Михаэль Драу ГЕНМУ

ЧАСТЬ I

Глава 1

Генерал Агласис Шибта вышел из вылизанного до блеска мувера, поправил жёсткий и неудобный воротничок, после чего размашисто, по-военному прошагал к кованым воротам пятиэтажного особняка. Камеры наблюдения с чувствительными датчиками движения повернулись к нему, словно живые.

Нажав кнопку звонка, Агласис вытянулся в струнку по неистребимой привычке.

— Ну наконец-то! — раздался голос из маленького динамика чуть ниже кнопки. — Кофе уже инеем покрылся!

— Виноват, Мастер Ирон! — отчеканил генерал. Но тут же прыснул со смеху и слегка стукнул по динамику. — Открывай давай, и так сколько времени потерял из-за твоего моста. Градостроитель ты наш.

В ответ прозвучала усмешка, и створки ворот медленно разъехались в стороны.

Генерал прошагал к особняку по мощёной белым камнем тропинке, казавшейся в буйной зелени сада пробором в густых кудрях. Господин Шибта с наслаждением вдыхал медвяный аромат натуральной растительности.

Брокса — городишко крошечный, хорошо если наберётся миллион жителей. Всего два уровня. И даже на нулевом уровне есть жилые кварталы, чего никогда не увидишь ни в родном Нидрэде, ни тем более в блистательной столице, где генерал служил вот уже восемь лет. Как хорошо иногда приехать в такую милую глушь к старинному приятелю, окунуться в размеренное, неспешное существование и отвлечься от суеты и жёсткого ритма больших городов. Конечно, старик Ирон из кожи вон лезет, чтобы превратить захолустье и сырьевой придаток столицы в город, который хоть чего-нибудь стоит. Вот и Академию построил двадцать лет назад. На празднование круглой даты организовал общегородские гуляния и пригласил старинного друга, с которым последний раз виделись на выпуске Нидрэдской Академии. Сколько воды утекло с тех пор! А Брокса почти не изменилась. Вряд ли она когда-нибудь сравнится с мегаполисами, Мастера которых лично целовали руку Императору. Но зато где ещё удастся дышать полной грудью и не кашлять при этом?

Впрочем, генерал уже забыл, что такое кашель. Благодаря многочисленным сложным «вшивкам» его лёгкие прекрасно фильтровались, а работа рецепторов слизистой могла подвергаться сознательному контролю. Неоценимая польза в бою, когда страдает защитное обмундирование.

Господин Шибта уже поднялся на мраморное крыльцо, как вдруг заметил справа какое-то движение. Резко развернулся. Мелькнуло что-то белое. Медленно качались тяжёлые от сочно-зелёной листвы ветки ближайшего дерева.

— Я тебя вижу, — усмехнулся генерал. — Выходи, не бойся!

Он слукавил. Он видел лишь тепловой силуэт, перестроив визоры в режим инфракрасного зрения.

Из-за дерева робко выступило трогательное в своей болезненности и неправильности существо — мальчик-альбинос лет двенадцати. Длинный, тощий, с чуть косящими розоватыми глазами, которые он подслеповато щурил на ярком свету. Мальчик был одет в простые штаны и рубашку белого цвета. Казалось, он весь светится, как маленький ангел.

— Ты чей такой? — спросил генерал, улыбнувшись.

Мальчик судорожно ахнул и спрятался обратно за дерево.

— Не бойся, я не обижу! Выходи, — господин Шибта доверительно протянул руку и присел на корточки.

Мальчик с опаской приблизился.

— Привет! — подмигнул генерал.

— Зд…расьте, — неуверенно проговорил мальчик и смущённо улыбнулся.

— Тебя как зовут, ты чей?

— Я… Я Найт. Вот, — мальчику, судя по всему, сложно давались простые слова. Он весь пылал от смущения и часто хлопал белыми ресницами.

Генерал не мог удержаться от улыбки умиления и протянул руку, чтобы потрепать мальчишку по жиденьким волосам. Тот вдруг коротко вскрикнул от ужаса и бросился бегом прочь.

— Куда ты, дурень? — генерал поднялся и засмеялся. — Не укушу же!

Но мальчик уже скрылся из поля зрения, затерялся среди изумрудных пятен свежей растительности. Пожав плечами и вздохнув, генерал наконец нажал кнопку звонка.

* * *

Целого дня и части вечера едва хватило закадычным друзьям, чтобы обсудить хотя бы треть всего произошедшего с ними за эти годы.

Мигель Ирон закончил Академию Нидрэда с отличием, получив диплом высококлассного инженера и не опозорив имени своей весьма известной и старинной семьи. Тогда ещё молодой и амбициозный, но не слишком интеллектуально развитый киборг Агласис Шибта, напротив, едва дотянул до выпуска, постоянно попадая в истории, связанные с нарушением дисциплины. Но зато в бою ему не было равных. Он намеревался взять от жизни всё и со временем перебраться в столицу. И уговаривал друга составить ему компанию на этом тернистом пути. Но вместо того чтобы остаться в Нидрэде, Ирон решил попытать счастья на чужбине. И неплохо «попытал», как любил шутить его друг: сумел расположить к себе старого Мастера так, что тот миром передал ему все полномочия, а сам с облегчением удалился на покой.

И Ирон, и Шибта засучив рукава принялись строить свою судьбу. Казалось, что впереди вся жизнь, но вот им обоим чуть за сорок, и теперь очевидно, что времени ни на что так и не хватило. Особенно киборгу, которому предстоит через каких-то три года встретиться лицом к лицу с неизвестностью, ожидающей всех киборгов без исключения.

Но грусти и унынию не было места в разговорах старинных приятелей. Мастер Ирон хвастался самым настоящим кофе, выращенным в личной оранжерее. Генерал, как мальчишка, демонстрировал свои воинские умения, с завязанными глазами подбивая подброшенные в воздух предметы.

— Ты жульничаешь, киборг! — хохотал Мастер Ирон, грозя приятелю пальцем. — Ты же можешь перестроить визоры в режим любого видения, даже рентгеновского!

Генерал лишь усмехался на это.

И вот, когда весь кофе был выпит, банки и стеклянные блюдца перебиты, сплетни обсуждены по десять раз и былое вспомянуто, двое мужчин расположились в удобных плетёных креслах в тени натурального ливанского кедра, блаженно жмурясь на закатное солнце, похожее на апельсин. Многочисленные жёны хозяина Броксы сидели тут же на расшитых подушках. Одни пели нежную и чуть грустную песню, аккомпанируя себе на странных инструментах, другие разминали плечи мужчинам, третьи готовы были по первому намёку наполнить бокал вином или свежевыжатым соком.

— Чего же ты мне свои генетические лаборатории не показал, а то ведь мне ехать скоро, хотелось бы успеть глянуть, — проговорил генерал, чуть повернув голову к другу.

— Я пока не построил. Некогда мне всяческих уродцев создавать, — усмехнулся Ирон. — Думаешь, я бы не похвастался?

Одна из женщин замерла, как будто ей под лопатку вонзили иголку. Мастер Ирон ничего не заметил, но от цепкого взгляда киборга это не укрылось.

— Пойдём-ка покурим, — генерал встал, мягко отстранив от себя двух молчаливых красавиц.

— А чем тебе тут не нравится? — Мастер Ирон развёл руками.

— Пойдём, пойдём. Поболтаем.

Киборг довольно бережно поднял Ирона с кресла и повёл с собой по белоснежной дорожке.

* * *

— Я… Я тотчас уничтожу этого выродка! — сбивчиво обещал Мастер Ирон, когда генерал рассказал ему о своих подозрениях. Точнее, логических выводах. Киборги лучше кого бы то ни было умели мыслить логически.

— Успокойся, Миги, ты что же думаешь, я донесу на тебя? Сдам лучшего друга только потому, что у него не поднялась рука на собственного сына?

Мастер Ирон нервно чиркал зажигалкой и тихонько ругался, потому что никак не удавалось добыть огня. Киборг мягко забрал зажигалку и сам помог другу прикурить.

— Спасибо, — глухо поблагодарил тот, несколько раз глубоко затянулся и буквально рухнул на скамеечку.

— Господи, и кто только выпустил этого уродца с женской половины дома!

— Ну ты же не думал, что его удастся скрывать вечно, — генерал сел рядом и сочувственно похлопал друга по плечу. — Если бы ты жил в столице или хотя бы в Нидрэде, то твоего генму уже давно бы вычислили, уничтожили, да и тебе бы досталось. Он ведь генму?

— Я не знаю, относится ли его отклонение к классу недопустимых, — пальцы Мастера Ирона ощутимо дрожали, тиская сигарету. — Он альбинос. Вопрос об альбиносах постоянно поднимается в генетических комиссиях, ты же знаешь. Их то причисляют к генетическому мусору, генму, или гемам, то снова убирают из списков. В год, когда он родился, альбиносы считались генму. Я должен был его уничтожить. Я должен был обнаружить отклонение ещё на стадии беременности Лилии, но так замотался… Эта Академия, и мосты новые… Чёрт…

Мастер Ирон обхватил лоб ладонью.

— Я не смог бы… Я хотел этого ребёнка. Я люблю его любым. Пусть даже он имел бы более серьёзное отклонение. Пусть даже в нём проявились бы рецессивные признаки изначальной мутации…

Он посмотрел на Шибту, и в глазах его стояли слёзы.

— Это же мой сын… Как можно убить собственное дитя?

Киборг ничего не ответил. Генетические комиссии запрещали киборгам иметь детей: слишком тяжёлые приобретённые хромосомные нарушения ни в коем случае нельзя передавать по наследству. Поэтому подобные сантименты были очень далеки от генерала. Но он счёл нужным снова доверительно похлопать друга по плечу.

— Ты не можешь его больше прятать. И не потому, что я не стану молчать. Нет. Вам обоим стоит перестать жить в постоянном страхе. Сейчас ситуация с альбиносами, включая таких стопроцентных, как Найт, смягчена. Их даже принимают в Академию. Я, конечно, не всемогущ, но кое-чем могу помочь. Тем более по возрасту он как раз подходит.

— Я… я больше никогда его не увижу? — тихо пробормотал Мастер Ирон, меланхолично разглядывая окурок.

— Если захочешь, я могу устроить вашу встречу. Но ты же понимаешь, что генму может здорово подпортить твою репродуктивную репутацию. Ты хочешь, чтобы тебя лишили права на дальнейшую репродукцию и обязали вернуть половину жён в Оазисы? Не говоря уж о весьма немалом штрафе.

Мастер Ирон молчал, глядя на свои руки.

— Разве тебе не будет достаточно того, что твой сын жив и даже неплохо устроился? — нарушил тишину господин Шибта.

Молчание в ответ.

Генерал ещё некоторое время посидел рядом. Закурил. Когда тонкая, как спица, сигарета истлела полностью, он встал. Мастер Ирон подскочил следом.

— Не бойся, — крепкие руки киборга легли на поникшие плечи хозяина города. — Пока я жив, хотя бы в оставшиеся три года мальчику ничто не будет угрожать. Я очень надеюсь, что он воспитан хорошо, не проболтается, кто его отец. Завтра же устрою его в Академию. Правда, мои полномочия распространяются только на Боевое отделение.

Мастер Ирон нервно расхохотался.

— Да какой из него киборг, что ты! Он почти слепой, глуховат, болеет часто, тщедушный, как… как генму! Ха-ха-ха!

Генерал терпеливо дождался окончания этой тщательно контролируемой, сдержанной истерики. Потом крепко обнял друга и похлопал его по спине.

* * *

Найт лежал, свернувшись клубочком, на коленях своей матери. Его остренькие плечи чуть дрожали, тонкие ноздри трепетали, словно он пытался надышаться перед смертью.

Мать не спала, всё гладила и гладила мягкой тёплой ладонью шелковистые, похожие на пух, белоснежные волосы сына — болезненного, диковинного уродца, но самого любимого создания на земле. Как бы ни исказили правила и законы нового мира отношение к женщине и отношение женщин к собственным детям, всегда останется то, что не подвластно искусственному порядку вещей. Материнское сердце. Оно тоскливо сжималось и замирало, холодея от неопределённого, неприятного предчувствия.

А когда в увитую шелками и полупрозрачными драпировками общую комнату вошли двое — муж и его гость, женщина горестно взвыла, перебудив половину товарок, прижала к себе затихшего мальчика и закричала:

— Не убивайте его! Он не виноват! Это я виновата, что родила его! Убейте лучше меня!

— Тихо ты, глупая самка! — проговорил Мастер Ирон без злобы, лишь с недовольством. — Никто его не собирается убивать.

— Не убивайте! — словно не слыша никого, завывала Лилия. Найт в ужасе вращал влажными прозрачными глазами, по его белым щекам катились слёзы.

— Всё в порядке, — приблизился к ней генерал. Он взял Найта за руку.

И тут мальчишка, коротко рявкнув, рванулся изо всех сил. И даже стукнул генерала по плечу.

Господин Шибта невольно отпустил его. Потом повернулся к отцу Найта и усмехнулся:

— И ты говоришь, из него не получится киборга? — он снова глянул на мальчика и подмигнул ему. — Ну чего ты ноешь, как самка? Ты уже большой. Давай, вытирай сопли и пошли. Боец.

Лилия ровным счётом ничего не понимала, да и не пыталась. Генерал повёл Найта к выходу. Мальчик оглянулся на пороге.

— Мама… — пробормотал он.

Женщина кинулась в ноги киборгу, заливаясь слезами. Мастер Ирон едва смог её оттащить. Мальчик попытался вырваться, забился, как зверёк, даже начал кусаться, но всё тщетно. Руки, которые перехватили его поперёк туловища и оторвали от матери и от привычной жизни, способны были оторвать и башню у танка.

Найт боролся молча, и лишь когда его запихали в дорогой, начищенный до блеска мувер, истошно, хрипло завопил: «Мамааа!»

Генерал дрогнул. Он успел забыть значение этого слова. И уж точно не мог вспомнить чувств, которые оно вызывало. Но оно что-то надорвало в нём, где-то очень глубоко в душе.

Найт рвался наружу и плакал, пока не получил увесистую затрещину. После чего вдруг осознал неотвратимые изменения, произошедшие в его судьбе, и сел на скрипучем кожаном сидении напротив генерала, робко хлопая тонкими белыми ресницами.

— Вот и молодец, — кивнул генерал. — Надеюсь, ты не заставишь ни меня, ни твоих родителей жалеть о том, что случилось. Генму.

С этими словами он улыбнулся искренне и ласково и потрепал мальчика по голове.

Глава 2

Над кварталами старинных домов, перестроенных или восстановленных многие десятилетия назад, как поговаривают, в том самом виде, в котором они существовали ещё до Пыльной Войны, возвышалась Академия Броксы. Изящное здание из тёмно-синего зеркального стекла и хромированного металла стремилось в небеса. От него, словно ветви от ствола гигантского дерева, расходились мосты, соединяющие Академию с несколькими, пока малочисленными в Броксе, небоскрёбами.

В городе ещё не было Столпов: всего два уровня вполне могут обойтись без дополнительной поддержки. Маленькие, максимум этажей пятнадцать-двадцать, дома-коробки жались к подножию великолепных современных небоскрёбов и почти всегда оставались в их тени. А обширные залы и казармы Академии купались в солнечных лучах.

Найт щурил слезящиеся глаза, изредка шмыгал носом, мелко и часто моргал, стараясь уставиться в пол. Но он не имел такого права. Пока раздают инструкции, надо стоять по стойке «смирно» и смотреть на старшего.

Старшим оказался совсем молодой парень с чёрной вертикальной полоской на нижней губе, как у всех киборгов. Видно было, что он тяготится своим незавидным положением и наверняка мечтает о головокружительной карьере ликвидатора где-нибудь в крупном городе, а не няньки для малышни в этом захолустье.

— Правила всем ясны? — недовольным тоном буркнул куратор начальных курсов по прозвищу Литий, продолжая жевать жвачку и почти не глядя на мальчишек, выстроившихся перед ним шеренгой на пороге общей казарменной спальни. Они согласно забубнили.

— Так точно, сэр! — звонко крикнул громче всех смуглый черноволосый мальчишка, обратив на себя внимание и новичков, стоявших рядом, и уже обитающих в казарме более старших курсантов, и даже куратора.

— Не слышу, — повторил тот, переведя взгляд на Найта, который лишь кивнул и что-то невнятно пискнул.

— Не слышу!

— Так точно, сэр! — почти жалобно выдал хрипловатым фальцетом Найт, вскинув голову. Солнечный свет, отразившись от зрачков, сделал его глаза почти красными.

— Тьфу ты, нечисть! — скривился куратор. — Видать, плохо дело Академии, раз даже генму начали принимать.

— Никак нет, сэр! — снова звонко выкрикнул чёрненький мальчишка. — Согласно принятому в 312 году закону альбиносы официально не являются генму.

— Опа! У нас тут умник! — скривился куратор.

— Так точно, сэр! — не моргнув глазом, снова выкрикнул чёрненький и уставился на старшего киборга с вызовом и нагловатым весельем.

Тот сохранял суровое выражение лица всего несколько секунд, потом криво усмехнулся.

— Ладно, всем вольно. Идите выбирайте себе койки. Через час медосмотр и первая тренировка.

С этими словами он ушёл, а новенькие остались один на один со старшими мальчиками. Большинству было лет одиннадцать-двенадцать, встречались и юноши, вступившие в пору полового созревания. У четверых уже были чёрные полоски на нижней губе.

Несколько парнишек, при кураторе стоявших у спинок кроватей, вытянувшись в струнку, сейчас расслабились, кто-то улёгся на кровать с электронной книжкой, кто-то как будто лениво и неспешно принялся отжиматься. Но кое-кто и вызывающе смотрел на новеньких.

Чернявый как ни в чём не бывало прошагал к одной из четырёх свободных кроватей, стоявших рядком.

— Эй, тебе что, разрешили двигаться с места? — окликнул его один из старших.

Чернявый оглянулся, не замерев ни на секунду, и по-хозяйски засунул потёртый рюкзак, разрисованный черепами, в шкафчик у кровати.

— Ты типа тут главный? — спросил он спокойным тоном. Потом закрыл шкафчик и приблизился к окликнувшему. Поднял кулаки.

— Ладно, давай по-быстренькому, а то всего час на отдых остался. Успеешь ещё в лазарет сбегать.

Вокруг раздались посвистывания и улюлюканья. Найт неловко переминался с ноги на ногу, но наконец решился и занял кровать в углу, куда не проникал солнечный свет.

— Нет-нет-нет, так не пойдёт! — сказал вдруг один тринадцатилетний мальчик с полоской на губе, до того лежавший на кровати с журналом. Он обошёл замершую парочку — черноволосого маленького агрессора и окликнувшего его забияку. Приблизился к Найту и указал на кровать напротив высокого окна.

— Ты будешь спать тут. Детям полезно солнышко.

— Я… я не могу… мне нельзя… — залепетал Найт, опустив голову.

— Ты что не видишь, что он альбинос? — чернявый отвлёкся от предполагаемого противника. И тут же получил кулаком в ухо.

— Эй! Не честно! — несмотря на лёгкое оглушение, он поднялся на ноги. Получил снова.

— Ну всё!

— Махач!!! — повскакивали с кроватей мальчишки помладше и поагрессивнее, кинулись помогать дерущимся, и вскоре в широком проходе между рядами кроватей образовалась настоящая свалка.

Некоторые мальчики не проявляли никакого интереса к драке. Кто-то лежал на кровати в наушниках, кто-то читал, кто-то продолжал отжиматься. Найт стоял, сжавшись под изучающим взглядом тринадцатилетки, и кусал губы.

— Вот видишь, из-за тебя всё, — покачал головой парень. — Ты должен слушаться.

Найт угрюмо глянул на него. Тот усмехнулся и спокойной походочкой приблизился к куче дерущихся подростков. Затем, не прилагая практически никаких усилий, оттащил одного, потом второго, потом отшвырнул на ближайшую кровать третьего. Наиболее агрессивным легонько двинул в ухо или челюсть. И вот все мальчишки кое-как расползлись по своим койкам. Остался только тот, чернявый. Он кинулся в бой, но старший мальчик вдруг молниеносно схватил его за горло и медленно приподнял. Чернявый захрипел, едва касаясь пола носками ботинок. Найт вздрогнул и неуверенно шагнул к ним.

— Значит так, — заговорил тринадцатилетка. — Для тех, кто в танке. Главный тут я. Зовут меня Бофи. Когда я говорю, вы слушаетесь.

— Пошшшёл ты! — хрипел черноволосый, извиваясь в его хватке.

Скрипнула кровать.

Бофи оглянулся через плечо. В ярком солнечном пятне на постели сидел Найт, жмурясь и стараясь не отворачиваться от света. Он весь как будто сиял — кожа, волосы, и даже форменная роба, какую выдавали всем новичкам, казалась на нём светлее, чем у прочих. Он старался изо всех сил показать послушание.

— Вот умница, — кивнул Бофи.

Его пальцы разжались, и чернявый бухнулся на задницу, надсадно кашляя, сплёвывая кровь из разбитой губы. Отрывисто прорычал ругательства.

— А теперь зачинщики безобразия, помешавшие мне во время законного отдыха, сходят вон туда, в подсобку, принесут вёдра и швабры и хорошенько помоют полы. А то наплевали тут!

Он брезгливо глянул на пятна крови. Затем вернулся к кровати, достал журнал и улёгся, закинув ногу на ногу.

Мальчишки некоторое время не шевелились. Он глянул на них, чуть приподняв бровь.

— Ну? Чего стоим? Живо! Ты, ты и ты, кстати, тоже, Тод! Лезть к маленьким нехорошо, так что расплачивайся.

Мальчишка, первым приставший к новичкам, со вздохом поплёлся в маленькую подсобку. Один только черноволосый остался на месте. Он поднялся, вытер кровь рукавом, и заявил:

— Я тебе не уборщик! И вообще, я первый никого не трогал.

Бофи отложил книгу, задумчиво нахмурился.

— Хм. И то верно. Вроде как несправедливо заставлять тебя работать.

Затем он перевернулся на бок и подпёр голову рукой, глядя ему в глаза.

— Однако жизнь вообще штука несправедливая, дружок. Так что давай, шагом марш.

— Не буду! — черноволосый сжал кулаки и весь подобрался, готовый к новой драке.

— Лениться нехорошо, — покачал головой Бофи и медленно встал с кровати.

Наказанные драчуны, успевшие принести вёдра и швабры, чуть попятились. Черноволосый не двигался с места, глядя Бофи в глаза.

Тот приблизился.

— Ну что ж, раз ленишься, то и ленись дальше. Какую, говоришь, кровать выбрал?

Сказав это, он взвалил мальчишку на плечо, игнорируя отчаянное сопротивление, отнёс на койку, которую тот себе облюбовал, свалил, словно мешок цемента, и выдрал из-под него простое тонкое одеяло.

— Какого… — начал было черноволосый. Бофи тем временем преспокойно разорвал одеяло на несколько длинных лоскутов и принялся привязывать мальчишку к спинке и изголовью кровати за руки и за ноги. Почуяв неладное, черноволосый взвился, принялся брыкаться, но крепкая затрещина прервала его попытки сопротивления.

Через пару минут он не мог пошевелиться, распятый на кровати в позе морской звезды.

— Ну вот, валяйся, сколько влезет, — усмехнулся Бофи.

— А и буду! — рявкнул в ответ черноволосый.

Бофи покачал головой и повернулся к наказанным.

— Ну! Полы заждались!

Мальчишки тут же принялись вытирать кровь с пола. Но Бофи, как не сложно было догадаться, этого показалось мало, и он велел вымыть все полы в спальне, «заодно, раз уж взялись».

Черноволосый даже принялся что-то насвистывать. Но почему-то никто не разделял его веселья.

Найт всё ещё сидел на кровати, щурясь от нестерпимого для его чувствительных глаз солнца.

— А этого белобрысого чего к уборке не припашешь? — возмутился кто-то.

— А он хороший послушный мальчик, — ответил на это Бофи, переключая очередную страничку электронного журнала.

Мальчишки с ненавистью поглядывали на альбиноса, а тот не знал, куда и деваться.

— Как тебя зовут-то, мыш лабораторный? — добродушно спросил Бофи.

Найт не расслышал, потому Бофи пришлось повторить вопрос.

— Найт! Меня зовут Найт, — поспешно ответил он.

— Что, просто Найт? А фамилия?

Мальчик сглотнул и проговорил сдавленно:

— Просто Найт.

Ему запретили называть свою фамилию и зарегистрировали в картотеке Академии без какой бы то ни было фамилии вообще.

— А, ну оно и ясно, ты ж генму! Откуда у тебя фамилия, чучелко инкубаторское? Как ты вообще до сего дня дожил, не понимаю! — усмехнулся Бофи. — Иди-ка сюда.

Найт замер, но повиновался быстрее, чем Бофи повторил приказ.

— Садись, — велел тринадцатилетка.

— Куда? — промямлил Найт.

— Сюда, — Бофи похлопал ладонью по одеялу рядом с собой. Мальчишки украдкой поглядывали на них, ожидая развития событий. Черноволосый фыркнул с презрением:

— Ага, щаз он тебя и отсосать попросит, а ты и не откажешь, сопля!

Найт испуганно заморгал, неуверенно оглянулся. Несколько мальчишек сдавленно прыснули со смеху.

— Каков пошляк, вы не находите, господа? — Бофи всплеснул руками.

Заметив, что наказанные мальчишки закончили работу и собрались унести грязную воду, он приподнял руку и щёлкнул пальцами:

— Стоп! Мне кажется, жидкости можно найти более полезное применение. У нас тут кое-кто перегрелся.

Потом он молча кивнул в сторону черноволосого. Тот нахмурился.

— Чего?! Да только попробуй!

Он дёрнулся, но был настолько крепко привязан, что не сдвинулся с места.

Мальчишки понурили голову. Они не очень-то хотели ссориться с этим новеньким.

— Ну давайте, устройте нашему герою-одиночке освежающий душ! — засмеялся Бофи. И наказанные подчинились.

На беспомощного черноволосого обрушился грязный поток. Одежда и простыни мигом вымокли, а ругательства не прекращались потом несколько минут. Черноволосый так буйствовал, что аж кровать слегка постукивала ножками по полу. Нашлись и такие, кто злорадно хихикал.

— Так на чём мы остановились? — повернулся Бофи к Найту.

Тот быстро сел к нему на постель.

— Знаешь, ты похож на самочку, послушную, тихую, хорошую самочку, — заговорил Бофи томным голосом. — Ты знаешь, для чего нужны самочки?

Найт закусил губу и решительно встал. Бофи расхохотался.

— Да не только для того, что ты подумал, ещё и для массажа! Разомни-ка мне плечи.

С этими словами он лёг на живот. Найт прижал к его тёплой коже чуть дрожащие ладони и принялся разминать крупные, твёрдые мышцы. Бофи даже заурчал. Найт постепенно расслабился и показал то, чему научила его мать.

Женщин в Оазисах обучают различным премудростям, далёким, правда, от политики, науки или бизнеса, поэтому всё, что смогла Лилия передать своему сыну, — это любовь к искусству и умение делать массаж. Бофи блаженно жмурился и, казалось, забыл о том, что он должен всеми здесь командовать. Найт помалкивал и продолжал разминать его плечи, пока в казарме не раздался резкий звуковой сигнала, объявлявший о начале тренировок.

Найт вздрогнул, Бофи усмехнулся и встал.

— Молодец. Уважаю твою любовь к дисциплине.

— А… м… можно я всё-таки на другую кровать лягу? Солнце… Оно… Я… Мне нельзя так много солнца… — сбивчиво пробормотал Найт, смиренно опустив лицо.

Бофи взял его за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза.

— Детка, да ты что же, думаешь, что я настолько могу размякнуть от простого массажа? Когда я скажу, тогда кровать и сменишь.

Открылись двери. На пороге стоял Литий. Оглядев казарму, он сказал:

— Ну, познакомились-подружились уже? Вот и чудно… О, это ещё что?! Делейт Лебэн, ну-ка объяснись!

— Нарушение устава Академии! — взвизгнул привязанный к кровати чернявый мальчишка, которого назвали Делейтом Лебэном. Он снова дёрнулся, но безрезультатно.

— Утихомирили зачинщика драки, сэр, — вышколенно сказал Бофи.

— Вот так и знал, что с ним проблемы будут, — вздохнул куратор. — Ладно, новички за мной. Остальные — в третий зал.

— Эй! А меня развязать? — крикнул Делейт.

Но его никто не слушал. Двери закрылись, когда спальню покинул последний из мальчишек.

— Мать вашу! — сипло орал Делейт. — Я не виноват! Я не нарушал ничего! Эй! Да чтоб вас всех!

Но вскоре он понял, что надрываться бесполезно, и угрюмо затих на своей мокрой, липкой и грязной постели.

Глава 3

В этом году в Академию поступило в три раза больше курсантов, чем в прошлом. Несколько десятков тысяч мальчишек из разных семей, с разными способностями поступали на то или иное отделение в разном возрасте, в зависимости от будущей профессии. Здесь были и аутичные восьмилетки, которым предстояло посвятить свою жизнь наукам Синтеза, — будущие генные инженеры, кибертроники, роботроники и прочая «элита». И ехидные девятилетки с внимательными, цепкими глазами — будущие координаторы, программисты, операторы различных сложных машин. И десятилетние мальчишки, которым суждено вступить во взрослую жизнь уже не вполне людьми, а наполовину машинами, — будущие киборги. И деловитые, плутоватые одиннадцатилетки, только что поступившие на отделение наук Управления, — будущие политики и бизнесмены. И бесчисленное множество двенадцатилетних мальчиков, которым удалось пристроиться на все остальные, менее престижные отделения.

Большинство было сразу после Интернатов, но попадались и «безродные», подобранные добрыми людьми на улицах или пришедшие в Академию добровольно и успешно сдавшие тесты.

Генерал Агласис Шибта научил Найта правдоподобной легенде, в которой никто не сомневался. Альбинос без биокарты и без диплома об окончании Интерната не вызвал подозрений. Наверняка какая-нибудь не слишком породистая женщина родила его по недосмотру, да и выбросила, словно мусор, пока её оплошность не заметил хозяин. Альбинос каким-то образом смог выжить на улицах и наконец решил «стать человеком».

Никто не понимал, почему двенадцатилетнего мальчика, да ещё не самых выдающихся физических и умственных качеств, приняли на Боевое отделение, а не определили на какой-нибудь малозначимый курс, по окончании которого ему светила бы разве что грязная, монотонная и низкооплачиваемая работа. Слухи поползли сразу. И подозрения зародились в головах тех, кто умел внимательно смотреть и делать логические выводы.

Бофи Талофф заинтересовался альбиносом, как забавной зверушкой. Найт производил впечатление слегка отсталого, но преподносил сюрприз за сюрпризом.

На обязательном медосмотре перед тренировкой Найт очень быстро, «по-солдатски» снял робу, аккуратно и ловко сложил её ровным прямоугольничком и повесил на спинку стула. На тренировке беспрекословно подчинялся приказам инструктора, хотя толком не мог выполнить ни одного упражнения, в то время как прочие курсанты постоянно норовили побезобразничать. А когда все курсы отправились в столовый блок Академии, Бофи окончательно утвердился в мысли, что Найт — никакой не подзаборный найдёныш. Многие мальчишки его возраста держали ложку в кулаке, а этот альбинос — как надлежит, пальцами, аккуратно обхватывал губами, не открывая рта слишком широко и не втягивая жидкую протеиновую смесь с шумом и бульканьем. Где же мог генму научиться таким манерам и дисциплине?

Мальчишки из пятого блока, к которому относилась казарма Найта, с хихиканьем и шепотками поглядывали на альбиноса и Бофи.

Но не стоило терять время на ерунду, надо было всё съесть, ведь следующий и последний за день приём пищи только через восемь часов, а никаких кусочков припрятать никто не позволит: на выходе стоят дежурные и проверяют. Впрочем, унести с собой что-либо и тихонько слопать потом под одеялом в принципе невозможно. Всё выдаётся в уже открытых тюбиках и легко может оттуда вытечь, выдав запасливого курсанта.

После обеда мальчишки разошлись по классам на лекции, видео- и мнемокурсы согласно направленности своего отделения и возрасту.

Перед ужином, на малой вечерней тренировке, курсанты разных отделений и возрастных групп, но до четырнадцати лет, снова оказались вместе. Нагрузка, впрочем, не была одинаковой для всех. Если будущие программисты и прочие химики с нейрохирургами всего лишь слегка размялись, то будущие киборги пахали вовсю. От них не отставали мальчики с Армейского отделения, которым предстояло пополнить ряды государственной армии, но при этом сохранить тело почти человеческим.

Старшие курсанты Боевого и Армейского отделений занимались на специальных полигонах. Для прочих «физкультура» после четырнадцати лет заканчивалась в пользу увеличивающейся интеллектуальной нагрузки, и они посещали тренировочные залы исключительно по желанию и в личное время.

К концу дня у Найта разболелась голова. Слишком много впечатлений, шума, незнакомых людей, информации, да ещё и недавно вшитая биокарта даёт о себе знать. Мальчик не чуял под собой ног от усталости. Всё, что он хотел, это упасть сейчас на свою казённую кровать и уснуть мёртвым сном.

Но как только он вместе с остальными вошёл в общую спальню, сон как рукой сняло. Делейта никто не отвязал, хотя Найт был уверен, что в их отсутствие кто-нибудь обязательно сделает это.

Когда зажёгся автоматический свет, Делейт пошевелился на кровати и радостно воскликнул:

— Чёрт, я так рад вас видеть! Думал, обоссусь!

— А тебе никто не мешает это сделать, — меланхолично заметил Бофи, доставая из шкафчика полотенце.

— Э! То есть как?! Отвяжите меня уже кто-нибудь, а то мочевой пузырь лопнет!

— Писай, писай, все свои. Ничего страшного. Тем более, ты и так весь грязный и мокрый, заметно не будет, — улыбнулся Бофи, и несколько мальчишек заржало.

Делейт побагровел, принялся рваться из крепких пут и орать благим матом, удивительно цветастым для его нежного возраста.

— Все оперативненько в душ, — распорядился Бофи, не обращая на буйство Делейта никакого внимания.

Одни мальчишки проходили мимо молча, понурив голову, другие хихикали или даже откровенно дразнили беспомощную жертву местного лидера, третьи не выказывали своих чувств. Найт замер в нерешительности.

— Ну, чего встал? Не задерживай движение, — сказал Бофи.

— Нельзя так. Наверное, — сбивчиво произнёс Найт, посмотрев на кровать Делейта. — Ему же плохо.

Бофи вздохнул, положил руки на плечи Найта и произнёс почти ласково:

— Эх, Мыш, вокруг тебя ещё стольким людям будет плохо, в миллион раз хуже, чем ему. Ты же будущий киборг. Привыкай к чужим страданиям.

Он рассмеялся и прошёл мимо, в душевую.

* * *

Найт вошёл через какое-то время, неловко прикрываясь полотенцем. В душевой всё было белым — пол, стены, потолок, яркий свет, клубы пара. Найт осторожно двинулся вперёд, но упал, сбитый с ног налетевшим на него Тодом. Это был тот самый мальчишка, что первым стал задираться к новеньким.

— Вот чёрт! — ругнулся он. — Не заметил! Чего под ноги кидаешься, мышь лабораторная?

— Я… я не…

— Ха-ха! Да ладно, ты просто здорово умеешь маскироваться под кафель! — Тод пошлёпал Найта по макушке ладонью и, хохоча, проследовал мимо. И вдруг его самого отпихнул с дороги Делейт Лебэн, как ни в чём не бывало прошагавший к ближайшей свободной кабинке.

Тод кинулся к Бофи ябедничать.

— Так. Кто его отвязал? — сурово спросил старший мальчик, выходя из кабинки и хлопая стеклопластиковой дверцей.

Постепенно шум пара стих: ребята один за другим выключали душ. В конце концов в полной тишине остался только шум воды в одной кабинке и весёлое насвистывание Делейта.

— Кто отвязал, я спрашиваю?! — грозно рявкнул Бофи.

— Я! — Найт вскочил на ноги. — Я его отвязал!

Бофи посмотрел на него как на приготовленную к препарированию лягушку.

— Хм… Вот так воспитанный мальчик!

