Журнал «Вокруг Света» №02 за 1974 год

Было много дней…

Просматриваю, перечитываю дневник, который вел летом 73-го года в экспедиции. Это была наша вторая комплексная экспедиция в Аджимушкайские каменоломни (1 Публикации об Аджимушкае были в следующих номерах «Вокруг света»: № 3 за 1969 год; № 8, 11 за 1972 год; №5, 11 за 1973 год.).

День встреч

Керчь. Гостиница. Утром стук в дверь. На пороге Сергей Сергеевич Шайдуров. Мы познакомились с ним в прошлом году в этом же городе в День Победы. Сергей Сергеевич — известный участник Аджимушкайской обороны. Он был в каменоломнях с мая по август 1942 года. В третьем батальоне капитана Левицкого.

Узнали, в каком номере остановился Федор Федорович Казначеев. Пошли к нему. В мае 1942 года Казначеев был начальником Главной рации Аджимушкая. Как и Шайдуров, Казначеев приехал в экспедицию по командировке местных комсомольских организаций для консультации поисковых работ. С Казначеевым я был заочно знаком по письмам.

Втроем отправились в Аджимушкайские каменоломни.

Бродили по знакомым и странно незнакомым холмикам и ложбинкам. Везде стоят двух-трехметровые заросли: был очень дождливый год. Даже полынь и та в рост человека. Мясистые пыльные колючие листья и малиновые (как малиновый пехотный околыш) головки репейников на фоне черных холодных дыр-ходов. И снова стебли и листья... Еще зеленые, но уже до корней пропитанные зноем. Плечом к плечу.

И цветы, цветы! Каких только нет. Даже наши среднерусские незабудки в каменном теньке, но больше всего на открытых местах тюльпанов, ярких, как язычки пламени. Ничего подобного здесь не было ни в мае сорок второго, ни потом. И Шайдуров, и Казначеев, как и местные жители, не помнили такого буйства природы.

Целый день продирались сквозь заросли.

Я не спешил предложить своим спутникам спуститься в каменоломни. И так чувствовалось, что они взволнованы...

Шайдуров неожиданно пошел по склону вверх, попросил лопатку.

— Здесь был наш домик штаба резерва, — сказал Сергей Сергеевич. — До обороны... Вон на том бугорке фашисты ставили друг на друга буханки хлеба, куски сала и кричали: «Рус, буль-буль!» — предлагали сдаваться, показывая, что отходить нам все равно некуда... А в городе по утрам — мы слышали — играл немецкий военный духовой оркестр. Ясно, ясно так слышали.

(Последнее было поразительно точным! В прошлом году в экспедиционном лагере я тоже слышал, как играл как-то утром оркестр в городе, а по гудкам рабочего поезда на переезде можно было проверять время. Южный утренний бриз с моря приносил все далекие звуки.)

...Вдвоем мы расчистили от зарослей небольшую площадку, и Сергей Сергеевич показал следы фундамента и каменной кладки.

— Вот наш домик, — вытирая пот со лба, повторил Шайдуров. — Теперь, если смотреть отсюда, вон в том проломе, недалеко от выхода, размещался в первые дни штаб нашего третьего батальона; правее, внутри (завтра я вам покажу), была столовая, а еще правее и глубже, в штольнях, военный госпиталь.

Здесь был военный госпиталь. Сюда

Сошло прикрытье армии...

Часто мысленно вспоминаю эти строчки из стихотворения Ильи Сельвинского «Аджимушкайские каменоломни»...

12 ноября 1943 года в глубь Центральных каменоломен впервые, почти ровно через год после того, как из черных провалов Аджимушкая перестали раздаваться последние выстрелы его защитников, спустилась большая группа наших офицеров и политработников.

Всего несколько дней перед этим наши части северо-восточного десанта Северо-Кавказского фронта освободили район Аджимушкая. В каменоломни перешел штаб и политотдел 225-й Краснознаменной бригады морской пехоты.

Впереди группы, посвечивая под ноги фонариком, вместе с матросами и солдатами-саперами шел человек в защитной армейской форме, с объемистой полевой сумкой. Это был военный корреспондент, поэт Илья Сельвинский.

