Николай Павлович Печерский Жаркое лето

Ванята и Гриша


Мать Ваняты Пузырева надумала уезжать из села в какие-то далекие края. Ванята услышал об этом и страшно обрадовался. Раньше он никуда не ездил. Только в луга за сеном да на летнюю ферму к матери с пустыми бидонами для молока.

Но что это за дорога!

Теперь они уедут навсегда. Очень ему нужны это село и пустые бидоны, которые возит на ферму дед Антоний!

Даже не вспомнит никогда, даже дорогу сюда забудет!

Впрочем, может, когда-нибудь и наведается. Пройдет по селу, разыщет приятеля Гришу Самохина, которого дразнят козлом, и скажет:

— Удивляюсь, как ты еще тут живешь!

Ванята представил картину будущей встречи с Гришей и даже улыбнулся.

Здорово он все-таки придумал!

Жаль только, что вернется он в село не скоро. Ваняте не хотелось ждать тех туманных дней, и он решил объясниться с Гришей сейчас, немедленно. Услышит — наверняка умрет от зависти!

Ванята принялся искать кепку. На этот раз она оказалась в груде белья, которое мать гладила перед отъездом и складывала в чемодан.

Кепка была еще хорошая. Только замаслилась неизвестно отчего да козырек согнулся вдвое и стал похож на крышу голубятни.

Кепку изуродовал в драке Гриша Самохин.

Дрались они с Ванятой чуть ли не каждый день. Начиналось все по-хорошему: идут по улице мальчишки, болтают про свои дела и вдруг — шум, гам, летят в стороны пух и перья, кипит бой.

Ванята был слабее Гриши и поэтому терпел одно поражение за другим. Вздует Гриша приятеля и еще недоволен. Смотрит, как размазывает Ванята по лицу перемешанный со слезами пот, и говорит:

— Какой интерес с тобой драться? Как мочалка.

Трудно было понять, на каких подпорках держалась дружба Ваняты и Гриши. Умоется Ванята, исследует возле зеркала синяки и царапины и — снова к Грише. Никаких перемен, впрочем, после новых встреч не происходило. Все повторялось как в сказке про белого бычка.

Гриша считался в селе первым бойцом, и с ним никто не хотел связываться. Только Ванята не признавал Гришиной власти, сам при случае задирал приятеля и бился до последних сил. Уже лежит он пластом на земле, уже просить бы ему по всем правилам пощады, но нет, не сдается. Вертит головой, пинает противника ногами, норовит выскользнуть из цепких объятий.

Однажды, — было это, кажется, в прошлую субботу, — Ваняте все-таки удалось вывернуться вьюном из-под Гриши и затем обратить его в поспешное и позорное бегство. Правда, уже потом Гриша говорил, будто он бежал просто так, чтобы позлить Ваняту. Но хитроумной выдумке этой никто не поверил.

Так или иначе, но драки после этого прекратились. Видимо, бойцы раздумывали над тем, что произошло, взвешивали силы друг друга.

Сейчас Ванята готовился к новой встрече с приятелем. Интересно, что он запоет, когда узнает про отъезд? Ванята напялил свою «голубятню», встал на цыпочки и заглянул в тусклое с черными крапинками зеркало. Ванята закончил шестой класс, но ростом был мал и в селе звали его махоткой. Из зеркала пристально посмотрел его двойник — крутолобый, усыпанный до самых ушей веснушками. Картину дополняли торчащие во все стороны волосы и пуговичный, облупленный нос.

Иной с такой вот личностью вообще бы не подходил никогда к зеркалу и зря не расстраивался. Но Ванята был вполне доволен тем, что дала ему природа. Он поправил кепку, надвинул ее поближе к правому уху, показал самому себе язык и отправился на улицу искать Гришу Самохина.

Долго искать Гришу не пришлось. Он стоял возле колодца, смотрел, как дед Антоний поит коня из широкого помятого ведра. Конь пил медленно, с расстановкой. Он знал, что впереди у него нет особых удовольствий. Дед Антоний, который навечно закреплен за его душой и рыжим ребристым телом, впряжет его сейчас в телегу, стегнет для порядка по боку и поедет на ферму.

Ванята смотрел на коня и думал, что, может быть, видит его в последний раз. Но эти мысли тоже не вызвали в его душе ни особой тоски, ни разочарований. Там, куда они уедут с матерью, всего насмотрится. Мать, правда, пока не посвящала Ваняту в подробности их переезда. Но он не сомневался, что место это во всех отношениях хорошее, стоящее.

Куда попало мать не поедет. Она в колхозе лучшая доярка и в прошлом году даже получила орден на красной шелковой ленточке. Ванята всегда был спокоен за свою судьбу. Сейчас он стоял рядом с Гришей, смотрел, как неторопливо пьет конь воду, и думал, как лучше выразить Грише свои мысли об отъезде.

Но вот дед Антоний и его конь ушли. Ванята помедлил для приличия, поправил свою знаменитую кепку и потом, будто между прочим, сказал Грише:

— А мы с матерью насовсем из села уезжаем…

Гриша никогда и ничему не верил. В душе у него, наверно, без всякого складу и ладу были расставлены на каждом шагу знаки препинания — точки, запятые, вопросы. Не успеет человек рта раскрыть, а у Гриши уже тут как тут наготове его точки, вопросы и вообще бестолковые возражения.

Не поверил Гриша Самохин и сейчас. Оттопырил нижнюю губу и легкомысленно заржал:

— Ге-ге-ге!

— Что «ге-ге-ге»? — возмутился Ванята.

— Ври больше, — сказал Гриша. — Я тебя давно знаю!