Он подошёл к Найту вплотную. Тот опустил голову и смиренно молчал. Но вдруг сам, без позволения, поднял лицо, заглянул Бофи прямо в глаза и проговорил хоть и тихим, но вполне твёрдым голосом:

— Он и так всё понял, наказан достаточно.

— Здесь я решаю, кто наказан достаточно, а кто нет! — заорал Бофи ему в лицо. Найт прищурился, но не отступил и не съёжился.

— Хм. А я думал, это в ведении устава Академии и кураторов, — послышался вдруг хрипловатый голос.

— Тебя вообще не спрашивают, Тэо! — буркнул в сторону Бофи.

К нему подошёл высокий парень примерно одного с ним возраста, бледный и веснушчатый, с медно-рыжими волосами, заплетёнными в тонкую косичку. На его нижней губе тоже имелась чёрная вертикальная полоска, как у Бофи.

Парень примирительно сказал:

— Слушай, салаги и так поняли, что с тобой лучше не шутить. Но зачем тебе, чтобы кто-то и правда обоссался, а потом вонял на всю спальню? Наш маленький боец с системой уже сделал правильные выводы. Правда, Делейт?

Вместо ответа черноволосый мальчишка выключил воду, обмотал бёдра полотенцем и, показав средний палец, гордо покинул душевую.

— Сделал, — утвердительно кивнул Тэо. — Ну, всё, инцидент исчерпан?

Он улыбнулся Бофи очень дипломатичной улыбкой. Тот угрюмо насупился и прошёл мимо, на выход.

Постепенно в душевой никого не осталось.

— Вообще-то Бофи не плохой, — негромко сказал Тэо на ухо Найту. — Просто его лучше слушаться.

— Ты-то вот не слушаешься, — буркнул Найт.

— С чего это ты взял? Слушаюсь! — Тэо сделал невинное лицо и прыснул со смеху. — Главное, не наступать ему на хвост. Мне с ним делить нечего. Он всё равно знает, кто я и кто он.

— А кто ты?

Тэо лукаво прищурил свои медовые глаза и сказал не без хвастовства:

— Я-то? Матэо Лекси. Слыхал?

Найт сконфуженно помотал головой.

— Ах, ну да, откуда генму знать такие тонкости! — добродушно усмехнулся Тэо. — Ладно, пошли спать. Завтра вставать рано.

Когда Найт вернулся в спальню, он увидел, что Делейт скинул грязные, всё ещё чуть влажные простыни вместе с тонким матрасом на пол и свернулся в клубок на твёрдой основе. Спать на решётке наверняка невозможно, но Делейт старательно делал вид, что заснул.

За два часа до отбоя мальчишки занимались своими делами. Кто-то решил уснуть пораньше, не обращая внимание на тихие разговоры, звуки, доносящиеся с чужих ноутов, или смех. Несколько коек пустовало — наверняка их хозяева сейчас тренируются, сидят в компьютерном зале или в мнемотеке.

Солнце уже зашло и уже не докучало Найту, который лежал на своей кровати. Сон не шёл, хотя всего полчаса назад он готов был уснуть даже стоя. Мальчик совершенно не представлял, чем можно сейчас заняться. Он решил понаблюдать за соседями по комнате на ближайшие шесть лет.

Академия Броксы была построена по общегосударственным стандартам, но до сих пор принимала гораздо меньше курсантов, чем была рассчитана. В каждой общей спальне стояло тридцать коек, и они должны быть заполнены все или почти все, либо спальня должна быть опечатана как нежилая. Поэтому блоки подчас уплотнялись мальчиками разных возрастов, но с расхождением не более чем в три года. По причине этого публика в спальне подобралась весьма разношёрстная и занятная.

— Чего пялишься? — рявкнул вдруг Тод.

Найт сел на кровати.

— Я вовсе не…

— Чего надо, а? Проблем, да? — Тод уже подошёл к нему, альбинос попятился и едва не свалился с кровати.

Но тут к ним обоим приблизился Тэо и положил руку на плечо маленького задиры.

— Всё в порядке? — спросил он.

Тод что-то невнятно буркнул, съёжился и очень быстро вернулся на своё место.

Кивнув с довольным видом, Тэо взял Найта под локоть и сказал:

— Пойдём, поговорим.

Найт безропотно последовал за старшим мальчиком, мельком заметив, что Бофи провожает их очень внимательным взглядом.

Они вышли в коридор, погружённый в синеватый полумрак — автоматическое освещение переключилось в ночной режим. В длинных коридорах не было никого. Тэо остановился перед длинным затемнённым окном, и в нём Найт увидел их спальню. А, так вот, значит, что это за серебристая панель на одной из стен! Замаскированное окно.

Тэо прислонился плечом к стенке и с будничным видом закурил.

Найт округлил глаза.

— Ты куришь?!

— А ты что, нет? — фыркнул Тэо, выпуская дым ему в лицо.

— Нет…

Найт закашлялся, Тэо даже похлопал его между остренькими лопатками.

— Тогда тебе просто необходимо начать! На, держи. Всасывай дым, старайся проглотить.

Найт попытался вернуть сигарету, мямля что-то вроде «мне нельзя».

Но Тэо настойчиво пихал сигарету ему в губы. Найт сделал затяжку. Кашлял до выступивших слёз.

— Да что ты, в самом деле! — скривился Тэо. — Ну ладно, я тебя не за этим сюда приволок. Знаешь, я люблю животных — мышек там, крысок, прочую беспомощную шушеру. На уроках биологии каждый раз слёзы на глаза наворачивались, как скальпель поднимал над очередной тушкой… Да прекрати ты кашлять, мать твою!

Найт зажал себе рот ладошкой и вздрагивал от сдерживаемых приступов кашля.

Тэо продолжал.

— Так вот. И по причине своей излишней сентиментальности я решил тебе немного помочь освоиться, — он ещё раз затянулся. — Бофи и правда тут главный, но если он начнёт слишком уж наглеть — смело иди ко мне жаловаться. Но не переусердствуй с жалобами, я ябед не люблю. Вот отвернусь от тебя, будешь сам с ним разбираться. Но тогда тебе точно крышка. Усёк, Мыш?

Найт быстро закивал.

— Далее. Не становись ему поперёк дороги, не играй в благородство, как с этим Делейтом. У тебя силёнок не хватит. Но и слишком не позволяй собой помыкать. Как только чувствуешь, что он начинает вытирать об тебя ноги, сразу говори «нет». Усёк?

— Угу…

— Далее. Ты будущий киборг, ты солдат. А мямлишь, как сучка какая, которой по мордасам надавали. Говори чётко, внятно, громко. Понял? И осанку держи. Ну-ка выпрями спину, плечи расправь, ну! Вот!.. Чёрт… Ну ты и дылда!

Найт и правда сразу же стал на полголовы выше Тэо. Смутившись, он мигом сжался, но Тэо шлёпнул его по плечу.

— Стой как стоишь, по стойке смирно. Молодца, вот так держать! Далее. Ты не боись, до серьёзных проблем у тебя всё равно не дойдёт. Тут с этим строго. Избивать до полусмерти, калечить и тем более насиловать никто не станет. Никому не хочется в карцер и на перевоспитание. Видал я таких — им мозги так встряхнули мнемокоррекцией, что у одного эпилепсия началась, а у другого мигрени постоянные. Но зато в Академии за попку можешь не опасаться.

Найт покраснел и поднял брови. Тэо усмехнулся:

— Эх ты, святая наивность! Ну в смысле, никому тут твоя девичья честь без твоего согласия на фиг не сдалась, и даже учителям и кураторам, понял?

Найт неуверенно кивнул.

— Далее. Немного о нашей милой компании. К пятому блоку относится несколько спален, пацаны от десяти до тринадцати, то есть курсы с первого по четвёртый. В нашей спальне в основном все первый и второй, есть двое с третьего и двое с четвёртого — я и Бофи. Просто в соседней спальне коек не хватило, а в этой как раз лишние оказались. Вечно тут какой-то бардак с комплектацией… Короче. Жить надо со всеми дружно, но рассчитывать только на себя. Дружбу заводи ненавязчиво, а то посчитают тебя подхалимом. Здесь этого не любят. Если просят о какой-то серьёзной помощи, не отказывай. Жлобов здесь тоже не любят. Если видят, что тебе хреново, и предлагают помощь, не отказывай. Одиночки тоже не в почёте. Сам особенно помощь не навязывай. Инициатива наказуема. Сильно не стучи кураторам, только если что-то действительно ужасное будет происходить. Но ты не боись, не будет, мы с Бофи проследим. Пацанов из других блоков и более старших курсов не бойся, у них своя территория, у нас своя. Ну только разве что не особенно-то вертись перед теми, кто старше пятого курса. Ты, конечно, чучело жуткое, но какому-нибудь извращенцу сгодишься.

Найт снова в недоумении хлопнул белыми ресницами:

— Но… ведь ты же сказал…

Тэо захихикал:

— Я сказал, насиловать никто не будет. А ты знаешь, как они на уши умеют припадать? Соблазнят тебя, дурачка дикого, в два счёта! Потом пойдёт про тебя слава по всем курсам, а то и отделениям. Хотя, тут есть и парочки, про которые все знают, и ничего. Вот, к примеру, Тайгир с пятого и Олаф с седьмого. А ещё болтают, будто наш историк пацанов молодых того…

Найт стоял, как истукан. Тэо похлопал его по плечу:

— Расслабься. Просто слухи. Мало ли что болтают! Болтают, что Император взял в жёны какую-то дикарку с запада и сына её черномазого усыновил. Так, что там дальше… Ах, да! Про разные отделения. Сразу говорю, брат, начинай дружить с теми, кто учится на координаторов. Очень полезные знакомства для киборга. Можешь ещё завести знакомства с теми, кто на Синтезе учится. Обзаведёшься связями среди кибертроников — будешь вшиваться всегда по последнему слову техники. А вот с «управленцами» не связывайся, они все скоты двуличные.

На этих словах он слегка нервно затянулся, раздувая ноздри и глядя куда-то в тёмную даль пустынного коридора. Найт терпеливо ждал. Тэо продолжил:

— Так, с общими постулатами закончили. Теперь конкретно по нашей спальне.

Он повернулся к окну и кивнул.

— В основном тебе следует опасаться Грайда. Вон тот. Он с крышей не дружит, может побить сильно. Просто не попадайся ему на пути. Если что, зови меня или Бофи. Вон те двое близнецов, Генрих и Штэф, — сыночки одного генерала из простых, ну то есть не кибервойск. Прям все из себя такие! Вообще они нормальные парни. Просто малышню не любят, но ты как раз их возраста вроде бы. Тебе же одиннадцать?

— Двенадцать, — промямлил Найт и тут же сказал твёрдо и чётко: — Двенадцать.

Тэо глянул на него лукаво.

— Во, молодец, всё на лету схватываешь! Так… Дальше. Вон тот, налысо бритый, Чейз, всегда тебе поможет с любой информацией. У него родной брат, старший, в этом году заканчивает координаторское. А у них есть доступ практически ко всей Сети. Всё достанет, что угодно. Вот этот, Долори, с виду мягкая тряпочка, но сядет на шею и ножки свесит, не скинешь. Сразу посылай его, даже если очень будет ныть. Ну и двое с третьего курса, Натаниэль и Ка. Ка умеет договориться с любым учителем, он у них любимчик. Не знаю, может, даже трахается с кем-то из них. Не моё дело. Главное, если вдруг надо откосить или там чего — обращайся к нему. Натаниэль — сын крупного промышленника, кого-то из корпоратов в мегаполисе моего отца, так что подружишься с ним — тёплое местечко после выпуска тебе обеспечено. Правда, мы с ним не очень-то дружим. Ну, просто папаша его что-то вечно мутит…

— Постой, ты сказал, в городе твоего отца?

Тэо горделиво улыбнулся. Найт восхищённо сцепил пальцы.

— Правда?! А что за город?

— Тетраполис. Я сын Мастера Теодониуса. Вообще, на нашем отделении все знают. Я один такой, чтобы сын Мастера — и вдруг киборг. Остальные «мастерята» учатся на Управлении, Синтезе или Оперировании.

— А я тоже… — начал было Найт срывающимся голосом, но вдруг замер и сдавленно проговорил, — х-хотел пойти на Оперирование, но тестов не сдал…

— Ещё бы! Ты же, наверное, недавно из подвала вылез, а сунулся к программистам. Ха-ха. Я вообще не понимаю, как тебя на Боевое взяли.

Найт пожал плечами, скромно и чуть сконфуженно улыбаясь. И вдруг спросил:

— А Тод?

— Что Тод? — не понял Тэо, — Ах, Тод! Это такой низенький, тёмный, который вас сразу строить начал? Тадеуш Мазур, из Келамы. Там всякое отребье как поселилось лет сто назад, так до сих пор и не превратилось в приличных людей. Не обращай внимания, Тод — пустое место.

Найт послушно кивнул.

— Ну ладно, — Тэо стряхнул пепел на пол, спрятал окурок в карман робы, предварительно затушив его смоченными слюной пальцами. — Краткий ликбез окончен. Со своими однокурсниками сам разберёшься, я думаю. Но небольшой совет. Не позволяй никому из ровесников садиться тебе на шею. Это место зарезервировано для старших. Хе-хе-хе… Ах да, и не связывайся с этим чёрненьким, как его там… Делейтом. Он полный крышелёт, сразу видно. С ним проблем не оберёшься. Он, наверное, вообще курса со второго-третьего вылетит со свистом, попомни мои слова! А вот я лично намереваюсь закончить с отличием. Потом вернусь домой, поступлю к отцу на службу. Буду надирать задницы его врагам. А хочешь, и за тебя замолвлю словечко. А? Хочешь?

Найт быстро закивал. Тэо с барским видом потрепал его по тонким, жидким волосам и сказал:

— Ну что ж, на сей оптимистической ноте пошли-ка спать!

Глава 4

Утро началось с яркого, огненного солнца, из-за которого Найт проснулся весь в поту. Он сел на кровати, протирая кулаками слезящиеся глаза. Кругом стоял гомон.

— Да Мыш, больше некому! — среди общего шума выделился голос Бофи. Через секунду его рука грубовато встряхнула Найта за плечо.

— Это ты сделал? Ты? — он тряс мальчика, пока тот окончательно не очнулся.

В лицо ему тыкали простынёй Делейта.

— Ты выстирал? — грозно рявкнул Бофи.

— Я, — ответил Найт почти ровно, рискнув даже посмотреть ему в глаза. — И матрас тоже я почистил.

Бофи нахмурился, приоткрыл было рот, но Найт быстро заговорил первым:

— Это неправильно, что Делейт вынужден спать на голом железе, нельзя так наказывать! Тем более он влип из-за меня. Я и подумал…

— Думать будешь на каком-нибудь тесте, а здесь думаю я, понятно? — прорычал Бофи, схватив Найта за шкирку. — Если ты ещё хоть раз что-то подобное выкинешь, то ночевать будешь вообще в душевой, на голом кафеле! Раз тебе так нравится там по ночам находиться! Ты что, не знаешь, что вода лимитирована? Хочешь в конце месяца без душа остаться? Я лично не хочу сидеть немытым. Парни, думаю, тоже не хотят.

— Парни хотят на лекцию, — подошёл Тэо.

Бофи отвернулся, что-то пробурчав, и оставил Найта в покое. Мальчики начали один за другим выходить из спальни.

Тэо прошипел Найту:

— Вообще-то, он влип из-за Тода. А тебе надо срочно что-то делать с твоим чувством справедливости! Всё равно от этого Делейта «спасибо» не дождёшься. И помни, чему я тебя учил — поменьше инициативы.

Сказав это, он вышел в коридор. Найт вздохнул и последовал за ним.

* * *

После тренировки будущие киборги отправились на общую лекцию для первого курса Боевого отделения. Историю читал Дэнкер Миккейн, о котором Найт успел наслушаться многого.

Мальчик замялся на пороге аудитории. Однокурсники не давали ему пройти, отпихивали с дороги, хихикали, кто-то даже ущипнул за руку. Все они были младше его на два года, ниже на полголовы, а то и на голову, все крепкие, шустрые, наглые. Найт торчал в их толпе, словно столб посреди бурного ручья. Наконец он решил переждать, отошёл и встал сбоку от двери. Но и здесь его достигали тычки под рёбра, насмешки и шепотки: «Генму!»

— Чего ты мнёшься, проходи! — рядом возник Делейт, сцапавший очередного дразнилку за ворот робы. Все остальные опешили и чуть притормозили на пороге. Найт быстро юркнул в аудиторию, представлявшую собой огромный амфитеатр. Мальчишки шумно рассаживались, толкались, хихикали. Большинство мест было уже занято. Найт обнаружил одно свободное, радостно улыбнулся, но едва он приблизился, как какой-то однокурсник мигом развалился на лавке так, что занял сразу два места. Найт вздохнул и стал искать другое.

— Эй! — окликнул его Делейт.

Найт оглянулся и увидел, что место снова свободно, маленький наглец, не желавший сидеть рядом с «генму», потирает распухшее красное ухо, а Делейт спокойно расположился ярусом выше.

— Спасибо, — робко улыбнулся Найт.

— Обойдусь без твоих «спасибо»! — огрызнулся Делейт. — Из-за тебя я вчера пропустил первую тренировку, лекции и целый день был не жравши. Ты ходячая неудача! Так что сиди и молчи, если сам не можешь за себя постоять!

Найт отвернулся и бесшумно сел.

В длинную общую парту были вмонтированы маленькие жидкокристаллические панели с беспроводными стилусами — для того, чтобы курсанты могли быстро записать информацию, которую они считают для себя полезной, и сохранить её в своем личном архиве в местной подсети. Правда, доступ к архиву имеют только те, у кого есть ноут или свободное время для прозябания в компьютерном зале. Поэтому подавляющее большинство мальчишек, как Найт успел убедиться ещё на вчерашних лекциях, предпочитает просто что-то рисовать или отстукивать короткие сообщения своим приятелям, а то и случайным пользователям. Подсеть Академии была замкнутой и не имела выходов во внешнюю Сеть (впрочем, это препятствие легко преодолевали будущие координаторы и программисты), но всё равно во внутреннем чате всегда было полно народу.

Найту не с кем было общаться. И он исправно конспектировал всё, что успевал, практически не отрываясь от панели. Вот станет чуть больше времени — и он обязательно сходит в компьютерный зал почитать всё, что записывал на лекциях. Это обязательно пригодится. Информацией нельзя пренебрегать.

Шум и галдёж прекратились, когда с лёгким шорохом сомкнулись дверные створки — в аудиторию вошёл лектор. Все несколько сотен мальчишек поднялись согласно правилам дисциплины.

Лектором оказался довольно крупный, слегка помятый мужчина средних лет, седоватый, с обширными залысинами на лбу, одетый в старомодный свитер, чёрные брюки со стрелками и ботинки, какие, вероятно, носили ещё до Пыльной Войны.

Кто-то хихикнул и зашушукался.

Найт с интересом разглядывал учителя. Тэо рассказывал, что он вроде бы пристаёт к молодым мальчишкам. Но Найт не мог в это поверить. Господин Миккейн вовсе не напоминал коварного соблазнителя.

— Доброе утро, господа киборги, — сказал учитель, встав за кафедру в центре амфитеатра и настроив микрофон. — Присаживайтесь.

Пошумев с минуту, все мальчики опустились на длинные лавки. Найт сразу же активировал свою панель и, взяв в руки стилус, замер в ожидании бесценной информации. Соседи справа и слева криво усмехнулись.

— Прекрасный денёк, не правда ли? — господин Миккейн поглядел в высокое узкое окно, и Найт заметил, как от его тонких прямоугольных очков отразился солнечный свет. С такого расстояния альбинос не разглядел их, и это почему-то смутило его. Щёки мальчика чуть потеплели от непроизвольно вспыхнувшего румянца.

Слева опять кто-то прыснул со смеху. Найт украдкой глянул в ту сторону, и трое или четверо однокурсников сразу же отвернулись. Они так и будут на него пялиться всю лекцию, что ли?!

— Наверное, вы думаете, что теряете здесь своё свободное время? — мягко и вполне дружелюбно улыбнулся господин Миккейн. — Что ж, мы с вами в одной упряжке. Я тоже не отказался бы в такой прекрасный денёк погулять в парке вместо того, чтобы дышать пылью в душной аудитории…

Господину Миккейну отлично было видно, как завертели головами мальчишки, недоумённо переглядываясь, переспрашивая что-то друг у друга. Поднялся тихий, ровный гул.

— Вас смутило слово «упряжка»?

На четвёртом ряду робко приподнялась очень бледная рука.

— Это что-то типа женского поводка?

Аудитория почти мгновенно взорвалась дружным хохотом. Найт, рискнувший высказать своё мнение, сжался и опустил голову.

— Кому как не нашей девочке знать про женские поводки! — довольно громко заявил кто-то из пятого блока, и остальные поддержал его дружным гоготом. Делейт, впрочем, сумел перекричать их:

— Откуда генму знать про женские поводки? Они бывают только у породистых женщин, которые принадлежат достойным мужчинам. А такие точно не рожают что попало.

Найт кусал губы, изо всех сил стараясь не заплакать от горькой обиды.

Господин Миккейн скрестил руки на груди и с лукавым прищуром следил за форменным бардаком, грозящим выйти из-под контроля. Потом он кивнул:

— Генму, говорите? Ну-ка, юноша, подойдите сюда.

— Я? — Делейт сразу же встал, и лицо его выражало нагловатое агрессивное веселье.

— Нет, не вы. С вашей генетикой, как я погляжу, всё в порядке, — невозмутимо улыбаясь, ответил историк, — и вы, бесспорно, имеете полное право этим гордиться. Я имел в виду того, кого вы назвали генму.

Найт медленно поднялся, глядя в пол.

— Ну, смелее. Не бойтесь. Идите сюда.

Постепенно гомон утих. Все взгляды были прикованы к молчаливой светлой фигурке, спускающейся к кафедре по ступеням между рядами длинных общих парт.

Когда Найт встал рядом с господином Миккейном, тот обошёл его кругом и очень внимательно оглядел, словно тот был диковинным насекомым.

— Что же мы здесь имеем, — громко и звучно сказал историк, не пользуясь микрофоном, и благодаря прекрасной акустике его голос пронёсся до самых дальних рядов, усиливаясь гулким эхо. — Мальчик со стопроцентным альбинизмом и весьма скверным состоянием здоровья. Что ж, так даже лучше заметно строение скелета. Итак, начнём.

Господин Миккейн указал на альбиноса жестом, которым экскурсоводы указывают на экспонат анатомического музея:

— Шея скорее короткая, чем нормальная, крепко сидит на почти горизонтальных широких плечах, бедра тоже широкие. Суставы широкие и тяжелые. Теперь череп.

Внезапно тёплые, немного шершавые пальцы историка легли на подбородок Найта и чуть повернули его лицо:

— Высокий и крутой лоб, хорошо выраженный переход к крышке черепа, имеются лобные бугры. Характерно уплотнение лобной кости над глазницами. Надбровных дуг нет, утолщение проходит над обеими глазницами и переносицей, — указательный палец учителя стал деловито скользить по лицу Найта, словно указка по доске, мальчик замер и вытянулся в струнку, не смея сопротивляться. — Нос короткий, прямой, с тупым концом, переносица углублена. Скулы широкие, лицо сравнительно низкое.

Когда палец учителя скользнул по нижней губе, Найт вздрогнул и захлопал ресницами.

— Рот крупный, губы тонкие. Нижняя челюсть широкая и массивная, подбородок волевой, грубый. Брови густые, почти прямые. Глаза сидят глубоко и кажутся маленькими. Расстояние между внутренними углами глаз большое.

Найт чувствовал себя экспонатом в кунсткамере. Ужасная, тяжкая обида душила его. Но тон учителя был странным — вовсе не ехидным или унизительным. Господин Миккейн отошёл от мальчика и обратился к аудитории, чуть разведя руки в стороны:

— К сожалению, не представляется возможным оценить пигментацию данного субъекта, так как она отсутствует. Но я готов биться об заклад — даже если бы уровень меланина у нашего, как вы его называете, «генму» был в относительной норме, всё равно он был бы очень светлокожим, светловолосым, с тенденцией к чуть заметной рыжине, и светлоглазым. Перед вами, господа, удивительное явление, игра природы, когда определённый хромосомный набор каким-то образом, так сказать, «всплывает» из моря накопившейся генетической шелухи, очищается, разворачивается во всей своей красе. Вы имеете уникальную возможность наблюдать практически чистейшего представителя так называемой фальской, или дальской расы. Настоящий реликт. Именно такими на заре цивилизации были наши предки-кроманьонцы, которые стёрли с лица земли неандертальцев с их историей, прошу заметить, в сотни тысяч лет, и от которых в дальнейшем произошли все ветви единственной сохранившейся к данному моменту расы — европеоидной. Именно к этому идеалу неосознанно стремится наше правительство с его генетическими комиссиями и контролем репродукции населения. Этот юноша есть возвращение к понятию «Человек». И, вероятно, представителя именно его расы изображал великий Леонардо да Винчи в своём знаменитом круге золотого соотношения пропорций, как образец Человека Разумного.

В аудитории стало совсем тихо. В центре амфитеатра в солнечных лучах неподвижно стоял длинный, тощий, несуразный альбинос, растерянно хлопающий белыми ресницами.

Господин Миккейн сунул руки в карманы брюк и усмехнулся:

— По сравнению с ним все мы генму. Даже Император.

В полной тишине он подошёл к Найту, похлопал его по плечу и сказал:

— Кстати, юноша, вы были правы. «Упряжка» — это что-то наподобие женского поводка. Присаживайтесь на ваше место.

Найт встрепенулся и почти бегом вернулся на четвёртый ряд. Его провожали растерянные и изумлённые взгляды. Уши мальчика всё ещё горели от смущения, но теперь грудь распирало от никогда прежде не испытанной гордости. Он не понял почти ничего из того, что сказал о нём историк, но он стоял там под взглядами сотен глаз не как диковинный уродец, а как нечто уникальное и прекрасное в своей уникальности.

— Смотри не возгордись особо, кроманьонец! — усмехнулся Делейт и, чуть наклонившись вперёд, похлопал Найта по плечу.

— Господин Миккейн! — поднял руку кто-то из середины зала.

— Я вас слушаю.

— А я похож на образец человека?

Аудитория неравномерно прыснула со смеху.

— Ну, что-то человеческое в вас, определённо, есть, — историк улыбнулся, снял очки и принялся протирать их фланелевым платочком.

Мальчишки начали вскакивать один за другим, тянуть руки, кричать наперебой:

— А я похож? А я? А я? А я?

Во всеобщем гвалте Найт поднял руку уже довольно решительно. Постепенно гомон стих. Все взгляды обратились к альбиносу.

— Слушаю, — кивнул господин Миккейн.

— Я хотел спросить. А кто такой Леонардо да Винчи?

Глава 5

Постепенно Найт освоился и привык к нехитрым правилам жизни в Академии. Удивительным образом ему удалось избежать роли «мальчика для битья». Найт скорее снискал славу «местной достопримечательности». На Боевом отделении так и говорили: «В пятом блоке есть достопримечательность, всамделишный генму». Пятнадцатилетний мальчик с отделения Синтеза, страдавший дальтонизмом, с облегчением передал эстафету сомнительной популярности абсолютному альбиносу. Более в Академии не было ни одного ученика или тем более учителя с теми или иными генетическими нарушениями.

На Найта пялились, за спиной его шептались и тыкали пальцами вслед, даже дразнили, хоть и не оригинально — только и знали что «генму».

Однокурсники завистливо называли причиной подобной неприкосновенности опекунство со стороны Тэо, с которым не хотел связываться даже Бофи. Впрочем, Бофи открыто заявлял на Найта права, беззастенчиво называя его «моя девочка», и никому не позволял причинять ему вред.

Найту было неприятно подобное обращение, но пока Бофи не претендовал ни на что, кроме массажа, терпеть было можно. Подумаешь, слова. Слова бывают и пообиднее.

К тому же Найту и самому доставляло удовольствие беспрепятственно трогать Бофи. А то и причинять ему боль — массаж не всегда приятен. Бофи был большой и сильный, но перед Найтом лежал покорно и расслабленно. В такие минуты Найт верил, что тоже обладает силой. Пусть и несколько иного толка.

По прошествии почти целого года Найт так и не догнал по физическим характеристикам своих сверстников, хотя природные задатки имелись неплохие. Он всё так же недостаточно быстро бегал, недостаточно высоко и далеко прыгал, недостаточное количество раз отжимался. Словом, никак не мог выполнить нормативов для своего возраста.

Экзамены в конце года отсеивали слабаков и неудачников.

Не сдавший хотя бы один экзамен получал штрафной бал. Следующая несдача в конце любого года обучения давала уже два штрафных бала. Третья неудача — три. Когда штрафных очков накапливалось десять, курсанта исключали. Аннулировать штрафные очки было невозможно, потому все мальчишки без исключения старались не допустить их появления в своём электронном аттестате.

Ходили слухи, что много лет назад на Координаторском отделении учился некий мальчик, который сумел взломать главный сервер и аннулировать свои штрафные очки. Взлом со временем был обнаружен, и мальчика, что удивительно, оставили до выпуска, так как побоялись, что, оказавшись на улице, этот талантливый ученик немедленно свяжется с плохой компанией и станет высококлассным взломщиком. Впрочем, худшие предположения учителей всё равно подтвердились через пару лет после выпуска: из юного дарования вырос превосходный хакер, попортивший немало крови Мастеру Ирону. Поговаривают также, когда парня всё же изловили и казнили, к урне с его прахом тайком приходили преподаватели программирования. «Но наверняка это просто красивая легенда», — немедленно добавляли те, кто рассказывал эту поучительную историю.

Как бы то ни было, повторять подвиг сей легендарной личности никто не хотел, и учащиеся Академии предпочитали действовать честно.

Делейт, быстро завоевавший у первокурсников в пятом блоке уважение и статус лидера, самозабвенно гонял «малышню», заставляя отжиматься на счёт «раз-два» и приговаривая, что после экзаменов они ему ещё спасибо скажут.

Мальчики постарше, впрочем, тоже не прохлаждались.

Невероятным рвением отличался Тэо. Он дни и ночи проводил в тренировочном зале и мнемотеке, иногда предпочитая даже пропустить приём пищи в пользу очередной тренировки. Однажды инструктор даже притащил паренька в полном беспамятстве, свалил на кровать и пояснил, что буквально «выкопал его из-под штанги», когда тот потерял сознание от перенапряжения в последние дни.

Найт восхищался подобным упорством и страстно желал готовиться к экзаменам столь же тщательно. Но у болезненного альбиноса сил почти ни на что не хватало.

* * *

По вечерам, в «личное время» за два часа до отбоя, курсанты старались отдохнуть перед очередным тяжёлым днём, и в спальнях царила уютная тишина.

Несколько мальчиков, в том числе и Тэо, отсутствовали — вероятно, проводили время в тренировочном зале или мнемотеке. Найт привычно массировал плечи Бофи, который начинал дремать, блаженно жмурясь.

И вдруг спокойный вечер словно взорвался, разлетелся на тысячу огненных осколков.

В спальню ворвался Тэо и кинулся к Натаниэлю, который мирно дремал на своей постели. Никто не успел что-либо сообразить и предпринять.

— Я тебя убью, сволочь! — рычал Тэо. Причём, судя по его интонации и выражению лица, он именно это и собирался сделать.

Натаниэль отреагировал поразительно быстро для сонного человека. Завязалась драка. Ожесточённая, настоящая. Никакой не «махач». Мальчики в спальне сразу поняли это.

— Прекратите немедленно! Что ещё случилось?! — рявкнул Бофи, вскакивая и отталкивая замешкавшегося Найта.

Делейт молча кинулся разнимать дерущихся и почти сразу же отлетел в сторону с разбитым носом. Бофи крикнул, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Быстро! За куратором!

А сам бросился в драку. Остальные старшие мальчики — Ка, близнецы и Чейз — поспешили ему на помощь. Грайд почему-то не вступился, а сидел на своей кровати, скрестив ноги, и с ухмылочкой наблюдал за безобразием. Первокурсники растерялись. Некоторые даже перепугались. В числе последних был и Найт.

Тэо и Натаниэль дрались, раскидывая предметы, катаясь по полу, сдвигая тяжёлые кровати, отшвыривая тех, кто пытался разнять их.

— Да что с тобой случилось?! — ухитрился Натаниэль вставить реплику между ударами.

Это стало ошибкой. Улучив момент, Тэо опрокинул его навзничь одним прямым хуком в лицо. Хрустнула переносица.

— Где этот чёртов псих?! — раздалось с порога.

Один из взрослых парней с Координаторского (это был старший брат Чейза), сжимающий в руке электрошок, и куратор Литий появились в дверях практически одновременно. Они бросились в сторону дерущихся. Но было поздно.

Тэо приподнял кровать и с силой опустил её ножкой на грудь всё ещё лежащему на спине Натаниэлю. Хруст пробитой грудной клетки показался просто оглушительным и совершенно нереальным.

Найт вздрогнул и закрыл лицо руками.

— Мамочки… — тихонько прохрипел Натаниэль и забился в конвульсиях.

— Ты убил его! Ты его убил, придурок! — заорал куратор.

Поднялась суматоха. Тэо всё-таки скрутили.

— Что ты наделал?! — орал Литий, отвесив ему пару увесистых затрещин.

— Я отомстил за отца, — хрипел Тэо, трясясь от ярости в руках близнецов.

— Чёрт знает что творится! — рявкнул куратор пятого блока, когда его подоспевшие коллеги уволокли Тэо в карцер.

— Это из-за событий в Тетраполисе, наверное, — проговорил курсант-координатор, утирая пот со лба. Не каждый день приходится усмирять электрошоком взбесившегося киборга.

— Какие ещё события?! — раздражённо огрызнулся Литий.

— Да вот буквально вчера. Главы корпораций взбунтовались и свергли Мастера Теодониуса. Точнее сказать, убили. Ну, казнили. Пока официальной информации в Сети нет, но мы нашли. Ну, вы же знаете, нам-то это раз плюнуть! Вот… Пацанёнок-то сын Теодониуса. Хотел с отцом поболтать… Ну вот оно всё и выяснилось… А этот парень, — брат Чейза нервно кивнул в сторону распростёртого в луже крови Натаниэля, — сын зачинщика восстания. Короче, кровная месть… Всё такое…

— Шаритесь по Сети, где не надо! — прошипел куратор. — Щенкам доступ даёте несанкционированный! А мне потом расхлёбывай! Вот что мне теперь с этим делать?!

Он махнул рукой в сторону трупа. Координатор вяло пожал плечом, теребя в руках электрошок.

— И откуда несанкционированное оружие? — гаркнул Литий, отбирая электрошок. Потом развернулся к тихонько всхлипывающему Найту. — Да прекрати ты ныть!

Найт вздрогнул и прижался спиной к стене.

— Смерти, что ли, никогда не видел? — чуть сдержаннее буркнул куратор.

Найт молча помотал головой, часто моргая розоватыми глазами, которые от слёз ещё сильнее покраснели. Мальчик был перепуган тем, что увидел спокойного, рассудительного, хладнокровного Тэо с совершенно неожиданной стороны. Это было ужасно.

Тем временем комната наполнилась людьми. Несколько медиков кололи всем мальчикам транквилизаторы, кое-как вытащили тело несчастного Натаниэля из-под тяжёлой кровати, уборщик тщательно отскабливал кровь с пола.

Найт провалился в беспамятство, скорее, из-за тяжёлых и сильных переживаний, чем из-за препаратов.

* * *

Неделя, начавшаяся со следующего утра, показалась настоящим адом.

Мальчиков из пятого блока освободили от занятий и допрашивали, допрашивали, допрашивали. Всё оказалось на самом деле так, как рассказал брат Чейза. Но полицаям нужно было убедиться окончательно. Тяжелее всех допросы переживал Найт. На одном даже потерял сознание от нервного перенапряжения.

Очнулся он на мягкой кушетке в маленькой комнатушке при лазарете.

Найт приподнялся, огляделся по сторонам и заметил сидящего в кресле генерала Агласиса Шибту.

— Ты в порядке? — спросил тот негромко. — Этот зверёныш тебя не обижал?