В каменоломнях лежали останки солдат и командиров, присыпанные каменной пылью. У многих на груди или рядом под рукой были винтовки и карабины, у некоторых автоматы.

В одной из штолен Сельвинский и его товарищи увидели ящик, железный полковой ящик с толстыми папками. В них были списки солдат полка или батальона. Прямо на земле лежали разбросанные документы, бумаги, письма, противогазы... Сельвинский нагнулся и поднял несколько листочков. Это были письма, и их можно было прочитать. В одном из писем жена просила мужа писать почаще. В другом о том же мальчик просил отца...

Так родились строчки:

А он лежит средь этих голосов,

Поникнув над финансовой папкой...

В черновиках поэта встречается и упоминание о 20 тысячах солдат, которые стоят как рыцари, и о «полковнике боевой страды». А ведь имя полковника Ягунова, командира подземного гарнизона, стало известно лишь в конце пятидесятых годов...

Возможно, Сельвинскому, первому исследователю Аджимушкая, который шел по свежим следам трагедии, были известны какие-то документы, которые до нас не дошли.

Но какие? И что сталось с железным ящиком? Этого бывший политработник Иван Саввич Проценко (сейчас преподаватель одного из московских вузов), из письма которого мы и знаем о подробностях первого похода в каменоломни, к сожалению, сказать не мог.

Уж сколько лет эти железные ящики-сейфы (их, видимо, было несколько) не дают нам покоя...

Приехал Самохвал Георгий Иванович. Ходили с ним в каменоломни. Самохвал был здесь почти до самого конца обороны, ординарцем у комиссара Парахина. И помнил, по его словам, как прятали документы. Я уже расспрашивал Георгия Ивановича в прошлом году (и писал об этом), но каждый поход в каменоломни приоткрывает что-то новое...

Георгий Иванович показал в глубине штолен характерное «окно». Случалось, когда камнерезчики ошибались в расчетах, за очередным отваленным «кубиком» открывалось «окно» — сбойка в другие ходы или каменоломни. Работы здесь прекращали из-за опасности обрушить кровлю.

Так оно, наверное, было и в этом случае. «Окно» — известный нам ориентир. Мы здесь ходили во время первой экспедиции. Оно недалеко от музейной части и рядом с завалом, где на стене нарисован углем всадник с копьем и рядом голова в кавалерийской папахе (остальная часть рисунка не видна, засыпана землей и обломками породы).

По словам Георгия Ивановича, он стоял в этом районе в оцеплении, когда прятали документы, проносили их в «окно». Что ж, район, возможно, и подходящий для такой цели. Недалеко подземный колодец — источник жизни аджимушкайцев, к тому же «окно» кратчайшим путем соединяло новые и старые каменоломни. Это хорошо видно на плане: хаотичные разработки старых и ровные прямоугольники новых выработок.

Больше Георгий Иванович сказать ничего не мог. Стоял в оцеплении. Видел — несли...

Будем искать!

День сомнений и открытий

Снова таскал «своих стариков» в Аджимушкай. Снова целый день ходили, собирая на брюки колючки и пыль, и кое-что «выходили».

Помог донник. Слева на каменной насыпи, в карьере у Царского кургана (если стоять лицом к кургану), его заросли четко обозначили следы полотка откаточной узкоколейки. Казалось, что мы видим даже две волны-линии на насыпи. Но странно, они совсем в стороне от центрального входа! Высокая насыпь с густыми зарослями донника мягко закруглялась не в юго-западном, а в северо-западном углу карьера. Куда же подходила дорога? Ничего похожего на вход...

Казначеев пошел наверх еще раз взглянуть с бугра на узкоколейку, а я, заметив направление по компасу, спустился через центральный вход в глубь каменоломен. Хотелось подойти к северо-западному углу карьера под землей.

