ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ БИТВА КАЙЗЕРА, МАРТ-МАЙ 1918

Необходимо признать, что британские армии в 1918 году, после двух с половиной лет наступательных действий, не были готовы к переходу в оборону и к отражению атак, проводимых методом проникновения; они были абсолютно не готовы к проведению отступления.

Бригадный генерал сэр Дж. Э. Эдмондс, «Военные операции во Франции и Бельгии в 1918 году», том I

То, что произошло в ходе Kaisershlacht — «Битвы кайзера» — в 1918 году, и события, последовавшие за началом германской наступательной операции «Михель» 21 марта, слишком хорошо известны, чтобы здесь имело смысл касаться их во всех подробностях. В двух словах, германцы атаковали ослабленные британские позиции в секторе, контролировавшемся 3-й и 5-й армиями, прорвались на участке 5-й армии и оттеснили армию Гофа примерно на сорок миль, практически к Амьену. Перечисленное неоспоримо, но, как гласит «Официальная история»: «С мартовским наступлением и последовавшим за ним Лисским наступлением связано больше легенд, чем с любым другим сражением войны». Последующий анализ некоторых «легенд», как нам кажется, достаточно убедительно показывает, почему великое германское сражение привлекло к себе столько внимания и вызвало столько комментариев.



Период с начала наступления и до конца войны, конкретнее с марта по июль 1918 года, изобилует таким количеством атак и контратак для анализа и таким количеством поводов для дискуссии, что потребовалось бы отдельное дотошное исследование только для того, чтобы понять, что в тот или иной момент происходило. Мы старались избежать погружения в детали, вместо этого пытаясь объяснить, почему произошли описываемые события и как после трех с половиной лет топтания на месте выглядело очередное превращение Западного фронта в поле битвы.

Наступательная операция «Михель» проделала огромную дыру в британских позициях, приведя к отставке генерала Гофа и заставив фельдмаршала Хейга передать свои армии и себя самого под общее командование генерала Фоша. Ничто не предвещало таких последствий в тот момент, когда первым весенним утром 1918 года германские орудия начали разносить укрепления 3-й и 5-й армий.

Людендорф начал свое наступление с пятичасового артобстрела из приблизительно 6500 средних и тяжелых орудий на фронте протяжением в 80 км, где между Соммой и Камбре стояли 3-я и 5-я армии. Бомбардировка зарядами с взрывчаткой, фосгеном и слезоточивым газом захватила не только фронтальную зону, но также укрепления и инфраструктуру далеко позади боевой зоны и закончилась за пять минут до начала атаки. Потом прогремел финальный залп более чем 3500 орудий, после чего германская пехота пошла вперед в полном молчании, ведомая штурмовыми батальонами, вооруженными гранатами и огнеметами.

Людендорф обрушил на 3-ю и 5-ю армии 66 дивизий. Исключая те из них, что не участвовали в первом штурме, на шесть дивизий 3-й армии пришлось 19 германских; а 43 обрушились на 14 пехотных и 3 кавалерийские дивизии — равные вместе по огневой мощи одной пехотной — 5-й армии Гофа. На деле 5-я армия состояла всего из двенадцати дивизий, одиннадцать из которых были на передовой, а одна (Нортумберлендская) — в армейском резерве. К тому же имелись еще две дивизии, 29-я и 30-я, которые Хейг держал в резерве БЭС. Совершенно ясно, что даже без такого чудовищного неравенства сил Гоф вряд ли мог удерживать позиции в случае мощной атаки.

5-я армия занимала фронт в 68 км. Немалая часть этой протяженной территории отошла совсем недавно к британцам от французов. Когда Гоф в начале января приехал с инспекцией, он обнаружил, что французские позиции находятся в ужасном состоянии: они или вообще не были оборудованы, или в тыловых районах были разобраны местным населением, которое намеревалось использовать эти земли под пахоту. Первым делом Гоф приказал остановить французских фермеров, которые продолжали засыпать траншеи и демонтировать проволочные заграждения, а также призвал их восстановить укрепления. О многих задачах, которые стояли перед Гофом, говорилось в предыдущей главе: ему предстояло укрепить существующие оборонительные сооружения и построить новые, провести с солдатами учения по схеме фронтальной, боевой и тыловой зон. Основная проблема состояла в том, что зон как таковых не существовало; чтобы они появились, приходилось рыть по периметру окопы и обносить их проволокой, а уже потом размешать там войска, так что времени на боевую подготовку практически не оставалось.

Короче говоря, для Гофа с его нехваткой людей за то время, что было в его распоряжении, выполнить задачу не представлялось возможным. В итоге оборонительные сооружения не были готовы. Фронтальная зона, впрочем, была закончена, так же, как и большая часть боевой зоны, хотя некоторые объекты находились в состоянии завершения, когда началась атака. Тыловая зона, однако, была едва начата и в лучшем случае состояла из вырытых в дерне траншей глубиной по колено. При этом третья зона должна была занимать отнюдь не маленькую территорию: несколько миль в глубину по фронту протяжением в 68 км. Чтобы вырыть сотни миль траншей для людей и телефонных кабелей, требовались все ресурсы Гофа, собственно для обороны войск не оставалось. Гоф послал в ставку депешу с описанием обстановки, запросив больше саперов и инженерных частей, упирая на протяженность фронта, нехватку людей, недостаток легких рельсовых путей,[67] плохое состояние дорог — все те факторы, которые препятствовали возведению эшелонированной обороны. Гоф был честен, исполнен решимости и написал, что если ему предоставят необходимые силы и снаряжение, то он надеется привести фронт в пристойное состояние к 15 марта. Проблема, однако, была неразрешима, поскольку людей не было и не ожидалось. Военный кабинет постановил, что пополнения для четырех британских армий во Франции к апрелю не должны превысить 18 000 человек, и Ллойд Джордж был убежден в том, что больше людей посылать не нужно.

У генерала Людендорфа таких проблем не было. Десятки тысяч отдохнувших натренированных солдат перебрасывались из России и Польши, пополняя ряды трех армий, которые были готовы всей мощью обрушиться на британские позиции. К концу декабря 1917 года германские армии получили более дюжины дивизий, другие были на подходе; к концу февраля у германцев было 185 дивизий на Западном фронте, и их количество увеличивалось на 10 в месяц. В итоге у Людендорфа была 71 дивизия для западного наступления, из них 25 предназначались для 18-й армии, 21 — для 2-й армии и 25 — для 17-й армии.

Не было никаких трудностей и с переброской дивизий, поскольку Людендорф планировал атаку заранее. После совещания со своими генералами в октябре 1917 года он пришел к выводу, аналогичному умозаключению генералов противника: «Германские армии должны атаковать как можно раньше в 1918 году, в конце февраля, если возможно, или в крайнем случае в конце марта, перед тем как в бой вступят значительные силы американцев».

На другом совещании, 21 января 1918 года, командующие армиями, силами которых планировалось проводить наступление, были приведены в состояние готовности. После серии «предупредительных приказов» были оглашены инструкции по детальной подготовке к атаке, кульминацией которых стал оперативный приказ от 10 марта. Наступательная операция «Михель» главной своей задачей ставила прорыв в районе южного края британского фронта, в секторе, перешедшем недавно от французов. Для начала в качестве основной цели был намечен Ла-Фер, затем планировалось продвижение на запад и на север в сторону Перона, Арраса и далее. 17-армия должна была продвигаться в направлении Бапома, 2-я армия — в сторону Перона, 18-я армия — в сторону Ама на Сомме. Второе наступление, «Марс», осуществляемое силами 17-й армии уже из Арраса, который к тому моменту должен был перейти в руки германцев, планировалось начать несколько дней спустя, после восстановления боеспособности истощенной в операции «Михель» артиллерии. Одновременно было намечено продолжать приготовления к операции «Георг» на Лисе с прицелом начать ее в апреле.

