Журнал «Вокруг Света» №01 за 1987 год

«Ищите золото в земле…»

См. № 4 , 5 за 1986 год.

О том, что такое дороги Эфиопии, я услышал сначала в выгоревших до белизны палатках советского автоотряда на окраине Аддис-Абебы. Рассказывали наши шоферы — много испытаний выпало на их долю. Тяжелые машины, перевозившие медикаменты и продукты для пострадавших от засухи, буксовали в песках раскаленной пустыни, карабкались на каменные кручи высокогорных перевалов, где горела резина, а моторы и люди задыхались от нехватки кислорода. По красным дорогам саванны в Огадене — в клубах красной пыли не было видно кузова впереди идущего грузовика — я ездил на буровую советской нефтепоисковой экспедиции. Там, в городе Дыре-Дауа, познакомился с нашими геологами, которые вдоль и поперек исколесили и прошагали страну, отыскивая залежи полезных ископаемых. Там же я встретился с Василием Николаевичем Сергиенко, прибывшим из Кемеровской области, чтобы помогать эфиопскому Институту геологических исследований в поисках фосфатного сырья.

— Эфиопия еще слабо изучена геологически, а советская геологическая школа — одна из передовых, она имеет большой опыт в проведении съемочных и поисковых работ,— веско говорил Сергиенко.— Наше сотрудничество началось в семидесятые годы. Именно тогда Владимир Казьмин за несколько лет составил мелкомасштабную геологическую карту страны. Очень полезную карту — для нас и для эфиопских друзей. Используя ее, я предложил целую программу поиска фосфоритов, залежи которых имеются и в Огадене. В Эфиопии уже известны месторождения марганца, никеля, меди. Разведаны залежи железной руды. В Данакильской впадине залегают мощные запасы каменной и калийной солей, а в кратере Дафан — месторождение серы. Велики запасы строительных материалов.

Несколько скучноватое перечисление, но для страны это богатство. Хотя, признайтесь, вам хочется сразу услышать что-то необыкновенное, узнать о каком-нибудь эфиопском Клондайке. Что ж, есть и такие месторождения — перспективные запасы платины и золота...

Позднее я услышал о русском горном инженере Н. Н. Курмакове, который в 1903 году при разведке золота обнаружил здесь платину. Это месторождение было практически выработано еще при императоре Хайле Селассие. В годы правления императора хищнически эксплуатировались и золотые прииски Адолы, что на юге страны, в провинции Сидамо.

Много полезного я узнал от Виктора Михайловича Шульги, геолога из Казахстана, обучающего эфиопских коллег методике картирования и поисковым работам.

— Все «сливки» были сняты еще до революции: ведь добыча золота шла на поверхности. В конце семидесятых годов, когда Эфиопия начала сотрудничать с нами, следовало искать новые месторождения, разрабатывать новые способы добычи. Дело осложнялось тем, что представители компаний разных стран вели поиски хаотично, бессистемно. Поэтому группа советских геологов прежде всего занялась среднемасштабным картированием золотоносного района в провинции Сидамо. Составила обстоятельную геологическую карту и... открыла в Эфиопии крупное месторождение коренного золота. Первое такое важное открытие наших геологов здесь,— подчеркивает Шульга.— Теперь проводится разведка, подсчет запасов золота, определяется технология добычи — заниматься ею будет государственное предприятие «Адола-голд».

Я бывал в районе Адолы с эфиопскими геологами — замечательное получилось путешествие,— продолжает Шульга,— Да вот и моему коллеге, эксперту по разведочному бурению Григорию Трифилиевичу Загибайло этот прекрасный край запал в душу.

— Да, я объехал почти все провинции,— подтверждает Григорий Трифилиевич.— Но яркие пейзажи Сидамо — а они там разные, от высокогорных до тропических—до сих пор стоят перед глазами, как образ всей Эфиопии...

На прииски Адолы

Дорога из Аддис-Абебы в провинцию Сидамо идет по высокогорью. На заоблачных плато с трудом вызревает ячмень, а рядом — глубокие тектонические впадины. В низинах зеленеют тропические растения, растут диковинные плоды, а неподалеку — ровная плоскость выжженной солнцем саванны.

Постепенно дорога опускается в рифтовую долину. Великий Африканский рифт, или грабен — гигантский разлом в земной коре, пересекает Эфиопию от Красного моря и дальше уходит в Кению и Мозамбик. К западу от него поднимается Эфиопское нагорье. Рассеченное долинами рек, оно таит в своих недрах под вулканическими покровами залежи рудоносных пород. С востока к рифту примыкает нагорье Сидамо, увенчанное вершинами высоких гор.

