Дорога среди оазисов

Н ас разбудили мощные трубные звуки, ворвавшиеся в распахнутое окно, которое выходило во двор-колодец многоэтажной гостиницы. Звук повторялся снова и снова. Наконец стало ясно, что это усиленный эхом истошный рев осла.

Город просыпался.

Позавтракав, мы выходим на улицу, где нас ждет Алексей Олегович. Сегодня поездка в Карфаген, в далекое прошлое земной цивилизации. Это прошлое совсем близко от столицы.

Алексей Олегович — советский врач. В Тунисе он в длительной командировке. Вместе со своими коллегами лечит здесь больных. Ему уже не раз приходилось сопровождать в Карфаген гостей с Родины, поэтому держится он как опытный гид.

Место, где когда-то высились дворцы, амфитеатры, храмы, где кипела жизнь государства-полиса — грозы могучего Рима, огорожено. У въезда в заповедник лоточники бойко торгуют открытками, комплектами цветных слайдов, статуэтками «под древность», цепочками «под серебро», позеленевшими монетами, якобы найденными в развалинах. Монет столько, что начинаешь изумляться расточительности древних карфагенян, которые едва ли не мостили свой город деньгами.

Группы торговцев, в основном это бойкие стриженые подростки, атакуют каждую подъезжающую машину, каждый туристский автобус. Процветает ожесточенная конкуренция.

От ворот веером расходятся тенистые пальмовые аллеи, зовущие в покой и прохладу. Проходим по одной из них и попадаем в давно минувшие времена.

В третьей Пунической войне, в 146 году до нашей эры, Карфаген потерпел поражение и был разрушен легионерами Корнелия Сципиона, а все его владения перешли к римлянам. Впоследствии город не раз пытался подняться, но его снова разрушали то вандалы, то сарацины. И вот следы былого могущества — огороженные забором, заросшие травой и кустарником развалины амфитеатров, храмов, колоннад. Повсюду ныне ведутся раскопки. Поток туристов за последние годы увеличился в несколько раз, заметно возросли доходы республики в иностранной валюте, туризм дал работу многим тунисцам, способствовал развитию ремесел.

...Я рассматриваю руины стадиона, заглядываю в зияющие отверстия колодцев, трогаю кладку городских стен.

Со стороны крутого морского берега стена была невысокой, а со стороны суши — крепкая, многоэтажная. Древнейшая часть города — крепость Бирса, вокруг которой постепенно и вырос Карфаген. Где-то здесь, в высшей точке Бирсы, стоял знаменитый храм Асклепий. Отсюда уходили на Рим войска Гамилькара Барки и сына его Ганнибала, а в гавани грузили на корабли боевых слонов, наводивших ужас на конницу противника...

Мы покидаем заповедные развалины со щемящим чувством прикосновения к ушедшему величию античности. И тем ярче краски, громче звуки мира современности, подступающего к бывшим стенам древнего Карфагена.

Город Тунис почти ровесник Карфагена, но в былые времена его затмевал блеск могущественного полиса. Когда в 698 году арабы окончательно разрушили Карфаген, началось постепенное возвышение Туниса. Кого только не видел этот город! Его завоевывали соседи-марокканцы, штурмовали заморские пришельцы — французы и испанцы. Здесь умер король Людовик IX — под городскими стенами, о которые разбился предпринятый им восьмой крестовый поход. В середине нашего тысячелетия Тунисом овладели корсары: пиратское государство какое-то время терроризировало все Средиземноморье, пока его не разгромил Карл V, подчинивший Тунис Испании. У испанцев лакомый кусок отнял турецкий адмирал Синаноли-паша, и страной начали править беи, находившиеся в ленной зависимости от Порты. Каждый бей считал долгом построить себе роскошный дворец. Их немало в Тунисе и в окрестностях города. Дворцы сейчас принадлежат государству, многие из них — прекрасные памятники архитектуры.