Из приказа Людендорфа:

«Основная цель наступления заключается в поражении британцев. В настоящий момент их войска рассредоточены напротив группы армий, на которую возложено наступление, по всему фронту. Не стоит предполагать, что французы бросятся со всех ног, чтобы помочь своим союзникам по Антанте. Они наверняка захотят удостовериться, не окажется ли под ударом их участок фронта, и начнут помогать союзникам, только когда ситуация прояснится благоприятным для них образом».

Последнее предположение полностью подтвердилось.

Подготовка к наступлению проводилась очень тщательно. Запас боеприпасов достиг невероятных размеров, и командующий германской артиллерией полковник Георг Брухмюллер, который, несмотря на сравнительно низкое звание, считался одним из лучших специалистов в своей области, разрабатывал детальные планы обстрела британских фронтовой и боевой зон до и во время пехотной атаки. Артобстрел должен был начаться за два часа до атаки и идти с перерывами, необходимыми для замера расстояний и точности падения снарядов, до 9 часов 35 минут, хотя в случае густого тумана обстрел предполагалось продлить.

Пехоте было приказано держаться как можно ближе к линии заградительного огня, но в первую очередь — прорываться вперед. За несколько лет войны Людендорф прекрасно изучил британскую тактику и сумел точно обозначить главную проблему: «Успех атаки, — утверждает он в своих предварительных инструкциях для наступления, — это вопрос не только тактики и стратегии, но в основном пополнений и снабжения [курсив автора]». Прочие утверждения Людендорфа под стать предыдущему: они поясняют, каким образом германская пехота сравнительно легко проникла за оборонительную линию британцев, спровоцировав тем самым мрачные события, которые получат впоследствии имя «Мартовского отступления»:

«Цель первого дня — это артиллерия противника. Цель второго дня будет зависеть от того, чего удалось достичь в первый. Нельзя ничего однозначно предполагать заранее.

Пехота, которая смотрит по сторонам, быстро останавливается. Соприкосновение с врагом — это то, что нам необходимо. Ни в коем случае нельзя добиваться равномерного продвижения вперед. Самые быстрые, а не самые медленные должны задавать шаг. Нельзя давать врагу время окружить наших солдат, которые прорвутся сквозь позиции противника раньше, чем остальные.

Продвижение пехоты должно быть скоординировано с продвижением артиллерии, но в случае необходимости могут быть внесены изменения при помощи световых сигналов. Резервы необходимо вводить в бой там, где атака развивается, а не там, где она остановилась.

Перед передним краем наступления и по флангам должны постоянно осуществляться патрулирование и разведка. Пехота должна смотреть, что она может сделать сама, и не должна обращаться за помощью к артиллерии, как только противник начнет ее сдерживать».

Любому человеку, изучавшему тактику атак, которые проводились во время войны, ясна суть этих распоряжений. Тактика, описанная Людендорфом, используется и по сей день, она известна под названием «подтягивание к разведке», поскольку резервные части и вспомогательные войска «подтягиваются», чтобы поддержать продвижение вперед, уничтожая те сегменты обороны противника, которые штурмовые отряды сочтут уязвимыми.

Решение оставить старый линейный способ защиты и перейти к наступлению малыми отрядами, поддерживаемому полномасштабными атаками и как никогда ранее мощным артиллерийским огнем, и положило начало тактике проникновения. Армией, которая впервые применила эту тактику на практике, командовал Людендорф, и именно ему принадлежит заслуга точного определения того, что требуется для проникновения сквозь защиту британцев. По правде говоря, ему повезло, поскольку в его распоряжении были хорошо укомплектованные армии с полными сил, привычными к боям солдатами, но генерал нередко сам располагает к себе удачу. И тогда удача нередко продолжает благоволить к нему и дальше — что и произошло в марте 1918 года.

Начало наступления германской пехоты в 9 часов 40 минут было отмечено чрезвычайной удачей: продвижение солдат было скрыто густым туманом, который снизил видимость до нескольких метров. Хотя существуют различные мнения о том, кто в итоге от этого выиграл, скорее все-таки преимущество было на стороне наступавшей германской пехоты. Скрытые туманом от прицельного огня, солдаты обнаружили, что бомбардировка Брухмюллера проделала много брешей в укреплениях британцев. Следуя инструкциям Людендорфа, нападающие быстро проникли во фронтальную зону и начали атаковать ее защитников со всех сторон. Генерал Макс, командующий XVIII корпусом, к тому моменту уже сделал предположение о том, какой будет германская тактика, и его предсказание оказалось верным: «Stormtruppen[68] и автоматчики пойдут вперед и не остановятся ни перед чем. В 180 м за ними будет следовать основная масса пехоты. Идея гансов состоит в том, что штурмовые отряды проделают в обороне дыры и пойдут вперед, оставляя позади наши главные укрепления. Они тренировались с расчетом пройти 12 км за первый день».

Так и случилось: враг использовал большое количество ручных гранат и огнеметов, даже несколько танков, и вскоре в британской обороне были пробиты сотни брешей. Бой 21 марта был «солдатским сражением», которое вели взводы, роты и батальоны, отрезанные от поддержки с тыла и с флангов, продвигающиеся в густом тумане и дыму, без всякой связи. Это был страшный бой, и германская пехота извлекла из него все, что могла. Очень скоро фронтальная зона была пройдена, и к утру штурмовые отряды уже вводили пехоту в боевую зону.

Британские коммуникации, особенно на участке между пехотой и артиллерией, были уничтожены при артобстреле, но поскольку артиллеристы не видели свои цели в густом тумане, их огонь был зачастую неточен. По той же причине не много проку было и от авиации, так как земля была скрыта густым туманом, а у немцев было немало своих собственных самолетов, которые обеспечили преобладание в небе. Бой 21 марта легче всего представить как шумную ссору, участники которой скрыты густым туманом. Очень скоро многие отряды британцев были опрокинуты или бродили наугад в тумане, пытаясь найти еще не тронутую германцами позицию, чтобы встать на ее защиту.

К концу дня на участке фронта, занятом 5-й армией, германская пехота полностью преодолела фронтальную зону и во многих секторах почти преодолела боевую зону (или внедрилась далеко вглубь). На юге, от Ла-Фера до Соммского канала, боевая зона уже перешла в руки немцев, и III британский корпус начал готовиться к ночному отступлению в тыловую зону, которая, хотя и существовала по большей части на бумаге, была тем не менее наиболее приемлемым местом для обороны. К северу от Соммского канала 30-я дивизия удерживала передний край своей боевой зоны, ее правый фланг был прикрыт каналом, но еще дальше на север, в расположении других дивизий, немцы прорвали боевую зону на разную глубину, вплоть до Эпейи, где стояла 21-я дивизия.

Еще севернее, в районе выступа у Флескьер, на участке фронта 3-й армии, продвижение германцев было остановлено, но они сумели проникнуть в боевую зону к востоку от Бапума. Противнику оставалось сделать одно мощное усилие, и он прошел бы боевую зону насквозь, оказавшись на незащищенной территории, перед ним лежала только Сомма. Ситуация выглядела безнадежной и по сути таковой и была, но 5-я армия все еще существовала и все еще сражалась, готовясь к отступлению только на юге. На других участках фронта некоторые соединения были опрокинуты, некоторые были вынуждены отступить, но большинство атакованных соединений 5-й армии и все соединения 3-й упорно сражались, удерживая свои позиции или хотя бы снижая скорость продвижения германцев.