Вытянувшиеся вдоль дороги глубокие озера манят проезжих прохладой своих вод. Самое северное в цепи этих рифтовых озер — пресноводное озеро Звай. Здесь можно остановиться на рыбалку. Пока выберешь место, свободное от лоснящихся туш бегемотов, в воздух поднимутся тучи вспугнутых птиц: розовые фламинго, пеликаны, цапли, ибисы, выделяющиеся изогнутыми клювами и черно-белым оперением. А выше всех парит африканский белогрудый орел-рыболов. Рыбалка бывает весьма удачной: попадаются крупные сомы на 40—50 килограммов.

Соседнее озеро Лангано — любимое место отдыха и купания эфиопов. Сюда приезжают даже из Аддис-Абебы. В последние годы озеро привлекло внимание геологов и энергетиков. Зона рифтовой долины, обширный вулканический район — перспективный источник тепла.

Четыре скважины, пробуренные близ Лангано, добрались до глубинных источников с температурой воды 320 градусов по Цельсию. Специалисты в Аддис-Абебе считают, что ресурсы подземного тепла района Лангано со временем позволят удовлетворить потребности южной Эфиопии в энергии и сократить тем самым импорт нефти.

За озерами, насколько хватает взор, раскинулось желтое полотно саванны. Оно утыкано, словно гигантскими грибами на тонких ножках, зонтичными акациями и бурыми пирамидами термитников.

Вскоре появляются покрытые зеленью останцовые базальтовые горы с отвесными склонами, издали похожие то на сторожевые башни, то на средневековые замки. Эти столовые горы называются «амбы». В старые времена они служили естественными крепостями для населения во время войны. На неприступных горах возводились военные укрепления, строились монастыри. Но эти же обрывистые амбы использовались правителями и как места ссылок и тюрем.

После Ауасы — центра провинции Сидамо — начинается настоящее буйство зелени: рощи, засеянные поля, снова чащи деревьев. Очень много рощ зеленого бамбука. Встречаются деревни, более «африканские» по виду, чем в провинции Шоа, где находится Аддис-Абеба. Вытянутая вдоль дороги деревенская улица застроена хижинами-тукулями. Здесь их делают из стволов молодого бамбука, конусовидные крыши похожи на монгольские шапки. Тукули топятся по-черному. Очаг обычно устраивают у входа, но, когда подъезжаешь к деревне вечером, видно, как она курится дымами, идущими изо всех щелей хижин.

Медленно возвращаются после работы крестьяне с мотыгами на плечах. Деревни окружены полями кукурузы и тефа. Этот местный невысокий злак с маленькими зернышками занимает заметное место на эфиопских полях, что на первый взгляд странно: урожайность его невысока — меньше, чем у ячменя и пшеницы. Разгадка проста — зерна тефа содержат много железа, так необходимого человеку при скудном кислородном пайке в условиях высокогорья. Культивируя издавна это полезное растение, крестьяне высевают красный теф и черный (разница в цвете семян), но особенно выделяют белый теф, из которого выпекают ынджеру — эфиопский кисловатый хлеб в виде круглых тонких лепешек.

В одной деревне машина еле пробралась сквозь разношерстное стадо, состоявшее из зебу, овец, коз. На эфиопских дорогах стада сильно мешают в базарные дни, когда чего только не везут и не несут на продажу крестьяне, одетые в нарядные шаммы — белые накидки с вышивкой по краям.

В общей толпе легко распознать горцев: одетые в короткие штаны, они восседают на разукрашенных лошадях.

На повозках груды продолговатых арбузов и зелено-желтой папайи, огромные рыбины и бараньи туши. В больших мешках тащат уголь из древесины акации и связки сахарного тростника. Привлекают взор калебасы самых разных форм, украшенные сыромятными ремешками и ракушками на нитках. В одних калебасах несут молоко, в других свежее деревенское масло, а в сосудах побольше или в глиняных горшках — мед, только что вынутый из сот.

Вдоль дороги встречались крупные одиночные деревья с причудливыми стволами и кронами — «варка», или «шола» по-амхарски. На верхних толстых ветвях можно заметить колоды, похожие на елочные хлопушки. Это пчелиные ульи. Эфиопские пчеловоды выдалбливают их из метровых чурбаков. Мед вынимают прямо с сотами. Опытный пчеловод знает секреты ремесла и потому не боится диких пчел, которых очень много в Эфиопии. О бешеном норове, смертельных укусах африканских пчел, вытесняющих своих собратьев в других частях света, теперь известно многое...