— Он не зверёныш, — сдавленно проговорил Найт. И, вспомнив уроки Тэо, повторил уверенно и твёрдо:

— Он не зверёныш. Это несчастный случай.

— Да, как показала экспертиза, мальчик действовал в состоянии аффекта. Но экспертиза показала также и то, что он к подобным состояниям склонен в принципе. Рано или поздно от него пострадал бы кто-нибудь из вас. Мальчики говорят, он взял тебя под крыло. И слава всем богам, что не ты попался ему под горячую руку, а этот бедняга. Как бы я тогда смотрел в глаза твоему отцу?

— Ему ведь всё равно, — пожал плечом Найт, — а вот отец Тэо так любил его… И Тэо тоже очень любил своего отца. Потому всё это и случилось…

— Ошибаешься, мой мальчик, — медленно покачал головой генерал. — Всё с точностью до наоборот. Мастер Теодониус давным-давно забыл своего сына. Вот ваш Тэо и лез из кожи вон, чтобы завоевать его любовь. А твой отец любит тебя просто так. Таким, какой ты есть. И, уж поверь мне, Мастеру Ирону было бы очень грустно узнать, что его сын пострадал. Так что, на будущее… Выбирай друзей аккуратнее.

Найт послушно кивнул, глядя в пол. Потом поднял глаза и спросил чуть дрогнувшим голосом:

— Что будет с Тэо?

— Разумеется, его исключат, подвергнут психокоррекции и отправят на исправительные работы далеко отсюда. Ему повезло, что он не достиг совершеннолетия. Иначе его казнили бы.

Найт снова опустил голову, понимающе кивая. На душе было тоскливо и тяжко.

— Тебе трудно здесь, Найт? — спросил господин Шибта после долгой паузы, внимательно следя за выражением лица мальчика.

Найт снова кивнул и, будто опомнившись, помотал головой из стороны в сторону. Между его бесцветными бровями залегла маленькая морщинка.

— Нет, мне не трудно, — сказал он твёрдо и решительно. — Я справлюсь.

Генерал медленно растянул узкие губы в улыбке.

— Теперь я вижу, почему твой отец так любит тебя.

Затем он встал, и Найт поспешно последовал его примеру. Пошатнулся, но удержался на ногах. Агласис Шибта улыбнулся, потрепал его по жидким волосам и, глянув на дверь, ведущую в смотровую, крикнул:

— Всё в порядке, ему лучше.

После чего подмигнул Найту и покинул помещение. Из смотровой вышел молодой медик, взял Найта за подбородок, повертел его голову в стороны, внимательно следя за состоянием зрачков мальчика, затем записал что-то в миниатюрный коммуникатор и выпроводил юного курсанта.

Найт ещё не знал, что видел генерала Шибту в последний раз.

Глава 6

Экзамены для первого курса Боевого отделения представляли собой серию устных и письменных тестов, а также заданий для проверки физической подготовки. В стрельбе десятилетних мальчиков ещё не тренировали. Двенадцатилетние должны были сдавать стрельбу, полосу препятствий, рукопашный бой и выполнить серию силовых заданий, а кроме этого, написать несколько тестов по истории, программированию, биологии, физиологии и анатомии.

Найт по возрасту соответствовал третьекурсникам, но, поступив только в этом году, не мог выдержать конкуренции. Решением специально созданной (не без влияния генерала Шибты) комиссии для альбиноса сформировали отдельную экзаменационную неделю, совместив некоторые дисциплины первого, второго и третьего курсов, а также адаптировав физические задания.

Найт чувствовал себя совершенно ничтожным и беспомощным в огромных спортивных залах, в которых слышалось лишь мерное гудение специальных тренажёров да пиканье автоматических счётчиков, фиксировавших время прохождения того или иного препятствия, точность попадания в цель метательных снарядов, скорость бега и дальность прыжков. Несколько кураторов, включая Лития, стояли на узком балкончике, внимательно следя за маленькой белой фигуркой, передвигающейся по пустому залу, словно солнечный зайчик от одинокого зеркальца.

Мальчик показывал весьма приемлемые для его возраста показания. Особенно радовали его тесты на мышечную силу. Немудрено — за год упорных тренировок Найту удалось нарастить приличную мускулатуру, в чём, кроме всего, помогли и специальные инъекции, которые кололи всем курсантам Боевого отделения. Хилое тело альбиноса постепенно становилось похожим на тела второкурсников.

Физический блок экзаменов Найт сдал на «хорошо».

Наступило время устных тестов. Мальчик терялся, заикался, но выдержал собеседование по всем дисциплинам. Письменные тесты по математике, биологии и программированию дались Найту также относительно легко.

Тоже «хорошо».

Последним шёл самый сложный, по мнению директората Академии, предмет — история.

Найт вошёл в уже знакомую общую аудиторию, почти боязливо переступая порог и поглядывая на амфитеатр пустых скамеек и длинных парт.

Во втором ряду сидел господин Миккейн, водрузив на нос очки и внимательно разглядывая какой-то странный предмет, похожий на ноут, только в сгиб его была вшита толстая пачка тонких желтоватых пластин. Историк то и дело перебирал их, и те едва слышно шуршали под его пальцами.

Заметив вошедшего, господин Миккейн отложил странный «ноут», снял очки, аккуратно сложил и сунул их в нагрудный карман рубашки, после чего улыбнулся.

— Проходите, присаживайтесь, юноша.

С этими словами он спустился к кафедре. Найт неуверенно уселся на скамью на своём облюбованном четвёртом ряду и включил экранчик, на котором высветилось письменное задание — тест, состоящий из полусотни вопросов.

Найт сглотнул, проглядев их по диагонали. Медленно взял стилус и ощутил, как ладонь холодеет и становится влажной.

Он понимал, что ответов на большинство вопросов просто не знает.

Сердце гулко ухало в висках, в горле стоял ком. На душе стало тоскливо. Он завалит последний экзамен. Завалит, завалит, завалит…

Через полчаса Найт смог более-менее внятно ответить лишь на три вопроса. Потом отложил стилус, низко склонил голову и всхлипнул, не в силах больше бороться с нервным перенапряжением. Он ничего не знает! Как же так?! Ведь лекции по истории были его любимыми! Он столько времени провёл в мнемотеке! Перегрузил свою мнемо-карту, но скачал целую гору информации, которую перед сном любовно раскладывал по различным папкам и разделам своей уже не вполне человеческой памяти. Он прекрасно оперировал этой информацией. Но она оказалась бесполезной в данном тесте. Ответов нет.

Это штрафной балл. Один шажок к вылету из Академии. Он не оправдал надежд генерала Шибты. И отца…

— С вами всё в порядке, юноша? — раздался рядом голос господина Миккейна.

Найт вскинул заплаканное лицо, быстро размазывая слёзы по щекам. Зачем-то вскочил и вытянулся по стойке смирно. Потом весь поник и прошептал:

— Я не знаю ответов, господин учитель.

— Но в таком случае я должен буду поставить вам неудовлетворительную отметку, — произнёс историк мягким и спокойным голосом.

Найт обречённо кивнул и всхлипнул.

Экзаменатор помолчал, поглядывая на мальчика искоса, затем похлопал его по плечу и сказал:

— Сядьте. Наверняка вы просто переволновались. Последний экзамен всё-таки. Давайте попробуем ещё раз. Итак, первый вопрос. В каком году началась и закончилась Пыльная Война?

— Не знаю, — прошептал Найт, глотая слёзы.

Но вдруг вскинул голову и вскрикнул:

— Этого никто не знает! То есть я хочу сказать, даже на прямой запрос Сеть не выдаёт точного ответа. Одни «предположительно», «вероятно», «считается, что». И ничего конкретного! Как можно узнать точную дату этого события, если цивилизация оказалась разрушенной, за датами никто не следил! И первый год новой эпохи, которая называется «после Пыльной Войны», попросту выдумали, приняли за новую точку отсчёта лидеры нескольких крупных племён на территории нынешнего Эуро.

Господин Миккейн посмотрел на альбиноса и медленно растянул губы в улыбке. Сердце Найта ушло в пятки. Он готов был кинуться на колени вымаливать прощение за столь дерзкое поведение.

— И почему же вы утверждаете, что не знаете ответов? — спросил историк. — Вы только что ответили весьма исчерпывающе. Давайте посмотрим второй вопрос. Какая держава выиграла эту войну?

— Никто её не выиграл, — чуть более уверенным тоном ответил Найт, шмыгнув носом и всё ещё не до конца осознавая свою первую маленькую удачу. — Война затихла сама собой, так как некому стало воевать. От довоенного населения Земли осталось каких-то двадцать процентов. Людям было уже не до выяснения, кто прав, а кто виноват, кто сильнее, а кто слабее. Всем хотелось просто выжить.

— Прекрасный ответ. Далее. Представители каких государств заключили мирный договор после Пыльной Войны? — господин Миккейн заложил руки за спину и снова неторопливо спустился по ступеням в центр амфитеатра.

— Так я же говорю, государств-то никаких уже не было к тому моменту, — простодушно и с жаром заговорил Найт, заметно оживившись и глядя в аккуратно подстриженный затылок учителя. — Осталась жалкая горстка людей разных национальностей. В Евразии, конечно, это были в основном европейцы, по крайней мере, именно на территории бывшей Объединённой Европы и был заключён союз между самыми крупными племенами. Они, как смогли, восстановили несколько городов, ну и со временем возникло Эуро.

— В каком году Норвэйа получила независимость от Эуро?

— А разве она когда-то была зависима от Эуро? — наморщил лоб Найт, силясь припомнить. — Норвэйа, конечно, находится от Эуро в непосредственной близости, но всё же всегда была независимой. А вот Алэнд у Эуро был отвоёван пиратами аж из этого… как его… в Южной Америке… из Тщилая!

— Прекрасно, — оглянулся через плечо господин Миккейн. — Вы заодно и на пятый вопрос ответили. Шестой. Самый северный город Империи в 180-м году после Пыльной Войны.

— А, ну это легко, — обрадовался Найт и едва не сказал: «Омполис», но осёкся и, прищурив глаза, переспросил:

— В 180-м? Тогда Мормэнполис. Дело в том, что этот город, некогда находившийся на территории древней Руссии, отошёл Эуро практически сразу при образовании этого государства. Так как к тому моменту из-за поднявшегося уровня мирового океана город оказался буквально отрезанным от остальной части материка на образовавшемся Свенском острове, некогда бывшем Скандинавским полуостровом. Свенский остров относится к Эуро. Эуро в 170-м году начало экспансию на Восток, создав Империю. Таким образом, к 180-му году Мормэнполис являлся самым северным городом Империи. Однако в 190-м году после Пыльной Войны самопровозглашённый Император Йохан Траум посчитал, что удобнее будет управлять совершенно отличным от Эуро государством без оглядки на «Старый Свет». Он объявил суверенитет от Эуро его бывших колоний, вывел суперсервер Триединство из единой внешней Сети с Эуро и модернизировал систему управления, привнеся в государственный строй больше черт феодализма — социально-политической структуры, характерной для так называемых Средних Веков доядерной эпохи. И тогда Мормэнолис автоматически стал частью совершенно иного государства, а в Империи самым северным стал Омполис, основанный в 177 году беженцами и переселенцами из затопленного старинного руссийского города… эммм… как же его… Омска.

Господин Миккейн присел напротив Найта, сцепив руки в замок, и проговорил полушёпотом:

— Блестяще. Блестяще, юноша.

Найт широко улыбнулся, выпрямив спину и ощущая невероятный прилив энергии. Ему хотелось рассказать всё-всё-всё, что успел усвоить из лекций, и даже сверх того.

— Куда же делась эта страна — Руссиа, так много городов которой по каким-то причинам оказалось на территории Империи? — спросил господин Миккейн. — Она была завоёвана Империей?

— Нееет, — Найт помотал головой и быстро принялся рассказывать, с жаром и увлечённостью в голосе, будто боялся, что его прервут. — Понимаете, когда исследовательские экспедиции Эуро шастали по территории будущей Империи, то никакой Руссии тут уже не было и в помине! Руссиа, или на старонемецком «Русланд», или на староруссийском… ой, старорусском «Россия», очень серьёзно пострадала во время Пыльной Войны и практически вымерла из-за применения нановируса. Немногочисленные выжившие предпочли оставить сильно заражённую территорию и осесть на Дальнем Востоке, в тайге. А Руссией просто назвали своё новое пристанище. Наверное, из-за сентиментальности… Впрочем, те территории вплоть до XXIII века доядерной эпохи и принадлежали Руссии. А эурийцы попросту натыкались на остатки полуразрушенных городов, в которых, наверное, кто-то обитал, раз названия сохранились. Вообще, территория нынешней Империи населена выходцами преимущественно из центра Эуро. Но, к примеру, тот же Юрал Исленд, некогда бывший Уральскими горами, долгое время сохранял независимость и развивался автономно, и там сохранилась большая часть этнического местного населения. В смысле, довоенного. У них там даже говор какой-то свой. Так новояз коверкают — ужас!

Найт вдруг осёкся, поняв, что его речь стала похожей на простую болтовню, как будто он объяснял что-то неосведомлённому приятелю, а не отвечал на экзамене одному из самых уважаемых преподавателей в Академии.

— Простите, господин учитель. Вы и так это, конечно же, знаете, я забылся…

— Всё в порядке, — похлопал господин Миккейн Найта по плечу. — Мне важно, чтобы и вы это знали. Однако как вы могли бы объяснить такое сходство диалекта жителей Юрал Исленда, Руссии и Шамбалы?

— Ну, с Юрал Ислендом и Руссией понятно… А Шамбала… Шамбала — это ведь тоже остатки России, если можно так выразиться. Было две основные волны миграции — одна на Дальний Восток, а другая — строго на юг, через обезлюдившие Монголию и Китай, до самых Гималаев, — Найт схватил стилус и принялся чертить на экранчике, вмонтированном в парту, схематическое изображение Империи и прилегающих государств. — Вот так они шли. Потом вот тут осели, в Гималаях. А страну так назвали, потому что… Ну как бы считается, что в этих местах давным-давно располагалась мистическая страна Шамбала. Хотя на древней тибетской карте, о которой сохранились только отрывочные сведения, изображена реально существовавшая страна. Тогда этой страной правило древнее государство Сирия. Сирия по-персидски будет Шам, а слово «боло» означает «верх». Следовательно, Шамбала может переводиться как «господство Сирии». Ну, как бы то ни было, не известно доподлинно, что там было в такую далёкую древность. Сейчас толком XXI век раскопать-то не могут. А если рассматривать Шамбалу как мифическое государство, то можно понять руссийцев, почему они решили так назвать своё новое государство. У них было верование в какую-то белую воду… или страну белых вод, или что-то такое…

— Беловодье, — негромко подсказал учитель.

— Да, Беловодье, — кивнул Найт, не сбившись, — и это Беловодье по многим показателям тождественно Шамбале. Ещё там вроде бы зародилось поклонение огню, а во времена ядерной зимы это было ох как актуально! А ещё Шамбала — это такое место, где по преданиям нашли пристанище последние представители какой-то очень-преочень древней исчезнувшей цивилизации. И ещё Шамбала — место обитания Великих Учителей, продвигающих эволюцию человечества. Если учесть, что на Дальний Восток переселилась в основном милитаризированная часть выживших, а в Шамбалу предприняли поход более миролюбиво настроенные учёные, генетики, математики и программисты, то всё вполне логично.

Найт подпёр голову руками и мечтательно посмотрел в потолок.

— Руссийцы, наверное, были очень романтичным народом…

— Русские, — негромко поправил господин Миккейн, до того сохранявший полное молчание.

— А? — встрепенулся Найт.

— Они назывались русскими, — повторил историк, мягко улыбаясь. — Те, кто «были». Руссийцы преспокойно обитают сейчас в дальневосточной тайге и, уверяю вас, это очень воинственный и суровый народ… Однако вынужден сообщить, что наше время истекло.

На лице Найта на мгновение отразился испуг. Казалось, ещё больше побледнеть альбинос не может, но он смог.

— Я с огромным удовольствием ставлю вам высший балл, — господин Миккейн поднялся, и Найт медленно встал со скамьи, до конца не веря в только что услышанное.

— Вы приятно поразили меня, юноша, — историк пожал руку мальчику, серьёзно глядя ему в глаза. — Ваши познания и свободное оперирование информацией не могут не восхищать. Я, право, удивлён вашим выбором Боевого отделения. Вы не думали перевестись на Управление? Пока не поздно, пока вас не начали… гм… вшивать.

— Я… я… — Найт растерялся, его ладошка в большой тёплой пятерне учителя похолодела и обмякла. — Я просто… не могу. То есть я уже решил. И пойду до конца.

«Нельзя разочаровать отца», — билась мысль в такт пульсу.

Господин Миккейн вздохнул, опустив глаза, и на его лбу обозначилось несколько морщин.

— Что ж, жаль. Ваш удивительный живой ум нашёл бы себе лучшее применение на отделении Управления. Вероятно, если бы вы стали его выпускником и затем построили карьеру политика, то этот мир исправился бы в лучшую сторону.

Он убрал руку, и мальчик вытянулся в струнку.

— Вы можете идти, Найт, — улыбнулся господин Миккейн. — Вы заслужили самые искренние мои похвалы.

Найт склонил голову в почтении, как того требовали правила поведения, и направился к выходу из аудитории.

— Впрочем, я мог бы предложить вам продолжить нашу беседу о романтичности того или иного народа, а также о причинах выбора названия того или иного государства, — донёсся до него голос учителя. — Возможно, у вас возникнут какие-то вопросы, и я с большим удовольствием отвечу на них.

Найт развернулся.

— У меня уже есть один вопрос, господин учитель, — чуть неуверенно начал он.

— Что ж, спрашивайте, — с готовностью кивнул историк.

— Только вы не обижайтесь. Я вовсе не хочу вас оскорбить… А зачем вы составили тест из таких заковыристых вопросов? Ну, то есть на которые в учебниках и в Сети нет однозначного ответа. И приходится думать.

— Вы сами и ответили на свой вопрос, юноша. Эти вопросы должны были заставить вас думать.

Найт кивнул. Потом широко и открыто улыбнулся и вприпрыжку выскочил из аудитории.

Глава 7

На каникулы, длившиеся всего месяц, мальчиков из хороших семей забирали домой. Те, кто через две-три недели после рождения оказывался в специальных «инкубаторах» и проводил там следующие три года своей жизни, оставались в общежитиях Академии. На время каникул режим смягчался; мнемотеки, спортзалы, бассейны, лаборатории, тиры, видеозалы и прочие заведения, в которых можно весело и с пользой провести время, были открыты круглосуточно. Для старших курсантов отменялся комендантский час, и порой общежития и спальни будущих выпускников оглашались пьяными воплями и грохотом музыки до самого утра. Младшие мальчики могли гулять по городу, сколько им вздумается, но обязаны были возвращаться к отбою.

В пятом блоке Боевого отделения, как, впрочем, и в остальных его блоках, почти все мальчики остались на каникулы в Академии.

Чаще всего «в киборги» шли неблагополучные дети. Мало какому жителю Империи, который обладал прекрасной генетикой и деньгами, позволяющими приобрести женщину и произвести на свет потомство, нравилась перспектива увидеть своего долгожданного и обласканного сына полумеханическим воином, обречённым если не на смерть в бою, то на жуткое и загадочное исчезновение с лица земли ровно в сорок пять лет. Кроме того, киборгам никогда не выдавали разрешения на репродукцию: слишком уж сильно били по генам и здоровью многочисленные вшивки и различные инъекции, которые к этим самым вшивкам и подготавливали растущий организм. Видеть в своём сыне окончание своего рода претило любому «генетически годному», или генго. Даже многодетные отцы предпочитали пристроить всех своих сыновей на какие-нибудь иные отделения Академии, словно чумы избегая Боевого.

Но встречались и редкие исключения — отвергнутые по тем или иным причинам отпрыски знатных семейств или бунтари, сумевшие в свои нежные десять лет нарушить отцовскую волю. Иногда вполне благополучные отцы, особенно военные, не имевшие того количества вшивок, которое позволило бы им самим называться киборгами, намеренно отправляли сыновей на Боевое отделение. Вероятно, таким жестоким образом они пытались чужими руками осуществить свою так и не сбывшуюся мечту.

Делейт Лебэн не относился к этим исключениям. Он не знал ни имён своих родителей (только фамилию), ни классового положения отца, ни его профессии, ни адреса — ничего. Краем уха слышал, что отец его был мелким клерком в какой-то корпорации, кое-как скопил денег на одну-единственную женщину, да и то не слишком чистых кровей, произвёл на свет сына, с гордостью зарегистрировал его и с облегчением сдал на руки государству, выполнив перед ним священный долг улучшения демографической ситуации и доказав ему свою биологическую полезность.

Мальчик рос сильным, здоровым, бойким, но душу его постоянно грызло какое-то тоскливое, тягостное недовольство. То ли самим собой, то ли несправедливостью этого мира. Он с нескрываемой завистью проводил на каникулы близнецов, которых прозвал «генеральчатами». За Генрихом и Штэфом приехало несколько старомодное авто с тонированными стёклами и унесло братьев навстречу семье, хоть какому-то теплу и пониманию. Впрочем, это вряд ли. Наверняка мальчишки всю жизнь будут лишь средством для исполнения чаяний их отца-генерала. И вряд ли они когда-нибудь смогут осуществить эти чаяния в полной мере. Наверное, это страшно — когда за малейшую провинность ожидаешь недовольного, холодного взгляда и ждёшь, что вот сейчас ты увидишь спину строгого, отстранённого отца и услышишь его глухой голос: «Я разочарован». Но Делейт не отказался бы даже от этого.

— Тоже мне! — шипел он, с остервенением шнуруя высокие казённые ботинки, которые выдавали всем курсантам. — Генеральчата! Ишь как носы-то задрали, когда в машину шли!

— Тебе показалось, — примирительно сказал Чейз, лёжа на кровати с электронной книжкой. — Они нам всем завидуют. Мы-то можем хоть целый день бегать, где вздумается, только в столовку знай себе вовремя наведывайся. А им ни чихнуть, ни пукнуть при папочке, и постоянно отчитываться. А уж если учесть один штрафной Штэфа, за историю… Папашка с него шкуру спустит, я уверен.

Грайд злорадно прыснул со смеху на своей кровати.

— И ничего смешного! — спокойно возразил Чейз. — Штрафной — это всегда серьёзно. Я сам вон чуть не схлопотал за историю. И то высшего балла не получил, выкрутился уж не знаю как. С меня семь потов сошло, когда сдавал. Этот Миккейн просто самый настоящий садист. Это ж надо такие вопросики!

— Интересно, а хоть кто-нибудь вообще получил высший балл? — пожал плечами Долори, отвернувшись от маленького зеркальца с отбитым уголком, которое было приклеено к дверце его шкафчика с внутренней стороны.

— А как же! — Чейз многозначительно кивнул в сторону сладко посапывающего Ка.

— Интересно, как это у него получается? — снова спросил Долори, которого от штрафного отделяла всего пара баллов.

— Глубокая глотка! — с расстановкой и ядом в голосе произнёс Тод.

— Идиот, — с презрением скривился Чейз, уставившись в книжку.

— А что? — взвился Тод. — Да всем известно, что Миккейн — педофил! Ни одного пацана не пропускает! Особенно таких, у которых усы ещё расти не начали. А Ка что-то подозрительно хорошо со всеми учителями уживается!

Найт густо покраснел, вспомнив прикосновения учителя к своей руке, его взгляд и его мягкий, тёплый голос. Хм. Или вкрадчивый?…

— Чего случилось? — негромко спросил Бофи, когда Найт чуть приостановился и перестал разминать его плечи. Найт встрепенулся, продолжил, но было поздно: Бофи уже отодвинул его, привстал и картинно развёл руки в стороны.

— Господа! Как мы забыли про нашего юного вундеркинда! Мыш-то ведь тоже сдал на отлично!

— Ну а тебе как удалось? — пристал к нему с расспросами Долори. Остальные подняли заинтересованный гул.

— Я… Я просто… Я на вопросы отвечал. Вот и всё…

— Да ладно заливать! — отмахнулся Тод. — Там такие вопросики были, что даже профессор не ответит!

— Вовсе нет! — Найт широко и открыто улыбнулся. — На самом деле ничего сложного! Просто там головой надо думать было, а не зубрить готовые ответы, вот и всё!

— Слушай, да все знают, что наш детколюб на тебя запал, ещё с той первой лекции, когда он тебя назвал образцом человека, — показал зубы Тод.

— Ну колись-колись! Ну расскажи, как дело было! — вторил ему Долори, на лице которого, впрочем, играла лишь задорная улыбка, а не ехидная кривая ухмылка, как у Тода.

— Ну как, — краснея и сглатывая вязкую слюну, заговорил Найт, — я пришёл, сел, прочитал вопросы, и понимаю, что ничего не знаю, а потом мы начали говорить…

— Он тебя лапал, да? — не унимался Долори.

— Да нет же! — воскликнул Найт, и в его голосе пробились дрожащие нотки беспомощности. — Мы просто говорили об истории Империи, о странах, на территории которых она сейчас находится, ну и…

— Ну он же тебя к себе звал на чашечку чая? По ручкам же гладил эдак многозначительно? — Долори подошёл и уже нависал над Найтом, а тот мог лишь мотать головой из стороны в сторону, не зная, как же объяснить, как доказать ему…

Делейт тем временем закончил шнуровать второй ботинок, распрямил спину и, направляясь к двери, как бы нечаянно толкнул в плечо Тода, а Долори отскочил сам, догадавшись о его намерениях. Зато от Найта оба отстали.

Ещё несколько дней Найт боялся повторения неприятного разговора и допоздна отсиживался в мнемотеке, либо плавал в бассейне под водой, стараясь заплыть на глубокую половину, вызывающую священный ужас у первокурсников. Там было тихо, спокойно, и упругие толщи воды мягко толкали его в плоский живот, словно выгоняя из таинственной тёмной глубины.

Только один раз Найт пересёкся с Делейтом в мнемотеке.

Было поздно, раньше в это время уже давали сигнал к отбою, а сейчас в мнемотеке почти никого не было. Только едва слышно гудели сиреневатые лампы по периметру потолка. Ровными рядами стояли тяжёлые длинные столы, на которых темнели открытые или закрытые ноуты с выключенными мониторами, а на спинках стульев или на клавиатурах висели, словно спящие змеи, мнемокабели. За одним из столов Найт заметил Делейта. Синеватое мерцание экрана мягко освещало его сосредоточенное лицо. Найт приостановился, но затем смело прошагал в его сторону, бесшумно сел за соседний стол и пододвинул к себе ноут.

Делейт встрепенулся и вынул мнемокабель из маленького порта-отверстия на виске.

— Я мешаю? — спросил Найт негромко.

— Да сиди, — Делейт сунул руки в карманы форменного комбинезона, нахохлился и, громко топая ботинками, стремительно пошагал мимо, к выходу.

Найт проводил его взглядом и, поддавшись порыву, повернул к себе ноут, который Делейт забыл выключить. Экран показывал стандартную строку поиска и таблицу найденных соответствий, а также огромное количество фото. Поиск личности по Сети, причём каким-то образом Делейту удалось выйти из локальной сети Академии во внешнюю, общегосударственную. Он искал мужчину в возрасте от двадцати восьми лет по фамилии Лебэн.

Найт закусил нижнюю губу, проматывая страницу вниз. В Империи более двухсот миллионов населения. Почти сто восемьдесят — мужчины, и Лебэнов среди них просто невероятное количество. Как можно искать по таким обобщённым параметрам? Надо же уточнять…

Крышка ноута захлопнулась перед лицом Найта с таким грохотом, что мальчик аж подпрыгнул. Он вскинул испуганные глаза и увидел над собой Делейта. Тот стоял, насупив густые чёрные брови и поджав губы.

— Тебе своего ноута мало?

— Прости, я лишь…

— Тебе, как погляжу, больше всех надо, — процедил Делейт.

Найт помотал головой. Встал, не зная, куда себя деть от смущения и стыда.

— Не лезь. Не в своё. Дело, — с расстановкой проговорил Делейт, показав зубы. Затем повернул к себе ноут и быстро его отключил, предварительно стерев результаты поиска из буфера памяти.

Найт всё это время стоял молча, вытянувшись по струнке, как будто боялся пошевелиться. Делейт взглянул на него и усмехнулся.

— Чего застыл-то столбом? Не боись, бить не буду. Хотя надо бы. Прямо по любопытному носу.

С этими словами он протянул руку и небольно щёлкнул по кончику носа Найта. Альбинос захлопал ресницами. Делейт рассмеялся по-детски громко и открыто.

— Ты смешной! Зачем ты вообще поступил на Боевое? Ты же рохля! Какой из тебя киборг-то?

— Так получилось, — пожал плечом Найт. — Я просто не хотел разочаровывать…

— Отца? — вдруг резко спросил Делейт, вскинув на него пронзительно-чёрные глаза.

— Одного хорошего человека, он меня нашёл на улице, и… — продолжил Найт чуть сбивчиво.

Делейт фыркнул, перебив:

— Да хватит притворяться! Никакой ты не подзаборный найдёныш. Ты и ведёшь себя как… хех… ну прям как принц! И ума палата, раз даже наш Очкарик тебе высший балл поставил, и высоченный вон какой, а это у аристократов часто бывает. Просто ты урод, вот твой папаша тебя сюда и сбагрил потихоньку, чтобы его не посчитали репродуктивно негодным, раз таких, как ты, плодит. Небось, он и знаться-то с тобой не хочет, а? Ни письмишка не напишет, ни звонка не сделает.

Найт слушал со смешанным чувством обиды, негодования и жалости к этому колючему, злющему мальчишке, который опять сунул руки в карманы с такой силой, что те, казалось, вот-вот оторвутся.

— Я не урод, — вдруг чётко и спокойно сказал Найт негромким низким голосом. — Я просто альбинос. Ты сам сказал, что альбиносы с 312 года официально не являются генму.

— Генму, может, официально и не являются. Но уродами быть не перестали.

— Если тебя отец выкинул из своей жизни, как ненужную вещь, — после короткой паузы вдруг сказал Найт, — то в этом никто не виноват! Ни ты, ни тем более я!

Делейт молча схватил Найта за воротник и опрокинул спиной на стол, сразу же замахиваясь кулаком. Найт стиснул зубы и рванулся, скинув с себя младшего мальчишку. Потом вскочил на ноги, тяжело дыша.

Делейт отступил. Холодное мерцание монитора легло на лишённое пигмента лицо генму, превратив его то ли в призрака, то ли в ночное божество из давно потерянного мира. Оба мальчишки напряжённо замерли друг напротив друга, между ними словно протянулась невидимая вибрирующая струна. Неощутимые искорки покалывали на коже обоих.

— Да пошёл ты! — рявкнул Делейт и, развернувшись на каблуках, убежал из мнемотеки.

Найт медленно сел на стул и несколько секунд усмирял гулко бьющееся сердце.

* * *

Новый учебный год начался вместе с ранней холодной осенью. С севера, со стороны Крио, ползли тяжёлые чёрные тучи, поливая каменистую степь ледяными дождями. С верхних этажей Академии, где располагалось большое количество классов, хорошо были видны далёкие горы и свинцовая гладь огромного озера. Эта картина навевала на Найта необъяснимую тоску. Хотелось сбежать из города и долго-долго нестись на байке по пустынной равнине, один на один с необъятным миром, мрачной неприветливой природой и холодным сырым ветром. Спрятаться от кого-то. Спрятаться от себя самого.

Найту недавно исполнилось тринадцать лет, и он стал замечать происходящие с ним изменения — и с его телом, и с его разумом.

Многие мальчики старше второго курса испытывали то же, что и он, и переносили это по-разному. В пятом блоке жизнь текла своим чередом, и вроде бы всё было по-старому, но неуловимо менялось… Особенно изменился Бофи. Он всё так же продолжал держать при себе экзотического альбиноса, называть его «своей девочкой» и требовать массаж. Но теперь он всё чаще поворачивался на спину, хватал Найта за руку и норовил положить её себе на промежность, отшучиваясь насчёт «другого» массажа. Найту это нравилось всё меньше и меньше. Он не знал, издеваются ли над ним, и нужно ли пожаловаться куратору. Ничего страшного пока не происходило. И всё же он остро чувствовал исходящую от Бофи опасность. И притяжение. Разобраться в природе этого притяжения у Найта никак не получалось.

Однажды ночью он пошёл в туалет и застал там Бофи, стоявшего спиной к двери и совершавшего рукой какие-то резкие, быстрые движения внизу живота. Найт отпрыгнул назад почему-то в ужасе, кинулся обратно к своей кровати, залез под одеяло и не мог уснуть до побудки. Щёки его горели. И было странно приятно, как будто он поймал диковинного зверя, не известного науке.

Дэл повадился рассказывать пошлые анекдоты, надёрганные из Сети. Тод громко ржал над этими скабрезностями и дополнял их грязными комментариями. Младшекурсники смеялись для вида, но Найт видел, что мальчики сбиты с толку и мало что понимают.

Хуже всего дела обстояли с Грайдом. Он стал агрессивнее, норовил чуть что развязать драку, за малейшую провинность отвешивал затрещины и оплеухи одиннадцатилеткам и двум первокурсникам, поступившим в этом году и определённым в эту спальню. Особенно он доставал глазастого и шустрого мальчишку по имени Биффант Худжин. Мальчик огрызался, на тумаки отвечал хоть и не сильными, но ударами. Он как-то сразу проникся симпатией к Делейту и повсюду ходил за ним хвостиком. Делейт на это ворчал, но по лицу его Найт видел, что обожание и восхищение первокурсника ему нравится. На тренировках Делейт даже помогал мальчишке, и многие посмеивались, намекая, что теперь Найта некому будет защищать: у Дэла новый любимец.

— Пока есть я, — сказал как-то Бофи, — моей девочке ничто не угрожает.

С этими словами он по-хозяйски положил руку Найту на талию. Найт напрягся и аккуратно убрал с себя его ладонь.

Но однажды что-то изменилось. Биффант как будто заболел. Он осунулся, ходил бледный, шаркая ногами, взгляд его потух. На регулярных медосмотрах, впрочем, не выявляли никаких болезней. Найт однажды попытался поговорить с Биффантом, но тот оттолкнул его от себя и, заплакав, убежал.

За всеми этими странностями мало кто заметил, что Грайд теперь ведёт себя гораздо спокойнее, вальяжно разгуливает по спальне и сурово поглядывает на первокурсников.

Однажды Найт случайно увидел, как на перемене между лекциями Бофи что-то выговаривал Грайду, а тот со скучающим видом глядел в потолок и даже демонстративно позёвывал.

Найта беспокоили странности с Биффантом.

Он еще раз решился поговорить с ним. Но мальчик лишь огрызнулся и, развернувшись, опять убежал. Найт шагнул следом и звучно крикнул на весь коридор, на миг даже перекрыв гул толпы:

— Что он тебе сделал?

— Ничего! Отстань! — донеслось в ответ.

Найт приостановился, нахмурил белые брови. Прочие курсанты с интересом и недоумением поглядывали то на альбиноса, то вслед Биффанту.

Долгое время после этого случая мальчик не попадался на глаза Найту, словно избегая его. Вопросы застыли в воздухе, который уже ощущал приближение зимы. Но Найт так и не выкинул их из головы, твёрдо решив со всем разобраться при первой же удобной возможности. Однако Грайд, словно почуяв настроение Найта, стал вести себя приличнее, а Биффант медленно возвращался в норму. Найт начал задумываться о том, что ему всё показалось. И подозрения перемалывали жернова неумолимого времени.

