняла решение строить через территорию Белоруссии магистральный Газопровод «Ямал – Европа». Это, вероятно, было чисто экономическое решение. Украина к тому времени задолжала Газпрому 900 миллионов долларов за газ. Компания просто хотела диверсифицировать свои газовые потоки и не зависеть от Украины, чтобы можно было хотя бы на время, не нарушая европейских контрактов, отключить неплатежеспособного соседа от газа за неуплату. Наверное, в Газпроме тогда никто и не подумал, что будет, если новоиспеченный белорусский президент получит вдруг магистральный газопровод как политический козырь. Никто и не думал, как долго придется России и Западной Европе закрывать глаза на белорусскую тиранию и молчать, исходя из экономической целесообразности. А молчать пришлось двенадцать лет.

Соседи молчали, когда в Белоруссии газетам запрещено было публиковать антикоррупционный доклад депутата Сергея Антончика, обвинявшего ближайших соратников президента в воровстве: газеты так и вышли тогда с белыми пятнами на страницах. Соседи молчали, когда запрещен был в Белоруссии национальный флаг и возвращена советская символика. Молчали, когда заменен был избранный парламент на марионеточный. А Виктор Черномырдин даже выступал посредником в переговорах между Лукашенко и парламентом, уговаривая депутатов разойтись и не сопротивляться натиску нового президента. И когда президент Лукашенко выгнал из Белоруссии международные благотворительные организации, соседи тоже молчали во многом потому, что строился газопровод, и Белоруссия долженствовала соединить богатые газом Ямальские месторождения с богатыми городами Европы.

Потом в Белоруссии стали арестовывать оппозиционеров. И все это – в режиме экономического благоприятствования: в Белоруссию Россия всегда поставляла газ в среднем вчетверо дешевле, чем в Западную Европу.

По разным оценкам, дешевый российский газ составлял приблизительно 20 процентов белорусского благосостояния. Кроме газа, Россия за бесценок поставляла Белоруссии нефть. А еще близкий к руководству Газпрома человек рассказывает (а пресс-секретарь Газпрома Сергей Куприянов отрицает), что на территории Белоруссии располагается одна из так называемых «дыр», то есть газовых хранилищ, из которых посредством манипуляций с давлением транспортировщики воруют в промышленных масштабах газ. Так или иначе, если белорусская экономика на четверть состояла из российского газа, то на четверть, стало быть, Газпромом оплачивались белорусские репрессии, пытки, исчезновение людей и фальсификация выборов.

12 февраля 1996 года строительство магистрального газопровода через Белоруссию началось фактически. 28 февраля 1996 года Газпром простил Белоруссии долги за газ в размере 700 миллионов долларов. В Белоруссии тем временем посадили в тюрьму главу Национального банка Тамару Винникову за то, что она препятствовала сделкам с алкоголем и табаком, которые заключали близкие к президенту бизнесмены из компании «Торгэкспо». Потом посадили бывшего депутата Владимира Кудинова за то, что Кудинов подписал письмо, призывавшее парламентариев объявить президенту Лукашенко импичмент.

23 октября 1996 года неподалеку от белорусского города Слоним торжественно был сварен первый шов белорусского участка газопровода «Ямал – Европа». На празднике присутствовали глава Газпрома Рем Вяхирев, министр топлива и энергетики РФ Петр Родионов и президент Белоруссии Александр Лукашенко. Накануне пресс-служба президента Лукашенко лишила все оппозиционные СМИ аккредитации на торжественное мероприятие. Площадку, на которой производилась торжественная сварка, окружили красными флажками, как делают охотники, загоняя волков. За флажками корреспонденты конкурирующих российских телеканалов – ОРТ (принадлежавшего тогда Березовскому), РТР (принадлежавшего государству) и НТВ (принадлежавшего тогда Гусинскому) записывали впервые в истории своей конкуренции совместный стендап: стояли втроем в кадре и говорили, что белорусский лидер ущемляет свободу слова. Инициатором такого тройного стендапа был корреспондент ОРТ Павел Шеремет. А внутри флажков Вяхирев молчал: вероятно, ему важнее был газопровод, чем свобода слова.

К 1997 году, еще и в связи с тем, что президент Ельцин был болен и не появлялся на публике, самоуверенность президента Лукашенко выросла до континентальных масштабов. Кажется, белорусский лидер всерьез решил, что если через его территорию проходит газовая труба, то он может претендовать не только на самовластие в Белоруссии, но и на самовластие в России.