...Пока все знакомо. Сначала идет широкая штольня, в конце которой светится слабым отраженным светом характерный поворотный целик, весь избитый снарядами. Вправо и влево от штольни отходят боковые ходы — выработки. Больше мне знакомы левые, но и правые, знаю, скоро упираются в завалы по кромке карьера. Тут, очевидно, когда-то были щели. Первый правый сразу кончается завалом, второй тянется чуть дальше, третий еще дальше. (Кромка идет углом, и боковые ходы — вырубки — с основной магистралью образуют прямоугольные треугольники, если кромку считать за гипотенузу.) Четвертый... Кажется, именно четвертый — это уже не боковая выработка, а широкая прямая штольня!

Луч фонаря высветил на потолке скобки электроосвещения с роликами. Может быть, случайные? Но скобки с роликами идут на равном расстоянии друг от друга примерно через тринадцать-пятнадцать шагов. Одна, две, три, четыре, пять. Кажется, пять! Пятая скобка вырвана и держится в потолке только одним концом. За ней огромный, просто фантастический завал. Большие висящие глыбы. Камень-«дикарь». Слева выработка-ниша или ход. В углу спинка придавленной глыбами кровати...

Несколько раз пришлось подниматься на поверхность и снова спускаться, чтобы установить, где же выходила эта штольня со скобками.

...Я стоял внизу снаружи, у кромки карьера, когда с бугра спустился сопровождаемый каменным градом Федор Федорович и показал мне несколько гильз от немецкого пулемета МГ-41. Там, на бугре, Федор Федорович обнаружил небольшую выемку, сам произвел раскопки, нашел остатки окопчика, в котором сидел немецкий пулеметчик, и гильзы. Окоп был точно по вертикали над предполагаемым местом выхода штольни со скобками. Сюда же, видимо, подходила узкоколейка, по которой когда-то производили откатку камня.

Выходит... широкая, самая длинная и самая прямая штольня со скобками, заваленная изнутри, у выхода, глыбами, не что иное, как бывшая центральная штольня Центральных Аджимушкайских каменоломен! Центральный вход в них. До этого мы считали центральным входом светящуюся полузаваленную дыру со стороны Царского кургана. Хороша ошибочка... в 90 градусов!

Еще до того, как мы все уверились в своем открытии, Шайдуров сказал, что, если штольня со скобками действительно центральная, она должна в конце поворачивать направо. Я несколько раз проходил ее от последней вырванной у завала скобки и не заметил поворота. Сергей Сергеевич настаивал. Пришлось попросить его спуститься в каменоломни, встать с аккумуляторным фонариком на перекрестке, а самому еще раз пройти по штольне от перекрестка влево, в глубь каменоломен. Шел и оглядывался. Фонарик стоял на месте. Потом пропал за правой стенкой. Штольня со скобками действительно поворачивала по дуге направо.

...Признаться, после сегодняшнего похода в голове у меня тоже многое стало поворачиваться.

День из 42-го года

Читал воспоминания Казначеева. Ценно, что они, по словам Федора Федоровича, написаны более десяти лет назад, до того, как он впервые после войны побывал в Аджимушкае.

Перечитывая, выписывал абзацы.

«...Вскоре, раздобыв рацию типа «5-АК», мы установили ее в одной из катакомб, в этой же Центральной каменоломне, возле центрального входа. Антенну развернули наверху...»

Год назад... Да что год! Еще позавчера, читая эти строчки, я бы представлял себе совсем другое место.

«В Центральной каменоломне раненые размещены в 2 больших отсеках — залах...»

Есть такие залы. Они, если смотреть от начала штольни со скобками, — сразу же направо.

«Многие впиваются губами в рельсы, уложенные в длинном коридоре...»

Людей мучила жажда. Так бойцы старались утолить ее. Но как, интересно, шла узкоколейка в каменоломне? Еще зимой Федор Федорович прислал мне письмо со схемой, нарисованной по памяти. Там обозначены узкоколейка, штаб обороны, его рация и т. д. Надо бы все это проверить теперь, когда мы знаем, где был центральный вход.

«Пленному дали кусок угля... Пленный рисует на стене у госпиталя традиционную эмблему врачевания — змею, обвившуюся вокруг лекарственной чаши...»