Глава 8

Новый год в Империи праздновали тогда же, когда и в старину: в ночь с тридцать первого декабря на первое января. К нему были приурочены маленькие каникулы — четыре дня до праздничной ночи и три дня после. За это время учащиеся наслаждались кратким отдыхом и до утра гуляли по снежным улицам, залитым разноцветными огнями. В Броксе не было парникового эффекта, характерного для гигантских мегаполисов, к тому же близость к Крио делала зиму довольно суровой. Но мальчишек это не останавливало, они не вылезали из самого крупного парка, в котором по старинным образцам возвели аттракционы для народных гуляний. На снегу распускались невероятные голографические цветы. По ровному, как зеркало, пластику специальных катков носились на силовых коньках жители города от мала до велика, а спортивные, подтянутые старики скользили по обыкновенным ледяным каткам на раритетных коньках с металлическими лезвиями. Повсюду пестрели ларьки и палатки с угощениями и напитками. На невысоких помостах, вырезанных из цельных ледяных глыб, двигались под ритмичный бит танцевальные андроиды, и любой желающий мог бросить им вызов и попытаться станцевать так же чётко и машиноподобно. На других сценах выступали выходцы с Юрал Исленда. Они затягивали зычными, глубокими голосами свои странные, одновременно меланхоличные и задорные песни, лихо размахивая причудливыми лохматыми шапками и извлекая звуки из некоего гибрида синтезатора и гофрированной трубы.

Найт поддался всеобщему веселью и торчал в парке с утра до вечера. Второкурсникам ещё не платили стипендии, и он не имел возможности что-нибудь купить на ярмарке. Но для мальчика, до двенадцати лет сидевшего взаперти на женской половине дома, уже было счастьем просто бегать и глазеть на диковинки.

В толпе он натолкнулся на господина Миккейна. Встреча оказалась такой неожиданной, что Найт даже растерялся. На учителе была такая же лохматая шапка из дымчато-серого меха, какие носят юралислендцы, — вероятно, он купил её на ярмарке. И выглядела эта конструкция на голове историка до того нелепо, что Найт прыснул со смеху.

— Ой, простите, я не хотел, извините, — никак не мог остановиться он. — Здравствуйте, господин Миккейн. Пффххххх…

— Смешная, да? — учитель снял шапку, повертел её в руках и снова нахлобучил до самых глаз. — А зато тёплая! Всю зиму в ней ходить буду, вот так!

Он повернулся к юралислендцам, взмахнул рукой, и воскликнул:

— Хээээййй! А давайте, что ли, вашу!

С этими словами историк запрыгнул на помост, лихо раскинул руки в стороны и выставил вперёд одну ногу, оперев её на пятку.

Артисты переглянулись и слаженно вдавили пальцы в клавиши. Переливчатая мелодия зазвенела в воздухе. Юралислендцы, судя по всему, были польщены подобным интересом к их традициям. А уж когда историк слегка фальшиво затянул что-то вроде: «Triiii beeeelih kanya, eh, tri belih kanya!», то они принялись улюлюкать и подбадривать.

Найт захлопал в ладоши. Толпившиеся вокруг люди поддержали чудака дружными воплями одобрения. В Броксе любили островную экзотику, впрочем, как почти везде в Империи. Разве что в чопорной столице ко всему подобному относились с предубеждением, да и то только на верхних уровнях.

— А я тебя ищу! — раздался совсем рядом голос, и Найт ощутил, как робко и сладко сжалось сердце: «Делейт!»

Но за спиной стоял Бофи. Он широко улыбался и протягивал на ладонях какие-то странные мелкие предметы круглой формы и красновато-оранжевого цвета. В воздухе витал сладкий, терпкий аромат.

— Держи, угощайся! — Бофи протянул Найту пригоршню. Но Найт вдруг отступил, и улыбка сползла с его губ.

— Это ведь… что-то цитрусовое, да?

— Да не знаю, говорят, какие-то мандарины. Жутко дорогие, я почти всю стипендию на них спустил. Один попробовать дали, это просто умереть не встать! Никогда такого не ел! Бери! Хоть все бери, я угощаю!

Найт отступил ещё немного, нервно улыбаясь.

— Нет, спасибо. Это… это такой дорогой подарок…

— Для моей девочки ничего не жалко! Да бери же, говорю!

— Ешь сам, Бофи, мне не хочется, правда, — голос Найта дрогнул.

Бофи пересыпал мелкие мандарины в одну ладонь, а освободившейся рукой успел поймать Найта за рукав казённой стёганой куртки, какие носили все младшие курсанты Академии.

— Ты что, как это не хочешь? Ты, может, никогда такого больше не попробуешь!

— Мне нельзя… У меня аллергия на цитрусовые, — уже умоляющим тоном негромко проговорил Найт. — Я от них умереть могу.

— Да ты их никогда не ел наверняка! Откуда ты знаешь, что у тебя на них аллергия?

— Ел. Ну… ну правда аллергия, Бофи, ну не заставляй…

— Когда это ты мог их есть? — Бофи начинал злиться. — Я сказал, ешь!

Найт вздрогнул и, вместо того чтобы решительно развернуться и уйти, взял один мандарин, быстро очистил от кожуры, подержал в трясущейся ладони и медленно откусил половину. Брызнул холодный сладкий сок.

— Ну? Ну вкусно же, а? — Бофи широко и открыто улыбался, следя за реакцией Найта.

Тот молча доел мандарин, тяжко проглотив.

Бофи сразу же сунул ему в руки второй. Найт съел и его. Внутри, где-то за грудиной, уже разливалось знакомое, к сожалению, не забытое жжение. Третий мандарин Найт отодвинул.

— Мне и этого хватит. Ты доволен, Бофи? — Найт поднял на него глаза, чувствуя, как внутри всё сковывает колючим льдом.

— Эй, ты чего… — на лице Бофи медленно проступил испуг. Он увидел, как побледнели губы Найта, как на них стал проступать нехороший синеватый оттенок. Найт расстегнул ворот, с силой втягивая воздух, развернулся и пошёл куда-то. Бофи торопливо сунул злосчастные мандарины в карман и кинулся следом.

— Эй, эй, ну я не знал! Я думал, ты просто важничаешь! Найт, тебе что, плохо?

Найт отмахнулся от него, с силой и сиплым хрипом хватая воздух ртом. В глазах стремительно темнело. В животе плескалась боль, тошнота, в висках пульсировала кровь. Когда сознание начало путаться, Найт ощутил холод в коленях — наверное, упал на снег. Кто-то тормошил за плечо, словно сквозь вату доносились гулкие крики Бофи. Уже невнятные, неразличимые…

* * *

— Помогите! — Бофи тряс Найта, который страшно хрипел и норовил повалиться набок.

Господин Миккейн, успевший снискать кратковременную славу и здорово повеселиться, заметил со сцены возню в снегу и услышал сквозь гул ярмарки крики о помощи. Кинулся вперёд, словно коршун.

Через минуту оказался рядом с учениками, отпихнул Бофи, похлопал Найта по синюшным, одутловатым щекам.

— Найт! Найт! Что случилось?! Эй!

Не дождавшись ответа, учитель подхватил мальчика на руки и бегом кинулся к парковке, на которой оставил свой флайер. Пару раз оступившись, господин Миккейн уронил в снег шапку, но не обратил на это внимания и не задержался ни на миг. Влетел в кабину, осторожно опустил задыхающегося мальчика на сидение рядом с собой и завёл машину. Флайер с низкочастотным гудением взмыл к жемчужному небу.

— Потерпи, потерпи, маленький, сейчас… — бормотал учитель, выворачивая штурвал.

Громада Академии приближалась с каждой секундой, проступая из синеватой дымки, словно корабль-призрак. Решительно поджав губы, господин Миккейн направил флайер прямо в огромное окно холла лазарета.

Учитель успел увидеть, как отпрыгнули от окна несколько медбратьев, а в следующую секунду флайер вломился в помещение вместе с водопадом осколков.

Вопли, крики, суматоха.

Господин Миккейн выбрался из машины, обогнул её, вытащил из кабины Найта и, поудобнее перехватив его на руках, бросился к двери смотровой.

— Что это всё значит?! — догнал его чей-то возмущённый голос.

— Прошу простить, всё компенсирую! — на ходу отозвался историк, толкая дверь ногой.

Он добрался до лазарета кратчайшим путём. То и дело с тревогой поглядывая в опухшее и синюшное лицо альбиноса, историк неслышно шептал:

— Держись, держись, маленький…

Дежурный врач, точнее медбрат — молодой парень по имени Ллойд Мах, приблизился и, не задавая никаких вопросов, забрал Найта из рук господина Миккейна.

— Вам лучше… — начал было он.

— Я подожду тут, — не дослушал учитель и уселся на небольшой потёртый диванчик в приёмной.

— Эх ты, дохлятина, опять с тобой что-то случилось, — почти ласково сказал медбрат, глядя на мальчика у себя на руках. Затем створки из толстого молочно-матового стеклопласта сомкнулись за его спиной, оставив господина Миккейна в тишине, один на один с гулкими ударами сердца.

* * *

Когда Найт открыл глаза, ему показалось, что он всё ещё лежит там, в парке, глядя в сизовато-белое небо. Но потом понял, что над головой потолок. И склонившееся лицо господина Миккейна. Складка между бровями учителя разгладилась, в уголках губ, наоборот, обозначились морщинки.

— Ну слава богу, очнулся. Тебе лучше? — мягко спросил господин Миккейн, погладив мальчика по голове.

Тот нерешительно натянул одеяло на подбородок и хрипло прошептал:

— А Бофи ничего не будет?

— При чём тут Бофи? А… Это он тебя отравил?

— Он не знал. Честно-честно, — Найту потребовалось время, чтобы перевести дыхание. — Он правда не знал. Он купил мандарины. Я… — он помолчал, — я никогда не ел мандаринов… Я тоже не знал, что так будет…

— Ну тише, тише, береги силы, малыш, — господин Миккейн поправил Найту одеяло, и тот напрягся, ощутив призрак недоверия и даже испуга, когда его тела нечаянно коснулись руки мужчины. Учитель заметил это и отодвинулся.

— Отдыхай. Ты скоро поправишься.

С этими словами он вышел.

* * *

Окончательно Найт поправился и впрямь довольно скоро. Новогодние каникулы были безвозвратно испорчены, а традиционная встреча полуночи и загадывание желаний застали его в полутёмной палате лазарета, где кроме него не было больше никого. Даже какого-нибудь болеющего или раненого бедолаги, с которым можно было бы хоть поболтать. Дежурный медик отмечал с коллегами в холле.

Зато Найту удалось выпросить несколько книжек, которые он прочитал за пару дней.

Когда он вернулся в спальню пятого блока, Бофи вёл себя так, как будто ничего не произошло. Однако на общей тренировке он догнал Найта и проговорил, ухитряясь не сбить дыхание:

— Почему ты меня не сдал?

— А надо было? — ответил Найт довольно спокойно.

— Чёрт, я тебя чуть не убил, вообще-то…

— Не ты, а цитрусовые и моя аллергия.

— Я думал, ты шутишь. Больше не повторится.

— Бофи, всё в порядке. Я не держу зла.

— Слушай, но почему ты не отказал тогда чуть решительнее? — спросил Бофи после паузы, когда они пошли на очередной круг. — Ты же мог умереть.

— А я хотел посмотреть… — Найт вдруг повернулся к нему и улыбнулся, глядя Бофи прямо в глаза, — действительно ли «твоей девочке» ничто не угрожает.

С этими словами он продолжил бег лёгкой рысцой.

С Бофи поравнялся Грайд и, криво усмехнувшись, кивнул вслед альбиносу:

— Когда ты его уже трахнешь, а?

— Иди ты! — огрызнулся Бофи и ускорился.

Но в душе его сладко теплело при воспоминании о словах Найта и его взгляде. Почти против воли внизу живота стало разливаться сладостное напряжение. Вот только эрекции на уроке физподготовки и не хватало! Бофи остановился, повернулся к стене, опершись на неё рукой, и сделал вид, что переводит дыхание.

Но с того момента фантазии о лунно-бледном теле, извивающемся под ним, не покидали его и вкрадчиво просачивались в «мокрые» сны.

Глава 9

В марте последние конвульсии зимы были особенно сильными. Вьюжило яростнее, чем в середине января. Но Найту нравилось это неистовство природы. Оно как будто находило отклик в его душе.

Временами он не узнавал себя, пугался собственных мыслей и фантазий. Найт уже почти понял, как относится к Бофи. И уже почти решился потрогать его под одеялом в том месте, в котором Бофи хочется больше всего. Найт уверен: ему тоже страшно. Но тело знает лучше. И когда не хватает слов и смелости, в ход идут молчание и действия.

Внезапно мечтательный взгляд зацепился за какое-то движение за окном. Найт вытянул шею, подслеповато приглядываясь. И вдруг округлил глаза. Человеческий силуэт! Кто-то стоял на карнизе соседнего крыла, где располагались общежития.

— Там кто-то есть! — воскликнул Найт, вскакивая.

Мнемопровод натянулся и вылетел из гнезда-входа на виске. Чуть закружилась голова. Мнемокабель нельзя вытаскивать так резко, да ещё во время передачи данных.

Преподаватель квантовой механики нахмурился и строго сказал:

— Вернитесь на ваше место и докачайте второй и третий параграфы!

— Но там…

— Господин Брик, там и правда кто-то стоит! — крикнули с заднего ряда.

По аудитории прокатилась необратимая цепная реакция — вскочили все, невзирая на запреты учителя, прилипли к окнам.

Господин Брик, гневно сдвинув брови, распахнул окно и отступил на шаг.

На заснеженном карнизе, оскальзываясь, стоял Биффант Худжин, дрожа всем телом: на нём был только форменный комбинезон.

— Что это значит?! Вы с ума сошли?! — закричал учитель сквозь свист ветра. — Немедленно вернитесь в помещение!

— Отстаньте от меня все! — взвизгнул мальчик, и его нога чуть не соскользнула вниз. Аудитория дружно ахнула.

Найт кинулся вперёд, высунулся наполовину из окна и закричал:

— Бифф, осторожно!

За спиной затопотало несколько пар ботинок, хлопнула дверь. Кто-то догадался кинуться в спальню и уже там поймать дошедшего до грани юного суицидника.

— Пятый блок! — рявкнул физик. — Просто сборище ходячих проблем.

— Бифф… — Найт хотел что-нибудь добавить, но мальчик перебил его:

— Я вас всех ненавижу!

Он занёс ногу над сизой бездной, и вдруг Найт сам выскочил на карниз и вцепился в заиндевевшую пронзительно-холодную стену. Этот поступок озадачил Биффанта, и он замер. Найт тоже замер. В груди гулко толкалось сердце.

— Бифф, слушай, ну хоть наших кураторов пожалей! Их могут наказать из-за тебя…

— Плевать мне на них!

— Что случилось?

— Отстань! — мальчик дёрнулся, и Найт похолодел, ему показалось, что вот сейчас Биффант сорвётся. Там же не меньше сотни метров вниз…

— Бифф, всё можно решить, — Найт очень медленно двинулся в сторону мальчика.

Вдруг окно спальни распахнулось, и господин Брик, за спиной которого маячил ещё кто-то, почти сумел схватить Биффанта, но тот юрко выкрутился. И сорвался.

Найт неведомым чудом успел схватить первокурсника за запястье, краем сознания догадываясь, что сам неминуемо отправится в смертельный полёт следом за ним.

Но вдруг его поймали за вторую руку и быстро втащили в тёплую, сухую аудиторию. Белые пальцы судорожно стискивали запястье живого и невредимого Биффанта, который, оправившись от краткого шока, немедленно заревел. Найт обнял его и заревел тоже, от испуга и счастья.

Вокруг шумели остальные курсанты, появился господин Брик, восклицая что-то и размахивая руками. Но Найт не обращал внимания. Он чувствовал биение чужого маленького сердечка, прижимал спасённого мальчика к себе сведёнными судорогой руками и не мог отцепиться.

О причинах своего поступка Биффант так и не рассказал, от медицинской помощи наотрез отказался, сказал, что с ним всё в порядке. И клятвенно пообещал больше никогда не устраивать подобного. А потом, после паузы, тихонько попросил перевести его в другую спальню. Смотритель общежития посчитал необходимым удовлетворить просьбу.

А в голове Найта необычайно ярко вспыхнули ответы на полузабытые вопросы.

* * *

— Это из-за тебя всё! — Найт стремительно приблизился к Грайду на перемене и встал прямо перед ним, бесстрашно заглянув в глаза.

Находившиеся рядом приятели Грайда с более старших курсов заулюлюкали. Найт не обратил на них внимания.

— Это из-за тебя Бифф хотел выброситься из окна! Животное! Не можешь себя контролировать — иди на улицу и снимай проституток! Стипендию тебе уже выдают!

Дружки Грайда переглянулись друг с другом и присвистнули. Сам Грайд медленно оттолкнулся плечом от стены и шагнул к Найту. Вопреки ожиданиям, дерзкий альбинос не отступил, и Грайд прижался к нему грудью. Пришлось слегка задрать голову: Найт был выше.

— Это кто тут разинул рот? Никак куча генетического мусора? Хочешь занять место этого… хе-хе… сосунка, а, девочка Бофи?

Приятели Грайда заржали, стали строить Найту рожи и посылать воздушные поцелуи. Найт переждал волну шума. Затем молча, без предупреждения и не изменившись в лице, схватил Грайда рукой за мошонку и сдавил так, что несчастный парень задохнулся, широко раскрыв рот, точно выброшенная на берег рыба.

— С радостью. Только не умею ничего. Как правильно — так?

От рывка Грайда прошиб ледяной пот, он свёл колени вместе и попытался отодвинуть Найта.

— Или так?

Ещё рывок. Грайд заскулил, согнувшись.

— Извини, я такой неловкий… — холодно прошипел Найт. — В общем, Грайд, если вдруг ещё какой первокурсник полезет на карниз, я тебе всё это оторву и заставлю сожрать. Понятно?

Грайд рычал, кусая губы. Найт сжал сильнее, и парень вскрикнул, хватаясь рукой за стену.

— Понятно?!

— Понятмммм… — проскулил несчастный.

Найт подержал ещё немного, потом отпустил, демонстративно вытер руку о плечо Грайда и проговорил, храня поистине царское достоинство:

— Твоё счастье, что трахнуть ребёнка у тебя силёнок и опыта не хватило. За оральные «шалости» психокоррекции не подвергают. Хотя и жаль. Живи пока.

С этими словами он медленно повернулся спиной и удалился.

— Во генму озверели, на людей кидаются, — проговорил кто-то из приятелей, попытавшись помочь Грайду, но тот грубо оттолкнул протянутую руку. Налитыми кровью глазами он смотрел вслед Найту и мелко трясся от ярости и боли.

* * *

До самых летних экзаменов никто не вспоминал об этом неприятном происшествии. Биффант успешно учился, на общих тренировках выдавал отличные результаты. Многие мальчишки с интересом поглядывали на Грайда, но тот старательно делал вид, что практически незнаком с Биффантом. И при этом с опаской поглядывал на Найта.

Слухи распространялись быстро, обрастая невероятными подробностями. Найту приписывали даже избиение Грайда, что не могло не раздражать последнего. Найт вовсе не кичился своей неожиданной «крутостью» и даже пытался опровергнуть слухи, но те упрямо укрепляли его авторитет. Что ж, по-своему это неплохо. По крайней мере, теперь альбинос значительно реже слышал за своей спиной презрительное фырканье и шепотки.

Вскоре директорат Академии рассмотрел дело Найта и пришёл к выводу, что этот мальчик вполне может быть переведён на соответствующий его возрасту курс — четвёртый. Найта вызвали в кабинет к директору, выдали целую кипу документов, а также сообщили, в какие сроки ему необходимо сдать экзамены.

Физическая подготовка всё так же не была сильной стороной Найта, он едва-едва сумел дотянуть до минимальных показателей четвёртого курса. И всё же, оглядываясь назад, он удивлялся, как инструкторам удалось из такого болезненного рохли, как он (у Найта не было иллюзий на свой счёт), сделать довольно выносливого и сильного парня. На костях наросли приличные мышцы, вечно сутулые плечи развернулись вширь. Младшекурсники, к которым пока что относился Найт, поглядывали на него с восхищением, а более старшие мальчишки — с уважением. И это влекло за собой растущее самоуважение Найта. Он держал голову гордо приподнятой, всё реже и реже заикался, смущался и краснел, это опять же вызывало всё больше уважения со стороны остальных мальчишек, а значит, и со стороны Найта к самому себе.

Он освоился в Академии, обзавёлся несколькими хорошими знакомыми и даже приятелями. Но мысли его всё чаще и чаще возвращались к Делейту. Что-то было в этом мальчишке. Что-то странно-притягательное. Но не такое притягательное, как в Бофи, к которому Найта одновременно тянуло, словно магнитом, и от которого отталкивало, будто этот магнит поворачивался другим полюсом. Бофи хотелось потрогать, с Делейтом же хотелось дружить. Но агрессивный одиночка держался особняком.

Они виделись лишь в общей спальне, где всегда было полно народу и посторонних взглядов, и где Делейт старательно делал вид, что ему совершенно ни до кого нет дела. А ещё на общих лекциях, где принято было внимательно слушать учителя и подавать голос, только чтобы ответить на его вопрос или самому что-нибудь переспросить. Но уж точно не шушукаться с соседями.

Мысли о том, какой бы предлог найти для более близкого знакомства, не покидали голову Найта, лишь иногда уступая место мыслям о предстоящих экзаменах. Он постоянно ходил словно сомнамбула, как будто находился в параллельном измерении. Иногда Найт так глубоко погружался в раздумья, что сталкивался с кем-нибудь, рассеянно извинялся и шёл дальше.

И вот однажды он, не глядя, налетел на кого-то, выходя из раздевалки самым последним.

— Извините, — пробормотал Найт, мысленно прокручивая в голове какие-то формулы для теста по физике электрического поля. Попытался обогнуть того, в кого врезался, но вдруг его крепко схватили за плечи жёсткие руки. Найт вскинул глаза.

— Привет-привет, — медленно растянул губы в улыбке Грайд. — Попался, белый и пушистый!

— Пусти, мне в мнемотеку надо, — сказал Найт спокойным тоном и попытался пройти мимо, но Грайд не отпускал. Наоборот, его пальцы сильнее вдавились в плечи парня.

— Успеешь ты в свою мнемотеку, ботан. Поговорить надо.

С этими словами он потащил Найта обратно в раздевалку. Тот попытался вырваться, хотя пока не думал, что стоит паниковать. Просто у него отнимали время. Никакой опасности Найт не чувствовал.

— Ну, говори, — сказал он, оказавшись с Грайдом один на один в полутёмном маленьком помещении, и поставил руки на талию.

— Да я, собственно, подумал… — Грайд потёр шею, — ты в тот раз зря меня так. Да ещё перед моими друзьями со старших курсов.

— Ты сам виноват! — насупился Найт. — Ты поступил как свинья.

— Ну почему же сразу как свинья… — Грайд медленно шагнул к Найту. — Этот пацан сам докапывался. Сам просил всё показать…

— Да врёшь ты, — начал Найт, но Грайд словно не слушал.

— Лез и лез. Я ему по шее, а он всё равно лезет. Ну я ему однажды в душевой за щеку и вставил. А он мне потом и говорит, что теперь мы с ним пара. Хе-хе, ты представляешь, какой идиот?

— Не так всё было! — Найт с неудовольствием отметил, что отступил под давлением Грайда. Тот оказался совсем близко и усмехнулся:

— А как?

— Ну… ты… — Найт снова стал заикаться и густо покраснел.

Грайд положил ему руку на затылок.

— Соплякам верить — последнее дело. Ты лучше мне поверь. Ему самому хотелось.

Найт мотнул головой, положил руки на грудь Грайду и хотел отодвинуться, но вдруг Грайд стиснул его до хруста костей и прижал к себе.

— А ну пусти! — взвился Найт, наконец-то испугавшись.

— Эй, чего тут происходит? — на пороге стоял Бофи.

Грайд быстро отпустил Найта, кинулся к двери и втянул Бофи за руку в раздевалку. А потом заметил Тода, который таращился на происходящее, приоткрыв рот. Вытянув шею, мальчишка поглядел на маячившего в раздевалке Найта, а потом заговорщически прошипел:

— О! Круто! Вы его вдвоём, что ли, будете? Ну и правильно, давно пора! А можно я с вами?

— Вали, сопля! — процедил Грайд и быстро захлопнул дверь перед самым носом Тода. Затем запер магнитный замок и положил ключ на один из шкафчиков.

— Ну всё, выпусти меня, — чуть дрогнувшим голосом заговорил Найт, прошагав к двери. Подёргал ручку, хотя и понимал, что бесполезно. — Это не смешно!

— А никто и не смеётся, что ты! — на губах Грайда начала расползаться змеиная усмешка, — Я с самыми серьёзными намерениями!

Бофи вертел головой от одного к другому и наконец, нахмурившись, рявкнул:

— Грайд, что ты творишь?

— Пока ничего.

— Бофи, скажи ему! — Найт шагнул к своему покровителю, но замер, заметив его колебания.

Грайд подошёл и без всякого стыда принялся расстёгивать комбинезон Найта. Тот рванулся прочь, стал хватать его за руки, но шершавая ткань неумолимо сползла с его плеч. Грайд полез к нему в трусы. Найт попытался заорать, но получил тычок кулаком в живот и упал.

— Без глупостей, генму!

Бофи стремительно приблизился, оттолкнул Грайда. Впрочем, не очень-то решительно. Белое гладкое тело зачаровало его и заставило что-то шевельнуться в душе. Найт судорожно отполз к стене, кое-как натягивая трусы обратно и дрожащими руками застёгивая комбинезон.

— Слушай, можно подумать, ты сам не хочешь! — прошипел Грайд, глядя в глаза Бофи. — Давай, бери его с потрохами, он твой! А я на стрёме постою. Никто ничего не узнает…

Бофи возмущённо приоткрыл рот. Но не сказал ничего. Медленно повернулся к Найту. И в глазах его мелькнула тень.

— Бофи? — робко проговорил Найт, поднимаясь. — Ты что, Бофи?…

— Ты, главное, не кричи, — Бофи подошёл к Найту, помог ему встать. И принялся раздевать снова.

Мир словно перевернулся с ног на голову, а потом рассыпался осколками. Найт стал сопротивляться и даже кусаться, но всё равно скоро оказался опять наполовину голым. В борьбе трусы порвались, и чужие руки теперь были, казалось, везде.

Бофи придавил его к скамье своим весом, положив на живот, навалился сверху, и Найт почувствовал ягодицами упругую выпуклость в штанах Бофи.

— Бофи! Бофи, да ты что! Что ты делаешь!

— Давай, жарь эту сучку, — прошипел Грайд, сверкая глазами. — Поверь, «твоя девочка» сама этого хочет!

— Пусти! Пусти меня! Я не хочу! — Найт извивался под старшим мальчиком и не мог его с себя сбросить. Бофи судорожно расстегнул свой комбинезон, бормоча что-то вроде: «Не бойся, всё хорошо». Найт отчаянно брыкался, и наконец к нему подскочил Грайд, пару раз ударил кулаком по голове, крепко сжал его запястья и прижал их одной рукой к лавке над головой беспомощной жертвы.

— Быстрее давай, что ты канителишься с ним! Я тоже хочу!

— Помогите! — глухо провыл Найт, за что получил несколько ударов по почкам.

— Не смей его трогать! — рявкнул Бофи. Голова плыла от сладкого томления. Где-то на самом краешке сознания дрожало понимание того, что он поступает плохо. Но ничего не мог с собой поделать и заранее прощал себе всё. К тому же, он намеревался действовать очень нежно.

Но как это осуществить, когда тебе так яростно сопротивляются?

Почувствовав, как к самому сокровенному и самому стыдному местечку прижалось что-то упругое и липко-влажное, Найт заплакал, дёрнулся изо всех сил. Бофи ткнулся несколько раз, но войти не смог. И, как часто бывает в этом возрасте, всё кончилось слишком рано и неожиданно. Бофи ахнул от накатившей жаркой волны, запрокинув голову. Спину и низ живота свело короткой судорогой.

Словно во сне, он видел стекающие по мягким ямочкам на крестце Найта крохотные жемчужные капельки. Как в его мечтах.

— Что, всё? Ну ты и слабак! — Грайд быстро оттолкнул Бофи. — Иди, отдышись. И смотри, как надо.

С этими словами он плюнул в ладонь, деловито увлажнив слюной тугое, не тронутое никем отверстие. Найт взвыл, рванулся несколько раз, получил кулаком по затылку.

— Грайд, отпусти его, хватит, — сказал Бофи, всё ещё немного тяжело дыша.

— Ага, тебе, значит, можно, а мне нельзя? Это я его сюда заманил.

Он наклонился к Найту и резко втолкнул указательный палец туда, куда никто прежде не лез руками.

— Ну, сучка, кто теперь тебе поможет? Тэо наверняка в тюрьме, твой обожаемый старый Очкарик лекции читает, Делейт теперь малолеток обхаживает — ему не до тебя. А Бофи сейчас передохнёт и оттрахает тебя уже по-взрослому.

— Не надо, не надо! — всхлипывал Найт.

— Не надо было меня унижать перед ребятами, тварь бесцветная!

Бофи шагнул было к ним, но замер. Сердце колотилось, в голове стоял туман. Он хотел это видеть. Чёрт побери, хотел! Член снова стал крепнуть.

Грайд добавил ещё палец, Найту стало очень больно. Жёсткие, крепкие пальцы походили туда-сюда торопливо и резко.

— Расслабься, сучка, хуже будет!

Грайд убрал руку, пристроился, но войти тоже не смог. Тогда он сгрёб в горсть белоснежные волосы на затылке Найта, оттянул его голову назад и со всей силы ударил его лбом об лавку.

Найт обмяк, только невнятно скулил. Тяжело дыша, Грайд навалился, поёрзал, помогая себе рукой.

И вдруг дёрнулся от жестяного грохота. Бофи тоже вздрогнул.

Дверь распахнулась: магнитный замок не выдержал чьего-то удара. В раздевалку будто бы влетел маленький тёмный смерч.

Делейт Лебэн снёс Грайда, словно поезд — застрявший на путях автомобиль. Оба покатились по полу. Найт остался лежать вниз лицом на скамейке и тихонько всхлипывал. Семя Бофи медленно стекало по его ягодицам и бёдрам. На пороге стоял Тод, активно подбадривая Делейта. Как только Бофи шагнул в его сторону, мальчишка удрал.

— Так вам и надо! — радостно взвизгнул он напоследок.

Грайд и Делейт катались по полу, рыча и обрушивая друг на друга удары, и всё выглядело очень серьёзно. Бофи кинулся разнимать. Досталось и ему.

Кое-как выбравшись из свалки, он помог Найту подняться, застегнул его комбинезон и увёл из раздевалки. В коридоре Найт зарычал и стал вырываться от Бофи, тот пытался его успокоить, хватал за руки, но Найт точно не слышал его, кричал, ругался и отбивался. Подоспели несколько кураторов, и среди них Литий. Бофи отпустил Найта, встал по стойке смирно и понурил голову.

Кураторы рванулись в раздевалку, разняли дерущихся и выволокли их наружу.

Найт не слышал и не видел ничего. Он сидел у стенки, обхватив колени руками, и плакал слезами обиды и боли. Бофи его предал.

— Достал, только и делаю, что спасаю тебя! — рявкнул Дэл, которого тащил за шкирку Литий. — Когда уже сам за себя начнёшь заступаться, сопля?!

Мимо провели Грайда. Парень угрюмо молчал, шмыгая разбитым носом. Увели и Бофи, который заметно присмирел и тоже помалкивал.

— Что случилось? — послышался совсем близко, гораздо ближе, чем все прочие звуки, голос господина Миккейна. Найт вздрогнул, вскинул лицо и увидел, что учитель сидит напротив него на корточках и смотрит очень встревоженно.

Найт зарыдал и кинулся ему на шею, наплевав на правила приличия. Господин Миккейн немного растерянно погладил мальчика по спине, успокаивая. Поглядел по сторонам. Любопытных столпилось много. И коллеги, и ученики. Все смотрят, кто с испугом, кто с жадным интересом, кто с лукавым прищуром. Последние — из тех, кто безоговорочно верит слухам о пагубном пристрастии историка.

Господин Миккейн встал, и Найту тоже пришлось подняться на ноги.

Он увёл мальчика подальше, не обращая внимания на косые взгляды. Затем, в одном из многочисленных коридоров, оглянувшись по сторонам и не заметив никаких ненужных свидетелей, посмотрел на Найта и серьёзным голосом сказал:

— Сегодня переночуешь у меня. Сбегай быстренько в спальню, возьми свои личные вещи, если тебе какие-то нужны. Жду на парковке через час. Сейчас мне нужно идти на лекцию.

Он потрепал Найта по голове и зашагал дальше по коридору.

Найт остался один. Ему стало страшно. Зачем этот мужчина хочет заманить его в свой дом? Теперь Найту казалось, что все до единого хотят причинить ему зло, залезть ему грязными руками куда только возможно, избить, унизить. От совсем недавно приобретённой гордости и самоуважения не осталось и следа. Найт стоял в пустынном гулком коридоре опять сутулый, съёжившийся, жалкий. Ужасно хотелось снова прижаться к большому взрослому мужчине. Как будто вернуться к отцу, который, впрочем, никогда его не обнимет, потому что считает генетическим мусором. Весь этот мир считает его генетическим мусором.

Кроме господина Миккейна. То есть Дэнкера. Найт очень хотел называть его просто по имени.

Делейт выветрился из сумбурных мыслей мальчика, несмотря даже на то, что спас его. Спас, пожалуй, не как друга, а как жалкую беспомощную зверушку. И при этом ударил больнее, чем Грайд, пусть лишь словами.

Наконец успокоившись, Найт убежал в общежитие, чтобы поскорее собраться и после лекции дождаться учителя на парковке. Дэнкер ничего дурного ему не сделает. Мальчик с нетерпением стал ждать встречи.

Глава 10

После лекций на парковку явилось несколько учителей, кураторов и инструкторов, и Найт каждый раз вытягивал шею, подслеповато разглядывая лица. Господин Миккейн всё не шёл. На альбиноса смотрели с интересом и недоумением, один раз даже спросили, что он делает в не предназначенном для игр месте. Найт сбивчиво и туманно ответил и начал придумывать предлог улизнуть.

Но вот наконец матово-серые двери, ведущие на парковочную площадку, с лёгким шорохом раздвинулись, и господин Миккейн, подбрасывая на ладони электронные ключи, стремительно прошагал к своему флайеру. Лицо его было несколько угрюмым и задумчивым. Найт вдруг захотел сбежать отсюда, пока его не заметили, но господин Миккейн его окликнул.

Мальчик остановился чуть поодаль, неуверенно заложив руки за спину.

— Что случилось? — господин Миккейн подошёл к нему и заглянул в глаза.

— Н… Ничего… Я просто… — промямлил Найт, медленно отступая.

Господин Миккейн усмехнулся и сказал:

— Ох, юноша! Во всём этом заведении меня вам стоит опасаться в самую последнюю очередь. Однако для твоего же успокоения… Вот, держи.

С этими словами господин Миккейн достал из кармана короткого лёгкого пальто маленький электрошок. Протянул мальчику, и тот после долгих колебаний взял.

— Если вдруг ты решишь, что я злоупотребляю твоим доверием, смело пускай эту вещицу в ход!

Найт захлопал глазами.

— Договорились? — весело подмигнул ему господин Миккейн.

Найт сглотнул сухим горлом, неуверенно кивнул и промямлил:

— До… гов-ворились…

Потом откашлялся и произнёс уверенно:

— Договорились!

Рука его крепко сжала маломощное оборонительное оружие, но душа пребывала в полнейшей уверенности, что это всего лишь формальность. От учителя не исходит никакой опасности. Господин Миккейн не сделает ему ничего дурного!

Найт кивнул своим мыслям и смело уселся на переднее пассажирское сидение флайера. Господин Миккейн обошёл машину, сел за штурвал, и через пару минут Найт с жадным интересом таращился на летящие под ним городские пейзажи, прижавшись носом и лбом к толстому прохладному стеклу.

Найту никогда не доводилось смотреть на город с такой высоты. Брокса напоминала коллаж из склеенных под разными углами кусочков самых разных цветов, форм и текстур — битумные крыши старых зданий, жилых и нежилых, сверкающие стеклянные лоджии пентхаусов, петли и изгибы автострад, крохотные зелёные клочки оранжерей. И это всё то подскакивало к флайеру, едва не царапая его днище, то проваливалось далеко вниз.

