Журнал «Вокруг Света» №07 за 1992 год

Галопом по Америкам. Часть II

Сердце страны

В первом городе штата Северная Дакота — Гранд-Форксе мы пробыли пару дней в гостях у еще одного американского коллеги — Майка Джекобса. Пользуясь уже отработанной схемой честного заработка, мы продали в газету Майка «Геральд трибюн» несколько статей и прочли лекцию в университете (в этой стране их не меньше, чем бензоколонок). И снова в наших карманах зашуршали длинные зеленые бумажки.

Один из студентов университета, Мэтью Аксвиг, предложил подкинуть нас до-небольшого северодакотского городка Рогби.

В одноэтажном Рогби живут две тысячи человек. Здесь не запирают двери, никогда не слышали о гангстерах и очень гордятся тем, что в их городке установлен каменный обелиск, символизирующий географический центр Северной Америки. А еще в Рогби ждали русских, нас то есть, о чем мы узнали из местной газеты. Брат нашего друга из Гранд-Форкса Марк Джекобе, владелец газеты, получил известие от Майка о том, что в город направляются «знаменитые путешественники».

Все это напоминало прибытие «Антилопы Гну» в город Удоев. Возможно, впервые за несколько лет в маленьком сонном городке Среднего Запада происходило Событие. Нас встретил местный актив: мэр города Марк Джекобс и владелец похоронного бюро Дэйл Найвогнер — вот такой командно-административный треугольник.

Задержались мы в Рогби меньше, чем на сутки, но программа получилась насыщенной. Для начала Марк произнес странную фразу:

— Пойдем, попробуем Воздушный Шар.

— Это что, коктейль какой-то? — спросил я.

— Нет,— объяснил Марк,— это такая штука, которую нагревают горячим воздухом, а потом на ней летают по небу.

Воздушный шар! Настоящий! Мы не поверили своим ушам. Действительно, нас подвезли к большой лужайке, где проворная команда из четырех человек разворачивала огромный куль, в котором и находился шар. Познакомились с воздухоплавателями — сотрудником местного банка Джерри Хендриксоном, его женой, дочерью и сыном. Оказывается, конторские работники в американской провинции любят на досуге немножко полетать над родным городком. Мы помогли семье Хендриксонов закрепить корзину с горелкой над куполом, немножко повозились, а затем взлетели над географическим центром континента.

Честно скажу — стоило лететь через океан и ночевать в придорожных кустах, чтобы затем попасть в эту корзину с фыркающей горелкой и глядеть свысока на квадратики полей Северной Дакоты. С самого первого дня в Штатах я подсознательно искал экзистенциальный символ той свободы, которой гордится эта страна, и, пожалуй, мгновения, пережитые под куполом воздушного шара в Рогби, были ближе всего к воплощению ощущения этой Свободы. Что всегда ассоциируется у вашего современника с полетом? Шум моторов. Мы же парили в полной тишине на высоте полутора километров. Нас не контролировали ни диспетчеры, ни ПВО — мы могли лететь куда угодно, хоть в Канаду, до которой было всего около 50 километров!

...Мы приземлились на свежескошенном поле, где кишели мириады кузнечиков. Неподалеку работал комбайн, а от него в нашу сторону уже неслись несколько здоровенных фермеров, и с ними — черноволосый парнишка лет шестнадцати. Широкие улыбки засветились на их загорелых лицах, когда они обратились к нашему рулевому:

— Здорово, Джерри! Опять свой пузырь запустил! А что за пассажиры у тебя?

— Да, так — русские журналисты, — с притворным равнодушием ответил Хендриксон.

— Ну, дела! — теперь все бросились рассматривать нас.

Мальчишка, помощник комбайнера, пожирал нас глазами:

— Из России?! — он что-то долго вспоминал и вдруг заставил нас вздрогнуть: — Мать твою так! Пива давай! — заявил он вдруг по-русски.

— Что говорит этот сопляк? — поинтересовался Джерри.

Мы перевели.

— Понятное дело! — загоготали фермеры.— Не зря Никки отирается с теми двумя трактористами из Ростова-на-Дону, которые в прошлом году были у нас «по обмену опытом».

Господи, и здесь, на самом севере США, можно услышать «родную речь!». И в этом, как говорится, «мы впереди планеты всей»...

Потом был обряд посвящения в воздухоплаватели. Подъехавшие на семейном «вэне» жена и дети Джерри Хендриксона расстелили на земле какой-то магический коврик, всем налили в бокалы шампанского, и нас, как впервые взлетевших, попросили встать коленями на коврик. Хозяин шара произнес небольшую речь об истории полетов на шаре и поздравил новообращенных воздухоплавателей с крещением. Мы выпили, в этот момент дочка Джерри подкралась сзади и посыпала наши макушки суховатой дакотской землицей.

— Это, — смеясь, сказал Джерри, — чтобы не забывали, что все мы все-таки живем на земле. В небе мы только отдыхаем, а возвращаемся все равно сюда.

Вечером нас затащил к себе в гости Найвогнер, владелец похоронного бюро. Ничем не приметный снаружи, его дом внутри оказался настоящей кунсткамерой. Во-первых, провинциальный мастер ритуальных услуг собирал «бьюики» — роскошные торпедовидные авто 50 — 60-х годов. Их у него было 17. Для хранения автомобилей Дэйл построил специальный огромный ангар. Коллекционировать эти ретро-машины, ставшие символом «американской мечты», — дело хлопотливое и недешевое. Однако в Штатах существует могучее братство «бьюико-филов» — у них есть свой фэн-клуб, через который они списываются и делятся друг с другом недостающими частями к хромированным монстрам, всяческой информацией и, разумеется, производят обмены машин.

Второе хобби Дэйла Найвогнера — поиск различных предметов, открыток, фотографий, связанных со знаменитой всемирной выставкой в Чикаго 1930 года. Какой-нибудь кинорежиссер, попади он в гостиную Найвогне-ров, разревелся бы от восторга — в этой комнате была воссоздана до мельчайших подробностей атмосфера Америки 30-х: одно удовольствие снимать фильмы о той эпохе.

Но главным шоком для нас стало посещение «офиса» Дэйла — его похоронное бюро. Когда я бродил среди расфуфыренных гробов из красного дерева за пять тысяч долларов, то никак не мог взять в толк, зачем в такой стране вообще умирать? Дэйл показал нам специальную косметику для трупа, зал для прощания, где родственники могут посидеть полчаса с покойным под тихую музыку. Да-да! Именно, посидеть: умершего, одетого в его любимый костюм, ловко усаживают в кресло и запускают родных для прощания. Дэйл даже показывал нам фотографию, на которой маленькая девочка с родителями сидела напротив дедушки, загримированного «под живого». Нам, привыкшим к российской похоронной «культуре» — мертвецки пьяные обмывалыцики, трактор, вырывающий единую траншею могил на московских кладбищах, — было трудно переварить весь этот целлофановый шик вокруг смерти. Я где-то читал, что уровень цивилизации народа определяется отношением к женщинам и... покойникам!

