Желтый дьявол. Том 2

1. Все для России

На пустынной и мрачной набережной маленький домик. Это — городская квартира адмирала Колчака. В окнах, сквозь ставни еще свет — секретное совещание. Участвуют в нем адмирал Колчак, начальник снабжения армии Колчака и полковник Солодовников.

Начальник снабжения только что кончил свой доклад и выжидательно смотрит на адмирала.

— Ну, что ж! Покупайте оружие у американцев.

— Слушаюсь, ваше превосходительство! Но…

— Что еще?

— Они требуют золото немедленно. При получении…

— Гм… Они получат его! Но мы же не можем посылать золото сейчас, когда на восточных путях разбойничает этот Семенов и прочие…

— Ваше превосходительство! Требование американцев категорично. Мы рискуем остаться без оружия.

— Чорт! Ну, придумайте что-нибудь для отправки золота в неприкосновенности. Замаскируйте посылку.

— Ваше превосходительство! Они останавливают каждый поезд и грабят решительно все, что может пригодиться.

— Так придумайте то, что им не может пригодиться, — уже сердито говорит адмирал. Он недоволен, что не может найти выход из положения. Он оборачивается к полковнику Солодовникову.

— Ну, полковник, что говорит вам ваша голова?

— У вас гениальная мысль, адмирал, — заискивающе отвечает Солодовников. — Я думаю, что вы уже нашли выход из положения.

— Говорите!

— Мы пошлем золото под видом посылки, абсолютно ненужной ни Семенову, ни прочим разбойникам.

— Ха-ха! Гениально! Не думаете ли вы послать золото в ящиках с навозом…

— Простите, ваше превосходительство! Но я думаю, что их никто не стал бы везти до Харбина.

— Тогда что же?

— Мы пошлем золото в гробах, — произносит Солодовников. — Это… — Он нарочно медлит докончить фразу, дожидаясь, пока начальник снабжения, не скрывая улыбки, замечает:

— Мне думается, полковник, что сейчас никто ничем особенно не дорожит. Особенно людьми… О мертвецах же и говорить не приходится.

— Смотря, о каких, — вставляет Солодовников.

— Что вы хотите этим сказать? — уже не скрывая своего любопытства, адмирал упирается взглядом в Солодовникова.

— То, что в военном деле, а в особенности в нашем положении, допустимы некоторые уклонения от общей этики…

— Может-быть, вы выразитесь конкретнее, — перебивает Солодовникова адмирал.

— Извольте, ваше превосходительство! — Солодовников озирается по сторонам. Затем почти шепотом произносит две-три фразы на английском языке.

От произнесенных фраз нос адмирала на секунду делается багровым. Что-то героически вдохновенное сверкает в его глазах…

Он резко поворачивается к Солодовникову, но… в глазах сверкают лишь пятки исчезнувшего героизма.

— Вы правы, полковник! — говорит адмирал — этика — роскошь штатских. Ваш план гениален. Но не вызовет ли это неприятности для нас?

— Ваше превосходительство! Позвольте вас уверить в моей преданности. Я сам берусь сопровождать гробы.

— Превосходно. Поезжайте.

2. «Россия» страдает

Около здания редакции русской газеты «Свет» в Харбине улица запружена народом. Преимущественно тут русские. Преобладают модные дамские шляпы, офицерские фуражки, два-три черных блестящих на солнце цилиндра, котелки, много черных кружевных чепчиков…

Чуть-чуть ниже: лорнеты, пенснэ, очки в золотых и роговых оправах, а то просто близорукие интеллигентские глаза.

В окне редакции белый экран, с наскоро намалеванным типографскою краскою сообщением:

«Завтра в Харбин прибывает поезд с останками семьи Романовых, расстрелянных большевиками в Екатеринбурге».

— О, господи! — вздыхает старуха в кружевном чепчике, с трудом осмысливши написанное. — А сын-то мой еще там! Что они с ним сделают?..