В одну из вылазок аджимушкайцы захватили двух немцев. Одного, эсэсовца, после допроса расстреляли. Другой, судя по форме, служил в пехоте. Он сказал, что до войны был рабочим, потом художником. Пленному дали кусок угля. Он нарисовал чашу со змеей, а потом Гитлера и Геббельса в сумасшедших позах. И под рисунком фюрера сделал надпись печатными буквами: «Гитлер собак».

«Длинный коридор служит как бы вытяжной трубой. Воздух тянет из глубины каменоломен, из всех отдушин в центральный вход, который по уровню расположен выше. Недалеко от входа с правой стороны — естественные щели...»

Не все понятно насчет воздуха. Но, может быть, тогда, когда центральный вход не был завален, поток воздуха в каменоломнях был иным. А так все поразительно сходится! И уровень, и щели, они, правильно, справа...

«Выясняется, что к центральному входу подошли гитлеровцы и сверху над первой катакомбой бурят... Взорвали первую катакомбу, где находилась охрана. Погибли все, кто там был».

В 72-м году недалеко от завала, у центрального входа, мы нашли красноармейскую книжечку Фонарева и записную книжку курсанта. Считали, что эти находки сделаны в глубине каменоломен, а это, оказывается, у самого выхода!

«...Слышим хорошо», — но для разговора требуют перейти на новый код, а у нас его нет... Разговор прерывается».

Здесь Федор Федорович вспоминает о том, как ему сначала не удавалось вклиниться в работу какой-нибудь радиостанции наших войск на Тамани. Ему отвечали скороговоркой, что слышат хорошо, и требовали перейти на новый код, опасаясь, что разговаривают с вражеским радистом.

«...Мы передали в эфир микрофоном, что нас второй день фашисты травят газами. Передали открытым текстом без предупреждения, без формальных правил радиокорреспонденции, не дождавшись работы, в сети наших раций на Тамани. У нас не было их нового кода.

...И последняя радиограмма: «Всем! Мы, защитники Керчи...» тоже была передана без предупреждения на тех же волнах, на которых мы до этого работали с Большой землей и на которых нас, по их отзыву, «слышали хорошо».

На эту радиограмму, трижды переданную телеграфом (ключ Морзе) и трижды микрофоном открытым текстом, откликнулась, как я хорошо помню, наша военно-морская рация, спросив: «Ваши координаты?» Я ответил: «Керчь. Аджимушкай. Каменоломни». Я был уверен и тогда и сейчас, что эту радиограмму приняли многие наши радиостанции... Но откликнулась, отозвалась только военно-морская рация, потому что спросила о координатах чисто по-морскому. Было это 23 или 24 мая 1942 года примерно в 12 часов дня. Наш позывной был — его я никогда не забуду — «7ча».

В. В. Абрамов, военный историк, участник экспедиции, искал в некоторых архивах официальные подтверждения о принятии этих радиограмм. Не нашел. Теперь ясно — надо смотреть и в морских архивах. В эти дни в море, в районе Феодосии, находились наши корабли: «Бойкий», «Безупречный», «Ташкент», которые поддерживали связь между Новороссийском и блокированным Севастополем.

День первой находки

Первая экспедиционная находка: кусок мемориальной доски. Установленная в память борьбы в Аджимушкайских каменоломнях партизан 1919 года, доска была укреплена до войны над одним из входов в Центральные каменоломни. Фашисты разбили доску, но кусочек ее с одним болтом уцелел.

В этот же день записал со слов Алексея Ивановича Пироженко, жителя поселка Аджимушкай, старого камнерезчика, историю, которую слышал раньше, но в несколько отличном варианте. Впрочем, суть была та же.

...Зимой сорок шестого года в поселке появился неизвестный. Сказал только, что «с-под Джанкоя», а кто такой — не назвался. Неизвестный приобрел у братьев Токаревых, жителей поселка, напрокат саночки за 200 рублей (по другому варианту — двое санок) и пошел в каменоломни. В одной из штолен отсчитал от поворота сколько-то шагов и стал копать… Рассказывают, будто он выкопал чемодан, в котором находились часы и бритвы. По другим рассказам, в этом чемодане (или в двух чемоданах) были якобы еще деньги и ордена. Приезжий поделился находками с тем, что помогал ему, и исчез.