Утром Марк предложил прогуляться в Канаду. Я рассказал, как мы однажды пытались попасть туда еще на Ниагаре, но нас не пустили.

— У нас пустят,— уверенно заявил Марк,— здесь ведь неподалеку Международный Сад Мира.

Через полчаса езды на одном из дэй-ловских «экспонатов» мы подъехали к КПП американско-канадской границы. Тучный таможенник взглянул на наши паспорта и козырнул:

— О"кей, желаю повеселиться в Саду!

Сад Мира представлял собой небольшой участок земли по обе стороны границы, засаженной цветами и прочими образцами североамериканской флоры. Посередине сада проходила канавка, символизирующая границу, а в одном месте стояла бетонная скамейка одновременно в двух странах. Мы присели со Стасом по ее краям: он — в США, я — в Канаде.

На самом краю Сада находится Часовня Мира — небольшая комната из мрамора с бассейном посередине и высеченными по стенам высказываниями Лучших Людей Планеты: Бернарда Шоу, Достоевского, Платона...

«Все, что мы собой являем — есть результат наших мыслей...» — прочитали мы на прощание слова Будды.

Океан становится ближе

Мы простились с гостеприимными рогбинцами на знакомом шоссе № 20 (ну никуда от него не деться!) и снова подняли кулаки с оттопыренными вверх большими пальцами. Позади лежал уютный Рогби и ровно полстраны, впереди — Запад и полная неизвестность. Вместе с домом Марка Джекобса закончилась та часть Штатов, где нас знали и ждали. Дальше пойдут абсолютно неведомые края.

Вот и первая машина притормозила, странная какая-то... За рулем сидел бритый наголо тип лет пятидесяти. Весь салон забит каким-то тряпьем, одеялами, на полу — ржавые одноразовые бритвенные станки, пустые банки из-под пива, всякий мусор, труха.

— Один садись впереди, второй — полезай назад, — хмуро процедил он, даже не спросив, куда мы едем.

Я без особой охоты сел рядом с ним, а Стас разлегся на куче барахла в салоне — ничего, зато с плацкартой.

В подобных ситуациях главное — разговорить попутчика, разузнать, что за человек, да заодно дать понять, кто мы. Чтобы не возникали заблуждения по поводу нашей наличности.

— А сами издалека будете? — вежливо интересуюсь я.

— Я живу в Северной Дакоте. Сегодня здесь, а завтра — там, короче — мой дом — вот этот автомобиль.

Ну конечно, уж об этом можно было догадаться. Да-а, интересный персонаж...

— Симпатичный у вас штат, — продолжал я дипломатично.

— Дерьмо собачье! Терпеть не могу эту дыру! — отрубил лысый.

— Отчего же?

— Бабы здесь — только задом вертеть, а как до дела — фиг чего!

Что-то не выходит у нас светской беседы. Еще несколько осторожных вопросов, и я установил, что подобрал нас ветеран вьетнамской войны, на ней же контуженный, в Северной Дакоте ведет активную жизнь бомжа, но криминальных наклонностей я вроде бы в нем не заметил. Наконец, он спросил, откуда мы. Я ответил.

— Русские, говоришь? — внимательно переспросил он и развернулся ко мне. Острые морщинки под его глазами сделались еще глубже:

— Так вы, выходит, враги...

Я поперхнулся. Вот те раз, давненько подобного не слышал.

— Простите, чьи враги? — переспросил я.

Его глаза снова смотрели на летевшую под колеса дорогу. Немного подумав, он сказал, правда, не совсем уверенно:

— Наши, конечно...

Из этой тачки хотелось катапультироваться немедленно.

— Зачем же вы тогда везете врагов в своей машине?

— Э-э, парень,— хитро прищурился «лысый», — никто не знает, куда вы

приедете со мной.

Я искоса посмотрел на бритвы, хрустевшие под ногами на полу.

— Ладно,— добродушно продолжал он,— я шучу, можешь расслабиться.

Ни одну машину мы не оставляли с таким облегчением, как эту.

Выскочили мы на развилке за городом Майнот. Ситуация требовала решения: куда ехать дальше? Одна дорога вела в Портленд через Монтану, Скалистые горы с уникальным национальным парком Глейшер. Другая — если сделать пару поворотов — в Йеллоустоунский национальный парк. Хотелось увидеть и то и это, а так не бывает. Значит, приняли мы решение, едем туда, в какую сторону пойдет первая же попутка. Она шла на юг, то есть — в Йеллоустоун.

Потом была целая череда стремительных «райдов» — нас подбирали: семейка спортивных гонщиков, отец и сын, затем — страховой агент из города Диккенсона, у которого мы и заночевали. Утром первым водителем стал местный учитель музыки, оказавшийся гомосексуалистом (он ехал на тайный пикник своих собратьев в национальный парк имени Рузвельта в Медоре).

— В этом штате (Северная Дакота. — С.Ф.) вообще не любят никакие меньшинства — будь то негры, евреи, коммунисты, а людям с моими наклонностями так вообще караул, — делился с нами деликатный педагог.

После Медоры нам выпал великолепный «райд» миль в 400 на... сено-возе. Остановилась фермерская семья, увидевшая на моем рюкзаке надпись «Йеллоустоун».

— Ребята! — крикнул бородач за рулем, — мы катим в Сиэтл, к океану. Можем подбросить вас до поворота на национальный парк.

Эх, досада! До самого океана! Но ничего не поделаешь, раз решили ехать в парк.

Водитель любезно пригласил нас в огромный фургон для перевозки сена. Хотя сидеть на тюках с сеном было не слишком уютно, да и внутренности фургона напоминали товарный вагон, зато мы подрезали солидное расстояние на пути к Западному побережью.

Вечер застал нас в крошечном поселке, последнем на пути к национальному парку.

Начался ливень, мощный, но не очень холодный. Мы напялили дождевые куртки и продолжали шагать. Рюкзаки начали промокать, однако уныния мы не испытывали.

Но тут обогнавший нас микроавтобус притормозил.

Салон был битком набит пивом и веселыми студентами, как выяснилось — географами.

— Мужики! — орал их предводитель. — Мы только что сдали зачет! А что должно следовать за этим? Разумеется, отличная попойка! Плюньте на ваш Йеллоустоун, и айда с нами в горный лагерь географов. Там, кстати, один ваш землячок уже два месяца работает.

Мы вежливо отказались — знаем мы эти вечеринки, чреватые отклонением от маршрута,— и расстались на перекрестке у самого подъема на перевал, где находился государственный кемпинг.

— А это вам, чтобы не скучно было спать в лесу! — крикнул на прощание самый веселый географ и протянул упаковку пива из двенадцати банок.

Ночевка в кемпинге действительно получилась нескучной...

