Часть 5 Что дает вера?
Глава 18
Увидеть своими глазами
Бог плачет с нами, чтобы однажды мы возрадовались вместе с Ним.
Любая религия, будь то буддизм, индуизм, ислам или нью–эйдж, так или иначе отвечает на вопрос о боли и страдании. Почти все, что я говорил о боли — о ее значении для организма, о том, как справляться с болью и как помогать страдальцам, — относится ко всем людям, независимо от вероисповедания. Теперь я хочу остановиться именно на христианском учении и поразмышлять над тем, что говорит о боли христианство. На что может рассчитывать верующий во Христа?
По сути, чтобы ответить на эти вопросы, нам нужно вернуться к исходной точке — к вопросу «Где Бог, когда я страдаю?» Этим вопросом задавались и Клайв Льюис, и Клавдия Клэкстон, и актриса, чей возлюбленный утонул, упав за борт яхты. Этот же вопрос мучил и Джони Эриксон–Тада, и Брайана Штернберга, и узников концлагерей. Перед каждым страдальцем неизбежно встает вопрос: «Где Бог? Что Он чувствует, когда я мучаюсь? Есть ли Ему до меня дело?»
Жаворонок летит,
Улитка ползет,
Бог в небесах –
Порядок в мире.
Эти строки написаны Робертом Браунингом в середине девятнадцатого века — в эпоху безмятежного оптимизма. Но потом отгремели две мировые войны, пошли в ход атомные бомбы. Мир пережил холокост, геноцид, множество бедствий мирового масштаба. Сегодня мало кто будет утверждать, что в мире есть порядок. Хуже всего то, что Бог, по–видимому, преспокойно обитает Себе на небесах, не обращая внимания на ужасы, творящиеся на земле. Почему Он не вмешается?
Вопль работяги
Вот какие претензии высказывает в наше время Богу рядовой работник. Перед вами нехитрая история, рассказанная женой крестьянина–иммигранта. (Историю записал психиатр и писатель Роберт Коулз.)
«В прошлом году мы решили посетить церквушку в Нью–Джерси. Мы взяли с собой всех наших детей, даже грудную малышку. Священник — преподобный Джексон — его имя я точно никогда не забуду, велел нам сидеть тихо. Потом он сказал, что мы должны быть счастливы, что оказались в Штатах. Потому это христианская страна, а не какая–то там безбожная.
Тут мой муж вспылил — у него наверно разыгрались нервы. Он вскочил и начал кричать. Потом подошел прямо к священнику и велел ему заткнуться и больше не вякать. Муж кричал, чтобы священник проваливал обратно в свою церковь, где бы она ни была, и оставил нас в покое. Что мол, нечего делать вид, будто он оказывает нам милость.
А потом муж сделал самое ужасное: он взял малышку Энни, поднял ее и сунул под нос его преподобию. Он орал и вопил на священника как сумасшедший — я никогда еще не видела мужа таким. Точно не помню, что он говорил, но, видимо, о том, что наша Энни больна, а мы не можем показать ее врачу. И еще, что у нас нет денег ни на нее, ни на других детей, ни на самих себя.
А потом он поднял Энни над головой, так что она оказалась выше его преподобия, и спросил, почему бы священнику не помолиться за Энни. Почему бы ему не помолиться, чтобы Бог наказал наших хозяев–фермеров за то, что они плохо обращаются с нами — приезжими. Потом мой муж опять кричал, что Богу нет до нас дела, что Он заботиться только о «Своих».
Священник ответил мужу. Зря он начал ему перечить, ой, зря. Он сказал, что нужно выбирать слова: нельзя обвинять и ругать Бога, упрекать Его в наших несчастьях. Бог, мол, не обязан следить за тем, что делают фермеры, и что с ними происходит здесь, на земле. «Бог печется о вашем будущем», — так сказал преподобный. Я думала, что муж взорвется. Он и правда опять начал кричать, но повторял только одно слово: «Будущее! Будущее! Будущее!» А потом снова сунул Энни под нос священнику, бедная малышка расплакалась. А муж все спрашивал, какое может быть будущее у Энни, и что делал бы его преподобие с нашим «будущим», окажись он на нашем месте.
Муж сказал, что его преподобие такой же, как и все, — он наживается на нас. А потом поднял Энни высоковысоко, почти к кресту и крикнул Богу, мол, нечего священникам говорить от Его имени — пусть Он Сам спустится и увидит все Своими глазами. Нечего всяким попам — он упорно повторял слово «попы» — говорить за Него.
Муж сказал про попов и уселся на место. В церкви никто не проронил ни звука, стояла мертвая тишина. А потом кто–то сказал, мой муж прав, и все захлопали. Я совсем засмущалась».
Этот крестьянин–иммигрант как нельзя лучше обрисовал суть проблемы страдания. Больные дети, отсутствие денег и надежды на будущее — почему Бог допускает подобное? Перед этой семьей стоят не философские, а самые что ни на есть жизненные вопросы: их дочь страдает, они ничем не могут ей помочь. Неужели Богу все равно?
Никакие христианские книги не помогут семье этого крестьянина решить свои проблемы. Им требуется сострадание и любовь, а не теоретизация происходящего. Однако разъяренный отец семейства, сам того не сознавая, разгадал главный секрет христианского отношения к страданию. Держа над головой свое дитя, подняв его к кресту, он потребовал, чтобы Бог Сам спустился с небес и посмотрел, что здесь творится. Крестьянин заявил, что священники, которые прикидываются посредниками между Богом и миром, не вызывают у него доверия.
Но дело в том, что Бог однажды уже сошел с небес. Он пришел в наш мир человеком, Он познал все тяготы этого мира. И нам нечего было бы ответить этому крестьянину, если б не было Воплощения.
Честно и по правилам
Герои Ветхого Завета, такие как Иов или Иеремия, иной раз спрашивали Бога, не заткнул ли Он уши, чтобы не слышать их стенаний. Иисус раз и навсегда положил таким сомнениям конец. Бог не затыкает ушей. Напротив, Он обрел человеческие уши — с барабанными перепонками и ушными раковинами. На пыльных дорогах Палестины Сын Божий Своими ушами слышал плач и стоны больных и нищих, вздохи отчаяния мучимых чувством вины.
Взгляните на жизнь Христа свежим взглядом. Он — единственный в истории, Кто мог планировать Собственное рождение. И Он сделал выбор: умалил Себя и променял небесное совершенство на немощную плоть. Он облекся в кровь, мышцы и сухожилия, хрящи и нервные клетки. В Библии сказано, что нет такого искушения, которого не перенес бы Иисус. Он познал одиночество, усталость, голод. Он противостоял дьяволу. За Ним ходили толпы людей, жаждущих чуда. Его преследовали враги, желавшие Ему смерти.
В Библии есть лишь одно описание внешнего вида Иисуса. Оно записано задолго до Его рождения в книге пророка Исайи: «Нет в Нем ни вида, ни величия; и мы видели Его, и не было в Нем вида, который привлекал бы нас к Нему. Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лице свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его» (Ис 53:2–3).
Когда Иисус только начал Свое служение, народ откровенно смеялся над Ним: «Из Назарета может ли быть что–то доброе?» (Ин 1:46). Шуточка не новая: мол, Иисус — деревенщина, чудак из Назарета. И Он вел Себя соответственно: якшался с отверженными — прокаженными, проститутками, мытарями, калеками, откровенными грешниками.
Соседи выгнали Иисуса из родного города, хотели Его убить. Родственники сомневались в Его здравомыслии. Тогдашние правители надменно утверждали, что никто из властей и духовенства Его не признает. Его последователи — разношерстная компания, в основном рыбаки и крестьяне. Работяги–переселенцы чувствовали бы себя рядом с Ним в своей тарелке. Но в конце концов даже ученики Иисуса оставили Его. Народ променял Его жизнь на жизнь разбойника.
Ни в одной другой религии Бог по собственной воле не принимает образ твари — немощной и страдающей, не становится одним из нас. Английская романистка Дороти Сейерс пишет:
«Неважно, почему Бог сотворил человека именно таким — немощным, не защищенным от лишений, страданий и смерти. Но у Бога достало мужества и честности влезть в шкуру тварного существа. В какую бы игру Бог не играл со Своим творением, Он играет честно и по правилам. Он не требует от человека того, чего не взыскал бы с самого Себя. Бог знает все тяготы человеческой жизни — от бытовых и семейных неурядиц, нехватки денег и утомительного труда до вопиющих унижений мук, отчаяния, поражения и смерти. Когда Бог был человеком — Он был им на самом деле. Он родился в бедности, умер в позоре и считал, что земная жизнь прожита не зря».
То обстоятельство, что Иисус пришел на землю, чтобы пострадать и умереть, не облегчает нашей участи. Но оно показывает: Бог вовсе не восседал праздно на небесах, безучастный к нашим страданиям. Он пришел к нам и стал одним из нас. Во Христе Иисусе Бог показал, как Он воспринимает наши беды и муки. Поэтому все вопросы о Боге и страдании следует преломлять через призму наших знаний об Иисусе Христе.
Как воплотившийся Бог реагировал на людскую боль? Встретив человека в беде, Он проникался к нему глубоким состраданием. Сказал ли Он хоть раз: «Голоден? Потерпишь!» Или: «Хватит хныкать — беда, видите ли, у него случилась!» Когда умер Лазарь, Иисус плакал. А сколько раз Он исцелял просивших об исцелении? Иногда ради исцеления Ему приходилось нарушать вековые традиции и религиозные запреты. Так было, когда Он исцелил женщину, страдавшую кровотечением или прокаженных.
Глядя на Иисуса, можно быть уверенным: Бог не испытывает удовольствия от созерцания наших бед. Не думаю, чтобы учеников Христа мучил вопрос: «Есть ли Богу дело до людей?» Каждый день они видели живое свидетельство заботы Бога — с ними был Иисус.
Когда вочеловечившемуся Богу предстояло принять страдание, Он повел Себя очень по–человечески. Он пытался избежать мук, трижды вопрошал Бога, нет ли другого пути. Но другого пути не было. И тогда Иисусу пришлось — наверное, впервые в жизни — испытать чисто человеческое чувство полного одиночества: «Боже Мой, Боже Мой!. Дли чего Ты Меня оставил?» Читая евангельские описания последней ночи Иисуса, я видел, как яростно Он боролся со страхом, беспомощностью и безнадежностью. Он прошел все круги страдания, которые проходим и мы с вами.
Земная жизнь Христа раз и навсегда закрывает вопрос о том, как Бог относится к нашим страданиям, что Он чувствует. Ответ Бога — это не мудрые слова и не новая философия боли. Его Ответ — Он Сам. Философия способна многое объяснить, но ничего не может изменить. Евангелие, история жизни Иисуса, обещает нам дивные перемены.
Крест
Любовь крепка, как гвозди. Любовь и есть гвозди:
Тупые, толстые гвозди, пробившие плоть Того, Кто создал нас, прекрасно зная, что Он творит, И до конца видя и наш, и Свой крест.
У нас есть один символ, который всегда напоминает об Иисусе Христе — это крест. Сегодня золотой крестик можно увидеть и у спортсмена, и у красивой женщины. Но ведь в древности крест был орудием казни. Зачем переиначивать жестокую реальность истории? Казалось бы, с таким же успехом мы можем носить ювелирные украшения в форме крохотного электрического стула, миниатюрной газовой камеры или шприца.
Но на самом деле крест, универсальный символ христианства, напоминает нам о том, что Бог знает о наших страданиях и бедах не понаслышке. Он в муках умер на кресте. Ни у какой другой религии, кроме христианства, нет столь уникального символа. В разных религиях много богов, но лишь Бог христиан настолько возлюбил мир, что стал одним из нас и умер.
Сердца телезрителей сжимаются, когда в новостях передают о гибели скаковой лошади или тигренка в зоопарке. А вот подробности казни Иисуса — бичевание, терновые шипы, медленная пытка на кресте — стали для нас настолько привычны, что уже не вызывают ни ужаса, ни содрогания. А ведь в отличие от современной казни, быстрой, совершаемой без лишней огласки, исполнение приговора над Иисусом тянулось много часов и происходило на глазах у глумившейся над Ним толпы.
В тот день все обещания Иисуса показались людям пустыми. Этот человек — царь? Это шут, а не царь. И корона на Нем из терна. Кто–то накинул на Него «царскую» багряную накидку, и она вся пропиталась кровью, которая сочилась из ран от ударов плети.
И это — Бог? Даже ученики, которые ходили с Ним три года, не поняли сути происходящего. Они смешались с толпой, боясь, как бы их не обвинили в принадлежности к подданным «мнимого царя». Надежды на сильного правителя, который избавил бы народ от бедствий и страданий, не оправдались.
Смерть Иисуса — краеугольный камень христианской веры, важнейшее событие Его пришествия. В Евангелиях о нем рассказывается во всех подробностях. Во времена земного служения Иисус много говорил о Своей смерти, предсказывая ее то полунамеками, то прямо и однозначно. Но все Его пророчества так и остались непонятыми, пока не пришел Его крестный час. Как же решает проблему боли и страдания христианство — религия, центральным событием которой является крестная смерть Самого Бога?
Апостол Павел назвал крест камнем преткновения для многих, и история подтвердила его слова. Еврейские раввины недоумевают: почему Бог, Который не позволил принести в жертву сына Авраама, допустил смерть Собственного Сына? В Коране сказано: Бог слишком любил Иисуса и не позволил Ему умереть, Бог сделал так, что на кресте вместо Иисуса умер злодей. Известный американский телеведущий Фил Донахью так обосновывает свои претензии к христианству: «Почему всеведущий и преисполненный любви Бог позволил, чтобы Его Сына распяли на кресте во искупление моих грехов? Если Бог–Отец исполнен милосердия, почему Он не спустится и не отправится на Голгофу Сам?»
Все эти возражения упускают из виду суть Евангелия — Бог к нам спустился. Непостижимым образом Он пришел на землю и умер. Бог не наблюдал сверху за тем, что происходило на земле. Бог пребывал во Христе. И во Христе Он примирял с Собою мир. По словам Мартина Лютера, на кресте «Бог боролся с Богом». Будь Иисус просто человеком, Его смерть доказала бы лишь одно: Бог жесток. Но Иисус был Сыном Божьим, и этот факт доказывает, что Бог полностью отождествил Себя со страдающим человечеством. На кресте Бог взял на Себя весь ужас страданий нашего мира.
Для кого–то образ бледного тела на кресте — это символ поражения. Смерть — значит все кончено. Разве благ Бог, Который не помог Своему страдающему Сыну? Но прислушайтесь! Не кричит ли нам Бог с креста: «Я люблю вас!»? На кресте вся любовь мира сошлась воедино. Она явлена нам в отчаянно одинокой распятой Фигуре. Иисус говорил, что Ему достаточно сказать слово, и ангелы Его спасут. Но Он соглашается обойтись без ангельской помощи — из любви. Там, на Голгофе, Бог полностью подчинился Собственным нерушимым правилам справедливости.
Так крест — камень преткновения для одних — становится краеугольным камнем христианской веры для других. Рассуждения о том, как Бог относится к боли и страданию, неизбежно ведут к кресту. В конце книги Иова на вопрос о страдании Бог отвечает ошеломляющей лекцией — лекцией о Своем могуществе и силе. После Голгофы акцент смещается: на первое место выходит не сила, а любовь:
«Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную»
«Если Бог за нас, кто против нас? Тот, Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас, как с Ним не дарует нам и всего?»
Почему это важно
Однажды мне довелось разговаривать со священником, только что вернувшимся с похорон восьмилетней девочки. Девочка умерла от рака. Все прихожане больше года усиленно молились за исцеление девочки, но тщетно: болезнь победила. Похороны стали для священника настоящим испытанием — он был на пределе душевных и физических сил, его вера была поколеблена. «Что мне сказать людям? Мне нечем их утешить, мне нечего им сказать», — признавался он. Но потом, призадумавшись, добавил: «У меня нет слов, чтобы облегчить их скорбь. Но у меня есть ответ. Этот ответ — Христос».
Смерть и воскресение Иисуса Христа являются ответом практическим, а не абстрактно–богословским. Я извлек для себя по крайней мере четыре урока, которые во многом повлияли на мое отношение к страданию.
Я научился смотреть на настоящее сквозь призму будущего.
Один мудрый человек, Джо Бейли, как–то сказал: «Не забывай в темноте ночи о том, что узнал при свете дня». Но бывает, что тьма сгущается настолько, что мы едва ли помним, каков он — свет. Ученики Христа прочувствовали это состояние в полной мере.
На последней вечере, в минуты предельной близости с учениками, Иисус сделал громкое заявление: «В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир» (Ин 16:33). Можно представить, как после этих слов, сказанных Самим Богом во плоти по спинам одиннадцати пробежали мурашки восторга. В эту минуту они, как один, готовы были с радостью отдать за Иисуса жизнь. В ту же ночь Петр схватился за меч, защищая Господа.
Однако к следующему утру все одиннадцать утратили веру. Слова, сказанные прошлым вечером, должно быть, эхом отдавались в их ушах, когда они издали смотрели, как умирает на кресте их Учитель. Казалось, мир одержал над Богом полную победу. Ученики разбежались из Гефсиманского сада, а Петр даже поклялся, что не знает Христа.
Дело в том, что ученики не видели будущего. Воспоминания о Свете, Который пребывал с ними, рассеялись как дым. Но буквально через несколько дней их озарил новый свет — Пасха. Тогда–то они и узнали, что Богу не страшна никакая тьма. Они поняли, что значит смотреть на настоящее через призму будущего. Новая надежда воспламенила их сердца: и боязливые изменили мир.
Добрая половина мира отмечает в наши дни Страстную Пятницу и Пасху. В западных странах Страстную пятницу называют «Благой». Она стала Благой благодаря тому, что случилось в Пасхальное воскресенье. Пасха дает надежду всем христианам: в один прекрасный день Бог придет и восстановит Свое Царствие на земле. Тогда Пасхальное чудо охватит весь мир.
Если мы оказываемся во тьме, если знакомый мир рушится, вспомните, что мы живем в канун Пасхи. Апостол Павел выразил эту мысль так: «Ибо думаю, что нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас» (Рим 8:18). Полагаю, что Иисус неслучайно произнес слова «Я победил мир» именно в те минуты, когда римские солдаты готовились Его арестовать. Иисус видел настоящее через призму будущего.
Я узнал, что боль может обратиться во благо.
В христианских доктринах содержится много парадоксов, которые так и останутся загадкой, если рассматривать их вне контекста жизни и смерти Иисуса Христа. Об одном парадоксе я уже упоминал: с одной стороны, бедность и страдания — это «плохо», я борюсь с ними всю жизнь; с другой стороны, они выливаются в благословение. Более того, нищие и страждущие названы блаженными. Подобное превращение зла в добро, а плохого в хорошее во всей полноте явлено во Иисусе Христе. Он взял на Себя боль и страдания, тем самым прославив их. Он явил нам пример, указал путь.