3-я армия Бинга уступила меньше своей территории, поскольку у нее были более совершенные укрепления и больше людей для их защиты. Однако ее правофланговые дивизии были вынуждены отступить, чтобы не терять связь с левофланговыми дивизиями Гофа, которых теснили германцы. Но даже в такой обстановке стойкость 3-й армии вынудила Людендорфа внести в план операции изменения. К 24 числу 5-я армия была серьезно потрепана, но не уничтожена. 3-я армия удерживала позиции в центре, и слабым местом казалась смычка между армиями, где 5-я армия держалась из последних сил, ожидая помощи от 40 резервных дивизий Петэна.

Это и заставило Людендорфа изменить план действий. Перед 18-й армией Оскара фон Гутьера изначально стояла задача удерживать французов на юге, в то время как две другие германские армии (2-я и 17-я) должны были пробиваться вперед и повернуть на север, уничтожая по ходу оборону британцев. «Теперь, — заявил Людендорф, — цель состоит в разделении французской и британской армий». Поэтому все три германские армии получили приказ пробиваться к Амьену с намерением разделить армии союзников и отдалить их друг от друга.

Продвижение вперед было быстрым. Всего через три дня германские армии вышли к Сомме по фронту от Бапума до Перона и Неля через Комбле. Они продолжили наступление к истоку реки и к 5 апреля продвинулись на расстояние около 40 миль по линии между Сен-Кантеном и Вилль-Бретонно. Если взглянуть на карту, то становится видно, что территория, занятая германцами, имела грушевидную форму: узкая на севере, в районе Арраса и Скарпа, где наступление еще не началось, и постепенно расширяющаяся к югу по мере того, как успехи германцев росли. Они заняли Бапум, Альбер и Брейсюр-Сомм и начали окружать Вилль-Бретонно, который был взят, а потом вновь утерян; далее граница занятой территории проходит к западу от Мондидье, чтобы затем снова уйти на восток и обогнуть Уазу.

Быстрое отступление 5-й армии вызвало оцепенение среди командующих и политических лидеров союзников. 23 марта, через два дня после начала наступления, Хейг записал в своем дневнике: «Я не могу понять, почему 5-я армия отступила так далеко, даже не попытавшись организовать хоть какое-то сопротивление». Простой ответ заключался в том, что германцы атаковали с редкостным умением и превосходящими силами, что и давало им возможность продолжать движение вперед. Слабые укрепления британцев, обороняемые к тому же малыми силами, были уничтожены, и, не имея резервов для организации новой линии обороны, 5-я армия делала максимум, на что была способна: старалась сохранить себя как армию, отступая для того, чтобы избежать полного уничтожения.

Как и говорил до начала наступления Хейг, у британцев катастрофически не хватало резервов: восемь пехотных дивизий ставки командования и три кавалерийские дивизии 5-й армии были задействованы в боях довольно скоро. Перед тем как в январе к британцам отошла часть французского сектора фронта, между союзниками была достигнута договоренность о взаимной поддержке в случае германской атаки — теперь для этой поддержки настало самое время. Некоторые французские соединения, например II кавалерийский и V корпуса, действительно прибыли в расположение III британского корпуса 22 марта, но не привезли с собой ни артиллерии, ни провианта. 23 марта, через два дня после начала операции «Михель», Хейг посетил ставку Гофа в Вилль-Бретонно, к востоку от Амьена, и встретил там Петэна, чьи новости оказались неутешительными. В январе, когда Хейг согласился на расширение британского сектора до Ла-Фере на реке Уаза, он делал это с тем условием, что Петэн поддержит его, если бывший французский сектор, занятый 5-й армией, будет атакован. Теперь, когда наступление началось, французский главнокомандующий в помощи отказал.

Петэн считал, что сам скоро будет атакован в Шампани, и хотя он не спорил с тем, что британской и французской армиям важно действовать совместно, но не мог — или не хотел — выделить солдат для поддержки 5-й армии. Гоф, отчаянно сражавшийся с двумя германскими армиями, получал те же вести от французских генералов, которые располагались у его правого фланга. Генерал Юбер, командующий 3-й французской армией, которая находилась в резерве 5-й армии, жаловался Гофу, что «генерал Петэн, — как пишет Гоф, — не предоставил ему солдат для взаимодействия со мной [с Гофом]… хотя функция армии Юбера и заключалась в том, чтобы поддержать нас в случае необходимости, заняв свой бывший участок фронта и освободив 5-ю армию».

Позднее Юбер приехал в ставку Гофа, и когда последний поприветствовал его и сказал, что рад видеть, то французский генерал вздрогнул и сказал: «Mais ja n’ai que mon fanion» («Но я привез только мой флаг»), кивнув в сторону маленького вымпела на своей машине, который, как написал позже Гоф, «был не совсем той помощью, которую мы в тот момент ожидали». На следующий день, 24 марта, Петэн приехал в передовой штаб Хейга около Дюри, в 6,5 км от Амьена, с еще худшими известиями. Он заявил Хейгу, что начал формировать Резервную группу армий под командованием генерала Эмиля Файоля и что по этой причине собирается санкционировать полномасштабное отступление французских армий в направлении Парижа. В очередной раз, как и неоднократно до этого на протяжении войны, французы были озабочены исключительно собственными проблемами и оставляли своему союзнику плыть или тонуть самостоятельно. В этом отношении Петэн был честен. «Я сразу же спросил Петэна, не означает ли это, что он собирается обнажить мой правый фланг, — записал в дневнике Хейг. — В ответ он кивнул и добавил: „Это единственное, что остается, когда противник оттесняет нас все дальше“».

В этот момент в полной степени проявились недостатки раздельного командования. Британцы должны были охранять дороги к базам снабжения и портам на берегу Ла-Манша. Французы были больше озабочены обороной Парижа, а в руках Петэна были все союзные резервы. Около сорока французских дивизий собирались теперь у Мондидье, тогда как каждая британская дивизия во Франции или уже вела бой, или поддерживала тех, кто его вел. Если бы оба главнокомандующих строго придерживались своих планов, то неизбежным стало бы разделение армий союзников. В созданный таким образом разрыв быстро проникли бы германские армии, которые бы окружили и уничтожили британцев, а потом обрушили все свои силы на французов. Если бы это случилось — а 24 марта мало что могло помешать этому, — война была бы проиграна.

Тогда Хейг послал срочную телеграмму начальнику Имперского Генштаба, генералу сэру Генри Вильсону, с просьбой прибыть во Францию и «устроить так, чтобы генерал Фош или какой-нибудь другой генерал, который будет сражаться, получил высшие военные полномочия во Франции». Неудержимая франкофилия Вильсона и его близкая дружба с Фошем могли наконец послужить на пользу его стране.

Телеграмма Хейга была только одним из многих срочных сообщений, посылаемых через канал по мере отступления 5-й армии. Ллойд Джордж уже послал лорда Милнера, члена своего Военного кабинета, чтобы тот как можно быстрее добрался до Парижа и встретился там с Клемансо. Фош также связался с Вильсоном и попросил его приехать; снабженный этим двойным приглашением, начальник Имперского Генштаба достиг Монтре еще до полудня 25 марта. Между Хейгом и Вильсоном завязалась дискуссия, по итогам которой, как утверждает последний, Хейг согласился на то, что Фоша следует попросить начать «координировать» действия французской и британской армий.

Вильсон поехал дальше в Париж и изложил свое предложение Фошу. Если учитывать то, что оба начали сближаться еще в 1914 м, то нет ничего удивительного в том, что Фош согласился. На следующий день, 26 марта, облеченные полномочиями люди встретились в Hotel de Ville (ратуше) в Дуйене, ставке 3-й армии Бинга. Францию представляли президент Пуанкаре, Клемансо, Петэн, Фош и Вейган, со стороны Британии были Милнер, Вильсон, Хейг и начальник штаба последнего, генерал-лейтенант сэр Герберт Лоуренс. До начала совещания, однако, у Хейга была приватная встреча с Плюмером, Бингом и Горном, командующими соответственно 2-й, 3-й и 1-й армиями, на которой он заявил им, что Амьен нужно удержать «любой ценой» и что больше территории уступать нельзя. Потом генералы вернулись к своим войскам, а Хейг пошел на встречу с союзниками.

