25 глава Пашня

На этой неделе не было дождя, и под осенним солнцем земля заметно подсохла. По утрам все же чувствовалась прохлада. В утреннем тумане солнце скользило, словно золотой диск, потом, когда туман рассеялся, оно начало светить ярко и греть лучше.

Вчера, идя со своими детьми на берег реки за дровами, Фарида увидела в густом тумане тусклые силуэты лошадей, которые паслись, фыркая на скошенных рисовых полях.

Сегодня утром, когда рассеялся туман, у полевого стана остановился бульдозер жёлтого света «Алтай», с плугом. Из кабины трактора вышли агроном Пиллаев и тракторист Газинияз, лет тридцати, среднего роста, с лошадиным, небритым лицом и с глубоким шрамом на лбу. Он ходил в грязной фуфайке и в кирзовых сапогах, немного сгорбившись, как неандерталец, и курил сигареты без фильтра. От того. что он редко ходил к парикмахеру, его кудрявые волосы напоминали гнездо аиста. Пиллаев, напротив, низкорослый, толстый рыжий очкарик, ходил в брезентовом плаще с капюшоном, в хромовых сапогах и в брюках галифе, как Адольф Гитлер. Дети Фариды Мекоил с Зулейха с интересом смотрели на бульдозер, на тракториста Газинияза и на агронома Пиллаева.

Как раз в этот момент приехал на велосипеде бригадир Довул. Фарида поздоровалась с ними, стоя на крыльце полевого стана. Тут тракторист Газинияз неожиданно напугал Мекоила, издав звук злого кота:

— Выы-ыыг!

Мекоил страшно испугался. Увидев это, все засмеялись. Мекоил начал пинать тракториста Газинияза, который напугал его.

— Дурак! — сказал он, глядя на тракториста Газинияза как на высокую скалу. Газинияз продолжал шутить, глядя на Мекоила:

— Сколько у тебя жен, приятель? Десять? Почему так мало? Зато детей много, да? Твои внуки наверно учатся в Вузах на прокурора в разных уголках земного шара? — сказал он.

Снова поднялся смех. Фарида тоже засмеялась. После этого бригадир Довул заговорил:

— Фарида-апа, мы начинаем осеннею пашню, и механизатор Газинияз будет работать на полях до поздней ночи. Ночью он будет спать в моем кабинете, на раскладушке и Вам он не будет мешать. Я зачислил Вас поваром этого механизатора — ударника Газинияза, а за эту работу мы будем платить Вам дополнительно. Вы согласны? — спросил он.

Фарида в знак согласия кивнула головой.

Бригадир Довул взял из багажника и с руля своего велосипеда продукты и дал Фариде. Пиллаев начертив карту на сырую землю, объяснил трактористу Газиниязу план пашни и тракторист — ударник завёл трактор. После чего сев в кабину поехал в сторону поля. Бульдозер шёл словно огромный жук, гремя гусеницами, сотрясая землю как весенний гром, напряженно урча и выбрасывая дым через выхлопную трубу. Почистив картошку и лук и нарезав мясо, Фарида начала готовить обед.

Агроном Пиллаев пошел пешком через поле в сторону села. Фарида готовила ингредиенты для блюда и думала о Гурркалоне, который лежал в больнице. Вот уже две недели Фарида не видела его. Бедный, может, он ждет меня, глядя на дорогу из окна больничной палаты. А может, его уже выписали из больницы, и он уехал домой к своей жене — подумала она.

Фарида сожалела о том, что долго не могла навестить Гурркалона. Как же она могла поехать к нему с изуродованным лицом, с синяками? Дай бог, чтобы он не повесился в отчаянии на рукаве своего больничного, полосатого халата, похожего на одежду узников концлагеря. Теперь вот её увечье зажило, и она запланировала навестить его на днях, но тут началась пашня. Да-а-а, если он услышит, что муж Фариды Худьерди произнес три талак, освободив её от супружеской ответственности, он страшно обрадуется. Некоторые говорят, что когда муж объявляет талак своей жене, то это должны слышать свидетели. На самом же деле самый большой свидетель — это Бог, он всё видит и слышит, не только голос, но каждый шорох тоже. Это значит теперь по шариатским законам Фарида и Гурркалон могут пойти в мечеть, чтобы мулла им зачитал никах. Фарида хотела выйти замуж за Гурркалон в том числе и ради детей, чтобы они не росли безграмотными и жили нормально, в человеческих условиях где есть свет, телевизор и прочие современные удобства.

С такими мыслями Фарида готовила шурпу в чугунном казане, разведя огонь и подкладывая в очаг кизяки и хворост. Потом она убралась на полевом стане, помыла посуду и, налив воду в кумган, поставила его на очаг, где тлел огонь под казаном.

Ровно в час дня словно компитентный немец, приехал на бульдозере тракторист Газинияз и помыв руки в арыке с тихой прозрачной водой, вытер руки о свою фуфайку и подошел к столу. Фарида принесла обед и поставила на стол. Перед тем как приступить к трапезе, тракторист Газинияз сказал Фариде, что, мол, неплохо было бы вмазать граммов двести водочки или хотя бы коньячку со льдом перед аристократической едой.

— В нашем мусульманском ресторане нет буфета — сказала Фарида улыбаясь. Ну и ресторан у Вас, мадмуазель де ла Паги — сказал тракторист Газинияз, и начал обедать, громко хлебая шурпу, обмакивая в бульоне хлеб.