В Иисусе Христе мы имеем идеальный пример библейского отношения к страданию. Я теперь никогда не скажу о человеке, что он страдает из–за своего греха. У меня есть пример Христа: Он был безгрешен и страдал. Бог не обещал нам, что ураганы обойдут стороной наши дома и обрушатся на дома соседей–язычников. Бог ничего не сказал о том, что, едва попав в организм христианина, вредоносные микробы сами собой погибнут. Мы не избавлены от скорбей этого мира, равно как не избег их и Христос. Вспомните, как строго упрекнул Спаситель Петра, когда тот стал возражать против необходимости страданий (Мф 16:23–25).
Мы воспринимаем боль, как непорядок. Иисус относился к ней так же. Поэтому Он и совершал чудеса исцеления. В Гефсиманском саду Он не говорил: «Господи, благодарю Тебя за возможность пострадать». Нет, Иисус отчаянно молился об избавлении от мук. Однако Он по своей воле пошел на мучения, пошел ради достижения высшей цели. В конце молитвы Он задал все Свои мучительные вопросы и доверился воле Отца, понимая, что Бог силен обратить во благо даже смерть Своего Сына.
Корнелий Платинга–младший пишет: «Мы не отсылаем друг друга ко кресту, чтобы найти объяснение злу. Размышления о Голгофе не помогут понять, почему ты заболел раком кожи. Нет, мы поднимаем ко кресту глаза, ибо ждем оттуда помощи. Взглянув на крест, мы видим, что Бог разделяет нашу скорбь — а значит Ему можно доверять». Самое худшее, что могло произойти — страшную смерть Своего безвинного Сына — Бог превратил в окончательное торжество над смертью и злом. Такова суть Бога. Он — Созидатель. Божий промысел поставил злой умысел на службу добру, даровав нам всем великое обетование и надежду. Немыслимые крестные страдания обратились в наше торжество: ранами Иисуса мы исцелились (Ис 53:5), Его немощь дала нам силу.
Что изменилось бы в мире, приди Иисус в образе Супергероя, Которому не страшна боль? А что если бы Он не умер на кресте — во время разговора с Пилатом просто взял и вознесся бы на небеса? Но нет, смиренно разделив наш удел, приняв на Себя худшую долю, Иисус дал нам надежду на то, что Бог преобразит и наши страдания — как преобразил Его. Смерть и Воскресение Христа дают нам основание верить: никакое испытание — будь то болезнь, крушение семьи, потеря работы, банкротство или другое горе — не окажется сильнее преобразующей силы Бога.
В Евангелиях лишь раз упоминается о том, что ученики назвали Иисуса Господом — но уже после Его смерти и воскресения. Об этом сказано в конце Евангелия от Иоанна. Все ученики поверили в то, что Христос воскрес. Не поверил лишь Фома. Фоме нужны были доказательства. Он стоял на том, что не поверит, пока своими руками не дотронется до ран на теле Христа. И вот в помещении с запертыми дверями появляется Иисус и показывает Фоме Свои раны. «Господь мой и Бог мой!» — восклицает Фома (Ин. 20:28). Раны Христа стали для него доказательством чуда из чудес — Воскресения.
Я постиг новый, глубинный смысл страдания.
В ветхозаветные времена несчастье ранило верующих вдвойне: тогда считалось, что Бог вознаграждает верных покоем и достатком. В новозаветные времена картина меняется. Апостол Петр наставляет страдающих христиан: «Но если, делая добро и страдая, терпите, это угодно Богу. Ибо вы к тому призваны, потому что и Христос пострадал за нас, оставив нам пример, дабы мы шли по следам Его» (1 Пет 2:20, 21).
Страдание приобретает смысл, если рассматривать его в свете евангельской вести — как крест, который призван нести каждый, кто следует за Христом.
Пусть Иисус не всегда освобождает нас от страданий, но Он наполняет их смыслом: они становятся частью Его страданий. Мы помогаем осуществлять Божий план спасения мира и становимся соработниками, сопричастниками Бога.
Вот что пишет капеллан, который последние месяцы второй мировой войны служил на Тихоокеанском флоте США: «Вторая дивизия участвовала во многих сражениях и понесла большие потери. Но мне не встретился ни один солдат или офицер, который усомнился бы в исходе войны. Не было и военнослужащих, которые задавались бы вопросом, почему победа не приходит немедленно, если и так ясно, что союзники в конечном итоге победят. Да, победа уже виднелась на горизонте, но до нее еще предстояло дойти, сломив последнее сопротивление врага».
Возможно, человеческие страдания и потери есть не что иное, как наше участие в Христовых страданиях. В мире идет грандиозная битва, от исхода которой зависит судьба всего творения. А на полях сражений без боли и потерь не обойтись.
Апостол Павел заявляет, что на кресте Иисус Христос одержал триумфальную победу над силами зла. И победу Ему принесла не сила, а жертвенная любовь. Крест Христов однозначно свидетельствует об исходе великой битвы, но сражение еще не закончилось. И вот Павел стремится к тому, «чтобы познать Его, и силу воскресения Его, и участие в страданиях Его, сообразуясь смерти Его» (Флп 3:10). Он хотел во всей полноте стать сопричастником земной жизни Иисуса Христа — и в страдании, и в радости.
При такой постановке вопроса мы видим: наши потери в духовных битвах — это проявления воинской доблести, за которые в один прекрасный день мы будем вознаграждены. В этой жизни нам не дано до конца понять значение всех наших поступков: очень многое вершится незримо. История распятия Христа подтверждает этот вывод. То, что две тысячи лет назад выглядело, как рядовой акт жестокого колониального «правосудия», свершившийся на окраине Римской империи, стало центральным событием в истории человечества и принесло спасение всему миру.
В каких случаях страдания обретают новый смысл? Когда в Южной Африке священник в знак протеста садится в тюрьму. Когда социальный работник переезжает в трущобы, где живут его подопечные. Когда супруги продолжают бороться за сохранение брака, который трещит по швам. Когда отец с надеждой и готовностью простить ожидает возвращения блудного сына. Когда молодой врач не поддается соблазну быстрого успеха и обогащения и едет лечить людей в какой–нибудь медвежий угол. Подобные муки всегда имеют особый смысл — наши малые и большие битвы вливаются в генеральное сражение и победу Христа. «Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих» (Рим 8:19).
Я обрел уверенность в том, что Бог понимает меня и мне сострадает.
Благодаря свершенному Иисусом Христом мне не приходится кричать в пустые небеса: «Эй, Ты там, наверху! Есть Тебе до меня дело или нет?» Если в мою жизнь вошло страдание, это не значит, что Бог меня оставил. Бог жил в нашем мире, и это убеждает меня в том, что Он слышит наши стенания. Более того — Он стенает вместе с нами. Мы проходим через горнило испытаний — Он пребывает рядом с нами, подобно четвертому человеку в раскаленной печи Навуходоносора (Дан 3:92).
Зачем нужно было Иисусу страдать и умереть? Этот вопрос заслуживает отдельной книги, хотя на эту тему уже написано множество книг. Среди всевозможных ответов Библия предлагает нам и самый загадочный: страдание стало для Бога «научением» — «воспитанием навыка». Мои слова могут показаться еретическими, но я следую непосредственно тексту Послания к Евреям.
Оно было адресовано иудеям, воспитанным в духе Ветхого Завета. Автор стремится показать им, что Иисус превыше всего, что было раньше. Эта мысль красной нитью проходит через все Послание. Чем же Иисус превосходит религиозную систему, которая так много значила для иудеев? Может, Он обладает большей властью? Нет, апостол говорит совсем о другом: Иисус выше, потому что Он стал мостиком через пропасть, зиявшую между людьми и Богом. Вот что пишет автор Послания Евреям: «Хотя Он и Сын, однако страданиями навык послушанию» (Евр 5:8). В другом месте говорится, что Вождь нашего спасения через страдания достиг совершенства (Евр 2:10).
Эти слова полны непостижимой тайны, но из них ясно: вочеловечение Бога — значительное событие не только для нас, но и для Самого Бога. Главная движущая сила человеческой истории — желание Бога до конца понять нас. С одной стороны, Бог, Который создал нервную систему со всеми ее сигналами, хорошо понимает, что такое боль. С другой стороны, способен ли Он, бестелесный Дух, ощутить эту боль? До вочеловечения это было невозможно. Только обретя тело, Бог познал, каково это — быть человеком.
За тридцать три года человеческой жизни Бог в полной мере узнал вкус лишений, одиночества и предательства. Он узнал, как больно, когда тебя хлещут по лицу, когда плеть с металлическими шипами сдирает кожу со спины, когда грубые гвозди пронзают мышцы и крушат кости. Сын Божий изведал боль сполна.
Пусть нам и непонятно, каким образом Бог может воспринять что–то иначе, чем воспринимал раньше, но благодаря Иисусу Бог сейчас воспринимает наши стенания по–другому. Автор Послания к Евреям в изумлении признает: Бог прошел через все испытания, которые выпадают на нашу долю. «Ибо мы имеем не такого первосвященника, который не может сострадать нам в немощах наших, но Который, подобно нам, искушен во всем, кроме греха» (Евр 4:15).
Мы имеем Первосвященника, Который, окончив «высшую школу страдания», может «снисходить невежествующим и заблуждающим, потому что и сам обложен немощью» (Евр 5:2). Благодаря Иисусу Христу Бог понимает нашу боль. Наши слезы становятся Его слезами. В страданиях мы не одиноки. Ни отец больной малышки, ни умирающая от лейкемии девочка, ни скорбящие семьи подростков, погибших в городе Юба, ни прокаженные из Карвилля — никто не страдает в одиночку.
Томас Элиот написал в поэме «Ист Коукер», вошедшей в цикл «Четыре квартета»:
Распятый врач стальным ножом
Грозит гниющей части тела;
Мы состраданье узнаем
В кровоточащих пальцах, смело
Берущихся за тайное святое дело[29].
Жизнь похожа на операцию — бывает так же нестерпимо больно. Но мне легче переносить эту боль, если я знаю, что мой врач — это Врач Распятый, и что Ему ведома всякая боль и всякая скорбь.
Бог плачет с нами, чтобы однажды мы возрадовались вместе с Ним.
Любая религия, будь то буддизм, индуизм, ислам или нью–эйдж, так или иначе отвечает на вопрос о боли и страдании. Почти все, что я говорил о боли — о ее значении для организма, о том, как справляться с болью и как помогать страдальцам, — относится ко всем людям, независимо от вероисповедания. Теперь я хочу остановиться именно на христианском учении и поразмышлять над тем, что говорит о боли христианство. На что может рассчитывать верующий во Христа?
По сути, чтобы ответить на эти вопросы, нам нужно вернуться к исходной точке — к вопросу «Где Бог, когда я страдаю?» Этим вопросом задавались и Клайв Льюис, и Клавдия Клэкстон, и актриса, чей возлюбленный утонул, упав за борт яхты. Этот же вопрос мучил и Джони Эриксон–Тада, и Брайана Штернберга, и узников концлагерей. Перед каждым страдальцем неизбежно встает вопрос: «Где Бог? Что Он чувствует, когда я мучаюсь? Есть ли Ему до меня дело?»
Жаворонок летит,
Улитка ползет,
Бог в небесах –
Порядок в мире.
Эти строки написаны Робертом Браунингом в середине девятнадцатого века — в эпоху безмятежного оптимизма. Но потом отгремели две мировые войны, пошли в ход атомные бомбы. Мир пережил холокост, геноцид, множество бедствий мирового масштаба. Сегодня мало кто будет утверждать, что в мире есть порядок. Хуже всего то, что Бог, по–видимому, преспокойно обитает Себе на небесах, не обращая внимания на ужасы, творящиеся на земле. Почему Он не вмешается?
Вопль работяги
Вот какие претензии высказывает в наше время Богу рядовой работник. Перед вами нехитрая история, рассказанная женой крестьянина–иммигранта. (Историю записал психиатр и писатель Роберт Коулз.)
«В прошлом году мы решили посетить церквушку в Нью–Джерси. Мы взяли с собой всех наших детей, даже грудную малышку. Священник — преподобный Джексон — его имя я точно никогда не забуду, велел нам сидеть тихо. Потом он сказал, что мы должны быть счастливы, что оказались в Штатах. Потому это христианская страна, а не какая–то там безбожная.
Тут мой муж вспылил — у него наверно разыгрались нервы. Он вскочил и начал кричать. Потом подошел прямо к священнику и велел ему заткнуться и больше не вякать. Муж кричал, чтобы священник проваливал обратно в свою церковь, где бы она ни была, и оставил нас в покое. Что мол, нечего делать вид, будто он оказывает нам милость.
А потом муж сделал самое ужасное: он взял малышку Энни, поднял ее и сунул под нос его преподобию. Он орал и вопил на священника как сумасшедший — я никогда еще не видела мужа таким. Точно не помню, что он говорил, но, видимо, о том, что наша Энни больна, а мы не можем показать ее врачу. И еще, что у нас нет денег ни на нее, ни на других детей, ни на самих себя.
А потом он поднял Энни над головой, так что она оказалась выше его преподобия, и спросил, почему бы священнику не помолиться за Энни. Почему бы ему не помолиться, чтобы Бог наказал наших хозяев–фермеров за то, что они плохо обращаются с нами — приезжими. Потом мой муж опять кричал, что Богу нет до нас дела, что Он заботиться только о «Своих».
Священник ответил мужу. Зря он начал ему перечить, ой, зря. Он сказал, что нужно выбирать слова: нельзя обвинять и ругать Бога, упрекать Его в наших несчастьях. Бог, мол, не обязан следить за тем, что делают фермеры, и что с ними происходит здесь, на земле. «Бог печется о вашем будущем», — так сказал преподобный. Я думала, что муж взорвется. Он и правда опять начал кричать, но повторял только одно слово: «Будущее! Будущее! Будущее!» А потом снова сунул Энни под нос священнику, бедная малышка расплакалась. А муж все спрашивал, какое может быть будущее у Энни, и что делал бы его преподобие с нашим «будущим», окажись он на нашем месте.
Муж сказал, что его преподобие такой же, как и все, — он наживается на нас. А потом поднял Энни высоковысоко, почти к кресту и крикнул Богу, мол, нечего священникам говорить от Его имени — пусть Он Сам спустится и увидит все Своими глазами. Нечего всяким попам — он упорно повторял слово «попы» — говорить за Него.
Муж сказал про попов и уселся на место. В церкви никто не проронил ни звука, стояла мертвая тишина. А потом кто–то сказал, мой муж прав, и все захлопали. Я совсем засмущалась».
Этот крестьянин–иммигрант как нельзя лучше обрисовал суть проблемы страдания. Больные дети, отсутствие денег и надежды на будущее — почему Бог допускает подобное? Перед этой семьей стоят не философские, а самые что ни на есть жизненные вопросы: их дочь страдает, они ничем не могут ей помочь. Неужели Богу все равно?
Никакие христианские книги не помогут семье этого крестьянина решить свои проблемы. Им требуется сострадание и любовь, а не теоретизация происходящего. Однако разъяренный отец семейства, сам того не сознавая, разгадал главный секрет христианского отношения к страданию. Держа над головой свое дитя, подняв его к кресту, он потребовал, чтобы Бог Сам спустился с небес и посмотрел, что здесь творится. Крестьянин заявил, что священники, которые прикидываются посредниками между Богом и миром, не вызывают у него доверия.
Но дело в том, что Бог однажды уже сошел с небес. Он пришел в наш мир человеком, Он познал все тяготы этого мира. И нам нечего было бы ответить этому крестьянину, если б не было Воплощения.
Честно и по правилам
Герои Ветхого Завета, такие как Иов или Иеремия, иной раз спрашивали Бога, не заткнул ли Он уши, чтобы не слышать их стенаний. Иисус раз и навсегда положил таким сомнениям конец. Бог не затыкает ушей. Напротив, Он обрел человеческие уши — с барабанными перепонками и ушными раковинами. На пыльных дорогах Палестины Сын Божий Своими ушами слышал плач и стоны больных и нищих, вздохи отчаяния мучимых чувством вины.
Взгляните на жизнь Христа свежим взглядом. Он — единственный в истории, Кто мог планировать Собственное рождение. И Он сделал выбор: умалил Себя и променял небесное совершенство на немощную плоть. Он облекся в кровь, мышцы и сухожилия, хрящи и нервные клетки. В Библии сказано, что нет такого искушения, которого не перенес бы Иисус. Он познал одиночество, усталость, голод. Он противостоял дьяволу. За Ним ходили толпы людей, жаждущих чуда. Его преследовали враги, желавшие Ему смерти.
В Библии есть лишь одно описание внешнего вида Иисуса. Оно записано задолго до Его рождения в книге пророка Исайи: «Нет в Нем ни вида, ни величия; и мы видели Его, и не было в Нем вида, который привлекал бы нас к Нему. Он был презрен и умален пред людьми, муж скорбей и изведавший болезни, и мы отвращали от Него лице свое; Он был презираем, и мы ни во что ставили Его» (Ис 53:2–3).
Когда Иисус только начал Свое служение, народ откровенно смеялся над Ним: «Из Назарета может ли быть что–то доброе?» (Ин 1:46). Шуточка не новая: мол, Иисус — деревенщина, чудак из Назарета. И Он вел Себя соответственно: якшался с отверженными — прокаженными, проститутками, мытарями, калеками, откровенными грешниками.
Соседи выгнали Иисуса из родного города, хотели Его убить. Родственники сомневались в Его здравомыслии. Тогдашние правители надменно утверждали, что никто из властей и духовенства Его не признает. Его последователи — разношерстная компания, в основном рыбаки и крестьяне. Работяги–переселенцы чувствовали бы себя рядом с Ним в своей тарелке. Но в конце концов даже ученики Иисуса оставили Его. Народ променял Его жизнь на жизнь разбойника.
Ни в одной другой религии Бог по собственной воле не принимает образ твари — немощной и страдающей, не становится одним из нас. Английская романистка Дороти Сейерс пишет:
«Неважно, почему Бог сотворил человека именно таким — немощным, не защищенным от лишений, страданий и смерти. Но у Бога достало мужества и честности влезть в шкуру тварного существа. В какую бы игру Бог не играл со Своим творением, Он играет честно и по правилам. Он не требует от человека того, чего не взыскал бы с самого Себя. Бог знает все тяготы человеческой жизни — от бытовых и семейных неурядиц, нехватки денег и утомительного труда до вопиющих унижений мук, отчаяния, поражения и смерти. Когда Бог был человеком — Он был им на самом деле. Он родился в бедности, умер в позоре и считал, что земная жизнь прожита не зря».
То обстоятельство, что Иисус пришел на землю, чтобы пострадать и умереть, не облегчает нашей участи. Но оно показывает: Бог вовсе не восседал праздно на небесах, безучастный к нашим страданиям. Он пришел к нам и стал одним из нас. Во Христе Иисусе Бог показал, как Он воспринимает наши беды и муки. Поэтому все вопросы о Боге и страдании следует преломлять через призму наших знаний об Иисусе Христе.
