П. Мур. Живой Дали

Перед вами записки, не менее скандальные, чем тот мастер скандала и самопиара, о котором они написаны. Капитан Джон Питер Мур - друг и доверенное лицо божественного Сальвадора Дали рассказывает о том Дали, которого не знала и не могла знать восторженная публика. «Дали по Капитану Муру» очень сильно отличается от той иконы сюрреализма, от того гения, о котором мы, как нам казалось, знаем практически всё.

В воспоминаниях Капитана Мура, чей союз с Дали просуществовал более пятнадцати лет, божественный Сальвадор выглядит подчас более чем неприглядно. Еще хуже в глазах всевидящего Капитана выглядит муза художника - Гала.

Согласитесь вы с автором или останетесь при своем мнении, в любом случае, мы предлагаем вам интереснейшее чтение, как всё, что имеет отношение к жизни Дали - признанного гения, давно ставшего легендой.

Содержание

До знакомства с Дали


Кадакес и Испания

. Семейные узы

. Гала

. История со слонами

. Визит короля Италии

. Итальянская виза

. Дали и поляроид

. Роза

. Человек по фамилии Сабатер

. Аманда

. Посещение замка в Переладе

. Сюрреалистические цветы

. Пикассо и журнал «Лайф»

. Рикар, «Ловля тунца» и рыбный суп

. Театр-музей в Фигерасе

. Гала в музее

. Немецкое телевидение

. Отель «Ритц», Мадрид

. Бунюэль

. Время

. Пуболь

Нью-Йорк и Штаты

. Манитас де Плата

. На причале

. Бездарь

. Майор Барнс

. «Foc!»

. Карты Таро

. Пока смерть не разлучит нас!

. Авиакомпания «Бранифф»

. Грант

. Клуб «21»

. Справедливости ради

. Бабу и господин Лукас

. Усы

. Комедия положений: комедия Морзе

. Национальная галерея искусства в Вашингтоне

. Булавка для галстука

. Миа Фэрроу

. Риццоли

. Дали в такси

. Дали в банке

. Деньги

. Жадный до долларов

. Марсель Дюшан

. Бал бриллиантов

. Украшения, деньги и яичница-болтунья

Париж и Франция

. Неловкость на приеме у мадам де Ноай

. Книги

. Чек и мат!

. Пикассо

. Гитара

. Майка

. Жемчужина

. В магазине обуви

. «Куполь»

. Кража

. Коко Шанель

. Граф Барселонский

. Королева

. Друзья напрокат

. Центр Помпиду

. Эрнст Фукс

. Смерть Пикассо

. Мадам Жило

. Месонье

. Крест Господень

. От отца к сыну

. Щеголь

. Премия за элегантность

. Филиал ресторана «Максим»

. Алиса в Стране чудес

. О влиянии оцелотов на стоимость картин

. Пастух по имени Дали

. Конец эпохи


Предисловие Кэтрин Мур

Питер всегда был обольстителем. Я познакомилась с ним, когда ему было около сорока, и он шутил, что лучше бы мы повстречались, когда ему было лет на двадцать меньше. "В ту пору я был заводилой на каждом празднике, - признавался он. - Танцевал на столах, изображал из себя невесть кого. А как я умел гримасничать!"

Я не первая, кому он напоминал актера Дэвида Нивена в молодости. У Питера были карие глаза, тонкие усики и большой открытый лоб. Он постоянно искрился, как будто в любой момент готов разразиться хохотом. Спустя еще несколько лет он начал походить на элегантного Фрэнка Синатру. Питер так заботился о своем внешнем виде, что даже в армии носил форму, подогнанную по фигуре, - ему важно было выглядеть с иголочки. Он великолепно говорил на французском, английском и итальянском языках.

Какое-то время Питер жил в Испании, и его испанский представлял собой смесь каталанского, французского и итальянского. В Каталонии, однако, его понимали, хотя однажды... Однажды в Мадриде он заговорил с полицейским, который, вежливо выслушав его, обернулся ко мне:

- Que dice el senor?

Питер был очень щедрым, он любил делать подарки и помогать людям. Он умел быстро найти отличную работу для отличного человека и предложить ее в отличный момент. Многие были признательны ему за это и никогда не забывали того, что он для них сделал. А кто-то и забывал. Но Питера не заботило чужое мнение. Он часто повторял: "Большее удовольствие от подарка получает тот, кто дарит". В то же время он не любил получать подарки, которые ему навязывали, и не любил, когда его угощали. Питер предпочитал быть хозяином и самостоятельно платить за себя.

Беседовать с Питером было сплошное удовольствие. Он был умен, но без педантизма, ярок, но не самовлюблен. Чувство юмора и умение великолепно рассказывать анекдоты (он знал их великое множество) делали Питера душой любой компании. Он обладал невероятной способностью вживаться в любую ситуацию, чувствовать себя как рыба в воде в том месте и с теми людьми, с кем его сводила судьба. Он умел одинаково непринужденно беседовать как и с членами королевской семьи, так и с простыми шоферами. И хотя некоторые завидовали его успешности и особенно той популярности, какой он пользовался среди женщин, друзья и родные любили его всем сердцем.

* * *

Джон Питер Мур родился на два месяца раньше срока, 1 марта 1919 года. Ему повезло - в числе первых младенцев он сразу попал в новый инкубатор больницы имени Флоренс Найтингейл в Лондоне. Там, под серьезным медицинским наблюдением, он и провел начальный год своей жизни. Питер не знал, что делала его мать в этот год, он вообще сомневался, что у нее хоть в какой-то степени присутствовал материнский инстинкт. Когда ей позвонили из больницы и сказали, что малыша можно наконец забрать домой, она вежливо поинтересовалась: "А не могли бы вы подержать его еще год?"

* * *

Родители Питера были ирландцами. Отец, Джон Герберт Мур, работал инженером в международной строительной компании "Wicker & Armstrong", специализировавшейся на туннелях, мостах и дорогах. До того как Питеру исполнилось четыре года, они жили в Ирландии, в городе Корк. Потом, вследствие служебных обстоятельств Герберта Мура, им пришлось перебраться в континентальную Европу. Часть года они проводили во Франции, в Ницце, часть - в Бельгии, в Остенде. Питер учился в Королевском атенеуме в Остенде, потом в лицее в Ницце. Отец, которого мальчик обожал, навещал его два раза в год, выкраивая время между деловыми поездками и забирая его на каникулы. Визиты Мура-старшего приводили в восторг не только Питера, но и всех его товарищей, так как Герберт Мур любил раздавать подарки и сладости.

Летом 1933 года, когда Питеру было четырнадцать, за ним никто не приехал. Много лет спустя он вспоминал, какое "серьезное совещание за закрытыми дверями" устроила администрация. В результате мальчику было объявлено, что на каникулы он поедет вместе с директором и его супругой. Позже выяснилось, что родители Питера погибли в автокатастрофе где-то под Ниццей.

***

Следуя завещанию и воле отца, мальчика отправили в Англию под опеку миссис Уоткинс, близкого друга семьи. У этой милейшей дамы был сын того же возраста, что и Питер.

Вместе с новым "братом" Питер окончил Королевский военный колледж в Виндзоре. Если бы не трагическое стечение обстоятельств (смерть родителей и переезд к миссис Уоткинс), возможно, он никогда бы не узнал, что в 1936 году набирали до-сам собой. В 1940 году Питер оказался во Франции с английскими экспедиционными войсками, а два года спустя его мобилизовали и перевели в часть, занимавшуюся "психологической войной", что поначалу велась в Алжире, потом в Тунисе, затем в Италии, Франции и, наконец, на Мадагаскаре. Так как Питер свободно говорил по-французски, его назначили ответственным за трансляцию новостей на мадагаскарском радио, принадлежавшем англичанам, но поддерживавшем связь с правительством Виши. Он часто со смехом вспоминал, как каждый вечер объявлял: "Вы слушаете радио Мадагаскара. Франция обращается к французам". Это говорил ирландец, получавший жалованье в британской армии!

Он рассказывал мне, что в армии научился азбуке Морзе, готовить любые блюда из свинины или ягнятины и чинить часы. При виде моего изумления (армия и кулинарные навыки?) Питер объяснил, что в то время, когда он служил, каждому офицеру вменялось в обязанность научиться готовить, поскольку были случаи, когда солдаты гибли от некачественной пищи.

Еще больше меня поразило его умение управляться с часами. Однако только в 1985 году я обнаружила, каков был истинный размах его способностей.

Мы жили тогда в нашем любимом доме, рядом с Порт-Льигат, у мыса Креус. На одной из стен висели старые круглые часы работы Ридаура, испанского часовщика из Фигераса. Они были керамические, в деревянной раме, с синими римскими цифрами и стрелками в готическом стиле. Однажды часы остановились. Как истинная швейцарка, я не могла оставить это без внимания и позвала Питера.

- Пришло время проявить свой талант часовщика, - примерно так я сказала ему.

- С удовольствием, - согласился Питер, снял часы со стены и положил на обеденный стол в столовой.

Сначала он разобрал коробку часового механизма, снял защитное стекло и осторожно отвинтил стрелки. Я молча, с любопытством и некоторой тревогой следила за его действиями. Часы все меньше становились похожими на часы, постепенно превращаясь в набор зубчиков, пружин и других, трудно распознаваемых и разбросанных по всему столу предметов. Мое волнение возрастало, но Питер невозмутимо продолжал работу. Наконец, когда даже самые маленькие детали были отсоединены одна от другой, я не выдержала и с сомнением в голосе спросила:

- Как же ты соберешь все это обратно?

- Милая, - ответил Питер, не поднимая глаз, - во время войны через мои руки прошло множество часовых механизмов. И нужно было, чтобы они работали. Иначе бомбы, поставленные на время, никогда бы не взорвались. Или какая-нибудь из них взорвалась бы у меня в руках. В армии многому учишься!

* * *

В армии Питер не только многому научился, он встретил там лучших друзей. Возможно, то, что он был сиротой, влияло на его желание завязывать крепкие отношения. В число его друзей входил Рэндольф Черчилль, сын Уинстона Леонарда Спенсера Черчилля, премьер-министра Великобритании; вместе с Рэндольфом в 1944 году они ездили в Югославию с военно-дипломатической миссией. Эта миссия была одним из звеньев британской поддержки партизан Тито во время гражданской войны. Ивлин Во, друг Рэндольфа, самый язвительный из английских писателей, тоже участвовал в этой поездке. У Рэндольфа произошло обострение аллергии во время миссии, и Питер ухаживал за ним.

У самого Питера были другие трудности. Из-за небольшого роста и веса (он весил не больше пятидесяти пяти килограммов) ему было трудно, прыгая с парашютом, в сжатые минуты приземлиться на территории противника. Его пытались заставить потолстеть, даже отправили на несколько недель в военный дом отдыха, славившийся "хорошей кормежкой". Но он прибавил лишь пятьсот граммов. В результате Капитан Питер Мур вынужден был прыгать с парашютом, утяжеленный кусочками свинца, вшитыми ему в форму!

Дружба с Рэндольфом Черчиллем и его сестрой Сарой позволила Питеру познакомиться и с самим Уинстоном Черчиллем. Именно Черчилль-старший в 1947 году порекомендовал Питера своему другу, знаменитому английскому кинопродюсеру сэру Александру Корда. Корда назначил Питера директором итальянского филиала международной компании "Лондон Филмз". В Риме Питер проведет десять лет своей жизни.

* * *

В Вечном городе в 1947 году Питер женился на англичанке (брак вскоре распался) и купил у лорда Бернерса, чудаковатого британца, композитора, писателя и художника, дом на Форо Романо под номером три. Об этом доме Питеру рассказала балерина Марго Фонтейн. Марго дружила с лордом Бернерсом и была одной из многочисленных знаменитостей, входивших в его ближний круг. Среди знакомых Бернерса были семья Черчилль, Сесил Битон, Ноэль Ковард и Гертруда Стайн. В193 6 году Бернерс, страстный коллекционер, принимал в своем поместье в Фарингдоне Сальвадора Дали. Многим он запомнился как "спаситель Дали", вытащивший его из скафандра, в котором художник чуть не задохнулся во время одного из своих сюрреалистических представлений.

С Дали Питер познакомился не сразу, но, оглядываясь назад, невольно задумываешься о том, что судьба уже тогда плела свои сети. Иначе как объяснить, что дом на Форо Романо приобрел в конце концов синьор Пирелли и что именно Пирелли в 1990 году стал главным спонсором по перестройке и открытию Дома-музея Дали в Порт-Льигат?

* * *

Годы, проведенные в Риме, были одними из самых счастливых в жизни Питера. Он познакомился там с уже известными актерами и даже способствовал восхождению новых звезд. Например, Джины Лоллобриджиды. Джина приехала из горной итальянской деревушки с твердым намерением стать актрисой. При первой же встрече она заявила Питеру, что хочет стать "такой же знаменитой, как Ингрид Бергман". Питер решился выпустить ее на экран, так сказать, на пробу. Когда он предложил ей взять псевдоним, потому что никому не удавалось без запинки произнести "Лоллобриджида", девушка с яростью набросилась на него, выкрикивая, что станет "такой же знаменитой, как Ингрид Бергман" под собственной фамилией. И ей это удалось!

С 1946 по 1956 год под руководством Питера вышло множество фильмов. А именно: "Человек в доме" (1947), в главной роли Джина Лоллобриджида; "Анна Каренина" (1948), в главной роли Вивьен Ли; "Опасный возраст" (1949), в главной роли Мирна Лой; "Третий человек" (1949), в ролях Орсон Уэллс и Джозеф Коттен; "Государственная тайна" (1950), в главной роли Дуглас Фэрбенкс-младший; "Похищение в Венеции" (1954), в ролях Тревор Говард и Алида Валли. Невозможно перечислить все его фильмы!

После смерти Корда в 1956 году Питер самостоятельно профинансировал еще два фильма: "Вечный город", с сэром Седриком Хардвиком, и "Лицо человека", с Дугласом Фэрбенксом-младшим. Он также выпускал фильмы для английского и американского телевидения совместно с Альфредом Хичкоком и в 1960 году был автором диалогов в фильме-балете Ролана Пети "Черные трико".