История темная. Но, по-видимому, какую-то реальную основу она имеет. В каменоломнях умирали от голода, газовых атак, ран. Погибали от завалов. Документы и ценности у умерших изымались. В прошлом году мы обнаружили подземную братскую могилу, но не наткнулись не только на документы, но и на самые обыденные личные вещи. Их не было. Все это собирали оставшиеся в живых. Часто по актам. В архиве Министерства обороны хранится документ:

«Акт... 1942 года 8 сентября. Мы, нижеподписавшиеся начальник госпиталя № 1 Петрух... (текст оборван), комиссар госпиталя Метлов и... (текст оборван)... настоящий акт, что сего числа произвели изъятие у находившегося в бессознании военфельдшера Чентиширова денежно-вещевых ценностей: Деньги — 1050 рублей. Часы ручные на ходу — 1. Бритвы — 3. Бин... (текст оборван)».

Интересный документ. Если в каменоломнях с таким тщанием собирали деньги, вещи и ценности, что само по себе говорит об организации подземного гарнизона, как же, наверное, сохраняли партийные и личные документы воинов, воинские реликвии, штабные документы? Возможно, и не один тайник существовал в Аджимушкае, но кто подскажет их место?

День забот

Приехали одесситы, ребята из отряда «Поиск», С полным экспедиционным снаряжением. После выгрузки с «Молдавии» перед Леонидом Ашколуненко, руководителем группы, как перед джек-лондоновским героем на юконской тропе, встала проблема переноски: по частям или сразу?

Ее разрешил безвестный керченский водитель, который, узнав о том, что ребята едут работать в Аджимушкай, без лишних слов подбросил их от порта к самому карьеру у Сладкого колодца.

...Зимой, когда представлял экспедиционный лагерь, мне грезился ровный рядок больших палаток. Флагшток и флаг. Присыпанные белой каменной крошкой дорожки и обязательно железная бочка на краю карьера — летний душ.

Действительность намного скромнее. Вместо душа дубовый морской анкерок-бочка с резиновым шлангом и зажимом — подарок добрейшего «деда» Гробова Данилы Ильича, музейного смотрителя; два умывальника на две кружки воды каждый и пяток ведер, которые мы выудили в колодце. А палатки разнокалиберные, те, что привезли с собой ребята. Бытом обрастаем чрезвычайно медленно. Но нас, честно говоря, в первую очередь заботит, чем и с чем работать. Нужны автомобильные домкраты, лебедки, тали, костыли, кувалды, ломы.

...В двадцатый раз, наверное, проходили сегодня штольню со скобками и в самом конце, там, где она начинает поворачивать направо, у правой стенки обнаружили интересную комнатку-нишу. Может быть, это комната-грот, где располагался сначала штаб обороны? Или Главрация? Тут же, в каменоломнях, посмотрел схему, которую прислал мне зимой Федор Федорович.

Нет, по схеме скорей всего Главрация.

День поисков Главной рации

...Осторожно, где саперными лопатками, где прямо руками снимали культурный слой в найденной вчера комнате-нише. И сразу пошли, пошли находки... Карандаши! Больше всего было толстых двухцветных, красных и синих или красных и зеленых командирских карандашей «Тактика» со звездочкой — сорокового и сорок первого года.

Саша Голощапов, выпускник Одесского института связи, откопал остатки радиоагрегатов. С маркировкой «ДРП-1» и «5НКН-45». В лагере показали находку Казначееву. Федор Федорович разволновался. Что такое «ДРП-1», он не знал, а вот «5НКН-45», по его словам, аккумуляторы к радиостанции «5АК». Такие аккумуляторы стояли на нашей станции! Где это место?

Мы понимали волнение Федора Федоровича, но не спешили радоваться удаче.