Совещание началось с дискуссии по поводу сложившейся ситуации и решения любой ценой удерживать Амьен. Петэн выступил с заявлением о том, что британцы уже, по-видимому, разбиты и что он в связи с этим приказывает французским армиям отступить и занять оборону вокруг Парижа. Хейг возразил, указав на то, что 5-я армия все еще сражается, причем некоторые из ее соединений находятся под французским командованием, и что хотя она и отошла назад, но большая часть фронта была сохранена в целости; короче говоря, армия Гофа прогнулась, но не была сломлена. Теперь необходимо, настаивал Хейг, защищать Амьен, жизненно важный для британцев железнодорожный и шоссейный пункт, и сохранять связь между французской и британской армиями. Петэн не согласился с этим, утверждая, что 5-я армия «увы, больше не существует, она сломлена», и сравнивая ее состояние с состоянием итальянской армии у Капоретто; последнее заявление, как гласит «Официальная история», вызвало резкое негодование Вильсона. Потом обнаружилось, что подчиненный Петэна, генерал Файоль, не проинформировал своего начальника о том, что XVIII корпус Макса и XIX корпус генерала-лейтенанта сэра Герберта Уоттса из 5-й армии все еще оставались в большой степени неповрежденными и что четыре французские дивизии 6-й армии Файоля заполнили собой разрыв между корпусом Макса и III корпусом 5-й армии под командованием генерала-лейтенанта Ричарда Батлера.

Тут вмешался Фош с заявлением о том, что армии союзников должны сражаться перед Амьеном и что в данный момент они должны сражаться там, где они есть: «Поскольку мы не могли остановить германцев на Сомме, теперь мы должны бороться за каждый дюйм». Пробил час Хейга. «Если генерал Фош согласится дать мне свой совет, — сказал он, — я с радостью ему последую».

Этим замечанием фельдмаршал Дуглас Хейг изменил всю структуру командования, сложившуюся за время войны. Политикам потребовалось несколько минут, чтобы понять важность заявления Хейга и чтобы потом схватиться за появившуюся возможность, но Клемансо быстро выступил с предложением о том, что «генерал Фош назначается британским и французским правительствами координатором боевых действий у Амьена. Он обсудит ситуацию с командующими [Хейгом и Петэном], которые будут снабжать его необходимой информацией».

Это предложение, однако, было слишком туманным для Хейга, который подчеркнул, что Фош должен иметь полный контроль над всеми операциями на Западном фронте, а не только перед Амьеном. После того как с этим согласился Петэн, предложение было оформлено и подписано Клемансо и Милнером. Критический миг, который так долго не мог наступить, остался позади, и в зале раздалось облегченное бормотание Хейга о том, что теперь ему придется «иметь дело с одним человеком, а не с целым комитетом». Тогда лорд Милнер спросил генерала Лоуренса, начальника штаба Хейга, каким образом политики в Лондоне могут помочь генералам, и услышал в ответ: «Оставив их в покое».

Фош не стал терять время на то, чтобы освоиться в новой командной роли. Первым его распоряжением, сделанным еще до того, как покинуть Дуйен, был приказ Петэну ускорить движение соединений 1-й французской армии к северу в сторону реки Уаза и начать выстраивать мощную оборону перед Амьеном, используя и те французские дивизии, которые находились на тот момент в резерве. Потом он отправился прямиком в ставку Гофа в Дюри, где он коротко переговорил с командующим 5-й армии и приказал ему не допускать больше отступлений, хотя и не указал путей к достижению такого результата. Гоф был несколько озадачен отношением Фоша к ситуации, поскольку считал, вполне обоснованно, что в сложившихся обстоятельствах его армия проявила себя достойно, и верил, что такого же мнения придерживаются и в штабе Хейга — это на самом деле было так. Он понимал, что если наступающих германцев нельзя остановить, то надо отступать с боями, выигрывая время для организации контрнаступления.

Прежде всего Гоф полагал, как он записал в своей книге про мартовское отступление, «что [5-я] армия с честью вынесла ужасную и тяжелую ношу, которую возложил на нее Хейг», поэтому он был немало озадачен поведением Фоша и теми вопросами, которые последний поставил перед ним — его еще не проинформировали о том, что Фош является теперь главнокомандующим. Почему Гоф находится в штабе, а не при войсках на передовой? — таков был первый вопрос. Почему Гоф не сражается так же, как британцы сражались во время 1-й Ипрской битвы? — это был второй вопрос, за которым последовал третий: Почему армия отступила? Гоф хорошо говорил на французском, но он был слишком вежлив, чтобы дать очевидно резкий ответ: что генералы больше не разъезжают в гуще боя на белых конях, размахивая мечами и подбадривая солдат, что 1-е Ипрское сражение развивалось столь же сумбурно, но это был сумбур другого рода — и от Фоша тогда тоже не было особого толку, и что, наконец, если Фош незнаком с ситуацией, которая сложилась за несколько предыдущих месяцев вокруг позиций Гофа, когда множество различных обстоятельств объединились, чтобы создать столь серьезные затруднения, то он, должно быть, совершенно не знает фактов.

В той же книге, впрочем, Гоф тактично замечает, что он находился в штабе по той простой причине, что у него должна была состояться встреча с Фошем, не говоря о том, что штаб — именно то место, где он и должен находиться. Также он отмечает, что во время 1-й Ипрской битвы в 1914 году у германцев не было и в помине того количества людей и орудий, которые они бросили в наступление 21 марта 1918 года, и что 5-я армия отступала потому, что этого требовала стратегическая и тактическая ситуация, потому что эти действия, признанные необходимыми, были согласованы с главнокомандующим.

Фош, однако, не стал дожидаться, пока ему ответят. Также он не стал интересоваться состоянием войск Гофа или их текущей дислокацией. Отдав приказ о том, что «больше не должно быть отступлений и фронт должен быть удержан любой ценой», он вышел из комнаты, сел в свой автомобиль и уехал.

Позже Гофу сообщили, что его основное соединение, XVIII корпус под командованием Макса, вскоре будет высвобожден 1-й французской армией, благодаря чему этот корпус можно будет отправить в резерв. Изрядно приободренный этим, он позвонил генералу Лоуренсу, чтобы сообщить последнему, что, по его мнению, германское наступление выдыхается и что если 5-я армия получит несколько свежих дивизий, то он сможет организовать контрнаступление в сторону Соммы. Однако, поскольку свежих дивизий не было, предложение не было принято.

Гоф был, по сути, прав, поскольку, хотя германцы 26 марта и заняли Брей-на-Сомме, к югу от Альбера, но в их рядах все чаше проявлялись симптомы усталости и потери дисциплины. Германские пехотинцы шли и сражались уже пять дней и начали уставать, но главной причиной падения их морального духа было открытие того, насколько хорошо были снабжены британские пехотинцы. В траншеях и блиндажах германские солдаты находили вино и кофе, большие пайки, в которые входило мясо и сыр, теплую одежду и хорошие ботинки — те вещи, которые стали в условиях союзной блокады редкостью. В результате, вместо того чтобы продвигаться вперед, германская пехота непрестанно останавливалась для грабежа. Пьянство и нежелание сражаться замедляли продвижение немецкой армии, добавляясь к уже существующим проблемам, которые были вызваны растягиванием коммуникаций, боевыми потерями и усталостью. Однако это уже не смогло спасти Гофа. 27 марта из Генерального штаба пришел приказ Хейгу о снятии Гофа с командования 5-й армией. Хейг исполнил его, заменив Гофа на Роулинсона, но оставил первого в своем штабе, возможно, намереваясь найти ему другое занятие.