* * *

В 1947 году, сразу после войны и еще до того, как поселиться в Риме, Питер всерьез увлекся Сарой Черчилль, одной из дочерей Уинстона (их познакомил Рэндольф). Однажды Сара пригласила Питера на ужин в Чартвелл, поместье Черчиллей, находившееся неподалеку от Севеноукса, графство Кент, на юге Англии. Ужин был сервирован, и все за исключением Черчилля-старшего, который запаздывал, собрались у стола. Однако никто не садился. Питер внимательно наблюдал за происходящим. Все ждали... Ждали... И наконец (казалось, прошла целая вечность) улыбающийся Уинстон появился на пороге комнаты. Он подошел к своему месту и сел, все последовали его примеру. Сара сидела рядом с отцом. Она взглянула на Питера, и ее рука, чуть изогнувшись, скользнула вниз по щеке Черчилля-старшего, не коснувшись ее. Она искренне любила своего отца.

Во время ужина сэр Черчилль поблагодарил Питера за то, что тот ухаживал за Рэндольфом во время его болезни. На следующий день Питер поинтересовался у Сары, говорил ли о нем что-нибудь ее отец. Ему так хотелось узнать, какое впечатление он произвел на великого человека.

- Да, - ответила она. - Он сказал, что, вероятно, Питер Мур родился преждевременно, семимесячным.

- И больше ничего не сказал? - продолжал надеяться Питер.

Сара отрицательно качнула головой.

Питер часто спрашивал себя, не был ли Черчилль сам недоношенным ребенком. Иначе почему он обратил внимание на широкий лоб Питера, какой обычно встречается у людей, родившихся недоношенными? В конце концов он решил воспринять странную реплику сэра Черчилля как завуалированный комплимент, тем более что его всегда были рады видеть в Чартвелле. Много лет подряд он приезжал к Черчиллям в гости и сопровождал их на важнейших светских мероприятиях.

Однажды, в день открытия одного из лондонских мостов после реставрации, Питер, заехавший к Черчиллям, беседовал с Сарой и ее младшей сестрой Мэри. Леди Клементина, уже готовая к выходу, попросила Питера подняться в комнату ее супруга и узнать, что его задерживает, - ей очень не хотелось опаздывать. Питер поднялся и постучал.

Голос из-за двери прозвучал как из глубины могилы:

- Кто там?

- Сэр, это Питер Мур. Леди Клементина отправила меня сказать вам, что она готова и ждет вас внизу. Она боится опоздать.

- Войдите!

Питер открыл дверь и был поражен, увидев Черчилля на четвереньках, засунувшего голову под кровать. Манжеты его рубашки были расстегнуты.

- Вам помочь, сэр? - спросил Питер.

- Да, - ответил Черчилль, - достаньте, пожалуйста, эту идиотскую пуговицу, она закатилась под кровать. А леди Клементине можете сказать, что волноваться не стоит. Без меня не начнут. Никто, кроме меня, не перережет проклятой ленточки!

Когда леди Клементина с дочерьми приезжала в Рим, Питер с радостью возил их по городу. В один из приездов они отправились в термы Каракаллы на "Аиду" Верди, спектакль под открытым небом. По окончании оперы, после бурных и долгих оваций, публика начала расходиться, но Питер предложил дамам подождать немного, пока схлынет толпа.

Прошло какое-то время, и он заметил, что, хотя людей значительно убавилось, те, кто сидел рядом с ними, не покинули своих мест: приблизительно десять человек впереди, десять слева, десять справа. Когда он обернулся, то увидел еще десять за спиной. И только после того, как Питер с дамами поднялись, они встали и проводили их до выхода. Позже Питер узнал, что в этот вечер правительство Рима выделило средства на "небольшую" группу телохранителей, для того чтобы сопровождать и охранять леди Черчилль с дочерьми.

Летом 1952 года Питер отдыхал с леди Клементиной, Сарой и Мэри в отеле "Куизизана" на острове Капри. Черчиллю, который в ту пору вновь занял пост премьер-министра, пришлось остаться в Лондоне. Утром раздался звонок - звонили с Даунинг-стрит, 10. Сквозь треск в телефонной трубке Питер смог разобрать лишь несколько слов: "Вы"... "уехать"... "Капри". Связав воедино услышанное, он понял, что получил сообщение большой важности: "Вы должны уехать из города. Фа-рук направляется на Капри!"

За год до этого, в результате срыва политических переговоров в Лондоне, расстроились отношения между Египтом и Великобританией. Дипломатический разрыв и недовольство правительств вынудило короля Фарука отречься от престола в июле 1952 года. Нельзя было допустить, чтобы жену и дочерей английского премьер-министра видели на том же острове, в том же отеле, где собирался обосноваться Фарук. Питер рассказал о звонке дамам, и они без промедления покинули отель. Остаток лета вся компания провела в Анакапри, на другом конце острова.

Иногда Питеру казалось, что Черчилль испытывает личную неприязнь к Фаруку. Тем более что последний с возрастом стал подворовывать предметы и произведения искусства во время визитов в Англию. Лучшими из его трофеев можно считать церемониальную саблю иранского шаха и карманные часы самого Уинстона Черчилля!

* * *

В Риме, в здании "Лондон Филмз" на виа Палестрина, у Питера был кабинет на пятом этаже. Как-то утром у него была назначена встреча с представителем фирмы, занимавшейся арендой машин, - необходимо было решить кое-какие вопросы. Встреча уже началась, но внезапно Питеру позвонили из приемной и сообщили, что с ним хочет поговорить сеньор Сальваторе Аверсано, режиссер, мастер своего дела и близкий друг моего мужа. Питер попросил представителя фирмы подождать несколько минут и отправился в приемную.

По какой-то непонятной причине он пошел по лестнице, хотя обычно спускался на лифте. Едва Питер добрался до третьего этажа, как здание сотряс сильнейший взрыв. Черный дым быстро распространялся по коридорам. К счастью, окно было рядом, и Капитан Мур выпрыгнул. Он сумел приземлиться, не поломав костей (вспомнил, как делал это, когда прыгал с парашютом), только поранился осколками стекла, которыми была засыпана вся улица.

Питер был потрясен. Первое, что пришло в голову, - взять такси и поехать домой. Так он и поступил. Дома он перевязал посеченные осколками руки, переодел рубашку, надел другую куртку, вместо той, что оставил в кабинете, и вернулся на виа Палестрина.

Пожарные уже были на месте. К окну на пятом этаже тянулась выдвижная лестница. Питеру с трудом удалось убедить начальника пожарных, что ему необходимо взять важные документы из своего кабинета, и тот позволил ему подняться. Едва он успел выбраться обратно, как крыша, не выдержав, рухнула. Под ее обломками трагически погибли несколько пожарных. Моему будущему мужу осталось лишь поверить в справедливость поговорки об "ирландском везении".

На следующий день, просматривая газету, он увидел в списке погибших свое имя и тут же бросился в морг, чтобы объяснить, что произошла ошибка. Тот, кого опознали как Питера Мура, не мог быть им - Капитан Питер Мур жив и невредим! Проблема заключалась в том, что в кабинете Питера было найдено тело, и бумаги, удостоверяющие личность, находились в куртке рядом с трупом. Однако ситуация быстро прояснилась. Во время взрыва погиб представитель фирмы по аренде машин - это его тело было отправлено в морг вместе с курткой Питера, до пожара висевшей на стуле.

Причина катастрофы была обнаружена позже. Подвалы на виа Палестрина использовались как склад кинопленки. В те времена фильмы снимались на пленке из легковоспламеняющегося материала, и небрежность рабочего (он бросил окурок) привела к гибели многих людей.

* * *

Помимо работы в кинематографе Питер отвечал за систему видеонаблюдения, установленную в Ватикане. Система была преподнесена в подарок папе Пию XII с целью поразить его возможностями современной техники. Часть видеокамер были наведены на площадь Святого Петра. Папа любил иногда навести фокус на какую-нибудь статую, колонну или даже на голубя. Увлекались подобной игрой и некоторые из кардиналов. Камеры так часто теребили и трогали, что Питеру приходилось чинить их не реже двух раз в неделю.

* * *

Питер несколько лет проработал в Британии и Америке в качестве независимого продюсера кино и телевидения. Киностудия "Коламбия" наняла его составлять черновые сценарии (синопсисы) по книгам, которые отбирались на экранизацию. Питеру не хотелось проводить дни в душном гостиничном номере, когда на улице светит солнце, и он решил, что вполне сможет читать и писать, сидя у бассейна. Увы, в один прекрасный день Гарри Коэн, глава киностудии "Коламбия", приехал в гостиницу на деловую встречу и заметил Питера.

- А кто это там, у бассейна, в окружении красоток? - спросил он ассистента.

Ассистент чуть замялся:

- Гарри, этот человек работает на вас. Он пишет синопсисы книг, которые вы отбираете.

- Что? - взревел Гарри Коэн. - Я плачу ему за то, чтобы он прохлаждался с красотками у бассейна? Скажите этому наглецу, что он уволен! Немедленно! Уволен!!!

Питеру пришлось распрощаться с тепленьким местечком у бассейна, однако он успел получить от киностудии несколько щедрых гонораров.

* * *

Во времена работы на "Лондон Филмз" Питер познакомился и свел дружбу с множеством киноактеров, режиссеров и продюсеров. Через Александра Корда он познакомился с продюсером Габриэлем Паскалем. Тот тоже был венгром, как и Корда. Этот человек умел быть обаятельным и романтичным, даже немного эксцентричным. Но не менее часто он бывал небрежен... до неприличия.

Однажды в Лондоне они сидели в приемной гостиницы "Савой" и ждали Александра Корда. Питер заметил, что у Габриэля расстегнута ширинка.

- Габриэль, - зашептал он, - застегните сейчас же ширинку или нас отсюда выставят!

- Дорогой друг! - ответил Паскаль с характерным венгерским акцентом. - Меня выкидывали и из более шикарных мест, чем эта гостиница!

Питер рассказывал мне, что Корда демонстрировал пример потрясающего терпения по отношению к Паскалю, но даже он находил его стиль поведения невыносимым. В частности, он распорядился повесить у двери своего кабинета табличку со словами: "Чтобы работать в этой компании, не достаточно быть венгром!" Понятно, кому они были адресованы.

Самой большой удачей Габриэля Паскаля - в творческом, а не коммерческом смысле - был "Пигмалион", фильм 1938 года с Лесли Говардом и Уэнди Хиллер. Габриэль рассказывал Питеру о своих встречах с Джорджем Бернардом Шоу, которые, безусловно, способствовали экранизации "Пигмалиона". Шоу восхищался страстной увлеченностью Габриэля кинематографом. Как-то, когда Габриэль был на мели, он решил съездить к Шоу и убедить его уступить права на пьесу. Он взял такси и отправился в крошечную деревушку Эйот-Сент-Лоуренс, находившуюся в часе езды к северу от Лондона. Машина остановилась перед домом Шоу, и Габриэль попросил водителя немного подождать.

Великий писатель открыл дверь, и Габриэль со свойственным ему изяществом снял шляпу, а затем - тут же, в дверях, - объявил о цели своего визита.

- Вы что же, разбогатели? - воскликнул Бернард Шоу.

- Напротив, сэр! Кстати, вас не затруднит заплатить за такси, на котором я приехал?

Как говорил мой муж, Шоу был очарован не столько талантом Габриэля как продюсера, сколько его личностью. По сравнению с другими, желавшими заполучить его расположение, откровенность венгра была для него глотком свежего воздуха. К концу дня Габриэль Паскаль обладал правами почти на все пьесы Шоу, включая "Пигмалион".

* * *

Несколько десятилетий спустя Питер в компании великолепных подруг, Сары Черчилль и знаменитой манекенщицы Кармен Делл'Орефис, сидел в одном из самых престижных ночных клубов Нью-Йорка "Эль-Марокко". Кармен завоевала Нью-Йорк, когда ей было не больше четырнадцати. С тех пор она успела поработать моделью для Сальвадора Дали и снискать славу королевы подиума. (Во многом ее успеху способствовал Сесил Битон, выдающийся фотограф.)

Питер часто бывал в "Эль-Марокко". Клуб был знаменит полосатыми диванчиками. По этим диванчикам легко определяли, где сфотографирована очередная знаменитость.

Едва Питер вместе со спутницами успел разместиться за столиком, едва официант принял заказ, как появился директор заведения и сообщил, что некий джентльмен хочет переговорить с моим будущим мужем по срочному вопросу. Питер решил уклониться от встречи, ему не хотелось прерывать ужин. Через несколько минут директор вернулся и преподнес Питеру на серебряном подносе визитную карточку. На карточке значилось: адвокат такой-то, адрес и нью-йоркский номер телефона. Внизу было написано: "Пожалуйста, позвоните мне завтра утром. Я занимаюсь наследством Габриэля Паскаля".

На следующее утро мой муж позвонил по указанному номеру. Выяснилось, что с ним действительно ищет встречи душеприказчик Паскаля. Все это было очень неожиданно. Питер помнил, что на момент смерти в 1954 году Габриэль был по уши в долгах. За несколько месяцев до своей кончины он навестил Питера и попросил у него немного взаймы. Питер был рад оказать услугу старому приятелю, разумеется безвозмездно, но Габриэль оставил в залог загадочный чемоданчик с "весьма ценным", как он уверял, содержимым. Питер вспомнил о чемоданчике только после смерти Паскаля и решился открыть его. Чемодан оказался набит старыми ботинками, причем непарными. Гордость не позволила Габриэлю признаться, что он так беден, что не в состоянии предложить в залог ничего ценного. Такую же грустную комедию он разыграл еще с некоторыми из своих друзей. Питер недоумевал. Неужели так необходим адвокат, чтобы разобраться с наследством его старого приятеля? Не будет же он возмещать стоимость старых ботинок...