Начав «освоение» Средиземноморского побережья Африки, французы в 1830 году захватили Алжир, а через 50 лет вступили в Тунис. Три четверти века страна оставалась французским протекторатом, но 20 марта 1956 года колониальные путы были сброшены, и вскоре на карте мира появилась новая республика Аль-Джумхурия ат-Тунисия. Она установила дипломатические отношения с нашей страной, а в 1960 году СССР и Тунисская Республика обменялись посольствами. Правительство Туниса ведет политику неприсоединения и выступает за превращение Средиземного моря в зону мира.

Когда к Хальк-эль-Уэду, главному порту страны, подплываешь с моря, кажется, что впереди — бескрайнее нагромождение ледяных торосов. Вот-вот сильный ветер закружит, завихрит колючую поземку. Но жаркое солнце охлаждает воображение, и «арктическая иллюзия» разрушается. Между портом и столицей страны на плоской песчаной равнине с редкими кучками белых домиков и островками деревьев расстилается большое соляное Тунисское озеро — Эль-Бахира. Через него проложена дамба, по ней к столице тянется нить железной дороги: время от времени пробегают, громыхая на стыках, четырехвагонные электрички. Удивительно, как эти «экспрессы» держатся на рельсах. Вагон так бросает из стороны в сторону, что невозможно пройти от одного его конца до другого, не упав несколько раз на колени сидящим пассажирам. А ведь скорость движения невелика — километров сорок в час.

Параллельно железной дороге идет асфальтированное шоссе.

Тунис — город с миллионным населением — четко делится на арабскую и европейскую части. Европейская часть — Новый город — начала создаваться сто лет назад, когда Тунис стал французским протекторатом. Высокие агавы, финиковые пальмы, апельсиновые деревья скрывают от глаз прохожих роскошные виллы, а над ними высятся сверкающие стеклом отели, банки, конторы страховых компаний, на площадях окаменели всадники.

Арабская часть — Старый город — словно давным-давно замерла во времени. Переплетаются кривые улочки и переулки, сверкают белизной плоскокрышие одно-двухэтажные дома.

Старый город почти весь день торгует. Лошади, ослы, мулы, верблюды, тесня грузовики и «пикапы», развозят тюки и ящики. Тут же, на улицах, заключаются сделки.

К вечеру на улицу выставляют легкие столики и стулья, мужчины подолгу сидят у дувалов, покуривая табак, попивая чай из крутобедрых стеклянных стаканчиков — «армудов». Время философических размышлений и неги...

— Сегодня у нас бараньи бои, — возвестил Алексей Олегович, появившись рано утром в номере. — Я навел справки. Это недалеко.

Хватаем блокноты и фотоаппараты, засовываем в кофры банки кока-колы местного изготовления и спускаемся вниз, где у подъезда нас ждет машина.

Солнце еще не нагрело холмистую песчаную равнину и шоссе. Ветер дует с моря, и пока нежарко. Вдали синие горы — это известный из географии Атлас. Точнее, восточные отроги Берегового и Сахарского Атласа. То и дело шоссе пересекает высохшие русла: уэды, или вади. Много рек сбегает с гор, но лишь некоторым из них удается достичь моря. Долины уэдов заросли акациями, тамариском, дроком.

Есть в Тунисе и «местный Нил» — река Меджерда, впадающая в Средиземное море. Так же, как и ее собрат, она несет великую массу ила, оплодотворяя песчаные берега.

Навстречу попадаются грузовики с мешками — неподалеку соляные копи. Иные везут руду — в горах Атласа есть медь, железо...

Идут тяжело нагруженные ослы и мулы: хозяева торопятся на один из многочисленных тунисских базаров.

Через два десятка километров попадаем в бесконечный апельсиновый сад. Деревья подступают прямо к шоссе. На земле под ними — оранжевые плоды. Но остановиться и взять хоть несколько штук нельзя: частная собственность неприкосновенна.

Впереди рассыпался по равнине белыми домиками городок — цель нашей поездки. За глухими дувалами дома с резными дверями, арки и своды в мавританском стиле, украшенные разноцветной керамикой. Окон нет, они выходят во внутренние дворики.