Наконец флайер обогнул высокий многоквартирный дом, построенный прямо на земле, а не на опорах второго уровня, как и подавляющее большинство массивных построек в Броксе. Небоскрёб цилиндрической формы имел несколько выходов на «земляной» и первый, то есть по факту второй, уровни, а также промежуточную парковку для флайеров, расположенную на уровне «экватора» здания. Господин Миккейн воспользовался той парковочной площадкой, что располагалась на крыше. Затем, выбравшись из машины и подождав Найта, провёл его к дверям пассажирского лифта, и вместе с ним спустился всего на пару этажей. Преподаватель истории в Академии мог себе позволить жильё на такой высоте.

Найт стоял за спиной учителя, пока тот открывал комбинированный замок своей квартиры, и всё сильнее чувствовал, что не должен был соглашаться ехать сюда.

— Прошу! — широким жестом пригласил господин Миккейн, когда тяжёлая бронированная дверь медленно приоткрылась.

Найт осторожно, как кот, переступил порог и широко раскрыл рот в изумлённом вздохе, совсем забыв о приличиях.

Он не привык к подобному интерьеру жилых помещений. Мальчик рос на женской половине дома своего отца, увитой шелками и легчайшими драпировками. Там царил полупрозрачный стеклопласт, искусно гранённый замысловатыми узорами, в которых преломлялись и распадались на радужные осколки солнечные лучи. В холле дома господина Миккейна всё было простым до грубоватости и при этом аристократическим. Здесь время как будто прыгнуло на пару веков назад. Найт видел такое лишь на картинках в Сети.

Набивные обои, деревянные — действительно деревянные! — панели, элегантные бра с фигурными плафонами из матового бордового стекла. Пол не покрыт гладким пластиком, а выложен косой «ёлочкой» из деревянных отполированных дощечек. Найт присел на корточки и потрогал тёплую лакированную поверхность кончиками пальцев. В памяти всплыл термин из исторических очерков о быте XX–XII веков. «Паркет». Впрочем, его придумали вроде бы гораздо раньше.

Господин Миккейн, слегка улыбаясь, тем временем скинул пальто и повесил его на кованую напольную вешалку. Запер дверь и только после этого отвлёк Найта от любования паркетом.

— Это не такая уж редкость. Многие люди, которые могут себе это позволить, заказывают подобное напольное покрытие. Просто этот мир ценит прежде всего функциональность, простоту, удобство эксплуатации. А паркет… Ох, Найт, если бы ты знал, что это за капризная штука — паркет! Его постоянно надо полировать и чистить совершенно особым образом, он не выносит перепадов температур, влажности и покрывается царапинами быстрее, чем стены в неблагополучных районах — неприличными надписями. Думаю, моя жена в тайне мечтает убить меня за то, что я заказал этот пол.

Найт широко распахнул глаза. Разве такое возможно — чтобы биологическая женщина мечтала убить своего хозяина, а он знал об этом и не сдавал опасную самку обратно в Оазис?! Заметив удивление на лице мальчика, господин Миккейн засмеялся и похлопал его по плечу.

— Конечно же, я в переносном смысле. Жена у меня — просто золото… А вот, кстати, и она. Познакомься, дорогая, это Найт, мой ученик. Найт, это моя жена Мона.

Найт рассеянно кивнул, не в силах перестать пялиться совершенно некультурным образом на показавшуюся в холле самочку. В отличие от всех когда-либо виденных им биологических женщин, эта не была укутана в шуршащие и благоухающие прозрачные ткани, гирлянды из крошечных колокольчиков и металлических кругляшков; голову и лицо её не покрывало несколько слоёв вуали; волосы не сверкали нитками бус, удерживающими замысловатую причёску, и не лежали на плечах тяжёлыми волнами; и главное — её лицо было совершенно чистым, без малейшего следа макияжа, без накладных ресниц всех цветов радуги, без крошечных страз, без филигранной росписи вокруг глаз и на висках. Перед Найтом стояло маленькое опрятное создание в чём-то вроде приталенного летнего плаща из мягкой, чуть блестящей ткани. «Платье! — радостно вспомнил Найт. — Это называется „платье“!» На талии платье было перехвачено широким поясом, спереди которого свисал прямоугольный отрез белоснежной материи с рюшами и карманами. Волосы женщины были гладко зачёсаны назад и собраны в тугой пучок. В ушах поблескивали маленькие, аккуратные серёжки. Эта самочка могла показаться блёклой на фоне райских пташек из гарема Мастера Ирона, но Найт немедленно проникся к ней симпатией и сразу же решил, что она самая красивая на свете.

— Какой милый мальчик! — приятным мягким голосом произнесла Мона, приблизившись. И вдруг встревоженно ахнула, всплеснув руками:

— Что это у тебя, синяк?

Тёплая нежная ладонь легла на лоб Найта.

— Да это я так… — неопределённо пожал плечами мальчик.

— Наверное, дрянные мальчишки тебя в школе обижают? У меня есть одно отличное средство от ушибов и синяков… Ах, заболтала! Проходите, сейчас будем обедать. Дорогой, покажи Найту ванную, пусть вымоет руки с мылом.

— Пойдём, Найт, — сказал господин Миккейн, и они прошагали по узкому коридору к деревянной двери. По дороге Найт рассматривал висящие на стенах картины в тяжёлых фигурных рамах.

— Они сломались? — спросил мальчик.

— Почему это картины должны сломаться? — усмехнулся господин Миккейн.

— Ну… Они не двигаются.

— Они и не должны двигаться. Это же не плазменные панели и не фрактальные пластины. Эти картины остаются такими, какими их нарисовали, навсегда. Конечно, у меня не оригиналы, а всего лишь репродукции. Оригиналы почти все безвозвратно утрачены во время так называемых Тёмных веков после Пыльной Войны. Некоторые уцелели и теперь хранятся в Мунихе, столице Эуро. Некоторые выкуплены Главным Историческим Хранилищем Октополиса, столицы Империи. Иногда голограммы, снятые с этих произведений искусства, демонстрируются широкой публике. Но они не очень-то пользуются успехом. Наверное, по причине того, что эти картины «сломались».

Историк засмеялся. Найт смущённо улыбнулся:

— Но ведь и правда не очень интересно смотреть. Всегда одно и то же.

— Тут важно уметь видеть каждый раз что-то новое в, казалось бы, совершенно знакомом и неизменном изображении. Вот, к примеру, посмотри на эту картину. Это работа, как считается, Леонардо да Винчи, «Мадонна Литта». Принято также считать, что именно с неё началось Высокое Возрождение прошлого. Удивительной судьбы шедевр. Он хранился в музее северной столицы находившегося на месте Империи государства, пока эта столица не погрузилась под воду во времена послевоенных катаклизмов XXIII–XXIV веков. Но позднее её подняли со дна Эурийского моря, которое образовалось в результате таянья арктических льдов и опущения тектонических платформ. Посмотри, какой удивительно глубокий пейзаж за спиной женщины. Кажется, можно войти в картину и отправиться на прогулку в эти горы. Я просто физически могу ощутить свежесть горного воздуха… Или вот, приглядись. В левой руке младенца птичка щегол, название которой на древнеитальянском удивительно созвучно со словом «кардинал». Это такой церковный сан. Художник лукаво намекает зрителю на то, что в должность кардинала вступил совсем ещё юный мальчик… Я потом как-нибудь объясню, что такое кардинал, сан, церковь и прочее… А вот Бронзино, «Аллегория с Венерой и Амуром». Весьма многозначительная картина. Согласно древнегреческой мифологии, эта женщина является матерью этого мальчика. Практически инцест! Посмотри, как бесстыдно она теребит собственный сосок и как игриво высунула кончик языка. А как завлекающе Амур выставил зад, ты только взгляни на этого маленького негодяя!.. Однако в далёком прошлом не все люди замечали такой откровенно эротический подтекст, загипнотизированные шедевральностью исполнения. Они просто не могли поверить, что гений способен в такой циничной форме поиздеваться над общественной моралью.

Найт почему-то представил, как лезет целоваться к Лилии, содрогнулся от ужаса и покраснел до корней волос.

— Вот я так и знала, что до ванной будете полдня добираться! — высунулась в коридор Мона. — Дорогой, не мучай ребёнка, скорее мойте руки и за стол! Суп стынет. А об искусстве поговорите за послеобеденным чаем.

В ванной всё оказалось столь же непривычно, как и в холле. Казалось бы, ничего необычного по отдельности — кафель, душевая кабинка, раковина, полотенца на изящных крючках. Но всё вместе напоминало те же картинки из Сети, изображающие быт давно минувших довоенных времён.

Тщательно намыливая руки, Найт проговорил негромко:

— Господин Миккейн, вы не обидитесь, если я кое-что скажу?

— Как я могу решить, обижусь или нет, если даже не догадываюсь, о чём ты хочешь спросить?

— Ну… Я просто хотел сказать… Ваша жена такая странная… Она много говорит и указывает вам. И она как-то странно одета.

— Ох, Найт! Если б ты знал, сколько времени я потратил на то, чтобы сделать её такой «странной»! Одно только переучивание с обращения ко мне «мой господин» на «дорогой» отняло не меньше года. А когда я заставлял её одеваться по-человечески, а не по-павлиньи, она рыдала и пыталась выяснить, чем меня прогневила. Когда я стал принимать участие в воспитании собственного сына, она решила, что я собрался сдать её обратно в Оазис по причине «профнепригодности». И никакому обучению сверх того, что получила в Оазисе, Мона категорически не поддаётся. Любая попытка предложить ей выразить собственное мнение по поводу происходящего в стране или событий прошлого обречена на провал. В лучшем случае она отмахивается, мол, «это ваши мужские дела», а в худшем пугается и убегает.

— Но ведь это и правда противозаконно, — проговорил Найт, наморщив лоб, — биологических женщин запрещено обучать чему бы то ни было.

— Ну не программированию же я её обучаю, в самом деле, и не генной инженерии, — засмеялся господин Миккейн. Потом он посерьёзнел и добавил:

— Я просто хочу, чтобы она думала. Чтобы стала чуть умнее. Но единственное, чему она охотно обучилась из общечеловеческого исторического опыта, это ведение домашнего хозяйства.

— Она и так очень умная! — с жаром воскликнул Найт. — Мона очень складно говорит. И ещё она понимает, что у вас могут возникнуть большие неприятности, если вдруг она научится выражать собственное мнение по поводу истории или политики.

— Хм, что ж, может, ты и прав, Найт, — господин Миккейн повернулся к ученику и широко улыбнулся. — В таком случае давай не требовать от Моны невозможного, а просто насладимся её кулинарными талантами.

Столовая представляла собой небольшое, очень уютное помещение, интерьер которого был выполнен в том же старинном стиле. Если бы не голографический огонёк над каждой пластиковой свечкой и не флайеры, проносящиеся за окном время от времени, Найт решил бы, что провалился во временную дыру, оказавшись в конце доядерной эпохи.

Он сидел напротив учителя за круглым столом, накрытым белоснежной скатертью, вертя головой по сторонам и разглядывая диковинную обстановку. Но вот Мона принесла какую-то странную керамическую ёмкость, похожую на овальный контейнер, и поставила её в центре стола. Приподняла крышку. На волю вырвался умопомрачительно ароматный пар. Пока женщина при помощи половника деловито и ловко наполняла глубокие тарелки мужа и его гостя, Найт безрезультатно силился усмирить голодный желудок, который точно взбесился от запаха горячей пищи, и которому, конечно же, никакие доводы разума не были указом.

Тем временем Мона наполнила тарелку себе и невозмутимо уселась за стол.

В довершении всего господин Миккейн сказал:

— Благодарю, дорогая.

Всё это так изумило Найта, что он даже отвлёкся от вдыхания волшебного аромата. Заметив его смущение, историк мягко усмехнулся:

— Да, да, Найт. «Самка» ест за одним столом вместе с хозяином. В этом доме такие правила. Хотя они, вообще-то, были актуальны несколько веков назад практически повсеместно. По моему скромному мнению, это более правильно, чем считать любовь и уважение к собственной жене извращением вроде зоофилии. Ну, кушай же, остывает.

Он взял ложку и приступил к еде. Найт помедлил, но вскоре последовал его примеру.

Суп был просто волшебным. Не какая-то там полужидкая масса из синтезированного белка с красителями, вкусовыми и витаминными добавками или бульон с кусочками искусственного мяса, как в Академии. Нечто подобное Найту доводилось пробовать только дома. Хозяин города мог позволить себе кормить гарем и отпрысков натуральными продуктами. Правда, приготовление сложных блюд из таких дорогих ингредиентов, как натуральные овощи и мясо, не доверяли даже самой смышлёной самочке. У отца было в обслуге несколько поваров высочайшего класса. Жёны могли лишь смешивать питательные коктейли и красиво оформлять стаканы. Некоторые наиболее одарённые умели делать сложные сэндвичи и салаты. Уплетая суп за обе щёки и только иногда вспоминая о вежливой сдержанности, Найт украдкой поглядывал на Мону. С виду совсем серенькая, но наверняка стоит целое состояние, если это действительно она приготовила такую изумительную вкуснятину.

Едва заметив, что тарелка Найта опустела, Мона потянулась к половнику и крышке супницы:

— Как проголодался, бедняжка! Добавки? В вашей столовой такого наверняка не подают.

Найту стало стыдно за своё обжорство, и он помотал головой:

— Нет-нет, я сыт.

— Я всё же надеюсь, что для второго осталось немного места, — лукаво улыбнулся господин Миккейн, безошибочно определив, что до сытости мальчику ещё далеко.

Мона принесла чистые тарелки, теперь плоские, и на подносе три прямоугольных керамических блюда.

Из первого женщина зачерпнула свежего овощного салата, аккуратно раскладывая его сначала на тарелках мужчин, а затем на своей. Из второго специальной длинной ложкой ловко поддела истекающие золотистым соком кусочки мяса, которыми полукругом обложила ровненькие горки салата, после чего сдобрила салат подливкой. С третьего блюда Мона подцепила щипчиками прямоугольные коричневые ломтики какого-то странного пористого вещества и уложила их на маленькие блюдечки справа от тарелок.

Найт завороженно любовался движениями Моны, удивительно лёгкими, ловкими и грациозными. Она действовала, казалось, безупречнее робота-сборщика на автоматизированном машиностроительном заводе. Какая изумительная дрессура! Такие самочки наверняка доступны в Оазисах только по предварительному заказу.

— Приятного аппетита, — сказал господин Миккейн, беря нож и вилку. — Правда, натуральное мясо мы покупаем только по праздникам. Но клонированная биомасса в руках Моны превращается в нечто совершенно особенное.

— Мгу! — искренне подтвердил Найт с набитым ртом.

Мона смущённо улыбнулась.

— Вообще, несколько веков назад, — начал господин Миккейн, съев часть салата и небольшой кусочек мяса, — пищевые традиции предков эурийцев и имперцев разнились. В Эуро, то есть тогда ещё Европе, мясо было принято есть с салатом или овощами, а также рисом, а то и кислой капустой. В стране, на большей части территории которой позднее возникла Империя, мясо ели в основном вместе с картофелем, гречневой разваренной крупой или даже с отдельным блюдом из яиц, воды и перемолотых в муку злаков… эммм… как же оно называлось…

— Макароны, — негромко подсказала Мона.

— Точно! — обрадовался господин Миккейн. — Впрочем, на юге Эуро до сих пор сохранилась традиция приготовления похожего блюда с мясным фаршем и соусом из томатов. Спагетти. Мона умеет их готовить.

Женщина зарделась, точно услышала самую лестную похвалу.

— Мне почему-то больше нравится традиция сочетать мясо с овощами, — продолжал историк, работая ножом. — Хм… Наверное, потому что во мне больше эурийской крови. Но вот что я хм… позаимствовал у предков русийцев и шамбалийцев — это хлеб.

Он взял с блюда кусочек того самого странного пористого вещества. Разломил пополам и откусил небольшой кусочек, словно в задумчивости. Жестом предложил Найту угоститься. Мальчик послушно взял один кусочек и себе. Откусил, замер и принялся медленно, вдумчиво жевать, прислушиваясь к своим ощущениям. На вкус это было нечто непривычное. Чуть солоноватое, почти нейтральное по вкусу, с каким-то нематериальным внутренним теплом.

— Это… удивительно, — прошептал мальчик.

Историк просиял.

— Когда-то это был самый простой и самый необходимый продукт в культуре наших предков. Доподлинно неизвестно, но есть мнение, что исчезнувшие монголоидная и негроидная расы не придавали хлебу такого значения. Наши же предки и предки русийцев употребляли хлеб практически с любой пищей, особенно этим славились русские. К хлебу у них было практически сакральное отношение. «Плох обед, коли хлеба нет», «Каша — матушка наша, а хлебец ржаной — отец наш родной», «Без хлеба куска везде тоска», «Не трудиться — хлеба не добиться», наконец, «Хлеб всему голова» и многое другое — такие бытовали в их обществе поговорки. Хлебом называли не просто блюдо, а любую пищу, саму жизнь. «Хлеб наш насущный даждь нам днесь», — говорили они, обращая взоры к небесам.

— И… и что, хлеб с неба падал? — рискнул задать вопрос Найт.

— Нет, что ты! — засмеялся господин Миккейн. — Это они так молились.

Найт нахмурился. Он решительно ничего не понимал. Молиться — это значит готовиться к смерти, глядя в глаза своему будущему убийце. Те так и приказывают обычно: «А теперь молись». При чём тут русийцы, их предки, хлеб и небеса?

— Дорогой, ты совсем запутал мальчика, — Мона прикоснулась к ладони хозяина. — Дай ему доесть спокойно. А потом всё подробно объяснишь ему в гостиной, за чаем.

Господин Миккейн улыбнулся ей в ответ и последовал совету.

Глава 11

Через полчаса мужчина и мальчик сидели в удобных креслах в большом помещении, стены которого были оклеены узорчатой бумагой или тканью — Найт никак не мог разобрать. Высокие окна были задрапированы тяжёлыми портьерами, никаких жалюзи или матовых стеклопластиковых панелей. Оба кресла располагались перед самым настоящим камином, между ними красовался маленький столик из натурального дерева. Хотя не исключено, что и из удивительно качественной имитации этого природного материала. У стен стояли высокие стеллажи со старинными книгами. Просто невероятное количество — не меньше пяти десятков! На стенах висели такие же картины, как и в коридоре, ведущем в ванную.

Господин Миккейн дал Найту время вдоволь поразглядывать диковины. Потом Мона принесла ароматный чай в маленьких чашечках, блюдце с пастилой и крекерами, а сама уселась в уголке на диванчике и принялась вязать что-то, судя по уже вполне угадывающейся форме — свитер. Найт уставился на неё. Он никогда не мог предположить, что вязать можно руками, а не задавать программу для автомата. Мона почувствовала взгляд, подняла глаза и улыбнулась. Найт поспешно отвернулся. Смотреть на чужую самку невежливо и вообще предосудительно!

Господин Миккейн вдруг нарушил тишину:

— Я заметил, ты очень хорошо воспитан, Найт. Редкое качество для мальчика, обучающегося на Боевом отделении. Признаться, я был удивлён твоими манерами. Кто научил тебя этикету?

Найт напрягся и с усилием проговорил после паузы:

— Один… добрый человек.

— А разве он не рассказал тебе про искусство прошлого? Ты смотришь на картины так, будто видишь их впервые.

— Это так, — кивнул Найт. — Мой… опекун не посчитал нужным обучить меня азам истории.

— Странно, — покачал головой историк, отхлёбывая из чашечки. — Впрочем, этот пробел твоего образования могу восполнить и я. Конечно, если хочешь.

— О, господин учитель, конечно же, хочу! — воскликнул Найт.

— Что ж, выбирай, о чём ты хочешь узнать в первую очередь? — господин Миккейн жестом указал на картины и фотографии на стенах.

Найт растерялся, протягивая руку то к одной картине, то к другой, приоткрывая рот, но тут же поворачивался в другую сторону. Ему очень хотелось узнать сразу всё обо всех этих артефактах прошлого.

— Ты не последний раз у меня в гостях, Найт, — заверил господин Миккейн, — так что постепенно ты узнаешь что-то о каждом из этих произведений искусства.

— Ну тогда… Ммм… Вот эта.

— Хм, — господин Миккейн поставил чашку на столик и скрестил на груди руки. — Интересный выбор. Впрочем, не удивительный для будущего киборга. Итак, художник начала-середины XX века доядерной эпохи Отто Дикс и его масштабное полотно, полиптих под общим названием «Война». Подобно средневековым многостворчатым алтарям, он написан на дереве. С одной стороны, изображённое на картине очень реалистично, а с другой — очень символично, что роднит Дикса со знаменитым художником-мистиком ещё более отдалённого прошлого — Иеронимусом Босхом. В центральной части «Войны» изображено как будто царство смерти. Справа марширующие солдаты кажутся призраками, мы можем догадаться, что художник хотел сказать: «Они обречены на гибель». Над ними уже реет призрак смерти. Может быть, он изображён в виде вот этого трупа, повисшего на колючей проволоке. Смотри, он как будто летит над полем, усеянным мёртвыми телами. В нижней части вповалку лежат всё те же мертвецы. Как итог, как черта, которую подводит война под человеческой жизнью. Всё это художник видел и переживал лично. Он участвовал в войне, и она навсегда изменила его.

— Страшно… — прошептал Найт после паузы. — Неужели он пережил Пыльную Войну?

— Нет, что ты! Отто Дикс жил за три столетия до её начала. Это полотно было написано в промежутке между Первой и Второй мировыми войнами. Человечество считало, что ничего страшнее уже не произойдёт. Развязав Пыльную Войну, оно поняло, что ошибалось. Сейчас вряд ли случится что-то столь же масштабное и разрушительное. Человечество напугано до чёртиков. Рискну предположить, что оно наконец-то чему-то научилось.

Найт медленно кивнул. Потом выбрал совсем мирную, хоть и простенькую, картину.

— Леонардо да Винчи, — нараспев произнёс историк, и звуки диковинного древнего имени показались Найту настоящей музыкой. — Его знаменитая «Мона Лиза» или «Джоконда». Пожалуй, одна из самых загадочных картин прошлого. Вокруг неё родилось множество легенд. Например, существовало мнение, что на картине изображён юный ученик (многие говорили — «любовник») Леонардо, или что это своеобразный автопортрет художника, или что у дамы были очень плохие зубы, потому-то она и улыбается так сдержанно. А ещё взгляд Моны Лизы всегда направлен на зрителя, с какой бы стороны он не подошёл к картине. И это более чем за половину тысячелетия до изобретения голограмм!

Найт встал, подошёл к картине и некоторое время так и эдак крутился рядом с ней, приседал, подпрыгивал. Потом повернулся и воскликнул, широко улыбаясь:

— Правда! Она смотрит на меня, как голограмма, что бы я ни делал… А вот это нарисовал тоже Леонардо?

— Нет, это уже другой гений его эпохи, Микеланджело. Это фотоснимок фрески на потолке Сикстинской капеллы — «Сотворение Адама». Вместе с этой самой капеллой шедевр, к сожалению, утрачен во время Пыльной Войны. Наверняка это было величественное зрелище. Только представь себе: ты поднимаешь голову и видишь зарождение разума на Земле. Создание Богом первого Человека. А этот жест — лёгкое касание рук персонажей картины — показывает вечную незримую связь Человека с Богом.

— А кто такой Бог? — простодушно спросил Найт. — Какой-то биолог? Генный инженер?

— В какой-то степени да, — усмехнулся господин Миккейн. — Пожалуй, это величайший инженер всех времён и народов. Я расскажу тебе о нём как-нибудь в другой раз, если захочешь. Это разговор не на одну встречу.

Найт послушно кивнул и медленно прошёлся вдоль стены, разглядывая картины. Из сотен глаз на него с интересом смотрело само Время, молчаливое и не понятое никем, только медиумами, подобными господину Миккейну.

— А вот это нарисовал тоже Леонардо? — спросил Найт, осторожно прикасаясь к совсем небольшой застеклённой фотографии, на которой был запечатлён мужчина с четырьмя руками и ногами.

— Да, это репродукция его рисунка. «Витрувианский человек». Тот самый, с которым я тебя сравнил на первой лекции.

— Значит, это — образец Человека? — полушёпотом спросил Найт, разглядывая рисунок. Мужчина с суровым лицом как будто бы имел по две пары конечностей, одна из которых была прозрачной. Если представить, что изображены две позиции одного и того же тела, то с разведёнными в стороны руками Человек вписывался в квадрат, а с ногами, расставленными на ширину плеч, — в круг.

— Скорее, это образец классических пропорций. В соответствии с сопроводительными записями Леонардо, этот рисунок был создан для определения пропорций человеческого тела, как оно описано в трактатах античного архитектора Витрувия. Этот рисунок многими рассматривался как символ внутренней симметрии человеческого тела и Вселенной в целом. Он является одновременно научным трудом и произведением искусства.

Господин Миккейн встал и приблизился к Найту.

— В прошлом искусство зачастую было частью науки. Сейчас оно стало разделом истории. Старое, доядерное искусство. У нас нет своего искусства, только медиа. Реклама, беспредметные видеоролики, голографические миксы, развлекательные и новостные видеоблоги в Сети, диджейские сеты, клубные танцы. Вряд ли последующие поколения будут так же тщательно разбирать их, как мы разбираем сейчас эти старинные картины. И в условиях Сети, в которой скорее запомнят название ролика, чем его автора, вряд ли сохранятся имена мастеров. Да и кого можно считать истинным художником, если всю работу делают программы? Каждый может творить. Искусство обесценилось, стало массовым развлечением. Безымянным, без всплесков гениальности. Только со счётчиком просмотров.

— Значит, — произнёс Найт, — от нашего мира ничего не останется?

— Что-то всегда остаётся, — мягко улыбнулся господин Миккейн. — Давай не будем о грустном. Как тебе эта картина? Забавно ведь, как часто в прошлом изображали женщин…

Они разговаривали ещё очень долго, пока Найт не задремал, свернувшись калачиком в кресле. Сытная еда, тепло и доброжелательная атмосфера разморили его.

Но вдруг посреди какого-то светлого и приятного сна точно выросли мотки колючей проволоки. Ощущение холодной шершавой лавки, упиравшейся в рёбра, чужие жёсткие пальцы, вцепившиеся в волосы и терзающие его тело. Вдруг всё исчезло — и Найт увидел, как Дэл раскидывает в стороны его обидчиков. Только, как это часто бывает во сне, он отличался от себя реального необыкновенной красотой и силой, он даже казался старше. И вот он повернулся к спасённому мальчишке и улыбнулся, как Мона Лиза.

Найт открыл глаза, сладко потянувшись, и обнаружил себя лежащим на диване, на котором совсем недавно Мона вязала свитер.

Сейчас в гостиной никого не было. Только молчаливо наблюдали за ним картины.

Найту стало стыдно, что он так злоупотребляет гостеприимством учителя. Быстро поднявшись и пригладив волосы, Найт как можно тише и незаметнее покинул комнату.

Но на пороге квартиры его окликнула Мона:

— Вы уже уходите, молодой господин? Может быть, позавтракаете?

— Нет, спасибо, — Найт был несколько удивлён тем, как изменилась манера общения Моны. Теперь она ничем не отличалась от обитательниц гарема его отца. Разве что внешним видом — всё таким же сереньким.

— Господин Миккейн уже уехал?

— Да, переложил вас на диван и приказал вас не будить.

— Вот чёрт! Я наверняка проспал всё на свете! — Найт кинулся в холл и стал торопливо одеваться.

— Простите меня, молодой господин! Но мне хозяин приказал вас не будить! — сокрушённо заголосила женщина.

Найт повернулся к ней и сказал успокаивающим тоном:

— Всё в порядке, Мона, я не сержусь.

— О… Благодарю вас, молодой господин!

— Мона… — произнёс Найт негромко, — что с тобой? Вчера ты вела себя совсем иначе.

— Мой хозяин требует, чтобы я так себя вела. Я стараюсь угодить ему, не то он сдаст меня обратно в Оазис…

Найт помолчал, потом уверенно заявил:

— Господин Миккейн не сдаст. Когда он вернётся, передай ему, пожалуйста, мою благодарность за гостеприимство. И тебе тоже большое спасибо за угощение.

Он улыбнулся, но на лице Моны отразилась растерянность, почти испуг.

Найт вышел из квартиры и поспешил к ближайшему транспортному терминалу.

Однако вечером мальчик вернулся вместе с учителем к нему домой. Господин Миккейн остановил его в коридоре после лекции и напомнил, что уговор был не на один вечер.

До самых летних экзаменов Найт фактически жил у своего учителя, почти не видясь с однокурсниками. Он только краем уха слышал, что Ка похлопотал, поднял нужные связи, и Бофи перевели в другой блок, а Грайда вроде бы близнецы отделали так, что он надолго забыл о приставаниях к другим мальчишкам.

Постепенно воспоминания о происшествии в раздевалке стёрлись из памяти Найта. Он блестяще сдал экзамены и перешёл на четвёртый курс.

Лишь одно осталось в голове Найта — смуглый, яркий Делейт Лебэн, спасающий его от Грайда. Образ этого колючего буки никак не хотел покидать воспоминаний альбиноса. Постепенно воображение добавляло Делейту новые черты, превращая его из агрессивного задиры в смелого, благородного, сильного героя.

И вот, на четырнадцатом году жизни Найт осознал, что впервые влюбился.

Глава 12

Найт был так увлечён просмотром новой диковины — старинных записей музыки и танцев доядерной эпохи, что даже вздрогнул, когда в прихожей господина Миккейна раздалась мелодичная трель звонка.

— Мона, кто там? — историк высунулся из комнаты.

— Это к тебе, дорогой, — Мона почему-то была бледна и несколько растеряна.

Найт заволновался, но учитель похлопал его по плечу, успокаивая, и вышел из комнаты.

В холле, чуждый всему окружению, стоял киборг — генерал Агласис Шибта. Сейчас он был в штатском — средней длины френч, брюки вместо галифе, высокие сапоги, перчатки. Но господин Миккейн не обманывался этим «мирным» видом.

— Добрый вечер, господин генерал, — спокойно и вежливо поприветствовал гостя хозяин дома. — Проходите, не откажитесь от чая.

— Добрый вечер, господин учитель. Благодарю, но я по одному очень неоднозначному вопросу. Нас не должны слышать.

— В таком случае пройдёмте ко мне в кабинет.

Через минуту они оба сидели на диване в небольшом помещении, заставленном деревянными книжными шкафами, на столе дымились две чашки чая, к которым никто не притронулся.

— Я начну с сути и постараюсь говорить кратко, — произнёс генерал. — Вы, вне всякого сомнения, выдающийся преподаватель, один из лучших в Империи. Но в последнее время о вашем недопустимом поведении столько кривотолков, что они дошли даже до меня.

Господин Миккейн снял очки, медленно протёр их фланелевым платочком и, надевая обратно, проговорил:

— Я не вполне понимаю вас… В последнее время я не нарушал никаких правил и даже лекции стал вести наиболее приближенно к программе. Так сказать, убрал «отсебятину», как изволила выразиться дирекция Академии.

— Это не связано с вашей профессиональной деятельностью, — мотнул головой киборг и, зачем-то оглянувшись на плотно запертую дверь, проговорил тише:

— Это касается вопросов морали.

По лицу историка не сложно было догадаться, что он до сих пор ничего не понял.

Вздохнув, генерал заявил напрямик:

— Ваши… эммм… отношения с неким Найтом, курсантом младшей ступени Боевого отделения. Мальчику ведь нет даже пятнадцати!

— И что? Вы считаете, что четырнадцатилетний подросток не в состоянии усвоить некоторые дополнительные сведения об истории страны и мира? — и тут вдруг до господина Миккейна дошло. Он рассмеялся. — Ах, простите, кажется, понимаю, какие такие отношения вы имеете в виду. Боже мой, это же надо было додуматься!

Пока господин Миккейн смеялся, потирая переносицу, киборг молчаливо ждал.

— Я могу заверить вас, господин генерал, — отсмеявшись, сказал историк серьёзным тоном, — что с Найтом меня связывают только отношения «учитель-ученик», но никак не что-то порочащее честь Академии. Могу даже согласиться на процедуру нейросканирования, если это вас убедит лучше.

Генерал помолчал.

— Поймите, господин Миккейн, дыма без огня не бывает. Мальчик фактически живёт у вас. Вы выказываете ему особое расположение. Многие видели…

— Что видели? Что я кладу руку ему на плечо или глажу по голове? Боже, ведь это же просто обычные отеческие жесты! — воскликнул историк. — Найт напоминает мне меня в юности. Мой родной сын ещё слишком мал и находится сейчас далеко от дома, в интернате столицы. Я его практически не вижу — причём это не моё решение, а правила учебного заведения. Немудрено, что я нашёл себе достойного воспитанника. Найт — исключительный умница, и я, признаться, заранее скорблю о его участи. Ему не киборгом бы стать, а управленцем или, ещё лучше, учёным. А у тех, кто распускает грязные слухи, один секс на уме. Весь этот мир просто помешан на сексе. И людям гораздо проще и приятнее поверить в педофилию, чем в передачу опыта от старшего младшему. Ну… ну как в Античности!

— Я тоже изучал историю в Академии, — глухо отозвался генерал. — Вы привели не вполне удачный пример. Вспомните, что ещё связывало учителей и учеников в античные времена…

— Да, пожалуй, и правда неудачный пример, — нервно усмехнулся историк.

— То, что Найт демонстрирует более высокие интеллектуальные способности, чем требуется на его курсе и отделении, ещё не говорит о том, что он растрачивает жизнь впустую. Киборг тоже может уметь не только разносить противников в клочья, но и думать, — с достоинством продолжил генерал. — Этот мальчик вырастет киборгом. У него нет иной дороги.

— Жаль. Действительно жаль, — вздохнул господин Миккейн.

— И я всё-таки рискну напомнить вам о приличиях. Не сочтите оскорблением. Я могу вам поверить, как взрослый разумный человек взрослому разумному человеку. Но общественность… И… и другие дети… Понимаете… мне осталось недолго. Через два года, если вдруг не погибну при каких-нибудь обстоятельствах, за мной придут Стиратели. И я больше не смогу следить за судьбой Найта. Я не хочу оставлять его совсем одного, беззащитного перед толпой злобных малолеток, которые будут тыкать в него пальцами и жестоко дразнить. Хватило и того случая, о котором Академия до сих пор судачит на все лады… На счастье этого Грайда, я был в отъезде. Иначе я не знаю, что бы я сделал! Вы же можете вызвать новую волну враждебности. Поймите, всё выглядит именно так, будто вы совратили мальчика.

Господин Миккейн выслушал всё спокойно и внимательно. Помотал головой.

— Я его пальцем не тронул.

— Верю. Но прошу вас перестать так открыто демонстрировать ему своё расположение. Пусть мальчик вернётся обратно в общежитие, пусть будет как все.

— Он никогда не будет как все.

— Пусть хотя бы попытается.

— У него не получится.

— Вы хотите сломать ему жизнь? — резко спросил господин Шибта.

— Жизнь ему сломал его высокопоставленный отец, упрятавший сына в Академию, с глаз долой, от себя подальше, чтобы не дискредитировать себя… «уродцем»! — вдруг вспылил историк. — И с его стороны очень недостойно запрещать сыну носить свою фамилию!

— Найт не должен называть фамилии отца, — напряжённо проговорил киборг.

— Что же это за фамилия такая? Уж не И…

Генерал метнулся вперёд, прижав широкую пятерню ко рту господина Миккейна. Тот замер, вытаращившись на так молниеносно оказавшегося рядом киборга.

— Простите… — убрал руку тот.

— Эта ваша паранойя, — покачал головой историк. — Уверяю вас, в моём кабинете нет жучков и камер наблюдения. Вам надо научиться дышать чуть свободнее.

— Мы все давно забыли, что такое свобода, — генерал отступил на шаг. — Прощайте, господин Миккейн. И прошу прощения за те мои слова, что могли ненароком оскорбить вас.

Он чётко склонил голову и прошагал к выходу. Господин Миккейн поспешил следом, чтобы проводить гостя согласно этикету. Но генерал уже покинул квартиру и прикрыл за собой дверь.

Мона смотрела на мужа перепуганными глазами, робко притаившись за расписной деревянной ширмой. Господин Миккейн ободряюще улыбнулся ей и сказал:

— Всё в порядке, дорогая.

С этими словами он вернулся к Найту, который всё так же сидел на полу перед огромным плоским экраном, на котором, слегка вздрагивая от помех, возникших при перегонке старинного формата в современный, танцевали крошечные человеческие фигурки — вроде бы женские — в белых одеждах и диковинных юбках.