Настоящий запад

В Айдахо нам многое пришлось испытать впервые: в первый раз столкнулись с настоящей пустыней и чуть не отдали концы из-за обезвоживания организма; впервые нас остановил американский полицейский (по фамилии Шенский) и проявил максимум дружелюбия, узнав о нашем гражданстве; именно в этом штате нас впервые взял на борт старый водитель настоящего американского грузовика, правда, сам он был родом из Канады. А кроме того — мы впервые поссорились со Стасом из-за обоюдного упрямства — сказывалось психологическое напряжение целого месяца совместного путешествия.

Чем ближе мы подъезжали к океану, тем необычней и причудливей становились наши ощущения. Несмотря на монолитность Соединенных Штатов как могучей державы, штаты, взятые сами по себе, отличались друг от друга порой как небо и земля. Самый западный из них — Орегон был так же похож на пижонистый Массачусетс, как Туркмения на Прибалтику.

...К вечеру очередного дня мы оказались на окраине города Онтэрио. На пыльной сельской дороге машин было не густо, но довольно скоро возле нас остановился ржавый пикап с большой мексиканской семьей внутри просторной кабины. Темнокожие крестьяне в широкополых шляпах и с грубыми от тяжелой работы руками нам совсем не напоминали праздную публику Нью-Йорка или туристов в Йел-лоустоунском парке. Когда мы забрались в кузов пикапа, Стас как-то вмиг загрустил.

— Что-то мне не нравятся эти черноусые громилы с их плохим английским,— сказал он.

Глава семейства крикнул нам в открытое окно:

— Если хотите пить, мучачос, там, в углу, стоит канистра с водой.

Я поискал глазами канистру и увидел нечто, что окончательно лишило Стаса спокойствия: среди клочков травы и старых тряпок на дне кузова блестели лезвия четырех настоящих мачете. Сталь тесаков была натружена долгой работой, по краям виднелось множество зазубрин.

— Смотри, — заволновался Стас, — ты хочешь, чтобы наши головенки разлетелись под ударами этих ятаганов? Давай выпрыгнем, пока не поздно!

Но я счел глупым покидать машину среди бескрайних полей, где нас уж точно никто не подберет. Мексиканская семейка была мало похожа на кровожадных бандитов. Честно говоря, у меня всегда было больше доверия к работягам с мозолистыми руками, чем к холеным владельцам роскошных «крайслеров». Какой резон несчастным батракам убивать двух парней, у которых явно нет денег даже на билет на «Грейхаунд»? Примерно такими доводами я успокоил своего напарника.

Мексиканцы довезли нас до своего городка и очень вежливо пожелали счастливого пути. «Город Вейл. Население 1368 человек» — прочитали мы на табличке у дороги. Интересно, неужели кто-то подновляет цифру после очередных родов или похорон?

Центр городишка состоял из автостанции и бензозаправки. Мы спросили у прохожего о ближайших автобусах в сторону Запада. Он с сомнением покачал головой:

— Что-то я не припомню, когда в последний раз в нашу дыру заезжал рейсовый автобус. Вы, ребята, видать, издалека?— поинтересовался мужчина.

Мы кивнули.

— Уж не знаю как, — продолжал он, — но лучше бы вам убраться из Вейла до темноты. Чуть стемнеет — на улицу выползет местная шпана, которую хлебом не корми — дай придраться к чужакам.

Мы поблагодарили за совет и отправились голосовать на трассу.

Уже перед самым закатом на шоссе остановился пикапчик с молодым парнем в ковбойской шляпе.

— Могу подбросить до Бернса,— процедил он, растягивая слова, словно герой «вестерна» пятидесятых годов.

Мы забрались в кабину и сразу поняли, с кем имеем дело: Стэнли оказался настоящим «рэднеком» (Red neck (англ.) — «Красная шея» — американское прозвище наиболее консервативной части фермеров, блюстителей морали «настоящего Запада».), вернее, сыном настоящего «рэднека». Он был обут в высокие ажурные сапоги, на задней стенке кабины, не таясь, висели два «винчестера» с оптическими прицелами, а из динамиков магнитолы неслась удалая кантри-музыка, в общем — все приметы «рэднека» налицо.

Разговорились. Стэнли с удовольствием рассказывал о своих успехах в школьных соревнованиях по стрельбе, о том, как ловко он арканит бычков на ранчо у отца и какой он заядлый по части выпивки. Для своих семнадцати лет он действительно смотрелся солидно: густая щетина, независимая манера разговора и виртуозная легкость в управлении машиной.

Заговорили о музыке. Стэнли признался, что признает только кантри и слышать не хочет всего остального «электронного дерьма». Услышав от нас, что нам также нравятся Боб Дилан, Барбара Мандрел и Линда Ронстадт, он сразу проникся уважением к двум странным русским, неизвестно откуда взявшимся в орегонской глубинке.

Машина Стэнли уверенно гнала по каменистой пустыне, но, когда до Бернса оставалось около тридцати миль, у нее неожиданно заглох мотор.

— Что за черт? — занервничал Стэнли, понапрасну дергая ключом зажигания.— Этого не может быть: прибор показывает, что нет бензина, а я лишь пару часов назад залил полный бак!

Он выскочил из кабины и полез проверять бензобак.

— Ах, сукины дети! — разнеслось среди ночной тиши, чуть нарушаемой скрипом цикад. — Кто-то спер у меня горючее — бак абсолютно сухой!

Вот это номер! Оказывается, в Орегоне не рекомендуется оставлять надолго машину без присмотра: пока Стэнли закусывал в придорожном кафе, кто-то аккуратно слил горючее из только что заправленного бака.

И тут мы поняли, насколько американцы привязаны к своей парниковой системе сервиса и своим «железным лошадкам» — случись что с автомобилем в ночной пустыне, и ты превращаешься в несчастного пешехода наподобие русских «автостопщиков».

— Не расстраивайся, Стэнли, — принялись мы успокаивать парня, — мы за последнее время в таких передрягах побывали, что нас уже ничем не удивишь. Сейчас расстелим наши спальники в кузове, ночь теплая — глядишь, доживем до утра, а там кто-нибудь и выручит.

— Ну нет! — вскипел Стэнли. — Мне с утра с отцом на ранчо ехать. Он меня просто пристукнет, если я до пяти утра не объявлюсь. Сейчас попробую у кого-нибудь стрельнуть пару литров.

Последняя фраза прозвучала как-то неубедительно на пустынной ночной дороге. Он выскочил на шоссе: издалека к нам приближались два ярких снопа света — фары какой-то легковушки.

Мы с сомнением наблюдали за Стэнли, пригнувшись на всякий случай в кабине, чтобы не пугать припозднившегося водителя. Честно говоря, не очень верилось, что кто-то остановится ночью в пустыне, увидев на обочине парня в ковбойском наряде.

Однако подъехавший трейлер все же притормозил. Стэнли объяснил ситуацию водителю и попросил передать на ближайшую бензоколонку, чтобы нам прислали помощь.