Впечатление таково, что горожане все время либо хворают, либо судятся друг с другом — столько у ворот привинчено начищенных до солнечного блеска медных табличек с надписями на французском и арабском языках: врач такой-то... адвокат такой-то...

Песчаная, огороженная канатами площадь размером чуть побольше хоккейного поля. Держась за канаты, зрители передних рядов сдерживают напор. Вокруг азартно спорят, порой достают бумажники и пересчитывают деньги.

Вот с разных концов площадки вывели баранов. Подтащили их за веревки к центру арены и принялись натравливать друг на друга. Бараны сначала заупрямились... потом оживились, наконец, осерчали. Веревки сняты. Бараны столкнулись лбами, поднялись на задние ноги, постояли, отошли. Разогнавшись, снова треснулись головами. И так несколько раз. Иногда подолгу стоят, упершись лбами: кто кого? Когда один обессилевал и отворачивал в сторону, соперник бил ему в бок. Поединок кончился тем, что более «нервный» баран вышел из боя и бесславно бросился бежать. Скрыться ему было негде: вокруг плотная людская стена. Вроде бы схватка проходила в замедленном темпе, даже вяло, однако зрители орали, свистели, торжествующе подпрыгивали или трагедийно заламывали руки...

Преследователю наконец надоело гоняться за побежденным, он встал и мирно заблеял. Бойцам накинули на шеи веревки и увели с арены. Тут же появилась новая пара баранов. Все повторилось...

Вскоре мы потеряли интерес к зрелищу и отправились побродить по улицам. Неподалеку от бараньего ристалища обнаружили небольшой ресторанчик с плотными маркизами на окнах и табличкой у входа: «Французская кухня». Это нас устраивает. После тунисских острейших блюд обычно сразу же задумываешься об огнетушителе, чтобы залить пожар в желудке.

Нам приносят жареную баранину с зеленью, блюдо с тонко нарезанным сыром и небольшой стеклянный кувшин красного вина. Пить чай выходим на воздух под ярко раскрашенные парусиновые зонтики. Чай густой и раскаленный — так и обжигает губы.

Вдруг я замечаю знакомое лицо. Парень с большим родимым пятном на левой щеке стоит в тени дерева в пяти шагах от нас и пьет кока-колу.

Это Хабиб, а познакомился я с ним три дня назад, когда к вечеру вышел из гостиницы прогуляться по проспекту Бургибы. На бульваре за мной увязался смуглый тунисец лет двадцати с большим черным ящиком на ремне через плечо. Сначала он предлагал, потом просил, потом умолял разрешить ему почистить мои запыленные туфли. Вообще мужчины здесь почему-то уделяют повышенное внимание состоянию своей обуви, если судить по огромному количеству чистильщиков в каждом городе и поселке.

Наконец я сдался, сел на скамейку и предоставил парню распоряжаться моими туфлями. Он обрадовался, заулыбался, присел на корточки и раскрыл свой ящик. Там оказалось великое множество баночек, бутылочек, щеточек и тряпочек.

Он не чистил, он священнодействовал! Намочив тряпочку в каком-то пахучем растворе, добрался до первозданного цвета обуви, не оставив на коже ни единого постороннего пятнышка. Затем, поочередно извлекая из ящика баночки и скляночки, подкрашивал, натирал, смазывал каждую туфлю, а потом самозабвенно чистил их то одной, то другой щеточкой до тех пор, пока штиблеты не приобрели ослепительный блеск. Такими я их не видел и на полке магазина.

И вот «сеанс» окончен, парень ждет вознаграждения за добросовестный труд.

Лезу в один карман, в другой — ни динара! Все деньги в пиджаке, оставленном в гостинице. Объясняю ему это как могу и даже выворачиваю карманы. Предлагаю пройти до отеля. Парень начинает что-то громко кричать по-арабски. Около нас останавливаются прохожие.