20 февраля 1997 года президент Лукашенко прилюдно отчитал главу Газпрома Рема Вяхирева за то, что Вяхирев лично направил президенту Лукашенко письмо с просьбой погасить задолженность Белоруссии перед Газпромом (250 миллионов долларов). Лукашенко забыл, что власть его на четверть состоит из вяхиревской трубы, и кричал, что не по рангу главе газовой компании писать личные письма президенту.

В марте, становясь вице-премьером российского правительства, Анатолий Чубайс случайно увидел готовившийся к подписанию договор об объединении России и Белоруссии. Этот договор не был в сфере ответственности Чубайса, но заставил Чубайса отложить другие дела и сделать все от него зависевшее, чтобы воспрепятствовать подписанию: по договору главой объединенных России и Белоруссии фактически должен был стать Лукашенко.

– Как сейчас помню, – говорит Чубайс, – я влез в документ и увидел, что высшим органом власти, согласно этому договору, должен был стать Госсовет. Госсовет принимал решения, обязательные для исполнения обоими государствами, и состоял из четырех человек: по двое от каждой страны – президент и председатель парламента. Значит, Россию представляли Ельцин и председатель парламента коммунист Селезнев, а Белоруссию – Лукашенко и Малофеев, как сейчас помню.

Мы разговариваем с Чубайсом в самолете. Теперь, когда Чубайс возглавляет РАО ЕЭС России, он летает на принадлежащем РАО старом и обшарпанном Ил-62, который был президентским самолетом Михаила Горбачева. Широкие мягкие кресла протерты почти до дыр. Пластиковые панели, которыми забраны стены, пузырятся от старости. Чубайс сидит в отдельном кабинетике, в котором стол и два кресла. Мы летим одним днем на Камчатку и обратно – двадцать часов туда и обратно. Кроме как в самолете, у Чубайса нет времени поговорить про те времена, когда Россией чуть было не стали управлять на троих спикер Госдумы коммунист Геннадий Селезнев, бывший секретарь белорусского обкома КПСС Анатолий Малофеев, которого Лукашенко назначил спикером в парламент, и, собственно, сам Лукашенко.

– Это было полное безумие, – продолжает Чубайс. – Совершенно понятно было, что все решения принимали бы Лукашенко, Селезнев и Малофеев. Это был конституционный переворот, смена власти, причем не в режиме политической драки, а просто потому, что мы проморгали. Проблема заключалась в том, что у Бориса Николаевича Ельцина было большое чувство вины за развал Союза, он всегда пытался как-то компенсировать это. Но я знал, что лучше сдохну, чем допущу этот договор до подписания. Потому что это предательство всех, кто голосовал за Ельцина. Это предательство всего, что было сделано с 1991 года. Потому что это слепая сдача власти красной мрази. Потому что Лукашенко был в одном шаге от того, чтобы захватить власть в нашей стране.

Весной 1997-го Чубайс, работавший министром финансов и не имевший прямого отношения к союзному договору, многократно пытался убедить Ельцина, что в предлагаемой союзным договором конфигурации власти Ельцин как политик, принимающий решения, исчезает. Ельцин не верил.

Черномырдин тоже скорее был склонен поддержать Союзный договор. Сейчас, вспоминая это, Виктор Степанович машет рукой, как будто речь идет о незначительной мелочи.

– Очень полезно было воссоединить экономики России и Белоруссии, – говорит Черномырдин. – Но экономика Белоруссии по сравнению с экономикой России была капля в море, поэтому Лукашенко ничего не мог бы сделать. Ничего не было страшного.

И поскольку официально человеком, отвечавшим за подготовку Союзного договора с Белоруссией, считался Черномырдин (хотя фактически – Сергей Шахрай), то все политики, выступавшие тогда против Союзного договора и прихода Лукашенко к власти в России, автоматически выступали и против Черномырдина.

Неизвестно, кто именно из российских политиков инспирировал тогда публикацию во французской газете Le Monde, но 29 марта газета вышла с сенсационной статьей о личном состоянии Черномырдина и связях премьера с теневой экономикой. По сведениям газеты, за четыре года премьерства личное состояние Черномырдина выросло с 28 миллионов до 5 миллиардов долларов. Большинство журналистов посчитали тогда, что информацию о состоянии Черномырдина сообщил французским журналистам Чубайс, но Чубайс отказывается: говорит, что, по его мнению, Черномырдин не имел серьезного отношения к Союзному договору и атаковать его было нечего.