Правда оказалась еще более неожиданной. Два года подряд после смерти Габриэля на Бродвее шел мюзикл "Моя прекрасная леди" ("Пигмалион"). Как оказалось, Паскаль успел оформить авторские права, и теперь его наследство составляло нескольких миллионов долларов. Он составил список тех, у кого занимал деньги. Питер был последним в этом списке, и адвокат намеревался вручить ему причитающуюся сумму, чтобы дело о наследстве можно было закрыть.

Вернувшись домой с чеком в кармане, Питер сразу же позвонил знакомой, адвокату по профессии, чтобы поделиться с ней этой невероятной новостью. Реакция была неожиданной.

- Ты просто идиот! - заявила она. - Ты имел право потребовать сумму раз в десять больше. Ни о каком вступлении в наследство не могло быть и речи, пока не удовлетворены просьбы всех кредиторов!

* * *

В 1964 году Питер получил приглашение на нью-йоркскую премьеру фильма "Моя прекрасная леди" (продюсер Джек Уорнер, режиссер Джордж Кьюкор). Там собрались все сливки американского и английского кинематографа. Лорен Бэколл, Вивьен Ли, Лоуренс Оливье, Алек Гиннесс, Дэвид Нивен - вот лишь несколько имен. И конечно, актеры, занятые в фильме: Рекс Харрисон и Одри Хёпберн. Дэвид Лин, один из лучших британских режиссеров (достаточно назвать такие его фильмы, как "Оливер Твист", "Лоуренс Аравийский", "Доктор Живаго"), в 1938 году на съемках фильма "Пигмалион" работал монтажером. Он был почетным гостем премьеры, однако задерживался. В связи с этим демонстрацию фильма отложили почти на час. В процессе ожидания желудок Питера начал испускать жалобные звуки, требуя причитающийся ему ужин. В конце концов, не в состоянии больше выносить муки голода, Питер решил пойти купить что-нибудь поесть. Накинув поверх смокинга непромокаемый плащ, он выскользнул из зала.

Вечер выдался холодным и ветреным. Все магазины были уже закрыты. Но вдруг на другой стороне улицы, на углу Шестой авеню, он заметил торговца жареными каштанами. Это было настоящее чудо!

Перебежав улицу, Питер попросил продавца насыпать ему десять пакетиков. Однако внезапно он осознал, что у него нет купюры меньше ста долларов. Не желая терять выгодного покупателя, парень (у него не было сдачи) предложил моему мужу посторожить товар, пока он сбегает на соседнюю улицу в круглосуточную аптеку и разменяет деньги.

Чтобы хоть как-то защититься от ледяного ветра, Питер закутался в плащ и пристроился поближе к печке. Его конечности уже начали холодеть, и, естественно, все мысли были о том, чтобы продавец поскорее вернулся.

Через две-три минуты парень принес сдачу, и мой муж успел к началу фильма. (В скобках замечу, что его ближайшие соседи по залу были очень рады горячим жареным каштанам.)

Спустя несколько дней один знакомый, вращающийся в кинематографических кругах, пересказал ему свой разговор с Дэвидом Лином.

- А что случилось с Капитаном Муром? - спросил Лин. - Он нищенствует?

- Не думаю, - ответил знакомый. - А почему вы спрашиваете?

- Я как-то видел его на углу Шестой авеню. Он торговал жареными каштанами.

В ту пору Питер уже много лет работал на Сальвадора Дали и регулярно останавливался в самом престижном нью-йоркском отеле "Сент-Реджис".

* * *

В тех же 1960-х годах Питер вновь побывал на Мадагаскаре, который теперь называли Малагасийской Республикой. На этот раз он прибыл не в составе английской армии, а с группой кинематографистов, снимавших фильм об Африке. С ним приехали американцы и англичане весьма и весьма старомодных взглядов. Они были ошеломлены восторженным приемом, который старый друг Питера устроил им в аэропорту, и тем, что ждало их в гостинице: цветы, шампанское и музыка.

Через какое-то время гости сослались на усталость после долгого пути и поднялись наверх, в приготовленные им номера. Но не прошло и нескольких минут, как все они примчались вниз, в службу размещения. Произошла ошибка! Номера уже заняты!

Как оказалось, это перестарались хозяева: они предоставили господам "подругу на ночь": в каждом номере, в постели, гостя ждала очаровательная девушка! Наилучшие стремления не всегда оцениваются по достоинству!

* * *

Именно в Нью-Йорке, в 1966 году, моя очаровательная сестра Лилиан, обладательница роскошной рыжей шевелюры, и встретила Питера. Мне страшно хотелось познакомиться с приятелем сестры, который держал дома "настоящего оцелота" и каждые две недели звонил ей из очередной поездки.

Я только что отметила свой двадцать первый день рождения. Для своего возраста я была слишком застенчивой и инфантильной. Когда Лилиан пригласила Питера к нам домой на обед (мы жили тогда в Женеве), я не могла сдержать волнения - будоражила сама мысль о встрече со столь необычным человеком.

Такое невозможно забыть. Я сидела на кровати среди плюшевых медвежат и леопардов, как вдруг дверь приоткрылась и в комнату вошла очаровательная пятнистая кошечка. На ней был роскошный ошейник из черной кожи, украшенный жемчугом и алмазами; к ошейнику был прикреплен поводок. Затаив дыхание, я протянула руку, чтобы погладить животное. Кошечка обнюхала мне пальцы и неожиданно запрыгнула на колени! Не успела я прийти в себя, как вдруг заметила, что поводок держит в руках очень красивый мужчина. У него были темные волосы и черные, аккуратно подстриженные усы; бросалась в глаза необыкновенно гордая осанка. Вокруг незнакомца витал тонкий аромат духов.

Я и предположить не могла, что этот человек - мой будущий муж, Капитан Мур.

* * *

Через несколько месяцев, окончив школу искусств и получив диплом модельера, я решила уехать работать в Париж. Отец дал мне достаточно денег, чтобы я могла остановиться на несколько дней в неплохой гостинице у Северного вокзала и подыскать себе что-нибудь подходящее. Однако, несмотря на все усилия, мне никак не удавалось найти работу в сфере моды или дизайна. Снова просить денег у отца не хотелось, поэтому я начала просматривать небольшие объявления в газетах в поисках любого, более-менее приемлемого предложения. В результате я наткнулась на объявление в "Фигаро": "Требуются девушки с длинными ногами. Возраст от 18 до 22 лет. Рабочее время: с 18.00 до 00.00".

Было очевидно, что я отвечаю этим требованиям. Вот и решение. Буду подрабатывать по вечерам ради денег, а днем, в свободное время, искать что-нибудь по профессии.

Положив "Фигаро" рядом с кроватью, чтобы утром сразу же позвонить, я вдруг вспомнила о Капитане Муре. На прощание Лилиан сказала мне, что сейчас он в Париже и что я должна не колеблясь звонить ему, если вдруг появится в чем-то нужда.

Утром, в девять часов, я позвонила в знаменитый отель "Морис", что на улице Риволи, и попросила соединить меня с номером Капитана. Он явно обрадовался моему звонку, и я рассказала ему о своих творческих планах.

- Почему бы вам не заехать на час? - предложил он. - Пообедаем вместе, если вы не возражаете.

Как только я прибыла в "Морис", он повел меня обедать в "Ритц", вместе с Бабу, своим оцелотом. Затем мы прошлись по магазинам на улице Фобур Сент-Оноре. Питер подарил мне чудесное кружевное платьице, а вечером представил своему лучшему другу, господину Торему, знаменитому адвокату.

На следующий день мы снова обедали вместе, на этот раз в "Лассере", лучшем парижском ресторане. Вечером Ролан, шофер Дали, отвез меня в мою жалкую гостиницу (теперь я понимала, насколько она была жалкой) на огромном сверкающем лимузине. Интересно, что обо мне думали в этой гостинице: два дня подряд молодая девица приезжает на роскошной машине с шофером, держа в руках пакеты с дорогими подарками!

* * *

В Женеву я вернулась в приподнятом настроении. На пальце сияло кольцо от Картье (три сплетенных ободка из белого, желтого и красного золота), обещая скорое - скорейшее! - осуществление мечты. Еще полгода назад я и представить не могла, что кто-то захочет жениться на такой закомплексованной девушке, как я. И вот я выхожу замуж за потрясающего человека, моя новая жизнь вместе с ним начнется в испанском городке сногсшибательной красоты, на берегу Средиземного моря!

Через два месяца после моего возвращения из Парижа Питер приехал за мной в Женеву и увез меня в Кадакес. Однако прошло еще целых два года, прежде чем мы поженились. Он часто шутил на эту тему - говорил, что это была такая "помолвка по-ирландски".

Да, чуть не забыла. Объявление, по которому я готова была позвонить, если бы Питера не оказалось в отеле "Морис", давало кабаре "Фоли-Бержер"...

* * *

Итак, в 1968 году для меня началась роскошная богемная жизнь, жизнь в обществе Капитана и Бабу, Дали и Галы... В Париже мы жили в королевских апартаментах отеля "Морис", в Нью-Йорке - в роскошном "Сент-Реджисе". В Испании у нас были свои дома: мы с Питером жили в Кадакесе, Дали и Гала - в Порт-Льигате.

Я по-прежнему была стеснительна, и мое протестантское воспитание не улучшало ситуацию. Можете представить, каким потрясением было для меня вступить в безумный мир великого художника.

Мой первый ужин с Питером и Дали происходил в Барселоне, в ресторане "Рено". Оцепенелая, я сидела рядом с мэтром не в силах произнести ни слова. Разговор перетекал от одной сюрреалистической темы к другой. В какой-то момент, не желая показаться совсем уж забитой особой (но такой я и была в действительности!), я спросила: - Хотите еще креветок, Сальвадор? После всех усилий (боже, как долго я готовилась открыть рот!) - жалкий результат.

* * *

В первый год нашей совместной жизни я редко сталкивалась с Дали. Случай представлялся не чаще раза в месяц: либо во время какого-либо исключительного события, либо в ходе поездки. Но Питер ежедневно виделся с мэтром и рассказывал о нем всякий раз, когда возвращался домой или в гостиничный номер. Я понемногу начинала привыкать к этой экстраординарной личности.

* * *

Однажды мы с Питером и Дали запланировали съездить в Барселону по делу. До Фигераса доехали на машине, а затем надо было пересесть на поезд. Питер отправился покупать билеты, и мы с Дали остались вдвоем: сидели рядышком на деревянной скамейке в пустом зале ожидания.

Дали, одетый как всегда с иголочки, увлеченно читал "Пари Матч", а вот мне решительно нечем было заняться. Зал оказался настолько невзрачным, что оставалось сидеть и молчать. В самом деле, не обсуждать же многочисленные граффити, украшавшие облезлые стены! Близость мэтра приводила меня в ужас. Не в силах побороть робость, я застыла в неудобной позе, как будто кол проглотила.

Внезапно Дали прервал чтение и обернулся ко мне:

- Вам знакомо имя Марселя Пруста?

- Да, - ответила я.

- Какие ассоциации оно у вас вызывает?

-Чаще всего - печенье "Мадлен", - сказала я.

- А... - вздохнул Дали. - Ладно, хорошо.

Видимо, из-за моей стеснительности Дали решил, что я полная дура, ничего не понимающая ни в искусстве, ни в литературе. Разве такая может поддержать разговор о книге "В поисках утраченного времени"?

Тем не менее он начал рассказывать мне об Анкете Марселя Пруста, объяснив, что "Пари Матч" часто использует ее, чтобы опрашивать знаменитых людей. Далее он сказал, что сам Пруст отвечал на вопросы дважды: в тринадцать и двадцать лет.

Дали говорил с таким тактом, что через минуту мою стеснительность как ветром сдуло, и с этого дня у нас завязались теплые, уважительные отношения. Позже у нас возникло даже взаимопонимание, и мы всегда поддерживали друг друга.

* * *

Наедине с Дали я оставалась довольно редко, но мне все же довелось увидеть, каким он бывает дома, когда нет гостей, журналистов и фотографов.

Он носил обычный серый пиджак и не добавлял ни сантиметра своим знаменитым усам, которые обычно удлинял с помощью густого воска и волос, состриженных с головы. В нем было много ребячливого и простодушного. Такой идеальный дядюшка, о котором мечтаешь в детстве, которого ждешь с нетерпением, который всегда тебя понимает и любит с тобой играть.

Гала представляла собой нечто совершенно иное. У нее была неприятная привычка вызывать меня по любому поводу, когда ей заблагорассудится. Чаще всего она посылала за мной, когда ее муж и Капитан якобы были в ссоре и от меня требовалось примирить их.

Однажды, когда мы отдыхали дома в Кадакесе, она позвонила и попросила Питера, чтобы я приехала помочь сосчитать деньги. Видимо, она решила, что раз я из Швейцарии, то обладаю особым талантом в этом деле.

В Порт-Льигате я позвонила в дверной колокольчик, и горничная Роза провела меня в гостиную хозяйки, знаменитую желтую комнату в форме яйца. В гостиной стояли желтые диваны, образовывавшие круг, сама Гала сидела посередине на вышитом ковре, окруженная денежными купюрами. Часть купюр была помещена в желтые конверты, разбросанные по полу вокруг ее коленей.

Она жестом показала, чтобы я села на ковер рядом с ней. Затем протянула мне один из желтых конвертов и попросила сосчитать, сколько в нем денег. После подсчета я должна была положить конверт в отдельную кучку. Гала считала и пересчитывала кучки, иногда по три-четыре раза одну и ту же.

Ее лихорадочное возбуждение показалось мне похожим на колебания алкоголика, расставившего вокруг себя бутылки с виски и не знающего, с какой начать! Она не следовала никакой системе в подсчете, но мне было известно, что спорить с раздражительной Галой опасно, и потому я ей ничего не советовала. Я просто делала то, о чем она просила: считала деньги, как примерная девушка из Швейцарии, пока Гала не позволила мне вернуться домой.

Перебираясь на другую сторону залива, я так и не решила для себя, какую сумму мы пересчитывали: десять или сто тысяч долларов.