Старухе семьдесят с лишним. Это вдова гвардейского поручика Богомазова. Муж ее погиб в белогвардейском мятеже. Сына арестовали…

— О! От большевиков нет пощады, — замечает рядом со старухой стоящий человек. У него солидная осанка, волосы с проседью и приличный, хотя и немного потертый, фрак. Только бахрома давно неутюженных брюк слегка колышется, когда он, слюнявя губы, беззубым ртом шамкает:

— По статистическим данным, в России в прошлом году убито, как лишний балласт, пятнадцать тысяч младенцев. Говорят, что нормы питания не позволяют женщинам рожать детей, и ежемесячно от абортов умирают до двадцати тысяч женщин…

…Это — бывший профессор Московского университета.

— Большевики — это хуже зверей, — скороговоркой ораторствует молодой офицер. — Главным образом, евреи и латыши… Мой брат рассказывает, что, когда был в плену у большевиков, им выдавали консервы из человеческого мяса…

— Их, говорят, перед смертью пытали, — повествует чей-то густой бас. — Сперва царя, а потом царицу. Наследника, говорят, поили уксусом и кормили толченым стеклом…

— Господи! Какое надругательство над царем… Такое надругательство! — всхлипывает молодая дама, осторожно, чтобы не стереть пудры, прижимая душистый платочек к глазам. — Николай Дмитриевич, я обязательно поеду с вами на фронт…

Толки и разговоры среди русских к вечеру принимают эпидемический характер. Все говорят о большевистских зверствах. Вспоминают царя и изнывают в чувствах к отечеству.

Монархическая организация «Двуглавого орла» решает использовать событие для пополнения своего давно не запирающегося денежного ящика. Жены и дочери членов организации спешно проводят сбор для возложения венков на гробы.

Группа черноризников разных рангов вечером усиленно опустошает бутылки, и все не могут прийти к выводу, к какому разряду причислить членов семьи Романовых. К разряду ли чудотворных или к разряду просто святых?

Сотрудник всех харбинских газет Ухтомский и его коллеги по перу — проверяют камеры и ленты своих кодаков. Завтра надо сделать ряд интересных снимков изуродованных большевиками трупов. Написать не меньше восьмисот строк с самыми сенсационными подробностями…

А там, на глухом разъезде, между Верхнеудинском и Читой, отряд семеновцев открывает одну за другой двери теплушек. Выгружают добро, награбленное такими же, как и они, грабителями.

У одного из вагонов, особо тщательно закрытого, сгрудились солдаты, пытаясь прикладами разбить дверь.

— Не смейте! Не смейте! — неистово кричит Солодовников, одетый в штатское. — Это вагон специального назначения! Вы ответите перед Семеновым.

Имя атамана производит на солдат некоторое впечатление. Они на момент перестают бить дверь.

— Кто у вас тут начальник? — пользуется моментом Солодовников. — Дайте мне вашего начальника. Немедленно!

Из разъездной будки появляется полупьяный поручик.

— Что за бунт! Открывай все вагоны! Живо!

Солдаты расшибают дверь вагона. Вскакивают туда, смотрят: гробы. Поручик недоумевающе смотрит на Солодовникова:

— Что это?

Солодовников не теряется. На лице торжественная серьезность. С пафосом отчеканивает слова:

— Господин поручик! Это останки семьи его императорского величества государя императора…

Полупьяный поручик моментально трезвеет. Звякает нога к ноге. Вытянулся, приосанился и к солдатам:

— Смирно! На кра-ул! — и сам руку к козырьку.

Солдаты обалделые — руки по швам — шире зрачки. В упор смотрят на дубовые гробы. Смотрят, чтобы не забыть: случай, единственный в жизни. Там, для деревни, рассказать: «самого царя»…

А прапорщик заплетающимся языком извивается перед Солодовниковым. Сажает несколько своих солдат на площадку вагона. И приказ:

— Дальше без задержки. Смотрите!

3. «Россия» тут не при чем

На площади перед вокзалом, в зале ожидания, на перроне — везде русский говор — все ждут прибытия поезда с останками семьи Романовых.

Нет ни от кого никаких точных директив. Кто сопровождает гробы? Куда их отправят? Где положат?

Местное русское духовенство предполагает устроить в зале ожидания небольшую панихиду. Вскрыть гробы…

Члены союза «Двуглавого орла» уже приготовили патетические речи.

Фотографы на страже.