2 апреля 1997 года Черномырдин раскрыл свои доходы. Его зарплата, как оказалось, составляла 4 миллиона тогдашних рублей в месяц (меньше тысячи долларов). Ни дворца, ни дачи, ни акций Газпрома у него не было. Несмотря на это, Черномырдин с тех пор попал в список журнала Forbes, был причислен к самым богатым людям страны и продержался в списке Forbes до начала президентства Владимира Путина. Когда Черномырдин отправится в почетную ссылку послом на Украину, выяснится, что у Черномырдина действительно нет ни миллиардов, ни дворцов, ни даже акций Газпрома.

Кроме Чубайса, разными способами и по разным причинам Союзному договору противостояли тогда многие, и многих, казалось бы, непримиримых врагов, борьба с этим договором заочно объединила.

В числе прочих, надо полагать, против Союзного договора и против Лукашенко работал тогда и олигарх Березовский. Работавший на принадлежавшем Березовскому телеканале ОРТ журналист Павел Шеремет получил тогда задание незаконно перейти белорусскую границу. Вероятнее всего, весной 1997 года Шеремет переходил границу Белоруссии и Литвы не для того, чтобы показать в репортаже, насколько граница плохо охраняется, а для того чтобы быть арестованным белорусскими властями и стать причиной международного скандала, долженствовавшего дискредитировать Лукашенко в глазах Ельцина.

Неизвестно, догадывался ли Шеремет о том, что служил фактически подсадной уткой, но как только вышел в эфир его репортаж, журналист был арестован и провел в тюрьме три месяца. И скандал действительно разразился. Россия заявляла, что Белоруссия не имеет права держать в тюрьме российских граждан. Белоруссия заявляла, что имеет право держать в тюрьме всякого, кто незаконно пересекает границу. Президент Ельцин негодовал: по его указанию Россия не предоставляла воздушных коридоров для президента Лукашенко, и тот не мог летать с визитами даже в те немногочисленные восточные страны, которые еще принимали его.

Однако, как выяснилось, непредоставление воздушных коридоров не очень волновало белорусского президента. Борис Немцов, работавший тогда министром топлива и энергетики, рассказывает, что Лукашенко велел своим спецслужбам отпустить Павла Шеремета только тогда, когда своей властью Немцов приказал Газпрому прекратить подачу газа в Белоруссию. Тут Лукашенко сдался, Шеремет был отпущен на свободу и уехал в Россию, а Союзный договор не был подписан. Выходит, Лукашенко не боялся оказаться в международной изоляции. Все, чего он боялся – это потерять газовую трубу.

Международная изоляция Белоруссии становилась все более жесткой. Белорусские чиновники, запрашивавшие визы в цивилизованные страны, все чаще получали отказы. Но, похоже, не боялись никогда в жизни не увидеть Парижа или Нью-Йорка, а боялись попасть в немилость к Лукашенко. Последней каплей стал референдум 2004 года. Тогда ни одна европейская страна не признала референдум легитимным. Но Лукашенко не обращал внимания: газовая труба все еще проходила через его территорию, Газпром все еще поставлял ему газ по 40 долларов за тысячу кубометров и все еще прощал каждый год многомиллионные долги за газ.

Президент навечно

К шести часам вечера 20 октября 2004 года вокруг Октябрьской площади в Минске все дворы и переулки были забиты милицией, ОМОНом, «краповыми беретами» и сотрудниками спецслужб в одинаковых кожаных куртках. Силовых подразделений было столько, что их хватило бы, чтоб разогнать демонстрацию хоть в миллион человек. На тротуарах дежурили гаишники и запрещали проезжающим машинам даже притормаживать на Октябрьской площади. Запаркованные на площади машины эвакуировали.

Все эти меры безопасности были приняты против активистов организации «Молодая Беларусь», которые пришли на площадь выразить несогласие с результатами референдума, на котором президент Белоруссии Александр Лукашенко заручился поддержкой народа и получил право баллотироваться на пост президента сколько угодно раз, то есть оставаться президентом пожизненно.