* * *

Зимой мы обычно проводили два месяца в Нью-Йорке, в отеле "Сент-Реджис". Эта красивая гостиница, построенная в 1904 году, сохранила роскошь эдвардианской эпохи. С первых же шагов по просторному холлу мы ощущали утонченность золотых лет предвоенного мира. В апартаментах (в каждом номере) были мраморный камин и огромная ванная комната. Поражали стены, обтянутые шелком, хрустальные подсвечники на столиках с витиеватыми ножками...

В одну из зимних поездок Питер сказал мне, что им с Дали надо быть в Кливленде - намечалась встреча с Рейнольдсом Морзе, владельцем самой значительной коллекции картин Дали в мире. А я... Я должна была остаться с Галой. Питер попросил меня пройтись с ней по магазинам и пообедать в ее любимом ресторане. Не могу сказать, что подобная перспектива заставила меня прыгать от радости, но я согласилась.

На следующее утро мы с Галой отправились в торговый дом "Бергдорф Гудмен" на Пятой авеню, где она подобрала себе необходимую парфюмерию и все для макияжа. Затем она подошла к кассирше и попросила отправить счет в отель "Сент-Реджис". Гала уже направилась к выходу, когда кассирша остановила ее:

- Простите, мадам, но вам все-таки придется заплатить, прежде чем уйти.

Гала остолбенела.

- Да вы знаете, кто я такая?! - закричала она. - Я мадам Дали!

К сожалению, это не произвело никакого впечатления на молоденькую девушку.

- Это не помешает вам заплатить за покупки, мадам, - сказала она.

В этот момент я поняла, что моя помощь необходима. Пришлось объяснить кассирше, что Гала действительно супруга Сальвадора Дали, знаменитого художника, и что она постоянный и почетный клиент отеля "Сент-Реджис", поэтому счет торгового дома "Бергдорф Гудмен" обязательно будет оплачен.

В ресторане раздражительность не оставила Галу. Она злобно поглядывала на меня, пока мы курили в ожидании заказа.

- Я никогда не обедаю с женщинами. Это скучно. Мне всегда интересней в компании мужчин, - наконец заявила она.

- И мне, Гала, - парировала я.

После этого ее настроение окончательно испортилось, и все, что она заказала, оказалось "несъедобным". Устрицы были "недостаточно свежими", говяжье филе с беарнским соусом - "невкусным", а когда официант принес нам кофе, Гала отодвинула чашку с отвращением. Я поняла, что ее злоба достигла апогея, когда она обвинила хозяина заведения в том, что у него мешки под глазами! Бедняга со вспухшими и покрасневшими нижними веками, видимо, страдал каким-то заболеванием. От неловкости я готова была залезть под стол.

Так прошел день с Галой. Он был отнюдь не праздничным.

* * *

Однажды, это было в 1971 году все в том же отеле "Сент-Реджис", Дали позвонил к нам в номер и попросил Питера срочно прислать меня к нему. Я решила, что ему нужно отправить кого-то в любимый магазин за красками и кисточками.

Как только я вошла, Дали провел меня в небольшую комнату и попросил сесть в кресло в стиле Людовика XVI, стоявшее в самом центре перед мольбертом. Мольберт был завешен большим белым покрывалом.

- Положите руки на колени и закройте глаза! - приказал мэтр. Я послушалась и замерла. Мое сердце колотилось в предчувствии какого-то магического представления, от Дали можно было ждать чего угодно!

Внезапно я почувствовала легкое дуновение ветерка на лице.

- Откройте глаза! - Театральным жестом художник откинул покрывало.

Передо мной была картина, которую я видела впервые. Приоткрытая дверь, ведущая в комнату, заставляла вспомнить о полотнах Вермеера. В центре - персонаж, напоминающий женщину (вы поймете, почему я так говорю, если дочитаете до конца), и нежно спадающая драпировка.

Я внимательно разглядывала картину, когда Дали вдруг сказал:

- Это вам в подарок!

- В подарок? Мне? О, спасибо!

Мне было очень приятно, но я по-прежнему недоумевала.

- Но в честь чего? - вырвался вопрос.

- Это подарок к свадьбе, - ответил мэтр.

- К свадьбе? Ничего не понимаю... - растерянно пробормотала я. - Я замужем уже больше года.

- Вот именно, - подхватил Дали. - Я думал, что вы с Капитаном не проживете дольше двух месяцев. В таком случае вы не заслужили бы подарка от Дали. Но теперь прошло больше года... и теперь вы его заслуживаете!

Картина, датированная 1939 годом, единственное произведение Дали с тройным оптическим эффектом. Он работал над ней почти всю жизнь. Если присмотреться, можно разглядеть либо лицо человека, странно напоминающего Франко, либо молящуюся женщину, либо обнявшуюся парочку: девушку в свадебном платье и мужчину в форме моряка.

Дали посвятил эту картину мне и написал внизу полотна: "Для Кэтрин".

* * *

Как-то в воскресенье нас пригласили на корриду в Фигерас. Арены Фигераса уступают по комфорту аренам Мадрида, но для Дали, который всегда гордился своими каталонскими корнями, не было места лучше.

Дали был почетным гостем, и мы заняли места рядом с ним.

Заиграла музыка: типичный испанский мотив, сопровождаемый кастаньетами. Тореадор был явно не в лучшей форме: фигура совсем не той комплекции, какую ожидаешь от храбреца, выходящего на бой с быком! Полноватая плоть с трудом была затянута в белый костюм с черными нашивками.

Он вышел на середину арены и встал напротив загона, повернувшись к нам спиной. Дали смотрел в бинокль; когда огромный черный бык появился в воротах, у него вырвалось:

- L'ha fet, l'ha fet!

На каталанском это означает: "Он готов, готов!"

С шаловливой улыбкой, какая бывает у набедокурившего мальчишки, мэтр протянул мне бинокль и сказал, чтобы я обратила внимание на брюки тореадора. При виде огромного быка несчастный так испугался, что действительно "был готов". Его белые брюки были уже не так безупречно чисты, как раньше.

* * *

Питер обожал животных. В момент нашей первой встречи он покорил меня своим необычным выбором. Я тоже полюбила Бабу, оцелота, с которым Питер появился у нас дома в Женеве. Когда мы поженились, он подарил мне еще одного, и я назвала его Буба. Естественно, питомцев мы всегда возили с собой. Месье Ревилон, знаменитый парижский меховщик, как-то сказал мне, что мех Буба, цвета серого металла, один из наиболее востребованных на рынке... Но я предпочла сохранить моей кошечке жизнь!

Бабу ворвался в жизнь Питера самым необычным образом. Это произошло в Нью-Йорке в 1960 году. Дали и Гала решили сходить в кино в ближайший от отеля "Сент-Реджис" кинотеатр. В кассу была очередь, и, пока они ждали, вдруг заметили нищего, сидевшего на земле у стены. При нем были старый солдатский котелок и котенок оцелота на толстой веревке. Нищий попросил у Дали денег. Гала тут же заинтересовалась котенком, и бездомный решил, что она хочет купить его.

- Да, да, - расщедрился Дали. - Сколько?

- Нет, - возразила Гала. - Мы опаздываем в кино.

Дали не обратил внимания на ее реплику.

- Сто долларов, - предложил он цену.

- Во-первых, у нас с собой нет ста долларов, во-вторых, мы собирались пойти в кино! - возмутилась Гала.

- Ничего страшного, - ответил нищий, - я могу подождать.

Через два часа Дали и Гала вышли из кинотеатра и в сопровождении нищего вернулись в "Сент-Реджис". Гала попросила у дежурного администратора сто долларов и отдала их бродяжке, после чего тот, довольный, растворился в ночи.

Затем Дали вызвал ночного портье:

- Капитан возвращался к ужину?

Выяснилось, что нет, не возвращался.

- Тогда, если вас не затруднит, разместите это животное в его номере, - попросил художник.

- И никакой записки, месье? - удивился портье.

- Никакой, - подтвердил Дали.

Питер вернулся в отель поздно вечером. Он очень устал после напряженного нью-йоркского дня, и ему хотелось спать. Приняв душ и почистив зубы, он скользнул под одеяло. Едва погас свет, как к нему на кровать кто-то прыгнул. Этот "кто-то" был подвижным и легким. Мой муж включил лампу и оказался нос к носу со зверьком, которого уместно представить в мультфильме Уолта Диснея, но никак не в номере роскошного отеля. На одеяле сидел небольшой симпатичный котик: шелковистая шкурка, покрытая леопардовыми пятнышками; забавная мордочка украшена черными и белыми полосками.

Питер осторожно протянул руку, чтобы не спугнуть зверька. Немного ласки, и кот приручен. Теперь осталось заказать для него еду. Но что ест это плюшевое чудо? На всякий случай мой муж взял всего понемногу: немного лосося, немного говядины, немного овощей, молока и сыра. У котенка оказался хороший аппетит; попробовав по чуть-чуть из каждой тарелки, он исчез под кроватью. Вскоре Бабу заснул, и Питер тоже.

На следующее утро - как обычно, в одиннадцать часов - Питер спустился в гостиную отеля "Сент-Реджис", где проходили деловые встречи с издателями, коллекционерами, репортерами из газет, с радио и телевидения. Все эти люди интересовались Дали.

По дороге в гостиную он случайно столкнулся с мэтром, который спешил куда-то по делам.

- Добрый день, Капитан.

- Добрый день, Сальвадор.

- Все в порядке, Капитан? - Дали просто сгорал от любопытства.

- Да, спасибо.

- Вы хорошо спали, Капитан?

- Великолепно. Как всегда.

Уклончивые ответы Питера приводили художника во все большее раздражение. Он начал сомневаться, выполнил ли портье его поручение. Может, оцелота отнесли в другой номер? Питер же, в свою очередь, становился веселей с каждой минутой.

- Что-то случилось, Сальвадор?

- Нет, что вы, Капитан! Все прекрасно!

(Надо сказать, Дали ненавидел, когда его выставляли дураком.)

Бабу на хинди означает "джентльмен". И, оправдывая свое имя, Бабу вел жизнь настоящего джентльмена. Он питался в лучших ресторанах, всегда путешествовал первым классом и останавливался в пятизвездочных гостиницах. Его тискали симпатичные девушки, серьезные деловые люди, аристократы и даже особы королевских кровей. (Чтобы избежать неприятных инцидентов, оцелоту подстригали когти.) Весил он добрых двадцать килограммов. После поездки в Нью-Йорк, где Бабу отлично кормили и у него не было возможностей для движения, он прибавил еще немного. Дали это очень веселило, и он как-то сказал Питеру:

- Ваш оцелот похож на раздувшийся пылесборник от пылесоса.

* * *

В Америку мы обычно добирались на знаменитом пароходе "Франция". Это не так уж и долго. Если плыть через Карибские острова, путешествие занимало двенадцать дней, если прямиком в Нью-Йорк - шесть.

Экипаж "Франции" был счастлив принимать у себя на борту Дали, и постепенно команда привыкла к двум оцелотам. Когда мы отправились в путешествие с Бабу и Буба в первый раз, нам сказали, что безопасней будет содержать оцелотов в специальном питомнике, организованном на корабле для домашних животных. Скрепя сердце мы согласились. Однако, едва мы успели разместиться в каюте, прибежал запыхавшийся и явно недовольный служащий этого питомника. Лицо молодого человека было пунцового цвета.

- Капитан, вам придется держать оцелотов в своей каюте, - сказал он. - Кошки и собаки устроили невыносимый гвалт! Это невозможно вынести.

Итак, всю поездку, до самого Нью-Йорка, наши любимцы наслаждались жизнью: прогулки по палубе каждый день, свежая еда и первосортные цветы. Бабу любил съедать каждое утро по свежей розе! Причем, если роза была принесена накануне, его придирчивый вкус не был удовлетворен!

Вечерами мы выводили оцелотов в свет. Наш Бабу очень приглянулся пианисту, он даже разрешал зверьку сидеть на рояле, когда исполнял какое-либо музыкальное произведение. Бабу нравилась вибрация, исходящая от инструмента. Чтобы ощущать ее всем телом, он прижимался животом к лакированному дереву. Однажды, просидев в такой позе достаточно долго, Бабу поднялся, подошел к поднятой крышке рояля, чуть присел, задрал хвост и... справил малую нужду. Администрации парохода пришлось покупать новый рояль.

* * *

Однажды весной Питер решил, что нам вместе с Бабу стоит съездить в Марракеш, пожить в роскош

ной гостинице "Мамуния". Уинстон Черчилль описывал "Мамунию" как "самое прекрасное место в мире"; каждую зиму он проводил там по двадцать дней.

Для Питера было важно, чтобы нас приняли по высшему разряду, и он попросил директора отеля "Морис", своего хорошего знакомого, разузнать все поподробнее. Как оказалось, в "Мамунии" запрещалось проживание с домашними животными. Но это нас не остановило. Следуя советам директора "Мориса", пока Питер заполнял необходимые бумаги на ресепшене, я отправила весь багаж вместе с клеткой Бабу прямиком в номер. Верный себе, Бабу выбрал лучшее кресло (разумеется, из клетки его тут же выпустили), а я тем временем приготовила ему туалет из старых газет и песка.

Примерно через час мы переоделись к ужину, надели на Бабу поводок и спустились вниз, в ресторан, как и другие постояльцы отеля.

У дверей нас встретил директор "Мамунии". Я затаила дыхание. Но он, покосившись на Бабу, неожиданно спросил:

- Капитан, а не могли бы вы одолжить нам оцелота на ночь?

Как выяснилось, в подвал гостиницы повадились лазить кошки, и директор решил, что при виде такого большого кота все они разбегутся.

- Честно говоря, - вежливо ответил Питер, - у Бабу даже нет когтей. Он привык спать в нашей постели, вместе с нами. Не думаю, что он сможет противостоять банде кошек!

- А!.. - произнес директор. - Прошу прощения. А я-то решил, что ваш зверь и вправду дикий.

О том, что в отеле запрещено держать животных, не было сказано ни слова. Я могла не волноваться. Наш Бабу и впредь будет спать с нами.