Водитель кивнул и уехал. Когда же после его отъезда истек час, мы поняли, что этот тип из трейлера не бог весть какой хозяин своего слова.

— Ладно, ребята,— вздохнул Стэнли,— попробую съездить сам, а вы ждите меня.

Он снова вышел на дорогу, и снова проезжавшая мимо машина остановилась. Через минуту мы остались вдвоем. Чтобы не скучать, мы включили магнитофон. С ума сойти: мы сидели в чужой машине где-то на краю Северной Америки, огромная Орегонская луна освещала изрезанный ландшафт холмистой пустыни, откуда доносился вой койотов, в двух шагах от пикапа возились жуткие ядовитые змеи и тарантулы, а в нашей уютной кабине звучал хриплый голос Боба Дилана, не слишком попадавшего в ноты (отчего он был еще милее): «If you got nothing, you got nothing to lose». («Если у тебя нет ничего, то и нечего терять».)

Вскоре вернулся счастливый Стэнли на машине старика-заправщика с бензоколонки. Они залили банку горючего в бак, и через полчаса мы были в Вернее.

— Вы извините, парни, что не могу вас пригласить к себе на ночевку, — оправдывался Стэнли,— мы живем далеко в стороне от вашей трассы, а с утра чуть свет нам надо ехать к бычкам на дальнее ранчо. Но я сделаю для вас больше: я посажу вас на дальнобойный грузовик.

«Трак-стоп» — автостоянка для дальнобойщиков находилась на краю Бернса. Мы вышли из машины и подошли к ночному кафетерию, где перекусывали водители. До этого мы много раз напрашивались в попутчики к «рыцарям трассы» — как называют в Штатах «тракеров» (Trucker (англ.) — водитель грузовика.), но почти всякий раз получали отказ. Это только в американских боевиках водители грузовиков — крепкие бесстрашные ребята, которые с радостью берут попутчиков, улыбаются всем красоткам в баре и спасают их от подвыпивших подонков, попутно выводя на чистую воду зажравшихся профсоюзных мафиози. На деле же это довольно осторожные люди, которые, как огня, боятся потерять работу и терпеть не могут «авто-стопщиков», из-за которых компания-наниматель может влепить солидный штраф.

Но Стэнли показал нам настоящий класс того, как надо разговаривать с пролетариями хайвэя. Он открыл пинком дверь в кафетерий и замер на пороге, оглядев всех, сидевших за столами. Негромкий полночный треп затих: водители выжидали, что скажет этот стремительный парнишка в «рэднековских» сапогах. Все-таки Стэнли — настоящий житель своего штата: он без ошибки вычислил среди двух десятков крепких мужиков того, кто был нужен нам.

— Ты на Запад едешь? — спросил он без предисловий пятидесятилетнего дядю в полтора центнера весом, который доедал свой омлет.

— Допустим, — не переставая жевать, ответил водитель.

— Машина — твоя собственная?

— Да.

— На себя работаешь или на компанию?

— Я независимый.

— Двух русских журналистов возьмешь с собой?

Тот помолчал несколько секунд и ответил:

— Отчего не взять. Пускай полезают в кабину «форда»-цементовоза. Вот ключи.

Их почти что киношный диалог произвел на нас впечатление. Но еще больше удивила доверчивость водителя, который отдал двум неизвестным ключи от кабины, где лежали его вещи, магнитофон и самое главное — толстый бумажник. Что-то в этих краях благоприятствовало нормальным человеческим взаимоотношениям.

Мы простились с нашим юным «рэднеком» и пожелали ему впредь приглядывать за бензобаком.

А потом началась ночная гонка через весь штат. С водителем мы почти не разговаривали, поскольку делать это не так просто. Говорят, в Америке есть три вида английского языка: язык белых, язык черных и английский «тракдрайверов». То ли от постоянного шума в кабине, то ли от долгого одиночества или привычки к гортанным переговорам по рации, но произношение водителей-дальнобойщиков за долгие годы работы превращается в такую абракадабру, которая не всегда под силу коренным американцам, не говоря уже о нас. Мы просто перебрасывались односложными предложениями, слушали музыку и пытались бороться со сном.

Покинув цементовоз на эстакаде у въезда в город Юджин, мы поплелись по главной улице, еле передвигая ноги.

Уже из последних сил мы добрались до первого мотеля и разбудили дежурного администратора — перепуганного индуса, который с трудом соображал, откуда бы в 4 утра взяться гостям без машины и смотрел, как я выводил на квитанции адрес: «Россия, Москва...»

У океана

Тихий океан мы увидели во Флоренс — Флоренции — так назывался город в штате Орегон. Океан, о котором мы сотни раз говорили, грезили, щупали его глубины и отмели на школьной карте, оказался синим, неспокойным и невыносимо холодным. Едва заметив его волнистую гладь из-за гигантских дюн, мы побежали навстречу ревущей соленой стихии, сбрасывая с себя на ходу рюкзаки и кое-что из одежды. Увы — купание в штате Орегон оказалось не по зубам даже русским, выросшим в Сибири.

Океанский ветер накормил нас песком и надоумил двигаться дальше — на юг. В Калифорнию! К Мурьете! Или черт знает к кому, лишь бы было тепло.

«Проголосовав» около часа во Флоренции, мы неожиданно встретили «земляка» — студента из Мичиганского университета, где пару недель назад читали лекцию.

Джон — обычный американский студент, выбрался на собственном стареньком «форде» в путешествие по собственной стране во время каникул. Как и у нас, у него не было твердо намеченного маршрута, но до Сан-Франциско наши дорожки совпадали.

В тот же вечер мы пересекли границу штата Калифорния. Знакомая нам по книжкам и фильмам, Калифорния всегда представлялась чем-то полуреальным: золотоискатели, кинозвезды, «битники», безразмерные пляжи и песни Джимми Морриссона! Но встреча с ней вышла куда прозаичнее. Толстый полицейский остановил нашу машину и устало спросил, не везем ли мы каких-либо фруктов из Орегона.

Весь следующий день мы гнали по самой красивой дороге Америки — «хайвэю № 1» — вдоль океанского берега, через заросли секвой. И так — до Сан-Франциско.

Чудом нам удалось найти плохонькую студенческую гостиницу, расположенную в старом маяке на самом краю города. За восемь долларов с носа нам позволили переночевать в холодной комнате, битком набитой такими же небогатыми, как и мы, туристами.

Перед сном разговорились с соседом по нарам — по-другому те кровати и не назвать — молодым австралийским журналистом Эндрю. Он тоже ездил с друзьями по Штатам — от Аляски до Калифорнии — и писал книгу. Эндрю рассказал, как купил на Аляске у какого-то подозрительного типа порядком поношенную машину за 600 долларов. Пришлось с ней помучиться, но все-таки она доползла до цели — Эндрю оставалось доехать до Лос-Анджелеса, и там они планировали бросить машину на автостоянке в аэропорту, а затем лететь домой в Австралию.