Вот ведь и в прошлом году мы предполагали, что нашли Главную рацию. Тогда нам попался микрофон и остатки незаполненного «машинного журнала радиостанции». Где это было? Думали: в глубине каменоломен, а сейчас, получается, нашли у самого центрального входа, заваленного фашистами, в самом начале штольни со скобками! А теперь, выходит, новая рация? Казначеев поясняет:

— Сначала я установил рацию недалеко от входа, антенну вывел наружу, Потом, когда фашисты подошли совсем близко к входам, стали обстреливать и» из танковых пушек и заваливать взрывами, рацию пришлось переносить. У нас в хозяйстве было и несколько запасных маломощных раций типа «РБ» и «6ПК». Они находились в батальонах...

Об этом же писал Федор Федорович в своих письмах и подчеркивал: аккумуляторы на рации «5AK» должны быть «5HKH-45». Но может быть, и на других наших радиостанциях того времени были такие же аккумуляторы? Нет, другие! На рации «РБ», например, «2НКН-22» и т. д.

Что и говорить, последнее — серьезный довод.

— ...Помню, Федя, ты сидел со своими наушниками, а я часто мимо тебя бегал с приказаниями Левицкого, — вспоминает Шайдуров.

Интересно, как после войны встретились Шайдуров и Казначеев. Шайдуров знал радиста, знал имя и фамилию. Хорошо знал голос и плохо... лицо, всегда склоненное, освещенное лишь тусклой лампочкой подсветки. И вот через двадцать лет в Керчи на сборе участников обороны человек, который стоял впереди Шайдурова, вдруг заговорил далеким и знакомым голосом... радиста Казначеева с характерным акцентом коренного бакинца...

Кроме остатков радиоагрегатов, Саша Голощапов вынес в этот день на поверхность несколько (целых!) радиоламп с маркировкой сорокового и сорок первого года и, что, вероятно, самое ценное, кусок красноватой книжки, похожей на блокнот или журнал. Осторожно заворачиваем в целлофан и черную бумагу первую документальную находку экспедиции этого года.

...Дотошно выспрашивал Казначеева: записывались ли в аппаратный журнал Главрации последние радиограммы и был ли он уничтожен? Вопрос нелегкий для Федора Федоровича. Чувствую, что после того, как он увидел остатки рации и узнал о куске книжки-журнала, сам засомневался в своей памяти, хотя раньше, до экспедиции, в одном из писем ответил на этот вопрос совершенно определенно: да, вся передача и прием записывались в аппаратный журнал, но этот журнал был сожжен вместе с другими секретными документами по приказу командования после первой газовой атаки фашистов.

Тогда же, по словам Федора Федоровича, был приказ: собрать и сдать партдокументы и правительственные награды. Партийные документы — комиссару Парахину. Награды — в штаб. Этого требовали особая, ни с чем не сравнимая по трудности обстановка.

Дословно записываю рассказ Федора Федоровича:

— Принимали партдокументы на Главной рации (она находилась рядом со штабом) комиссар Парахин и младший политрук Матвеев. Как только документы были собраны и уложены в полевые сумки, Парахин и Матвеев пошли в глубь каменоломен и примерно через полчаса вернулись назад. Парахин ушел в штаб, а Матвеев, он был комиссаром на Главрации, обратно к нам. Он и сказал мне, что документы они спрятали в дальней катакомбе, где лежали погибшие и умершие от ран воины.

Это место было внизу каменоломен, на развилке длинного коридора, Коридор делился в месте развилки на два хода. В левый, вниз, уходили рельсы узкоколейки, а вправо шла дорога в другие катакомбы. Искать, искать это место!

День с приключениями

...Час назад вошли в дыру у Соленого колодца рядом с лагерем (Соленый колодец недалеко от Сладкого). Задача — дальняя разведка. Сначала шли более или менее знакомые места. Потом незнакомые. Потом... Первым на это обратил «нимвние Володя Васильев, наш КСС (контрольно-спасательная служба). Мы уже не первый раз, оказывается, проходили по одному и тому же месту! Вот камень, поставленный на камень столбиком посреди прохода. За ним завал с узкой щелью и надписью на стене — «Рубан». Заблудились! И это несмотря на красные стрелки, по которым держали путь...