Вдруг слух: поезд уже прибыл и стоит на запасном пути. Все туда: действительно прибыл товарный поезд. На площадке одного из вагонов стража из нескольких солдат.

— Ага, значит этот!

Председатель лиги «Покровительства русскому народу» обращается к солдатам:

— Здесь гробы царской семьи?

— Здесь!

— А кто их сопровождает? Ваш начальник?

— Полковник — в том вагоне.

Вот он появляется и сам. Что-то шепчет страже на площадке вагона и быстро пробирается в вокзал.

На ходу его окружают русские люди всех мастей, репортеры и любопытные…

— Пожалуйста, скажите?

— Скажите, пожалуйста…

Где? Что? Как? Никто не знает.

Полковник Солодовников, не отвечая на вопросы, быстро направляется в зал ожидания.

Там в будке телефона разговор:

— Есть. Привез. Все в порядке.

Из трубки:

— Где? Когда?

— Я в гостинице «Риволи». Сейчас!

И сам через толпу любопытных в автомобиль:

— Вперед!

В гостинице «Риволи» Солодовников и двое японцев. Там разговор на английском языке.

— Сколько?

— Шесть гробов. Не меньше ста пудов.

— Пес! Куда?

— Вероятно, в склады американской миссии.

— Когда?

— Не позже двенадцати часов ночи. Сегодня же. Передайте Таро.

— Ол райт!

Японцы исчезают.

Полковник Солодовников берет трубку телефона.

— Алло! Американская миссия?

— Мистера Гардинга!.. Солодовников. Груз прибыл. Перевезите немедленно в свой склад. Вскрытие обязательно при мне. Слышите… Что? Сегодня? Нет — сегодня нельзя. Ну, хорошо. Тогда — в два часа ночи.

4. Воры у воров

«Истинно страдающие» русские люди так и не увидели останков царской семьи. Уже в сумерках гробы укладывают в крытый американский грузовик и увозят. Говорят: в склеп, но сворачивают узкими переулками, огибают главные улицы и подъезжают к частным складам мистера Гардинга.

— Чегоза гроба, шибко чижога есть, — делятся впечатлениями, перетаскивая гробы, грузчики-китайцы.

Мистер Гардинг сам следит за выгрузкой. Сам запирает дверь склада. Ключ в карман. Сегодня — в два ночи. Ол райт! Хе-хе! Мистер Гардинг не дурак. Он знает, что сделать.

Но и два японца знают, что делать. И знают, что делать на целые два часа раньше, чем мистер Гардинг.

В двенадцать часов ночи у склада тишина. У одних из дверей сторож. Все в порядке.

Но бесшумно работает остро отточенная, хорошо смазанная пила в другой боковой двери.

Десять минут длится напряженная настороженность. Затем шесть японцев юрко проскальзывают внутрь склада. Полчаса японцы возятся вокруг гробов при свете потайных фонариков. Затем один за другим, нагрузившись какими-то свертками, выскальзывают обратно.

Два часа ночи.

Мистер Гардинг ждет звонка полковника Солодовникова. Мистеру Гардингу неудобно перед мистером Маком и прочими мистерами, собравшимися для совершения определенной коммерческой сделки.

— Алло! Гостиница «Риволи». Прошу мистера Солодовникова. Спит? Нет? Ушел? Уехал! Совсем!

У шести мистеров в шести ртах можно свободно положить шесть французских булок…

Мистер Мак первый приходит в себя. Его озаряет гениальная идея. Он спешит поделиться со своими компаньонами.

— Хе! Золото ведь у нас! Мистер Солодовников не хотел прийти, уехал. Мы сами вскроем гробы.

— Ол райт! — соглашаются остальные мистеры. — О чем рассуждать? Американцы — всегда люди дела.

Автомобиль. Склад. И… пустые гробы.

У американцев навертываются чисто американские ругательства. Мистер Мак кроет мистера Гардинга изысканными «небоскребами» американского лексикона. Мистер Гардинг мысленно проводит аналогию между американскими и русскими мошенниками. Прочие мистеры заняты поплевыванием и столь же недоходными размышлениями.

Оказывается, американцы не всегда бывают людьми дела.