Не хватало еще скандала! Открываю кофр — не завалялась ли там монетка? — и нашариваю между фотоаппаратами что-то круглое. Это лакированное расписное хохломское яйцо, раскрывающееся на две половинки. Я купил в Москве несколько таких сувениров.

Нерешительно протягиваю яйцо парню. Тот берет его двумя пальцами, осторожно раскрывает, осматривает, нюхает. По загоревшимся глазам вижу, что сувенир ему нравится. Конфликт исчерпан!

По пути в гостиницу чистильщик идет за мной чуть позади и извиняющимся тоном объясняет на ломаном французском языке, что беден, что каждые полдинара для него крупная сумма. Случалось, клиенты уходили за деньгами в гостиницу, куда ему дорога закрыта, и не возвращались...

Тут я и узнал, что зовут его Хабиб, ему двадцать один, вот уже третий год он так работает чистильщиком, ибо другого занятия найти не может.

И теперь эта встреча далеко от столицы!

Подзываю Хабиба к нашему столику — он узнает меня, обрадованно кивает и прежде всего смотрит на мои ботинки. Укоризненно качает головой.

— Как ты сюда попал?

— Играл на баранах. Я ведь здешний, моя деревня совсем рядом.

— Выиграл?

— Где там! Все здесь оставил, только и наскреб на банку колы.

Сидим, попивая чай. Хабиб рассказывает, прикрывая ладонью левую щеку:

— Сначала мы с товарищами покупаем по билету на каждого. Проигрываем — разбиваемся попарно и берем один билет на двоих. Когда уже почти совсем нет денег, скидываемся по трое-четверо. Кое-кто, бывает, выигрывает немалую сумму. Но мне не везет.

Хабиб — второй по старшинству из восьми братьев и сестер.

Двадцатишестилетний брат Хаиз живет в Тунисе, у него жена, четверо детей — все ютятся в одной комнате в старом глинобитном доме на окраине.

Но брат работает на химическом заводе. Работает! Делает суперфосфат и какую-то кислоту. Правда, в последнее время стал сильно кашлять.

Отец Хабиба лет двадцать назад вступил в кооператив. Тогда их активно создавали на вакуфных (церковных) землях и владениях сбежавших иностранцев. Но затем земля снова перешла к богатому частновладельцу. Отец нанялся работать на бывшем своем поле, на богатея трудились и старшие дети.

— Но ты где-то учился, Хабиб? Откуда французский знаешь?

— Пошел в начальную школу. Это у нас обязательно и бесплатно. Проучился шесть лет. Чтобы получить среднее образование, требуется окончить лицей. Это еще семь лет. Да ведь здесь уже платить надо. Ни я, ни старший брат Хаиз лицея не увидели, поехали в Тунис на заработки. Хаизу через год повезло — попал-таки на завод. А и... так и остался на улице. Французский кое-как сам выучил, без него в городе нельзя...

Мы видели, чем занимаются в Тунисе многие такие хабибы. Чистильщики обуви, лоточники, зазывалы (с центральных многолюдных улиц ведут покупателей в отдаленные магазины, прельщая дешевизной), разносчики покупок (огромную корзину на голову — и бегом!), они просто снуют и толкаются у подъездов гостиниц в ожидании случайного заработка — откроют дверцы автомашины, поднесут чемодан, подадут оброненную вещь. Вся надежда — на бакшиш.

Хабиб — один из трехсот тысяч официально зарегистрированных безработных. А еще триста тысяч уехали в Европу — во Францию, в Италию, в Швецию, где и других «гастарбайтеров» предостаточно, и своих неприкаянных немало.

Подходит пестрый автобус, весь разрисованный рекламными лозунгами, и Хабиб прощается. Ему снова в столицу — искать дело для своих крепких рук.

Обратно мы едем другой дорогой ближе к морю. Золотые пляжи пустуют в это «холодное» время.

Алексей Олегович уверенно ведет машину, придерживая баранку левой рукой.

— Как живется вдали от дома? Не скучаете? — спрашиваю я его.