Как воплотившийся Бог реагировал на людскую боль? Встретив человека в беде, Он проникался к нему глубоким состраданием. Сказал ли Он хоть раз: «Голоден? Потерпишь!» Или: «Хватит хныкать — беда, видите ли, у него случилась!» Когда умер Лазарь, Иисус плакал. А сколько раз Он исцелял просивших об исцелении? Иногда ради исцеления Ему приходилось нарушать вековые традиции и религиозные запреты. Так было, когда Он исцелил женщину, страдавшую кровотечением или прокаженных.
Глядя на Иисуса, можно быть уверенным: Бог не испытывает удовольствия от созерцания наших бед. Не думаю, чтобы учеников Христа мучил вопрос: «Есть ли Богу дело до людей?» Каждый день они видели живое свидетельство заботы Бога — с ними был Иисус.
Когда вочеловечившемуся Богу предстояло принять страдание, Он повел Себя очень по–человечески. Он пытался избежать мук, трижды вопрошал Бога, нет ли другого пути. Но другого пути не было. И тогда Иисусу пришлось — наверное, впервые в жизни — испытать чисто человеческое чувство полного одиночества: «Боже Мой, Боже Мой!. Дли чего Ты Меня оставил?» Читая евангельские описания последней ночи Иисуса, я видел, как яростно Он боролся со страхом, беспомощностью и безнадежностью. Он прошел все круги страдания, которые проходим и мы с вами.
Земная жизнь Христа раз и навсегда закрывает вопрос о том, как Бог относится к нашим страданиям, что Он чувствует. Ответ Бога — это не мудрые слова и не новая философия боли. Его Ответ — Он Сам. Философия способна многое объяснить, но ничего не может изменить. Евангелие, история жизни Иисуса, обещает нам дивные перемены.
Крест
Любовь крепка, как гвозди. Любовь и есть гвозди:
Тупые, толстые гвозди, пробившие плоть Того, Кто создал нас, прекрасно зная, что Он творит, И до конца видя и наш, и Свой крест.
У нас есть один символ, который всегда напоминает об Иисусе Христе — это крест. Сегодня золотой крестик можно увидеть и у спортсмена, и у красивой женщины. Но ведь в древности крест был орудием казни. Зачем переиначивать жестокую реальность истории? Казалось бы, с таким же успехом мы можем носить ювелирные украшения в форме крохотного электрического стула, миниатюрной газовой камеры или шприца.
Но на самом деле крест, универсальный символ христианства, напоминает нам о том, что Бог знает о наших страданиях и бедах не понаслышке. Он в муках умер на кресте. Ни у какой другой религии, кроме христианства, нет столь уникального символа. В разных религиях много богов, но лишь Бог христиан настолько возлюбил мир, что стал одним из нас и умер.
Сердца телезрителей сжимаются, когда в новостях передают о гибели скаковой лошади или тигренка в зоопарке. А вот подробности казни Иисуса — бичевание, терновые шипы, медленная пытка на кресте — стали для нас настолько привычны, что уже не вызывают ни ужаса, ни содрогания. А ведь в отличие от современной казни, быстрой, совершаемой без лишней огласки, исполнение приговора над Иисусом тянулось много часов и происходило на глазах у глумившейся над Ним толпы.
В тот день все обещания Иисуса показались людям пустыми. Этот человек — царь? Это шут, а не царь. И корона на Нем из терна. Кто–то накинул на Него «царскую» багряную накидку, и она вся пропиталась кровью, которая сочилась из ран от ударов плети.
И это — Бог? Даже ученики, которые ходили с Ним три года, не поняли сути происходящего. Они смешались с толпой, боясь, как бы их не обвинили в принадлежности к подданным «мнимого царя». Надежды на сильного правителя, который избавил бы народ от бедствий и страданий, не оправдались.
Смерть Иисуса — краеугольный камень христианской веры, важнейшее событие Его пришествия. В Евангелиях о нем рассказывается во всех подробностях. Во времена земного служения Иисус много говорил о Своей смерти, предсказывая ее то полунамеками, то прямо и однозначно. Но все Его пророчества так и остались непонятыми, пока не пришел Его крестный час. Как же решает проблему боли и страдания христианство — религия, центральным событием которой является крестная смерть Самого Бога?
Апостол Павел назвал крест камнем преткновения для многих, и история подтвердила его слова. Еврейские раввины недоумевают: почему Бог, Который не позволил принести в жертву сына Авраама, допустил смерть Собственного Сына? В Коране сказано: Бог слишком любил Иисуса и не позволил Ему умереть, Бог сделал так, что на кресте вместо Иисуса умер злодей. Известный американский телеведущий Фил Донахью так обосновывает свои претензии к христианству: «Почему всеведущий и преисполненный любви Бог позволил, чтобы Его Сына распяли на кресте во искупление моих грехов? Если Бог–Отец исполнен милосердия, почему Он не спустится и не отправится на Голгофу Сам?»
Все эти возражения упускают из виду суть Евангелия — Бог к нам спустился. Непостижимым образом Он пришел на землю и умер. Бог не наблюдал сверху за тем, что происходило на земле. Бог пребывал во Христе. И во Христе Он примирял с Собою мир. По словам Мартина Лютера, на кресте «Бог боролся с Богом». Будь Иисус просто человеком, Его смерть доказала бы лишь одно: Бог жесток. Но Иисус был Сыном Божьим, и этот факт доказывает, что Бог полностью отождествил Себя со страдающим человечеством. На кресте Бог взял на Себя весь ужас страданий нашего мира.
Для кого–то образ бледного тела на кресте — это символ поражения. Смерть — значит все кончено. Разве благ Бог, Который не помог Своему страдающему Сыну? Но прислушайтесь! Не кричит ли нам Бог с креста: «Я люблю вас!»? На кресте вся любовь мира сошлась воедино. Она явлена нам в отчаянно одинокой распятой Фигуре. Иисус говорил, что Ему достаточно сказать слово, и ангелы Его спасут. Но Он соглашается обойтись без ангельской помощи — из любви. Там, на Голгофе, Бог полностью подчинился Собственным нерушимым правилам справедливости.
Так крест — камень преткновения для одних — становится краеугольным камнем христианской веры для других. Рассуждения о том, как Бог относится к боли и страданию, неизбежно ведут к кресту. В конце книги Иова на вопрос о страдании Бог отвечает ошеломляющей лекцией — лекцией о Своем могуществе и силе. После Голгофы акцент смещается: на первое место выходит не сила, а любовь:
«Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную»
«Если Бог за нас, кто против нас? Тот, Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас, как с Ним не дарует нам и всего?»
Почему это важно
Однажды мне довелось разговаривать со священником, только что вернувшимся с похорон восьмилетней девочки. Девочка умерла от рака. Все прихожане больше года усиленно молились за исцеление девочки, но тщетно: болезнь победила. Похороны стали для священника настоящим испытанием — он был на пределе душевных и физических сил, его вера была поколеблена. «Что мне сказать людям? Мне нечем их утешить, мне нечего им сказать», — признавался он. Но потом, призадумавшись, добавил: «У меня нет слов, чтобы облегчить их скорбь. Но у меня есть ответ. Этот ответ — Христос».
Смерть и воскресение Иисуса Христа являются ответом практическим, а не абстрактно–богословским. Я извлек для себя по крайней мере четыре урока, которые во многом повлияли на мое отношение к страданию.
Я научился смотреть на настоящее сквозь призму будущего.
Один мудрый человек, Джо Бейли, как–то сказал: «Не забывай в темноте ночи о том, что узнал при свете дня». Но бывает, что тьма сгущается настолько, что мы едва ли помним, каков он — свет. Ученики Христа прочувствовали это состояние в полной мере.
На последней вечере, в минуты предельной близости с учениками, Иисус сделал громкое заявление: «В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир» (Ин 16:33). Можно представить, как после этих слов, сказанных Самим Богом во плоти по спинам одиннадцати пробежали мурашки восторга. В эту минуту они, как один, готовы были с радостью отдать за Иисуса жизнь. В ту же ночь Петр схватился за меч, защищая Господа.
Однако к следующему утру все одиннадцать утратили веру. Слова, сказанные прошлым вечером, должно быть, эхом отдавались в их ушах, когда они издали смотрели, как умирает на кресте их Учитель. Казалось, мир одержал над Богом полную победу. Ученики разбежались из Гефсиманского сада, а Петр даже поклялся, что не знает Христа.
Дело в том, что ученики не видели будущего. Воспоминания о Свете, Который пребывал с ними, рассеялись как дым. Но буквально через несколько дней их озарил новый свет — Пасха. Тогда–то они и узнали, что Богу не страшна никакая тьма. Они поняли, что значит смотреть на настоящее через призму будущего. Новая надежда воспламенила их сердца: и боязливые изменили мир.
Добрая половина мира отмечает в наши дни Страстную Пятницу и Пасху. В западных странах Страстную пятницу называют «Благой». Она стала Благой благодаря тому, что случилось в Пасхальное воскресенье. Пасха дает надежду всем христианам: в один прекрасный день Бог придет и восстановит Свое Царствие на земле. Тогда Пасхальное чудо охватит весь мир.
Если мы оказываемся во тьме, если знакомый мир рушится, вспомните, что мы живем в канун Пасхи. Апостол Павел выразил эту мысль так: «Ибо думаю, что нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас» (Рим 8:18). Полагаю, что Иисус неслучайно произнес слова «Я победил мир» именно в те минуты, когда римские солдаты готовились Его арестовать. Иисус видел настоящее через призму будущего.
Я узнал, что боль может обратиться во благо.
В христианских доктринах содержится много парадоксов, которые так и останутся загадкой, если рассматривать их вне контекста жизни и смерти Иисуса Христа. Об одном парадоксе я уже упоминал: с одной стороны, бедность и страдания — это «плохо», я борюсь с ними всю жизнь; с другой стороны, они выливаются в благословение. Более того, нищие и страждущие названы блаженными. Подобное превращение зла в добро, а плохого в хорошее во всей полноте явлено во Иисусе Христе. Он взял на Себя боль и страдания, тем самым прославив их. Он явил нам пример, указал путь.
В Иисусе Христе мы имеем идеальный пример библейского отношения к страданию. Я теперь никогда не скажу о человеке, что он страдает из–за своего греха. У меня есть пример Христа: Он был безгрешен и страдал. Бог не обещал нам, что ураганы обойдут стороной наши дома и обрушатся на дома соседей–язычников. Бог ничего не сказал о том, что, едва попав в организм христианина, вредоносные микробы сами собой погибнут. Мы не избавлены от скорбей этого мира, равно как не избег их и Христос. Вспомните, как строго упрекнул Спаситель Петра, когда тот стал возражать против необходимости страданий (Мф 16:23–25).
Мы воспринимаем боль, как непорядок. Иисус относился к ней так же. Поэтому Он и совершал чудеса исцеления. В Гефсиманском саду Он не говорил: «Господи, благодарю Тебя за возможность пострадать». Нет, Иисус отчаянно молился об избавлении от мук. Однако Он по своей воле пошел на мучения, пошел ради достижения высшей цели. В конце молитвы Он задал все Свои мучительные вопросы и доверился воле Отца, понимая, что Бог силен обратить во благо даже смерть Своего Сына.
Корнелий Платинга–младший пишет: «Мы не отсылаем друг друга ко кресту, чтобы найти объяснение злу. Размышления о Голгофе не помогут понять, почему ты заболел раком кожи. Нет, мы поднимаем ко кресту глаза, ибо ждем оттуда помощи. Взглянув на крест, мы видим, что Бог разделяет нашу скорбь — а значит Ему можно доверять». Самое худшее, что могло произойти — страшную смерть Своего безвинного Сына — Бог превратил в окончательное торжество над смертью и злом. Такова суть Бога. Он — Созидатель. Божий промысел поставил злой умысел на службу добру, даровав нам всем великое обетование и надежду. Немыслимые крестные страдания обратились в наше торжество: ранами Иисуса мы исцелились (Ис 53:5), Его немощь дала нам силу.
Что изменилось бы в мире, приди Иисус в образе Супергероя, Которому не страшна боль? А что если бы Он не умер на кресте — во время разговора с Пилатом просто взял и вознесся бы на небеса? Но нет, смиренно разделив наш удел, приняв на Себя худшую долю, Иисус дал нам надежду на то, что Бог преобразит и наши страдания — как преобразил Его. Смерть и Воскресение Христа дают нам основание верить: никакое испытание — будь то болезнь, крушение семьи, потеря работы, банкротство или другое горе — не окажется сильнее преобразующей силы Бога.
В Евангелиях лишь раз упоминается о том, что ученики назвали Иисуса Господом — но уже после Его смерти и воскресения. Об этом сказано в конце Евангелия от Иоанна. Все ученики поверили в то, что Христос воскрес. Не поверил лишь Фома. Фоме нужны были доказательства. Он стоял на том, что не поверит, пока своими руками не дотронется до ран на теле Христа. И вот в помещении с запертыми дверями появляется Иисус и показывает Фоме Свои раны. «Господь мой и Бог мой!» — восклицает Фома (Ин. 20:28). Раны Христа стали для него доказательством чуда из чудес — Воскресения.
Я постиг новый, глубинный смысл страдания.
В ветхозаветные времена несчастье ранило верующих вдвойне: тогда считалось, что Бог вознаграждает верных покоем и достатком. В новозаветные времена картина меняется. Апостол Петр наставляет страдающих христиан: «Но если, делая добро и страдая, терпите, это угодно Богу. Ибо вы к тому призваны, потому что и Христос пострадал за нас, оставив нам пример, дабы мы шли по следам Его» (1 Пет 2:20, 21).
Страдание приобретает смысл, если рассматривать его в свете евангельской вести — как крест, который призван нести каждый, кто следует за Христом.
Пусть Иисус не всегда освобождает нас от страданий, но Он наполняет их смыслом: они становятся частью Его страданий. Мы помогаем осуществлять Божий план спасения мира и становимся соработниками, сопричастниками Бога.
Вот что пишет капеллан, который последние месяцы второй мировой войны служил на Тихоокеанском флоте США: «Вторая дивизия участвовала во многих сражениях и понесла большие потери. Но мне не встретился ни один солдат или офицер, который усомнился бы в исходе войны. Не было и военнослужащих, которые задавались бы вопросом, почему победа не приходит немедленно, если и так ясно, что союзники в конечном итоге победят. Да, победа уже виднелась на горизонте, но до нее еще предстояло дойти, сломив последнее сопротивление врага».
Возможно, человеческие страдания и потери есть не что иное, как наше участие в Христовых страданиях. В мире идет грандиозная битва, от исхода которой зависит судьба всего творения. А на полях сражений без боли и потерь не обойтись.
Апостол Павел заявляет, что на кресте Иисус Христос одержал триумфальную победу над силами зла. И победу Ему принесла не сила, а жертвенная любовь. Крест Христов однозначно свидетельствует об исходе великой битвы, но сражение еще не закончилось. И вот Павел стремится к тому, «чтобы познать Его, и силу воскресения Его, и участие в страданиях Его, сообразуясь смерти Его» (Флп 3:10). Он хотел во всей полноте стать сопричастником земной жизни Иисуса Христа — и в страдании, и в радости.
При такой постановке вопроса мы видим: наши потери в духовных битвах — это проявления воинской доблести, за которые в один прекрасный день мы будем вознаграждены. В этой жизни нам не дано до конца понять значение всех наших поступков: очень многое вершится незримо. История распятия Христа подтверждает этот вывод. То, что две тысячи лет назад выглядело, как рядовой акт жестокого колониального «правосудия», свершившийся на окраине Римской империи, стало центральным событием в истории человечества и принесло спасение всему миру.
В каких случаях страдания обретают новый смысл? Когда в Южной Африке священник в знак протеста садится в тюрьму. Когда социальный работник переезжает в трущобы, где живут его подопечные. Когда супруги продолжают бороться за сохранение брака, который трещит по швам. Когда отец с надеждой и готовностью простить ожидает возвращения блудного сына. Когда молодой врач не поддается соблазну быстрого успеха и обогащения и едет лечить людей в какой–нибудь медвежий угол. Подобные муки всегда имеют особый смысл — наши малые и большие битвы вливаются в генеральное сражение и победу Христа. «Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих» (Рим 8:19).
Я обрел уверенность в том, что Бог понимает меня и мне сострадает.
Благодаря свершенному Иисусом Христом мне не приходится кричать в пустые небеса: «Эй, Ты там, наверху! Есть Тебе до меня дело или нет?» Если в мою жизнь вошло страдание, это не значит, что Бог меня оставил. Бог жил в нашем мире, и это убеждает меня в том, что Он слышит наши стенания. Более того — Он стенает вместе с нами. Мы проходим через горнило испытаний — Он пребывает рядом с нами, подобно четвертому человеку в раскаленной печи Навуходоносора (Дан 3:92).
Зачем нужно было Иисусу страдать и умереть? Этот вопрос заслуживает отдельной книги, хотя на эту тему уже написано множество книг. Среди всевозможных ответов Библия предлагает нам и самый загадочный: страдание стало для Бога «научением» — «воспитанием навыка». Мои слова могут показаться еретическими, но я следую непосредственно тексту Послания к Евреям.
Оно было адресовано иудеям, воспитанным в духе Ветхого Завета. Автор стремится показать им, что Иисус превыше всего, что было раньше. Эта мысль красной нитью проходит через все Послание. Чем же Иисус превосходит религиозную систему, которая так много значила для иудеев? Может, Он обладает большей властью? Нет, апостол говорит совсем о другом: Иисус выше, потому что Он стал мостиком через пропасть, зиявшую между людьми и Богом. Вот что пишет автор Послания Евреям: «Хотя Он и Сын, однако страданиями навык послушанию» (Евр 5:8). В другом месте говорится, что Вождь нашего спасения через страдания достиг совершенства (Евр 2:10).
Эти слова полны непостижимой тайны, но из них ясно: вочеловечение Бога — значительное событие не только для нас, но и для Самого Бога. Главная движущая сила человеческой истории — желание Бога до конца понять нас. С одной стороны, Бог, Который создал нервную систему со всеми ее сигналами, хорошо понимает, что такое боль. С другой стороны, способен ли Он, бестелесный Дух, ощутить эту боль? До вочеловечения это было невозможно. Только обретя тело, Бог познал, каково это — быть человеком.
За тридцать три года человеческой жизни Бог в полной мере узнал вкус лишений, одиночества и предательства. Он узнал, как больно, когда тебя хлещут по лицу, когда плеть с металлическими шипами сдирает кожу со спины, когда грубые гвозди пронзают мышцы и крушат кости. Сын Божий изведал боль сполна.
Пусть нам и непонятно, каким образом Бог может воспринять что–то иначе, чем воспринимал раньше, но благодаря Иисусу Бог сейчас воспринимает наши стенания по–другому. Автор Послания к Евреям в изумлении признает: Бог прошел через все испытания, которые выпадают на нашу долю. «Ибо мы имеем не такого первосвященника, который не может сострадать нам в немощах наших, но Который, подобно нам, искушен во всем, кроме греха» (Евр 4:15).