Референдуму предшествовала комическая пропаганда. Каждое воскресенье по всем белорусским телеканалам шли аналитические программы, похожие как близнецы. Сначала, например, сюжет про военные учения «Щит отечества»: президент Лукашенко минут пятнадцать подряд рассказывает в камеру, будто его много раз просили ввести в какую-нибудь горячую точку планеты миротворческий контингент, а он, сберегая народ, отказывается.

Потом, предположим, сюжет про гневную отповедь: президент Лукашенко дает гневную отповедь (заочно) Совету Европы и ОБСЕ, обвинившим его начальника СОБРа Дмитрия Павличенко и министров Виктора Шеймана, Юрия Сивакова и Владимира Наумова в похищении людей. Президент говорит, что не сдаст лучших и вернейших своих товарищей.

Потом, обратите внимание, сюжет про газификацию Полесья. Президент зажигает на площади маленького городка Турова газовый факел, похожий на оцинкованное ведро. А счастливые бабушки радуются, что вот теперь в их городок вернется жизнь, хотя у бабушек нет денег развести газ по домам, а городок находится в зоне чернобыльского поражения, и жизнь туда возвращается не иначе как по директиве президента. Но все радуются. Особенно радуется счастливая молодая семья, в дом которой газ уже проведен показательно к приезду президента. Они еще не знают, что плата за газ будет раза в два превышать их месячный доход.

Потом, разумеется, сюжет про учителей. Президент награждает лучшего в стране учителя хрустальным аистом и говорит, что нет профессий важнее врача и учителя. Он не говорит при этом, что каждый месяц в Белоруссии врачей сажают в тюрьмы. И он не говорит, что закрыт и функционирует подпольно, по частным квартирам, белорусский лицей имени Якуба Коласа, что закрыт и переехал в Литву Европейский гуманитарный институт, что розданы учителям новые методички, акцентирующие роль президента в истории. Президент не говорит, что 1 сентября занятия в первом классе начинаются четырехчасовым чтением его сочинений.

Потом сюжет про огурцы. Президент нежно щупает огурцы на консервном заводе.

И так каждую неделю, каждый день. Несмотря на массированную пропаганду, накануне референдума, по данным социологического опроса, проведенного Аналитическим центром Юрия Левады, всего 47 % избирателей готовы были голосовать за продление полномочий Александра Лукашенко. 37 % – против. Явка избирателей ожидалась около 76 %. Это значило, что от всего состава зарегистрированных в стране избирателей за третий срок президента Лукашенко голосовать готовы были 35 %. А чтобы выиграть референдум и внести изменения в конституцию, президенту необходимо набрать 50 % плюс один голос от числа всех зарегистрированных в стране избирателей. Лукашенко не мог выиграть референдум. Не мог законно продлить свои полномочия. Социологи иногда ошибаются, конечно, но не на пятнадцать же процентов!

И вся Белоруссия это понимала. А власть понимала лучше всех. И поэтому толпились в проулках и дворах у Октябрьской площади бойцы ОМОН – ждали восстания.

В самый день референдума 17 октября 2004 года, в воскресенье, на каждом избирательном участке наблюдатели фиксировали грубейшие нарушения закона и констатировали, что сам избирательный закон нарочно придуман, чтобы удобно было фальсифицировать результаты. Наблюдателей выгоняли с избирательных участков. Их выгоняли после того, как они за руку ловили членов избирательной комиссии, выдававших избирателям по несколько бюллетеней в одни руки. В Барановичах оказалось, что урны для досрочного голосования вскрыты. Это было серьезно, потому что на некоторых участках досрочно проголосовало до 50 % избирателей. В Речице, придя в воскресенье на участки, наблюдатели не узнали урны, использовавшиеся накануне для досрочного голосования, – это были другие урны. На многих участках урны не были опечатаны. В Минске проголосовавших избирателей оказалось значительно больше 100 %.

Результаты референдума стали известны уже в день референдума около полудня. «Белорусский республиканский союз молодежи» (БРСМ) опубликовал результаты проведенных его активистами exit polls – 82 процента за предоставление Александру Лукашенко возможности баллотироваться на третий срок. По государственным телеканалам сам президент просил иностранную прессу не беспокоиться за демократию, а приехавшие из России наблюдатели по госканалам уверяли, что выборы проходят без нарушений.

На следующий день 18 октября 2004 года белорусская Центральная избирательная комиссия сообщила, что на прошедшем в воскресенье референдуме за предоставление Лукашенко возможности баллотироваться в президенты неограниченное число раз проголосовало 77,4 процента белорусов.