После Ауасы машина въезжает под густые своды тропических деревьев, увитых лианами. Начинается один из нетронутых лесов, которыми славится провинция Сидамо.

Первыми, довольно недружелюбно, встретили машину бабуины. Они обнажают большие клыки, а вздыбившаяся капюшоном на плечах шерсть должна служить грозным предупреждением для всех врагов. Хотя бабуины с опаской пятились от фыркающего чудовища, но в принципе эти обезьяны совсем не робкого десятка. Еще от первых африканских путешественников дошли легенды, что бабуины могут сбрасывать на людей камни со скал. Во всяком случае, крестьяне окрестных деревень жалуются на стаи обезьян, совершающих разбойничьи набеги на поля и поедающих все подряд. Участников одной экспедиции бабуины и вправду обстреляли камнями.

Удалось встретить в лесу и двух эфиопских эндемиков.

Проплыл над головами черный, с белым пятном на затылке ворон, размеренно махая крыльями и с достоинством неся толстый, как у попугая, клюв. В той стороне; где он скрылся за деревьями, мелькнула абиссинская гвереца. Она осторожна, даже пуглива. Такой ее сделали браконьеры.

Человек, прибывший в Эфиопию впервые, встречает гверецу, или поместному «гурезу», в столичных домах, где на стенах красуются распятые пушистые шкуры черно-белых обезьян. Красота горной гверецы с давних пор сделала ее привлекательным объектом для охоты. Сотни лет назад мехом «гурезы» эфиопские воины украшали свои щиты. В конце XIX века возникла мода на обезьяний мех: только в 1892 году торговцы вывезли из Африки сто семьдесят тысяч шкурок черно-белых гверец. Из-за роскошного меха были истреблены и прекратили свое существование несколько видов длинношерстных гверец. Оставшимся видам помогло выжить только то, что и эта, как всякая другая, мода оказалась недолговечной, и после первой мировой войны спрос на обезьяньи шкурки упал...

До сих пор при отлове черно-белых гверец (они более приспособлены к неволе и неприхотливы в еде по сравнению с другими видами) местное население пользуется старым, довольно варварским способом. При облаве ловцы бегут по лесу и криками, ударами палок по стволам загоняют обезьян на высокое дерево. Пока гверецы прячутся в густой кроне, охотники поспешно вырубают вокруг деревья. Теперь путь зверькам к отступлению отрезан. А у подножия ствола, в ветвях которого спасаются обезьяны, складывают огромную кучу ветвей и листьев и окружают ее сетью. Затем высокое дерево подпиливают: оно дрожит, и напуганные гверецы начинают прыгать вниз. Обезьяны одна за другой ныряют в кучу ветвей, исчезают, а потом выпрыгивают прямехонько в сеть, где их прижимают рогатинами и прячут в клетки, прикрытые пальмовыми листьями. Так можно отловить довольно большую стаю черно-белых гверец.

Глядя на легкие прыжки этих обезьян по веткам могучих деревьев, невольно усомнишься в правильности их греческого наименования — «колобусы», что означает «искалеченные». Гверецы обладают уникальной особенностью: в их кисти отсутствует большой палец. Тем не менее колобусы — непревзойденные воздушные акробаты: они, как крючьями, цепляются за ветви четырьмя согнутыми пальцами.

Чтобы не спугнуть обезьян, машину оставили на дороге и тихо двинулись в глубь леса. Внезапно над головой зашелестела листва. Вверху в кроне развесистого дерева, опутанного лианами, спокойненько сидела стая гверец. Одна мамаша прижимала к груди совсем беленького малыша. Держась за толстые сучья хвостами, обезьянки лапами пригибали ветки к уморительно-серьезным мордочкам и чинно щипали листья губами, как овечки на выпасе. Только кормежка эта происходила на высоте примерно пятиэтажного дома. Вот с такой-то верхотуры гверецы, заслышав внизу подозрительные шорохи, и стали нырять вниз, как прыгуны с вышки. В десятке метров над землей они перескакивали с ветки на ветку, совершали гигантские прыжки, «приземляясь» на дальние ветви легко и точно. Их полетам в воздухе, совершенству владения телом могли бы позавидовать лучшие гимнасты.