Мы имеем Первосвященника, Который, окончив «высшую школу страдания», может «снисходить невежествующим и заблуждающим, потому что и сам обложен немощью» (Евр 5:2). Благодаря Иисусу Христу Бог понимает нашу боль. Наши слезы становятся Его слезами. В страданиях мы не одиноки. Ни отец больной малышки, ни умирающая от лейкемии девочка, ни скорбящие семьи подростков, погибших в городе Юба, ни прокаженные из Карвилля — никто не страдает в одиночку.
Томас Элиот написал в поэме «Ист Коукер», вошедшей в цикл «Четыре квартета»:
Распятый врач стальным ножом
Грозит гниющей части тела;
Мы состраданье узнаем
В кровоточащих пальцах, смело
Берущихся за тайное святое дело[29].
Жизнь похожа на операцию — бывает так же нестерпимо больно. Но мне легче переносить эту боль, если я знаю, что мой врач — это Врач Распятый, и что Ему ведома всякая боль и всякая скорбь.
Глава 19
Члены тела Христова
Познавший боль и страдания обычно не спешит произнести избитые слова утешения. Соприкосновение с тайной страдания выводит человека из области пустого мудрствования и ведет его к молчанию и сдержанности: подлинное утешение не облечь в слова, его можно выразить только единением со страдальцем.
Все три года Своего служения Сын Божий был доступен людям. Каждый мог придти к Нему со своими бедами и горестями. Каждый мог следовать за Ним и видеть, как Он относится к больным и нуждающимся. Каждому было ясно: Богу есть дело до его страданий.
Но Иисус не остался на земле. Вот уже две тысячи лет Церковь существует без Его зримого присутствия. Нельзя прилететь в Иерусалим и записаться на прием к Спасителю. Что же нам делать? Как ощутить любовь и сострадание Бога сегодня?
Авторы Нового Завета, еще не до конца свыкшиеся с мыслью, что Иисуса с ними больше нет, уделяют этому вопросу особое внимание. Они дают нам две подсказки.
Первую мы находим у апостола Павла: «Также и Дух подкрепляет нас в немощах наших; ибо мы не знаем, о чем молиться, как должно, но Сам Дух ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными» (Рим 8:26). Евангелия открывают нам Бога, Который всегда рядом, Который стал одним из нас, Который Своими ушами слышал людские стенания. Из Посланий Павла перед нами предстает иная ипостась Бога — Бога внутри нас, невидимого Духа, обитающего в наших сердцах и способного понять и выразить всю нашу боль.
Поскольку я пишу о страдании и о разочаровании в Боге, мне приходят письма, в которых люди изливают свои горести. Мне хорошо знакомо ощущение полной беспомощности: порой после прочитанного я даже не знаю, о чем и как молиться. Я думаю, что каждый верующий сталкивался с подобным состоянием. Как, например, молиться о супругах, чьи отношения зашли в полный тупик? Как молиться о матери, чей ребенок болен неизлечимой формой рака? Как молиться о брошенной в тюрьму непальской христианке? О чем просить? Какие слова говорить?
Приведенный выше отрывок из Послания к Римлянам сильно облегчает наш молитвенный труд: не нужно мудрить, не нужно подбирать слова для молитвы. Порой достаточно плакать и вздыхать перед Богом. Когда я читал эти слова Павла, мне на ум пришел образ чуткой матери, без слов понимающей своего младенца. Я знаю опытных матерей, которые способны сразу понять, отчего плачет ребенок — от голода или от недостатка внимания, от боли в ухе или в животике. Для меня все детские крики совершенно одинаковы, а мать сердцем распознает значение каждого писка своего малыша.
Святой Дух настолько чутко прислушивается к голосу наших сердец, что с Ним не сравниться ни одна, даже самая мудрая и чуткая мать. Павел говорит, что Дух Святой обитает внутри нас и понимает те наши нужды, которые сами мы не осознаем. Дух способен выразить их на недоступном нам языке. Когда мы не знаем, что сказать Богу, Дух Святой находит нужные слова. Получается, что наша полная беспомощность дает Богу возможность проявить Себя, и это доставляет Ему радость. Наша немощь пролагает дорогу для Его силы.
Иисус говорил ученикам: им будет лучше, если Он их покинет. Он предвосхищал новые проникновенные отношения с любящим Богом, Который отныне будет жить в сердцах. «Лучше для вас, чтобы Я пошел; ибо, если Я не пойду, Утешитель не приидет к вам» (Ин 16:7). Теперь Дух Святой обитает в нас — такова печать, Которой Бог запечатлевает Своих. Дух Святой — залог, гарантия того, что впереди нас ждет нечто лучшее.
Однако Дух Святой — это все–таки дух: Его не увидеть, к Нему не прикоснуться, Он — как дуновение ветра. Где–то в необозримом будущем нас ожидают небеса, но как быть сейчас? Как зримо увидеть Божью любовь, как ощутить ее физически здесь, на земле?
Вторая подсказка Нового Завета касается присутствия на земле Тела Христова. Этот образ исполнен тайны. В Новом Завете Тело Христово упоминается более тридцати раз. Павел употребляет это понятие, говоря о Церкви. После Вознесения дело, начатое Христом, предстояло вершить несовершенным и неумелым людям. Иисус взял на Себя роль Главы Церкви, а все остальные функции — рук, ног, ушей, глаз и голоса — передал Своим еще неопытным ученикам, а вместе с ними — и нам. Французский поэт Поль Клодель так описал эти перемены: «С момента Своего воплощения Иисус желал лишь одного: снова жить человеческой жизнью. Поэтому Он хотел, чтобы у Него было множество лиц, в каждом из которых Он проживал бы жизнь заново» (1).
Если внимательно перечитать все четыре Евангелия, то становится ясно: таков был замысел Иисуса с самого начала. Он знал, что Его земное время коротко, и говорил о тех задачах, которые предстояло выполнить уже после Его смерти и Воскресения: «Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мф 16:18).
Иисус стал невидимым Главой огромного Тела, в котором много членов — и это по–новому определяет наше отношение к страданию. Иисус доверил нам утешать страждущих и помогать им. Само понятие Тела Христова ясно говорит о нашей главной задаче: являть миру Христа, нести утешение нуждающимся в нем.
Наверное, апостол Павел об этом и думал, когда писал: «Бог всякого утешения, утешающий нас во всякой скорби нашей, чтобы и мы могли утешать находящихся во всякой скорби тем утешением, которым Бог утешает нас самих! Ибо по мере, как умножаются в нас страдания Христовы, умножается Христом и утешение наше» (2 Кор 1:3–5). В своем служении Павел постоянно придерживался этой заповеди. Он собирал средства для голодающих, он посылал помощников туда, где возникали неурядицы. Всякий дар от верующих Он принимал, как дар от Самого Господа Бога.
Боль объединяет
Что объединяет части тела в единый организм? Эффективнее всего это делает болевая система. Если я поранил палец, то болевая система дает мне понять: палец на ноге очень важен для всего тела, он принадлежит мне, и мне нужно о нем заботиться. Если мне случайно наступили на палец, я скорее всего закричу: «Поосторожней, это я!» Я безошибочно пойму, что часть моего тела в опасности — об этом мне сообщат болевые рецепторы. Боль очерчивает границы моего тела — где я, а где уже не я.
Известно, что волк, попавший в капкан способен отгрызть себе онемевшую на морозе лапу. Обморожение нарушает ощущение цельности тела — волк перестает признавать лапу своей.
Помните, я рассказывал о малышке, которая отгрызла собственный пальчик? Не ощущая боли, кроха понятия не имела, что палец — часть ее тела, которую нужно защищать. Больные, потерявшие чувствительность, вынуждены постоянно следить за состоянием своих конечностей.
Работая с доктором Брэндом, я остро осознал ценность болевых ощущений. Боль для организма жизненно необходима. Вот в теле прозвучал болевой сигнал о вторжении. И тут же красные и белые кровяные клетки устремляются к месту, откуда раздался сигнал тревоги. Организм срочно сворачивает все второстепенные процессы и все силы бросает на лечение раны. Боль является пусковым механизмом слаженного, энергичного взаимодействия всех систем тела.
Боль — сигнал, который заставляет меня оставить все дела и обратить внимание на поврежденную часть тела. Если я потянул мышцу, боль вынуждает меня прервать игру в баскетбол. Если я натер ногу, боль заставляет меня надеть другую обувь. Если мой желудок ноет, боль заставляет меня поспешить к врачу. Короче говоря, здоровое тело — это тело, которое всегда быстро и четко передает мозгу болевые сигналы.
Нам, входящим в Тело Христово, следует поучиться у человеческого тела, как реагировать на боль, появившуюся у того или иного члена. Тогда мы сможем стать подлинным воплощением воскресшего Христа.
Для доктора Пола Брэнда эта мысль стала ключевой в созданной им философии.
«Чтобы многоклеточные организмы смогли появиться на свет, отдельным клеткам нужно было отказаться от автономии и научиться быть вместе, страдать друг за друга. Творец задумал и создал высшую расу многоклеточных существ — человечество. Человек обладает способностью осуществлять высокие цели. Но для достижения целей требуются совместные усилия людей. И вот уже не только отдельные клетки тела взаимодействуют друг с другом — люди, тесно связанные с Богом, вступают в отношения, построенные на взаимной ответственности.
В человеческой общине, как и в теле, ключевым условием гармонии является способность ощущать боль. Сколько радости приносит гармоничная работа человеческого организма! Если же взять отношения между мужчиной и женщиной, то в них присутствует масса неполадок. Человеческое общество страдает из–за того, что недостаточно страдает.
Как много горя мы приносим миру из–за собственного эгоизма: очень часто одного человека совершенно не волнует, что рядом с ним страдает другой! Если в теле одна клетка начинает разрастаться за счет остальных клеток, мы называем это раковой опухолью. Мы прекрасно знаем: если позволить этим клеткам расти, организм умрет. Но если каждая клетка тела будет строго подчиняться высшим регуляторным центрам, рак в организме не возникнет. Бог призывает нас поучиться у низших существ. Следует двигаться к более высокому уровню развития, чтобы стать сопричастниками нового сообщества, которое Бог готовит для спасения мира».
Крик и шепот
Конечно, если избегать людей, которым нужна помощь, жить будет проще. Но для христианина служение нуждающимся — святая обязанность, поручение данное ему Самим Богом. И вы, и я, и все верующие являем собой Тело Христово и призваны поступать, как и Он — идти к тем, кто испытывает боль и лишения. Именно так действовал Бог на протяжении всей истории.
Ближний Восток, Южная Африка, Северная Ирландия — это болевые точки на Теле Христа. Из этих стран доносится крик. Скандалы, в центре которых стоят священнослужители. Нищета в странах третьего мира. Слышим ли мы эти крики боли? Хотим ли их услышать? Отвечаем ли на них? Или мы постепенно теряем чувствительность и перестаем обращать внимание на болевые сигналы, а в результате жертвуем какой–то частью Тела Христова? И ведь не все крики боли доносятся издалека. В каждой церкви, на каждом предприятии, в каждой семье всегда есть страдающие. Откликаемся ли мы на нужды безработных, разведенных, вдов, больных, лежачих больных, бездомных и престарелых?
На протяжении многих веков христианская Церковь — Тело Христово — совершала неоднозначные поступки. Порой казалось, что Церковь самоуничтожается. Вспомним хотя бы инквизицию или религиозные войны. Оставляя верующему человеку свободу, Христос, тем не менее, возлагает на него поручение — нести миру Божью любовь. Несмотря на все ошибки, Церковь выполняла свою миссию. В каждом крупном городе США есть медицинские учреждения с христианскими названиями: больницы Христа, Девы Марии, Доброго Самарянина, Лютеранская, Баптистская. Все эти заведения, даже те, которые сегодня стали коммерческими и чисто светскими, были в свое время основаны верующими, убежденными в том, что исцеление больных — их призвание.
В Индии христиане составляют менее трех процентов населения, но на их долю приходится восемнадцать процентов всей оказанной в стране медицинской помощи. Для индийского крестьянина, который, может быть, никогда и не слышал об Иисусе Христе, слово «христианин» ассоциируется в первую очередь с местной больницей или медицинским фургончиком, который раз в месяц приезжает в деревню. Помощь оказываются бесплатно — ради Христа. Конечно, это не сама проповедь Евангелия, но прекрасное ее начало.
В западных странах проблем с оказанием медицинской помощи нет — этим занимаются специализированные службы. Однако там появилась другая проблема, которая особенно остро стоит в крупных городах, — проблема бездомных. Откликнется ли общество на крик боли, который исходит от миллионов бездомных людей — со скамеек в городских парках, из–под мостов, от тепловых трасс, где они ночуют? Церковь и здесь оказалась в первых рядах — она организовывает приюты и передвижные кухни для бездомных.
А вот личное свидетельство целительного прикосновения Тела Христова. Мне переслали копию письма, написанного женщиной из Гранд Рапиде. Ее муж, известный церковный музыкант, умер от амиотрофического латерального склероза (АЛС). Жена ухаживала за ним в течение семи лет до самой его смерти. Через год после его кончины вдова разослала письмо с благодарностью тем верующим друзьям, которые ей помогали. Она писала:
«Когда восемь лет назад у Норма появились первые признаки заболевания, вы окружили нас любовью и заботой. Сколько записок и открыток мы получали! Открытки были и забавными, и глубокими, они несли нам тепло и заботу, они были дороги нам.
Вы приходили, звонили по телефону… А какие изумительные блюда вы для нас готовили! Вы питали не только наши тела, но и согревали нам души. Вы ходили за покупками и выполняли массу других домашних дел. Откладывая свои домашние дела, вы шли к нам, чтобы помочь с нашими: подметали дорожки, ходили на почту, выносили мусор. Мы не были отрезаны и от церковных собраний: вы записывали для нас проповеди на пленку. А сколько мы получали подарков! Их невозможно сосчитать, и все они согревали наши сердца.
Вы оказывали нам медицинскую помощь, и даже ухитрились залечить мужу зуб прямо на дому. Вы придумывали всякие приспособления, которые облегчали нашу жизнь. Вспомните «жилет для кашля» или «тревожную кнопку», которой Норм пользовался до самых последних дней. Вы делились с нами стихами из Писания. Среди вас была группа молитвенников, которые постоянно молились о тех, кто регулярно приезжал к нам, чтобы делать Норму дыхательные процедуры. Вы дали моему мужу возможность по–прежнему ощущать себя в музыкальной среде — и церковного служения, и музыкальной жизни в целом.
А как вы за нас молились!!! День за днем, месяц за месяцем, год за годом! Ваши молитвы удерживали нас на плаву, помогали преодолеть особенно тяжелые периоды, давали силы, которых по–человечески нам неоткуда было взять. Благодаря вашим молитвам, мы не ослабевали в молитвах своих. Придет день, когда мы узнаем, почему Бог не исцелил моего мужа здесь, на земле. Но одно мы знаем точно: Норм прожил гораздо дольше, и ему было намного легче, чем обычно бывает при АЛС. Мне кажется, чтобы выразить наши чувства к вам, недостаточно даже слова «любовь»!»
Я мог бы вернуться к четвертой части этой книги, где говорится о том, как справиться с болью. Я мог бы показать, что друзья этой женщины выполнили все мои советы по велению собственного сердца. Своей заботой и вниманием они явили ей заботу и внимание Бога. Благодаря их любви и поддержке стойкую женщину не мучили сомнения в Божьей любви. Она ощущала любовь Бога через чуткое прикосновение членов Его Тела — членов ее церковной общины.
Носите бремена друг друга
Прислушайтесь к словам человека, который знает, что такое единство Тела Христова: «Кто изнемогает, с кем бы и я не изнемогал? Кто соблазняется, за кого бы я не воспламенялся?» (2 Кор 11:29). Или: «Помните узников, как бы и вы с ними были в узах, и страждущих, как и сами находитесь в теле» (Евр 13:3).
Давайте послушаем другой голос, голос Джона Донна:
«Церковь есть Церковь вселенская, соборная — и таковы ее деяния. Все, творимое ею, — всеобщее достояние. Крестит ли она младенца — и я вовлечен в это крещение, ибо через крещение сочетается он с Водительницей, которая и моя Водительница. Через крещение он сливается с Телом, одним из членов которого являюсь я. Погребает ли она мужа — это погребение трогает меня: все человечество — создание Одного Автора, оно — единый том…
…Нет человека, что был бы сам по себе, как остров; каждый живущий — часть континента; и если море смоет утес, не станет ли меньше вся Европа: меньше — на каменную скалу, на поместье друзей, на твой собственный дом. Смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем человечеством. А потому никогда не посылай узнать, по ком звонит колокол: он звонит и по тебе».
Библия говорит нам, чтобы мы носили бремена друг друга. Это наука страдания, которую мы способны освоить. Пусть не каждый согласится, что его боль — дар. Пусть кто–то обвиняет Бога в несправедливости. Но факт остается фактом: скорбь и боль — наши спутники в этой жизни, и мы волей–неволей должны с ними справляться. Как Иисус откликался на страдания этого мира? Он брал на Себя бремя тех, с кем соприкасался. Если мы — Его Тело, воплощение Его любви и заботы в этом мире, то обязаны следовать Его примеру.
Образ Тела — образ Божьего присутствия на земле. Иногда Его присутствие проявляется явно через чудеса, дарованные страдальцам сверхъестественной силой. Но чаще Он доверяет выполнение Божьих замыслов в этом мире нам, Своим соработникам. Мы призваны жить на земле так, как жил бы Христос: не только рассказывать людям о Нем, не отсылать их со всеми их проблемами к Богу, но еще и бороться за справедливость, молиться о милости и страдать со страдающими.
Писатель из Южной Африки Алан Пейтон, автор книги «Плачь, любимая страна», рассказывает о Франциске Ассизском — человеке, который стал подражателем Христа. Один из переломных моментов в жизни Франциска таков: богатый юноша Франциск, тогда еще Бернардони, скакал на коне и увидел на обочине дороги прокаженного. В тот период Франциск был ожесточен против Бога. Вид прокаженного вызвал у него гнев и отвращение. Однако в глубине души у него вдруг возникло совсем другое чувство, которое перекрыло ожесточение. Он спешился, подошел к несчастному, обнял его и поцеловал в губы.
Пейтон пишет, что Франциск мог бы обругать прокаженного или похулить Бога за жестокость к своим созданиям, но Франциск поступил по–другому. Он решил не тратить силы на проклятия, а стать орудием мира в руках Бога. Поступок Франциска преобразил и его самого, и несчастного отверженного: «То, что пробудило во мне отвращение и гнев, вдруг обернулось невероятным упоением для души и тела», — говорит святой Франциск.
Реакция святого Франциска похожа на отношение Алеши Карамазова к брату Ивану в романе Достоевского. Алеша не мог найти ответов на мучительные вопросы о боли и страдании. И вот он решил пойти к страдающим и с любовью их обнять. Достоевский подчеркивает движение души Алеши. А помните, как отнесся Иисус у Достоевского к Своему врагу — Великому Инквизитору?