* * *

Однажды мы вернулись из поездки в Америку. Питер вдруг объявил, что сейчас мы поедем в аэропорт "Ла-Гвардия", для этой цели он даже нанял лимузин. С некоторым недоверием я села в машину. В аэропорту нас проводили к грузовому терминалу, и Питер зашел в какой-то огромный ангар. Через некоторое время он вернулся вместе с грузчиком, державшем в руках большую бело-красную коробку. Коробка, похоже, весила килограммов двадцать. К посылке прилагались письмо и несколько упаковок с кошачьим кормом. Распечатав письмо, я прочитала: "Меня зовут Уицилопочтли. Я приехал из Эквадора. Я очень люблю людей и собак. Еще я люблю плавать. Почти весь день я провожу в коробке. Не забывайте кормить меня. То, что я ем, вам тоже должны были прислать. Если я вдруг занервничаю, дайте мне, пожалуйста, две таблетки из мешочка, что лежит рядом со мной в коробке". Мы вернулись в гостиницу. Двоим оцелотам, дожидавшимся нас в номере гостиницы, предстояло познакомиться с малышом Уици.

* * *

Однажды со всем этим зверинцем мы приехали в Канны, выгрузились с парохода и проходили таможню. У нас было семнадцать чемоданов: вещи Дали, все наши сумки, несколько больших портфо-лио художника в черных кожаных переплетах и три специальных алюминиевых ящика со множеством отверстий. Рассмотреть содержимое ящиков было невозможно. Сквозь отверстия проглядывало лишь несколько пучков пятнистого меха. Клетки были поставлены друг на друга, самая большая снизу, и загружены на тележку.

Во главе всего этого шел Питер. Он протянул таможеннику наши паспорта: свой, мой, а также паспорта Уици, Бабу и Буба.

Таможенник посмотрел документы, потом бросил на нас странный взгляд и произнес:

- К цирку направо!

Мы не заставили себя долго ждать и последовали его совету. Оказавшись на улице, взяли две машины и отправились... нет, не в цирк, в гостиницу.

* * *

В 1980-х годах мы получили приглашение на свадьбу сына от первого брака кронпринца Югославии Александра и Марии Пии Савойской. Торжество проходило в Шато де Менье, в женевском пригороде.

Питер был близким другом Александра, когда-то они делили кабинет в Париже. Секретарша, мадам Ивет, выполняла поручения обоих.

Бабу поехал с нами. По случаю торжества он был облачен в новый кожаный ошейник черно-белого цвета, украшенный бантом-бабочкой и серебряной пряжкой.

Наши имена были объявлены, как только мы прибыли. Приятно было встретить в замке нескольких старых друзей: например, Поля Луи Вейера, знаменитого летчика, героя Первой мировой. Его сопровождали дочь и художник по имени Алехо Видаль Куадрас с супругой Мари-Шарлоттой.

После нескольких бокалов шампанского Питер решил подняться этажом выше, где другой Александр - парижский, великолепный визажист-парикмахер, к которому частенько захаживали принцесса Грейс де Монако, герцогиня Виндзорская, Элизабет Тейлор и Софи Лорен, - работал над мизансценой для групповой фотографии.

Строгий этикет предписывал, чтобы три первых ряда были заняты членами королевской семьи. Мари-Хосе, королева Италии, мать принцессы Марии Пии, сидела в центре первого ряда. Она заметила Бабу и, так как была почти слепа, попросила, подвести его поближе. Питер подошел к ней, придерживая оцелота на поводке. И тут Бабу неожиданно вскочил королеве на колени! Мой муж попытался удержать его, для чего зашел за королевский стул, и в этот момент сработала вспышка фотографа.

Таким образом, помимо своей воли, Питер сфотографировался как член итальянской королевской семьи, рядом с кронпринцем Югославии Александром, принцессой Марией Пией и Мишелем де Бурбон-Парм!

Такой была моя жизнь вместе с дикими кошками и Капитаном Муром. Что ж, посмотрим, какова была жизнь Капитана Мура с великолепным и... диким Дали.

Примечания

. Нивен, Дэвид (1910-1983) - англо-американский киноактер. Российский зрителям наиболее известен по роли Филеаса Фогга в фильме по роману Жюля Верна "Вокруг света за 80 дней" (1956). Обладатель премии "Оскар" за главную роль в фильме "За отдельными столиками" (1958). -Здесь и далее примеч. ред. и пер.

. Чего хочет этот господин? (исп.)

. Битон, Сесил (1904-1980) - английский фотохудожник, мастер портрета.

. Ковард, Ноэль (1899-1973) - англо-американский актер, режиссер, продюсер, сценарист и композитор.

. Стайн, Гертруда (1874-1946) - американская писательница, с 1902 года проживавшая в Париже.

. Черчилль, Клементина; урожденная Хозьер (1885-1977) - жена Уинстона Леонарда Спенсера Черчилля.

. Если точнее, отречься от престола короля заставил переворот, совершенный в ночь на 23 июля 1952 года военной организацией "Свободные офицеры", во главе с Гамалем Абдель Насером. Ранее Египет, хотя и был объявлен в 1922 году "независимым и суверенным государством", фактически находился под контролем Великобритании.

. Период правления Эдуарда VII (1901-1910), короля Великобритании и Ирландии, императора Индии.

. Имя одного из ацтекских божеств.


Король умер! Да здравствует король!

- Вы уже слышали о Сальвадоре Дали? - спросил я как-то Орсона Уэллса посреди обеда.

Мы сидели в ресторане "Каса Нино". Нас обслуживала официантка с нахальным взглядом. Она принесла восхитительную телятину. Неудивительно, что Роберто Росселлини, как и многие представители киноиндустрии, любил вести деловые разговоры за длинными деревянными столами именно этого ресторана.

Уэллс в эту минуту разрезал эскалоп "Вителло". Он остановился и переспросил:

- Сальвадор Дали?

Перед светофором на виа Венето резко затормозил автобус. На кухне кто-то разбил тарелку.

- Корда прислал его сюда, в Рим, - сказал я. - Наверное, новый актер.

- Хм, Дали? - повторил Уэллс и вновь принялся за эскалоп. - В первый раз слышу это имя.

- Вероятно, работает в театре, - предположил я, и мы перешли на обсуждение "Третьего человека" - фильма, над которым вместе работали несколько лет назад.

Я не имел ни малейшего представления о том, кто такой Дали и чем он занимается, и уж тем более не мог предположить, что вскоре он перевернет всю мою жизнь. Шел апрель 1955 года, и я никогда еще не был так счастлив. Закончилась Вторая мировая война, больше не выли сирены воздушной тревоги, не мучило зрелище груженых телег беженцев, катящихся сквозь города и деревни, не пугали постоянные сводки о взорвавшихся бомбах, об убитых, о безвозвратно утраченных сокровищах мировой культуры... Пробежаться взглядом по виа Венето и не заметить ни одного нацистского флага, вывешенного из окна, доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие. Не хотелось вспоминать о том, что совсем недавно Муссолини вдохновлял толпу на площадях Вечного города...

Как и многих, меня полностью захватила радостная послевоенная круговерть. Ирландец по происхождению, я поступил на военную службу в британскую армию в 1936 году и надеялся провести в ней не больше полугода. Вместо этого мне пришлось отслужить одиннадцать лет в чине капитана, годного на все: от пропаганды на радио до сообщений о продвижении войск союзников на север, сквозь Италию; самое приятное было говорить о постепенном освобождении городов. Затем, в 1947 году, демобилизация. Я был в полной растерянности в тот день, когда мне выдали на руки документы. Великовозрастный сирота двадцати восьми лет. Ни братьев, ни сестер, ни друзей, ни жены, ни детей - никакого прошлого, к которому можно было бы вернуться. Я знал лишь казарменную жизнь и будущее представлял весьма смутно, а каким делом заняться в ближайшем будущем, не знал и вовсе.

И тут на меня свалилось "ирландское везение". Я собирался уже покинуть кабинет, где получал документы, как вдруг дежурный офицер протянул телеграмму, пришедшую на мое имя. Депеша была от Александра Корда, знаменитого венгра, одного из лучших в сфере киноиндустрии; вне всякого сомнения, Корда был значимой величиной в Англии того времени.

Я оторопело смотрел на бланк, читая и перечитывая скупые строчки. Невероятно... Корда предлагал мне работу - и какую работу: возглавить римский филиал его компании "Лондон Филмз"! Основанная в Лондоне в 1930-1940-е годы, эта кинокомпания считалась очень успешной. На ее счету были такие фильмы, как "Алый первоцвет" и "Частная жизнь Генриха VIII". Позже я узнал, что Корда любил переброситься в картишки с самим Черчиллем.

Во время войны мне довелось выполнить несколько рискованных заданий вместе с Рэндольфом, сыном премьер-министра. Когда Рэндольф Черчилль узнал, что я сирота, он пригласил меня провести отпуск в его доме, с его семьей. С отцом Рэндольфа, нашим главнокомандующим, мы часто засиживались за полночь, сопровождая разговоры распитием бренди и сигарами. Я влюбился в эту семью. Влюбился и в Сару Черчилль, сестру Рэндольфа, за которой ухаживал какое-то время и даже думал на ней жениться. Как оказалось, помимо теплой дружбы, Уинстон Черчилль подарил мне работу, о которой я и мечтать не смел, - это он поговорил с Корда.

Через восемь лет на моем счету была уже дюжина выпущенных фильмов. Дни напролет я проводил в окружении великолепных красавиц, таких как Мирна Лой, Вивьен Ли и даже Джина Лоллобриджида, которой именно я предложил первую роль в кино. Жизнь была заполнена длинными обедами в компании писателей, сценаристов, режиссеров и продюсеров. Среди них были Грэм Грин и Грегори Ратофф, чьи имена в те годы знал каждый. Вся Европа, а Италия в особенности, переживала возрождение кинематографического искусства, и потому я наслаждался сладкой жизнью... во исполнение служебных обязанностей. Сюжет, вполне достойный хорошего фильма!

Жил я в доме XI века, почти полностью перестроенном. Внутренний дворик моего дома зарос кустами бугенвиллеи, и это было невероятно романтично. На всех фотографиях того времени я выгляжу очень счастливым.

Мы все были счастливы в ту пору. Сегодня, оглядываясь назад, я понимаю, что это была в каком-то смысле эйфория. Эйфория, наступившая после страшных лет войны.

Все мое время занимали фильмы. Что же касается живописи, то я не был ее знатоком. Имя "Сальвадор Дали" я впервые увидел, когда получил телеграмму Корда из Лондона, в которой он просил встретиться в этим человеком в "Гранд Отеле" в четыре часа.

Когда я пересекал гостиничный холл, невзрачный с виду, но все же несущий в себе остатки былого изящества, ко мне направился консьерж Лоренцо.

- Капитано, - сказал он, - синьор Дали ждет вас. - Затем перешел на шепот: - Он очень похож на актера немого кино, Адольфа Менжу.

Лоренцо провел меня в плохо освещенную пыльными лампами гостиную. Дали сидел на изношенном диване. Держался он очень прямо, втиснутый в безукоризненный костюм; вокруг него витал аромат дорогой туалетной воды. В левой руке художник сжимал трость, наконечник которой украшал серебряный херувим.

Лоренцо прав, подумал я, этот Дали действительно напоминает Адольфа Менжу. Те же прилизанные волосы, такой же диковатый взгляд и почти такие же усы. С помощью накладных волос Дали закручивал усы вверх, придавая им форму бычьих рогов, и так густо покрывал их воском, что они казались лакированными. (Обо всех этих хитростях я узнал позже, а тогда мне захотелось отломить кусочек.)

- Здравствуйте, меня зовут Дали, - сказал незнакомец, вскочил и пожал мне руку.

Затем его длинная костлявая рука исчезла в кармане брюк и выудила оттуда конверт. Внутри оказались указания от Корда, который просил заплатить художнику некоторую сумму в лирах. В переводе на доллары получалось двадцать тысяч. В письме он просил еще оплатить счет Дали в "Гранд Отеле".

- Итак, господин Дали, - сказал я, пряча письмо в карман пиджака, - чем именно вы занимаетесь?

- Я - художник! - ответил он, линуя пол тростью.

- О, художник! Вы делаете декорации к нашим фильмам? Или, возможно, работаете в театре?

Мой собеседник побледнел.

- Дали - живописец! Лучший живописец! - сказал он о себе в третьем лице.

- И что же вы написали? - поинтересовался я.

- Портрет сэра Лоуренса Оливье для Александра Корда!

Корда действительно недавно увлекся Оливье, блеснувшем в главной роли в фильме "Ричард III".

Они познакомились в Лондоне. Видимо, он поручил Дали написать портрет актера.

Я сказал, что приду на следующий день с деньгами.

Утром я неторопливо вошел в "Гранд Отель" с кожаным чемоданчиком, доверху набитым купюрами. На этот раз Дали ждал меня в холле вместе с какой-то странной женщиной: она одновременно казалась и молоденькой девушкой и пожилой дамой, хоть и привлекательной, но... поблекшей. Волосы дамы, закрученные в узел, были убраны назад и перевязаны большим бархатным бантом. Нос слегка заострен, блестящая кожа имела неясный, чуть землистый оттенок. Я решил, что она из прислуги.

- Это Гала! - представил ее Дали. - Моя жена.

Никогда еще я не встречал настолько странной пары (мне показалось, они несовместимы), правда, и такого необычного человек, как Дали, мне не приходилось видеть.

Гала взяла чемоданчик и попрощалась. Я посмотрел на часы. Через двадцать минут у меня была назначена встреча с Грэмом Грином.

- Ну что ж, господин Дали, рад был познакомиться. Я оплачу ваш гостиничный счет после. А пока желаю приятно провести время в Риме!

Я протянул руку. Дали посмотрел на нее так, будто увидел кобру, готовую к прыжку.

- Но куда же вы? - возмутился он. - Дали хочет поговорить.

- Господин Дали, у меня совсем нет времени, - объяснил я.

- Вы не можете бросить Дали, не поговорив и минуты!

- Хорошо, господин Дали, чем я могу быть полезен?

- У Дали есть просьба.

- Да?

- Дали хочет встретиться с Папой!

Я взглянул на его вызывающие усы, зачесанные назад маслянистые волосы и безумные глаза. Сегодня на нем был перекрученный галстук скандально красного цвета.