— Послушайте,— вдруг загорелся Эндрю,— а может, вы возьмете ее себе? Жалко ведь — пропадет машина зазря. Права-то у вас, конечно, есть, так ведь?

Наивный австралиец просто не мог себе представить, что в этом мире кто-то живет не только без водительских прав, но и, страшно подумать, без машины!

Мы не стали разочаровывать его и великодушно приняли скромный дар, который будет передан нам после встречи в Эл-Эй (Так большинство американцев для краткости называют город Лос-Анджелес.).

С утра мы попрощались с доброхотами-австралийцами и принялись «стопорить» дальше.

«Автостоп» в Калифорнии оказался делом простецким — ни разу мы не стояли на обочине более получаса и в два дня добрались до Эл-Эй. Под конец нас посадил мексиканец-автомеханик из Эл-Эй и довез до самого города.

По дороге он подобрал грустного небритого мексиканского крестьянина. Тот тут же начал что-то тараторить по-испански, на глазах у него появились слезы.

— Что случилось? — спросили мы.

— Представляете, у этого несчастного какие-то чернокожие бандиты отобрали все деньги, машину, а самого выбросили на дороге. Теперь он добирается «стопом» в Мексику. А что вы хотите? Это же южная Калифорния!

...В Эл-Эй мы пробыли около недели — благо здесь нашлись добрые друзья, устроившие настоящую туристскую программу — Голливуд, Бе-верли-Хиллз, Юниверсал-Сити,— мы посетили все самые легендарные места американского кинематографа.

Но больше всего запомнилась короткая встреча на автовокзале в Голливуле. Бледный худой парень с лицом, о котором у нас говорят, что краше только в гроб кладут, сидел рядом на скамейке, а потом спросил, не едем ли мы в Сан-Франциско. Мы ответили, что нет, сами недавно оттуда приехали.

— А я еду в Сан-Франциско, — отрешенно произнес он и, помолчав, добавил, — наверное, в последний раз.

Странным холодком повеяло от этой фразы.

— А почему в последний?

— Я здесь в больнице лежал. Рядом с парнем с таким же диагнозом. Его неделю назад схоронили. Вот, мне доктор и сказал: «Хватит тебе только зря деньги пролеживать. Езжай домой, хоть простись с родными».

— А что за болезнь? — спросили мы и осеклись: поняли, что за болезнь.

— Они сказали, что рак. Знаем мы этот «рак». Он еще полстраны уложит. На улице жарило солнце, гул ел и машины, откуда-то звучал ритмичный «рэп», а здесь, в здании автостанции, гулял могильный холод от каждого слова этого обреченного.

— Вы извините, ребята, — сказал парень, — вижу, что иностранцы, так что терять мне нечего. А высказаться ой как хочется...

И наш новый знакомый рассказал свою бесхитростную историю. СПИД он подхватил год назад, неясно от кого. Когда узнал, хотел руки на себя наложить, а потом изменил свое решение и начал... мстить людям за то, что он, молодой и симпатичный, был приговорен расплачиваться за грехи всего общества. Первой он заразил девушку, которую когда-то любил, а та в свое время не ответила взаимностью. Он встретил ее снова и добился своего, а заодно и поздравил с приобретенным иммунодефицитом. Та пыталась вскрыть вены, но выжила. Похоже, протянет дольше его — женщины ведь крепче нас. Потом была еще одна, и еще одна. Потом еще один, и так далее, олним словом, человек пятнадцать он «порешил». А те, в свою очередь, кого-то еше... Господа, как страшно! Когда мы орошались и глянули в его глаза, показалось, там уже проступают видения мира иного. Может быть, лучшего, чем этот. Переддверьми автобуса он повернулся:

— Доктор сказал — осталось не больше недели. Еще успею повидать мать...

На восток

В назначенный день мы чуть было не опоздали в международный аэропорт Лос-Анджелеса — самолет Эндрю отправлялся в 8 утра. Запыхавшиеся, мы вбежали в зал вылета и сразу же увидели наших знакомых, которые уже собирались идти на регистрацию.

— Ну вот,— сказал Эндрю,— я уж подумал, вы струсили. Держите ключ и запоминайте номер машины. Впрочем, вы ее сразу узнате — ищите самый обшарпанный «шевроле» на стоянке возле «Макдональдса»...

Коричневый двухдверный «шевроле» нам действительно искать долго не пришлось. Кроме того, что автомобиль был крошечный и здорово помятый, у него были особые приметы: канадский номерной знак и дорожный код Австралии, наклеенный на заднем стекле. Итак, двум русским без водительских прав и с визой № 1 в паспорте (Виза № 1 не позволяет свободно путешествовать по США. Выдается дипломатам, журналистам и кагэбэшникам.) предстоит сесть за руль автомобиля, угнанного (судя по всему) на Аляске, с канадским номером и австралийской наклейкой, а ехать придется по США... Не слишком ли пестрый коктейль получается?

Делать нечего: назвался груздем... Непроизвольно озираясь, открываем дверь, садимся вовнутрь и... размышляем, что же делать дальше.

— Кажется, кто-то хвастал, что здорово водит машину, — произнес я.

— Что-то тут управление не очень похоже на жигулевское, — пробормотал Стас и принялся рассматривать панель с незнакомыми обозначениями.

Слава Богу, наши добрые самаритяне из Австралии оставили в «бардачке» инструкцию — как завести и как остановить строптивый «шевроле». Больше всего нас заинтриговали слова: «Если после 50 миль в час услышите подозрительный свист — поменяйте передачу на пониженную. И последнее — будьте осторожны в пустыне: «старичок» здорово перегревается».

После нескольких попыток мы с горем пополам вырулили со стоянки, чертыхнувшись, заплатили два доллара на выезде и потихоньку покатили в сторону хайвэя, стараясь никого не задевать. После двух нелепых торможений и неуместных рывков под красный свет я почувствовал, что шансы на благополучный автопробег исчезают на глазах:

— Может, бросим эту рухлядь, Стас?

— Прорвемся,— ответил побледневший Стас, вцепившись в баранку.

На хайвэй в сторону Лас-Вегаса мы выскочили неожиданно, вернее, нас вытолкнули на него. И тут мы поняли, что все наши представления об интенсивном движении — полная ерунда по сравнению с тем, что увидели на лос-анджелесском интерстейте. Все это напоминало кошмарный видеофильм — машины спереди, сзади, по бокам; все звуки слились в единое жужжание моторов и шин. Мы гнали со скоростью 70 миль в час, что было нарушением, но снизить скорость не могли — нас подпирали идущие сзади машины. Мы едва успевали прочитывать дорожные знаки и следить за тем, как бы не уйти в неверный поворот (это было бы трагедией!). Иногда мы выдыхались и снижали темп — тут же кто-то сигналил и с ревом обходил нашего «старикана», показывая жестом сквозь стекло, насколько оцениваются наши умственные способности. Полтора часа продолжалась эта кошмарная гонка, пока мы не покинули инфернальную зону Большого Эл-Эй и не встали на единственную дорогу — хайвэй через пустыню Мохаве. Уф-ф! Лос-Анджелес с его удушливой жарой, смогом и семьюдесятью городами-спутниками остался позади.