Если бы Церковь всегда следовала этому образцу и отвечала на людские страдания не догмами, а любовью, то, возможно, мучительные вопросы не вставали бы перед верующими с такой силой. Совместные усилия всех частей Тела Христова могут стать великой преобразующей силой, способной изменить жизни одиноких, страждущих, отверженных мира сего. Церковь может стать тем деревом, о котором говорит Евангелие — огромным деревом, которое становится прибежищем для многих птиц.
В больницах всегда поражаешься тому, как по–разному утешают больных верующие и неверующие. Одни говорят: «Мы молимся за тебя». Другие: «Удачи тебе — будем держать за тебя пальцы скрещенными». Если мне потребуется одним предложением ответить на вопрос: «Где Бог, когда я страдаю?» — то я отвечу встречным вопросом: «Где Церковь, когда я страдаю?» Мы, верующие, и есть самый зримый ответ Бога изнемогающему миру.
«Любовь познали мы в том, что Он положил за нас душу Свою: и мы должны полагать души свои за братьев. А кто имеет достаток в мире, но, видя брата своего в нужде, затворяет от него сердце свое, — как пребывает в том любовь Божия? Дети мои! Станем любить не словом или языком, но делом и истиною» (1 Ин 3:16–18).
Познавший боль и страдания обычно не спешит произнести избитые слова утешения. Соприкосновение с тайной страдания выводит человека из области пустого мудрствования и ведет его к молчанию и сдержанности: подлинное утешение не облечь в слова, его можно выразить только единением со страдальцем.
Все три года Своего служения Сын Божий был доступен людям. Каждый мог придти к Нему со своими бедами и горестями. Каждый мог следовать за Ним и видеть, как Он относится к больным и нуждающимся. Каждому было ясно: Богу есть дело до его страданий.
Но Иисус не остался на земле. Вот уже две тысячи лет Церковь существует без Его зримого присутствия. Нельзя прилететь в Иерусалим и записаться на прием к Спасителю. Что же нам делать? Как ощутить любовь и сострадание Бога сегодня?
Авторы Нового Завета, еще не до конца свыкшиеся с мыслью, что Иисуса с ними больше нет, уделяют этому вопросу особое внимание. Они дают нам две подсказки.
Первую мы находим у апостола Павла: «Также и Дух подкрепляет нас в немощах наших; ибо мы не знаем, о чем молиться, как должно, но Сам Дух ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными» (Рим 8:26). Евангелия открывают нам Бога, Который всегда рядом, Который стал одним из нас, Который Своими ушами слышал людские стенания. Из Посланий Павла перед нами предстает иная ипостась Бога — Бога внутри нас, невидимого Духа, обитающего в наших сердцах и способного понять и выразить всю нашу боль.
Поскольку я пишу о страдании и о разочаровании в Боге, мне приходят письма, в которых люди изливают свои горести. Мне хорошо знакомо ощущение полной беспомощности: порой после прочитанного я даже не знаю, о чем и как молиться. Я думаю, что каждый верующий сталкивался с подобным состоянием. Как, например, молиться о супругах, чьи отношения зашли в полный тупик? Как молиться о матери, чей ребенок болен неизлечимой формой рака? Как молиться о брошенной в тюрьму непальской христианке? О чем просить? Какие слова говорить?
Приведенный выше отрывок из Послания к Римлянам сильно облегчает наш молитвенный труд: не нужно мудрить, не нужно подбирать слова для молитвы. Порой достаточно плакать и вздыхать перед Богом. Когда я читал эти слова Павла, мне на ум пришел образ чуткой матери, без слов понимающей своего младенца. Я знаю опытных матерей, которые способны сразу понять, отчего плачет ребенок — от голода или от недостатка внимания, от боли в ухе или в животике. Для меня все детские крики совершенно одинаковы, а мать сердцем распознает значение каждого писка своего малыша.
Святой Дух настолько чутко прислушивается к голосу наших сердец, что с Ним не сравниться ни одна, даже самая мудрая и чуткая мать. Павел говорит, что Дух Святой обитает внутри нас и понимает те наши нужды, которые сами мы не осознаем. Дух способен выразить их на недоступном нам языке. Когда мы не знаем, что сказать Богу, Дух Святой находит нужные слова. Получается, что наша полная беспомощность дает Богу возможность проявить Себя, и это доставляет Ему радость. Наша немощь пролагает дорогу для Его силы.
Иисус говорил ученикам: им будет лучше, если Он их покинет. Он предвосхищал новые проникновенные отношения с любящим Богом, Который отныне будет жить в сердцах. «Лучше для вас, чтобы Я пошел; ибо, если Я не пойду, Утешитель не приидет к вам» (Ин 16:7). Теперь Дух Святой обитает в нас — такова печать, Которой Бог запечатлевает Своих. Дух Святой — залог, гарантия того, что впереди нас ждет нечто лучшее.
Однако Дух Святой — это все–таки дух: Его не увидеть, к Нему не прикоснуться, Он — как дуновение ветра. Где–то в необозримом будущем нас ожидают небеса, но как быть сейчас? Как зримо увидеть Божью любовь, как ощутить ее физически здесь, на земле?
Вторая подсказка Нового Завета касается присутствия на земле Тела Христова. Этот образ исполнен тайны. В Новом Завете Тело Христово упоминается более тридцати раз. Павел употребляет это понятие, говоря о Церкви. После Вознесения дело, начатое Христом, предстояло вершить несовершенным и неумелым людям. Иисус взял на Себя роль Главы Церкви, а все остальные функции — рук, ног, ушей, глаз и голоса — передал Своим еще неопытным ученикам, а вместе с ними — и нам. Французский поэт Поль Клодель так описал эти перемены: «С момента Своего воплощения Иисус желал лишь одного: снова жить человеческой жизнью. Поэтому Он хотел, чтобы у Него было множество лиц, в каждом из которых Он проживал бы жизнь заново» (1).
Если внимательно перечитать все четыре Евангелия, то становится ясно: таков был замысел Иисуса с самого начала. Он знал, что Его земное время коротко, и говорил о тех задачах, которые предстояло выполнить уже после Его смерти и Воскресения: «Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мф 16:18).
Иисус стал невидимым Главой огромного Тела, в котором много членов — и это по–новому определяет наше отношение к страданию. Иисус доверил нам утешать страждущих и помогать им. Само понятие Тела Христова ясно говорит о нашей главной задаче: являть миру Христа, нести утешение нуждающимся в нем.
Наверное, апостол Павел об этом и думал, когда писал: «Бог всякого утешения, утешающий нас во всякой скорби нашей, чтобы и мы могли утешать находящихся во всякой скорби тем утешением, которым Бог утешает нас самих! Ибо по мере, как умножаются в нас страдания Христовы, умножается Христом и утешение наше» (2 Кор 1:3–5). В своем служении Павел постоянно придерживался этой заповеди. Он собирал средства для голодающих, он посылал помощников туда, где возникали неурядицы. Всякий дар от верующих Он принимал, как дар от Самого Господа Бога.
Боль объединяет
Что объединяет части тела в единый организм? Эффективнее всего это делает болевая система. Если я поранил палец, то болевая система дает мне понять: палец на ноге очень важен для всего тела, он принадлежит мне, и мне нужно о нем заботиться. Если мне случайно наступили на палец, я скорее всего закричу: «Поосторожней, это я!» Я безошибочно пойму, что часть моего тела в опасности — об этом мне сообщат болевые рецепторы. Боль очерчивает границы моего тела — где я, а где уже не я.
Известно, что волк, попавший в капкан способен отгрызть себе онемевшую на морозе лапу. Обморожение нарушает ощущение цельности тела — волк перестает признавать лапу своей.
Помните, я рассказывал о малышке, которая отгрызла собственный пальчик? Не ощущая боли, кроха понятия не имела, что палец — часть ее тела, которую нужно защищать. Больные, потерявшие чувствительность, вынуждены постоянно следить за состоянием своих конечностей.
Работая с доктором Брэндом, я остро осознал ценность болевых ощущений. Боль для организма жизненно необходима. Вот в теле прозвучал болевой сигнал о вторжении. И тут же красные и белые кровяные клетки устремляются к месту, откуда раздался сигнал тревоги. Организм срочно сворачивает все второстепенные процессы и все силы бросает на лечение раны. Боль является пусковым механизмом слаженного, энергичного взаимодействия всех систем тела.
Боль — сигнал, который заставляет меня оставить все дела и обратить внимание на поврежденную часть тела. Если я потянул мышцу, боль вынуждает меня прервать игру в баскетбол. Если я натер ногу, боль заставляет меня надеть другую обувь. Если мой желудок ноет, боль заставляет меня поспешить к врачу. Короче говоря, здоровое тело — это тело, которое всегда быстро и четко передает мозгу болевые сигналы.
Нам, входящим в Тело Христово, следует поучиться у человеческого тела, как реагировать на боль, появившуюся у того или иного члена. Тогда мы сможем стать подлинным воплощением воскресшего Христа.
Для доктора Пола Брэнда эта мысль стала ключевой в созданной им философии.
«Чтобы многоклеточные организмы смогли появиться на свет, отдельным клеткам нужно было отказаться от автономии и научиться быть вместе, страдать друг за друга. Творец задумал и создал высшую расу многоклеточных существ — человечество. Человек обладает способностью осуществлять высокие цели. Но для достижения целей требуются совместные усилия людей. И вот уже не только отдельные клетки тела взаимодействуют друг с другом — люди, тесно связанные с Богом, вступают в отношения, построенные на взаимной ответственности.
В человеческой общине, как и в теле, ключевым условием гармонии является способность ощущать боль. Сколько радости приносит гармоничная работа человеческого организма! Если же взять отношения между мужчиной и женщиной, то в них присутствует масса неполадок. Человеческое общество страдает из–за того, что недостаточно страдает.
Как много горя мы приносим миру из–за собственного эгоизма: очень часто одного человека совершенно не волнует, что рядом с ним страдает другой! Если в теле одна клетка начинает разрастаться за счет остальных клеток, мы называем это раковой опухолью. Мы прекрасно знаем: если позволить этим клеткам расти, организм умрет. Но если каждая клетка тела будет строго подчиняться высшим регуляторным центрам, рак в организме не возникнет. Бог призывает нас поучиться у низших существ. Следует двигаться к более высокому уровню развития, чтобы стать сопричастниками нового сообщества, которое Бог готовит для спасения мира».
Крик и шепот
Конечно, если избегать людей, которым нужна помощь, жить будет проще. Но для христианина служение нуждающимся — святая обязанность, поручение данное ему Самим Богом. И вы, и я, и все верующие являем собой Тело Христово и призваны поступать, как и Он — идти к тем, кто испытывает боль и лишения. Именно так действовал Бог на протяжении всей истории.
Ближний Восток, Южная Африка, Северная Ирландия — это болевые точки на Теле Христа. Из этих стран доносится крик. Скандалы, в центре которых стоят священнослужители. Нищета в странах третьего мира. Слышим ли мы эти крики боли? Хотим ли их услышать? Отвечаем ли на них? Или мы постепенно теряем чувствительность и перестаем обращать внимание на болевые сигналы, а в результате жертвуем какой–то частью Тела Христова? И ведь не все крики боли доносятся издалека. В каждой церкви, на каждом предприятии, в каждой семье всегда есть страдающие. Откликаемся ли мы на нужды безработных, разведенных, вдов, больных, лежачих больных, бездомных и престарелых?
На протяжении многих веков христианская Церковь — Тело Христово — совершала неоднозначные поступки. Порой казалось, что Церковь самоуничтожается. Вспомним хотя бы инквизицию или религиозные войны. Оставляя верующему человеку свободу, Христос, тем не менее, возлагает на него поручение — нести миру Божью любовь. Несмотря на все ошибки, Церковь выполняла свою миссию. В каждом крупном городе США есть медицинские учреждения с христианскими названиями: больницы Христа, Девы Марии, Доброго Самарянина, Лютеранская, Баптистская. Все эти заведения, даже те, которые сегодня стали коммерческими и чисто светскими, были в свое время основаны верующими, убежденными в том, что исцеление больных — их призвание.
В Индии христиане составляют менее трех процентов населения, но на их долю приходится восемнадцать процентов всей оказанной в стране медицинской помощи. Для индийского крестьянина, который, может быть, никогда и не слышал об Иисусе Христе, слово «христианин» ассоциируется в первую очередь с местной больницей или медицинским фургончиком, который раз в месяц приезжает в деревню. Помощь оказываются бесплатно — ради Христа. Конечно, это не сама проповедь Евангелия, но прекрасное ее начало.
В западных странах проблем с оказанием медицинской помощи нет — этим занимаются специализированные службы. Однако там появилась другая проблема, которая особенно остро стоит в крупных городах, — проблема бездомных. Откликнется ли общество на крик боли, который исходит от миллионов бездомных людей — со скамеек в городских парках, из–под мостов, от тепловых трасс, где они ночуют? Церковь и здесь оказалась в первых рядах — она организовывает приюты и передвижные кухни для бездомных.
А вот личное свидетельство целительного прикосновения Тела Христова. Мне переслали копию письма, написанного женщиной из Гранд Рапиде. Ее муж, известный церковный музыкант, умер от амиотрофического латерального склероза (АЛС). Жена ухаживала за ним в течение семи лет до самой его смерти. Через год после его кончины вдова разослала письмо с благодарностью тем верующим друзьям, которые ей помогали. Она писала:
«Когда восемь лет назад у Норма появились первые признаки заболевания, вы окружили нас любовью и заботой. Сколько записок и открыток мы получали! Открытки были и забавными, и глубокими, они несли нам тепло и заботу, они были дороги нам.
Вы приходили, звонили по телефону… А какие изумительные блюда вы для нас готовили! Вы питали не только наши тела, но и согревали нам души. Вы ходили за покупками и выполняли массу других домашних дел. Откладывая свои домашние дела, вы шли к нам, чтобы помочь с нашими: подметали дорожки, ходили на почту, выносили мусор. Мы не были отрезаны и от церковных собраний: вы записывали для нас проповеди на пленку. А сколько мы получали подарков! Их невозможно сосчитать, и все они согревали наши сердца.
Вы оказывали нам медицинскую помощь, и даже ухитрились залечить мужу зуб прямо на дому. Вы придумывали всякие приспособления, которые облегчали нашу жизнь. Вспомните «жилет для кашля» или «тревожную кнопку», которой Норм пользовался до самых последних дней. Вы делились с нами стихами из Писания. Среди вас была группа молитвенников, которые постоянно молились о тех, кто регулярно приезжал к нам, чтобы делать Норму дыхательные процедуры. Вы дали моему мужу возможность по–прежнему ощущать себя в музыкальной среде — и церковного служения, и музыкальной жизни в целом.
А как вы за нас молились!!! День за днем, месяц за месяцем, год за годом! Ваши молитвы удерживали нас на плаву, помогали преодолеть особенно тяжелые периоды, давали силы, которых по–человечески нам неоткуда было взять. Благодаря вашим молитвам, мы не ослабевали в молитвах своих. Придет день, когда мы узнаем, почему Бог не исцелил моего мужа здесь, на земле. Но одно мы знаем точно: Норм прожил гораздо дольше, и ему было намного легче, чем обычно бывает при АЛС. Мне кажется, чтобы выразить наши чувства к вам, недостаточно даже слова «любовь»!»
Я мог бы вернуться к четвертой части этой книги, где говорится о том, как справиться с болью. Я мог бы показать, что друзья этой женщины выполнили все мои советы по велению собственного сердца. Своей заботой и вниманием они явили ей заботу и внимание Бога. Благодаря их любви и поддержке стойкую женщину не мучили сомнения в Божьей любви. Она ощущала любовь Бога через чуткое прикосновение членов Его Тела — членов ее церковной общины.
Носите бремена друг друга
Прислушайтесь к словам человека, который знает, что такое единство Тела Христова: «Кто изнемогает, с кем бы и я не изнемогал? Кто соблазняется, за кого бы я не воспламенялся?» (2 Кор 11:29). Или: «Помните узников, как бы и вы с ними были в узах, и страждущих, как и сами находитесь в теле» (Евр 13:3).
Давайте послушаем другой голос, голос Джона Донна:
«Церковь есть Церковь вселенская, соборная — и таковы ее деяния. Все, творимое ею, — всеобщее достояние. Крестит ли она младенца — и я вовлечен в это крещение, ибо через крещение сочетается он с Водительницей, которая и моя Водительница. Через крещение он сливается с Телом, одним из членов которого являюсь я. Погребает ли она мужа — это погребение трогает меня: все человечество — создание Одного Автора, оно — единый том…
…Нет человека, что был бы сам по себе, как остров; каждый живущий — часть континента; и если море смоет утес, не станет ли меньше вся Европа: меньше — на каменную скалу, на поместье друзей, на твой собственный дом. Смерть каждого человека умаляет и меня, ибо я един со всем человечеством. А потому никогда не посылай узнать, по ком звонит колокол: он звонит и по тебе».
Библия говорит нам, чтобы мы носили бремена друг друга. Это наука страдания, которую мы способны освоить. Пусть не каждый согласится, что его боль — дар. Пусть кто–то обвиняет Бога в несправедливости. Но факт остается фактом: скорбь и боль — наши спутники в этой жизни, и мы волей–неволей должны с ними справляться. Как Иисус откликался на страдания этого мира? Он брал на Себя бремя тех, с кем соприкасался. Если мы — Его Тело, воплощение Его любви и заботы в этом мире, то обязаны следовать Его примеру.
Образ Тела — образ Божьего присутствия на земле. Иногда Его присутствие проявляется явно через чудеса, дарованные страдальцам сверхъестественной силой. Но чаще Он доверяет выполнение Божьих замыслов в этом мире нам, Своим соработникам. Мы призваны жить на земле так, как жил бы Христос: не только рассказывать людям о Нем, не отсылать их со всеми их проблемами к Богу, но еще и бороться за справедливость, молиться о милости и страдать со страдающими.
Писатель из Южной Африки Алан Пейтон, автор книги «Плачь, любимая страна», рассказывает о Франциске Ассизском — человеке, который стал подражателем Христа. Один из переломных моментов в жизни Франциска таков: богатый юноша Франциск, тогда еще Бернардони, скакал на коне и увидел на обочине дороги прокаженного. В тот период Франциск был ожесточен против Бога. Вид прокаженного вызвал у него гнев и отвращение. Однако в глубине души у него вдруг возникло совсем другое чувство, которое перекрыло ожесточение. Он спешился, подошел к несчастному, обнял его и поцеловал в губы.
Пейтон пишет, что Франциск мог бы обругать прокаженного или похулить Бога за жестокость к своим созданиям, но Франциск поступил по–другому. Он решил не тратить силы на проклятия, а стать орудием мира в руках Бога. Поступок Франциска преобразил и его самого, и несчастного отверженного: «То, что пробудило во мне отвращение и гнев, вдруг обернулось невероятным упоением для души и тела», — говорит святой Франциск.