Между тем давление на британский фронт уменьшилось. У Германии не было кавалерии, чтобы развить успех, а было самое время для всадников, которые могли бы подтвердить свою важность для ведения войны. Но немцы к тому моменту уже послали большую часть своих кавалеристов в бой в качестве пехотинцев. Пехоте же было необходимо ускорять темп и заставлять британцев отступать. Однако германская пехота, как и в 1914 году, не смогла поддерживать такой темп. Операция «Марс», или, как его называли британцы, «Битва за Аррас, 28 марта 1918», не увенчалась успехом и была отозвана в первый же день; атаки в направлении других секторов фронта 3-й армии оказались настолько же неэффективными. Только на юге германцы все еще продолжали теснить врага, но даже там их продвижение замедлялось.

Изданные Фошем приказы о развертывании союзных армий постепенно начинали приносить результаты, хотя Петэн и не стремился их выполнять. В результате на очередной межсоюзнической конференции, состоявшейся 3 апреля в Бове, полномочия Фоша были расширены до руководства «стратегическим направлением военных операций на Западном фронте с участием всех трех армий: американской, британской и французской», в то время как в ведении командующих этими армиями — Першинга, Хейга и Петэна — оставался контроль над тактическими действиями, кроме того, они имели право консультироваться со своими правительствами, если считали, что безопасность их армий под угрозой. Но даже такое расширение полномочий Фоша не было признано достаточным, и 14 апреля он запросил о назначении его на новый пост «главнокомандующего союзными армиями». Его запрос был удовлетворен. Таким образом, все еще сохраняя право обращаться в случае необходимости к своим правительствам, три генерала Антанты перешли под непосредственное и абсолютное командование Фоша.

Во время всего этого продолжался яростный бой. Позже, 5 апреля, Людендорф приказал свернуть операцию «Михель», признав, что попытка прорыва провалилась, «поскольку не было возможно преодолеть сопротивление противника». К тому времени германское наступление между Уазой и Соммой остановилось, в равной степени из-за усталости и недостаточного снабжения и из-за контратак, проводимых британскими войсками. Потери были велики: британцы потеряли 163 000 человек убитыми, ранеными, пропавшими без вести и попавшими в плен, потери французов составили 77 000, а немцев — чуть больше 77 000. Общие потери германцев составили около 250 000 человек, особенно сильно поредели штурмовые отряды.

Немцев остановили слишком поздно, чтобы спасти карьеру генерала сэра Роберта Гофа. Ллойд Джордж неплохо осознавал ту роль, которую он сам сыграл в мартовском разгромном отступлении, отказавшись послать пополнения во Францию, поэтому он должен был найти козла отпущения до того, как всеобщее негодование обрушится на него. Откровенно опасаясь поношений со стороны Палаты общин за не решенную вовремя проблему с подкреплениями, Ллойд Джордж поведал Хейгу на конференции в Бове, что считает Гофа полностью ответственным за ту катастрофу, которая приключилась с 5-й армией.

Хейг отметил, что Гоф ни разу не потерял контроль над ситуацией и что он сделал все, что мог, в очень сложных обстоятельствах; он добавил, что «у Гофа было очень мало резервов, растянутый фронт, большое количество направленных против него войск» — все эти факты премьер-министру были хорошо известны — «и недавно перенятый у французов протяженный фронт, практически без оборонительных сооружений, где ему пришлось принять на себя всю тяжесть германской атаки». Тем не менее Ллойд Джордж оставался непреклонен в том, что Гоф должен уйти, но Хейг отказался услать его без прямого приказа. Этот приказ быстро пришел, 4 апреля, в виде телеграммы от лорда Дерби, Военного секретаря. Что касается самой армии, то она должна была быть переименована в 4-ю, а командовать ею должен был генерал сэр Генри Роулинсон, вызванный для этой цели из Высшего военного совета в Версале. Хейг был огорчен этим, по его мнению, несправедливым решением и сказал Дерби, что если есть необходимость в его собственной отставке, то он на нее готов. Военный секретарь отклонил это предложение, но Гофу все же пришлось уехать домой.

Генерал сэр Губерт Гоф не был великим командующим. Он не слишком хорошо справился на Сомме и при Пасшендэле, но даже в этом случае то, что его в конце концов сняли за ту ошибку, которой он точно не совершал, выглядит как жестокая ирония судьбы. Маловероятно, что кто бы то ни было другой сумел бы действовать лучше в тех обстоятельствах, в которые Гоф попал 21 марта. Возможно, Гоф достиг своего командного пика на посту командующего корпусом, но, изучив ужасную ситуацию марта 1918 года, можно почувствовать к нему определенную жалость. Несправедливо было его отстранять, но его уход не стал серьезной потерей для верховного командования.

Результаты политики Ллойд Джорджа, которую он проводил предыдущей зимой, стали очевидны для всех. Армиям Хейга намеренно не давали достаточно подкреплений, и так как фельдмаршал резонно полагал, что северный край его позиций, от Арраса до выступа у Флескьер, является наиболее важным сектором всего Западного фронта, то большая часть скудных резервов была направлена туда. Таким образом, Гоф, чьи войска находились далеко на юге, мог рассчитывать лишь на то, что осталось. В добавление к этому поступил запрос от французского командования, подтвержденный Ллойд Джорджем, о том, чтобы британская армия переняла часть фронта на юге; старые французские позиции, плохо оборудованные, теперь перешли в распоряжение Гофа, а у него не было ни людей, ни строительного материала, чтобы усилить укрепления до начала операции «Михель».

Более того, Гоф никогда не получал приказа об удержании Сен-Кантена в случае мощной атаки. Было запланировано, что он отступит, и Хейг был к этому полностью готов при условии, что можно будет удержать Амьен. То, что случилось во время первой германской атаки, было определено в равной степени и удачей нападавших, и плохой организацией защиты. Туман оказал неоценимую помощь атакующим, и никакая армия, союзников или Германии, не смогла бы устоять под огнем 6000 орудий и тысяч мортир, которые так умело направлял начальник артиллерии Людендорфа полковник Брухмюллер.

Кроме того, не все солдаты Гофа проявили себя с лучшей стороны, хотя большинство стойко сражались, иногда с редкостной отвагой, в абсолютно безнадежных ситуациях. Однако очевидно, что часть отрядов покинули свои позиции еще до того, как возникла необходимость. У каждой армии есть своя предпочтительная манера ведения боя, и британский солдат, хотя он и проявляет себя прекрасно в обороне, предпочитает сражаться в строю, с прикрытыми флангами. Оборонительные позиции в виде «птичьих клеток», которые ему было приказано защищать у Сен-Кантена, были далеко не в его вкусе; у него было совсем немного времени для учений и никакого практического опыта по их освоению. То время, которое солдаты могли провести, осваивая оборону этих позиций, они потратили на их окапывание и обнесение колючей проволокой. В результате люди были настолько же усталыми, насколько плохо тренированными. Более того, несмотря на все их усилия, укрепления оставались крайне несовершенными.

Оборона позиций, которые были обойдены, обнажены с флангов и полностью окружены, требует большего, нежели колючая проволока и траншеи, — она требует определенного настроения умов и крепости духа. Этот дух Британская армия обрела лишь к середине следующей войны: гвардейцы проявили замечательное упорство, обороняя Найтсбриджскую позицию в Ливийской пустыне от танков Роммеля, а в Админском котле в Бирме британская и индийская армии сражались до того момента, пока не вырвались, несмотря на то что были полностью окружены и отрезаны японцами. Однако на Западном фронте в 1918 году «проникновение» было сравнительно новой тактикой, которая в ходе операции «Михель» сделала то, что должна была сделать: заставила обороняющихся нервничать по поводу своих флангов и тыла и, таким образом, склонила их к отступлению.