Бензин и терпение перегревшегося мотора кончились одновременно. Мы встали где-то на полпути до Лас-Вегаса, возле маленькой заправочной станции в пустыне.

На заправке росла пальма, но не было совершенно ничего попить. «Шевроле» хлебнул свою дозу горючего, мы же лишь облизнули потрескавшиеся губы. Через десять минут нам хотелось отдать сто долларов за запотевшую банку «коки».

Из подъехавшего «пикапа» вывалили двое типов навеселе.

— Что случилось, мужики? — развязно спросил краснолицый парень в джинсах и клетчатой ковбойке.

— Да вот — мотор перегрелся.

— А откуда сами будете? — спросил он, почуяв акцент: в такую жару не было сил старательно выговаривать слова.

— Русские мы.

— А-а, русские! — злорадно воскликнул парень, — «булшит» (Bullshit — довольно грязное ругательство.), значит.

Не расслышавший обидного слова, Стас возразил:

— Нет, мы не большевики!

— Да я знаю: вы не большевики, вы — «булшит».

И тут среди безмятежного воздуха американской доброжелательности мы почувствовали зловещее дыхание агрессивной и тупой злобы, словно подул ветер из казанских «моталок» или люберецких подвалов.

— А сам-то ты кто, придурок? — не церемонясь спросил я, когда понял, что драки не миновать.

— Тедди! Ты слышал, что этот сукин сын сказал? — заорал краснорожий, повернувшись к дружку.

Это было его роковой ошибкой: переглянувшись друг с другом, мы вдруг вспомнили о своем главном преимуществе — родном языке, которого эти ублюдки не знали.

«Начинаем первыми. Ты врежь «краснорожему», а я займусь вторым»,— вот суть наших экспресс-переговоров.

Очумевшие от незнакомой речи, наши недруги непростительно замешкались... Бить их оказалось до обидного несложно. После того, как напарник «краснорожего» закатился за пыльное колесо пикапа, мы ринулись к своему «шевроле», включили зажигание, и, как в плохом фильме, мотор, конечно, заработал.

До самого Лас-Вегаса мы не успокаивались и бурно, как мальчишки, вспоминали происшедшее: «А я ему — р-раз! Нет, это я ему — р-раз!»

В Лас-Вегас мы прибыли поздно вечером. Чтобы не ломать голову и зря не колесить по городу, подъехали к самому «центровому» отелю «Золотые ворота» и сняли номер за 25 долларов. Во-первых, это страшно дешево для отеля такого класса, а во-вторых, мы надеялись на безумное везение в казино, выпадающее новичкам.

Играли мы до первых петухов. За ночь подержали в своих руках несметные суммы (по советским масштабам). Был момент, когда «однорукого бандита» прорвало, и он насыпал нам целое ведро долларов; был другой — когда мы швыряли в какую-то мельницу целые горсти долларовых жетонов (а ну-ка, умножь каждый на официальный курс рубля) и ничего не выиграли. К утру мы брели по главной улице среди придурковато пляшущих огней казино в проклинали капиталистов, выудивших из наших карманов почти всю наличность. И тут на тротуар выскочила какая-то экс-красотка в чем-то, отдаленно напоминавшем мини-юбку, и принялась затягивать нас вовнутрь:

— Ребята, я все вижу — продулись в дым. Не грустите, айда в наше заведение — у нас бесплатная выпивка и офигенная лотерея! Зажав в руке последнюю десятку (эх, пропадать — так с музыкой!), мы зашли в зал, где нас действительно начали бесплатно поить и уговаривать сыграть «хотя бы разок». В конце концов, нас, упирающихся, подвели к одной из машин и сказали «по секрету», что это — самая везучая. Десятка разменялась на десять жетонов. Девять из них ушли в никуда, а последний вызвал бурный «долларопад». Неужели, еше одна сказка Лас-Вегаса? Мы щедро бросили на чай советчице и, совершенно обессиленные, отправились в гостиничный номер.

Проснулись аж к обеду — куда спешить, когда ты на собственных «колесах»? Однако жизнь, как водится, внесла свои коррективы в наши автомобильные планы. Первое, что мы заметили, когда подошли к стоянке — синенький скромный кусочек бумаги, прижатый стеклоочистителем к стеклу «шевроле». В этом посланьице, подписанном неким сержантом Эк-хартом, хозяину машины рекомендовалось немедленно объявиться в местный полицейский участок. Ясненько, значит, кто-то где-то спохватился. А жаль! Так не хотелось расставаться с нашим двухдверным «стариканом», в котором, кстати, еще плескалось бензина долларов на двадцать.

После короткого перерыва вновь взошла на небосклоне наша автостопная звезда.

Меньше всего хочется вспоминать, как тащились мы по пустыням Невады и Аризоны, где окончательно поняли, каким мусором становятся любые деньги мира по сравнению с глотком воды.

Снова тяжелый автостоп по Аризоне. Подвозили нас в основном ин-дейцы-навахо, среди которых встретился один довольно мудрый дядька с университетским дипломом. В разговоре он неожиданно начал излагать собственную космогоническую теорию, объясняя эзотерический смысл фигур в индейском орнаменте.

В Нью-Мексико нам сначала здорово повезло — проскочили почти весь штат за один присест вместе с водителем грузовика, который ехал проведать больного отца. До следующего штата — Техаса оставалось меньше сотни миль, когда мы попали в черную полосу. Естественно, дело происходило в понедельник 13 августа.

Я предложил поставить палатку неподалеку от хайвэя, но Стас вспомнил, что в Нью-Мексико обитают около семидесяти разновидностей ядовитых змей и отверг этот вариант.

Вдруг мы заметили огонек среди полей: ферма! Надо идти и проситься на ночлег, как это принято во всем мире. Вернее, было принято и, правда, в прошлом веке. Мы шли к дому и рассуждали — что сделают хозяева, когда мы постучим: сразу выстрелят или же сначала попросят убраться?

Дверь открыла миловидная старушка. Мы продемонстрировали свои журналистские карточки в качестве главного аргумента своей благонадежности, с жаром стали объяснять ситуацию.

— Все понятно, — сказала хозяйка, — вы русские, и вам негде переночевать, так? В таком случае — добро пожаловать в наш трейлер во дворе. Сейчас я принесу бутерброды.

Нам хотелось разреветься от счастья после дня сплошной невезухи. Когда мы рассказали немного о своих приключениях, миссис Тейл сказала незамысловатую фразу, которая повлияла на наши дальнейшие планы:

— Ох, ребята, да какой же автостоп в наших краях? Да тут, почитай, каждый день кого-то убивают. Это же все-таки Юг...