— Собственно, это и есть классика, — сказал господин Миккейн, привалившись плечом к дверному косяку, — а вовсе не та музыка, что сохранилась с XXII–XXIII веков.

— Сейчас так не танцуют, — Найт задумчиво следил за тонкими ножками, опиравшимися на самые кончики носочков.

— Тебе нравится?

— Мне больше всего вот это понравилось, — Найт быстро провёл ладонью над чувствительной панелью в углу экрана. Всплыло меню. Спустя несколько манипуляций запустился проигрыватель аудиофайлов. Разумеется, старая запись не могла сравниться по чистоте и качеству звука, по сбалансированности частот и глубине басов с современными сетами самого захудалого диджея из самого затрапезного клуба. Но необыкновенная динамика, стремительность, взрывная, нервная мелодия, которая налетала, словно ледяной ветер, и стихала — всё это поразило Найта до глубины души.

— Зима, — задумчиво произнёс господин Миккейн.

— М? — повернулся к нему Найт.

— Антонио Вивальди, «Времена года. Зима».

— Да. Зима, — проговорил Найт, снова повернувшись к чёрному экрану, на котором мерцал список воспроизведения. Древние музыканты имели большую власть над звуком, чем современные. Тогда, много веков назад, люди умели облекать в музыку движения души, дыхание природы, свои мысли, страхи и мечты.

— Найт, — господин Миккейн присел на корточки перед Найтом и взял его за руку. — Нам нужно договориться кое о чём.

Альбинос смотрел на него во все глаза, приготовившись ловить каждое слово, от напряжения лёгкое косоглазие даже стало чуть заметнее, и учитель увидел в его взгляде притаившийся страх. Никому не нужный, брошенный ребёнок, который наконец-то нашёл пристанище. И пусть этот «ребёнок» уже сейчас почти одного роста со своим учителем, а постоянные тренировки и инъекции, моделирующие мышечную массу, превратили тщедушного болезненного подростка в стройного, мускулистого юношу, который может вызывать скорее восхищение, чем жалость, всё же господину Миккейну стало жаль Найта, но он нашёл в себе силы сказать:

— Давай ты будешь приходить ко мне не каждый день, а строго по субботам?

— Ох, конечно же, я и так злоупотребляю вашим гостеприимством! — Найт вскочил было на ноги, собравшись немедленно распрощаться, но учитель жестом остановил его:

— Я не гоню тебя, если хочешь, заночуй сегодня в комнате моего сына, как обычно. Это просто на будущее.

— Благодарю вас, господин учитель, — широко улыбнулся мальчик.

Господин Миккейн кивнул и встал. Потом постоял рядом с учеником, пока тот, не отрываясь, смотрел на танец маленьких лебедей. И незаметно вышел.

Глава 13

— О! Кто почтил нас, смертных, своим присутствием! — широко развёл руки в стороны Делейт, когда Найт переступил порог спальни пятого блока. Сердце альбиноса вздрогнуло и затрепетало: он решил, что Дэл раскрыл объятия. Но это была просто шутка, ёрничанье.

— Нагулялся, ваше высочество? — продолжал Делейт, плюхнувшись на кровать и заложив руки за голову. — Да только ты так долго в общаге не появлялся, что не в курсе последних событий. Пятый блок поредел немного после лета, и теперь нас наконец-то распределили по возрасту. В этой спальне одна мелюзга. А тебе в соседнюю. Ты у нас теперь большой. Четверокурсник!

Найт продолжал мяться на пороге, теребя лямки казённого матерчатого рюкзачка. Теперь он заметил, что в помещении и правда не было никого старше двенадцати лет. Попалось даже несколько совершенно незнакомых лиц — первокурсники этого года.

В образовавшуюся паузу к Найту подскочил Биффант Худжин, только что вышедший из душа, крепко обнял его и радостно воскликнул:

— Ура! Ты вернулся!

— Ненадолго, — к Найту приблизился Тод. — Ну, чего встал-то? Тебе в соседнюю спальню.

Найт посмотрел поверх его головы на Делейта, но тот таращился в потолок, как будто ничего интереснее в жизни не видел. Найт удручённо вздохнул, потрепал Биффанта по голове, отвернулся и ушёл.

В соседней спальне, в шестом блоке, Найту оказался знаком только Ка, поприветствовавший его лёгким кивком и нейтральной улыбкой. Близнецы Чейз и Долори остались в пятом блоке.

Найт поздоровался со всеми присутствующими, затем спокойно прошагал к одной из свободных коек и стал складывать в тумбочку своё немудрящее имущество. Он вёл себя не в пример увереннее, чем при поступлении в Академию. Казалось, это случилось сто лет назад.

— Ты, кстати, в госпиталь заходил? — спросил Ка, отложив книгу.

— Нет, а зачем? Со мной всё в порядке.

— А, ну да. Ты не в курсе, прогульщик. С будущей недели вшивки начинаются. Надо пройти обследование. Или ты забыл, что учишься на Боевом?

Найт сглотнул. Ему показалось, что его жизнь приближается к крутому повороту. После этого поворота ничего не будет как прежде.

— Спасибо за напоминание, я обязательно схожу.

Вдохнув, Найт взял кабель и отправился в мнемотеку. Ему хотелось немного привести мысли в порядок. В этом ему помогало трёхмерное моделирование, которому он успел научиться во время незапланированных «каникул» в доме господина Миккейна.

* * *

Стандартные вшивки производятся за счёт государства, и курсант не имеет права выбора, для всех «первый набор» един. Это уберегало излишне горячных юношей от операций, которые их организм, пока ещё слабо приспособленный, мог попросту не вынести. Самыми первыми вшивались нейроблокираторы, помогавшие лучше переносить боль от будущих имплантатов и перегрузок, затем наступал черёд оптимизаторов памяти, чувств и скорости мыслительных процессов, постепенно вшивались более и более объёмные мнемокарты, а также мнемопорты, обеспечивающие наиболее эффективное управление компьютером и оперирование полученной информацией.

В среднем к пятому-шестому курсам мальчики получали также несколько стандартных имплантатов боевой группы, что превращало их уже на 70 % в машины и давало право называться киборгами. Но чёрную полоску на нижней губе — спрессованный штрих-код — ставили уже при самой первой, собственно «киборгской» операции.

Найт стоял перед зеркалом в светлой, просторной палате, в которой кроме него дожидались своей очереди ещё несколько мальчишек-тринадцатилеток, и задумчиво рисовал себе «знак киборга» где-то раздобытым маркером. Казалось, от этой простой линии меняется всё лицо. Полоска. Всего лишь полоска! Её вид гипнотизировал. В зеркале как будто кто-то другой.

Остальные будущие киборги вели себя более возбуждённо. Они наперебой хвалились своими вшивками тяжёлой группы, которых не было ещё и в помине. Каждый представлял, как круто он «вошьётся», и как мало в нём останется от человека, и как все будут тыкать пальцем в его сторону и восхищённо вздыхать (а то ещё и дрожать при этом): «Смотрите, это же киборг!»

В одной палате находились как четверокурсники, так и третьекурсники. Согласно правилам и установленным стандартам, вшивки производились в зависимости от возраста, а не от курса. Всем мальчикам исполнилось полных тринадцать лет. А тринадцать подчас исполнялось третьекурсникам в самом начале учебного года (при переводе на каждый последующий курс учитывалось, сколько полных лет исполнилось мальчику на начало учебного года). Если бы Найт поступил в Академию в десять, то его точно так же «вшивали» бы на третьем. Но третий он «перепрыгнул». Тринадцать ему было фактически на втором. Если бы не его адаптация, то Найт стал бы первым «вшитым» второкурсником за всю историю Академии Броксы.

Впрочем, и без этого уникальности Найту хватало. В палате многие были о нём наслышаны, хотя знакомых лиц мальчик не увидел. Некоторые называли его «достопримечательностью» — не так давно бытовавшей кличкой. Найту чудилось, что он может физически ощутить любопытные взгляды.

Через равный промежуток времени молодой медбрат (Найт узнал его, именно этот человек ставил ему капельницу зимой, спасая от анафилактического шока) заходил в палату, вызывал очередного мальчика и уходил с ним. Что-то было пугающее в этом, хотя оставшиеся прекрасно понимали: сокурсников после операции переводят в другую палату. Никто не мог припомнить, были ли в ближайшее время случаи неудачных операций по вживлению блокираторов. Всем хотелось верить, что таких случаев не было и не будет.

Очередь Найта наступила, казалось, через целую вечность, хотя на самом деле — через пару часов. Медбрат вызвал его без фамилии: «Найт», — и, положив руку ему на плечо, увёл по узкому светлому коридору в небольшую стерильную операционную.

Блокираторы, маленькие псевдоорганические чипы, вживлялись под общим наркозом в определённые участки мозга через крошечные отверстия, просверленные в черепной коробке. Операция считалась такой же простой, как удаление аппендицита, но всё же молодым кибербиологам её не доверяли. Как-никак, воздействие на мозг.

Когда Найт вошёл в операционную, господин Торроф, прибывший из столицы кибербиолог, тщательно протирал руки дезинфицирующим составом. Это был серьёзный, широкий и коренастый мужчина с аккуратной, частично седой бородкой. Под пронзительным взглядом его зеленовато-серых глаз мальчик немного оробел.

— Садитесь, молодой человек, — сурово произнёс кибербиолог, кивнув в сторону операционного кресла. — Когда вы очнётесь, то больше не будете человеком.

Последнее, скорее всего, следовало воспринимать как шутку, Найт бледно улыбнулся, послушно садясь. Ему вдруг стало по-настоящему страшно. Затылки и макушки мальчикам обрили ещё в палате, оставив «чубы», которые некоторое время ещё будут красочно свидетельствовать о произошедшей перемене, и прикосновение холодных, затянутых в тончайший латекс пальцев к голой коже заставляло Найта содрогаться всем телом.

Хирург деловито обмазывал нужные участки головы Найта специальным дезинфицирующим составом, в то время как молчаливый ассистент делал пациенту внутривенный укол тремя различными препаратами, постепенно успокаивая нервную деятельность мозга и погружая его в состояние, близкое к глубокому обмороку. Заметив, как Найт взволнованно раздувает ноздри, медбрат украдкой подмигнул ему. Найт слабо улыбнулся в ответ и закатил глаза, уже почти не чувствуя, как в его трахею вставляют трубку, соединённую с помпой, нагнетающей воздух в лёгкие.

* * *

Из госпиталя Найт выписался в день своего рождения.

В большом окне общего холла, в который когда-то врезался флайер господина Миккейна, в пелене промозглого осеннего дождя плыл серым миражом город, переливаясь вечерними огнями и рекламами. Солнце ещё не село и недобро поглядывало из-под навалившихся туч на лежащий внизу мир. Ллойд Мах проворно снимал заживляющие пластыри с голов мальчишек при помощи специального раствора.

— Ну, губошлёпы, — смешливо обратился он к юным киборгам, губы которых действительно чуть припухли от нанесения штрихкода, — с почином. Теперь увидимся через полгода, когда оптимизаторы вшивать будем. Бегите уж, хвастайтесь полосками.

Мальчишки с радостным гиканьем ринулись в широкий коридор-переход между башнями госпиталя и учебного корпуса. Всем действительно хотелось похвастаться перед малышнёй своей полоской на нижней губе.

Найт признал за собой такое же желание. Но ему хватило бы, чтобы только один-единственный человек сказал: «Да. Круто». Но этот человек наверняка лишь фыркнет и усмехнётся, сунув кулаки в карманы комбинезона, и ничего подобного не скажет.

* * *

— Да точно, я тебе говорю, — заговорщическим шёпотом прошипел Тод, наклонившись к Делейту через стол. — Мыш с тебя млеет и тает. Это так заметно, почему ты не замечаешь? Всё Боевое уже ржёт по-тихой.

— Чего? — не расслышал Делейт, продолжая хлебать суп.

В столовой было шумно, Тоду пришлось повысить голос. Тод подружился с Делейтом, признавал его верховенство и опасно балансировал на грани между «приятелем» и «шестёркой». И в раздувании сплетен о Найте едва не переступил эту грань.

Однажды он увидел, как Найт и Делейт негромко разговаривали в полупустой мнемотеке. Что-то дёрнуло Тода изнутри. Словно прошлись наждачной бумагой между лопатками. Вместо того чтобы незаметно скрыться, Тод как ни в чём не бывало прошёлся мимо и ехидно бросил:

— Воркуете, голубки?

— Иди ты! — рявкнул Делейт и легонько пихнул его в плечо. Найт, вздрогнув, точно его разбудили ведром холодной воды, выбежал из мнемотеки.

— Да чего ты, Дэл? — воскликнул Тод. — Вон, смотри, как подорвался! И что скажешь, я не прав?

Делейт проводил Найта взглядом и поджал губы, задумчиво прищурившись.

* * *

Под одеялом было тепло. Мерцал экран мини-ноута, взятого напрокат у одного из сокурсников. На собственный пока не хватало, хоть мальчикам, начиная с тринадцати лет, и выплачивали минимальную стипендию. Найту казалось, что он попал в волшебную пещеру, в которой он в полной безопасности. На экране вертелся каркас сложной снежинки. То и дело Найт что-то поправлял в программе, переносил точки изображения в память виртуального голографического генератора. Позже его можно будет подключить к настоящему, физическому генератору. Только где бы его взять? Вздохнув, Найт потёр переносицу и решил немного отвлечься от снежинки. Открыл несколько следующих файлов, объединил их. На экране появилось грубо слепленное из простейших геометрических фигур лицо, в котором при определённой фантазии можно было узнать Делейта Лебэна. Найт положил подбородок на руки и протяжно вздохнул, мечтательно улыбнувшись.

Когда его тихонько ткнули пальцем в плечо, Найт едва не подпрыгнул. Он судорожно закрыл программу и только после этого выпутался из одеяла. Рядом с кроватью стоял Ка.

— Хех… Кто что под одеялом делает, — усмехнулся он. — Ты бы спать лучше укладывался. Завтра тесты по стрельбе. Или ты совсем забыл со своим Чёрным?

— Ой, а ведь точно! — спохватился Найт, пропустив подшучивания мимо ушей. Он действительно забыл. Именно из-за своего Чёрного, как называли Дэла из-за необычного цвета волос и глаз, а также из-за смуглой кожи.

Найт наскоро выключил ноут, сунул его под подушку и плюхнулся на спину, вытянув руки по швам. Ка усмехнулся.

— Хе. Ну, спокойной ночи, что ли.

— Спокойной ночи, — отозвался Найт, не открывая глаз.

Глава 14

Наутро все курсы со второго по восьмой сдавали нормативы по стрельбе. Выпускной, девятый, сдавал отдельно. Курсы были распределены по разным тирам. Мальчики и юноши стояли ровными рядами в маленьких кабинках, над входом в каждую светился экран автоматического счётчика. По узкому коридорчику позади кабинок ходил взрослый киборг в должности второго инструктора. Первый занимался физической подготовкой и рукопашным боем, третий обучал всем премудростям, связанным с оружием, а четвёртый тренировал молодых киборгов в командной работе и разъяснял принципы действия на разных «полигонах» — в городе, родном и чужом, на открытой местности, в помещениях разного типа, с помощью координатора и без, на освобождение заложников, на ликвидацию противника и так далее.

Второй инструктор внимательно поглядывал на показания счётчиков, мысленно отмечая, какого курсанта приставить к повышенной стипендии. Надолго задержался напротив кабинки Делейта Лебэна. Одобрительно улыбнулся уголком рта. Пожалуй, это признанный лидер в возрастной группе от двенадцати до пятнадцати лет. Ему мало в чём уступает тот генму с четвёртого, что удивительно: у альбиносов, вообще-то, плохое зрение. Наверное, такой высокий процент центровых попаданий связан в случае Найта не со зрением, а с каким-то удивительным чутьём, в которое инструктор не особенно-то и верил.

Тем временем Делейт Лебэн выбил ещё две «десятки» подряд, перезарядил учебный дикрайзер, старательно делая вид, будто не чувствует за своей спиной постороннего присутствия, после чего снова вскинул руку и продолжил палить по мишени. Инструктор двинулся дальше, внимательно поглядывая на счётчики. Да, как он и предполагал, Делейт опережал по показателям всех своих однокурсников.

* * *

После теста Найта приставили к повышенной стипендии. Большинство знакомых искренне радовалось за него, а кое-кто, для кого Найт был просто генму, открыто утверждал, что дело тут не чисто, и что альбиносы — слепые, и что Найт наверняка отсосал кому следует. Тут же вспоминали историю недавнего прошлого, связанную с учителем истории. До Найта доходили эти слухи. И ему приходилось прикладывать усилия, чтобы не обижаться на языкастых завистников. Он решил, что пустые слова не стоят того, чтобы обращать на них внимание. Гораздо важнее накопить нужную сумму и купить настоящий генератор голограмм.

В шестом блоке над странным хобби товарища посмеивались, но нельзя было не признать, что в моделировании голограмм Найт развил определённый талант. Ради шутки он моделировал лица приятелей в шаржевом виде и заставлял их говорить высокими «клоунскими» голосами, сгенерированными на компьютере. А однажды Чейз, до которого тоже дошли слухи о талантах Найта, неизвестно где раздобыл сверхтонкие резиново-пластиковые пластинки, которые могли удерживать голограмму. И вскоре среди старшекурсников не только Боевого, но и остальных отделений Академии, разошлись крошечные «голые сучки», которые танцевали непристойные танцы. За это небольшое удовольствие, не предусмотренное уставом Академии, старшекурсники с готовностью отдавали от десяти до пары сотен кредит-единиц в зависимости от сложности танца и внешности нарисованной сучки. От этих денег определённый процент перепадал и Чейзу. При появлении на горизонте учителя или куратора голограмма выключалась, и пластинка-держатель легко пряталась в кармане. Единственное, от чего Найт отказывался, это от порнографии. Вероятно, поэтому он не нарвался на крупные неприятности и мог продолжать зарабатывать своим столь несвойственным киборгу талантом. Наверняка дирекция Академии давно была в курсе его небольшого «бизнеса», но, по слухам, несколько конфискованных голограмм благополучно перекочевали в карманы строгих блюстителей морали и теперь услаждали уже их взор.

Несмотря на приличный для курсанта Академии заработок, Найт продолжал ходить в казённой униформе, в то время как другие стипендиаты в первую очередь покупали личную одежду и прочие «предметы роскоши», а также тратили деньги на лёгкие незапрещённые (но только не в стенах Академии!) наркотики и сигареты. Но зато к началу зимы он смог приобрести генератор голограмм в комплекте с несколькими мини-держателями с функцией датчиков движения, закрепляемыми на теле, что помогало в создании голограмм, которые видоизменялись в зависимости от жестов и положения тела в пространстве. Всё это хранилось в маленькой ячейке специального склада — курсантам вовсе не возбранялось иметь какое-то ценное имущество. Некоторые хранили там обувь или клубные очки-хамелеоны. Что ж, у каждого свои понятия о ценности.

Найт то и дело доставал свой генератор, работал с ним в свободное от занятий время. Иногда открыто — создавая всяческие модели оружия, автомобилей, одежды или мебели. А иногда прятался в мнемотеке или каком-нибудь другом укромном местечке и никому не показывал, над чем трудится. А так как генератор его не был подключён к локальной Сети Академии, то даже самые искусные хакеры с последних курсов Отделения Оперирования не могли тайком подсмотреть за ним.

* * *

Однажды Чейз, доставив Найту очередную партию держателей и разговорившись с ним в коридоре учебного корпуса, предложил ещё одну авантюру.

— Ты что, ни разу про «Сад Чудес» не слышал? — изумился он.

Найт помотал головой.

— Да ты что! Это же самый раскрученный портал развлечений в Сети! Я думал, ты там в разделе видеоинсталляции и демо уже свой.

— Нет, я на такие ресурсы не захожу.

— Ну и очень зря! Там на каждый Новый год куча конкурсов проводится. С очень приличным денежным призом. Чуешь, куда клоню? — Чейз поиграл бровями. — Наши вот решили в конкурсе танцев участвовать. А тебе почему бы не помочь с видеооформлением? Если выиграем, бабки поделим!

— Я не знаю даже… — наморщил лоб Найт, все мысли которого занимали промежуточные зимние тесты, к которым надо было готовиться не менее тщательно, чем к летним экзаменам.

— А чего тут знать? — не унимался Чейз. — Мы с ребятами подали заявку на участие в номинации «Лучший танец», там без разницы — одиночный или командный. Конечно, сейчас в Сети сплошная трёхмерка, но живьё ценится гораздо выше. Потому и призовой фонд ого-го!

— Так это ж надо уметь танцевать, да ещё красиво, синхронно, — с сомнением проговорил Найт.

— А то занятия с четвёртым инструктором прошли напрасно! — иронично усмехнулся Чейз. — Да многие комбинации, к примеру, проникновения на охраняемый объект, — уже готовый силовой танец. К тому же, тебя это вообще волновать не должно. Ты просто голограммок каких нашлёпай, а? Будь другом?

— Мне правда некогда, — попытался отвертеться Найт.

— Ну что тебе стоит? — не отставал Чейз. — Между прочим, я-то тебе помогал с этими держателями!

— Ты с этого прибыль имел стабильную.

— А ты тоже можешь прибыль поиметь!

— Это только «если выиграем», — напомнил Найт, — а мне надо тренироваться, а то до сих пор еле-еле дотягиваюсь до нижней границы нормы показателей четвёртого курса.

— Зубрила ты скучный, — вздохнул Чейз. — Ну хотя бы Дэлу помоги, а?

Сердце Найта тихонько ёкнуло и затрепетало.

— А он тоже в команде?

— Я же сказал, участвуем почти всем блоком.

Заметив смятение Найта, Чейз добавил:

— Наверное, он тебе благодарен будет…

— Н-ну… ну хорошо… Я постараюсь что-нибудь сляпать, как ты говоришь. Только вряд ли получится что-то действительно классное: всего месяц остался, ты же понимаешь…

— Да я-то понимаю, конечно, — тон Чейза стал довольным. Он похлопал Найта по плечу и двинулся дальше по коридору. Найт спрятал в карман комбинезона стопку эластичных держателей и свернул в нужную аудиторию на лекцию.

Несколько следующих дней Найт корпел над голограммами. После занятий он расспросил Чейза о концепции танца, попросил послушать музыкальный сет, чтобы лучше проникнуться идеей номера. Решил: лучше всего подходит огонь. Всполохи, линии, фигуры из огня. Конечно, лучше бы прикрепить к танцевальной группе датчики движения и запрограммировать их таким образом, чтобы огненные силуэты танцевали то же самое, что и живые люди, но не было ни времени, ни технических возможностей: комплект имелся всего один. Тогда в голову Найту пришла идея, и он решился поговорить с Делейтом.

Они пересеклись после общей силовой тренировки на выходе из тренажёрного зала. Делейт стоял перед Найтом весёлый и разгорячённый, с полотенцем на шее. Найт несколько секунд потратил на невнятное бормотание, пытаясь подойти к сути.

— Да ты толком скажи, чего надо? — вздёрнул подбородок Делейт.

— Я вот всё думал по поводу вашего танца, ну, для конкурса. И мне кажется… что… ну… в общем. Будет здорово, если прикрепить к тебе датчики, и я запрограммирую твой голографический двойник из огня, то есть как бы из огня, на твои телодвижения…

Внимательно выслушав сбивчивые объяснения Найта, Делейт шмыгнул носом и усмехнулся:

— Не. Не надо. Вообще, идея какая-то глупая и слащавая. Цветочки и бабочки вокруг меня порхать не должны, случаем?

Найт понурился и помотал головою.

— Я… я просто предложил. Мне показалось, что так ваш танец будет концептуальнее…

— Кон… цен… чего? — Делейт не выдержал и рассмеялся. — Слушай, Мыш, будь проще, а?

С этими словами он крепко хлопнул Найта по лопаткам и отправился в раздевалку.

Найт вытер кулаком набежавшую слезинку и ушёл в общую спальню шестого блока. У него появилась другая идея.

* * *

Он бежал по длинному крытому мосту от транспортного терминала к лифту, ведущему к дому Денкера Миккейна. Здесь было морозно, как на улице, и иногда откуда-то с серой бетонной вышины спускались одинокие снежинки, невесть каким образом проникшие сквозь покрытие. За огромными окнами из толстого стекла сверкал ночными огнями город, плывущий в том совершенно особенном мареве, какое бывает только в холода.

Добравшись до квартиры учителя, Найт жал на кнопку звонка до тех пор, пока ему не открыли. На пороге стоял господин Миккейн собственной персоной. Лицо его быстро приобрело выражение испуга, когда он увидел перед собой запыхавшегося Найта: жиденький хвостик мальчика растрёпан, глаза широко распахнуты, брови горестно изогнуты, губы вздрагивают от прерывистого, тяжёлого дыхания, комбинезон расстёгнут на горле.

— Что случилось, Найт? — господин Миккейн схватил ученика за плечи и бережно, но крепко встряхнул.

— Пожалуйста, господин Миккейн! Мне нужна зима!

— Что-что тебе нужно? — не совсем понял учитель, быстро прижав ладонь к щеке, а потом ко лбу мальчика, проверяя, нет ли жара. Кожа альбиноса горела каким-то не вполне здоровым румянцем. — С тобой всё хорошо?

— Зима! Ну та, которая настоящая классика. Мне она нужна, очень! Правда! Можно взять её у вас?

— Ах, «Зима»! — облегчённо вздохнул господин Миккейн. — Конечно! Проходи, проходи скорее. Я согрею какао.

Когда учитель вошёл в комнату, где Найт обычно проводил часы, сидя на полу перед огромным экраном и слушая довоенную музыку, мальчик уже вскочил на ноги, радостно сжимая в руке мягкий прозрачный диск с единственной радужно переливающейся полоской — записанной композицией Вивальди.

— Ты уже убегаешь? — приподнял брови господин Миккейн, протягивая мальчику большую кружку, над которой поднимался ароматный пар.

— Да… я… Спасибо вам! Спасибо!

Он широко улыбнулся, сверкая глазами, и вылетел из комнаты. Чуть улыбаясь, историк закрыл за ним входную дверь и задумчиво пригубил сладкое какао, к которому Найт даже не притронулся.

Глава 15

Как выяснилось, идея поучаствовать в конкурсе пришла в голову не одному Чейзу и компании. Многие ребята разных курсов стремились записать свои таланты на видео и загрузить на сервер портала «Сад Чудес». Чейзу удалось где-то достать хорошую профессиональную камеру, которую он сдавал в аренду тем, кому не удалось разжиться своей. Предприимчивый парнишка накопил к Новому году приличную сумму. Но мечтал, конечно же, о главном призе портала. На вопрос о том, куда ему столько денег, туманно отвечал что-нибудь в стиле «лишними не будут».

Начались предновогодние мини-каникулы, и потому ни учителя, ни кураторы не препятствовали тому, что мальчишки используют обширные спортзалы не по назначению, а именно для своих сборищ под громкую музыку.

Найт явился вовремя, как и был уговор с Чейзом. Установил генератор голограмм, настроил его, а потом занял место в импровизированном зрительном зале: у одной из стен стояло несколько рядов стульев, на которых расположились не только болельщики или простые зеваки, но и «конкуренты», арендовавшие камеру Чейза и дожидающиеся своей очереди.

Команда пятого блока вышла в центр зала. Шестеро мальчиков были одеты в одинаковые бутсы, брюки и куртки из чёрного винила на голое тело. Лица их были расписаны алыми и золотыми полосами, а волосы поставлены острыми иголочками.

— Перед вами выступает ансамбль «Мечта педофила»! — заулюлюкал кто-то на «трибунах», но сразу же умолк от несильной оплеухи, а команда подала знак своему помощнику, и тот запустил диск с музыкальной композицией.

Это был один из самых модных сетов, который перекачали себе в коммуникаторы и плейеры почти все подростки в Империи. «Съезжающий» бит, пульсирующий на самой низкой ноте, сэмплы работы завода по сборке оружия, звуков передёргиваемого затвора, замиксованные и изменённые различными эффектам до неузнаваемости выстрелы. Что ещё могли выбрать юные киборги?

Найт с восхищением смотрел на то, как слаженно и чётко они двигаются. На уроках физподготовки им как будто в шутку говорили: если научишься хорошо драться, то и на танцполе тебе не будет равных. А ещё танец есть зеркало сексуального темперамента, поскольку в танце и в сексе задействованы одинаковые группы мышц.

Найт не мог оторвать взгляда от Делейта. Жаль, что тот отказался от датчиков движения. Его близнец — огонь. Они прекрасно смотрелись бы вместе… Голографические языки пламени танцевали в такт музыке, сворачиваясь в различные символы, извиваясь под ногами мальчиков, но Найту всё это казалось каким-то незаконченным и слишком уж халтурным.

Досмотрев командный танец до конца, он встал и быстро выскользнул в раздевалку. Когда он вышел оттуда, то столкнулся с Чейзом. Тот держал в руках генератор голограмм.

— Чёрт, тебя обыскались! Вот, держи. Выручил, чувак, спасибо!

И только сейчас он поднял глаза и умолк с приоткрытым ртом, разглядев Найта. Альбинос был одет в облегающий белоснежный костюм из матового материала, на суставах и лбу были прикреплены датчики движения, походившие на причудливые драгоценности, с пояса свисали длинные, до пола, полупрозрачные широкие ленты из мягкого пластика, напоминавшие макси-юбку и при каждом шаге расходившиеся клиньями. Лицо Найта мерцало от перламутровой пудры, глаза были обведены серебристым карандашом.

— Ты это чего? — глуповато спросил Чейз, оглядев его с головы до ног.

— Я тоже подал заявку на участие. В самый последний момент. Выручишь и меня тоже? С камерой.

— Д… да, конечно! — кивнул Чейз и широко улыбнулся. — Ну ты и ходячий сюрприз!

— И… Чейз… можно тебя попросить ещё об одной вещи? — Найт начал было теребить один из клиньев «юбки», но сделал над собой усилие и вытянул руки по швам.

— Разумеется!

— Ты мог бы попросить Делейта… Дэла посмотреть на мой танец?

— А почему нет?

— Ну, — Найт глубоко вздохнул и чуть нервно улыбнулся, — тогда я пошёл!

Когда он вернулся в зал, большинство зрителей уже разошлось: кто выступил, а кто просто захотел спать или нашёл занятие поинтереснее. Остались те, кому совсем уж нечего было делать, и несколько ребят из пятого блока.

Найт отыскал глазами Делейта. Рядом с ним сидел, точно верный и восторженный щенок, Тод. А чуть поодаль, у самой стены — Чейз. Найт едва заметно кивнул ему и улыбнулся с благодарностью.

Потом прошествовал к музыкальному центру, синхронизировал его с генератором голограмм и выступил в центр зала.

Когда музыка начала подкрадываться сквозь помехи конвертированного старого формата, Найт прикоснулся рукой к датчику в центре груди, и весь его костюм стал медленно наливаться белым сиянием, не плавно, а мерцая, пульсируя, будто отвечая на стук взволнованного сердца. Сердца, которое предчувствует зиму, сжимается то ли от тоски, то ли от холода. Найт медленно поднял руки, и по стенам побежали белые волны голографической позёмки. Потом он сорвался с места. Стремительный и белый, как вихрь, в окружении огромных снежинок, грани которых поблескивали как лезвия ножей, Найт танцевал, вспоминая движения крошечных белых фигурок из старинного видео, имитировал их, как мог, и в сочетании с грубоватой пластикой будущего мужчины, будущего киборга, эти движения приобретали совершенно иной характер.

Композиция достигла пика, взорвалась вьюгой, налетела, и в зале не осталось никого, чьё сердце не вздрогнуло бы от глубокой, субклеточной памяти всего человечества, хранившейся в ДНК каждого ребёнка пост-ядерного мира.

Найт стремительно помчался по кругу, резко разворачиваясь вокруг своей оси, и белое сияние словно бы шелушилось, слетало с него хлопьями, а хлопья эти превращались в полупрозрачных бабочек и лепестки цветов. Найту не показалось это смешным, как Делейту. Тончайшие осколки иллюзорных льдинок разлетались вихрями, пронзали несуществующих бабочек, и те рассыпались серебряной пылью.

Композиция замерла в притворной безмятежности. Найт поднимал руки то к одной медленно парящей снежинке, то к другой, стоя при этом на цыпочках. Снежинки опускались на белые ладони, мерцавшие от пудры, словно от инея, а едва коснувшись пальцев, вспыхивали и улетали к потолку диковинными птицами.

Но вот новый вихрь налетел, разметал спокойствие. Найт раскинул руки в стороны и чёткой поступью прошёлся словно по кругу почёта. К его телу притягивались, как к магниту, снежинки и лепестки цветов, облепляли его сплошной белой сияющей массой. И вот Найт остался один в темноте, словно единственная звезда в чёрном космосе.

Музыка замолчала.

Подождав пару секунд для верности, Чейз при помощи пульта дистанционного управления выключил камеру и все её объективы-сателлиты, прикреплённые к стенам и даже к потолку тут и там для получения самых разных ракурсов.

— Снято! Всем спасибо, камера стоп! — звучно крикнул Чейз в полной тишине, и гулкое эхо передразнило его.

— Я ж тебе говорил, что он с тебя прётся, смотри, как он на тебя таращится! — громким шёпотом прошипел Тод на ухо Делейту. Но тот не повернул к нему головы. Он сидел, нахмурившись, и смотрел в розоватые глаза альбиноса.

Потом встал. Сунул руки в карманы и крикнул:

— Ты где вообще нашёл такой сет? Диджей сосунок какой-то, свести не может, бит вообще не поставил. Неужели надеешься пройти отборочный тур?

Усмехнувшись, он вышел из зала. Тод в растерянности повертел головой от него к Найту и поспешил за приятелем. Чейз подошёл, ободряюще похлопал Найта по плечу и сказал:

— Да не обращай внимания, хороший сет. Только какой-то необычный.

Постепенно все вышли. Найт остался один. Потом медленно собрал аппаратуру, переоделся и тихо отправился спать.

* * *

Первый день нового, 317 года ознаменовался двумя новостями. В Нидрэде — ближайшем к Броксе крупном мегаполисе — в результате удачного покушения погиб прежний хозяин, и его пост занял восемнадцатилетний сопляк, который, как выяснилось после долгого расследования, не имел к убийству никакого отношения. Второй же новостью стала победа Найта в конкурсе «Сада Чудес».

Количество просмотров ролика с «танцующим альбиносом» уверенно вывело его в лидеры в первые же часы размещения видео на портале, и при подведении итогов не возникло никаких сомнений. Комментарии разнились от обожания до открытой ненависти к «уроду» и злобного высмеивания. Многие упрекали альбиноса в том, что он «сыграл на жалости аудитории к своему отклонению» или на «экзотичности»; многие утверждали, что на фоне качественной музыки его сет резко выделился и не важно, каким образом. Но как бы то ни было, на счету победителя появился уговоренный денежный приз.

Найт совсем не был готов к внезапной славе и популярности. Но в его сердце теплилась надежда, что Дэл всё-таки поймёт, подойдёт, поговорит с ним.

И Дэл подошёл.

Он решил, что Найт наверняка опять находится в мнемотеке, и не ошибся. В огромном пустом помещении мерцал только один экран, за которым работали Найт. Он был так увлечён, что не заметил приблизившегося Делейта и даже вздрогнул.

— Уф! Чёрт, напугал…

— Привет-привет, — Делейт присел на край стола, скрестив руки на груди. — Ну, доказал?

— Что доказал? — негромко переспросил Найт, ничего не понимая.

— А я вот не знаю, что ты хотел доказать своим выпендрёжем. Ну молодец, конечно, всех обставил.

— Я… просто хотел…

Найт сглотнул и вдруг резко встал и крикнул:

— Ты ничего не понимаешь!

С этими словами он попытался обойти стол и покинуть мнемотеку, но вдруг на его локте сомкнулась крепкая смуглая ладошка, Делейт рванул Найта к себе и совершенно неожиданно поцеловал в губы. У Найта остановилось дыхание и подпрыгнуло сердце. Ноги стали будто из тёплого воска и подогнулись. Делейт усадил его на стол и, обняв за плечи, продолжал целовать. Найт закатил глаза, его белые ресницы затрепетали.