Приказ подразделению сражаться «до последнего солдата и последнего патрона» отдается редко, по крайней мере разумными командирами, потому что его невозможно принимать всерьез. Когда исчезает последняя надежда, амуниция закончилась, а толпы вооруженных гранатами и огнеметами вражеских солдат окружили отряд и уже проникли за укрепления, дальнейшее сопротивление бесполезно, поскольку оно ведет только к большим потерям. Германская атака сокрушила оборонительные порядки 5-й армии и отбросила ее назад, и немалая часть вины за это лежит на человеке, который занимал кабинет премьер-министра на Даунинг-стрит. Если принять во внимание все обстоятельства: недостаток людей и стройматериалов, растяжение британского фронта, скрывающий противника туман, преимущество германцев в живой силе и артиллерии, — начавшееся 21 марта отступление 5-й армии выглядит по крайней мере, понятным. В любом случае, поспешное отступление армии Гофа отнюдь не было столь фатальным, каким его пытались впоследствии представить. В отдаленной перспективе отступление даже могло быть выгодным, поскольку оно заставило германцев выйти из укреплений, которые на протяжении долгого времени отлично их прикрывали. Если принять все это во внимание, то нельзя с полной уверенностью утверждать, что единственной причиной поражений 5-й армии в марте 1918 года был ее некомпетентный командир.

Гоф без промедления передал командование, и Хейг дал ему задание проинспектировать оборонительные линии перед Амьеном, но через несколько дней пришло сообщение о том, что Гоф должен быть отправлен на родину, чтобы предстать перед следствием. В итоге оно так и не началось, возможно, потому, что Ллойд Джордж неплохо понимал, что факты, которые могут открыться, ничего хорошего ему не принесут. Вопрос о неадекватности пополнений для войск во Франции невозможно было замять, что вскоре подтвердилось. В мае генерал-майор сэр Фредерик Морис, бывший начальник Управления военных операций, подчиненный Робертсона в Военном кабинете и, таким образом, человек, имеющий доступ к фактам, написал открытое письмо для публикации в прессе, где опровергал сделанные Ллойд Джорджем в Палате общин заявления о том, что у Хейга было более чем достаточно людей во Франции, чтобы отразить в марте германскую атаку. Морис подал в отставку, протестуя против проведенной Ллойд Джорджем фальсификации фактов.

Ллойд Джордж заявил в Палате, что, «несмотря на тяжелые потери в 1917 году, группировка во Франции к 1 января 1918 года была определенно мощнее, чем к 1 января 1917», кроме того, он добавил, что в Британии не было людей, которых было бы можно отправить на фронт. «Письмо Мориса», которое подвергло последнее утверждение сомнению, вызвало настоящую бурю, когда было опубликовано в прессе, но Ллойд Джордж сумел успокоить публику, заявив, что его апрельское распоряжение было сделано на основании данных, предоставленных ведомством генерала Мориса; однако он скрыл, что эти данные впоследствии были исправлены.

Письмо в прессу и ложное опровержение Ллойд Джорджа завершили военную карьеру Мориса. Истина не открылась до 1954 года, когда вышла книга «Люди и могущество» лорда Бивербрука. Обнаружилось, что расширение армии во Франции в 1917–1918 годах состояло исключительно в пополнении рядов подсобных рабочих, персонала, обслуживающего транспорт, и прочего небоевого штата, всего около 400 000 человек, среди которых было много выходцев из Италии, Китая и Южной Африки. Боевая же сила экспедиционного корпуса на самом деле упала, хотя в Объединенном королевстве в первые месяцы 1918 года было не меньше 607 403 человек, «готовых к несению любой службы». Ллойд Джордж хорошо знал об этом, когда в апреле 1918 года делал свое заявление в Палате общин. Его карьера, однако, не была разрушена в ходе дискуссии, в отличие от карьеры генерала Мориса.

Гоф послушно отправился в Англию, больше в своей жизни он уже не командовал. Едва только он уехал, как 9 апреля, когда выдохлось наступление по фронту 5-й армии, Людендорф переключил свою артиллерию и свое внимание на позиции британцев около реки Лис. Второе германское наступление, названное теперь «Жоржетта», обрушилось на 1-ю армию Горна и 2-ю армию Плюмера по фронту вдоль реки Лис, на 12-мильном участке между каналом Ля-Бассэ и Ипром.

Время для начала наступления было выбрано удачно, так как за предыдущие десять дней обе эти армии послали по несколько дивизий на поддержку 3-й и 5-й армий. Живая сила германской атаки, составлявшая четырнадцать дивизий — девять на передовой и пять в резерве, плюс огромное количество артиллерии, — обрушилась на XI и XV корпуса 1-й армии Горна. У этих корпусов было всего четыре дивизии на передовой с двумя в резерве, а одна из тех, что была впереди, недавно прибывшая Португальская дивизия из XI корпуса, быстро потеряла способность сражаться, пропустив германские штурмовые отряды и пехоту в центр британских укреплений. Как и 21 марта, эта атака также проходила под покровом густого тумана, и к наступлению темноты 9 апреля 1-я армия была отброшена назад по направлению к руслу реки Лис на расстояние около трех миль.

Утром 10 числа началась вторая фаза «Жоржетты»: штурм позиций 2-й армии Плюмера на севере, между Армантье и каналом Ипр — Комьен. Целью этой атаки было овладение хребтом Мессина — Витшет, захваченным 2-й армией в предыдущем году, но благодаря яростному сопротивлению трех дивизий IX корпуса она не была достигнута.

Не так успешно дела обстояли у 1-й армии: германские войска продвигались на север и на восток, их целью было овладение британской базой снабжения в Хазебруке. Если бы это случилось, то ничто не смогло бы остановить продвижение германской 6-й армии к портам на Британском канале, и она разделила бы войска Британии на две части. Последние, однако, оказали впечатляющее сопротивление, которое стало, по сути, «Четвертым Ипром», и остановили в конце концов наступление германцев. За весь конец апреля германцы продвинулись вперед всего на восемь миль; окончательно их остановили в пяти милях от Хазебрука, там и окончилось наступление.

Тем не менее положение Хейга было критическим, поскольку он столкнулся с тем, чего всегда боялся, с тем, из-за чего был вынужден заставлять Гофа испытывать недостаток в людях и снабжении. Основной задачей Хейга было удержание портов Ла-Манша, а они находились всего в 30 милях от фронта на Лис. Также ему нужно было поддерживать контакт с французскими армиями на юге, хотя Армантьер пал и германская 6-я армия продвигалась вперед к западу вдоль русла реки. Фош отказал в какой бы то ни было поддержке, так что британцы в очередной раз оказались в одиночестве. Критический момент наступил 11 апреля, когда, не имея альтернатив, Хейг издал свой знаменитый приказ с мрачной концовкой:

«Теперь нам остается только сражаться! Каждую позицию нужно удерживать, пока жив хоть один солдат: нельзя отступать ни на шаг. Каждый из нас должен сражаться до последнего, помните: отступать некуда, справедливость на нашей стороне. Безопасность наших семей и свобода человечества в целом зависят от того, как каждый из нас поведет себя в этот критический момент».