Больше мы уже не хотели испытывать судьбу, тем более, что начинался Техас — штат, в котором и по сей день «винчестер» — судья, а «кольт» — прокурор. Утром мы позвонили от миссис Тейл в аэропорт ближайшего города Амарилло и справились насчет рейсов в Хьюстон. Цена на билеты оказалась приемлемой.

Добравшись до города вместе с соседом нашей доброй хозяйки, мы поехали в аэропорт, взяли билеты и через два часа были в Хьюстоне, то есть — подрезали наш путь на добрую тысячу миль.

Штат солнечного света

Сквозь потоки хлеставшего вовсю дождя мы едва различили из окна машины веселую яркую надпись возле дороги: «Добро пожаловать во Флориду, штат солнечного света».

— Ну, вот вам ваша Флорида,— буркнул наш чернокожий водитель,— кстати, здесь я сворачиваю с интер-стейта.

Мы простились с ним и отправились перекусить, как всегда, на бензоколонку. Я остался с рюкзаками на улице, а Стас зашел в магазинчик. Через несколько минут он вернулся встревоженный:

— Слушай, Серега, что-то мне этот штат «солнечного света» не слишком по нутру. Там, в магазине полиция развесила жуткие фотки каких-то шлюх, убитых на дороге.

Новость не слишком приятная, однако я понял, что если 50 процентов нашего экипажа начинает паниковать, то недалеко и до стопроцентной паники!

— А причем здесь мы? — ответил я.— Мало ли за что убивают проституток на трассе? Там же ничего не написано про русских хитчхайкеров.

Дождик то накрапывал, то начинал хлестать сильней, но было тепло, и мы брели по интерстейту № 10 с жалким маршрутным плакатиком на рюкзаке: «Таллахасси» — это ближайший крупный город по дороге. Честно говоря, мы не совсем представляли себе, как лучше добраться до Форт-Майерса — по центральным крупным дорогам Флориды или же по мелким, но вдоль Мексиканского залива. Конечно, вдоль берега — предпочтительнее. После разочарования в Калифорнии с ее неприветливым холодным океаном мы считали, что вполне заслужили безмятежный отдых на берегу теплого до неприличий Залива. С другой стороны — береговая дорога наверняка займет(больше времени, к тому же она проход"йт по довольно безлюдным местам и даже по территории базы военно-воздушных сил. Стоит ли тревожить понапрасну американских особистов? Ладно, решили мы, как всегда, положимся на случай. И он не заставил себя долго ждать.

В разгар очередного приступа дождя нас обогнала машина — черный пижонистый «бьюик» 60-х годов, из тех, что заслоняют своей тушей не меньше чем полдороги,— обогнала и остановилась. Бред какой-то: такие машины не должны подбирать двух мокрых бродяг на вечернем шоссе. Может, ошиблись? Нет — водитель открыл тяжелую дверь и машет рукой:

— Давайте быстрей! Рюкзаки кидайте в багажник, он не закрыт.

Счастье — это не только теплое ружье! (быгрывается название песни «Битлз» «Счастье — это теплое ружье».) Это еще и теплые плюшевые внутренности «бьюика» после двухчасового раскисания под ураганным тропическим дождем.

Размякнув от тепла в салоне, мы непринужденно болтаем с водителем — добродушным толстым парнем лет двадцати пяти о какой-то ерунде.

— Я вообще-то здешний, — говорит он. — Тут совсем неподалеку есть такая вшивая дырка под названием Милтон. Тошнит от одного только вида этого захолустья, но жить мне в нем по кайфу. Мой предок, старый дуралей, сподобился как-то на выборах мэра выставить свою кандидатуру. В тот год жарища стояла — сдуреть можно, и все наши обыватели, у кого более-менее варил котелок, отправились к океану охлаждаться. Вот мой батяня и припилил на безальтернативное голосование. Оставшиеся в городе избиратели даже не потрудились подумать своими куриными мозгами, стоит ли голосовать за 98-летнего старика — я же сказал уже: жарко у нас тут. К тому же, местное еврейское лобби решило, что мой старикан — не тот тип, с которым будут проблемы при обтяпыва-нии разных шахер-махеров.

Еще мы узнали от Уилла Мура, мэрского сына, что отец его в свои сто с лишним лет еще очень даже крепкий мужичок: совсем недавно женился на девице, почти ровеснице Уилла, и та умудрилась осчастливить несгибаемого ветерана очаровательной дочуркой. Теперь Уиллу не так одиноко в семье — сестра, как никак.

— Слушай,— спохватились мы,— а ты почему нас не спросишь, откуда мы?

— А чего тут спрашивать? — Уилл окинул нас взглядом. — Говорите с акцентом, под дождем тащились по шоссе не знамо куда... Наверное, русские? Я их так себе примерно и представлял.

Впервые за полтора месяца в Америке нас так удивил водитель! Ну, Уилл, ну глаз-алмаз! После такого проявления проницательности, мы зауважали нашего попутчика, но с того момента, когда он притормозил машину и достал из холодильника в багажнике несколько банок пива и пару бутылок вина, мы просто души в нем не чаяли.

Вот и поворот на Милтон. Однако Уилл не высадил нас.

— Знаете что, ребята, — заявил он, — я в Милтоне от скуки подыхаю, а тут целых два русских собутыльника. Давайте-ка я вам лучше покажу наши окрестности. Тут, кстати, очень не дурственные пляжи.

И он развернул машину в сторону ближайшего прибрежного городишка Форт-Уолтон-Бич.

По дороге мы заправили походный холодильник Уилла свежим льдом и алкоголем. И началась пирушка на колесах.

Уилл вывез нас на знаменитую песчаную косу у Форт-Уолтона, состоящую из настоящего белого песка! До сих пор я считал, что песок такого цвета существует лишь в туристских буклетах и на рекламных роликах. Но это был настоящий и невозможно белый песок. Мы едва удержались от желания насыпать пригорошни этого рафинадного чуда в карманы.

Закончился этот безумный курортный день в маленькой пиццерии, где мы втроем осушили последний за этот вечер кувшин водянистого американского пива.

Уилл сделал на прощание роскошный жест — очень тактично вручил нам бумажку в 50 долларов и порекомендовал переночевать в хорошем отеле: «У вас впереди еще длинная дорога, поэтому надо выспаться». Так мы и сделали — сняли роскошный номер в гостинице «Рыцарская».

Утром 18 августа мы обнаружили, что Уилл по ошибке оставил нас на краю города Пенсакола, возле которого мы вчера встретились с ним. После вчерашних гонок по окрестностям мы снова оказались на прежнем месте. Просто колдовство какое-то! Пришлось полдня потратить, чтобы вернуться в Форт-Уолтон-Бич.

К вечеру решили выбираться из города дальше вдоль побережья. День был воскресный, машин много — отдохнувший, расслабившийся народ возвращался с уик-энда. Но нам определенно не везло. Час, другой стоим на раскаленном хайвэе — и никакого эффекта.