- С Папой? - переспросил я.

- Да, Корда сказал, что вы спали с дочерью Папы!

Это конечно же было нонсенсом. Я всего лишь ухаживал за его племянницей.

- Можно попробовать, - согласился я. - Но на встречу лучше надеть другой галстук.

Сделав несколько звонков, я выяснил, что, несмотря на то, что ни я, ни Орсон Уэллс ничего не слышали о Сальвадоре Дали, понтифику было известно это имя. В 1951 году Дали написал картину "Христос святого Хуана де ла Крус", и в религиозных кругах по ее поводу велись многочисленные споры. Папа согласился принять его.

На следующий день я прибыл в "Гранд Отель". На этот раз Дали, к счастью, надел черный галстук и новый костюм. Мы отправились в Ватикан, к Папе Пию XII.

Художник, как мальчишка, был потрясен пышной формой караула, мимо которого мы прошли. Эту форму проектировал еще Микеланджело. Быстрым шагом мы пересекли многочисленные, вымощенные каменными плитами залы и добрались наконец до апартаментов Папы.

От меня не ускользнуло, что на лбу у Дали, когда он преклонил колена и поцеловал кольцо на руке понтифика, выступил легкий пот. Весь последующий час художник внимательно слушал, что говорил ему Папа о его искусстве и о нем самом, а после выразил признательность за оказанную честь. Через час аудиенция была окончена.

В холле Дали подпрыгнул:

- Прекрасный день! Самый прекрасный день в жизни Дали!

К тому времени я уже понял, что эксцентричные выходки были в его натуре.

Я отвез художника в гостиницу и попрощался с ним. Меня ждала работа - надо было подписать несколько ведомостей и просмотреть последние изменения, внесенные в некоторые сценарии.

На следующее утро, в час, когда Дали должен был уже садиться в поезд, в моем кабинете раздался звонок. Я был удивлен, услышав голос Дали.

- Дали в ярости! - кипел он. - Вы должны приехать в отель!

Пришлось отложить дела и поехать.

Дали ждал меня в холле. В руках у него была газета "Коррьере делла сера", но, завидев меня, он резко отбросил ее в сторону. Мне показалось, что он готов расплакаться.

- Что случилось, Сальвадор?

- В газете нет ни слова о том, что Дали встречался с Папой! А еще я видел французского режиссера Рене Клера, и он сказал, что Папа принимает всегда только рано утром. - Он замолчал и свирепо посмотрел на меня. - Так к какому Папе вы вчера отвозили Дали?

Я объяснил, что официальные визиты происходят по утрам, но наш визит не был официальным.

- Значит, Дали познакомился с настоящим Папой?

- Ну конечно! Это был Папа Пий XII. А вы католик?

- О, - признался Дали, - формально... Но я все время жду, когда ангел тронет меня за плечо.

Припадок ярости миновал, и я уехал из отеля, а Дали покинул его несколько часов спустя.

Прошло не так много времени, прежде чем я снова наткнулся на имя Дали. На этот раз о нем писали в газете. Нет, не в связи с папской аудиенцией, а в связи со скандалом, разгоревшемся в итальянском парламенте. Министерство культуры имело неосторожность заказать Дали иллюстрации к "Божественной комедии" Данте, и теперь один из сенаторов поднял переполох по этому поводу, требуя ответа, по какому праву Дали, не итальянец по происхождению и сверх того фашист, выбран для выполнения этой работы. Журналисты охотно подхватили тему, и министру культуры приходилось несладко.

Признаться, я был слишком занят и не обратил бы внимания на шумиху, если бы не моя секретарша. По невероятному стечению обстоятельств она была дочерью человека, сделавшего заказ.

- Вы ведь знакомы с Дали? - спросила она меня в то утро, когда на первых полосах газет появилось очередное интервью сенатора. - Не могли бы вы - пожалуйста! - попросить его отказаться от заказа. Отец говорит, что он может оставить себе аванс...

Я вскочил в поезд и отправился в Париж.

Дали жил в отеле "Морис" на улице Риволи.

- Послушайте, Дали, - сказал я художнику, когда мы сидели за столиком в баре отеля, - эта история наделала слишком много шуму. Боюсь, журналисты окончательно испортят вам репутацию. Самое лучшее - отказаться от заказа.

- А как быть с деньгами, которые я уже получил? - спросил Дали.

- Можете оставить их себе.

Дали сразу же написал письмо, которое я отвез в Рим. Дело замяли, и я вернулся к обычному ритму жизни, переполненному кинозвездами и целлулоидной пленкой.

Время от времени мне попадались статьи в газетах, так или иначе связанные с Дали. Как-то он пригласил меня погостить в Милан, но я отказался. Вскоре Сальвадор Дали и его загнутые кверху усы совершенно вылетели у меня из головы. Но однажды мне позвонили из Лондона: умер Корда. Кинематографическая империя, созданная одним из лучших продюсеров первой половин XX века, рухнула. Это означало, что подошла к концу и моя жизнь в Риме. Я потерял не только работу, но и одного из ближайших друзей.

- Король умер! - телеграфировал Дали из Нью-Йорка, из отеля "Сент-Реджис", роскошной гостиницы, в которой он любил останавливаться. - Боже, храни Короля!

Он предложил мне приехать в Нью-Йорк и стать его импресарио. Ничего подобного я не планировал в то время. Кинокомпания Александра Корда имела около двадцати филиалов, и мне нужно было все ликвидировать. Я заполнял необходимые бумаги, оплачивал счета, распускал служащих. Кошмар! Вдобавок ко всему выяснилось, что Корда имел отношение к МІ-5, английскому эквиваленту ЦРУ, и потому ему пожалован дворянский титул.

Итальянское правительство теперь смотрело на меня с подозрением. Я служил в армии, был связан с семьей Черчиллей и работал на "подозрительного" Корда. Каждая бумажка, имевшая несчастье попасть в руки итальянскому чиновнику, перепроверялась по двенадцать раз и только потом подписывалась.

"Когда вы приедете?" - регулярно телеграфировал мне Дали.

"Скоро", - отвечал я.

Однако прошло четыре года, прежде чем мы снова встретились.

* * *

- Капитан! Капитан!

Я поднял глаза от пивной кружки и заметил Дали. Широким шагом художник входил в бар "Кинг Коул", где деловые люди в строгих костюмах обычно вели переговоры за бокалами мартини. Он был в черном пальто на кашемировой подкладке, в руке держал неизменную трость с серебряным наконечником, а его свеженавощенные усы, удлиненные на пятнадцать сантиметров, стояли под прямым углом. Он выглядел как павлин, по ошибке попавший к пингвинам. Его сопровождало столько удивленных взглядов и вытянутых шей, будто он только что приземлился на летающей тарелке.

- Наконец-то вы приехали, Капитан! Дали ждал вас так долго! У нас столько работы!

Шел 1960 год. Повторю, я не видел Дали четыре года.

Бар находился в нью-йоркском отеле "Сент-Реджис", и этот отель заслуживает более подробного описания. Он был построен лордом Астором незадолго до того, как тот потерял жену на проклятом "Титанике". С течением лет "Сент-Реджис" покрылся патиной (с особым удовольствием упомяну многочисленные мраморные украшения, подсвеченные специальными лампами) и, несмотря на некоторую обветшалость, сумел сохранить элегантность.

В те годы роскошные интерьеры "Сент-Реджиса" были для меня не самыми подходящими. После неудачи с одним фильмом в Риме на моем счету оставалось не больше тысячи долларов. У меня не было ни работы, ни жилья, к тому же я задолжал огромные суммы лучшим ресторанам мира. Тем не менее настроение у меня было на высоте, и я наконец согласился прилететь к Дали в Нью-Йорк.

- Итак, Сальвадор, что вы задумали? - спросил я и облокотился на погруженную в полумрак барную стойку. Над нами переливалась красным реклама от Максфилда Парриша.

- Кое-что очень важное, Капитан! - ответил Дали, многозначительно выкатив глаза. Он приблизил ко мне свое лицо: - Дали нужна правая рука! Дали нужен военный советник!

- Но зачем художнику военный советник? - удивился я.

- Чтобы вести психологическую войну в мире искусства!

"Боже мой, - пришла в голову мысль, - о чем говорит этот человек?"

В годы войны, будучи офицером британской армии, я научился пропаганде. Идея захвата противника с помощью психологической атаки была мне близка. Однако я ничего не знал об искусстве, не мог отличить фресковую живопись от станковой и совершенно не был знаком с механизмами, действующими в среде художников. "Сотбис" был для меня в ту пору шикарным рестораном, где я еще ни разу не бывал. И даже с учетом наших предыдущих встреч я не имел ни малейшего представления ни о карьере Дали, ни о его личности. Да, безусловно, он обаятельный человек, но по силам ли мне работать с ним? К тому же его трудно понять, особенно когда он говорит как сейчас, загадками.

- Дали, что вы имеете в виду?

- Проекты, Капитан. Большие и маленькие проекты! Новые проекты для Дали! Новые вложения! Новые кампании! Новые журналисты и фотографы! То, что сделает Дали еще более знаменитым!

Я понял, в чем его цель. Уже более двадцати лет Дали добивался, и с большим успехом, пространства для себя в Соединенных Штатах. Он выторговывал роль художника-провокатора, самого скандального, какого только можно найти в Нью-Йорке. (После окончания Второй мировой войны он любил приезжать сюда каждую зиму.)

У него и в самом деле неплохо получалось осуществлять задуманное. Только одними названиями своих картин - например, "Великий мастурбатор" - он разрушал общепринятые нормы. А создав полотно "Христос святого Хуана де ла Крус", на котором взгляд зрителя упирается в макушку Христа, он исказил жанр религиозной живописи.

Однажды Дали разбил витрину дорогого магазина "Бонвит Теллер" только потому, что ему не понравилось, как за стеклом был размещен макет ванной комнаты, обитой мехом. На прием к мэру Парижа он пришел с батоном хлеба длиной в двадцать метров. Он обожал шокировать публику на разнообразных вечерах - к примеру, вкатываясь туда в прозрачном шаре, который называл "овосипед".

Во время торжественного открытия одной из станций метрополитена Дали отпаривал ноги в тазу с молоком. На костюмированный праздник он заявился в наряде, вознесенном ввысь над его головой на шесть метров.

Один раз он решил произносить речь в скафандре и чуть не задохнулся. С тех пор он не любил каски!

Его странная живопись и еще более странные выходки вызывали наибольший резонанс именно в Америке. Ни в родной Испании, ни в Европе провокационные штучки не производили подобного впечатления. Здесь же имя Дали мелькало в газетах не реже, чем имена кинозвезд.

Его искусство часто расхваливали критики всех мастей: за парадоксальность политических взглядов, за следование учению Фрейда - у каждого была своя изюминка. Живописные полотна Дали, составленные из точек и сфер, вызывали восхищение еще и потому, что многим виделось в них отражение научного прогресса, от распада атома до открытия ДНК.

В 1936 году Дали оформил обложку журнала "Тайм"; в 1942 году его книга "Дневник одного гения" получила единодушное одобрение со стороны прессы и была расценена как "великолепная"; у него проходили выставки в Музее современного искусства и лучших галереях Нью-Йорка, плюс ко всему художника не обошли вниманием и коллекционеры. Самым жадным из них оказался промышленник из Кливленда Рейнольде Морзе.

Дали намеревался продолжать в том же духе. Однако к концу 1950-х его фантазия немного истощилась и не могла уже с той же интенсивностью порождать шокирующие кульбиты. Его все еще высокая популярность застопорилась в своем развитии, а слава о нем так и не прогремела по всему миру. В год он получал один-два заказа крупного формата, кроме этого оформлял танцевальные площадки и рисовал портреты. Дали не купался в золоте, по крайней мере, ему хотелось большего. Образ жизни, который он вел в Париже и в Испании, совершенно разорял его.

Итак, Дали нуждался в человеке, который мог бы одновременно играть роль агента и коммерческого директора. Кто-то, кто мог бы сделать его более известным и помочь разбогатеть. Кто-то, кто умел бы бегло говорить по-английски и в чьей телефонной книжке хранилось много полезных адресов. Кто-то, способный открыть перед ним новые пути и новые двери. Кто-то, кем, по мнению Дали, был я.

Предложение было соблазнительным, но рискованным. Мне не казалось очевидным, что мы сможем работать вместе, бок о бок. Насколько я успел узнать этого человека (совсем мало), он был шутником и любил посмеяться над всем подряд.

Чрезмерно яркий, любящий комфорт, он рождал вокруг себя бесконечные фантазии и расцветал всякий раз, когда чувствовал на своем лице вспышки фотокамер. Ну разве возможно работать с подобным эксцентриком? Не сошел ли я с ума? Мы ведь такие разные. Он - испанец, я - ирландец. Он - художник, я - бывший военный. Он обожает перемены и красочные шоу, я же предпочитаю рутину и порядок во всем. Мне казалось, что я не смогу приноровиться к его образу жизни и выдержу не больше пяти дней. Кто знал, что наш союз продлится пятнадцать лет...

Соглашение между нами было заключено исключительно на словах. Ни разу за все то время, что я проработал с Дали, мы не подписали ни одной бумаги. Продавать законченные работы имела право только Гала, его жена, и это право так и осталось за ней. В основном она занималась большими полотнами, которые пристраивала во время поездок в Испанию. В мои же обязанности входило открывать перед Дали новые возможности для творчества, знакомить его с нужными людьми, способными заказать что угодно, от плакатов до зонтиков. Если сделку удавалось заключить, мне полагалось десять процентов от гонорара.

- Можем попытаться, - сказал я Дали в баре "Кинг Коул". - Но ничего вам не обещаю. Так что не удивляйтесь, если на следующей неделе я позвоню и сообщу, что уезжаю в Рим.

Затем в течение недели я исследовал телефонную книжку - искал тех, кого знал в пору работы на Корда, людей из мира кино, актеров и продюсеров, политиков и военных. В итоге я сделал не меньше дюжины звонков и к каждому обращался с отработанной формулировкой:

- Вам обязательно надо познакомиться с одним прекрасным испанским художником. Возможно, вы уже слышали о нем. Его зовут Сальвадор Дали...