Ситуация, однако, ускорила мыслительный процесс в голове генерала Фоша, который наконец понял, что главной целью германского наступления, начавшегося 21 марта, было уничтожить британскую армию. После этого Людендорф обрушил бы все свои войска на французов. Таким образом, своекорыстные интересы требовали, чтобы было сделано все возможное для поддержки британской обороны. Это решение не было принято слишком быстро, на севере германцы отбросили британскую армию к предместьям Байе. Плюмер получил разрешение отступить на три мили, три французские пехотные и три кавалерийские дивизии поступили под его командование. Бельгийские дивизии к северу от выступа также расширили свой фронт, облегчив таким образом положение британцев. Линия обороны была удержана.

29 апреля наступательная операция «Жоржетта» завершилась. На этом закончилось все великое германское наступление. Оно дорого обошлось нападавшим: всего за шесть недель они потеряли 240 000 человек. Это было симптоматично, и Ллойд Джордж, если бы удосужился, мог бы заметить, что, точно так же, как и атаки британцев, атаки германцев приводили к большим потерям и что в этой войне не было легкого способа сражаться и победить. Вилль-Бретонне был потерян 24-го, во время первого встречного танкового сражения за всю мировую историю, но на следующий день АНЗАК сумел возвратить город. Чтобы уравнять счет, гора Кеммел, бывший опорный пункт британцев в районе выступа, была в тот же день потеряна французами. Общие потери французов и британцев составили 348 000 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести, почти столько же составили и общие потери германцев… цифра потерь, приближающаяся к 700 000 с обеих сторон, была достигнута всего за два месяца, между тем война все еще продолжалась.[69]

19 апреля, в то время как продолжались бои на Лиссе, Фош сказал Хейгу, что намеревается поместить резерв из пятнадцати французских дивизий позади линии британцев с тем условием, что французы передадут последним еще один участок фронта. Это могло быть достигнуто путем отправки части уставших британских дивизий в тихий сектор фронта французов, и Хейг быстро согласился, понимая при этом, что нельзя постоянно перемешивать французские и британские дивизии. В итоге пять британских дивизий, все из IX корпуса, были посланы в сектор, находившийся к югу от Шеми-де-Дам, и заняли позиции на тихом участке фронта: три дивизии на передовой и две в резерве. Они все еще были там, когда 27 марта туда пришелся главный удар новой германской атаки. Основной ее целью был сектор фронта французов, который заняли британцы.

Германское наступление под кодовым названием «Блюхер» было абсолютной неожиданностью для союзников. Оно началось с мощнейшей, в стиле Брухмюллера, бомбардировки, которая стерла с лица земли проволочные заграждения и большую часть траншей и блиндажей перед тем, как начать утюжить тыл обороняющихся. После двух с половиной часов артобстрела семнадцать дивизий германской пехоты атаковали перевал Шеми-де-Дам и прорвались в долину Эны, перебравшись через реку еще до того, как обороняющиеся успели взорвать мосты. За один день они продвинулись вперед на десять миль, столько им не удалось пройти даже во время боев с войсками Гофа в марте, а еще через неделю они были на реке Марне, там же, где и в 1914 году, и их тяжелые орудия обстреливали предместья Парижа. Пять британских дивизий в ходе этого наступления потеряли 28 000 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести и вызвали похвалу со стороны своих французских соратников. Зловещим знаком для германцев в ходе боев стала часть 3-й дивизии США, которая 1 июня приняла участие в обороне Шато-Тьерри, города на Марне, ставшего крайней точкой последнего германского наступления.

На передовой начинали занимать позиции другие американские дивизии, и с их появлением на фронте германское Верховное командование осознало, что война проиграна, хотя она и может продлиться еще некоторое время ценой потерь. После 1 июня завершение боевых действий стало только вопросом времени, но американский командующий генерал Першинг все еще не хотел посылать своих солдат в бой до того, как они будут полноценно натренированы и экипированы; кроме того, он оставался непреклонен в том, что американские солдаты не должны использоваться для пополнения рядов британских или французских армий, как этого хотели Фош и, в меньшей степени, Хейг.


Как и Дуглас Хейг и его предшественник на посту главнокомандующего сэр Джон Френч, генерал Джон Дж. Першинг был кавалерийским офицером. Он родился в Миссури в 1860 году, в 1881 году окончил Военную академию США в Уэст-Пойнте, как раз вовремя, чтобы принять участие в последних боях Индейских войн на Юго-Западе, в ходе которых он сражался против племен апачей и команчей в Аризоне и Техасе и поднялся в итоге до уровня командующего 10-м кавалерийским полком, состоявшим из чернокожих солдат, которых индейцы знали как «Буйволов». Именно командуя чернокожими солдатами, он заработал свое прозвище «Блэк-джека» Першинга. Першинг сражался с апачами на мексиканской границе, воевал на Кубе во время испано-американской войны 1898 года, воевал против Моро на Филиппинах (в то время это был протекторат США) в 1903 м, участвовал на стороне японцев в русско-японской войне 1904–1905 годов, а в 1916 году командовал карательной экспедицией в Мексику, направленной на поимку бандита и революционера Панчо Виллья. К 1917 году Першинг был, возможно, наиболее опытным боевым командиром в армии Соединенных Штатов.

Кроме того, он обладал мощными политическими связями и неплохо говорил по-французски, что определило его успех, когда дело дошло до выбора командующего для Американских экспедиционных сил (АЭС). Он женился на Фрэнсис Уоррен, дочери губернатора Вайоминга, который также был сенатором США, и был повышен в звании до бригадного генерала персональным указом президента Теодора («Тедди») Рузвельта, который сам воевал на Кубе. Также он был известным ловеласом и завел минимум двух внебрачных детей в ходе свои путешествий; в 1915 году, однако, ему пришлось пережить трагедию: его жена и три дочери погибли во время пожара в форте Сан-Франциско, выжил только сын, воспитание которого легло на плечи Першинга.

Только Першинг оставил безуспешные, впрочем, попытки поймать Панчо Виллья, как весной 1917 года из Вашингтона пришло предложение возглавить Американские экспедиционные войска. В июне со своим небольшим штабом он прибыл во Францию, где его встретили с буйным восторгом, несколько укрощенным, правда, известием о том, что долгожданные неограниченные пополнения из американских солдат откладываются.

Положение, в котором оказался Першинг, во многом походило на положение фельдмаршала Френча в 1914 году, а обстановка в БЭС походила на то, что происходило в АЭС в 1917–1918 годах. Армия Соединенных Штатов была небольшой и предназначена была в первую очередь для обороны сухопутных границ страны. Таким образом, она была недостаточно экипирована для войны уровня той, что бушевала на Западном фронте во Франции. Практически все было необходимо изготавливать с нуля или приобретать у французов или британцев, от винтовок и стальных касок до полевой артиллерии и авиации. Кроме того, хотя огромное количество американцев и было призвано в армию США в 1917 году, их еще нужно было натренировать, одеть, экипировать и переправить во Францию. Старое правило снабжения армии: «В первый год у тебя нет ничего, на второй уже кое-что есть, а на третий у тебя есть все, что нужно» — не было применимо к американской армии; на это просто не хватало времени. Французская и британская армии практически истощили свои ресурсы, особенно в живой силе. Они могли сражаться дальше, но не более того, а чтобы победить Германию, требовалось нечто гораздо большее.

Першинг не хотел посылать своих солдат в бой в виде батальонов под командованием французских или британских офицеров. Хотя к середине 1918 года некоторые американские соединения успели поучаствовать в боях, а первые дивизии, близкие к завершению подготовки, даже провели некоторое время на передовой вместе с британцами, чтобы ознакомиться с боевыми условиями, Першинг стремился создать полноценную, хорошо экипированную американскую армию, а уж потом ввязываться в боевые действия. До этого момента основная тяжесть борьбы с германцами лежала на плечах французов и британцев. План разворачивания дивизий США стоял, однако, на повестке дня конференции, созванной 2 июня в Версале. На встречу прибыли Клемансо, Фош, лорд Милнер, заменивший лорда Дерби на посту военного секретаря, и Хейг.