Бритоголовый парнишка на зеленом драндулете неопознанной породы заинтересовался:

— Русские, говорите? К сожалению, я живу в этом городе, а вот мой дружок едет завтра в Орландо, оттуда до Форт-Майерса рукой подать. Если вас устраивает такой вариант, айда ко мне, переночуем. Если не боитесь змей, конечно.

— Змей?!

— Да, я, знаете, люблю змеек, и в доме их у меня много,— он посмотрел на наши изменившиеся лица, — да нет, они в клетках сидят.

Ладно, решаем мы — если не уедем до темноты на дальнее расстояние, то звоним Крису, этому местному «серпе-тологу», он приезжает за нами на заправку и забирает к себе.

Солнце опять поползло за белые дюны. На заправку подъехал пикап с краснолицым бородачом за рулем. Мы разговорились с водителем. Билл настолько опешил, узнав, что перед ним живые русские, что тут же начал умолять проехаться с ним до небольшого поселка Дестин. Мы объяснили, почему нам нежелательно уезжать на пустяковое расстояние от города.

— Понимаю, — загрустил Билл, — но хоть покатать вас по окрестностям я имею право?

Везет же нам на добровольных гидов!

Билл повез нас вдоль океанского берега, мимо миллионерских дач, показал дворик одного богатого оригинала, который купил за баснословную сумму две бронзовые китайские фигуры воинов и установил их перед своим домом возле шоссе — пускай все бесплатно на них смотрят, чего скаредничать!

Потом мы приехали в жилище Билла — да, это был не дом, а именно жилище — старый огромный трейлер, вкопанный в землю.

Наш новый знакомый оказался редкостным для Америки чудиком. Ему давно за тридцать, постоянной работы нет, как нет и пристойного жилья и семьи. Однако он по-своему счастлив: живет в теплой Флориде, а главное, среди друзей — своих книг. Их у него невероятное количество. Весь трейлер сплошь забит полками, и пространства в нем едва хватает, чтобы передвигаться Биллу, его компаньону по жилищу Эдвину и толстой трусливой кошке Маргарет.

Мы бросились к книгам. Как говорится, скажи мне, что ты читаешь, и я скажу, кто ты.

Подборка в его библиотеке оказалась просто удивительной: различные словари — даже русский нашли, — энциклопедии, > научная фантастика, книги по оккультизму и теософии, большинство из которых очень редко издавались в Штатах.

— Счастливый, — вздохнул я,— хорошо вам, американцам: все можно купить. Я еще нигде не видел такой большой коллекции Лавкрафта.

— Как?! В России знают Говарда Лавкрафта? Да его даже в нашей стране забыли! Знаешь, сколько мне пришлось поохотиться за его книжками по всяким букинистическим лавкам! — завелся Билл. — Кстати, не стоит переоценивать американскую широту взглядов. Наше общество становится все менее терпимым. Мне самому трудно поверить, но наши церковники-святоши все громче начинают требовать запрещения оккультных книг и любой пропаганды нестандартных религий.

Вот тебе и раз! А у нас, выходит, наоборот — невиданная вспышка интереса ко всякой мистике.

Затем мы созвонились с бритоголовым Крисом — тот уже ждал нас,— и Билл любезно отвез нас в дом любителя змей.

Дом Криса действительно был полон различных гадов, правда, очень мирных. Змеи разных калибров дремали в стеклянных ящиках, не особенно интересуясь гостями. Крис взял одну из них на руки: «У-у, ты моя маленькая». Остальные тут же зашевелились по ящикам и недовольно зашипели.

— Вот, видал? Ревнуют, ползучки мои ненаглядные! — ликовал Крис.

Решили сварганить ужин для себя и соседей Криса, парочки молодых панков — Криса II и его подружки Элэйн. По дороге в супермаркет Крис I предложил зайти в его «офис». Как выяснилось, он владел на паях салоном татуировки. Мы с любопытством оглядели специальные инструменты и журналы для тату-фанатов. Смотреть картинки в этих журналах было не совсем приятно, особенно там, где были изображены дамочки с наколками на самых неожиданных местах. Нет, определенно, у некоторых американцев не все в порядке с головой.

Странный он парень, этот Крис, как говорится, не от мира сего.

— Я не типичный американец, — говорил он, — во-первых, у меня нет кредитной карточки: слишком беден для этого. А во-вторых, я — язычник, а в этой стране, если ты белый и не хриистианин, у тебя могут быть проблемы. Я ненавижу «рэднеков», которые готовы прострелить всякого, кто не похож на них. Но я ненавижу и черных. Тут у меня соседи-негры, целая семейка. День и ночь стряпают кокаин, знает об этом вся округа, но попробуй их прижучь — такой хай поднимут о расовой дискриминации и социальных проблемах! У меня вечно с этим народцем нелады — пару раз они меня избивали до потери сознания. Мой напарник сел на 20 лет за то, что швырнул в дом черномазых бутылку с зажигательной смесью.

— Это за что же он их так?

— Его шестнадцатилетняя дочь убежала с двадцатилетним черным соседом. Он пошел к его семье узнать что-нибудь о дочери, а те скалят зубы: «Ищи ветра в поле». Вот он и не выдержал.

Неожиданно появился гость, хороший приятель Криса I, полицейский Джо. Узнав, откуда мы, он почему-то смутился, а потом, когда мы оказались с ним наедине, признался, что ему пришлось в свое время работать в России для нужд военной разведки.

— Вы только не думайте, — торопливо объяснял он, — я заводов не взрывал. Просто у нас была такая служба — сидели в одном московском доме и очень внимательно слушали ваше радио.

— Какое радио? — не поняли мы.

— Ну, конечно же, не радиостанцию «Маяк»! Впрочем, давно это было — в 1979 году. Вы уж, пожалуйста, не болтайте ребятам, что я знаю русский язык. Для всех это должно быть страшным секретом.

— В 79-м, говоришь? — оживился я, — Вот здорово! Я как раз служил под Москвой в том году. Представляешь, возможно, наши пути совсем рядом пересекались, но были мы тогда по разные стороны баррикад.

Слава Богу, решили мы оба, эти идиотские времена прошли. Уж лучше пить вместе пиво и купаться в Мексиканском заливе, чем пеленговать друг друга.

На поясе у Джо крякнул «уоки-токи», и сквозь хрюкающие помехи эфира механический голос начал выстреливать скороговоркой какое-то сообщение. Увы, на таком уровне нам язык был недоступен.

— Случилось что-нибудь? — поинтересовались мы.

— Да так, — отмахнулся бывший шпион, — ничего особенного: кто-то стрелял в парке, через два дома отсюда повесился сосед из-за того, что жена ушла. Откачали, слава Богу. А остальное — обычная рутина.

— Ладно,— объявил Крис II, заканчивая посиделки, — завтра целый день гнать до Орландо. Давайте как следует выспимся.

Ну, что же, завтра мы будем в Орландо. А там и Форт-Майерс не за горами.

Продолжение следует

Сергей Фролов Фото автора