Глава миссии наблюдателей СНГ Владимир Рушайло кивал головой, что выборы были «честные, чистые, легитимные и транспарентные». Глава миссии ОБСЕ по наблюдению за выборами в Белоруссии Одри Гловер говорила, наоборот, что на тех участках, куда их пускали, наблюдатели видели, как при подсчете голосов из избирательных урн вываливались на стол бюллетени, сложенные аккуратными стопками.

– Бюллетени не лежат в урнах стопками, – говорила Гловер, – если люди голосуют сами. Бюллетени могут лежать стопками, только если их вбросили.

В воскресенье вечером, когда выборы окончились, мы разговаривали с наблюдателями ОБСЕ в баре гостиницы «Беларусь» в Минске. Они сидели за столиками и заполняли свои анкеты. Они не могли давать официальных комментариев, поэтому мы просто сидели и смотрели, как они работают. За соседним столиком куратор наблюдателей ОБСЕ помогала наблюдателю из Польши заполнить анкету на английском языке. Куратор говорила:

– В этой графе вы должны написать, какое у вас сложилось впечатление о членах избирательных комиссий. Личное впечатление, понимаете?

– Понимаю, – отвечал наблюдатель по-английски с заметным акцентом. – У меня сложилось впечатление, что все они абсолютно коррумпированные суки («absolutely corrupted bitches»).

И поэтому толпились в проулках и дворах у Октябрьской площади бойцы ОМОН – ждали восстания. И восстание готовилось. Скрывавший свое имя лидер молодежного оппозиционного радикального объединения «Зубр» звал нас 20 октября в шесть вечера на Октябрьскую площадь и говорил: – Некоторых наших ребят заблаговременно арестовали. В школах на вечер понедельника назначили дискотеки. В институтах и техникумах в понедельник перенесли занятия на вечер. Кого-то из молодежи им удастся отвлечь. Но не всех.

В городе шли аресты. В ночь с воскресенья 17 октября на понедельник был арестован и журналист российского «Первого канала» Павел Шеремет. Мы искали его больше суток. По отделениям милиции. По тюрьмам. Примерно через сутки Павел нашелся в больнице. Он рассказал, что его арестовали на улице, избили и отвезли в СИЗО на Окрестина. В СИЗО отобрали шнурки, пояс, телефон и поместили в камеру. Шеремет сидел в камере до вечернего обхода, и у него очень болела голова. На вечернем обходе Шеремет пожаловался дежурному на головную боль и попросил врача.

– Можем только «скорую» вызвать, – сказал тюремный врач.

– Да не надо… – пожал плечами Шеремет.

– Можем! – с расстановкой сказал врач. – «Скорую»! Вызвать!

И тут только до Шеремета дошло, что доктор пытается спасти его, вырвать из тюрьмы и перевезти в больницу, где под дверьми палаты будут дежурить всю ночь журналисты и правозащитники.

Через день нам предстояло еще вывозить Шеремета из Белоруссии в Россию на нескольких автомобилях, пересаживаясь из одной машины в другую и запутывая следы. Но сначала нужно было сходить на несанкционированный митинг, которого так боялись белорусские власти, собравшие во дворах вокруг Октябрьской площади толпы ОМОНа.

В восстании участвовали юноши и девушки – человек сто, не больше. Самым старшим было лет по двадцать пять. Мы спрашивал у одного из студентов, знает ли он, что будет арестован сегодня за участие в этой акции. Он сказал, что знает. Он сказал:

– Меня декан из университета обещал отчислить, если я пойду на митинг, и он еще смеялся, что я не настоящий оппозиционер, потому что настоящему оппозиционеру надо сначала посидеть в тюрьме. Ну и пожалуйста, сейчас посижу и стану настоящим оппозиционером.

В пять минут седьмого к кучке манифестантов на площади подъехала милицейская машина с громкоговорителем на крыше, и из громкоговорителя на русском и белорусском языках стали говорить: «Уважаемые граждане, устраивать сборища и акции на Октябрьской площади запрещено законом, убедительно просим вас разойтись. Если вы не удовлетворите наши требования в течение пяти минут, к вам будет применена физическая сила».

В ответ старшина минской ячейки «Молодой Беларуси» Павел Северинец достал мегафон из полиэтиленового пакета и стал кричать в мегафон лозунги: «Лукашенко проиграл!», «Жыве Беларусь!»