Страницы моего ежедневника, одна за другой, заполнялись договоренностями о встречах. Моим старым знакомым было интересно встретиться с художником, чьей визитной карточкой были растекающиеся часы и закрученные вверх, в форме бычьих рогов, усы.

Мы с Дали образовали неплохой тандем: он был фантазером, я - педантом, иногда сдерживавшим его порывы, он играл роль приманки, я - охотника, он творил, я заключал соглашения. Вместе мы были командой, привлекавшей инвесторов и опустошавшей их карманы. Начиная с одиннадцати часов утра в баре "Кинг Коул" отеля "Сент-Реджис" мы подписывали бесконечное количество договоров, и клиенты стояли к нам в очереди.

Продюсер заказывал портрет жены, издатель хотел оформить книгу, еще кто-то просил проиллюстрировать театральную программку. Джо Кеннеди заказал Дали бюст своего сына Джона, который вступал в должность президента в следующем, 1961 году. Все шло как по маслу.

За две недели Дали получил прибыль в пятьсот тысяч долларов. Это значило, что моя прибыль составила пятьдесят тысяч. Я сумел расплатиться с долгами в ресторанах и переехал наконец в другой номер.

Дали пришел осмотреть мое новое жилище.

- Очень миленько, Капитан! - сказал он, увидев старинную мебель в гостиной. - Очень миленько!

Затем он заглянул в спальню, где стояла кровать с балдахином, а стены были обиты тканью с узорами, дамастом.

- Капитан, а Гала видела эту комнату?

Дали исчез, и через несколько минут в дверь постучали. На пороге стояла его жена. С черным бархатным бантом в волосах она была похожа на ребенка, преисполненного любопытства.

Гала принялась осматривать помещение - заглянула во все ящики, открыла все шкафы.

- Очень симпатично, - одобрила она и поправила цветы в хрустальной вазе. - Что ж, Капитан, мне здесь нравится! - Еще раз окинув комнату взглядом, она лучезарно улыбнулась. - Что ж, сегодня переезжаем. Вы не могли бы попросить гарсона вынести вещи...

- Гала... - попытался возразить я; растерянности моей не было предела.

- У вас будет целый час, чтобы переехать. Или вам необходимо два часа?

- Гала, я никуда отсюда не уеду, - наконец решился сказать я. - Выберите для себя другой номер!

Так и вышло - они поселились в другом номере и только выиграли от этого. Раньше Дали не имел привычки работать в отеле. Однако теперь, в новых просторных апартаментах, он мог разместить и мольберты, и прочие рисовальные принадлежности. Преимущества дорогого гостиничного номера были очевидны. В первый раз за двадцать лет Дали полноценно работал в Нью-Йорке. До этого он мог погрузиться в творчество только в своей мастерской в Кадакесе, куда приезжал не больше чем на полгода.

С этого дня у нас установился четкий режим. В десять часов утра я приходил в номер к Дали выпить с ним чаю. Он всегда надевал пиджак от смокинга. Пиджаков у него было не меньше дюжины. Какие-то из них - в тигровую полоску или пятнистые, как шкура жирафа, какие-то - из роскошного бархата с золотыми нашивками. Классического черного с атласными вставками, признаться, я не припомню.

Утреннее время мы выделяли для обсуждения встреч, которые планировали провести за день. Среди наших клиентов были такие, кто предлагал интересные идеи, но в основном приходилось работать с инвесторами, желавшими вложить деньги в имя Дали. Для них не имело большого значения, что выйдет из-под рук мастера, и часто различные проекты для них я придумывал сам.

- Может, поработать с автомобилями? - спросил я однажды за чаем. - Вы могли бы спроектировать автомобиль?

На следующий день я предлагал Дали оформить бейсбольные мячи или детские коляски. Еще через день мне приходило в голову, что интересно было бы заняться фарфоровой посудой и коврами. А через два дня я советовал мэтру разрисовать занавески.

После чаепития Дали не меньше десяти минут проводил перед зеркалом, со скрупулезной тщательностью вылепляя усы. Постепенно он наносил на них все больше воска и отстриженных волос, сохраненных после визита к парикмахеру. Случались дни, когда знаменитые усы вытягивались в длину до двенадцати сантиметров, а ради особых случаев - еще больше. Ночью длина усов не превышала и пяти сантиметров, однако, если Дали внезапно приглашали на ужин, он тут же добавлял какое-то количество волос и воска и вновь придавал усам необходимую значимость.

Затем мы отправлялись на завтрак в отель "Плаза", расположенный по соседству с "Сент-Реджисом".

В течение всего утра и еще несколько часов после обеда мы принимали посетителей в баре "Кинг Коул".

Вечером, после ужина, Дали поднимался в свой номер, чтобы поработать над заказами (например, сделать наброски рисунка для галстуков или подумать над оформлением очередного ресторана) или заняться живописью. Гала в это время читала ему вслух, по-французски, русские романы. Случалось, что и я читал ему книги по искусству. Эти импровизированные сеансы чтения стали для меня содержательными уроками по критике и истории искусств.

Рядом с Дали я проводил больше двенадцати часов в день, но у меня было одно правило: обедали и ужинали мы раздельно. Мне необходимо было хотя бы на несколько часов оставаться в одиночестве.

Однажды после прогулки в Центральном парке, где на ветвях деревьев уже начали лопаться почки, я вернулся в отель в смущенном состоянии духа. Я планировал поработать с Дали не больше трех месяцев, но вот зима закончилась, а мое сотрудничество с ним, похоже, набирало все большие обороты.

- Послушайте, Дали, - сказал я вечером, - все это было весьма интересно, но не удивляйтесь, если на следующей неделе получите от меня записку, из которой узнаете, что я улетел в Рио.

Мэтр отложил палитру.

- Гала, - крикнул он, - у Капитана сегодня плохое настроение!

- Я не шучу, синьор. Серьезно, я собираюсь все бросить на следующей неделе.

Художник бросил на меня свирепый взгляд:

- Не изображайте из себя глупого ирландца! Вы едете вместе с Дали в Париж!

Что я и сделал.


Примечания

. В этом фильме режиссера Кэрола Рида (1949) Орсон Уэллс играл одну из главных ролей.

. Ратофф, Грегори (1897-1960) - голливудский режиссер и актер, русский по происхождению.

. Парриш, Максфилд (1870-1966)-американский художник, иллюстратор и монументалист, по стилю близкий Дали.


Семейные узы

Дали не любил своего имени - Сальвадор. Не только потому, что это было имя его отца, но в основном по другой причине - так же звали его брата, умершего в возрасте двух лет, за девять месяцев и десять дней до рождения художника.

Его отношения с семьей отличались... беспорядочностью - другое слово трудно подобрать. Отец Дали, нотариус по профессии, обладал жестким характером (и при этом слыл сумасшедшим эксцентриком) . Он пессимистично смотрел в будущее сына.

- Мой сын закончит свои дни нищим и одиноким, - говорил он всем подряд.

Дали так и не простил ему этого.

У Дали была сестра Анна Мария, в юном возрасте они были очень дружны. Она даже позировала брату для его ранних работ. Но их разлучила серьезная ссора.

Все началось с того, что Анна Мария приятельствовала с девушкой из хорошей семьи, из Барселоны, и надеялась, что та станет идеальной женой для ее брата. Она мечтала об уютной жизни втроем. Но Дали не разделял восторгов сестры. Он окончательно разрушил ее мечты, когда привел в дом русскую эмигрантку и объявил, что собирается на ней жениться. Девушку звали Гала.

Это настолько вывело Анну Марию из себя, что она немедленно отправилась в полицию с жалобами на избранницу брата. Молодая женщина обвинила ее в проституции и шпионаже. Тогда в Испании правили франкисты, и донос был принят всерьез. Полиция допрашивала Галу с пристрастием, ее даже хотели выслать из страны. Когда Дали узнал, что причиной всех этих неприятностей стал донос родной сестры, он поклялся, что больше никогда в жизни не заговорит с ней, и сдержал свое обещание. Известно, однако, что в силу парадоксальности своей натуры он тайком посылал ей цветы и сладости на дни рождения.

У отца Дали был брат, а у брата - дочь, младше художника на год. Детьми они были не разлей вода. Кузина, Монсерат Дали, жила в Барселоне. Был у него еще один двоюродный брат, Гонсалес Сераклара, довольно известный в Испании адвокат. Они всегда помогали Дали, стараясь сделать его жизнь приятней.

Когда в 1982 году Гала умерла, они вдвоем приехали к художнику в гости, чтобы сообщить: Анна Мария готова позабыть о прошлом и ищет примирения. Но Дали отослал их прочь. Ему не о чем было с ними говорить. Он посчитал их предателями, потому что они пили чай у его сестры, совершившей страшное преступление - она не сумела поладить с Галой.

Примечания

. Елена Дмитриевна Дьяконова (1894-1982). Она не была эмигранткой, как пишет автор. Приехав в 1912 году в Швейцарию для лечения от туберкулеза, восемнадцатилетняя Елена познакомилась с поэтом Полем Элюаром, который очень скоро женился на ней. Элюар и прозвал ее Гала, что по-французски означает "праздник".


Гала

С Галой я познакомился одновременно с Дали (выше я описывал нашу первую встречу в отеле). Она одевалась с безупречным вкусом и без ошибок говорила по-французски. Было очевидно, что в жизни художника эта манерная женщина играет намного более важную роль, чем роль обычной жены.

Мне нелегко бывало решить, как вести себя с Галой и... как не вмешиваться в их отношения с Дали. Т. С. Элиот писал когда-то: «Нашим начинаниям неведом результат...», но результат моих отношений с Галой явно был нулевым: она хотела быть всем для Дали. В том числе и его коммерческим агентом.

Каждый день я проводил с Дали, а вот с Галой мог не встречаться по нескольку дней. Продавать картины Дали я не имел права. Этим занималась исключительно Гала. Увы, она была никудышным коммерсантом. Картины уходили не лучшим людям и не за лучшую цену. Десятки раз она выставляла себя в глупом свете, но продолжала убеждать мужа, что лучше нее никого не найдется. В результате — полная катастрофа, на мой взгляд.

Если Дали и отдавал себе отчет в этом, жене он никогда не перечил. Картины его кочевали из галереи в галерею и не приносили должной прибыли. В этой связи можно вспомнить испанца Хоана Миро или Пикассо. Продажей их картин всю жизнь также занимались одни и те же люди.

Когда Гала переезжала в свой замок, она предупреждала Дали: «Запомните, этот замок принадлежит мне! Вы можете прийти сюда только по моему приглашению. Письменному!» Она даже заказала специальную бумагу, чтобы печатать на ней приглашения. При жизни Галы Дали удостоился приглашения лишь несколько раз — ему разрешалось пробыть в замке не больше часа!

Художник предпочитал не противиться желаниям жены. Когда Гала уединялась в стенах замка, ей на замену срочно вызывалась Аманда Лир, певица и модель, с которой Дали познакомился в Нью-Йорке. Он не любил оставаться один.

Гале было под девяносто, когда она умерла. Известно, что почти до самого конца ей удавалось сохранить природную элегантность.

Она умерла в Кадакесе. В Испании перевозка тела связана с многочисленными сложностями: каждый городок имеет право установить транзитную пошлину. Чтобы избежать формальностей, Дали приказал завернуть тело жены в покрывало и положить на заднее сиденье в «кадиллак». Артуро, помощник, отвез тело в замок Пуболь. Замок считался территорией Ла-Пера, средневековой деревушки неподалеку от города Ла-Бисбаль.

Срочно вызвали трех врачей, испанцев, которые должны были установить, что смерть Галы произошла в замке. Ни один из них этого не сделал. В конце концов сошлись на том, что она умерла в Кадакесе.

Дали хотел похоронить Галу в подвале замка, но, когда прибыл на место, обнаружил, что вырытая яма уходит в землю лишь на полтора метра.

Мэр городка, который был срочно вызван к месту событий, объяснил Дали, в чем дело: под замком проходили сточные трубы, и углублять яму было нельзя.

Фермер, наблюдавший за всей этой сценой, сказал мне тихо:

— Даже свиньи удостаиваются более почетных похорон!

Так закончилось правление Королевы.

При жизни Галы художнику почти не позволялось бывать в замке, вы это помните, но теперь он решил сменить мрачную атмосферу Порт-Льигата на не менее мрачную замка Пуболь, который чуть было не стал его последним пристанищем. Однажды ночью он так яростно звонил, желая вызвать ночную сиделку, что спровоцировал пожар и чуть не погиб в нем. Его спас секретарь Робер Дешарн.

Примечания

. Елена Дмитриевна Дьяконова (1894—1982). Она не была эмигранткой, как пишет автор. Приехав в 1912 году в Швейцарию для лечения от туберкулеза, восемнадцатилетняя Елена познакомилась с поэтом Полем Элюаром, который очень скоро женился на ней. Элюар и прозвал ее Гала, что по-французски означает «праздник».


История со слонами

Тотемным животным для Сальвадора Дали всегда был слон. «Искушение святого Антония», картина 1946 года, — высшая дань уважения художника совершеннейшему из созданий, которого он неизменно одаривает длинными и тонкими ногами-ходулями.

Слоны занимали Дали намного больше, чем это отражено в его живописи. Он как-то пошутил, что муравьи на его картинах встречаются чаще, чем слоны, потому что они (муравьи) меньше по размеру и их легче писать...

В своем «Дневнике» Дали записал (запись датируется 23 июля 1952 года), что надеется с помощью друга-махараджи собрать три тысячи слоновьих черепов и разбросать их по полям Порт-Льигата. Похоже, он считал, что черепа можно насадить, как растения, и что они приживутся в почве.

Не знаю, насколько серьезным было его намерение, но собрать больше пяти черепов не удалось. До сегодняшнего дня на мысе Креус самым заметным «животным» остается Верблюд-гора — исполинское каменное изваяние, сотворенное природой и омываемое волнами.

В какой-то момент слоны завладели мечтами и планами Дали до такой степени, что это стало мешать воплощению в жизнь прочих проектов.