Вывел Леня Ашколуненко. Он уже не раз попадал в такие переплеты в одесских катакомбах. Решили сделать кое-какую маркировку на стенах. Предложил рисовать звездочку, но... с одной незаметной для непосвященного неточностью. Это or местных хлопцев. Большинство из них наши добрые и хорошие помощники, но есть и такие, что могут из озорства подделать маркировку. Подозреваю, что и красные стрелки, которые нас так подвели сегодня, — не все, но некоторые, — ложные.

День-праздник

Есть, есть находки! Кошелек и бумажник типа портмоне. В кошельке, по-видимому, кроме денег и записной книжки, никаких бумаг. А вот бумажник — с документами.

Как хранить эти и другие будущие находки? Решаем: тут же, в каменоломнях, в той среде, в какой они пролежали много лет.

КСС Васильеву предложили найти в каменоломнях подходящее место и устроить временный тайник. (Теперь Володя становится еще и «секретчиком», а место, где будут лежать находки, должны пока знать всего двое: он и Ашколуненко.)

Хлопцы показали мне гильзу от крупнокалиберного пулемета. Гильза как гильза, но в ней была горка неочищенной, как в колоске, пшеницы. «Служила меркой», — догадались ребята. И молча все смотрели, как на белый лист бумаги высыпались зерна неубранного военного урожая 42-го года, которые собирали горстями бойцы, делая боевые вылазки.

Нашего полку прибыло. Приехали связисты, саперы. Командир группы военнослужащих — капитан Ермошин Николай Васильевич,

Целый день утрясали организационные вопросы. Потом пошли в ознакомительный поход по каменоломням. В одном месте, рядом с известной по прошлой экспедиции «стенкой с квадратом», отвернули наудачу несколько больших камней и нашли 17 красноармейских звездочек. В одном комке друг к дружке. Хлопцы рассматривали эти звездочки и сравнивали их с теми, которые у них на пилотках...

Потом были еще дни, много дней. И было много находок, о которых сообщалось в № 11 журнала за прошлый год. Мы еще вернемся к этим дням и к этим находкам, как только свое слово скажут те, кто занимается сейчас экспертизой и восстановлением найденных документов.

Арсений Рябикин, наш спец. корр.

Пропавшие без вести?

Письмо военного историка Всеволода Валентиновича Абрамова читателям журнала «Вокруг света»

В Аджимушкайских каменоломнях вот уже два летних сезона проводятся раскопки. Найдено много разных документов, рассказывающих о легендарной обороне. Нет сомнения, что будут и еще находки. Мы узнаем фамилии новых героев, которые погибли здесь в 1942 году. Но искать и изучать надо не только документы. Для восстановления имен и судеб без вести погибших в каменоломнях большую роль играют воспоминания, особенно свидетельства оставшихся в живых участников Аджимушкайской обороны.

Передо мной воспоминания аджимушкайца Николая Дмитриевича Немцова.

Курсант Немцов вместе с товарищами но Ярославскому авиационному училищу прибыл на Крымский фронт накануне боев за Керчь. Курсанты неплохо знали военное дело, были дисциплинированны, исключительно дружны между собой. Вот поэтому-то командование подземного гарнизона и доверяло курсантам сложные и ответственные задания, с которыми они, как правило, успешно справлялись. О курсантах Аджимушкайских каменоломен до обидного мало известно, поэтому любые сведения о них представляют большую ценность. С любовью вспоминает Н. Д. Немцов своих товарищей по борьбе в каменоломнях. Из воспоминаний вырисовывается образ страстного мечтателя, патриота своего города Сочи Володи Волошенюка, отрядного запевалы Федоренко родом из Кролевецкого района Сумской области, «отрядного Лобачевского» Коли Корнейчука родом из-под Бердичева, певуна и гитариста Севы Фомина из Перми или Кирова. Коля и Сева погибли в самом начале обороны каменоломен, 18—20 мая, когда, окруженные, вели каждый день ожесточенные бои с противником. А Волошенюк и Федоренко в июле были еще живы.