Он не сразу ощутил, что мокрые губы щекочет прохлада. Приоткрыл глаза. Делейт чуть отодвинулся и смотрел на него немного насмешливо.

— Хе-хе. Что, поплыл уже?

Найт слабо пошевелил губами и кашлянул, чтобы восстановить внезапно осипший голос.

— Делейт… Дэл, я…

— Да ладно, — отмахнулся Делейт. Потом взял Найта за руку и повёл за собой.

Найт покорно шёл следом, словно во сне глядя на резкий контраст оттенков их кожи. Мальчик даже не задумывался о том, куда и с какой целью его тащат. Вдруг опять не очень-то по-доброму подшутить? Но ему было всё равно.

— Жди здесь, — прошептал Делейт, развернувшись к Найту, когда они оба остановились на большой застеклённой лоджии с длинными мягкими скамьями у стен, утопавшими в разлапистых живых растениях. Сюда приходили курсанты Академии для перекура, сбора сплетен и просто отдыха после лекций или тренировок. Найт послушно замер. Делейт куда-то убежал.

Через несколько томительных минут ожидания и неизвестности Найт вздрогнул от негромкого постукивания в стекло. И изумлённо ахнул. По ту сторону окна парил на аэроскутере Делейт Лебэн и жестом подзывал к себе. Найт кинулся к нему. Делейт ткнул пальцем в сторону вакуумной задвижки. Найт, не без усилия отомкнув её, распахнул маленькую секцию окна, через которую обычно осуществлялось проветривание. Делейт протянул альбиносу казённую тёплую куртку и резким кивком указал на сидение позади себя. Найт, широко улыбаясь, быстро оделся и прыгнул на аэроскутер. В ту же секунду Делейт крутанул ручку скорости, и машина рванулась вперёд. Найт коротко ахнул и крепко прижался к спине маленького авантюриста.

Они неслись над вечерним городом, утопавшем в синевато-седой дымке, сквозь которую пробивались огни, похожие на мерцающие драгоценные камни. Сперва Найт даже не смотрел ни по сторонам, ни вниз, прикрыв глаза и положив голову на плечо «похитителя», но потом заволновался:

— Дэл, куда это мы летим?

— Увидишь! — слегка повернувшись, попытался перекричать свист ветра Делейт.

Через четверть часа под аэроскутером сплошным млечно-голубоватым морем развернулась заснеженная дикая равнина. Город остался позади. А впереди приближалось огромное тёмное пятно древнего озера, на берегу которого стояли Брокса, Келама и Нидрэд.

Вскоре машина снизилась и мягко села в рыхлый снег неподалёку от грота.

— Приехали, — оповестил Делейт. — Я подумал, тебе это покажется романтичным. Но вообще-то, и правда классно, а?

Найт медленно слез с аэроскутера, приоткрыв рот и хлопая глазами.

В розоватых красках раннего зимнего заката переливалось грозное и величественное нагромождение колоссальных ледяных торосов.

Древнейшее озеро Земли, которое до Пыльной Войны называлось Байкалом, тихо шепталось с двумя замершими на его пустынном берегу мальчиками: миллионы крошечных ледяных игл перекатывались в его ещё не успевшей замёрзнуть глубине. Яростные зимние ветра вздыбили воду, не дав ей стать зеркально-гладкой и спокойной, и теперь Байкал напоминал поле, усеянное осколками окаменевшей радуги и причудливыми скульптурами из млечно-белого нефрита. Откуда-то из далёкой дымки доносился приглушённый низкочастотный гул, словно эхо грома или артиллерийской канонады, — сходились и расходились становые щели.

— Это… это очень красиво! — прошептал Найт, не в силах отвернуться от ни с чем не сравнимого зрелища.

И вдруг дёрнулся: ему в шею угодил снежок. Найт резко развернулся к Делейту, а тот, хохоча, запустил ещё один. Найт засмеялся, сгрёб с земли горсть снега и швырнул её в Делейта. В тишине, не нарушаемой ни зверем, ни птицей, двое городских мальчишек носились по берегу и играли в снежки. На белом теле земли они казались ничтожными букашками, и старый Байкал снисходительно щурил на них серебряные глаза.

Наигравшись и обессилев, оба мальчика упали в сугроб.

— Замёрзнем. Вставай, — сказал Делейт, поднимаясь. Потом он повёл Найта в ближайший грот, по дороге наломав большую охапку сучьев в зарослях прибрежного кустарника.

Грот походил на огромную чёрную пасть, ощетинившуюся острыми и длинными зубами — полупрозрачными сосульками. Мальчики протиснулись между ними и оказались будто в шкатулке из хрусталя, с удивительной логичностью природы украшенной причудливой резьбой. Свалив хворост на землю, Делейт полил его из маленькой жестяной фляжки горючей смесью и поджёг зажигалкой. Вскоре стало тепло и уютно. На узорах «шкатулки» плясали золотые и алые блики. Снаружи сгустилась тёмно-синяя ночь. Мальчики как смогли просушили одежду. Найта разморило от смены температур, и он начал клевать носом.

Делейт примостился к нему поближе, уложил на плоский, нагретый огнём камень, сам улёгся рядом. Найт был полностью расслаблен и абсолютно счастлив. И он лишь слегка приоткрыл глаза в изумлении, когда почувствовал широкую ладонь Делейта на своём животе под курткой и расстёгнутым комбинезоном. Смуглая, скуластая физиономия Дэла была совсем рядом, а тёмные глаза мерцали, как обсидиановые зеркала. Найт охотно приоткрыл губы, когда Дэл тронул их своими губами. Замерев, оцепенев от волшебства момента, Найт снова закрыл глаза и с жаром отвечал на порывистый, чуть неумелый поцелуй. А когда чужие пальцы коснулись члена, тихонечко ахнул. И несмело протяну руку к члену Делейта.

Тесно прижавшись друг к другу, мальчики делали то единственное, что пока умели, то, что пока казалось полузапретным, стыдным, но в то же время почти взрослым. Найт был более зрелым, чем двенадцатилетний Дэл, потому у него всё кончилось «как у взрослого», и Дэл с некоторым удивлением смотрел на свою ладонь, с которой падали жемчужные капли. Потом он бегло поцеловал Найта, забрался на него сверху и стал орудовать ещё влажными пальцами между его ягодицами.

— Ты чего? — сиплым полушёпотом спросил Найт.

— Ну дальше будем же, а? — торопливо и сбивчиво проговорил Делейт, закусывая губу.

— Нет, подожди… эй… нет-нет-нет…

Найт решительно сел, спихнув с себя Делейта. Тот насупился.

— Чего тебе не понравилось?

— Ну… я… Дэл, послушай, не стоит так торопиться…

— А разве мы торопимся? Всё ж вроде нормально. Тебе, кажется, понравилось?

— Да, но…

Найт был в замешательстве. Его мечта сбывалась слишком быстро и неправильно. Он не успел придумать, как она должна сбыться, чтобы было «правильно». Нетерпеливый, огненный Делейт Лебэн сидел на коленях напротив него и мрачнел с каждой секундой.

— Не бойся, насиловать я тебя не собираюсь, — нарушил он звенящую тишину, затем поднялся и затоптал костёр. — Поехали, а то поздно уже.

Он раздражённо застегнулся и протопал к выходу из грота. Найт привёл себя в порядок и поспешил за Делейтом.

— Подожди, Дэл, я просто не хочу, чтобы вот так…

— А как ты хочешь? — рявкнул Дэл, всплеснув руками. — Романтический ужин при свечах? Ну извини, я думал, ты у нас такой интеллектуал, что пошлятина со свечами тебя только рассмешит!

— Да я не про это… Я про то, что, — Найт замолчал. Душа противилась чему-то, тело напрягалось, он не знал, что не так. Но определённо что-то было не так.

— Это сложно объяснить…

— Да куда уж нам понять, сирым и убогим «инкубаторцам!» — огрызнулся Дэл, потом сел на аэроскутер и угрюмо насупился, ожидая Найта. Тот плавно опустился на заднее сидение и обвил талию мальчика руками.

Под полозьями летающей машины чернела ледяная твердь Байкала, исчерченная паутиной становых трещин. Глубина — тёмная, вечная, манящая — казалось, была лишь слегка прикрыта хрустальной плёнкой, но на деле толщина льда достигала нескольких метров.

Найт отвернулся, с силой оторвавшись от гипнотизирующего взгляда древнего озера, но больше не решался положить голову на плечо Дэлу, любимому мальчику, колючему, как лёд далеко внизу.

Они вернулись туда же, откуда и началось маленькое путешествие. Найт перебрался с седла аэроскутера в открытое до сих пор окно. И вдруг развернулся и, слегка задыхаясь, выкрикнул без запинки:

Кто влюбился без надежды,

Расточителен, как бог.

Кто влюбиться может снова

Без надежды — тот дурак.

Это я влюбился снова

Без надежды, без ответа.

Насмешил я солнце, звезды,

Сам смеюсь — и умираю.

— Это чего такое было? — в недоумении буркнул Дэл.

— Это Генрих Гейне. Поэт XIX века доядерной эпохи, — надтреснутым голосом ответил Найт, едва шевеля губами. С белых ресниц упала слезинка. Сердце болело. В горле как будто перекатывались ледяные иглы, и мальчику чудилось, что он слышит их вкрадчивый шёпот.

— Какой же ты чудик, а! — без всякой злобы усмехнулся Дэл и, протянув руку, вытер слезинку со щеки Найта. — А ещё ты слишком часто ноешь. Ну, бывай!

Он заложил крутой вираж и скрылся в темноте.

Найт прижался ладонями и лбом к ледяному стеклу. По безлюдному залу гулял холодный ветер. Слёзы катились и катились из глаз, словно кровь из раны. И вдруг Найт с силой захлопнул окно, развернулся на каблуках и кинулся к внутреннему транспортному терминалу, ведущему к госпиталю при Академии.

Никого на пути не попалось в этот час. Лампы по периметру потолка мерцали ровным синеватым светом «ночного» режима.

Найт вломился в приёмную, принялся биться в дверь и кричать:

— Пожалуйста, пустите! Откройте!

На стук и крики вышел заспанный господин Торроф, который заработался с бумагами и решил переночевать здесь, чтобы продолжить скучное занятие с самого раннего утра и покончить с ним как можно скорее. Он поймал рыдающего альбиноса за руки, встряхнул и сурово рявкнул:

— Что случилось? Что с вами, юноша?

— Пожалуйста, вырежьте мне глаза! Заберите их! Они постоянно плачут! Я постоянно ною! — судорожно всхлипывал Найт. — А ещё я урод и чудик!

Кибербиолог немного растерялся, потом хорошенько встряхнул мальчика ещё раз и проговорил спокойно:

— Ну-ка успокойтесь, юноша! Вы всё-таки будущий киборг. Прекратите, я сказал!

Найт постепенно стих.

— Я, кажется, знаю, как вам помочь, — проговорил кибербиолог. — Приходите послезавтра. Конечно, если всё ещё будете хотеть разучиться плакать.

Найт всхлипнул, уставившись на господина Торрофа. Потом несмело кивнул и тихо покинул полутёмный прохладный холл. В душе его было так же сумрачно и прохладно.

Глава 16

— Да точно тебе говорю, опять ночует у Очкарика! — шипел Тод на ухо Дэлу.

Тот сердито ковырял ложкой органическое пюре с жёсткими кусочками псевдомяса и слушал в пол-уха. Найта и правда не было видно вот уже несколько дней. Слухи ходили самые разные. Чаще всего они вертелись вокруг историка.

Неизвестно почему, Дэла вдруг кольнула ревность. Стало обидно, захотелось кого-нибудь стукнуть или что-нибудь сломать. Заметив, как побелели костяшки пальцев Делейта, Тод осторожно отодвинулся подальше и всецело занялся поглощением обеда.

И вдруг в общей столовой снизился уровень шума, послышались изумлённые и восхищённые вздохи. Делейт поднял голову от тарелки. Ложка, точно живая, выскользнула из его пальцев.

В столовой появился Найт. Он буднично взял поднос, подошёл к раздаточной ленте, взял причитающийся паёк, сел за свободный стол и начал аккуратно есть.

Неуловимые, незаметные на первый взгляд изменения, произошедшие с ним, открыли его, как Терру Инкогниту. Найт, оказывается, красивый! А всего-то волосы стали гуще, чуть подправлена форма ушных раковин и глаза… Что у него с глазами? Не чуть косоватые розовые глаза альбиноса, а лучистые, прозрачно-серые, словно лёд или дымчатый хрусталь, стеклянно поблескивающие глаза с прямым взглядом. Это не линзы. Это точно не линзы.

Юные киборги притихли. В Академии все вшивки были регламентированы, особенно так называемой средней группы — когда заменялись органы «не первой жизненной необходимости». К тому же, к таким имплантантам в комплекте должны прилагаться стабилизаторы. А в Академии стабилизаторы не ставят. И всё же на третьем шейном позвонке Найта из-под ворота комбинезона поглядывало хромированное навершие этого имплантата.

— Ты с ума сошёл! — подсел за его столик Чейз. — Ты где умудрился поставить визоры? Запрещено же! У тебя будут неприятности…

— Нет, не будут, и ничего не запрещено, — с улыбкой сказал альбинос. — То есть в моём случае не запрещено. Эти визоры не имеют всяческих «наворотов» вроде оптического прицела, инфракрасного сканера и тому подобного. Мне просто слегка исправили зрение. Лечение ведь не запрещено. Кстати, и уши заодно подправили, ничего вроде бы, а?

— А стабилизатор?

— А это чтобы я больше не ныл, — с мягкой улыбкой произнёс Найт, отложив ложку и поднимая голову. Чейз чуть отодвинулся. Белое лицо альбиноса напоминало кукольное. Сдержанная улыбка только усиливала сходство.

— Конечно, в первую очередь, это чтобы глаза у меня нормально работали, но и нервы уравновешивает хорошо, — заговорил Найт, собирая пластиковую посуду со стола. — Господин Торроф поставил мне все имплантаты за сумму моего выигрыша в конкурсе «Сада Чудес». Он из столицы, у него есть лишний комплект.

— Ты ещё и кибербиолога подставил!

— Ничего я его не подставил, — Найт невозмутимо прошагал к утилизатору и бросил в него посуду. — Он сам предложил и сказал, что детали уладит. Не думаю, что он стал бы действительно рисковать из-за какого-то постороннего человека.

Спокойно и безмятежно Найт прошествовал из столовой мимо оторопевшего дежурного.

Начиная с этого момента никто не видел, чтобы Найт ронял хотя бы одну слезинку или нервничал, как раньше.

* * *

Генерал Агласис Шибта убрал полупустую бутылку крепкого алкоголя обратно в шкафчик, тщательно вымыл за собой рюмку и поставил её на стеклянную полочку. Так он отметил своё сорокапятилетие. Самые простые движения теперь казались волшебными, необычайными, невероятными. Всё вокруг казалось таким же. И стены родного дома, каждая трещинка или вмятинка в которых была знакома, и свинцовые тучи за окном, и блистательная столица Империи Октополис. И как он мог говорить какие-то полгода назад, что город ему обрыднул? К чуду жизни нельзя привыкнуть — это понимаешь только перед самой смертью. И совсем не правда, будто киборги ни в грош не ставят жизнь. В том числе и свою.

Тянуть дальше нельзя. Генерал понятия не имел, что с ним станет через несколько минут: скорчится ли он в судорогах, охватит ли его тело огонь, вылезут ли из его рук кости эндоскелета, чтобы схватить его за горло. Никто не знает, как это происходит. Но лучше выглядеть достойно.

Господин Шибта зашёл в ванную комнату, тщательно побрил виски и подбородок, после чего отправился в спальню.

Он решил дождаться ИХ в спальне. Наверное, хотел, чтобы в последние минуты что-нибудь напоминало о, в общем-то, прекрасной жизни. О любимом парне, заменившем ему и женщину, которую никогда бы не позволили приобрести киборгу, и сына, которого у киборга никогда не могло быть. Генерал опустился в кресло, положив руки на подлокотники, и глубоко вздохнул.

Тоскливо и тяжело ворочалось в груди сердце. Может быть, оно просто остановится, и всё?

Вдруг что-то как будто хлестнуло Агласиса Шибту изнутри. Он вскочил, схватил дикрайзер, поставил запас на полную обойму. Потом закрыл дверь на вакуумный засов и только после этого вернулся в кресло, положив оружие рядом на столик. Пусть приходит хоть целая армия! Пусть попробуют вломиться! Он уж встретит честь по чести!

Да, ещё не было задокументированных случаев победы киборга над Стирателями в открытом противостоянии. Но ведь и трупов киборгов никто не находил на следующий день после того, как им исполнялось ровно сорок пять лет. Неужели прирождённый воин будет покорно сидеть и ждать, когда за ним придут, словно за жертвенным барашком?!

Нет, воин будет сражаться до конца. С кем или с чем угодно.

Что-то заскрипело за дверью. Генерал оскалился, схватил дикрайзер и выставил его перед собой. Первый же, кто войдёт, получит в голову всю обойму. Хоть сам чёрт!

Ручка медленно отогнулась и тренькнула, будто её выломало неведомым силовым полем. Дверь тихонько приоткрылась. И в щель просочился странный бирюзовый свет, который будто извивался щупальцами и в то же время стелился по воздуху, как струйки дыма.

— Ну давай же, Стиратель, — прорычал генерал едва слышно.

И вдруг справа, как будто бы из-за плеча, прошелестел хриплый, сдавленный, булькающий голос:

— Жил да был в одном королевстве маленький мальчик. Когда он родился, злая фея прокляла его, сделав уродом. Никто его не любил, все тыкали в него пальцем и смеялись…

Генерал вскочил, развернулся, но никого не увидел.

— Где ты, тварь?! Выходи!

— И вот однажды прославленный рыцарь пожалел мальчика и взял к себе оруженосцем…

Генерал взревел и принялся палить во все стороны. Когда обойма опустела и стих высокочастотный писк дикрайзера, генерал увидел, что дверь в спальню распахнута настежь. А на пороге плывут, точно в дымке, несколько уродливых силуэтов.

— Мальчик прилежно постигал военную науку и вскоре сам стал прославленным рыцарем.

Генерал опустил руку с оружием и не шевелился.

— Много подвигов совершил он, никогда не показывая своего лица, скрыв его под забралом. Все думали, будто рыцарь стыдится своего уродства. Но на самом деле…

Агласис Шибта вдруг осознал, что стоит на коленях, низко склонив голову, и видит чью-то широкую плоскую ступню, состоящую из металлических костей, облепленных полосками странной буроватой плоти.

— …На самом деле за годы приросли к нему железные доспехи, а сам рыцарь успел истлеть внутри. И лишь его мятущаяся душа заставляла доспехи скакать на коне, крепко держать меч и сражаться. Год за годом, век за веком.

Генерал запрокинул лицо и заплакал — не от страха или боли, которых не было, и даже не от обиды на невозможность победить неотвратимое, а от сожаления. В последний свой миг он вспомнил не любовника, не друзей, живых или погибших, не отца, который поддерживал с ним связь до самой своей смерти, а маленького белого уродца, которому через тридцать лет предстоит увидеть то же самое, что видел сейчас он сам.

— Бедный, бедный мой мальчик… Прости меня.

На утро вернувшийся любовник генерала, пьяный и почерневший от горя, взломал запертую изнутри дверь их спальни и нашёл лишь дикрайзер с опустошённой обоймой и маленькую капельку крови на полу.

* * *

— Это бесчеловечно! — воскликнул с порога господин Миккейн, когда за его спиной с мягким шорохом сошлись створки автоматических дверей.

Господин Торроф неторопливо поднял на посетителя глаза, на мгновение оторвавшись от ноута. Затем встал, обошёл стол и протянул руку для приветствия.

— Доброе утро, господин Миккейн. Чем обязан?

— Ваши поступки не имеют названия! — всплеснул руками историк, как будто не заметив вежливого жеста. — Что вы себе позволяете? Вам что, не хватает ваших лабораторных мышей?!

— Да объясните же толком, что случилось? — кибербиолог начинал потихоньку раздражаться. — Вы врываетесь без предупреждения и начинаете сыпать обвинениями, не известно на каком основании!

— Найт. Альбинос с Боевого отделения. Вы что, решили, что раз он генму, так вы теперь имеете право ставить на нём эксперименты?!

— Ааа, вы про его новые глаза?

— Не только! Он изменился. Вы его перекроили, как будто он… как будто он… — господин Миккейн пару секунд выбирал сравнение, — неудачно пошитое пальто! Что вы с ним сделали?! Он на человека не похож!

— Правильно, он ведь будущий киборг, — невозмутимо ответил кибербиолог, скрещивая на груди руки.

Господин Миккейн размашисто прошагал из одного угла кабинета в другой, активно жестикулируя:

— Я понимаю, замена глаз. Хотя это, между прочим, не слишком-то законно! Но зачем вы ему переделали форму ушей? И… и эти волосы… Это ведь не его волосы! Что это вообще такое? Вы ему что-то вживили, что ли?

— Нет, всё натуральное. Я взял образец ДНК, добавил немного магии, — кибербиолог щёлкнул пальцами, — и вуаля! Готово! Пересадил мальчику его же волосы дополнительно к уже имеющимся, вот он теперь и может щеголять такой гривой, какой ни у кого в Академии нет.

Господин Торроф усмехнулся и попытался было перевести разговор в шутку, но историк не унимался.

— Он похож на куклу! Зачем вы так поиздевались над ребёнком?

— Поиздевался? Я его улучшил! — всё-таки не выдержал кибербиолог. — Конечно, я не генетик, но на такие простые вещи способен. Исправить форму ушей для меня также сущий пустяк. Я этим в столице подрабатывал, когда был курсантом Академии. А глаза, то есть визоры, были мальчику просто необходимы. Его зрение катастрофически ухудшалось. Ещё немного, и он бы ослеп! Я удивляюсь, как он ухитрялся сдавать нормативы по стрельбе с таким зрением?

— Вы вживили ему стабилизатор, — проговорил господин Миккейн, повернувшись к собеседнику всем корпусом. — Мальчику всего пятнадцать лет! Чёрт побери, пятнадцать! Вы подумали о последствиях? Такие операции не делаются в его возрасте!

— Во-первых, господин Миккейн, вам не стоит сомневаться в моих профессиональных качествах. Я могу пришить крысе вторую голову, и обе эти головы смогут даже вырывать пищу друг у друга из пасти. А во-вторых, без стабилизаторов визоры могут работать со сбоями. Кроме того, стабилизатор помог Найту справиться с некоторыми гм… духовными проблемами.

— Вот как! — вспылил историк. — Значит, вы и в его душе копаетесь!

— А вы? — коротко спросил кибербиолог с лукавым прищуром, огорошив историка. И повторил, когда пауза несколько затянулась:

— А вы разве нет? Вы точно так же копаетесь в его душе, как я в его теле. Вы точно так же используете его как подопытного кролика.

— Найт не крыса и не кролик и вообще не какая-нибудь живность! — воскликнул господин Миккейн. — Он человек!

— Человек или киборг — не важно, — отмахнулся господин Торроф. — Найт как кусок глины, из которого может получиться либо грубый, но очень функциональный кувшин, либо прекрасная фарфоровая статуэтка.

— И вы мните себя скульптором?

— А вы, стало быть, мните себя гончаром? — насмешливо передразнил кибербиолог.

— Не передёргивайте!

— А вы прекратите ревновать!

— Ч… что? — господин Миккейн даже задохнулся от возмущения. — Да как вы смеете? Я не ревную!

— М-да? И что же значит в таком случае эта безобразная сцена, которую вы тут закатили? — совершенно спокойно спросил господин Торроф, шагнув к историку.

— Я… я просто волнуюсь за Найта, — сбивчиво заговорил господин Миккейн, стараясь не отступить под напором этого крупного и крепкого мужчины. Сам историк тоже не был хлюпиком, но почему-то ощутил опасность.

— Не волнуйтесь, он в надёжных руках, — это прозвучало, пожалуй, чуть более развязно, чем приличествовало ситуации.

Господин Торроф даже замер на мгновение, когда руки историка — вовсе не такие вялые, какими могли показаться — вдруг схватили его за лацканы длинного пиджака.

— Если с мальчиком что-нибудь случится, — прошипел господин Миккейн, глядя в холодные, как осеннее море, глаза кибербиолога, — то я найду на вас управу. Не посмотрю, что у вас какие-то там связи в Октополисе!

— Если вы запудрите Найту голову всяческой ерундой, которая заставит его совершить глупость и перевестись на какое-нибудь другое отделение с Боевого, то и я найду на вас управу, господин учитель, — совершенно спокойно ответил кибербиолог, сладко улыбнувшись.

Историк слегка оттолкнул его от себя и, не прощаясь, выскочил из кабинета. Господин Торроф криво усмехнулся, поправил пиджак и вернулся к ноуту.

* * *

Исполинские белые лебеди бесшумно танцевали на вздыбившихся зубьями торосах. Они резали странные, совсем не свойственные птицам лапы об острый радужный лёд и лишь удручённо вздыхали. Найт пытался бежать от них, но поскальзывался, падал, неуклюже пытался подняться, впивался ногтями в чёрный лёд. И видел там, внизу, в бездонной темноте, под толщами каменной воды смеющегося Дэла.

И в который раз просыпался от резкой боли в глазницах.

Соседи по спальне мирно посапывали. Кому-то, вероятно, снился кошмар: курсант неспокойно ворочался, закинув голую ногу поверх покрывала. Найт сел на постели, потёр глаза, потряс головой. Пелена не спадала. Чёрт, ведь господин Торроф предупреждал: слёзы могут повредить визоры. Модель не особенно дорогая. Такую могут поставить в любой клинике любому инвалиду, стеснённому в средствах, это не специфический имплантант для боевых киборгов. И даже такая мелочь, как слёзы, способна их испортить. Жаль, что нельзя удалить слёзные железы. Господин Торроф даже говорил почему, но Найт не мог сейчас припомнить.

Юноша встал и спокойно, без паники добрался на ощупь до душевой. Там он долго промывал визоры, потом сушил лицо под струёй горячего воздуха из агрегата рядом с раковинами, не моргая и с некоторой долей удивления отмечая, что может спокойно держать глаза открытыми, тогда как раньше рефлекторно жмурился.

Визоры просохли, зрение начало постепенно восстанавливаться — как будто реальность проступала, словно морозные узоры на стекле. До побудки оставалось полтора часа. Найт вернулся в постель и попытался уснуть. Но на душе было тоскливо. После таких снов, похожих друг на друга чем-то неуловимым, ему всегда было тоскливо и тревожно. Хотелось плакать.

Но Найт не плакал уже три года — с того момента, как ему вырезали глаза. Даже когда он узнал о смерти генерала Агласиса Шибты, большого друга отца и своего покровителя. Даже когда увидел, как Дэл у ангаров во дворе целуется взасос с каким-то незнакомым мальчишкой, вероятно, с другого отделения.

Но во сне он был не властен над слезами, и это раздражало.

Найт почти накопил нужную сумму на новые визоры, но сейчас он не имел права их вшивать. С первой-то операцией возникло множество проблем. Репутацию, а также карьеру господина Торрофа спасло лишь заключение специально созданной комиссии, постановившей, что произведённая замена глаз визорами не является «улучшением», а лишь «лечением», что не запрещено уставом Академии. А монтаж стабилизатора в количестве одной штуки является просто «поддерживающей терапией». Хотя на самом деле, как считал Найт, кибербиолога спасло происхождение и связи в столице. А Найта не принудили немедленно избавиться от несанкционированных имплантатов благодаря не только замолвленному за него господином Торрофом словечку, но и личными качествами самого молодого киборга.

Все три года он уверенно получал высшие баллы по всем дисциплинам и считался гордостью не только Боевого отделения, но и, не без преувеличения, всей Академии. Сомнительным достижением была также его известность в Сети: ролик с «танцующим альбиносом» до сих пор пользовался большой популярностью, оброс целой горой ремиксов, подражаний, от пародийных до вполне реалистичных, даже сувенирами вроде футболок или наклеек.

Но всё это не заставило Найта возгордиться и задрать нос. Впрочем, от забитого, вечно краснеющего и заикающегося уродца не осталось и следа. Теперь это был высокий мускулистый семнадцатилетний юноша с густыми длинными волосами, которые он носил заплетёнными в косу, и лучистыми глазами, похожими на хрусталь или речной лёд. Но Найт по-прежнему был воспитан, вежлив, послушен с учителями, справедлив с приятелями, хотя, пожалуй, слишком уж нейтрален и несколько холоден.

Близких друзей у Найта так и не появилось. Он был со всеми и ни с кем. Тот единственный, кому он хотел бы отдать всё тепло своего сердца, считал его «занудой», «зубрилой», «учительским любимчиком», «технофриком», «чудиком» — кем угодно, но только не «классным парнем».

И Найт ничего не делал для того, чтобы изменить эту ситуацию. Наоборот, он становился всё большим и большим «зубрилой», «учительским любимчиком» и «технофриком». Следующий год — выпускной для Найта, и он тратил практически всё своё время на учёбу, тренировки, а также на визиты к господину Миккейну, в то время как однокурсники предпочитали «надышаться перед смертью» и на предпоследнем курсе отрывались как могли. Голографические картинки Найта стали популярны как никогда. Тем более что он поднаторел в своём искусстве ещё больше и мог уже моделировать целые оргии, да ещё и интерактивные.

Сам он удивительным образом был способен контролировать вспышки гормонов, относя это на счёт исправной работы стабилизатора. А может быть, Найт был настолько занят, что не успевал подумать о сексе. Или же просто боялся о нём думать, так как эти мысли приносили одну только боль неприятных воспоминаний. Грайд, Бофи, Дэл…

Найт с головой погрузился в учёбу и подготовку к главным экзаменам в жизни.

Глава 17

За два года до выпускного курса Найта в лабораториях Мастера Сидриха, хозяина самого восточного города Империи — Лунаполиса, появились первые химеры. Эти существа выглядели очень похожими на людей, но на деле их клетки состояли из адского коктейля ДНК разных видов животных, насекомых и даже растений. Мастер Сидрих был обеспокоен близостью к агрессивной и воинственной Руссии и решил создать солдат, которые могли бы идеально противостоять руссийцам как на территории Империи, так и в дремучей восточной тайге. Он был гениальным сикеробиологом и генетиком и всё же где-то допустил крошечную ошибку. Химеры вышли из-под контроля, растерзали своего создателя, устроили настоящую бойню в его городе и разбежались по всей Империи.

Молодой наследник печально известного хозяина Лунаполиса оказался более талантливым биологом и, исправив ошибки отца, создал второе поколение химер, которые беспрекословно подчинялись приказам и имели весьма пассивное сознание, что исключало агрессию, направленную против господина.

Но наследия Мастера Сидриха с лихвой хватило на несколько лет зачисток. Ведь первое поколение химер, в отличие от последующего, ещё было способно на размножение половым путём, чем и пользовалось, похищая женщин из свободных байкерских племён.

Впрочем, события в Лунаполисе принесли и некоторую пользу: теперь директорату той или иной Академии не нужно было строить специальных полигонов для финального экзамена молодых киборгов. Городские улицы или дикие ландшафты Междугородья, кишащие кровожадными и смышлёными тварями, гораздо лучше подходили для проверки боевых качеств будущих защитников Империи или наёмников какого-нибудь вассала Императора Тольда Айзена.

Из старших курсантов Боевых отделений формировали специальные отряды, в которых работа каждого юноши рассматривалась как минимум двумя старшинами группы. В зависимости от мнения старшин директоратом Академии выносился окончательный вердикт.

Найт оказался по распределению в Восточном Харабе — ближайшем к Лунаполису городе, где дикие химеры бесчинствовали особенно нагло.

Основанный беженцами из Хараба в 195 году после Пыльной Войны на холмистой местности неподалёку от реки Амур, Восточный Хараб изначально должен был стать просто Харабом — реинкарнацией старинного китайского города Харбина, находившегося много южнее и полностью вымершего во времена Пандемии от нановируса. Но в результате некоторых политических интриг Хараб возник в совершенно противоположной стороне Империи, а беженцы оттуда, не без помощи тогдашнего правителя — первого и самопровозглашённого Императора Йохана Траума, всё же отстроились на восточных руинах.

Город был двухъярусным, как и Брокса, но гораздо более густонаселённым: уже сейчас он насчитывал почти четыре с половиной миллиона жителей. Бурно развивалась лёгкая промышленность, активно велись исследования в аграрной области. Амбициозный Мастер с весьма китайской фамилией Ли намеревался уже при жизни соорудить третий ярус и даже стену, какие возводят вокруг крупных городов. Однако ему постоянно мешало дикое мутировавшее зверьё — отзвук Пыльной Войны, которое целыми полчищами то и дело атаковало и пригородные фермы, и даже охраняемые заводы на окраинах. Развитие также тормозили огромные затраты в области медицины: даже спустя три столетия в Восточном Харабе существовала повышенная опасность возвращения изначальной мутации среди населения, дремлющей до поры в рецессивной форме, не говоря уже о такой мелочи, как рак. На рудиментарное третье веко здесь уже практически не обращали внимания.

Жители в подавляющем большинстве были низкорослыми, смуглыми и темноглазыми. Они постоянно куда-то спешили, активно жестикулировали, кивали, шумели и странно коверкали новояз, общий не только для всей Империи, но и, как принято считать, для всего цивилизованного мира. Они постоянно норовили прикоснуться к собеседнику, стояли при разговоре слишком близко, а их чрезвычайно подвижная и активная мимика выражала миллион эмоций, мыслей, чувств и оттенков настроения.

В общем, у Найта голова от Восточного Хараба пошла кругом уже через полчаса пребывания в здании единственного на весь город аэропорта. Идентификация личности проходила несколько хаотично, народ норовил пройти без очереди, а в очереди постоянно перекрикивались, переругивались, размахивая руками, задевая окружающих и ставя им на ноги объёмистые баулы из пёстрого брезента. Многие открыто пялились на молодых киборгов, прибывших из различных городов на практику. В Восточном Харабе киборги были невероятной редкостью, знакомой людям лишь по Сети.

Найт без труда отличил группку столичных коллег — все высоченные, в модных виниловых шмотках, в сапогах на огромной платформе, украшенных цепями, заклёпками и шипами из нержавеющей стали. Виски у этих ребят были фигурно выбриты или же татуированы, а волосы крашены в термоядерные цвета. Столичные киборги возвышались над окружающими, словно остров посреди волнующегося моря, развязно жевали жвачку таких же ярких оттенков, что их волосы, и надменно поглядывали на местное население. Парочка кивнула в сторону Найта и принялась перешёптываться, то и дело прыская со смеху. Найт сделал вид, что ничего не заметил.

Практикантов встречало несколько доверенных лиц Мастера Ли. Молодых киборгов рассадили по вместительным муверам и отвезли в головную башню города, построенную по образу и подобию резиденций прочих Мастеров.

Как правило, головную башню в мегаполисе возводят, если выстроено уже не менее пяти уровней, и она никогда не бывает самым высоким зданием в городе. Однако Мастер Ли построил башню «на вырост», и она возвышалась над крышами небоскрёбов почти на три километра, заметная из любой точки города. Башня «съела» порядочную часть бюджета и вогнала Восточный Хараб в долги. Население начало было роптать, но предприимчивый Мастер Ли приспособил огромные пространства колоссального строения под различные хозяйственные нужды — от заводов и промышленных лабораторий до ферм. Сам обитал в роскошном пентхаусе на последних этажах башни. Когда-нибудь он надеялся обзавестись армией киборгов не хуже, чем у хозяев таких городов, как Тетраполис, Келама или Нидрэд. А пока казармы, предусмотренные планировкой головной башни, пришлись весьма кстати. У Мастера Ли в услужении не было киборгов, только обыкновенные солдаты с минимальным количеством полулегальных, иногда даже кустарных вшивок. Эта армия занимала всего пару этажей, остальные помещения оказались свободны. В них и разместили практикантов.

В комнатах не было окон, но воздух хорошо фильтровался, а мягкое желтовато-белое освещение прекрасно имитировало облачный день. В каждой комнате стояло всего по шесть коек, отделённых друг от друга ширмами с росписью традиционными китайскими мотивами. Это были единственные яркие пятна в серо-белом помещении, впрочем, довольно уютном и — что особенно порадовало Найта — опрятном.