После плотного обеда, он вытащил из внутреннего кармана своей фуфайки пачку сигарет «Астра» и закурил. Потом, протянув пачку Мекоилу, спросил:

— Курить бушь, чувак? Не куришь? Бросил значит? А-а, ты предпочитаешь марихуану? Ах, ты уже сидишь на иголке и нюхаешь белый порошок? Ну, ну… — сказал он, удивляя Мекоила и рассмешив Фариду.

Потом, закурив, он пошел к своему трактору. Перед тем, как завести мотор трактора, Газинияз высунул из окна кабины голову с волосами, похожими на гнездо аиста и громко спросил у Фариды:

— Что на ужин, мадмуазель, барбекю из лангуста с красной икрой?!

— Не-е-ет, господин тракторист! Пло-о-ов с говядиной! — ответила Фарида.

Тракторист Газинияз завёл мотор и рывком поехал в сторону поля.

Вечером он пришел усталым, как бурлак из картины Ильи Ефимовича Репина, сел за стол, на котором светился фонарь.

Фарида принесла плов с салатом и зеленый чай, поставила на стол. Тракторист Газинияз, засучив рукава, протянул руку, чтобы взять горсть плова, но тут его остановила Фарида.

— Вы забыли помыть руки, господин великий тракторист Газинияз Шейх Хусейн Султанмалик — сказала она.

— А я помыл руки керосином там — сказал Газинияз.

— Нет, Вы должны помыть руки водой — настояла Фарида.

Тракторист Газинияз неохотно встал и пошел к арыку. Помыв руки, он вернулся и снова сел за стол. Потом начал есть плов руками. Фарида, сидела задумчиво глядя на странного тракториста, который с волчьим аппетитом лопал плов, время от времени запивая зеленым чаем.

В это время из за туманных полей поднялась луна.

После сытного ужина тракторист Газинияз закурил, глядя на луну и вдруг заплакал.

Фарида сначала подумала, что он шутит. Но потом убедилась, что тракторист Газинияз плакал по-настоящему по-мужски, беззвучно, тряся плечами.

Фариде стало не по себе, и она не знала, что делать.

— Господин Газинияз, почему вы плачете? Перестаньте. Такой веселый парень, к тому же еще считаетесь великим трактористом нашей планеты. Что случилось?.. — удивилась она.

— Простите, апажон, глядя на луну, я внезапно вспомнил об одной девушке, которую я безумно любил. Как мы любили друг друга, господи! Она была такая красивая, хорошая, культурная. Мы вместе учились с ней в Ташкентском Государственном Университете. Она одевалась с особым вкусом, ей так шли наряды! Как она шагала по большому фойе университета, стуча каблуками по мраморному полу. Стук шпилок её туфли раздавался словно звуки капель в апрельском оттепеле, где за окном таяли снега в ночной тишине, под луной, недавая людям спать. Как будто она медленно поднималась все выше и выше, словно луна, освещавшая безлюдное поле моей жизни. При встрече с ней я замерал теряя дар речи, невольно прислонившись к стене как призрак. В аудитории я сидел, не сводя с неё глаз, как околдованный. Не слушал лекцию профессора. Иногда она тоже поглядывала на меня краешком глаза, и тогда мне казалось, что сердце мое проткнуло мою глотку и вот вот разорвется. Я глядел на неё и не мог никак наглядеться. Я чувствовал бескрайнюю, бездонную нужду, не восполняемую ничем. Мы жили с ней в различных регионах страны и после того, как мы окончили университет, моя мама поехала в их город посватать меня. Но она вернулась со слезами на глазах, и тихо-тихо плакала, обняв меня и поглаживая мои волосы. — Прости меня, сынок, что я не смогла выполнить твою просьбу — плакала она. Оказывается, родители той девушки, которую я безумно любил, сказали, что они не могут выдать свою дочь замуж за меня, потому что я живу далеко.

После этого я поехал к ней, и мы встретились. Она попросила меня, чтобы я больше не приезжал к ней, так как отец её сказал, что она выйдет замуж за того парня, которого он выберет. В случае отказа или неповиновения, он откажется от неё перед богом и перед людьми. То есть проклянет её, и она станет «окпадаром», то есть блудливой.

— Я не могу идти против отца и не хочу чтобы из за меня Вы тоже горели в аду после смерти. Если Вы меня любите, то прошу Вас, Газинияз — ака, не приходите ко мне больше. Я Вас люблю и не забуду до самой своей смерти и после смерти тоже. Смотрите, луна сегодня стала свидетельницей нашей последней встречи. Теперь мы оба, когда тоска замучает, будем глядеть на луну, и наши мысли встретятся — сказала она и горько плакала. Я тоже плакал, обнимая и целуя её в последний раз.

После этой встречи она вышла замуж за другого парня, за сына богатого министра, а я бросил всё и стал трактористом, лишь бы жить в уединении, вспоминая о ней, глядеть на луну, когда тоска одолеет. Я работаю на безлюдных полях и пою песни во весь голос под шум трактора, иногда плачу. Плачу в густом тумане, чтобы слезы, которые текут из моих глаз, никто не видел. Шли годы тоски и разлуки. Однажды я узнал, что она умерла. Убил её его муж, сын богатого человека, котрый стал наркоманом и сел на иглу. Я поехал к ней на могилу и мысленно разговаривая с ней долго, безмолвно плакал. Вот почему я плачу, апа… Простите еще раз… — сказал тракторист Газинияз, вытирая слезы на подол своей фуфайки. Потом встал с места и направился в сторону своего трактора. Луна, словно серебряный диск, все так же светила, пробиваясь сквозь холодный туман.

Загрузка...