Минут десять милиционеры в машине и молодежь на площади пытались перекричать друг друга. Юноши и девушки на площади развернули транспарант «Долой диктатуру!» и кричали все же громче, чем милицейская машина. Время ультиматума прошло.

В четверть седьмого молодые люди, развернув транспаранты и запрещенные Лукашенко бело-красно-белые белорусские национальные флаги «Погоня», пошли по проспекту Франциска Скорины вверх. Они шли по тротуару. Впереди бежали репортеры, позади бежали люди в одинаковых кожаных куртках и отдавали кому-то приказы защитить здание КГБ, к которому, похоже, направлялись манифестанты. Когда манифестанты переходили улицы, автомобили гудели в такт их лозунгам. Они кричали: «Лукашенко, бойся!»

Дойдя до здания КГБ, они стали кричать: «КГБ, верни людей». Видя, что никто с ними не разговаривает, но никто и не арестовывает, демонстранты повернули по проспекту Франциска Скорины назад. Мы спрашивали:

– Куда вы идете?

Они отвечали:

– Мы будем ходить, пока нас не арестуют.

И вот они почти вернулись на Октябрьскую площадь. Но не пошли к концертному залу, а свернули направо, на улицу Энгельса – в сторону резиденции президента Лукашенко.

– Всем группам приготовиться! – кричали одинаковые люди в штатском.

Молодые люди шли и скандировали: «Лукашенко проиграл!»

Омоновские автобусы свернули следом за ними на улицу Энгельса, подъехали вплотную к тротуару и сомкнулись. Автобусы ударялись бамперами друг о друга и скрежетали. Они сомкнулись так плотно, что образовали сплошную стену, отделявшую демонстрантов от мостовой. Позади автобусов, пересекая тротуар, развернулась цепь омоновцев. Впереди – еще одна цепь. Демонстранты были окружены.

Повисла пауза. Несколько минут ОМОН никого не арестовывал, а демонстранты стояли молча.

– Жыве Беларусь! – крикнул в мегафон Павел Северинец.

– Жыве Беларусь! – подхватили юноши и девушки.

Этот крик был как будто сигналом для ОМОНа. Бойцы врезались в маленькую толпу, двери автобусов отворились, и омоновцы принялись бросать молодых людей в автобусы, как дрова. Особенно легко удавалось омоновцам забрасывать девушек. Каждую девушку четверо бойцов брали за руки и за ноги, раскачивали и с расстояния метра в четыре бросали головой вперед в открытую дверь автобуса. Девушки ударялись лицом об обитые железом автобусные ступени. Выбивали зубы, рассекали лбы, рвали губы в лоскутья.

Вечность заканчивается

Спустя два года, пользуясь полученным на фальшивом референдуме правом баллотироваться на третий срок, Лукашенко провел очередные президентские выборы в Белоруссии и выиграл их с таким результатом, какой бывает в случае фальсификации, а не в случае свободного голосования. Лукашенко, согласно официальным подсчетам центральной избирательной комиссии, получил 82,6 % голосов. Ближайший его соперник Александр Милинкевич получил 6 %. Явка составила 93,3 %.

Эти выборы мало чем отличались от референдума. Все та же пропаганда по телевизору, аресты оппозиционных активистов, угрозы, репрессии, запрет социологических опросов, кроме тех официально разрешенных, в которых каждый респондент должен был писать в анкете имя, фамилию и адрес. Однако подпольные социологические опросы все же проводились. Из них следовало, что Лукашенко не мог выиграть в первом туре. И тогда лидер оппозиции Александр Милинкевич призвал своих сторонников выйти на площадь, чтобы противники Лукашенко хотя бы увидели, что они действительно существуют.

Октябрьская площадь, разумеется, опять была окружена ОМОНом, бойцы ОМОНа базировались во всех городских театрах и в здании цирка. Все представления в Минске были в тот вечер отменены. Толпа концентрировалась на площади возле большого телеэкрана. На экране показывали президента Лукашенко, и толпа возмущенно свистела. Рядом с экраном желтой ленточкой был огорожен загон для журналистов. В этом загоне власть обещала журналистам безопасность. Вне загона – не обещала. Журналисты в загон не шли.

– Сколько здесь человек, по-вашему? – спрашивали мы милицейских офицеров, кивая на толпу.