Последний заявил, что он крайне недоволен действиями французской армии за последние несколько недель, и не поддержал предложение Фоша отправить американские дивизии, которые тренировались тогда с британцами, во французский сектор фронта, чтобы позволить его хозяевам использовать прибывшие войска для бушевавшего в то время сражения на Марне. Хейг считал, что французская армия была «размочалена» в тех не слишком удачных боях, которые она вела с начала 1917 года, и что ей не хватало офицеров и грамотных сержантов. Гораздо правильнее, по его мнению, было бы поспешить с формированием и «насыщением» американских дивизий — речь шла о группировке в 100 дивизий — объединением их в армии и выведением на передовую в качестве собственно американских войск.

Нельзя утверждать, что кто-то из участников дискуссии был полностью неправ, потому что в предложениях и Гофа, и Хейга был свой резон. Ключевым фактором было время. На то, чтобы натренировать любого солдата и приготовить его и его соратников к бою, требуется некоторое время, но гораздо больше времени уходит на то, чтобы найти и подготовить штабных офицеров и полевых командиров на уровне батальона, бригады и дивизии. Как мы видели, подготовленные, грамотные штабные офицеры важны для планирования атак и управления войсками, а в армии США таких людей было очень мало. Армия быстро росла, начиная с 1917 года, и теперь в ней ощущалась нехватка старшего офицерского состава. Очевидным выходом было взять пехоту США и поместить ее под командование опытных офицеров из французских или, чтобы было меньше проблем с языком, британских армий. Это было бы логическим решением, которое быстро бы привело отличных американских солдат прямо на поле боя, но Першинг не пошел бы на это… и в целом он был, возможно, прав: солдаты сражаются лучше под началом своих собственных командиров.

Фоша больше интересовало укрепление французской линии на Марне, и 3 июня он начал перебрасывать резервы на юг, причем в их составе были соединения, которые в тот момент находились в резерве позади британского сектора фронта. Это обеспокоило фельдмаршала Хейга. Он разгадал стратегию Людендорфа атаковать Западный фронт в тех местах, где оборона союзников имела слабую поддержку, и, следовательно, боялся того, что как только его участок окажется лишенным резервов, то на него обрушится очередная германская атака. По этому поводу между Фошем и Хейгом произошло столкновение, но первый продолжал переброску, упирая на свое право как «генералиссимуса» перемещать «свои» резервы так, как ему этого захочется. Суть конфликта состояла в том, что Фош приказал дивизиям начать двигаться, не только не проконсультировавшись перед этим с Хейгом, но даже не послав приказ через его штаб. Это было нарушением оговоренной командной цепи и очередным примером того, как французы испытывают на прочность любую договоренность.

Германское наступление «Блюхер», направленное на выступ у Нуайон — Реймс, закончилось 4 июня, а 9-го Людендорф ударил снова, но не по британским, как боялся Хейг, а по французским войскам: по 3-й армии на участке между Мондидье и Нуайоном, пытаясь прорваться на юг и на запад, в сторону Компьена и Парижа. Это четвертое наступление под кодовым названием «Гнейзенау» было проведено 18-й армией генерала фон Гутьера, столь хорошо проявившего себя против Гофа. Теперь он сумел продвинуться вперед на 16 км перед тем, как его остановили перед Компьеном. Неудача французов немало помогла восстановлению репутации Хейга и в еще большей степени обузданию их заносчивости. Фош стал обращать больше внимания на то, что приходилось говорить Хейгу, тогда как обычное ворчание со стороны Даунинг-стрит приутихло. Петэн теперь был в немилости, а генерал Шарль Манжен, яростный, боевитый генерал, который играл важную роль под Верденом и в наступлении Нивеля, но был удален от командования после провала последнего, снова вернулся в строй. Американские дивизии в больших количествах прибывали во Францию, их тренировки шли полным ходом, и в середине июня, после трех тяжелых и наполненных опасностями месяцев, перспективы союзников вновь выглядели обнадеживающе.

Немцы, однако, еще не были разбиты и не лишились боевого духа, они вновь атаковали французов по фронту Нуайон — Мондидье в ходе боя за Мец. Бой длился пять суток, и к 11 числу продвижение германцев было остановлено. Генерал Манжен, командующий 10-й французской армией, начал стремительное контрнаступление при поддержке 1-й и 2-й дивизий США, которые шли в авангарде атаки. С этого момента чаша весов стала склоняться на сторону союзников, и они начали медленно оттеснять германцев.

25 июня морские пехотинцы США заняли лес Белло. Через трое суток в руках американцев оказался Во, расположенный неподалеку от Суассона, и в тот же день Манжен вновь разместил своих солдат на Шеми-де-Дам около Суассона. На Сомме 4 июля австралийцы под командованием Монаша поддержали свою репутацию отличных солдат, захватив Ле-Амель. Четыре роты 33-й дивизии (Национальной гвардии) США приняли участие в битве за Амель и отпраздновали День независимости в германских траншеях. Однако едва только улеглась пыль после этой победы, как 15 июля на французов обрушилась очередная мощная германская атака.

Это, третье, наступление под кодовым названием «Реймс-Марнешутс» было двойным ударом, нанесенным 1-й, 3-й и 7-й германскими армиями. 7-я армия атаковала на Марне между Шато-Тьери и Реймсом, в то время как 3-я и 4-я атаковали с востока от второго города. Целью объединенного наступления было ликвидировать успех французов в Реймсе, прервать железнодорожное сообщение с Шалоном и решительно продвинуться в сторону Парижа. Это наступление, однако, быстро выдохлось, поскольку французы смогли предотвратить разрушительный эффект артиллерийских бомбардировок Брухмюллера, эвакуируя солдат из траншей на передовой и энергично контратакуя, когда в бой вступала германская пехота. Этот штурм, последнее наступление, предпринятое германской армией в Великой войне, застопорился 17 июля. Через неделю генерал Плюмер послал 2-ю армию в атаку и возвратил Метран… бои по всему фронту продолжались.

Войне оставалось идти еще три месяца, впереди было много боев и огромные потери, но в том, чем все закончится, уже никто не сомневался, и не только потому, что провалилась великая авантюра Людендорфа, причем провалилась катастрофически. Германия возложила все свои надежды на массированное наступление, но это повлекло за собой то, что войскам пришлось покинуть мощные оборонительные позиции, укрываясь за которыми, они так долго бросали вызов войскам Антанты и изматывали их. Германскую армию, которая находилась далеко от своих позиций линии Гинденбурга, теперь можно было атаковать в открытом поле, и появились дополнительные факторы, которые помимо важнейшего преимущества в виде постоянно растущего числа американских солдат делали победу союзников предрешенной. Французы и британцы учились бороться с германской армией, учились давить на чувствительные точки в обороне. Время окопных боев, содействующих обороне, прошло. Теперь армии воевали в открытом поле, и победа шла в руки тем генералам, которые лучше приноравливались к новым условиям.

Цена победы была высока. Британцы, которые несли на себе основную тяжесть боев, потеряли огромное количество людей, а французы еле держались. Хейг все еще был на месте, все такой же упорный и непоколебимый, как всегда, но Гоф ушел, репутация его была разрушена. Следовало бы признать, что Гоф и его 5-я армия проявили себя хорошо, если не отлично, в тех тяжелых условиях, в которые попали 21 марта и в последующие дни, но история вынесла иной приговор. Теперь, однако, англо-французский фронт стабилизировался, американцы вступили в боевые действия, после трех месяцев боев наступление германцев удалось остановить, а генерал Фош был главнокомандующим союзных армий. Для союзников настало время подумать о том, что делать дальше.

Загрузка...