А вот непривычно малое количество соседей смутило его. К тому же, четверо были из Октополиса, а пятый — из Келамы. Столичные сперва повозмущались, почему их не определили вместе с однокашниками, но потом выяснилось, что размещение зависело от боевых показателей.

— Мы что, как генму стреляем, что ли?! — кипятились они. Найт слышал их недовольные голоса за дверью, спокойно вешая сумку в шкафчик.

Но потом столичным мальчикам, вероятно, разъяснили всё, и они вернулись в комнату.

Келамовец, юноша с непривычно тонкими для киборга чертами и широко расставленными томными глазами, нарочно говорил с сильным акцентом, то и дело переходя на старо-польский. Этим он изо всех сил пытался показать, что происходит из древней фамилии. Правда, столичные всё равно отгородились от него незримой стеной. Звали его Янек Птукльковски.

Найту было жаль келамовца: тот оказался ещё более одиноким, чем альбинос, который при случае всё же не побрезговал бы знакомством с «провинциалом». Но сам «провинциал» брезговал знакомством с генму.

Прибывшим ранним утром молодым киборгам дали час на отдых и приведение себя в порядок, после чего старшины групп собрали их в огромном зале-терминале, распорядившись загрузить в мнемокарту необходимую информацию о местах, в которых химер видели наиболее часто, а также о повадках химер, их слабостях и сильных сторонах. Затем старшины рассказали всё это устно, чтобы молодые киборги могли лучше усвоить информацию и легче оперировать ею.

Разбили на отряды. Найта вновь определили к столичным. Гордый отпрыск древнего польского семейства оказался в другой группе.

Молодым киборгам предоставили казённое обмундирование и развезли по разным полигонам.

* * *

Химеры не являлись животными в полной мере, но и за людей их принимать было никак нельзя. Практикантам доходчиво объяснили различия.

Химеры предпочитают драться голыми руками, зачастую снабжёнными острыми когтями, либо примитивным оружием — битами, дубинами, ножами. Дерутся, как правило, яростно и неутомимо, но не слишком умело.

Они способны на всяческие военные хитрости, засады, но, в отличие от животных, химеры не способны прочувствовать в полной мере и определить уровень опасности. Упрямо будут крутиться возле фермы, где находят лёгкое пропитание, несмотря на смертельную опасность. В то время как хищные звери предпочтут бросить опасную «кормушку» и поискать более лёгкую добычу.

Отряду Найта неспроста привели в пример именно ферму. Восьмерым молодым киборгам предстояло избавить от настырного и опасного соседства с распоясавшимися химерами довольно большое загородное имение, мясная продукция которого была неплохо знакома даже жителям столицы.

Несколько больших жилых домов, построенные из камня хлевы и пара заводов по переработке мяса граничили с дикой степью, в холмах которой и обосновалась стая человекоподобных хищников. Хозяева имения пытались бороться с напастью своими силами, обращались за помощью к Мастеру Ли, но химеры ускользали, а то и давали сдачи. Тварям хватало наглости даже подкинуть к самому порогу хозяев фермы головы несчастных солдат, рискнувших сунуться в норы под холмами.

Пара джипов с киборгами прибыла на место примерно к полудню. В это время химеры обычно спали. Старшины выстроили отряд, синхронизировали рации и двинулись на поиски химер.

Небольшую стаю удалось обнаружить почти сразу. Если бы Найта не предупредили заранее, он принял бы группку косматых парней в исключительно символических набедренных повязках за обыкновенных степных дикарей. Даже несмотря на то, что байкеры обычно носят грубо скроенную одежду из толстой кожи и не расстаются мотоциклами.

Химеры кинулись на киборгов с шипением и визгом, на какой не способна человеческая глотка.

Найт поразился, какие же длинные прыжки могут совершать эти существа. Но он не замешкался ни на секунду, а вскинул пистолет и начал стрелять. С удивительной точностью и хладнокровием. Всё по инструкции — правильный угол в сгибе локтя, вдох-выдох, разворот. Без промаха. Раз. Два. Ещё одна химера кинулась из-за валуна. Разворот. Выстрел. Три.

Кто-то из парней растерялся. Химеры выглядели точь-в-точь как люди, а при ранении вскрикивали так пронзительно и жалобно, что рука могла дрогнуть.

У кого угодно, но только не у Найта.

Он не осознавал себя убийцей. Ведь он просто уничтожал продукт неудачного эксперимента. Кроме того, душевные метания помогал победить стабилизатор. Найт мыслил хладнокровно и чётко, и рука его была тверда.

Старшины удовлетворённо кивали, заранее отмечая лучшего в группе.

Но затем Найт вдруг кинулся вдогонку за уцелевшими химерам. Те повернули к холмам.

— Стой! — заорал старшина. — Они в нору спрячутся! На их территорию запрещено проникать!

— Тогда они так и будут терроризировать ферму! — ответил на бегу Найт.

— Патронов не хватит! Нарушение инструкций! Штрафное, мать твою! Два штрафных!

Старшина нёсся со всех ног за взбалмошным альбиносом и даже сунулся в нору следом за ним: за каждого пострадавшего взыскивали со старшин. Но всего в паре десятков шагов от входа с потолка посыпались камни — сработала заранее подготовленная химерами ловушка для незваных гостей. Старшина чудом успел отскочить. Завал отгородил его от исчезнувшего в темноте Найта.

Парня можно списывать со счетов. Старшина ругался пару минут кряду, швырнув на землю шлем.

— Всё же хорошо шло! Чёртов тупой генму! Куда его только понесло!

— Естественный отбор, — буркнул один из столичных мальчиков.

Старшины разделили отряд и прочесали холмы, но не нашли больше ни одной норы. Найт пропал, вероятно, навсегда.

Приближалась сильная пылевая буря, о которой киборги были предупреждены. Ветер уже приносил с юга невесомые шлейфы рыжеватой пыли. Старшины были мрачнее тучи, когда отдали приказ возвращаться.

* * *

Не так глуп был альбинос, как показалось старшинам. Он заранее продумал ход собственной операции. Бесполезно срезать побеги сорняка — надо выкорчевать корень. Найт поинтересовался несколько большим количеством информации, чем выдали при инструктаже.

Оказывается, под холмами существуют пустоты — старинные заброшенные шахты, многие из которых заполнены метаном.

Химеры кидались на киборга со всех сторон, Найт только отстреливался и всё чаще задумывался о том, что патронов может не хватить. Но скачанная из Сети мнемокарта — план старинных шахт — помогала ориентироваться в кромешном мраке: киборг словно видел перед собой трёхмерный лабиринт. Благо связь с Сетью здесь была неплохая — сказывалась близость города.

Найту удалось обнаружить колодец, ведущий в шахту. Химеры отстали гораздо раньше, вероятно, знали об опасном месте. Вонь витала над колодцем сплошной черноты весьма отчётливая.

Найт чиркнул об стену сигнальным жезлом, какие выдавали всем вместе с экипировкой на всякий случай, тот вспыхнул, рассыпая искры. Молодой киборг швырнул жезл в яму с приличного расстояния и, не дожидаясь взрыва, кинулся бегом обратно к выходу из норы.

Химеры уже поджидали чужака и бросились в драку, но тут грохнуло. Земляной пол заходил ходуном. Химеры растерялись, стали метаться. Огонь поднялся и в вырытые ими тоннели. Найт оставлял за спиной огненный ад.

Вскоре он добрался до завала и принялся разбирать его, заставляя себя не впадать в панику. Для киборга, пусть и совсем юного, с минимальным количеством вшивок, увеличивающих силу и выносливость, раскидать гору камней не представлялось сложной задачей. Но в спину дышал огонь, а далеко под ногами рвался метан.

Несколько раз выскакивали обезумевшие от ужаса химеры, кидались в отчаянии на врага, даже не пытаясь искать выход. Найт хладнокровно отстреливал их и продолжал своё занятие. От гари и духоты он начал кашлять и задыхаться.

Стена из камней, казалось, совсем не уменьшилась.

Найт припадал на одно колено, приступы кашля становились всё продолжительнее и мучительнее. Но Найт упорно пробивался к выходу.

И вот глотнул кислороду.

Рядом мелькнула тень. Киборг дёрнулся, вскинув пистолет, но замер. Ему пришла на помощь женщина. Настоящая биологическая женщина. Грязная, растрёпанная, в каких-то замызганных обносках.

Но ведь им говорили при инструктаже, что химеры бывают только мужского пола! И тут парень заметил на шее женщины обрывок цепи.

— Ты кто? — ошарашенно спросил Найт.

— Я Тана, — хрипло ответила она. — Из байкеров. Эти звери меня держали тут, но мне удалось сбежать. Поднажми, городской!

Вместе они разгребли завал и выбрались наружу.

Остальные киборги пропали. Найт огляделся, но не заметил поблизости джипов, ни одной живой души. В голове плыл туман, глаза щипало, горло словно было забито тлеющей ватой.

— Как же так… — шептал молодой киборг. — Бросили…

Силы оставили его, и Найт повалился на пожухлую траву.

— Вставай, городской! — шипела байкерша, скаля крупные зубы и тягая киборга по земле. — Да вставай же ты!

Найт понимал, что нужно встать, но не мог.

«Будь, что будет!» — подумал он и провалился в забытье.

Глава 18

Практика для выпускников Боевого отделения Академии обычно длилась неделю. За это время молодые киборги успевали поучаствовать в двух-трёх полевых заданиях. Затем старшины групп оценивали их.

Альбинос имел все шансы получить высший бал и закончить Академию с отличием, но вдруг повёл себя крайне глупо. Никто никогда не возвращался из логова химер. И об этом практикантов предупредили.

Парнишка наверняка труп.

Старшины, ответственные за его группу, тянули с написанием рапорта. Смерти случались, но крайне редко. Случалось также, что пропавшие без вести в последний день объявлялись как ни в чём не бывало. Конечно же, получали нагоняй, но хотя бы не портили карьеру старшинам.

В случае с Найтом на чудо рассчитывать не приходилось.

В комнате, где он несколько дней назад занимал койку, царила напряжённая тишина. Парни не видели его трупа и не могли окончательно поверить в то, что Найт погиб. Но всё же атмосфера стояла гнетущая. А как легко и хорошо, почти играючи всё начиналось!

Старшины добавляли масла в огонь своими мрачными лицами. Молодые киборги потихоньку начали испытывать смутный, не в полной мере осознанный страх. Они начинали понимать, что быть киборгом — это значит постоянно балансировать между жизнью и смертью. Детство закончилось. Впереди — вечная смертельная схватка с судьбой.

Но «достопримечательность» не была бы собой, если бы не преподнесла ещё один сюрприз.

К центральным воротам головной башни прямо среди бела дня подъехало несколько самодельных байков, покрытых рыжей степной пылью. Обычно дикие байкеры с равнин не проникали в город так далеко, предпочитая тереться у окраин.

На возглавляющем колонну мотоцикле сидели двое: косматый обросший мужик в рогатом шлеме, обмотанном камуфляжной сеткой, и за его спиной — Найт.

Сперва охрана башни хотела прогнать дикарей, но потом выяснилось, что те не имеют агрессивных намерений. Они просто доставили киборга.

Под взглядами сбежавшихся соратников, старшин разных групп и местных жителей Найт спрыгнул с мотоцикла и пожал руку байкеру так, как принято у них — обхватывая не ладони, а локти друг друга.

— Ты мне брат теперь, Найт.

— И ты мне брат теперь, Медведь, — ответил молодой киборг.

С этими словами группа байкеров развернула свои машины, эффектно привставая на заднее колесо, и с рёвом укатила.

Найт пошёл к широкому крыльцу, на котором столпились прочие практиканты и старшины, в том числе те, что уже заранее похоронили взбалмошного курсанта.

Найт приблизился к ним, щёлкнул каблуками и отчеканил:

— Виноват, господин Йохансон, господин Смарт. Курсант девятого курса Академии Найт нарушил предписания и самовольно действовал в полевых условиях. Задержался с возвращением по причине погодных условий.

— С этим разберёмся позже, — ответил один из старшин. — Отправляйтесь в комнату. До выяснения обстоятельств вы под домашним арестом.

Однако к вечеру выяснилось, что благодаря действиям Найта удалось полностью уничтожить весьма крупное гнездо химер, и мясная фабрика теперь в безопасности. Кроме того, Найт сообщил, что байкер, с которым он так сердечно прощался и у которого согласно правилам неписанного степного закона гостил всё это время, пережидая пылевую бурю, является братом женщины, спасённой из логова химер. И теперь Медведь от лица всего племени, вожаком которого он был, клятвенно пообещал не нападать больше на караваны, идущие из города.

Найту не стали выносить никаких выговоров и зачли ему полевое задание. Даже с отличием. Мастер Ли лично пожал ему руку и предложил сразу после получения документов об окончании Академии остаться у него на службе. Найт поблагодарил и сказал, что подумает.

Столичные парни изменили своё мнение о «генму». Один из них даже обменялся с Найтом координатами на тот случай, если Найт вдруг решит перебраться в Октополис, и предложил посильную помощь на первое время с жильём и даже деньгами. Найт поблагодарил и сказал, что подумает.

* * *

Итак, он вернулся в Броксу, гордый своим маленьким триумфом, уже более существенным, чем победа в конкурсе танцев.

На полуторачасовой церемонии вручения аттестатов и лицензий на ношение оружия глава Академии пожал руку альбиноса и, усмехнувшись, сказал, что Найт родился в рубашке.

По периметру обширной застеклённой площадки стояли лучшие курсанты всех отделений, по одному с каждого курса, и держали стяги с символикой Академии, города Броксы, семьи Мастера Ирона и Империи. Найт украдкой оглядел всех отличников и нашёл Дэла. Сердце замерло и радостно подпрыгнуло. А потом Найт вдруг захотел, чтобы этот гордый парень завидовал его достижениям. Но лицо Делейта Лебэна было абсолютно бесстрастным, невозможно было определить, что он испытывает. Уж во всяком случае, точно не зависть.

После церемонии устраивался банкет в честь выпускников. На нём присутствовали, если имели такое желание, собственно виновники торжества с самых разных отделений, а также те отличники, что держали стяги на церемонии, и преподаватели с инструкторами.

Многие из них жали руку Найту, сдержанно выражая уважение. Подошёл и господин Торроф. Он также пожал руку парню и завёл разговор:

— Что ж, юноша. Вся Академия только и гудит, что о вас и вашей операции по уничтожению гнезда химер… Немного лукавлю, конечно. Ещё прославился вундеркинд с Синтеза. Изобрёл совершенно новую генетическую формулу. Но на Боевом отделении вы бесспорный лидер по количеству обсуждений. Какие у вас планы после окончания?

— Я пока об этом не думал, — пожал плечом Найт, невольно отводя глаза.

— И напрасно. С вашими данными о карьере стоило задуматься уже курсе на шестом. Скажите, вы рассматривали Октополис в качестве возможного места работы?

Найт сдержанно засмеялся:

— Что вы! Я о таком даже не помышляю! Мне не место в столице.

— Отнюдь! — помотал головой кибербиолог.

Вдруг его цепкие зеленовато-серые глаза стали очень серьезными, и он проговорил:

— Вы далеко пойдёте, молодой человек. В вас есть… как бы это сказать… некая искра. Вы истинный киборг. Уверяю вас, в столице вас ждёт головокружительная карьера.

Найт помолчал. Он на краткий миг задумался о том, что в словах господина Тороффа есть здравый смысл. Да, в столице за чистотой генома следят гораздо жёстче, чем в любом другом городе Империи. Но ведь киборгу всё равно никогда не получить разрешения на репродукцию, так и какая же разница, что этот киборг — альбинос?

Генму или нет — главное, что он действительно имеет все шансы стать очень сильным воином вопреки самой своей природе. Тело Найта приняло все вшивки боевой группы, как родные. Да и не только боевой группы. Иммунный фильтр навсегда избавил его от аллергии и от частых болезней. Новые глаза сослужили прекрасную службу в стрельбе. Найт теперь совсем не тот тщедушный хлюпик, что при поступлении в Академию. При непосредственном содействии господина Торрофа он превратился в настоящую боевую машину, которой есть куда стремиться. Нет предела совершенству.

— Я подумаю над вашим предложением, — задумчиво проронил юноша, и теперь его слова вовсе не были простой вежливой формулировкой.

— Вот мои координаты, — сказал господин Торроф, протянув Найту пластиковую карточку с набором символов и знаков, понятных для Сети. — Так меня быстрее всего найти. Я завтра улетаю в Октополис. Буду ждать вашего решения.

С этими словами он крепко пожал руку молодому киборгу и растворился в толпе.

Найт вдруг заозирался в поисках Делейта. Хотелось то ли поделиться с ним радостью, то ли похвастаться. Просто поговорить с ним. На прощание. Ведь завтра они разойдутся, быть может, навсегда. Делейт будет учиться ещё два года, а у Найта начинается взрослая жизнь. Но яркого черноволосого мальчишки нигде не было видно. Найту стало вдруг ужасно скучно и тоскливо. Ощущение, будто на плечи упал пыльный мешок.

Банкет шёл своим чередом, а Найт незаметно ускользнул и отправился в общежитие.

Спальня шестого блока пустовала: здесь обитали только выпускники, которые остались в банкетном зале. Найт неторопливо собрался, как будто хотел подольше побыть в этих стенах. Потом закинул сумку на плечо и решил проведать другие блоки.

С течением лет Академия Броксы увеличила набор, и теперь разновозрастных спален практически не существовало, все были укомплектованы согласно курсу и возрасту. С одной стороны, удобно, а с другой — нет. Найту пришлось пройтись по всему этажу огромного общежития. Чейз, Генрих и Штэф обитали теперь снова в пятом блоке. Занятия для них давно закончились, но Найту повезло застать их всех. И даже Тоду, вернувшемуся из спортзала, Найт был рад, потому что тот сдружился с Дэлом.

— Передай Дэлу мои координаты, пожалуйста, — попросил Найт, вручая ему маленькую карточку с номером телефона, электронного почтового ящика и идентификационным номером в Сети, по которому можно послать сигнал непосредственно на биочип.

Конечно, этот келамский вредина наверняка не передаст, да ещё и посмеётся. Но ведь трое свидетелей есть, которые в случае чего напомнят…

Крепко обняв всех на прощание, Найт отправился проведать Биффанта Худжина. Но его на месте не оказалось. Несколько его однокурсников, отдыхающих в общей спальне, сообщили, что Бифф опять ускакал на свиданку. Потом смерили Найта заинтересованными взглядами с головы до ног. Вероятно, приняли и его за очередной трофей приятеля.

Найт шёл по коридору, легонько улыбаясь. Бифф наверняка вырастет настоящим красавцем. Уже сейчас в пятнадцатилетнем подростке заметна стать будущего самца, гибкого, как леопард. Всё, что было в прошлом, выветрилось начисто из его златокудрой головы, которую он зачем-то красит в ядовито-оранжевый.

Проходя мимо седьмого блока, Найт чуть задержался. Здесь обитал Бофи. Он закончил в прошлом году. Найт даже не попрощался с ним. Что ж, быть может, так оно и лучше. Только сердце чуть кольнуло.

На улице буйствовал июнь. Жарило яркое солнце, шумели зелёные парки, в воздухе носилось предчувствие огромной, долгой жизни. Найт вздохнул полной грудью и пошёл по улице пешком. До ближайшего транспортного терминала было рукой подать, но молодой киборг пока не знал, куда направляется. Он просто наслаждался свободой, летом, своей едва начавшейся самостоятельной жизнью. Теперь он может придумать и построить с нуля себе любую судьбу, сам, а не потому, что кто-то взял его за шкирку и утащил на чужую каменистую дорогу. Нет, пожалуй, эта дорога — его. Правильная дорога.

Найт гулял по городу, сидел в крошечных кофейнях, глазел по сторонам и старался ни о чём не думать. Думать он начнёт ближе к вечеру: где снять комнату и куда податься. А может, купит ночной билет до Октополиса. Всё в его руках.

Глава 19

Найт не заметил, как очутился в старой части Броксы. Здесь было больше всего восстановленных зданий, поднятых с земли на второй уровень города. Есть повод гордиться своей малой родиной: сейчас старых зданий почти нигде в Империи не встретишь. То подделки или вариации на тему ретро, то современная архитектура — пластик, металл, стекло и бетон. А на этой маленькой улочке попадаются порой настоящие «пряничные домики».

Внимание Найта привлекла потемневшая от времени витрина. Она вся была сплошь заставлена какими-то невообразимыми вещицами, которым мозг молодого киборга никак не мог придумать назначения. Толкнул скрипучую низенькую дверь и очутился в полутёмном зале, заставленном стеллажами и полками. Здесь царил золотистый, пахнущий деревом и пылью сумрак. Найт медленно прошёлся между рядами шкафчиков, забитыми всякой всячиной, которая вряд ли могла бы пригодиться в жизни современному человеку. Без труда можно было догадаться, что это антикварный магазинчик.

— Чем могу быть полезен? — послышался спокойный и мягкий голос за спиной. Найт оглянулся. Приятной наружности аккуратный старичок в тёмном свитере внимательно глядел на него поверх старомодных очков.

— Я пока только смотрю, — почему-то виновато пожал плечами Найт. Наверняка все и без того малочисленные посетители приходят сюда только поглазеть.

Вдруг в горле Найта резко пересохло. Вихрем промчались ассоциации. Очки, свитер, старина. Господин Миккейн. А ведь он даже не попрощался с этим человеком, который столько для него сделал! И столько для него значил…

От мучительного стыда у Найта покраснели уши. Он уже успел забыть это ощущение.

— Нет, погодите, я хотел бы спросить, — быстро заговорил юноша, когда владелец лавки, вздохнув, отвернулся, чтобы уйти за прилавок, — у вас есть какая-нибудь классика?

— Конечно, — кивнул старичок и жестом пригласил следовать за ним.

Рядом с прилавком находилось несколько стоек с компакт-дисками, какие сейчас мало на чём можно воспроизвести.

— Вот, прошу. Тут у нас индастриел-нойз и дабстэп двадцать первого века. Вот тут — электро боди мьюзик двадцатого. А это — моя гордость, полное собрание Kraftwerk.

— Нет-нет, — помотал головой Найт. — Я имею в виду настоящую классику. Ну… ну, к примеру, Вивальди. Или Моцарт. Или Гендель.

Старичок посмотрел на необычного посетителя с нескрываемым изумлением.

— Ах, вы это имеете в виду… Что ж, есть и такое. Подождите минутку.

Он ушёл в подсобку, оставив Найта один на один с золотистой тишиной и покоем бесполезных вещей, каждая из которых теперь предназначена лишь для коллекционирования, любования да «войны статусов».

Старичок вернулся. Он нёс в руках несколько странных предметов: квадратный конверт из какого-то плотного материала, отдалённо напоминающего пластик, несколько маленьких коробочек из прозрачной пластмассы и папку с пожелтевшими листами.

— Вот, нашёл кое-что. На виниле, кассетах и в виде нот. Это, как вы и просили, Антонио Вивальди. Правда, несколько изменённая версия двадцатого века. Тогда это называлось «классика в обработке». А вот на этих кассетах — запись хора мальчиков, если мне не изменяет память, венского, середина двадцатого века. В частности, есть Гендель.

Рассказывая всё это, владелец лавочки поставил на прилавок странный агрегат, сдул с него пыль, нажал кнопку, и сбоку агрегата откинулась маленькая крышечка. Старичок вложил туда вещицу, которую назвал кассетой, затем плотно прикрыл крышечку и нажал другую кнопку. Послышалось мягкое шипение и потрескивание. Потом полилась музыка. Одновременно печальная и возвышенная, пронзительно чистая от того, что её исполняли хрустальные детские голоса. Маленькие ангелы, глядящие вниз с далёких облаков на суровый и грубый мир мужчин-воинов, в котором не было места маленьким ангелам.

— «Дигнаре», — тихо сказал владелец лавки. А потом проговорил нараспев: — Сподоби, Господи, в день сей без греха сохранитися нам. Помилуй нас, Господи, помилуй нас. Буди милость Твоя, Господи, на нас. Якоже уповахом на Тя.

Найт медленно кивнул и прошептал:

— Так красиво…

Горло сжалось, сердце дрожало натянутой струной, резонируя от чистого, как слеза, нежного пения. Найт слишком давно не плакал, но до сих пор не забыл это ощущение — одновременно сладкое и болезненное, как оргазм, когда подкатывают слёзы. Нет, ему плакать нельзя. Иначе визоры испортятся.

— Я беру всё, — деловито сказал Найт, доставая кредитку.

— Это очень дорого, — покачал головой старичок.

— Но ведь вы зачем-то мне всё это показали, — улыбнулся Найт.

— Я показал это потому, — ответил владелец лавки, — что вы уникальны, дитя моё. Хотите, я перепишу вам всё это на удобные современные носители, совершенно бесплатно? Зайдёте завтра, заберёте.

— Нет-нет, я хочу купить. Это в подарок. Одному очень-очень важному для меня человеку. У меня есть деньги, я получал повышенную стипендию, да и выпускные получил повышенные.

— Вы же киборг, дитя моё. Вам пристало покупать на эти деньги оружие.

— Ещё успею! — отмахнулся Найт.

Старичок вздохнул и принял кредитку.

Переведя необходимую сумму, он принёс из подсобки коробку, уложил всё бережно и медленно, словно прощался с друзьями или членами семьи.

Потом попросил Найта подождать и через некоторое время вынес какой-то непонятный предмет. Стеклянный шар на подставке, внутри которого на одной ножке стояла танцовщица в странном белом одеянии, знакомом Найту по видеоархивам господина Миккейна. Старичок встряхнул шар, и вокруг маленькой балерины закружился снежный вихрь.

— Возьмите, дитя моё, — сказал он, протягивая сувенир, — совершенно бесплатно. Этой вещице около четырёхсот лет. Правда, её пару раз чинили, но она вполне может считаться антиквариатом. Она долгое время оставалась в моей семье, переходя по наследству. Я считаю, что теперь этот предмет должен остаться у вас.

— Но я киборг. У меня никогда не будет наследников, которым я смогу передать его.

— Вы обязательно найдёте ей пристанище.

Старичок утвердительно кивнул и улыбнулся удивительно приятной и светлой улыбкой. Найт бережно уложил стеклянный шар в свою сумку, забрал кредитку и, попрощавшись, вышел.

* * *

— Дорогой, к тебе пришли, — сказала Мона, осторожно заглянув в кабинет своего хозяина, который настойчиво требовал называть его мужем.

— Милая, я же сказал, что работаю, — буркнул господин Миккейн, не отрываясь от ноута.

— Это Найт, — только и ответила на это Мона.

Господин Миккейн вскинул голову, встал. Постоял, чуть нахмурившись. Но потом всё же сорвался с места и стремительно прошагал из кабинета.

Найт, высоченный, широкоплечий, стоял в холле и широко улыбался. В первую секунду он показался историку неприятно похожим на генерала Агласиса Шибту. Когда-то старый киборг точно так же стоял здесь, чуждый всему окружению. Разве что выражение лица его было мрачным и серьёзным.

Найт изменился. От робкого, тощего и болезненного мальчика не осталось и следа. Как же давно они всё-таки не виделись…

— Здравствуй, Найт, — проговорил господин Миккейн. — Я, признаться, уж и не чаял…

— Простите меня! — Найт шагнул к историку навстречу, в первое мгновение даже напугав его своей стремительностью, ростом, хрустальными глазами, крепкими объятиями. Объятиям мешала какая-то коробка.

Найт чуть отодвинулся, глядя на своего учителя. Потом спохватился:

— Ох, совсем забыл! Это вам!

Господин Миккейн, помешкав, принял.

— Откройте! — Найт радостно показал в улыбке белоснежные ровные зубы.

Господин Миккейн откинул крышку. Ахнул. Аккуратно придерживая коробку одной рукой, второй медленно перебрал её содержимое.

— Боже мой, Найт, это же безумно дорого!

Он закрыл коробку и вернул её.

— Я не могу это принять!

— Примите, ну пожалуйста!

В груди господина Миккейна тихонько ёкнуло. Интонации и изогнутые белые брови разрушили иллюзию «молодого Агласиса Шибты». Перед ним стоял всё тот же маленький болезненный мальчик, обманчиво-хрупкий и невероятно сильный, как эдельвейс. Просто вокруг этого мальчика наросла броня из упругих мышц и искусственной красоты.

Господин Миккейн сглотнул, прижал коробку к груди одной рукой, а второй обхватил спину Найта.

— Спасибо, мой мальчик.

После довольно продолжительной паузы он отодвинулся и сказал:

— У тебя есть время на чашечку кофе?

Найт кивнул.

Через четверть часа они сидели в гостиной среди картин, о большинстве которых Найт мог бы многое рассказать. Переговорили на все темы, накопившиеся, точно прелые листья под снегом, за это время. Обсудили тысячу вопросов, проболтали до вечера.

— И какие же у тебя планы на будущее? — спросил господин Миккейн, осторожно прихлёбывая горячий кофе.

— Пока точно не знаю. Но думаю податься в столицу, — ответил Найт.

Господин Миккейн едва заметно нахмурил брови. Поставил чашечку на стол. Найт взволнованно спросил:

— Что с вами?

— Прежде всего, что с тобой? — господин Миккейн поднял взгляд на недоумевающего парня. — Хочешь ли ты на самом деле того, о чём говоришь?

Найт отвёл глаза, задумавшись. Господин Миккейн продолжал:

— Я наслышан о твоих подвигах. Единым махом уничтожить сразу около сотни живых существ — это похвально для киборга. Если ты переберёшься в столицу, у тебя есть все шансы поступить в элитное киберподразделение «Шершень». Там любят таких. Но такой ли ты, мой мальчик?

Найт молчал. Учитель положил на его ладонь свою, юноша вздрогнул и взглянул на него.

— Глаза — зеркало души, — произнёс господин Миккейн, — но эти твои киберглаза — её тюрьма. Они запрещают тебе даже плакать. А плакать живым существам необходимо. Когда мы плачем, то на обугленную, высушенную долину нашей души льётся целительный дождь. Я боюсь, что твоя долина окаменеет.

Найт опустил голову и едва заметно закусил губу. Учитель встал, обошёл его стул и положил руки Найту на плечи.

— Мне очень не хочется, чтобы ты пропал.

Через несколько минут молчания Найт встал, осторожно сняв с себя руки историка.

— Уже поздно, я пойду, наверное…

— Оставайся. Переночуй, как в старые добрые времена, в комнате моего сына. Гостиница — просто ненужные траты. А ты с этим безумно дорогим подарком и так поиздержался. Должен же я тебе хоть как-то возместить! — добродушно усмехнулся господин Миккейн.

Найту и самому совсем не хотелось уходить. Он поглядел на учителя и, чуть виновато улыбнувшись, кивнул.

* * *

Знакомая комната, по которой Найт, как оказалось, ужасно соскучился, будто бы глядела на юношу с укоризной. Это ощущение не давало уснуть. Проворочавшись с боку на бок несколько часов, Найт тихо встал и двинулся в сторону спальни господина Миккейна, ещё не вполне осознавая зачем.

Тот спал в большой постели вместе с Моной. Самочка, казалось, старалась занять как можно меньше места: она свернулась клубочком на самом краю довольно вместительного ложа. Найт решил, что если она вдруг проснётся, то молча встанет и бесшумной тенью выскользнет из комнаты, догадавшись, что она лишняя.

Но Мона не проснулась. Найт приблизился к постели. Безмятежное лицо спящего учителя казалось непривычным, каким-то голым и беззащитным без очков. Найт некоторое время стоял и смотрел на него, как на нечто незнакомое, удивительное, а потом наклонился и невесомо прикоснулся губами к щеке господина Миккейна, немного удивляясь необычному ощущению грубой, чуть колючей кожи. Сердце забилось быстро и резко, как будто Найт делал что-то плохое и боялся, как бы его не поймали.

Выпрямившись, юноша положил на столик рядом с кроватью электрошок, который когда-то дал ему господин Миккейн в знак доверия, и поспешно покинул спальню.

После этого юноша уснул сразу же, как только укутался в одеяло. У него даже не было времени подумать, что же это было — сыновний поцелуй или…

* * *

Утром не осталось никаких мыслей и сомнений. Найт не захотел сбегать, не попрощавшись, потому дождался, когда господин Миккейн проснётся, даже позволил уговорить себя остаться на завтрак, а потом сообщил:

— Я остаюсь в Броксе. Попытаю счастья на службе у Мастера Ирона. Столица не для меня.

Господин Миккейн просиял.

— Это надо отметить, мой мальчик!

Он поднял стакан с соком и легонько стукнул его краешком о стакан ученика.

После завтрака Найт отправился в центр города, где в тщательно охраняемой зоне располагался комплекс офисных зданий и казарм, подчиняющихся непосредственно Мастеру Ирону. Как оказалось, не один Найт решил наняться в услужение к хозяину города. Молодые киборги заполняли специальные анкеты и представляли на рассмотрение свои аттестаты. Найт заметил в обширном, залитом солнечным светом холле и Ка. Но обменялся с ним лишь сдержанными кивками.

Документами заведовал суровый пожилой мужчина в должности старшего секретаря. Изучив данные Найта, он буркнул:

— Так у вас полный альбинизм…

И смерил его весьма красноречивым взглядом, от которого рослый и крепкий юноша почувствовал себя едва ли не куском дерьма, прилипшим к ботинку. Но вдруг вспомнил уроки Тэо, расправил плечи и выпрямил спину с благородной гордостью.

— Да. Это имеет какое-то значение?

Секретарь сдержанно крякнул и опустил глаза. Глядя на этого громадного киборга с прозрачными глазами, царской гривой белоснежных волос и мужественно-грубыми чертами лица, легко забыть, что он генетически неполноценен.

После подачи документов и их обработки выпускников Академии пригласили в тир, где под наблюдением киборга в звании второго инструктора они продемонстрировали свои навыки в стрельбе.

Затем юношам необходимо было преодолеть полосу препятствий в специальном зале. В целом всё выглядело урезанным вариантом промежуточного экзамена в Академии.

В более крупных мегаполисах соискателей иногда подвергали и нейросканированию, чтобы обезопаситься от возможных вражеских агентов. Но Мастер Ирон понимал абсурдность подобной меры относительно своего городка.

После «экзамена» киборгам предложили немного подождать. Требовалось время на обработку информации и на короткую консультацию личного секретаря главы города со старшим секретарём и инструкторами. Мастер Ирон полностью доверял мнению своих подчинённых.

Юноши ожидали решения в том же холле, где заполняли анкеты. На нескольких плазменных экранах прыгало какое-то новомодное видео, но его никто не удостаивал внимания, слишком уж волновались вчерашние выпускники. Впрочем, Ка вроде бы вовсе не волновался.

Результаты сообщили минут через сорок. Приняли всего семерых из тридцати соискателей. Ка не оказалось в списках счастливчиков. Найт удивился, что бывший однокурсник подошёл к нему и пожал руку.

— Поздравляю, Мыш, — сказал тот совершенно беззлобно, и Найт улыбнулся в ответ. — Что ж, не повезло мне. Или, может, наоборот повезло. Подамся в Тетраполис. Новым хозяевам города нужна новая армия.

— Удачи, Ка.

— Кстати, моё полное имя Кристофер, — подмигнул Ка.

Затем он сунул руки в карманы, развернулся и покинул офис личного секретаря Мастера Ирона.

Найт остался один в своей новой жизни, хотя и был немного знаком с ребятами из другого блока, ставшими его коллегами.

Ассистенты личного секретаря проводили парней в казарму. На ближайшее и необозримое время она будет домом Найта.

Маленький, ничем не примечательный городок, в котором практически никогда ничего не происходит и в котором, соответственно, вряд ли возможно накопить достаточную сумму на то, чтобы превратиться в машину на девяносто шесть процентов. Но Найту было бы достаточно накопить на более сложные визоры, которые не боялись бы его слёз. Гонка за «вшивками» не была для него настолько важной.

В Броксе оставались господин Миккейн и — минимум на два года — Дэл. Найту удалось приблизиться к отцу, пусть тот даже не знает об этом, стать его незримым защитником и верным воином.

Поэтому Найт не жалел о своём решении.

Загрузка...