– По-нашему, здесь никого нет, – отвечали офицеры. – Площадь пуста.

На самом деле на площади собралось 20 тысяч народа.

Александр Милинкевич стоял на ступенях Дворца профсоюзов с женой и соратниками. Поднялся ветер. Милинкевичу принесли мегафон, но ветер выл и относил слова. Даже стоя в двух метрах, удавалось разобрать только отдельные фразы. Толпа, кажется, вообще ничего не слышала и кричала невпопад: «Милинкевич», «Свобода», «Жыве Беларусь».

Милинкевич говорил:

– Мы победили. Мы сегодня народ. Мы белорусы!

Еще он говорил, что состоявшиеся в Белоруссии выборы дважды нелегитимны. Во-первых, потому, что Александр Лукашенко не имел права становиться президентом на третий срок, и годичной давности референдум, предоставивший ему такое право, тоже нелегитимен. Во-вторых, потому, что результаты выборов подтасованы, оппозиционные активисты арестованы, государственные СМИ – это пропагандистская машина Лукашенко, а оппозиционные СМИ закрыты.

Он говорил, но его почти не было слышно. Началась страшная метель. Настоящий буран. Ветер срывал флаги, и трудно было даже просто устоять на ногах. Снега на площади было столько, что митингующие у ступеней Дворца профсоюзов не различали своего лидера во мгле. Метель мгновенно началась, через пять минут прекратилась. В толпе стали говорить, что это было секретное метеорологическое оружие Александра Лукашенко. За время метели толпа поредела почти вдвое. А особо упорные демонстранты, оставшиеся на площади и даже установившие на площади дежурство и палаточный городок, через двое суток были арестованы.

Лукашенко праздновал победу. Он сказал на своей пресс-конференции, что вирусом «цветных революций» заражаются только ослабленные страны, а у Белоруссии крепкий иммунитет. Иммунитет этот летел под давлением по газопроводу «Ямал – Европа» от одной компрессорной станции к другой. А год спустя, когда мы будем писать эту книгу, заместитель главы правления Газпрома Александр Медведев скажет нам, что много раз бывал в Белоруссии и не видел там диктатуры и нарушений прав человека. Жаль, Медведева не было с нами на площади, жаль, он не видел победную пресс-конференцию Лукашенко.

На вопрос о том, почему кандидатам от оппозиции не был предоставлен равный с президентом доступ к средствам массовой информации, президент ответил:

– Я вообще не понимаю такого термина, как «равный доступ». Вы видели нашу оппозицию, она ничего не стоит.

На вопрос о том, зачем надо было сажать оппозиционных активистов в тюрьмы, президент отвечал, что оппозиционные политики сами, дескать, просили посадить их в тюрьмы накануне выборов, чтобы не позориться перед западными своими спонсорами.

На вопрос о том, почему же, если 86 процентов белорусов за президента, десятки тысяч вышли на площадь протестовать, президент ответил, что на площадь вышло меньше народу, чем проголосовало за оппозицию. Кто голосовал за оппозицию, те и вышли. И эта демонстрация наглядно свидетельствует о демократичности Республики Беларусь.

На следующий день официальная пресса и власть усиленно стали готовиться к торжественной инаугурации президента. Но неожиданно инаугурация была перенесена. Неожиданно президент Лукашенко вообще пропал, исчез. Это было особенно заметно потому, что обычно Лукашенко мелькает по телевизору каждый день в разных новостных сюжетах, а тут его не было видно целую неделю.

Говорят, что вечером после триумфальной пресс-конференции президенту Лукашенко позвонил то ли президент Путин, то ли даже кто-нибудь из российского руководства рангом пониже и потребовал, чтобы за политическую поддержку, которую никто, кроме России, белорусским властям не оказывал, Лукашенко отдал Газпрому свою газотранспортную компанию «Белтрансгаз».

Фактически, компания Газпром, которую никакие моральные соображения много лет не могли отвратить от помощи диктаторскому режиму, теперь вырывала из рук Лукашенко один из главных его политических козырей просто по соображениям корысти. Это было логично: если власть в Белоруссии опирается не на свободный выбор народа, а на российские нефть и газ, то логично, чтобы и принадлежала власть не самозванному президенту, а российскому газу и нефти. Говорят, осознав, что целиком от российских энергоносителей зависит и рано или поздно будет российскими энергоносителями свергнут, Лукашенко запил. На целую неделю запил горькую. Впрочем, разумеется, это только слухи. Еще говорят, что Лукашенко не запил даже, а поговорив с Путиным, получил инфаркт и неделю пролежал с инфарктом. Это тоже слухи.