Однажды Дали сообщил мне нетерпеливым тоном:

— Капитан, сегодня у вас будет работа.

— И какая же? — поинтересовался я.

— Вы должны до субботы найти мне шесть слонов. Сегодня уже вторник, Капитан, так что не теряйте времени!

— Хорошо. А можно мне узнать, что вы собираетесь с ними делать?

— Вместе с этими слонами я собираюсь перейти через Пиренеи. Я стану новым Ганнибалом! Я облачусь в тогу, и мой переход через горы станет триумфом Императора! Найдите слонов для Императора, чтобы он мог торжественно прошествовать от Ампурдана по ту сторону гор. Таким образом, Капитан, вы поспособствуете историческому событию, о котором люди будут вспоминать еще две тысячи лет!

— Хорошо. Позвольте, я сделаю несколько телефонных звонков.

Опросив с десяток знакомых, я выяснил, что в Испании довольно мало слонов, а людей, которые их держат в частном порядке, и того меньше (надо заметить, это не стало для меня сюрпризом). Зоопарки предоставлять слонов отказывались. Цирковых слонов по профессиональным соображениям нельзя было отдавать в чужие руки. Даже ради удовольствия синьора Дали невозможно было найти хотя бы одного слона!

В конце концов я напал на некоего эксцентричного аристократа, у которого был слоненок. Дали я сообщил:

— Итак, по всей Испании мне удалось найти лишь около пятнадцати слонов. Некоторые из них опасны, потому что не приручены, некоторые работают в цирках, какие-то заняты в иных сферах... Доступным оказался лишь один.

— Прекрасно, так что вы нашли?

— Я могу вам предложить слоненка небольшого роста...

— Ну и замечательно, — умиротворенно сказал Дали. — Замечательно, что вы нашли молодого слона. То, что нужно. Мы же не в эпоху древних римлян живем!

В знак уважения к подвигам Ганнибала мэтр сфотографировался у подножия испанских Пиренеев, схватив слоненка за хвост. Затем животное погрузили в грузовик и перевезли через границу, где была сделана еще одна фотография.

Сейчас, когда я пишу эти строки, мне порой кажется, что я немного фантазирую, преображая реальность. Или слишком реалистично описываю фантазии мэтра.


Визит короля Италии

Дали дружил с многими из коронованных особ. Самым близким для художника был король Италии Умберто II; он несколько раз приезжал к Дали в Порт-Льигат.

В один из приездов короля Дали устроил для него праздничный обед. Умберто II и его адъютанта, итальянского генерала, посадили за стол, ломившийся под тяжестью яств. Здесь были икра, специально приготовленная барабулька, цыпленок и конечно же национальные испанские блюда: чорисои бутифара. Все это полагалось запивать великолепным красным вином.

После обеда Дали вместе с королем вышли на террасу полюбоваться заливом. Когда местные рыбаки остановились, чтобы поприветствовать их, художник решил продемонстрировать «демократический образ жизни» (это его собственное выражение): угостил рыбаков икрой.

Через несколько дней мы узнали, чем все это закончилось. Как только рыбаки завернули за угол, они с отвращением принюхались к икре и заключили, что та протухла. Щедрый дар Дали полетел в его же мусорный ящик.

Примечания

. Пряные свиные колбаски.

. Свиная колбаса, которую подают к картофелю фри или овощам, иногда с яйцом или омлетом.


Итальянская виза

Как только началась Вторая мировая война, Дали и Гала решили уехать из Европы в Америку. Для этого нужно было проехать по югу Франции и оттуда перебраться в Италию, где они могли сесть на пароход до Нью-Йорка.

Когда поезд подошел к итальянской границе, таможенник сказал супругам, что без итальянской визы они не могут въехать на территорию страны.

Дали внимательно посмотрел на него и потребовал телефон, заявив, что будет говорить с синьором Галеаццо Чиано, министром иностранных дел и зятем Муссолини.

Таможенник остолбенел.

- Вы его друг? - спросил он.

- Ну конечно, - ответил Дали, - я знаю его всю жизнь!

Служащий проштамповал паспорта Дали и Галы и позволил им проехать через границу без всякого звонка.

Разумеется, на самом деле Дали никогда в жизни не встречался с Чиано!


Дали и поляроид

Как-то в 1960-х годах, вернувшись из Америки, Дали привез с собой модный фотоаппарат поляроид. Чтобы проверить, как он работает, художник отправился снимать рыбаков, которых было довольно много в Порт-Льигате. Они чинили сети, когда Дали их сфотографировал. Потом он отнес фотографию домой и попросил Артуро, своего верного помощника, человека на все случаи жизни, довести дело до ума (насколько я помню, в те времена карточки покрывали каким-то составом - для лучшей сохранности). Не прошло и пятнадцати минут, как все было готово, и Дали понес показывать фото рыбакам.

Да, они согласились, что карточка получилась неплохая.

- Признайтесь, - сказал Дали, любуясь своей работой, - ведь этот новый фотоаппарат просто чудо!

- Синьор, - ответил пожилой рыбак, - когда я женился сорок лет назад, один человек сфотографировал нас с женой на бульваре в Фигерасе. Он успел сделать шесть копий намного быстрее, чем вы сейчас провозились с одной. Так что же такого чудесного в вашем аппарате?


Роза

В Париже в течение десяти лет мы держали горничную по имени Роза. До этого она вела домашнее хозяйство в доме Галы и Дали в Кадакесе. Это была полная женщина с твердым характером и услужливыми манерами.

Как-то я спросил Розу, почему Гала ее уволила (а Роза проработала у них горничной пятнадцать лет). Роза сказала, что во всем виноват обычный чемодан. Дали и Гала вернулись тогда из долгого путешествия по Америке. Роза распаковывала вещи и открыла чемодан, в котором лежали вечерние платья и смокинги.

- Синьора, - спросила она, - почему вы не пользовались этими вещами, когда были в Америке? Чемодан даже не открывали ни разу!

- О чем вы говорите? - резким тоном возразила хозяйка. - Я открывала этот чемодан каждый день!

- Но синьора, - не унималась Роза, - вещи сложены именно так, как я их складывала перед отъездом.

Гала тут же уволила женщину за излишнюю дерзость и... простодушие: ни разу за всю поездку супругам Дали не удалось получить приглашения ни на один вечер, куда можно было бы прийти в парадной одежде.


Человек по фамилии Сабатер

В первый раз, когда я встретил его, ему было не больше тридцати пяти. И он был уже полностью лысым. Стремительный как молния, он выхватил у меня из рук портфель, когда я расплачивался со швейцаром в отеле "Ритц" в Барселоне.

- Капитан Мур! - выкрикнул он. - Я жду вас со вчерашнего вечера! Я приехал, чтобы увидеть бесподобного Дали. Я фотограф. Пожалуйста, помогите мне!

- С Дали вам лучше встретиться в Кадакесе, - ответил я. - В Барселоне маэстро обычно очень занят.

Я направился к выходу, чтобы взять такси, но он схватил меня за руку:

- Капитан Мур, я ваш друг. Знайте, что я всегда в вашем распоряжении. Можете попросить меня о чем угодно и когда угодно. Я хотел бы стать вашим помощником, вашим последователем, вашим учеником!

По-французски мужчина говорил с сильным каталанским акцентом. В его голосе было что-то, что заставляло остановиться. Казалось, он был заряжен на тысячу вольт.

- Вы неплохо говорите по-французски, - сказал я. - Позвоните мне, когда будете в Кадакесе.

- Да, я владею французским, - ответил он. - Но в следующий раз, когда мы встретимся у Дали, мой французский будет безупречен!

- Когда вы планируете приехать в Кадакес? - поинтересовался я.

- В эти выходные. Надеюсь, Дали согласится принять меня.

Он отнес мой портфель к такси и рысцой побежал в гостиницу.

Мне стало как-то не по себе. Грубоватое подвижное лицо мужчины таило в себе нечто плутовское. Повинуясь непонятному порыву, я оглянулся и посмотрел на него сквозь заднее стекло машины: тощим телом он толкал вращающиеся двери, галстук, перекинутый через плечо, развевался на ветру.

В эти выходные Дали устраивал вечер с гитаристом. Я ненавидел шумные вечеринки и пришел поздно, когда все уже кончилось. Вокруг художника толпились восхищенные фотографы. Среди них я разглядел и моего нового знакомого из Барселоны. Лучезарно улыбаясь, он направился прямо ко мне:

- Здравствуйте, капитан Мур! Я сделал массу фотографий. Дали был так любезен.

Появилась Гала и объявила, что праздник завершен.

Я провожал гостей, когда вдруг заметил, что Сабатер подозрительно вертится около кухни Дали.

- Почему-то перестал работать, - произнес он, указывая на фотоаппарат. - Кажется, там что-то заело.

- Позвольте, я посмотрю, - сказал я, взял у него аппарат и открыл. В нем не было пленки!

- Как же вы собирались снимать без пленки? - удивился я.

- Наверное, просто забыл о ней, - пожаловался мужчина, потом бросил на меня отчаянный взгляд. - У меня нет денег, чтобы купить пленку.

Таков был Энрике Сабатер, который потом доставил мне массу неприятностей.


Аманда

Аманда Лир появилась в жизни Дали в конце 1960-х. Он встретил ее в Нью-Йорке, в компании хиппи с Гринвич-Виллидж. Мэтру импонировали эксцентричность хиппи и их андрогинный вид, поэтому он пригласил всю толпу к себе в "Сент-Реджис".

Среди десятка косматых бунтарей Аманда оказалась единственной, владеющей французским языком и способной поддержать разговор на тему богемной жизни Нью-Йорка. Дали нашел ее общество приятным и вскоре стал ее покровителем.

Когда художник вернулся в Париж, кто-то сказал ему, что Аманда раньше служила на французском флоте и была мужчиной, а чтобы стать женщиной, сделала операцию в Марокко. Явных доказательств этому не было, но слухи не утихали. Многие утверждали, что это чистой воды фантазия, рекламный трюк, придуманный, чтобы гарантировать успех на показе мод в Лондоне. Как бы там ни было, когда Аманда впервые вошла в окружение Дали, она была красивой женщиной в расцвете лет, хотя кого-то и поражал большой размер ее обуви, а еще больше - низкий, с хрипотцой голос.

Маленький штришок. Однажды Аманда попросила у Дали в модном ресторане денег на уборную - с тех пор он называл ее Писуньей.

В 1978 году Аманда вышла замуж за молодого человека по имени Ален-Филипп Маланьяк д'Аржан-де-Виллеле, секретаря Роже Пейрефитта, знаменитого французского писателя, открыто писавшего о своем гомосексуальном опыте. Весь Париж гудел о том, что медовый месяц они провели втроем: Аманда, ее муж и его друг.

В Кадакесе Аманда появлялась сразу же, как только Гала уезжала либо в путешествие по Италии, либо во Францию, играть в казино.

Каждый раз экстравагантная приятельница Дали останавливалась в гостинице Порт-Льигата, которая находилась в ста метрах от дома мэтра. Она звонила и радостно сообщала:

- Я вернулась!

Почти все время Аманда проводила растянувшись в шезлонге у бассейна, в микроскопическом бикини. Об отъездах Галы ни Дали, ни я ей не сообщали. Мы так и не узнали, кто же был осведомителем.

Однажды, через несколько дней после очередного появления Аманды (как всегда, неожиданного), Дали попросил меня зайти к нему в мастерскую, чтобы побеседовать о чем-то лично. Аманда позировала ему в длинной набедренной повязке, и ничто не прикрывало ее великолепную грудь.

- Не обращайте внимания на Капитана, - сказал Дали, когда я вошел, - он привык к обнаженным натурщицам, он их даже не замечает. К тому же без очков он ничего не видит.

Первые два из его утверждений были ложными. Но я притворился, что действительно не замечаю ее.

Прошло еще несколько дней. Как-то, проработав все утро в Фигерасе над проектом "Театр-музей Дали", я вернулся к полудню в Порт-Льигат. Меня встретил Артуро, верный человек Дали.

- Капитан! Дали вас вызывает, срочно! Он все утро вас искал. Он все еще в мастерской.

Я отправился в мастерскую и был удивлен, обнаружив дверь запертой. Так рано, в полдень? Я постучал, Дали открыл мне со словами:

- Заходите, Капитан! Почему я никогда не могу вас найти? Почему у вас нет телефона?

- Потому что за все эти годы мне так и не удалось установить его. Даже ваши письма к директору телефонной компании ни к чему не привели.

- В следующий раз, когда будем в Мадриде, поговорю с Франко, - пообещал Дали. Потом он подмигнул мне и добавил: - Я хочу поговорить с вами об одном важном деле. Присядьте, пока Дали закончит свой шедевр.

Аманда стояла на возвышении полностью обнаженная, и Дали вновь уверил:

- Капитан Мур совершенно равнодушен к обнаженным женщинам... Он не обращает на них абсолютно никакого внимания...

Не важно, так это было или нет, мое присутствие отнюдь ее не смущало.

Прошел целый час, прежде чем Дали согласился сделать перерыв и позволить натурщице отдохнуть. Когда мы остались одни, я спросил, о чем он хотел поговорить со мной.

- Ни о чем! - ответил он. - Я хотел, чтобы вы увидели ее голой. Вы заметили?

- Что?

- Никаких яичек! У нее нет яичек!

- Вы из-за этого так волновались?

- Да! Вы ведь видели! Видели! У нее нет яичек! Вы свидетель. Она женщина! Аманда женщина!

- А вы сомневались в этом?

- Да. Дали всегда очень осторожен.

- Не понимаю, - сказал я, - зачем вам понадобилось так долго ждать, чтобы удостовериться в этом? Почему вы не попросили ее раздеться полностью на прошлой неделе, когда она позировала с обнаженной грудью?

- Какой ужас! - Дали даже подпрыгнул. - Так может рассуждать только безумный ирландец!

- В чем же здесь безумие? - не понял я.

- А если бы у нее под юбкой оказался огромный член и она попыталась меня изнасиловать? Кто бы меня защитил? Вас ведь никогда нет, когда вы нужны Дали!

Загрузка...