Реакция святого Франциска похожа на отношение Алеши Карамазова к брату Ивану в романе Достоевского. Алеша не мог найти ответов на мучительные вопросы о боли и страдании. И вот он решил пойти к страдающим и с любовью их обнять. Достоевский подчеркивает движение души Алеши. А помните, как отнесся Иисус у Достоевского к Своему врагу — Великому Инквизитору?
Если бы Церковь всегда следовала этому образцу и отвечала на людские страдания не догмами, а любовью, то, возможно, мучительные вопросы не вставали бы перед верующими с такой силой. Совместные усилия всех частей Тела Христова могут стать великой преобразующей силой, способной изменить жизни одиноких, страждущих, отверженных мира сего. Церковь может стать тем деревом, о котором говорит Евангелие — огромным деревом, которое становится прибежищем для многих птиц.
В больницах всегда поражаешься тому, как по–разному утешают больных верующие и неверующие. Одни говорят: «Мы молимся за тебя». Другие: «Удачи тебе — будем держать за тебя пальцы скрещенными». Если мне потребуется одним предложением ответить на вопрос: «Где Бог, когда я страдаю?» — то я отвечу встречным вопросом: «Где Церковь, когда я страдаю?» Мы, верующие, и есть самый зримый ответ Бога изнемогающему миру.
«Любовь познали мы в том, что Он положил за нас душу Свою: и мы должны полагать души свои за братьев. А кто имеет достаток в мире, но, видя брата своего в нужде, затворяет от него сердце свое, — как пребывает в том любовь Божия? Дети мои! Станем любить не словом или языком, но делом и истиною» (1 Ин 3:16–18).
Глава 20
Нас ждет новый мир
Как в мае снег Свой век отжил, Так тают беды предо мной!
Христианство предлагает страдающему человеку еще один ни с чем не сравнимый дар. Библия являет нам трехтысячелетнюю историю человечества, но все исторические события оказываются исчезающе малыми по сравнению с одним важнейшим событием — с Голгофой. Смерть Иисуса Христа на Голгофе стала кульминацией истории, ее поворотным моментом. Но смерть Спасителя — все–таки не вершина и не конец истории.
По прошествии трех дней после погребения выяснилось, что Иисус жив. Жив?! Не может быть! Поверить этому известию было трудно. Даже ученики не поверили в Его воскресение, пока Он не явился им и не позволил прикоснуться к Своему телу. Но вот что удивительно: Он пообещал, что однажды каждый верующий получит новое тело.
Воскресение Иисуса Христа, Его победа над смертью открыли новую страницу не только в истории человечества, но и в летописи боли и страдания. Теперь можно смело сказать: и боль, и страдание преходящи. Иисус Христос дал нам удивительное обетование — пообещал новую жизнь, в которой не будет боли. Это значит, что какой бы сокрушительной ни была мука сейчас, она не продлится вечно.
Надежда всех христиан — надежда на жизнь грядущую с Богом, жизнь без боли и слез. Как это ни удивительно, люди сегодня говорят о вере в небесную жизнь с большой неловкостью. Вера в грядущую жизнь многим представляется попыткой уйти от решения проблем этого мира.
У чернокожих мусульман есть похоронная церемония, которая символически отражает современные взгляды на жизнь и смерть. Когда гроб с телом умершего выставляют для прощания, родные и близкие окружают помост и стоят в полном молчании. Ни цветов, ни слез, ни пения. По кругу пускают подносы, с которых люди берут по мятному леденцу. Потом по сигналу все кладут леденцы в рот. Пока леденец медленно тает во рту, каждый думает о том, как сладка была жизнь покойного. Но вот леденец рассосался — это знак того, что жизнь кончилась. Больше ничего не будет.
А мы? Как мы относимся к смерти? Стремимся избежать любого напоминания о ней! Реанимационные отделения, хосписы, морги, кладбища — эти заведения прячутся за высокими заборами. Но если смерть неизбежна, наше поведение полностью соответствует философии чернокожих мусульман. Современный мир пронизан язычеством, которое говорит нам, что смерть — это конец, последняя точка, а вовсе не переход в жизнь вечную. Элизабет Кюблер–Росс выявила пять этапов, которые проходит умирающий, и сделала вывод, что последний этап — принятие — наиболее благотворный. С тех пор медики стараются подвести своих пациентов именно к принятию смерти.
Однажды на встрече группы «Ни дня напрасно» женщина по имени Донна, у которой была последняя стадия лейкемии, рассказала, с каким нетерпением она ждет дня, когда попадет на небеса. Ее слова вызвали у членов группы полное замешательство: повисла тишина, потом кто–то неловко кашлянул, кто–то сделал большие глаза. Тогда ведущая группы предложила всем обсудить вопрос о том, как помочь Донне справиться со страхами и подойти к этапу принятия смерти.
В тот раз я ушел с собрания с тяжелым сердцем. Наша материалистическая, чуждая вере культура учит людей не обращать внимания на глубинные чувства! Донна, следуя побуждению сердца, прикоснулась к основанию христианского богословия: смерть — наш страшный враг, но в конечном итоге он будет истреблен. Однако все участники группы, включая ведущую, посчитали, что Донна просто не хочет смириться перед лицом смерти. Почему? Ведь каждый из них месяц за месяцем наблюдал, как постепенно угасают функции его организма. Почему они боятся подумать, что смерть — это еще не конец? Сама мысль о скорой кончине Донны вызывает лишь одну реакцию: «Будь ты проклята, смерть!»
Некоторое время спустя мне попалась на глаза цитата из Блеза Паскаля. Он жил именно в ту эпоху, когда мыслители только начали высмеивать на их взгляд примитивные понятия о душе и о вечной жизни. Паскаль так сказал об их мнении: «Неужели он и ему подобные рассчитывают осчастливить нас, сообщив, что по твердому их убеждению наша душа — не более чем дуновение ветерка, струйка дыма, да еще произнеся это тоном, преисполненным гордости и самодовольства? Подобает ли утверждать такие вещи столь беззаботно? Или, напротив, их следует произносить с прискорбием, ибо что на свете может быть прискорбнее?»[30]
Какая страшная подмена ценностей происходит в людских умах! Люди кичатся верой в то, что со смертью человек исчезает окончательно и бесповоротно. Они почитают надежду на блаженную вечность трусостью. Справедливо ли согласиться с темнокожими мусульманами, с материалистами и марксистами во мнении, что наш мир, пораженный злом и страданием, и есть последнее пристанище человека?
Библия дает новое представление о жизни после смерти. Оно рождает не страх и не тоску, а радость и предвкушение. Наша планета стенает от боли — и христиане вполне обоснованно жаждут оказаться в новом мире, в котором Бог сотрет с глаз плачущего каждую слезинку.
Пасхальная вера
Сейчас мы видим лишь тень будущего. Нам лишь временами дано ощущать несказанную радость — ту радость, которая влечет нас в мир иной и которую у нас никто не отнимет. Мы будто заключены в темной комнате — сцена из пьесы Сартра «За запертой дверью», — но сквозь щели в стенах просачиваются узкие полоски света. В них — добродетель, слава, красота, сострадание, истина и справедливость. Можно предположить, что за этими стенами существует какой–то другой мир, ради которого стоит претерпеть любые скорби.
Христианская вера не дает безболезненного способа смириться со смертью, но открывает путь к ее преодолению. Христос — это Жизнь. Его Воскресение безоговорочно свидетельствует о том, что Бог не ограничен пресловутым циклом жизни, который завершается смертью. Он делает все возможное, вернее, Он уже сделал все возможное, чтобы разорвать этот цикл.
В октябре 1988 года произошел несчастный случай: во время подводного погружения на озере Мичиган погиб один из моих самых близких друзей. В тот день, когда Боб последний раз ушел под воду, я, ни о чем не подозревая, сидел в университетском кафе и читал книгу известного психотерапевта и писателя Ролло Мэя. Книга называлась «В поисках прекрасного». В ней рассказывается о том, как Мэй всю свою жизнь искал красоту. Поиски привели его в Грецию, на Святую Гору Афон, где расположены православные монастыри.
В то время Ролло Мэй только–только начал восстанавливаться после пережитого им нервного срыва. Он приехал на Афон как раз на Пасху и попал на праздничное богослужение. Православная пасхальная литургия исполнена символизма и непередаваемой красоты. В храме висели иконы, пахло благовониями. В самый торжественный момент священник раздал каждому участнику по три пасхальных яйца — изумительно расписанных и обернутых в тонкую ткань. «Христос воскресе!» — провозгласил он. И все присутствующие, в том числе и Ролло Мэй, откликнулись: «Воистину воскресе!»
Ролло Мэй не был верующим. Но вот что он написал в своей книге: «В тот момент я оказался сопричастен некоей духовной реальности. А что если Христос действительно воскрес? Что это значит для нашего мира?» Я дочитал главу до конца и отправился домой. В дверях меня встретила жена. Она сообщила мне горестную весть: Боб погиб. Все последующие дни вопрос Ролло Мэя не выходил у меня из головы. Какое значение имеет для мира, что Христос воистину воскрес?
На похоронах Боба я сказал несколько слов. И задал тот же самый вопрос, только он прозвучал уже по–другому. Тон вопроса изменило горе. А что если Боб не воскреснет? Мы сидели в часовне, онемевшие от скорби, все три дня обжигавшей наши души. И тогда я вслух предложил представить себе такую картину: вот мы выходим из часовни, идем к машинам, а там — не может быть! — стоит Боб, живой и невредимый. Наш Боб, со знакомой ухмылкой и ясным взглядом серых глаз.
Эта фантазия помогла понять, что почувствовали ученики Иисуса в то пасхальное воскресенье. Три дня они находились во власти горя. Но в воскресенье для них открылся новый свет — свет будущего.
Не будь Пасхи, не было бы жизни после смерти, нового начала и новой земли, и мы были бы вправе считать, что Бог не так уж и могуществен, что Он не слишком нас любит, что Он больше похож на жестокого Создателя Вселенной. Но Библия утверждает: вернуть творение к изначальному совершенству — в Божьей власти.
Признаюсь, что прежде разговоры о вечной жизни и небесах и меня приводили в замешательство. Они казались мне бегством от действительности, нелепой подпоркой, необходимой для того, чтобы смириться с реалиями жизни. Я считал, что в этом мире нужно жить так, будто ничего другого не будет. С годами, однако, мои взгляды изменились, и главным образом из–за того, что я видел, как умирают люди. Что это за Бог, Которого устраивает мир, полный страдания и смерти? Люди внезапно уходят — вдруг исчез, испарился из моей жизни Боб. И если не иметь никакой надежды на будущее, то разве можно верить в Бога?
Апостол Павел, оглядываясь на свою жизнь, в которой хватало страданий — тюрьмы, побои, кораблекрушения, борьба с дикими зверями — говорит нам: если впереди человека ожидает лишь смерть и ничего, кроме смерти, то нужно быть безумцем, чтобы добровольно согласится на такие испытания. «И если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков» (1 Кор 15:19). Вслед за апостолом Павлом я уповаю на воскресение мертвых. Настанет день, когда Христос «уничиженное тело наше преобразит так, что оно будет сообразно славному телу Его» (Флп 3:21).
Небесные обители
Известный шотландский писатель и богослов Джордж Макдональд однажды послал письмо своей мачехе. Он хотел утешить ее после кончины близкой подруги. Вот что он написал: «Если бы смерть была именно такой, какой она представляется нам, то Бог не допустил бы, чтобы она стала одним из законов вселенной». Только мы, верующие, можем рассказать миру, что есть смерть на самом деле — какой видит ее Тот Единственный, Кто в страдании прошел через смерть и вернулся к жизни.
По центральному телевидению показали документальный фильм «Умираю». В нем была всесторонне раскрыта тема о том, как вера помогает человеку, находящемуся на пороге смерти. Режиссер–постановщик Майкл Роумер получил разрешение находиться рядом с несколькими умирающими от рака больными на протяжении последних месяцев их жизни. После съемок он признался: «Люди умирают так, как жили. В смерти проявляется вся сущность человека. К последней черте он подходит с тем багажом, который накопил за свою жизнь. Одни подходят к последнему рубежу с отчаянием, другие — с надеждой». Выводы Роумера подтверждаются примерами из жизни двух бостонских семей.
Супругам — Хэрриет и Биллу — по тридцать три года. Оба на грани нервного срыва. В одном из эпизодов Хэрриет в тревоге думает о своем будущем — как жить вдове, оставшейся с двумя детьми. И вдруг она набрасывается на умирающего мужа. «Чем дольше все это будет тянуться, тем хуже для нас», — гневно кричит она.
«Что случилось с той милой девушкой, на которой я женился?» — спрашивает Билл. Хэрриет поворачивается лицом к камере: «Милая девушка умерла от пытки — пытки твоим раком. Кому нужна вдова с двумя сорванцами? Я не хочу, чтобы ты умирал, но раз ты все равно умрешь, то почему не сейчас?»
До смерти Билла остаются считанные недели, а семья распадается. Супруги не могут справиться со своими страхами. Ссоры, крики, плач, обвинения — былая любовь и доверие забыты.
На экране появляется другая семья. Преподобный Брайан, пастор баптистской церкви для чернокожих, пятидесяти шести лет. Он тоже умирает от рака. Но в его семье все по–другому. «Сейчас я переживаю один из значимых этапов в моей жизни, — говорит он. — Вряд ли Рокфеллер сейчас счастливее меня».
Операторы снимают пастора Брайана: вот он произносит перед прихожанами проповедь о смерти, вот — читает внукам Библию, вот отправляется на Юг, чтобы напоследок повидать городок, где он родился. Пастор спокоен и даже безмятежен. Он знает, что готовится отбыть домой — туда, где не будет боли.
Похороны. Церковный хор поет гимн «Он уснул». Проходя мимо гроба, люди наклоняются, чтобы последний раз сжать руку своего пастора или ласково коснуться его плеча. Их любимый друг ушел от них, но лишь на время. Все прихожане верят, что смерть — это не конец, а начало.
Кадры фильма, снятые в церкви пастора Брайана, показались мне до боли знакомыми: моя жена работает с престарелыми жителями Чикаго, и примерно половина ее подопечных — чернокожие. Люди, которым за семьдесят и даже за восемьдесят, живут в преддверии смерти. Но, тем не менее, по словам Дженет, чернокожие и белые смотрят на собственную смерть по–разному.
У большинства белых подопечных Дженет проявляется все больше страхов и недовольства жизнью. Они постоянно жалуются: на жизнь, на родных, на плохое здоровье. Чернокожие, напротив, становятся бодрее, начинают смотреть на жизнь с завидным юмором и оптимизмом, хотя порой у них больше поводов для горечи и отчаяния. (Большинство негров — выходцы с юга, рожденные через поколение после отмены рабства. За свою жизнь они повидали и притеснения, и несправедливость. Многие из них достигли преклонного возраста еще до принятия закона о гражданских правах.)
Почему люди так по–разному относятся к смерти? Дженет говорит, что все дело в надежде, которая корнями уходит в непоколебимую веру чернокожих американцев в Царствие Небесное. «Этот мир — не мой дом, здесь я лишь странник», — говорят они. «Лети быстрей, моя колесница, чтобы скорее увезти меня домой», — так поют они в песнях. Их упования родились в трагический период американской истории, когда жизнь людей с темной кожей была сурова и безрадостна. Но церквям удалось каким–то удивительным образом вселить в своих прихожан живую и стойкую веру — веру в то, что на небесах их ждет прекрасный дом.
Чтобы получить представление об упованиях чернокожих, сходите на похороны. Черные проповедники рисуют живые образы рая — присутствующие готовы отправиться туда хоть сейчас. Да, люди скорбят по ушедшему, но их скорбь не вечна. Исход битвы известен: их ждет победа, а это горе — лишь шаг на пути к торжеству.
Было бы ошибкой не вести борьбу с нищетой и бедами на земле, кивая на грядущую небесную жизнь. Но разве не ошибка — лишать человека, стоящего на пороге смерти, надежды на вечную жизнь?
Одной ногой в раю
Вера в грядущую жизнь в небесной обители влияет не только на наше отношение к смерти. Она во многом определяет и то, как мы проведем всю свою жизнь.
Однажды к Робертсону Макквилкину, бывшему президенту Колумбийского библейского колледжа, подошла очень пожилая дама. Она познала все прелести преклонного возраста: слабость и болезни, морщины и пигментные пятна на коже. Она уже не все могла делать самостоятельно и ощущала себя обузой для окружающих. «Робертсон, почему Бог допускает, чтобы мы становились старыми и немощными? За что мы так страдаем?» — спросила она.
Подумав несколько секунд, Макквилкин ответил: «Мне кажется, по замыслу Бога, в юности красота и сила проявляются во внешнем облике человека. С возрастом красота и сила переходят в духовное измерение. Мы постепенно теряем внешнюю привлекательность, что дает нам возможность сосредоточиться на вечном. Утратив красоту внешнюю, нам легче отказаться от всего преходящего и тленного и устремиться душой к вечным обителям. Оставайся мы всегда молодыми и красивыми, нам вряд ли захотелось бы другой жизни».
Если и есть секрет, помогающий пережить страдания, то он созвучен мыслям Макквилкина. Чтобы выжить, нам следует питать и укреплять свой дух. Тогда он разорвет оковы плоти и воспарит над нею. Христианская вера далеко не всегда способствует укреплению тела. Несмотря на молитвы, ни Брайан Штернберг, ни Джони Эриксон–Тада не получили исцеления. Однако Бог обещает взращивать наш дух, чтобы в один прекрасный день он воссоединился с новым телом. Брайан сможет прыгать — он «взыграет, как телец упитанный» (Мал 4:2), а Джони — будет танцевать!
«Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить» (Мф 10:28), — говорил Иисус Христос, посылая учеников в мир. Раз физическая смерть — это не конец, так стоит ли ее бояться? Но не стоит и рваться ей навстречу, ведь она — враг Жизни.
Подведем итог: благодаря вере в небеса обетованные, христиане могут смотреть в лицо смерти, не теряя надежды и не приходя в отчаяние. Да, смерть — наш враг, но этот враг уже побежден. Мартин Лютер говорил своим последователям: «Даже пребывая в полном здравии, нужно помнить о смерти. Тогда мы не забудем и о том, что мы здесь не навсегда, а, можно сказать, одной ногой уже стоим в раю».
Если человек уже нащупывает одной ногой почву в небесной обители, то это меняет его отношение к скорбям. Любой спор о страдании и боли останется незаконченным, если не затронуть в нем вопрос вечной жизни.
Дотошный спорщик может сколько угодно отстаивать идею о том, что боль — полезная штука, отличная выдумка Бога. Возможно это так. Но боль и страдание — лишь одна сторона медали.
Как представить себе вечность? Вечность несоизмерима с нашей скоротечной жизнью, ее трудно себе вообразить. Попробуйте нарисовать на школьной доске линию длиной три метра и отметить на ней точку. А теперь представьте, что в центре точки находится одноклеточный организм — какой–нибудь микроб. Ему точка будет казаться огромной. Микроб может всю жизнь исследовать пространство этой точки. Но стоит отойти от доски на пару шагов и окинуть взглядом всю картину, как мы увидим: точка — мир микроба — мала по сравнению с линией.