Гверецы шли по верхним ветвям деревьев, перелетая с кроны на крону, как стремительные черные птицы с развевающейся белоснежной бахромой. Осталось острое чувство вины перед этими безвредными, милыми жителями горного леса, которых безжалостно уничтожают, несмотря на все запреты.

...Тропический лес выпустил из своих цепких объятий машину, и внизу в котловине показалась речка Авата. Впереди, совсем близко, в двух километрах, поселок Шакиссо, где живут советские геологи. Но, даже одолев тяжелую дорогу к Адоле, въехать в золотодобывающий район непросто. Сначала надо пройти досмотр в расположенном перед мостом контрольном пункте. Машина останавливается на берегу неширокой, но полноводной речки. В ожидании осмотра все глазеют на только что сменившегося охранника, который закинул удочку прямо с моста. Еще никто не успел сообразить, что же тут может ловиться, как рыболов молниеносно выдернул леску из воды. Довольно необычная добыча попалась на крючок: вокруг лески свилось в кольца создание, напоминающее змею. Эту похожую на угря рыбу, живущую в здешних речках, называют «менжелик». Еще секунда, и хитрая рыба сорвалась бы: она обматывается вокруг крючка, делает резкий рывок и, обрывая леску, уходит в речную глубину...

Так же неторопливо несла свои воды речка Авата и в старые времена. Все золото в ней тогда принадлежало императору Хайле Селассие, который ссылал сюда провинившихся, неугодных ему людей со всей Эфиопии. Жили они в поселениях-лагерях, в грязных, кое-как слепленных лачугах, конечно, под охраной. Кормили каторжан впроголодь, а трудиться заставляли целый день — пока была видна галька в ручье. Подневольные старатели искали в россыпях на речках и ручьях крупинки золотого песка. Люди и умирали в этих .гиблых местах эфиопского Клондайка — сколько бы ни удавалось им намыть золота, драгоценный металл не спасал от рабства.

Местное население до сих пор моет золото вручную — особенно в западных районах страны. Нилоты— иногда целыми семьями — бродят по руслам речек в поисках золотого песка: женщины — в одних юбочках, мужчины — в белых рубахах и коротких штанах, дети — голышом.

Старатели выбирают подходящее место, располагаются на плесе или мелководье и раскладывают свои «батиасы» — лотки для промывания песка. Они круглые, выдолблены из дерева и похожи на большое неглубокое блюдо.

Вначале золотоискатель достает лопаткой с речного дна гальку и песок и кидает в деревянный лоток. Затем руками мнет породу — размывает глину, выбрасывает камни. Остается песок. Снова набирается вода в батиас, и старатель начинает делать мягкие круговые движения, потряхивая лотком. Одновременно он перемешивает песок и понемногу сливает воду через край. Постепенно на дне остается черный шлих. Старатель осторожно стряхивает его в чашечку, чтобы уже оттуда выбрать золотой песок. На фоне черного шлиха хорошо заметны блестящие крупинки золота. Грубые пальцы золотоискателя аккуратно выбирают их из чашки и складывают в тряпочку. У каждого старателя своя тряпочка, свой драгоценный белый узелок с золотом.

Мыть золото — работа утомительная, требующая сноровки и терпения. Когда один высокий нилот в круглой шапочке предложил гостям свой батиас: мол, попробуйте,— у наших геологов ничего не получилось...

Машина въехала в поселок Шакиссо, где расположились советские геологоразведчики и группа по добыче золота. У домика, в котором производится камеральная обработка материалов, гостей встречал сам хозяин — главный геолог группы Павел Иванович Ролдугин. Коренастый, в тенниске и джинсах, он стоял под тюльпановым деревом, в зелени которого пламенели красные цветы, а у его ног на грядках топорщились перья лука и голубели анютины глазки, как в средней полосе России. Ролдугин из Липецка, добывал золото в Туве, а вот теперь занимается золотом в Адоле, рассказывать о приисках которой может часами. Например, о месторождении коренного золота Лега-Демби, открытом нашими геологами в 1982 году.

— Что же мы тут время теряем? — спохватывается Павел Иванович.— Лучше посмотрите сами — до Лега-Демби рукой подать. Поехали...

До этого месторождения действительно всего десять километров, но по узкой дороге, сжатой с обеих сторон плотными джунглями, не очень-то разгонишься. Наконец впереди послышался шум работающих буровых установок. Слезаем с машины и поднимаемся по крутой дороге, прорубленной в высоком лесу: на десятки метров взметнулись голые стволы огромных деревьев, их местное название — «зыгбы».