Нормально живется. Я ведь не один — нас сто человек в двадцати двух городах Туниса. А скучать некогда.

— Только врачи или есть и средний медперсонал?

— Только врачи. В основном хирурги, терапевты, акушеры-гинекологи, педиатры,— рассказывает Алексей Олегович. Мы здесь по контракту на три года Правда, мне вот на второй срок предложили остаться.

— К жаре привыкли?

Я на побережье работаю, здесь климат терпимый. В глубинке, где Сахара начинается, пожарче. Но там ребята, как правило, из Алма-Аты, Ташкента — против жары стойкие. Только загораем мы тут как-то странно. Как приехали, быстро все почернели, а потом загар сошел — одна желтизна осталась...

— Молодежи много?

— Примерно треть. Некоторые приехали сразу после ординатуры, некоторые, окончив институт, поработали два-три года в Союзе...

В Тунисе острый недостаток медицинских работников. Врачей готовит только медицинский факультет Тунисского университета, а средний медперсонал обучается в десятке небольших училищ. Своих врачей мало, а иностранцы, большей частью французы, уехали после объявления Тунисом независимости. Тунисское правительство обратилось за помощью к нашей стране. Сто советских врачей работают в поликлиниках и больницах республики. Особенно много дел у хирургов и терапевтов: травмы, желудочно-кишечные заболевания, туберкулез. Совсем недавно свирепствовала малярия, но теперь случаи заболевания единичны. Число местных врачей в стране постепенно растет, однако пока их не хватает: один врач на пять тысяч жителей.

— Как вы ладите с тунисскими коллегами? — интересуюсь я.

— Люди они в большинстве добрые, отзывчивые, но многие любым способом стремятся к наживе. В государственной поликлинике, конечно, с пациентов денег не берут: девяносто процентов жителей получают бесплатную медицинскую помощь за счет социального страхования. Однако практикуют еще и дома, где обдирают клиентов как липку.

— А больные как к вам относятся?

— Все уже знают, что русский доктор бакшиш не берет. Идут к нам охотно...

Совсем близко от Туниса раскинулся большой пальмовый оазис. Среди деревьев виднеется дворец какого-то бывшего бея, ныне превращенный в музей. Рядом белоснежная мечеть с резными мавританскими воротами. Из подъехавшей автомашины выходят три женщины, закутанные в длинные белые одежды, и исчезают в темноте арки. В мечети час молитвы, вход «неверным» запрещен.

Вход во дворец преграждают два опереточного вида стража: красные мундиры с золотыми эполетами, расшитые золотом же рукава, сабли наголо. Упитанные коты, мурлыча, трутся об их ноги, легко вспрыгивают на мраморных львов у лестницы — прекрасный сюжет для фотоснимка. Стражи, напряженно уставившись в объектив фотоаппарата, принимают горделивые позы.

В Тунис въезжаем затемно, когда в городе уже трудно дышать от поднятой за день пыли.

...Море спокойно, необыкновенно прозрачно, бездонна голубизна воды. Наш теплоход покидает причал Хальк-эль-Уэда. Долго-долго, то отставая, то обгоняя, сопровождает нас моторный бот, с него льется протяжная бесконечная восточная песня...

Вдруг громоподобный рев заглушает голос певца. Свечой в небо вонзается реактивный самолет, оставляя за собой длинный белый шлейф. Рев стихает и вдруг снова обрушивается на палубу, сверлит уши. Зловещего вида машина делает крутой разворот над самыми мачтами теплохода. На крыльях опознавательные знаки военно-воздушных сил США. А вот и гнездо этих стальных птиц — по левому борту возникает серая угрюмая громада флагмана шестого средиземноморского флота США — авианосца «Америка». На палубе его готовые взлететь самолеты.

Невольно вспоминаешь корсаров Средиземноморья, давно сметенных историей. Теперешние пираты помощнее, числом поболе и хорошо вооружены. Их тоже тянет на этот перекресток времен и народов. Но историю забывать противопоказано.

Тунис — Москва Л. Троицкий

Загрузка...