Так и вечность соотносится с земной жизнью. Семьдесят лет — срок немалый. Его хватает, чтобы придумать множество объяснений, почему Бог порой безучастно относится к нашим страданиям. Но справедливо ли судить о Боге и Его замысле на основании впечатлений, полученных за время мимолетной земной жизни? Это все равно, как если бы микроб на основании того, какой ему кажется родная точка, взялся делать выводы обо всей доске.
Наверно нам не хватает перспективы: взгляда с точки зрения вечности. Стали бы мы жаловаться на Бога, если бы Он даровал нам семьдесят лет прекрасной жизни, допустив в нее один час страдания? Сейчас наша жизнь полна скорбей, но срок земной жизни — это всего лишь час по сравнению с вечностью. Как сказала Святая Тереза Авильская: «С высоты небес даже самая безрадостная земная жизнь покажется всего лишь ночью, проведенной в плохой гостинице».
Для христиан ограниченность земной жизни — не конец бытия. Этот мир — испытательный полигон. Жизнь на земле — лишь точка на прямой вечности. Тем не менее, это очень важная точка: Иисус Христос сказал, что вечная судьба человека зависит от того выбора, который он сделает здесь, на земле. В следующий раз, когда вы будете винить Бога во всех бедах, вспомните: нынешняя жизнь — это лишь микроскопическая часть того, что Бог уготовил человеку. Но и на протяжении этого крохотного — с точки зрения вечности — отрезка времени человек не перестает бунтовать.
Чтобы верно оценить значение страданий и боли следует взглянуть на собственную жизнь Божьими глазами. Об этом немало сказано в Библии: «Бог же всякой благодати, призвавший нас в вечную славу Свою во Христе Иисусе, Сам, по кратковременном страдании вашем, да совершит вас, да утвердит, да укрепит, да соделает непоколебимыми» (1 Пет 5:10). «Ибо кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу, когда мы смотрим не на видимое, но на невидимое: ибо видимое временно, а невидимое вечно (2 Кор 4:17–18).
В книге Иова — в этом величайшем памятнике человеческого страдания — меня всегда занимала одна деталь, которую многие упускают из вида. Я имею в виду подробное перечисление приобретений Иова. Оказывается, Бог возместил ему понесенный ущерб в двойном размере. Итак, было семь тысяч овец — стало четырнадцать; было три тысячи верблюдов — стало шесть; было пятьсот волов и ослов — стало тысяча. Дети — исключение: их количество не удвоилось. Иов потерял семь сыновей и три дочери. И после пережитых страданий у него родились семь сыновей и три дочери. Может быть, автор смотрит на вещи с точки зрения вечной жизни? В таком случае получается, что Иов все равно получил вдвое: десять его нынешних детей однажды соединяться с теми десятью, которые уже перешли в вечность.
Смерть и Рождение
Горькая ирония такова: событие, вызывающее у человека невыносимую боль — смерть — открывает дверь к несказанной радости. Говоря о Своей смерти, Иисус сравнил муки смерти с муками роженицы: боль, кровь — но вот ребенок появляется на свет, и в тот же миг радость вытесняет память о родовых муках (Ин 16:21).
А ведь смерть — это своего рода рождение. Представьте себе, как выглядит появление на свет с точки зрения новорожденного. Вот ваш мир — в нем темно, спокойно и безопасно. Вы погружены в теплую плотную жидкость. Ни о чем не нужно заботиться. Пища поступает без перебоев. Биение материнского сердца убаюкивает, вы знаете: есть некто большой и теплый, кто заботится о вас. Ваша жизнь — ожидание, но вы не знаете, чего ждете. Зато любые перемены вызывают беспокойство. Вокруг нет острых колючих предметов, нет боли, нет опасности. Славное безмятежное существование.
Но вот однажды вы ощущаете толчки. Такое впечатление, что стены уютного жилища смыкаются, давят. Привычные мягкие и упругие стены с силой сокращаются, выталкивая вас. Тельце складывается пополам, руки–ноги перекрутились, перепутались. Вы проваливаетесь куда–то вниз головой. Впервые в жизни вам больно! Все кругом движется, давление усиливается, оно становится невыносимым! Голова сплюснулась, а толчки становятся все сильнее и сильнее. Путь лежит через узкий темный туннель. Как больно! Какой–то шум, толчок…
Болит все, что только может болеть. Вы слышите протяжный стон, и внезапно ощущаете жуткий страх. Вот оно — ваш мир рушится. Должно быть, жизнь кончена. Вдруг в глаза ударяет слепящий пронзительный свет. Чьи–то холодные грубые руки хватают ваше тельце и вытаскивают его из туннеля. Вас переворачивают вниз головой. Хлесткий шлепок. И ууууууаааааааа! Поздравляем, вы родились!
Такова и смерть. Со своей стороны мы видим страшный и темный туннель, нас толкает в него неведомая, непреодолимая сила. Мы туда не хотим. Нам страшно! Сильная боль, тьма и… полная неизвестность. Но за болью и тьмой лежит новый мир. Когда после смерти мы очнемся в сиянии вечности, боль и слезы превратятся в далекое воспоминание.
Вам кажется, что Бог не слышит вас? Вы думаете, что ваши стоны не доходят до Его ушей? Бог не глухой. Он тоже умет скорбеть. В конце концов, Он потерял единственного Сына.
Конец вашей земной истории. Оркестр вытягивает последнюю скорбную ноту, прежде чем грянет радостную песнь. Как сказал апостол Павел: «Ибо думаю, что нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас. Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих… Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне; и не только она, но и мы сами, имея начаток Духа, и мы в себе стенаем, ожидая усыновления, искупления тела нашего» (Рим 8:18–19; 22–23).
Земля — пылинка в вечности, хранящей всю историю нашей планеты. Кого удивит своей значимостью пылинка? Она слишком мала. Если смотреть на Землю из туманности Андромеды, то масштаб земных событий покажется иным: гибель Солнечной системы будет похожа на чирканье спичкой — вспыхнул огонек и навсегда погас. Тем не менее, ради этой спичечной головки Бог пожертвовал Собой.
Так не стоит ли смотреть на боль как на свидетельство о том, что мы «еще не там», как сказал голландский богослов Геррит Корнелий Беркувер? Боль напоминает нам о том, какие мы сейчас. Она пробуждает в нас жажду обретения небесного тела. Я убежден, что придет время, когда раны, раковые клетки, стыд, обиды и горе останутся в прошлом. За каждую минуту, прожитую с надеждой, вроде бы не имевшей под собой никакого реального основания, мы получим награду.
Терзаемый муками Иов не оставлял надежду:
«О, если бы записаны были слова мои! Если бы начертаны были они в книге резцом железным с оловом, — на вечное время на камне вырезаны были! А я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восставит из праха распадающуюся кожу мою сию, и я во плоти моей узрю Бога. Я узрю Его сам; мои глаза, не глаза другого, увидят Его. Истаевает сердце мое в груди моей!»
Где Бог, когда я страдаю?
Как и многие другие люди, я долгое время сетовал на Бога за то, что Он допускает страдание. Вокруг слишком много скорби! Я не мог найти разумного объяснения тем событиям, которые происходят в этом отвратительнейшем из миров.
Но вот я стал замечать удивительные вещи. Я видел тех, кто страдает сильнее меня, но относится к своим бедам иначе, чем я. Я видел, что скорбь далеко не всегда приводит к неверию. Я видел, что скорбь нередко помогает обрести и укрепить веру. Потом я познакомился с больными проказой и убедился, что боль имеет для человека огромную ценность.
Проблема страдания будет остро стоять до тех пор, пока Бог не создаст новое небо и новую землю. Тогда все изменится. Я твердо в это верю. И если бы я не верил — твердо и непоколебимо, что Бог не садист, а Великий Целитель, что Он, по словам Джорджа Макдональда, «ощущает в Себе боль каждого нерва», то я бы и не стал предпринимать попытку раскрыть тайну страдания.
Я перестал гневаться на боль по одной простой причине: я познал Бога. Он даровал мне радость, любовь, счастье, благодать. Они ворвались в мой несовершенный, болезненный мир, словно вспышка. Но этих вспышек было достаточно, чтобы убедить меня: Бог заслуживает доверия. Радость познания Бога стоит любых мук.
Что дает мне этот опыт? Что он во мне изменяет? Поведу ли я себя иначе, когда в следующий раз буду стоять у постели смертельно больного друга? Но ведь именно у больничной койки и начались мои поиски! Они даровали мне веру в Него, веру столь крепкую, что ее не разрушит никакое страдание.
Итак, где же Бог, когда я страдаю?
Он рядом. Он был рядом с самого начала. Он создал болевую систему, которая несет на себе печать Его гения, Он помогает нам выжить в этом падшем мире.
Бог преображает суть боли, учит и укрепляет нас при помощи боли, но при одном условии: если в страдании мы обращаемся Нему.
Ему хватает выдержки наблюдать за жизнью на бунтующей планете. По милости Своей он позволяет нам жить по нашим законам, делать то, что мы считаем нужным.
Он позволяет нам возмущаться, как возмущался Иов, гневно обвинять Его в несовершенстве мира, который мы сами же и испортили.
Он становится на сторону нищих и страждущих, создает для них Царство. Ради победы Он подвергает Себя унижению.
Он питает наш дух, когда мы не находим облегчения для своих физических страданий.
Он пришел к нам. Он страдал от боли, истекал кровью, стенал и мучился. Он облек земных страдальцев в вечную славу, разделив их боль.
Он и сейчас с нами. Он утешает нас Духом Своим Святым. Он служит нам посредством членов Тела Своего. Он дал нам заповедь носить бремена друг друга и облегчать страдания друг друга во имя Главы Тела.
«Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся. Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие. Когда же тленное сие облечется в нетление и смертное сие облечется в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: поглощена смерть победою. Смерть! Где твое жало? Ад! Где твоя победа?»
Он ждет, Он собирает воинство сил добра. Однажды Его воинство вступит в бой — в последний бой века сего — и последнее страдание охватит землю перед тем, как наступит полная и окончательная победа Бога. И после победы Бог сотворит для нас удивительный новый мир. Мир, в котором не будет боли.
Как в мае снег Свой век отжил, Так тают беды предо мной!
Христианство предлагает страдающему человеку еще один ни с чем не сравнимый дар. Библия являет нам трехтысячелетнюю историю человечества, но все исторические события оказываются исчезающе малыми по сравнению с одним важнейшим событием — с Голгофой. Смерть Иисуса Христа на Голгофе стала кульминацией истории, ее поворотным моментом. Но смерть Спасителя — все–таки не вершина и не конец истории.
По прошествии трех дней после погребения выяснилось, что Иисус жив. Жив?! Не может быть! Поверить этому известию было трудно. Даже ученики не поверили в Его воскресение, пока Он не явился им и не позволил прикоснуться к Своему телу. Но вот что удивительно: Он пообещал, что однажды каждый верующий получит новое тело.
Воскресение Иисуса Христа, Его победа над смертью открыли новую страницу не только в истории человечества, но и в летописи боли и страдания. Теперь можно смело сказать: и боль, и страдание преходящи. Иисус Христос дал нам удивительное обетование — пообещал новую жизнь, в которой не будет боли. Это значит, что какой бы сокрушительной ни была мука сейчас, она не продлится вечно.
Надежда всех христиан — надежда на жизнь грядущую с Богом, жизнь без боли и слез. Как это ни удивительно, люди сегодня говорят о вере в небесную жизнь с большой неловкостью. Вера в грядущую жизнь многим представляется попыткой уйти от решения проблем этого мира.
У чернокожих мусульман есть похоронная церемония, которая символически отражает современные взгляды на жизнь и смерть. Когда гроб с телом умершего выставляют для прощания, родные и близкие окружают помост и стоят в полном молчании. Ни цветов, ни слез, ни пения. По кругу пускают подносы, с которых люди берут по мятному леденцу. Потом по сигналу все кладут леденцы в рот. Пока леденец медленно тает во рту, каждый думает о том, как сладка была жизнь покойного. Но вот леденец рассосался — это знак того, что жизнь кончилась. Больше ничего не будет.
А мы? Как мы относимся к смерти? Стремимся избежать любого напоминания о ней! Реанимационные отделения, хосписы, морги, кладбища — эти заведения прячутся за высокими заборами. Но если смерть неизбежна, наше поведение полностью соответствует философии чернокожих мусульман. Современный мир пронизан язычеством, которое говорит нам, что смерть — это конец, последняя точка, а вовсе не переход в жизнь вечную. Элизабет Кюблер–Росс выявила пять этапов, которые проходит умирающий, и сделала вывод, что последний этап — принятие — наиболее благотворный. С тех пор медики стараются подвести своих пациентов именно к принятию смерти.
Однажды на встрече группы «Ни дня напрасно» женщина по имени Донна, у которой была последняя стадия лейкемии, рассказала, с каким нетерпением она ждет дня, когда попадет на небеса. Ее слова вызвали у членов группы полное замешательство: повисла тишина, потом кто–то неловко кашлянул, кто–то сделал большие глаза. Тогда ведущая группы предложила всем обсудить вопрос о том, как помочь Донне справиться со страхами и подойти к этапу принятия смерти.
В тот раз я ушел с собрания с тяжелым сердцем. Наша материалистическая, чуждая вере культура учит людей не обращать внимания на глубинные чувства! Донна, следуя побуждению сердца, прикоснулась к основанию христианского богословия: смерть — наш страшный враг, но в конечном итоге он будет истреблен. Однако все участники группы, включая ведущую, посчитали, что Донна просто не хочет смириться перед лицом смерти. Почему? Ведь каждый из них месяц за месяцем наблюдал, как постепенно угасают функции его организма. Почему они боятся подумать, что смерть — это еще не конец? Сама мысль о скорой кончине Донны вызывает лишь одну реакцию: «Будь ты проклята, смерть!»
Некоторое время спустя мне попалась на глаза цитата из Блеза Паскаля. Он жил именно в ту эпоху, когда мыслители только начали высмеивать на их взгляд примитивные понятия о душе и о вечной жизни. Паскаль так сказал об их мнении: «Неужели он и ему подобные рассчитывают осчастливить нас, сообщив, что по твердому их убеждению наша душа — не более чем дуновение ветерка, струйка дыма, да еще произнеся это тоном, преисполненным гордости и самодовольства? Подобает ли утверждать такие вещи столь беззаботно? Или, напротив, их следует произносить с прискорбием, ибо что на свете может быть прискорбнее?»[30]
Какая страшная подмена ценностей происходит в людских умах! Люди кичатся верой в то, что со смертью человек исчезает окончательно и бесповоротно. Они почитают надежду на блаженную вечность трусостью. Справедливо ли согласиться с темнокожими мусульманами, с материалистами и марксистами во мнении, что наш мир, пораженный злом и страданием, и есть последнее пристанище человека?
Библия дает новое представление о жизни после смерти. Оно рождает не страх и не тоску, а радость и предвкушение. Наша планета стенает от боли — и христиане вполне обоснованно жаждут оказаться в новом мире, в котором Бог сотрет с глаз плачущего каждую слезинку.
Пасхальная вера
Сейчас мы видим лишь тень будущего. Нам лишь временами дано ощущать несказанную радость — ту радость, которая влечет нас в мир иной и которую у нас никто не отнимет. Мы будто заключены в темной комнате — сцена из пьесы Сартра «За запертой дверью», — но сквозь щели в стенах просачиваются узкие полоски света. В них — добродетель, слава, красота, сострадание, истина и справедливость. Можно предположить, что за этими стенами существует какой–то другой мир, ради которого стоит претерпеть любые скорби.
Христианская вера не дает безболезненного способа смириться со смертью, но открывает путь к ее преодолению. Христос — это Жизнь. Его Воскресение безоговорочно свидетельствует о том, что Бог не ограничен пресловутым циклом жизни, который завершается смертью. Он делает все возможное, вернее, Он уже сделал все возможное, чтобы разорвать этот цикл.
В октябре 1988 года произошел несчастный случай: во время подводного погружения на озере Мичиган погиб один из моих самых близких друзей. В тот день, когда Боб последний раз ушел под воду, я, ни о чем не подозревая, сидел в университетском кафе и читал книгу известного психотерапевта и писателя Ролло Мэя. Книга называлась «В поисках прекрасного». В ней рассказывается о том, как Мэй всю свою жизнь искал красоту. Поиски привели его в Грецию, на Святую Гору Афон, где расположены православные монастыри.
В то время Ролло Мэй только–только начал восстанавливаться после пережитого им нервного срыва. Он приехал на Афон как раз на Пасху и попал на праздничное богослужение. Православная пасхальная литургия исполнена символизма и непередаваемой красоты. В храме висели иконы, пахло благовониями. В самый торжественный момент священник раздал каждому участнику по три пасхальных яйца — изумительно расписанных и обернутых в тонкую ткань. «Христос воскресе!» — провозгласил он. И все присутствующие, в том числе и Ролло Мэй, откликнулись: «Воистину воскресе!»
Ролло Мэй не был верующим. Но вот что он написал в своей книге: «В тот момент я оказался сопричастен некоей духовной реальности. А что если Христос действительно воскрес? Что это значит для нашего мира?» Я дочитал главу до конца и отправился домой. В дверях меня встретила жена. Она сообщила мне горестную весть: Боб погиб. Все последующие дни вопрос Ролло Мэя не выходил у меня из головы. Какое значение имеет для мира, что Христос воистину воскрес?
На похоронах Боба я сказал несколько слов. И задал тот же самый вопрос, только он прозвучал уже по–другому. Тон вопроса изменило горе. А что если Боб не воскреснет? Мы сидели в часовне, онемевшие от скорби, все три дня обжигавшей наши души. И тогда я вслух предложил представить себе такую картину: вот мы выходим из часовни, идем к машинам, а там — не может быть! — стоит Боб, живой и невредимый. Наш Боб, со знакомой ухмылкой и ясным взглядом серых глаз.
Эта фантазия помогла понять, что почувствовали ученики Иисуса в то пасхальное воскресенье. Три дня они находились во власти горя. Но в воскресенье для них открылся новый свет — свет будущего.
Не будь Пасхи, не было бы жизни после смерти, нового начала и новой земли, и мы были бы вправе считать, что Бог не так уж и могуществен, что Он не слишком нас любит, что Он больше похож на жестокого Создателя Вселенной. Но Библия утверждает: вернуть творение к изначальному совершенству — в Божьей власти.
Признаюсь, что прежде разговоры о вечной жизни и небесах и меня приводили в замешательство. Они казались мне бегством от действительности, нелепой подпоркой, необходимой для того, чтобы смириться с реалиями жизни. Я считал, что в этом мире нужно жить так, будто ничего другого не будет. С годами, однако, мои взгляды изменились, и главным образом из–за того, что я видел, как умирают люди. Что это за Бог, Которого устраивает мир, полный страдания и смерти? Люди внезапно уходят — вдруг исчез, испарился из моей жизни Боб. И если не иметь никакой надежды на будущее, то разве можно верить в Бога?