За деревьями виднеются на расчищенных площадках ажурные фермы передвижных буровых установок. Издали заметно, как вокруг суетятся люди. Доносится спокойный ровный гул дизеля. Эфиопы работают здесь под руководством советских буровых мастеров.

Тот, что повыше, стройный улыбчивый блондин,— сибиряк Юрий Соломенный, а второй — бородатый, плотный, в надвинутой на лоб кепочке — Анатолий Григорьев из Самарканда. Сказать о Соломенном, что он специалист широкого профиля,— значит, ничего не сказать. Юрий может все.

Наши специалисты в Адоле сами ремонтируют технику, вносят усовершенствования — например, в конструкцию промывочных агрегатов. Благодаря Соломенному были собраны и начали действовать две новые буровые установки.

Григорьев — знаток технологии алмазного бурения. Чтобы определить, насколько далеко простираются золотоносные кварцевые жилы, надо бурить скважины. А при бурении крепких пород без алмазных коронок не обойтись.

Вот и сейчас эфиопские бурильщики меняют коронку.

— Ничего не попишешь, пошли крепкие породы — бур быстро стирается,— объясняет Анатолий Григорьев.

Абрахам Белау старательно навинчивает изящную алмазную коронку на трубу. Смена эфиопских бурильщиков с помощью лебедки опускает собранный снаряд в скважину. Затем наращивают трубы и приступают к бурению, включив насос для подачи воды.

Тоже была проблема. Одно дело— россыпи. Там все ясно: вода под боком в речке. А что делать с такими месторождениями коренного золота, как в Лега-Демби? Ведь золото без воды не добудешь. Нашли выход. Установили насосы и стали перегонять воду по трубопроводам из рек, текущих в Адоле. Тем временем усиливается гул дизеля, бур набирает обороты.

— Мы бурим скважины до глубины трехсот метров, чтобы проследить золотую жилу,— объясняет Юрий Соломенный, подтягивая голенища бывалых «кирзачей».

Спускаемся по склону ниже буровых установок. Там, у подножия горы,— устье разведочной штольни.

В тоннеле темновато, можно споткнуться о рельсы. Здесь будет электровозная откатка — ведь подземные выработки протянутся далеко в глубь горы. Этот тоннель очень нужен для определения запасов золота. Пробы отсюда отправляются на лабораторный анализ.

— Дело идет неплохо. Лега-Демби станет в будущем надежной базой золотодобывающей промышленности Эфиопии,— подводит итог разговору главный геолог Ролдугин.— В непривычных условиях наши ребята оказались людьми высшей пробы. Такие же работают и на соседнем месторождении Келеча. Заедем? Там добывают золото...

Снова машина пробирается по джунглям, затем, покружившись, останавливается в котловине, у бегущего по дну ручейка.

Справа от дороги развернулась панорама механизированной добычи россыпного золота Келечи. Насосы неутомимо качают воду из ближайшей запруды.

Раньше на отмелях этой речушки босоногие старатели с лотками высматривали в песке золотые искорки. Сейчас тот же самый песок переносится лентами транспортера на промывку, а затем в специальные шлюзы, где оседает золото...

На обратном пути машина на несколько минут останавливается у кромки джунглей, и невольно вспоминается рассказ-предупреждение Юрия Соломенного.

Несколько дней назад он так же возвращался домой на «уазике». Дорогу перебегали обезьяны, машина шла медленно. Вдруг впереди, как призрак, возник большой пятнистый зверь. Возможно, он выскочил из зелени кустов или спрыгнул с толстой ветви, распростершейся над дорогой. Но появился внезапно и бесшумно, как тень.

Юрий оторопело нажал на тормоза. Машина качнулась и остановилась. Тихо урчал мотор. А в нескольких метрах дорогу загораживал могучий зверь. Он был высоким и красивым, стоял так близко, что можно было пересчитать на серо-желтой шкуре все пятна. Человек и зверь смотрели друг на друга, и в кошачьих зеленых глазах светилось любопытство.

Но вот прошло мгновение, и леопард исчез, мягко отступив в глубину джунглей. Кто знает, может быть, почувствовал, что в этих местах объявился соперник сильнее его — человек.

В Шакиссо главный геолог вынес на крыльцо «камерального дома» камень и просто, даже как-то буднично протянул его. Кусок камня тяжело ложится в ладонь, и внезапно луч африканского солнца зажигает в острых изломах кварца желтые искры.

Искры эфиопского богатства, золота Адолы.

Окончание следует

В. Лебедев, наш спец. корр.