Факты состоят в том, что «Белтрансгаз» был отдан Газпрому только частично. Бог уж ведает, какие иезуитские аргументы приводил Лукашенко на переговорах, но половину своей газотранспортной компании ему удалось сохранить.

В ответ на это всего через одиннадцать дней после президентских выборов в Белоруссии глава Газпрома Алексей Миллер объявил, что с 2007 года цена на газ для Белоруссии будет повышена. 46 долларов за тысячу кубометров не будет больше никогда, цена будет стремиться к общеевропейской, а вот сильно ли она будет стремиться, зависит от того, насколько выгодной для Газпрома окажется покупка «Белтрансгаза». В Газпроме тогда намекали, что цена газа для Белоруссии будет повышена примерно вдвое.

Лукашенко не верил. Как игрок не может поверить, что ему изменило карточное счастье. Как ни один в мире тиран не может поверить в собственную смертность или хотя бы собственную неспособность сохранить власть вечно. Может быть, Лукашенко надеялся на личные переговоры с российским президентом Путиным. Но декабрьские переговоры в Москве завершились неудачей, Лукашенко так и уехал из Москвы, не получив скидок и поблажек, и Газпром всерьез готовился отключить Белоруссии газ с 1 января 2007 года, если Белоруссия к тому времени не подпишет новый контракт с новыми ценами.

Пресс-секретарь Газпрома Сергей Куприянов рассказывает, что в Газпроме в новогоднюю ночь даже какие-то дополнительные люди были вызваны на работу на тот случай, если придется перекрывать газ и перенаправлять газовые потоки.

Переговоры шли буквально до самого Нового года. Время от времени Куприянов выходил к журналистам и объявлял, что договоренность все еще не достигнута. Куприянов давал свои комментарии по поводу российско-белорусского газового кризиса на фоне Газпромовского здания в Москве на улице Наметкина. Одет он был в пиджак и галстук, а на ноги, чтобы не выскакивать на мороз в легких офисных туфлях, Куприянов надевал валенки, которые с тех пор хранит на память. Валенки не попадали в кадр.

Куприянов рассказывает, что в конце концов белорусские переговорщики стали приводить аргументы типа: «Ну, ты представь, ну, у тебя есть дети? А ты детям газ по сто долларов?» Главным обездоленным ребенком представал в сознании белорусских переговорщиков, вероятнее всего, сам белорусский президент Александр Григорьевич Лукашенко.

За пару минут до полуночи контракт был подписан. Теперь Белоруссия должна была платить за газ хоть и не европейскую цену, но 100 долларов за тысячу кубометров – почти втрое больше, чем прежде. Хотя на самом деле Лукашенко все еще рассчитывал платить не 100 долларов, а 55. Разницу белорусское руководство надеялось погасить за счет стабилизационного кредита в размере 1,5 миллиарда долларов (сумма, равная золотовалютным запасам Белоруссии), который обещала предоставить Россия. Но кредита Россия не предоставила, и белорусская экономика, стабильностью которой так любил хвастать Лукашенко в предвыборных своих выступлениях, начала сползать к кризису.

Чтобы избежать кризиса, Белоруссия прекратила платить за газ. И тогда к августу 2007 года Газпром снизил давление в газопроводах так, чтобы в Белоруссию поступало столько газа, за сколько она платит. Начался очередной муторный газовый российско-белорусский конфликт, закончившийся тем, что Лукашенко за газ платить согласился, но в одностороннем порядке повысил пошлины на российскую нефть, транспортируемую по Белорусской территории.

Надо отдать ему должное: он борется, он цепляется за каждый баррель нефти и каждый кубометр газа. И возможности Газпрома не безграничны. Перекрывать газ без ущерба для западных контрактов компания может на несколько недель, может быть, на месяц.

И все же неизвестно, скоро ли, но платить Александру Лукашенко придется. Сначала за газ. Потом за нефть. Потом за арестованных, убитых и пропавших без вести. Потом – за разбитые в кровь губы девушек, которых с размаха швыряли в автобусы ОМОНовцы на Октябрьской площади 20 октября 2004 года.

Загрузка...