С помощью Н. Д. Немцова и оставшихся в живых его товарищей П. И. Попова и Б. М. Пильгуева удалось также установить, что в Аджимушкайских каменоломнях воевали курсанты Косенко Николай (из Камышина), Калиниченко (из Прикумска), Фридман X. Н. (из Енакиева), Андрианов Иван (из Смоленской области), Ермоленко Николай (из Краматорска), Хасьянов Федор (из Артемовска). Большинство из них было 1922—1923 годов рождения. По официальным документам, все они пропали без вести в мае 1942 года под Керчью.

Известно, что в Аджимушкайских каменоломнях воевал 55-й отдельный восстановительно-железнодорожный батальон 36-й железнодорожной бригады, которым командовал ленинградец капитан Залкин Ф. М. Бывший политрук 3-й роты этого батальона Артемий Иванович Лодыгин также называет ряд фамилий своих товарищей по борьбе в каменоломнях. Это начальник штаба батальона капитан Свиридов П. И., лейтенанты Велигонов Н. У., Молодецкий И. А Со слов Лодыгина, они погибли при обороне крепости. Через архив Министерства обороны СССР удалось установить, что у Свиридова П. И. в 1942 году семья проживала в Читинской области (поселок Онанг, улица Резная, 69), а у Велигонова Н. У. — в городе Улан-Удэ (2-й участок ПВЗ, дом 45, квартира 50). К сожалению, запросы по этим адресам никаких результатов не дали.

Из сохранившихся архивных документов можно сделать вывод, что в Аджимушкайских каменоломнях из этого же батальона воевали лейтенанты Вахарев И. И., Сергеев В. И. (из Беломорского района Карельской АССР), Саханенков И. Г. (из Донецкой области), Матвеев Е. В. (из Куйбышева), Наименов Б. и воентехник 1-го ранга Жовно-Ватюк И. А., семья которого в 1942 году проживала в Ташкенте.

А. И. Лодыгин рассказывает также о бойце своего батальона Панине. Есть сведения, что Панин воевал в подземной крепости до последних дней обороны и затем попал в плен. Следы Панина теряются в немецких концлагерях. Говорят, что он был призван в армию из Куйбышевской или из Пензенской области.

Интересные сведения о сражавшихся в каменоломнях сообщают дневники участников подземной обороны. Так, например, дневник А. И. Клабукова, участника обороны Малых Аджимушкайских каменоломен (1 Эти каменоломни не соединены под землей с Центральными Аджимушкайскимн. После того как фашистам удалось блокировать все подходы с поверхности, подземный гарнизон в них был изолирован и действовал самостоятельно.), донес до нас 68 фамилий. За последние годы проведена большая работа по восстановлению биографических данных этих людей, но о некоторых из них до сих пор ничего не известно. Так, например, установлено, что значительную роль в боевой деятельности этого подземного гарнизона играл старший лейтенант Чеботарев. В сентябре по решению командования Чеботарев вместе с сержантом Ромашовым Федором (из Донбасса) пошли на связь с партизанами. Во время прорыва из каменоломен Ромашев был убит, а Чеботарев проскочил через кольцо врагов. Его судьба до сих пор остается неизвестной.

Тепло отзывается Клабуков А. И. в дневнике о своих товарищах-лейтенантах, погибших в каменоломнях: Зенцове, Коткове И. А., Китове Н., старшем лейтенанте Вороне В. В., который вырвался из каменоломен с группой защитников, чтобы переправиться к своим через Керченский пролив. Несколько раз встречаются в дневнике имена младшего лейтенанта Кудина Л. Н. из Севастополя, старших лейтенантов Нестеренко Дмитрия и Александрова из Москвы, бойца Зверева и других.

Все названные участники Аджимушкайской обороны ранее почти не упоминались в публикациях, и родственники их до сих пор не найдены. Поэтому я прошу читателей журнала откликнуться, если им что-нибудь известно об этих и других воинах подземной крепости.

От редакции: Письма присылать в журнал «Вокруг света» с пометкой «Аджимушкай».