Ванята рассердился, хотел было треснуть для начала упрямого Козла по лбу, но воздержался.

— Чудак ты и больше никто, — сказал Ванята. — Тебе говорят, а ты… Мать уже чемоданы собирает!

Чемоданы, с которыми всегда связаны отъезды и перемены в жизни, неожиданно произвели на Гришу впечатление. Точки и запятые в его душе перепутались, смешались, и Гриша вдруг из упрямца стал вполне нормальным человеком, которому знакомы и сомненья, и зависть, и другие человеческие слабости.

— Завтра уезжаем… а может, послезавтра, — подлил масла в огонь Ванята. — Я сейчас домой иду. Печь для пирогов топить надо.

Ванята рассказал другу о пирогах, которых надо наготовить в дорогу целых полмешка, о консервах, которые они дочиста вымели из магазина; потом сообщил еще одну новость: председатель велел дать им на станцию свою «Волгу» и грузовик для вещей.

Когда человек увлечется, он может наговорить лишнего. Ванята не заметил, как перешагнул опасную черту и чуть не загубил все дело.

— Ну и врешь! — сказал Гриша. — «Волгу» в ремонт отвезли. Сам вчера видел…

Ванята начал выкручиваться. Сказал, что про «Волгу» он тоже знает. И вообще «Волга» придет из другого колхоза. Председатель сам туда звонил и сам все сказал матери.

— Тебе завидно, так ты и не веришь, — добавил он. — Если не веришь, сам у председателя спроси. В избе он сидит, с матерью разговаривает….

Гриша Самохин, которого называли Козлом за его упрямство, поверил Ваняте. Он как-то грустно посмотрел на Ваняту и вздохнул. Ваняте от этого взгляда и этого вздоха тоже стало грустно и даже немного жаль драчливого, но все-таки верного друга.

— Я же не сам хочу уезжать, — виновато сказал он. — Это мать хочет…

Гриша долго молчал, по лицу его было видно, как мучительно собирался он с мыслями. Наконец он отвернул клапан кармана своей рыжей вельветки, ковырнул что-то ногтем и подал Ваняте серебряный крючок с крохотным круглым ушком для лески.

— Бери, — сказал он. — У меня целых два. На марки у Ермолая выменял…

Ванята хотел отказаться от подарка. Ему было жаль лишать друга ценной вещи. Там, куда они поедут, возможно, даже нет речки. Ванята искоса поглядывал на крючок и все больше понимал значение щедрой жертвы. Они давно дружили с Гришей, но просто так ничего друг другу не давали. Наоборот, Гриша даже пытался обжулить Ваняту и всучить ему при случае какую-нибудь чепуху.

Серебряный крючок с круглым ушком и острой тонкой зазубринкой лежал у Гриши на ладони. Ванята не брал подарка. Гриша по-своему понял, какие сомненья копошатся сейчас в голове друга. Он помялся и, стараясь не глядеть на Ваняту, оказал:

— Ты бери. Я за так даю. Ты ж меня знаешь!

Гриша в самом деле не жалел крючка. Даже бровью не повел, когда Ванята стал прикалывать его к подкладке замасленной, как у тракториста, кепки.

— На щуку крючок пускай, — посоветовал он. — Такой крючок для нее — первое дело. Таких крючков вообще не найдешь. Я, если хочешь…

Гриша не закончил мысли и умолк. На лоб одна за другой выбежали и застыли три крутые, похожие на птиц при взлете, полоски. Молчал и Ванята. Друзья поняли все, до самой последней капли. Они были смущены и подавлены открывшейся вдруг им тяжестью и значительностью предстоящих событий.

По улице прошумел грузовик с нестругаными досками в кузове. На этом грузовике колхозники ездили на базар и на станцию, которая лежала где-то за темной полоской леса. Гриша проводил взглядом машину и опросил:

— Куда едете-то?

— Не знаю, — сознался Ванята. — Мать пока не сказала. Далеко, в общем…

Гриша пожевал губами, подумал и совсем тихо, как будто бы только для себя, сказал:

— Жаль!

В этом коротеньком слове было столько тоски, что у Ваняты все перевернулось в душе.

— А мне, думаешь, не жаль! — сказал он. — Мне, может, еще жальчей!

Приятели постояли еще немного и, не сговариваясь, пошли по улице. Все тут было как раньше: тополя у дороги, которые они сажали всей школой, клуб с чистой цинковой крышей, магазин с высоким дощатым крыльцом. За селом мерцала на быстрине юркая, заросшая по берегам тусклыми вербами река Углянка.

Ванята поглядел на эту реку и вспомнил, как в прошлом году поймал там огромную щуку. Он нес рыбину на плече, и хвост ее доставал почти до самой земли.

Ванята хотел напомнить Грише про щуку, но посмотрел на озабоченное лицо друга и отвел глаза в сторону.

Возможно, в эту минуту Гриша тоже думал о речке, где они пропадали с Ванятой до самых звезд, о зеленой зубастой щуке, которая попалась в прошлом году на крючок друга, о драках, которые неизвестно отчего возникали между ними почти каждый день.

Гриша тронул Ваняту за плечо и тихо сказал ему:

— Ты попроси свою матерь. Скажи «не надо уезжать» — и все! Взрослые — они тоже понимают… Ладно?

Глаза мальчишек встретились.

Ванята решительно надвинул на лоб кепку и отправился домой.

Хорошо, когда на свете есть друг и этот друг может дать тебе ценный совет. И, в конце концов, совсем не важно, если он сгоряча обзовет тебя мочалкой и треснет по затылку.

Загрузка...