Апостол Павел, оглядываясь на свою жизнь, в которой хватало страданий — тюрьмы, побои, кораблекрушения, борьба с дикими зверями — говорит нам: если впереди человека ожидает лишь смерть и ничего, кроме смерти, то нужно быть безумцем, чтобы добровольно согласится на такие испытания. «И если мы в этой только жизни надеемся на Христа, то мы несчастнее всех человеков» (1 Кор 15:19). Вслед за апостолом Павлом я уповаю на воскресение мертвых. Настанет день, когда Христос «уничиженное тело наше преобразит так, что оно будет сообразно славному телу Его» (Флп 3:21).
Небесные обители
Известный шотландский писатель и богослов Джордж Макдональд однажды послал письмо своей мачехе. Он хотел утешить ее после кончины близкой подруги. Вот что он написал: «Если бы смерть была именно такой, какой она представляется нам, то Бог не допустил бы, чтобы она стала одним из законов вселенной». Только мы, верующие, можем рассказать миру, что есть смерть на самом деле — какой видит ее Тот Единственный, Кто в страдании прошел через смерть и вернулся к жизни.
По центральному телевидению показали документальный фильм «Умираю». В нем была всесторонне раскрыта тема о том, как вера помогает человеку, находящемуся на пороге смерти. Режиссер–постановщик Майкл Роумер получил разрешение находиться рядом с несколькими умирающими от рака больными на протяжении последних месяцев их жизни. После съемок он признался: «Люди умирают так, как жили. В смерти проявляется вся сущность человека. К последней черте он подходит с тем багажом, который накопил за свою жизнь. Одни подходят к последнему рубежу с отчаянием, другие — с надеждой». Выводы Роумера подтверждаются примерами из жизни двух бостонских семей.
Супругам — Хэрриет и Биллу — по тридцать три года. Оба на грани нервного срыва. В одном из эпизодов Хэрриет в тревоге думает о своем будущем — как жить вдове, оставшейся с двумя детьми. И вдруг она набрасывается на умирающего мужа. «Чем дольше все это будет тянуться, тем хуже для нас», — гневно кричит она.
«Что случилось с той милой девушкой, на которой я женился?» — спрашивает Билл. Хэрриет поворачивается лицом к камере: «Милая девушка умерла от пытки — пытки твоим раком. Кому нужна вдова с двумя сорванцами? Я не хочу, чтобы ты умирал, но раз ты все равно умрешь, то почему не сейчас?»
До смерти Билла остаются считанные недели, а семья распадается. Супруги не могут справиться со своими страхами. Ссоры, крики, плач, обвинения — былая любовь и доверие забыты.
На экране появляется другая семья. Преподобный Брайан, пастор баптистской церкви для чернокожих, пятидесяти шести лет. Он тоже умирает от рака. Но в его семье все по–другому. «Сейчас я переживаю один из значимых этапов в моей жизни, — говорит он. — Вряд ли Рокфеллер сейчас счастливее меня».
Операторы снимают пастора Брайана: вот он произносит перед прихожанами проповедь о смерти, вот — читает внукам Библию, вот отправляется на Юг, чтобы напоследок повидать городок, где он родился. Пастор спокоен и даже безмятежен. Он знает, что готовится отбыть домой — туда, где не будет боли.
Похороны. Церковный хор поет гимн «Он уснул». Проходя мимо гроба, люди наклоняются, чтобы последний раз сжать руку своего пастора или ласково коснуться его плеча. Их любимый друг ушел от них, но лишь на время. Все прихожане верят, что смерть — это не конец, а начало.
Кадры фильма, снятые в церкви пастора Брайана, показались мне до боли знакомыми: моя жена работает с престарелыми жителями Чикаго, и примерно половина ее подопечных — чернокожие. Люди, которым за семьдесят и даже за восемьдесят, живут в преддверии смерти. Но, тем не менее, по словам Дженет, чернокожие и белые смотрят на собственную смерть по–разному.
У большинства белых подопечных Дженет проявляется все больше страхов и недовольства жизнью. Они постоянно жалуются: на жизнь, на родных, на плохое здоровье. Чернокожие, напротив, становятся бодрее, начинают смотреть на жизнь с завидным юмором и оптимизмом, хотя порой у них больше поводов для горечи и отчаяния. (Большинство негров — выходцы с юга, рожденные через поколение после отмены рабства. За свою жизнь они повидали и притеснения, и несправедливость. Многие из них достигли преклонного возраста еще до принятия закона о гражданских правах.)
Почему люди так по–разному относятся к смерти? Дженет говорит, что все дело в надежде, которая корнями уходит в непоколебимую веру чернокожих американцев в Царствие Небесное. «Этот мир — не мой дом, здесь я лишь странник», — говорят они. «Лети быстрей, моя колесница, чтобы скорее увезти меня домой», — так поют они в песнях. Их упования родились в трагический период американской истории, когда жизнь людей с темной кожей была сурова и безрадостна. Но церквям удалось каким–то удивительным образом вселить в своих прихожан живую и стойкую веру — веру в то, что на небесах их ждет прекрасный дом.
Чтобы получить представление об упованиях чернокожих, сходите на похороны. Черные проповедники рисуют живые образы рая — присутствующие готовы отправиться туда хоть сейчас. Да, люди скорбят по ушедшему, но их скорбь не вечна. Исход битвы известен: их ждет победа, а это горе — лишь шаг на пути к торжеству.
Было бы ошибкой не вести борьбу с нищетой и бедами на земле, кивая на грядущую небесную жизнь. Но разве не ошибка — лишать человека, стоящего на пороге смерти, надежды на вечную жизнь?
Одной ногой в раю
Вера в грядущую жизнь в небесной обители влияет не только на наше отношение к смерти. Она во многом определяет и то, как мы проведем всю свою жизнь.
Однажды к Робертсону Макквилкину, бывшему президенту Колумбийского библейского колледжа, подошла очень пожилая дама. Она познала все прелести преклонного возраста: слабость и болезни, морщины и пигментные пятна на коже. Она уже не все могла делать самостоятельно и ощущала себя обузой для окружающих. «Робертсон, почему Бог допускает, чтобы мы становились старыми и немощными? За что мы так страдаем?» — спросила она.
Подумав несколько секунд, Макквилкин ответил: «Мне кажется, по замыслу Бога, в юности красота и сила проявляются во внешнем облике человека. С возрастом красота и сила переходят в духовное измерение. Мы постепенно теряем внешнюю привлекательность, что дает нам возможность сосредоточиться на вечном. Утратив красоту внешнюю, нам легче отказаться от всего преходящего и тленного и устремиться душой к вечным обителям. Оставайся мы всегда молодыми и красивыми, нам вряд ли захотелось бы другой жизни».
Если и есть секрет, помогающий пережить страдания, то он созвучен мыслям Макквилкина. Чтобы выжить, нам следует питать и укреплять свой дух. Тогда он разорвет оковы плоти и воспарит над нею. Христианская вера далеко не всегда способствует укреплению тела. Несмотря на молитвы, ни Брайан Штернберг, ни Джони Эриксон–Тада не получили исцеления. Однако Бог обещает взращивать наш дух, чтобы в один прекрасный день он воссоединился с новым телом. Брайан сможет прыгать — он «взыграет, как телец упитанный» (Мал 4:2), а Джони — будет танцевать!
«Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить» (Мф 10:28), — говорил Иисус Христос, посылая учеников в мир. Раз физическая смерть — это не конец, так стоит ли ее бояться? Но не стоит и рваться ей навстречу, ведь она — враг Жизни.
Подведем итог: благодаря вере в небеса обетованные, христиане могут смотреть в лицо смерти, не теряя надежды и не приходя в отчаяние. Да, смерть — наш враг, но этот враг уже побежден. Мартин Лютер говорил своим последователям: «Даже пребывая в полном здравии, нужно помнить о смерти. Тогда мы не забудем и о том, что мы здесь не навсегда, а, можно сказать, одной ногой уже стоим в раю».
Если человек уже нащупывает одной ногой почву в небесной обители, то это меняет его отношение к скорбям. Любой спор о страдании и боли останется незаконченным, если не затронуть в нем вопрос вечной жизни.
Дотошный спорщик может сколько угодно отстаивать идею о том, что боль — полезная штука, отличная выдумка Бога. Возможно это так. Но боль и страдание — лишь одна сторона медали.
Как представить себе вечность? Вечность несоизмерима с нашей скоротечной жизнью, ее трудно себе вообразить. Попробуйте нарисовать на школьной доске линию длиной три метра и отметить на ней точку. А теперь представьте, что в центре точки находится одноклеточный организм — какой–нибудь микроб. Ему точка будет казаться огромной. Микроб может всю жизнь исследовать пространство этой точки. Но стоит отойти от доски на пару шагов и окинуть взглядом всю картину, как мы увидим: точка — мир микроба — мала по сравнению с линией.
Так и вечность соотносится с земной жизнью. Семьдесят лет — срок немалый. Его хватает, чтобы придумать множество объяснений, почему Бог порой безучастно относится к нашим страданиям. Но справедливо ли судить о Боге и Его замысле на основании впечатлений, полученных за время мимолетной земной жизни? Это все равно, как если бы микроб на основании того, какой ему кажется родная точка, взялся делать выводы обо всей доске.
Наверно нам не хватает перспективы: взгляда с точки зрения вечности. Стали бы мы жаловаться на Бога, если бы Он даровал нам семьдесят лет прекрасной жизни, допустив в нее один час страдания? Сейчас наша жизнь полна скорбей, но срок земной жизни — это всего лишь час по сравнению с вечностью. Как сказала Святая Тереза Авильская: «С высоты небес даже самая безрадостная земная жизнь покажется всего лишь ночью, проведенной в плохой гостинице».
Для христиан ограниченность земной жизни — не конец бытия. Этот мир — испытательный полигон. Жизнь на земле — лишь точка на прямой вечности. Тем не менее, это очень важная точка: Иисус Христос сказал, что вечная судьба человека зависит от того выбора, который он сделает здесь, на земле. В следующий раз, когда вы будете винить Бога во всех бедах, вспомните: нынешняя жизнь — это лишь микроскопическая часть того, что Бог уготовил человеку. Но и на протяжении этого крохотного — с точки зрения вечности — отрезка времени человек не перестает бунтовать.
Чтобы верно оценить значение страданий и боли следует взглянуть на собственную жизнь Божьими глазами. Об этом немало сказано в Библии: «Бог же всякой благодати, призвавший нас в вечную славу Свою во Христе Иисусе, Сам, по кратковременном страдании вашем, да совершит вас, да утвердит, да укрепит, да соделает непоколебимыми» (1 Пет 5:10). «Ибо кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу, когда мы смотрим не на видимое, но на невидимое: ибо видимое временно, а невидимое вечно (2 Кор 4:17–18).
В книге Иова — в этом величайшем памятнике человеческого страдания — меня всегда занимала одна деталь, которую многие упускают из вида. Я имею в виду подробное перечисление приобретений Иова. Оказывается, Бог возместил ему понесенный ущерб в двойном размере. Итак, было семь тысяч овец — стало четырнадцать; было три тысячи верблюдов — стало шесть; было пятьсот волов и ослов — стало тысяча. Дети — исключение: их количество не удвоилось. Иов потерял семь сыновей и три дочери. И после пережитых страданий у него родились семь сыновей и три дочери. Может быть, автор смотрит на вещи с точки зрения вечной жизни? В таком случае получается, что Иов все равно получил вдвое: десять его нынешних детей однажды соединяться с теми десятью, которые уже перешли в вечность.
Смерть и Рождение
Горькая ирония такова: событие, вызывающее у человека невыносимую боль — смерть — открывает дверь к несказанной радости. Говоря о Своей смерти, Иисус сравнил муки смерти с муками роженицы: боль, кровь — но вот ребенок появляется на свет, и в тот же миг радость вытесняет память о родовых муках (Ин 16:21).
А ведь смерть — это своего рода рождение. Представьте себе, как выглядит появление на свет с точки зрения новорожденного. Вот ваш мир — в нем темно, спокойно и безопасно. Вы погружены в теплую плотную жидкость. Ни о чем не нужно заботиться. Пища поступает без перебоев. Биение материнского сердца убаюкивает, вы знаете: есть некто большой и теплый, кто заботится о вас. Ваша жизнь — ожидание, но вы не знаете, чего ждете. Зато любые перемены вызывают беспокойство. Вокруг нет острых колючих предметов, нет боли, нет опасности. Славное безмятежное существование.
Но вот однажды вы ощущаете толчки. Такое впечатление, что стены уютного жилища смыкаются, давят. Привычные мягкие и упругие стены с силой сокращаются, выталкивая вас. Тельце складывается пополам, руки–ноги перекрутились, перепутались. Вы проваливаетесь куда–то вниз головой. Впервые в жизни вам больно! Все кругом движется, давление усиливается, оно становится невыносимым! Голова сплюснулась, а толчки становятся все сильнее и сильнее. Путь лежит через узкий темный туннель. Как больно! Какой–то шум, толчок…
Болит все, что только может болеть. Вы слышите протяжный стон, и внезапно ощущаете жуткий страх. Вот оно — ваш мир рушится. Должно быть, жизнь кончена. Вдруг в глаза ударяет слепящий пронзительный свет. Чьи–то холодные грубые руки хватают ваше тельце и вытаскивают его из туннеля. Вас переворачивают вниз головой. Хлесткий шлепок. И ууууууаааааааа! Поздравляем, вы родились!
Такова и смерть. Со своей стороны мы видим страшный и темный туннель, нас толкает в него неведомая, непреодолимая сила. Мы туда не хотим. Нам страшно! Сильная боль, тьма и… полная неизвестность. Но за болью и тьмой лежит новый мир. Когда после смерти мы очнемся в сиянии вечности, боль и слезы превратятся в далекое воспоминание.
Вам кажется, что Бог не слышит вас? Вы думаете, что ваши стоны не доходят до Его ушей? Бог не глухой. Он тоже умет скорбеть. В конце концов, Он потерял единственного Сына.
Конец вашей земной истории. Оркестр вытягивает последнюю скорбную ноту, прежде чем грянет радостную песнь. Как сказал апостол Павел: «Ибо думаю, что нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас. Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих… Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне; и не только она, но и мы сами, имея начаток Духа, и мы в себе стенаем, ожидая усыновления, искупления тела нашего» (Рим 8:18–19; 22–23).
Земля — пылинка в вечности, хранящей всю историю нашей планеты. Кого удивит своей значимостью пылинка? Она слишком мала. Если смотреть на Землю из туманности Андромеды, то масштаб земных событий покажется иным: гибель Солнечной системы будет похожа на чирканье спичкой — вспыхнул огонек и навсегда погас. Тем не менее, ради этой спичечной головки Бог пожертвовал Собой.
Так не стоит ли смотреть на боль как на свидетельство о том, что мы «еще не там», как сказал голландский богослов Геррит Корнелий Беркувер? Боль напоминает нам о том, какие мы сейчас. Она пробуждает в нас жажду обретения небесного тела. Я убежден, что придет время, когда раны, раковые клетки, стыд, обиды и горе останутся в прошлом. За каждую минуту, прожитую с надеждой, вроде бы не имевшей под собой никакого реального основания, мы получим награду.
Терзаемый муками Иов не оставлял надежду:
«О, если бы записаны были слова мои! Если бы начертаны были они в книге резцом железным с оловом, — на вечное время на камне вырезаны были! А я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восставит из праха распадающуюся кожу мою сию, и я во плоти моей узрю Бога. Я узрю Его сам; мои глаза, не глаза другого, увидят Его. Истаевает сердце мое в груди моей!»
Где Бог, когда я страдаю?
Как и многие другие люди, я долгое время сетовал на Бога за то, что Он допускает страдание. Вокруг слишком много скорби! Я не мог найти разумного объяснения тем событиям, которые происходят в этом отвратительнейшем из миров.
Но вот я стал замечать удивительные вещи. Я видел тех, кто страдает сильнее меня, но относится к своим бедам иначе, чем я. Я видел, что скорбь далеко не всегда приводит к неверию. Я видел, что скорбь нередко помогает обрести и укрепить веру. Потом я познакомился с больными проказой и убедился, что боль имеет для человека огромную ценность.
Проблема страдания будет остро стоять до тех пор, пока Бог не создаст новое небо и новую землю. Тогда все изменится. Я твердо в это верю. И если бы я не верил — твердо и непоколебимо, что Бог не садист, а Великий Целитель, что Он, по словам Джорджа Макдональда, «ощущает в Себе боль каждого нерва», то я бы и не стал предпринимать попытку раскрыть тайну страдания.
Я перестал гневаться на боль по одной простой причине: я познал Бога. Он даровал мне радость, любовь, счастье, благодать. Они ворвались в мой несовершенный, болезненный мир, словно вспышка. Но этих вспышек было достаточно, чтобы убедить меня: Бог заслуживает доверия. Радость познания Бога стоит любых мук.
Что дает мне этот опыт? Что он во мне изменяет? Поведу ли я себя иначе, когда в следующий раз буду стоять у постели смертельно больного друга? Но ведь именно у больничной койки и начались мои поиски! Они даровали мне веру в Него, веру столь крепкую, что ее не разрушит никакое страдание.
Итак, где же Бог, когда я страдаю?
Он рядом. Он был рядом с самого начала. Он создал болевую систему, которая несет на себе печать Его гения, Он помогает нам выжить в этом падшем мире.
Бог преображает суть боли, учит и укрепляет нас при помощи боли, но при одном условии: если в страдании мы обращаемся Нему.
Ему хватает выдержки наблюдать за жизнью на бунтующей планете. По милости Своей он позволяет нам жить по нашим законам, делать то, что мы считаем нужным.
Он позволяет нам возмущаться, как возмущался Иов, гневно обвинять Его в несовершенстве мира, который мы сами же и испортили.
Он становится на сторону нищих и страждущих, создает для них Царство. Ради победы Он подвергает Себя унижению.
Он питает наш дух, когда мы не находим облегчения для своих физических страданий.
Он пришел к нам. Он страдал от боли, истекал кровью, стенал и мучился. Он облек земных страдальцев в вечную славу, разделив их боль.
Он и сейчас с нами. Он утешает нас Духом Своим Святым. Он служит нам посредством членов Тела Своего. Он дал нам заповедь носить бремена друг друга и облегчать страдания друг друга во имя Главы Тела.
«Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся. Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в бессмертие. Когда же тленное сие облечется в нетление и смертное сие облечется в бессмертие, тогда сбудется слово написанное: поглощена смерть победою. Смерть! Где твое жало? Ад! Где твоя победа?»
Он ждет, Он собирает воинство сил добра. Однажды Его воинство вступит в бой — в последний бой века сего — и последнее страдание охватит землю перед тем, как наступит полная и окончательная победа Бога. И после победы Бог сотворит для нас удивительный новый мир. Мир, в котором не будет боли.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги