Журнал «Вокруг Света» №09 за 1986 год

Кир Булычев. Город Наверху

Продолжение. Начало в № 7, 8.

Такаси измучился, пока волок незнакомца до дороги. А тут еще спасенный пришел в себя. Этот момент Такаси упустил, потому что нес его, перекинув через плечо. Очнувшись, человек вцепился зубами в шею Такаси.

От неожиданности Такаси сбросил ношу. Человек грохнулся о камни, но тут же вскочил и, прихрамывая, бросился наутек. Такаси провел рукой по шее: ладонь была в крови.

— Эй! — крикнул он вслед убегавшему.— Погоди!

Человек должен был услышать. Он бежал медленно, спотыкался, один раз упал и с трудом поднялся. Наконец, углядев какую-то щель в бетонной плите, попытался забиться в нее, но щель была слишком узка.

Такаси подошел к нему. Человек лежал, уткнувшись лицом в землю. Он опять потерял сознание. На этот раз, памятуя о его злобном нраве, Такаси взял незнакомца под мышки и потащил к дороге.

Их обнаружил на вездеходе Станчо Киров.

— Это еще кто такой? — спросил он.— Это не наш.

Такаси осторожно положил человека на землю и сказал:

— Наверно, туземец. Отвезешь нас, потом съездишь к тем развалинам и подберешь мертвого тигра. Кирочка умоляла раздобыть ей шкуру.

— Ты убил? — удивился Станчо.

Они вместе положили человека на сиденье вездехода.

— Нет,— сказал Такаси.— Его убил этот витязь.

— Не может быть,— сказал Станчо.— Я бы на тигра с голыми руками не пошел.

— У него был нож.

Станчо завел двигатель, и вездеход поплыл над щебнем.

Все еще обедали, и никто не вышел к вездеходу.

— Не спеши,— сказал Такаси, поняв, что Станчо хочет поднять весь лагерь.— Давай лучше отнесем его в госпиталь к Соломко.

Они положили человека на койку в госпитале, который никому еще, к счастью, не понадобился. Станчо понесся в столовую, а Такаси снял куртку и рубашку.

— Вы, надеюсь, не ядовиты? — спросил Такаси у человека.

Тот дышал слабо, но ровно.

В палатку ворвалась Соломко. Это была статная женщина с крупным невыразительным лицом, за которым, как за греческой маской, бушевали страсти. Всю жизнь Анита Соломко мечтала стать археологом, но рассудила, что сможет принести больше пользы человечеству, став врачом. С тех пор в течение многих лет разрывалась между любовью и долгом.

Станчо объяснил ей все по дороге, и она, разумеется, ничего не поняла, потому что и сам Станчо ничего не понял.

— Где больной? — спросила она с порога.

Лицо Соломко было освещено радостным внутренним светом. Ее длительный медицинский простой закончился.

— У меня царапина, Анита,— поспешил Такаси с ответом.

— Они убили тигра,— вмешался Станчо.— И, по-моему, голыми руками.

— Что! — воскликнула Анита и рванулась к медицинскому шкафчику, но взгляд ее упал на человека на койке.

— Так,— сказала она осуждающе. Прибежали Круминьш и Наташа с Кирочкой.

И тут человек пришел в себя. Он открыл глаза и сразу же зажмурился.

— Убавьте свет,— сказала Соломко.

Человек вновь открыл глаза и тихо сказал что-то.

Они боялись истерики, попытки убежать, насторожились, а человек говорил и вдруг замолчал, увидев Наташу.

Путешествие, столь долгое и трудное, закончилось чудесным образом. Он нашел Верхних людей.

Он увидел Геру Спел. Изменившуюся, правда, загорелую, смуглую, встревоженную.

Гера Спел сказала что-то на непонятном языке Верхних людей и посмотрела на черноглазого богатыря с могучими руками.

Крони ощутил печаль.

Не настоящая Гера Спел, другая, Верхняя пришла сюда из-за того мужчины, который принес Крони, и беспокоилась из-за его раны...

А так как никто из присутствующих не знал Геру Спел и не мог понять мыслей Крони, то все решили, что он устал.

Соломко оставила только Станчо Кирова, чтобы он помог ей раздеть, обмыть и уложить пациента, а остальных выгнала. И они покорно ушли, потому что после первого шока наступило время думать. На пустой планете, где двести лет назад умер последний человек, обнаружился мужчина, изможденный, но вполне реальный. Этого быть не могло. Тем важнее было понять, почему это случилось.

Крони уже заснул, облепленный пластырем и отмытый до неузнаваемости, заснул между двумя белыми простынями, такими тонкими и нежными, что любой Директор отдал бы за кусок этой материи половину своих богатств, а в столовой отчаянно спорили археологи и прилетевшие к вечеру следопыты.

Было уже темно, облака улеглись на вершинах гор, когда сошлись на рабочей гипотезе: на планете еще скрываются люди. Их немного, они таятся где-то в пещерах или в горах. У них нет ни городов, ни крупных поселений — иначе бы их заметили. Гипотеза не объясняла башмаков и куртки человека из грубой, но сотканной явно на станке материи. Гипотеза не объясняла многого, но лучшей не нашлось.

А ночью Гюнтеру Янцу пришлось подвергнуться сложной и неприятной операции, которую провела Анита Соломко. Гюнтеру сделали пункцию головного мозга. Раньше Аните не приходилось делать такой операции в полевых условиях; и через полгода отчет о ней в «Вестнике хирургии» совпадет с публикацией статьи археолога А. Соломко в «Вопросах космоархеологии», которая будет называться «Некоторые закономерности эволюции лощеной керамики в 5—8 слоях Верхнего города». И это будет счастливый день для Аниты.

Обработанный экстракт мозгового вещества Гюнтера был той же ночью введен Крони: действие его скажется на третий день.

На третий день Крони проснулся со странным ощущением Знания. Он знал что-то неуловимое с первых мгновений, но реальное и значительное. Он подумал сначала, нежась под чистой простыней, что он хорошо выспался. Перестук капель воды по оранжевой крыше означает, что идет дождь, а не лопнула ржавая труба.

В госпитальный отсек заглянула Анита Соломко и сказала:

— Доброе утро, Крони.

— Здравствуйте, Анита,— ответил Крони.— Пора вставать?

— Можете понежиться, Крони,— улыбнулась Анита.— Но завтракать будете в столовой.

И Анита поспешила наружу, где ходил, мучаясь головной болью, Гюнтер, заранее решивший, что все его мучения оказались напрасными. Анита выдержала паузу. Перед тем как обратиться к Гюнтеру, она попыталась подавить в себе тягучее чувство нежности к этому грузному немолодому человеку. Анита сосчитала до двадцати и сказала:

— Гюнтер. Он проснулся. Спросил, пора ли вставать.

— Да? — сказал Гюнтер.— Тогда я пойду завтракать.

— Выпей сначала вот это. От головной боли.

Гюнтер протянул ладонь, тронутый догадливостью Соломко.

Крони спрыгнул с койки и поднял руки, чтобы поглубже вздохнуть. Ему нравилось, как пахнет здесь воздух. Даже в палатке.

Крони отодвинул шторку у умывальника и включил воду похолодней. Почистил зубы и причесался. Потом вернулся в комнату и перед тем как одеться, застелил койку. Он подошел к столику и нашел там записку: «Для Крони. По таблетке три раза в день». Проглотил таблетку, не запивая. И тут ноги его стали слабыми, и он опустился на койку, сжимая в руке записку.

Он зажмурился, ударил ребром ладони по ноге. Снова прочел. «Для Крони. По таблетке три раза в день».

Он появился здесь три дня назад. И все попытки общения за прошедшие два дня ограничились примитивными действиями. Он бил себя в грудь и говорил «Крони». Такаси бил себя в грудь и говорил «Такаси». И оба смеялись, потому что имена уже обещали на будущее какой-то сдвиг в отчаянном и обидном непонимании.

«Гера?» — спрашивал Крони и показывал на Наташу.

«Наташа»,— отвечал Такаси.

Информация, перешедшая к Крони и принадлежавшая ранее Гюнтеру, не подавляла знания и жизненный опыт Крони, она добавилась к ним, и убежденность в том, что новые знания и язык, которыми он владеет, свойственны ему изначально, помешали Крони осознать свое перерождение сразу. Он говорил с Анитой, не чувствуя, что говорит на чужом языке, он прочел записку, не уловив сначала, что не понимает знаков, которыми она написана.

Надо идти завтракать. Крони натянул еще вчера ушитый Кирочкой комбинезон и сунул записку в карман. Ему жаль было расставаться со свидетельством причастности к миру, перед которым бессильны Мокрица и квартальный Ратни.

Он вошел в столовую и сразу догадался, что всем все известно.

— Доброе утро,— сказал он.— Куда садиться?

— На свое место,— ответил Круминьш, не поднимая глаз от тарелки, потому что ему хотелось смеяться.

— Макароны будешь? — спросил Петерсон, обладавший удивительным свойством переходить на «ты» на второй день знакомства.

— Буду,— сказал Крони.

— Как спалось? — спросил Такаси.

— Хорошо, спасибо.

Петерсон подвинул к Крони тарелку с макаронами, молоко, сок.

— Можно подумать, что я именинник,— сказал Крони. Он резко подвинул к себе стакан с соком, и сок выплеснулся через край.

— Доннерветтер! — вырвалось у Крони.

И хохот, как наводнение, захлестнул столовую.

А когда стало потише, Анита сказала рассудительно:

— Гюнтер переборщил со словарным запасом.

— Почему вы так смотрели на меня? — спросила Крони Наташа, когда завтрак закончился.— Будто со мной знакомы.

— Я знаю одну девушку Внизу. Она очень на вас похожа.

— Она вам нравится?

— Она не может нравиться. Она чистая, а я — вонючий трубарь.

— Кто?

— Трубарь, который чинит трубы в туннелях.

— Крони,— сказал Круминьш.— Если вы готовы, мы ждем.

— Готов.

— Я тоже останусь,— сказала Наташа.

— Неволить никого не буду,— сказал Круминьш.— Но подумайте, что работать нам осталось несколько дней. А может, и того меньше. Зарядят дожди — и все. Я сам постараюсь успеть на раскоп.

Все выслушали его, не возражая, как школьники, твердо решившие уйти в кино со скучного урока. И остались.

«Пресс-конференция» выглядела буднично, совсем не так, как положено встречаться представителям столь далеких цивилизаций. Крони не знал, как начать. И потому сказал:

— Я расскажу вам о вонючем трубаре, о Чтении и путешествии к Огненной Бездне, о том, что узнал от Спелов и как пошел искать Город Наверху. А потом вы расскажете о том, что мне самому еще неясно...

Крони разыскал Круминьша в лаборатории у Такаси.

— Вилис,— сказал Крони.— Мне надо вернуться в город.

Круминьш молчал. Крони было бы понятнее, если бы он сказал что-нибудь вроде: «Тебе надо отдохнуть, набраться сил, не спеши». Ничего такого Круминьш не сказал. Он смотрел на Крони, чуть склонив голову, всем своим видом изображая внимание.

— Я вернусь в город и скажу людям, что наверху можно жить. Что их проклятый мир не ограничивается каменными стенами и мокрыми туннелями. Я выведу людей наверх, чего бы то мне ни стоило.

Круминьш ответил не сразу.

— И к кому вы пойдете, Крони?

— К людям. Я скажу...

— Вы, очевидно, имеете более конкретный план? — спросил Такаси.

— Плана у меня нет,— сказал Крони, охваченный идиотским чувством ученика, не выучившего урока и стоящего перед доской с непонятными уравнениями. Это было чужое воспоминание, потому что трубарь никогда не ходил в школу.

— Мы думали о том, как вам, Крони, действовать в дальнейшем,— сказал Круминьш.— Конечно, вы правы. Надо найти какой-то по возможности безболезненный путь, чтобы вернуть планету вашим людям. Но вы понимаете, что столкнетесь с оппозицией? Вы попадете в положение сумасшедшего для большинства и опасного человека для тех, кто хочет сохранить власть. Директора сделают все, чтобы стереть саму память о вашем появлении. Со временем они проверят, так ли все обстоит, как вы сказали. Они вышлют разведку наверх, и можно представить, что лет через двадцать-тридцать в подземном городе будет все, как прежде, зато на поверхности появятся тайные дома для чистых, сады, в которых они будут держать своих детей, потому что подземный климат вреден для здоровья. Остальные останутся в неведении, и бунты их будут подавляться. Восстание трудно устроить в мире, разделенном на этажи.

— Но ведь так не может продолжаться вечно,— сказал Крони.— Так не должно быть. Будет другой Крони...

— Но когда?

— Я все равно пойду,— сказал Крони.— Мне, правда, хотелось пожить здесь еще, но я пойду.

Крони попытался улыбнуться, но улыбки не получилось.

— Мы понимаем тебя, Крони,— ответил Круминьш.— И, пожалуйста, не воображай, что ты отправишься туда сам по себе. Не обижайся, но тебе одному не справиться.

— Я пойду с ним,— сказал Такаси.

Все собрались возле лаза у подножия скалы.

Возникла некоторая суета, словно Крони собирался поставить рекорд и его окружали болельщики, тренеры, секунданты и судьи.

Круминьш проверял снаряжение. Макс Белый проверял Круминьша.

Внешне Крони выглядел неплохо. Правда, одежду трубаря пришлось выкинуть — от нее остались лишь лохмотья. Девушки перешили рабочий костюм археолога так, что издали он мог сойти за подземного инженера.

Спереди комбинезон застегивался на «молнию», и достаточно было двух секунд, чтобы извлечь подвешенный под мышкой парализующий бластер — плоский и легкий. В воротник вшили микрофон, так что любое слово, сказанное Крони или произнесенное в его присутствии, было слышно наверху. Телевизионный глаз передатчика помещался над левым верхним карманом комбинезона, а второй, страхующий, на поясе, который сам по себе был чудом изобретательности следопытов. В нем умещались медикаменты, включая достаточное количество дезинфицирующего пластыря, чтобы обклеить Кронн с ног до головы, неприкосновенный запас пищи, спрессованной в таблетки и достаточный, чтобы прокормить группу из десяти прожорливых мужчин в течение двух недель. Там же умещались гибкий кинжал и набор инструментов. В ухо Крони была, вставлена горошина динамика связи, а в карманах комбинезона лежали всяческие разности вроде очков, позволяющих видеть в полной темноте, и фонарей. Крони экипировали на славу. Он был польщен таким вниманием. Хорошо, если знаешь, что друзья слышат каждый твой вздох, каждое слово, а если будет плохо, ты можешь их позвать на помощь.

— Ну, трубарь,— сказал Такаси,— пошли?

Он спускался с Крони на два яруса вниз, где устроили промежуточную базу. Такаси был в скафандре и шлем держал в руке, словно запасную голову.

— Я вас поцелую,— сказала Наташа.

Наташа сначала поцеловала Крони. Она была с ним одного роста, и поцелуй попал в угол губ. Последними словами Крони, перед тем как он шагнул вниз, были:

— Меня еще никто в жизни не целовал.

Возвращение трубаря

Госпожа Гера Спел, милостью бога Реда дочь директора Спела, горько плакала. Она плакала потому, что жизнь ее завершалась бессмысленно и мучительно.

Она лежала в постели, было зябко, и она никак не могла решиться скинуть с себя одеяло, сшитое из крысиных шкур. От одеяла дурно пахло, но когда она сказала об этом отцу, тот поморщился, как будто дочь упомянула о чем-то неприличном, и заметил:

— Тебе мерещатся глупости. Это от болезни.

Господин директор Спел свыкся с неизбежной скорой смертью дочери. Ее мать тоже кашляла кровью и умерла от этого. Доктор тогда сказал, что медицина не знает средств против болезни, которая гнездится в груди и недоступна мазям и примочкам.

Гера никак не могла примириться со смертью, и в кошмарах, которые ей теперь снились каждую ночь, она видела, как карабкается по туннелям, потому что впереди должен быть свежий воздух и Город Наверху. Виноват был тот трубарь. Трубарь Крони. Она почему-то запомнила его имя, хотя никто не запоминает имен трубарей. Странный человек — этот Крони, и ей было жалко, что он умер в туннелях.

Надо было вставать и начинать новый день. Гера разрывалась между страхом, что наступающий день может оказаться последним, и страхом перед бесконечностью этого дня, который надо прожить.

Она иногда пыталась призвать себе на помощь образ рассудительного и язвительного Леменя, которого не заметила бы, если бы он был знатным, и не полюбила бы, если бы ему не грозила смерть. Но появление трубаря, который принес железный знак, поставило точку на существовании инженера Леменя. Лемень растворился в прошлом, и хотя Гера могла заставить себя вспомнить черты его лица или манеру говорить, вызвать в памяти Леменя целиком она была уже не в состоянии.

Гера поднялась. Ей было холодно, и голова кружилась так, что она еле успела сделать шаг к ледяной стене и опереться о нее. Она вынула из стенного шкафа — каменной ниши, обшитой ошметками пластика,— длинное платье. Выбрала светлое, чтобы не так бросалась в глаза ее собственная бледность.

В умывальне было тепло, и руке было приятно дотрагиваться до горячих труб. Раньше у Геры была служанка, старуха, которая когда-то ходила и за ее матерью.

Но служанка умерла как раз в те дни, когда разыгралась история с Леменем. А новой отец брать не стал: все равно его дочь скоро умрет. Гера, привыкшая соглашаться с неумолимой логикой отца, поняла его и не обижалась, хотя порой ей бывало трудно и хотелось, чтобы рядом кто-то был... Кто-то живой. Оставался брат. Брат любил ее. Но мог забыть о Гере и не появляться месяц, особенно теперь, когда обстановка была, по его словам, напряженной, и офицеры стражи часто оставались в казармах.

Послышался стук. Кто-то стучал в заднюю дверь, выходящую в переулок. Этой дверью пользовался только брат, но у него был свой ключ. Может, он потерял ключ? Гера хотела открыть дверь, но вдруг испугалась. Это могли быть бандиты. Хоть отец и говорил, что им не проникнуть в верхние уровни, страх не проходил.

Гера стояла в нерешительности. Она могла подойти к переговорной трубе и вызвать сюда отца или брата. Но какой глупой будет выглядеть она, если окажется, что там никого нет?

И потому Гера села в кресло и решила подождать, что будет дальше. Решение ничего не делать успокоило. Это было все-таки решение.

Стук прекратился. Гера ждала. Она вдруг поняла, что хочет, чтобы кто-нибудь пришел к ней. Хоть кто-нибудь, хоть бандит. Она уже три дня не видела ни одного человека. И испугавшись, что тот, за дверью, уйдет, вскочила с кресла и побежала открывать. Но не успела добежать.

Как только она переступила порог маленькой гостиной, портьеры, ведущие в переднюю, раскрылись, и в гостиную вошел человек. Он был ей знаком.

— Здравствуйте, милостивая госпожа,— сказал человек.

— Как вы сюда попали?

— Через дверь,— сказал человек, и тогда Гера поняла, что это трубарь Крони.

— Ты, трубарь? — спросила она, потому что перемена, происшедшая с ним, была настолько разительна, что разрушала порядок вещей, при котором трубарь всегда остается трубарем.

И дело было не только в том, что Крони были пострижен, богато одет и лицо его, в морщинах которого, как ни отмывай, должна оставаться впитавшаяся в кожу грязь и сажа, стало гладким и чистым. Крони был другим человеком и вел себя как другой человек.

— Я — трубарь,— сказал Крони.— Ты позволишь мне сесть?

— Садись,— сказала Гера.— Но ты ведь мертв.

— Почему? — удивился Крони, усаживаясь в кресло, правда, не раньше, чем в кресло опустилась Гера.— Я жив.

— Но Спел сказал...

— Спел не верил, что я дойду. А я дошел и вернулся.

— Зачем?

— Чтобы помочь другим и тебе.

Правда была невероятна, и Гера защищалась от нее. Потом, не выдержав встречи с невероятным, она провалилась в тошнотворное облако обморока.

С того момента, как Крони, потеряв терпение, открыл дверь отмычкой и встретил Геру, он был поражен ее видом. И виной тому была не столько болезнь, которая успела многое сделать за прошедшие дни, а то, что образ Геры оторвался от самой девушки, воспоминание смешалось с улыбкой Наташи, и родился новый, скорее идеальный образ, которому Гера не соответствовала. Она оказалась и меньше ростом, и худее, и бледнее, чем должна была бы быть. Реальный облик Геры не привел к разочарованию, лишь вызвал жалость, желание успокоить.

Когда голова девушки упала, Крони бросился к Гере, опустился перед ней на колени, и рука его замерла в воздухе, потому что он не знал, что делать.

— Крони,— защекотало в ухе, и трубарю понадобилась секунда, прежде чем он понял, что это голос Круминьша.— Не бойся, мы все слышим и видим! Я передаю микрофон Аните.

— Крони, милый,— сказала Анита, вздохнула в микрофон, и Крони представил ее широкое доброе лицо, на котором кружками нарисованы карие зрачки.— Как только мы поднимем ее наверх, мы ее вылечим. Я ручаюсь.

— Спасибо,— сказал Крони. Он был благодарен Аните не столько за слова, сколько за то, как они были сказаны.

— А пока,— сказала Анита,— сделай следующее. Справа в твоем поясе есть карман. Вынь три красные пилюли, раствори их в воде.

Для того чтобы Гера выпила лекарство, ему пришлось приподнять ее голову. Гера стискивала зубы, и Крони уговаривал ее шепотом:

— Пей, пожалуйста, пей. Это не горько. Это тебе поможет.

Гера балансировала на неустойчивой планочке, протянутой между забытьём и реальностью. Голос Крони, рука, поддерживающая ее затылок, и вкус напитка сливались в умиротворяющую картину, сродни доброму сну. И когда она открыла глаза, то совсем рядом увидела глаза Крони и не испугалась, потому что они были добрыми.

И они замерли оба. Как будто боялись спугнуть это мгновение.

— Что это было? — спросила Гера.

— Лекарство,— сказал Крони.

Гера чуть кивнула. Она молчала. Впервые за много дней ей стало тепло.

— Наверху города нет,— сказал Крони.— Город разрушен.

— Я знала. Об этом говорил учитель. И отец.

— Но главное в этом. Все остальное — ложь.

— Что — ложь?

— Ложь то, что наверху такая же пещера, как и здесь, только обширней. На самом деле там нет пещеры. Там — поверхность.

— Поверхность?

— Ну как объяснить это тебе? Поверхность — это когда нет потолка.

Гера не стала спорить.

— Город разрушен,— сказала она.— И если выйти туда, заболеешь смертельной болезнью.

— Скорее заболеешь здесь,— возразил Крони.— Там лес, солнце, ветер, озера.

— А кто же дал тебе одежду?

— Чужие люди. Они прилетели сюда со своей земли, потому что думали, что здесь никто не живет.

Гера будто слушала увлекательную сказку. В ней говорилось о людях, что прилетели откуда-то. Наверно, на крыльях, как летучие мыши. Крони побывал в сказке и вернулся как сказочный герой, переродившийся в Огненной Бездне.

— Людям наверху не нужен наш город,— сказал Крони.— У них есть свой. Они ищут знание и хотят узнать, что случилось с нами.

— Им нас жалко?

— Они готовы помочь нам выйти наружу, чтобы мы могли жить как подобает людям. Как мы жили когда-то.

Порой бывает трудно растолковывать очевидное. То, что у самого тебя не вызывает сомнений.

— А что они возьмут взамен?

— Ничего,— сказал Крони.

— Почему они не пришли сами? — спросила Гера.

— Потому что наши могут испугаться, если увидят чужих.

— А они страшные?

— Нет, они такие же, как мы. Там есть девушка, похожая на тебя.

— И как ее зовут?

— Ее зовут Наташа.

— Наташа,— с трудом выговорила слово Гера.— Некрасивое имя.

— Нет,— сказал Крони.— Очень красивое имя.

Это имя услышал Такаси, сидевший в темном туннеле верхнего яруса, у заваленного лифтового колодца. Он улыбнулся, потому что ему тоже нравилось это имя.

— Ты не веришь в то, что наверху? — спросил Крони.

— Я хотела бы верить. Может, ты и прав. Вот переговорная трубка. Вызови моего отца.

— А ты уверена, что он согласится, чтобы люди вышли наверх?

— И те, кто внизу? И шахтеры, и ткачи, и трубари?

— Ну конечно же, им хуже, чем прочим.

— А кто будет работать?

— Мы все будем работать. Наверху.

— Не знаю,— сказала Гера.— Наверное, отец не согласится.

— И я так думаю. И он прикажет меня убить.

— Я позову брата,— сказала Гера. Гера сказала в переговорную трубку:

— Тайная стража? Господина Спела-младшего.

Она ждала, пока их соединят, чувствовала взгляд Крони и постаралась представить себе поверхность, на которой бушует большой ветер и раскачивается лес, схожий со сталактитами.

Прикрыв трубку ладонью, Гера спросила Крони:

— Сказать ему, что у нас гость?

— Не надо,— ответил Крони.— Люди Мокрицы могут подслушать.

— Это ты, Гера? — послышался голос Спела.— Что стряслось?

— У меня к тебе срочное дело. Ты должен немедленно прийти.

— Гера, я сейчас ухожу на очень важное задание. Вернусь вечером, и поговорим, ладно? — Спел старался не ссориться с сестрой.

— Брат,— сказала Гера,— когда я в последний раз просила, чтобы ты пришел? Вспомни.

— Ну, когда накрыли твоего Леменя. А что, он ожил?

— Спел, приходи немедленно. Немедленно.

Гера швырнула трубку и закрыла переговорную нишу.

— Он сейчас придет,— сказала она. На щеках у нее появились красные пятна, и она кашлянула, будто поперхнулась.

Спел стукнул три раза, и Крони услышал, как лязгнул замок.

Гера пошла встретить брата.

— Что с тобой? — Спел был очень зол.— Мне Мокрица голову оторвет. Он и так смотрит на меня крысой с тех пор, как мы украли трубаря.

— Проходи,— сказала Гера.— Есть дела поважнее, чем твой Мокрица. Я хочу, чтобы ты встретил нашего общего знакомого.

Спел ее не слушал. Он продолжал говорить, входя в гостиную:

— Пойми же, сейчас мы уходим. Мы нашли инженера Рази. Помнишь, того, что был с Леменем? Там есть наш человек...

И в этот момент Спел увидел Крони.

— Ты! — сказала он. И рука потянулась к поясу.

— Не сходи с ума,— сказала Гера.— Ты сам увел его отсюда. Чего же удивляешься? Это привидение.

— Привидение,— Спел попытался улыбнуться.

— Красавчик,— сказала с некоторым осуждением Анита, глядя в лицо Спела, занявшее весь экран телевизора.

Спел приблизился к Крони. На шаг. И остановился.

— Ты где был? — спросил он зло, будто Крони его ослушался.

«Что произошло?» — старался понять Спел. Вдруг весь этот маскарад — дело рук Мокрицы, который решил погубить Спелов? Но одежда была чужой — видно, трубарь все-таки побывал наверху. Значит, наверху живут люди, и все, чему учили Спела раньше,— ложь. А что, если те люди — давние враги Города, приславшие Крони, чтобы отомстить за прошлое? В любом случае Крони был опасен. Раз так, лучше иметь его в друзьях. Если Крони пришел мстить, он будет сначала мстить Мокрице. Иначе бы зачем он доверился Гере? И, перебрав все эти варианты, Спел улыбнулся открытой мальчишеской улыбкой.

— Рассказывай, трубарь,— сказал он.— Где был, что видел?

— Я теперь не трубарь,— ответил Крони.— Не называй меня так.

В общем ему было все равно, как его называют. Но Спела надо было поставить на место. Он никогда не будет доверять Крони, но пойдет за ним, если почувствует силу. Об этом говорили еще вчера, на совещании в палатке.

— Не сердись,— дружески улыбнулся Спел.

— Тогда слушай,— сказал Крони.

Крони был краток. Ему помогают Те, Кто Наверху. Он выведет людей наверх, к солнцу, но нельзя гнать людей наверх, как перепуганное стадо. Нужно объяснить людям, нужно обезвредить Мокрицу и тех, кто хочет удержать людей в своей власти.

— А тебе никто не поверит. Я тоже не верю,— сказал Спел.

— Поверишь,— ответил Крони.— Где инженер Рази?

— Мы его поймаем сегодня,— сказал Спел.

— А старик? — спросил Крони.

— Помер. Мокрица замучил.

— Это был хороший старик,— сказал Крони.— Он имел убеждения. И не отрекся от них.

— Мокрица тебя ищет. Он думал, что я украл опознавательный знак Леменя. Но я все свалил на тебя. Ты не в обиде?

— Чего же обижаться? Если бы ты не заметил знака, мне бы от Мокрицы не уйти.

Спел подумал, что это справедливо и выгодно ему.

— Ты мне обязан жизнью,— сказал он.— Я твой спаситель.

— Ты обо мне тогда не думал. О себе думал и о сестре. Что вы знаете о Рази?

— Ушел твой Рази и, видно, добрался до оружия. Нам одноглазый рассказал.

— Кто?

— У Мокрицы везде есть люди.

— Как зовут одноглазого?

— Откуда мне знать?

Спел находился в странном положении, хотя сам этого не сознавал. Борьба с чтецами-бунтовщиками была, на его взгляд, справедлива. Жалости к бунтовщикам он не испытывал. Того же, кто руководил этой борьбой, он ненавидел. А рассказывал об этом Крони, который был врагом Порядка, а значит, и Спела.

— Дальше,— сказал Крони, как человек, который имеет право спрашивать.

— Мокрица догадался, что ты успел передать инженеру Рази план города Предков. И инженер с его людьми спрятался там. Сегодня мы идем к ним.

— Ты хочешь,— сказала Гера, становясь перед братом и глядя ему прямо в глаза,— и дальше быть на побегушках у Мокрицы, пока он не решит от тебя отделаться?

— Не тронет он меня,— буркнул Спел.

— Как пойдет облава? — спросил Крони.

— С двух сторон. Один отряд спускается через служебные туннели. Второй идет от рудников. Над теплостанцией будет засада, в которую они попадут, когда будут бежать. Больше я ничего не знаю.

— Уже кое-что,— сказал Крони.— И на том спасибо.

— Я должен идти,— сказал Спел.— Вы же не хотите, чтобы Мокрица что-то почуял? И не советую тебе, Крони, идти вниз. Ты их не спасешь. А сам попадешь в ловушку.

— Когда начало облавы?

— Через три часа... теперь уже меньше.

— Тогда жди. Я решу, что буду делать, и найду тебя.

Спел погладил сестру по плечу и сказал: «Не болей». Этот жест вызвал в Крони нечто вроде симпатии к стражнику.

— Что ты решил? — спросила Гера, когда за Спелом хлопнула дверь.— Пойдешь вниз? Даже если я попрошу тебя остаться?

— Да,— сказал Крони.

— Я бы не хотела,— сказала Гера.

У нее была привычка смотреть людям в глаза, будто она могла читать, что в них написано.

— Ты не хочешь, чтобы я уходил? — спросил Крони.

— Не в тебе дело, Крони,— ответила она серьезно.— Ты — живой. А вокруг все мертвые. И Лемень был живой. Мертвые остаются, а живые умирают и не возвращаются. Когда тебя не было, я привыкла к тому, что и меня скоро не будет. Но ты вернулся и изменил мою жизнь. Мне не хочется умирать.

— Я вернусь,— сказал Крони.

И они услышали шаги. Твердые, уверенные шаги, которые уже приближались к спальне.

Гера замерла, оцепенела. Прошептала: «Отец». Крони быстро отступил к двери, нырнул за портьеру и прижался к простенку со стороны прихожей.

— У тебя кто-то был, Гера? — услышал он низкий уверенный в себе голос Директора.

— Доброе утро, отец. Брат заходил ко мне.

— Странно, что брат приходил к тебе сегодня.— сказал Спел.

— Я его звала.

— Ты лучше выглядишь.

В его голосе не было тепла. Он просто отмечал этот факт, как отметил бы перегоревшую лампу или сломанный лифт.

— Отец, зачем ты пришел?

— Какие бы ни были между нами размолвки в прошлом, ты моя дочь, и я твой отец. И надеюсь, что могу тебе доверять.

— Я тебе тоже доверяла, но ты предал меня.

— Я бы не спас Леменя, зато погубил бы себя. Мое положение опасно. Могут произойти перемены.

— Я тоже так думаю,— сказала Гера.

— Ты? Тебе что-нибудь сказал брат?

— У меня предчувствие.

— Больных людей иногда посещают оправданные предчувствия,— серьезно сказал господин Спел.— Это говорит о том, что они ближе к богу Реду, чем мы, здоровые.

— Но мое предчувствие говорит о Городе Наверху.

— Что? — Отец не понял.

— Оно говорит о том, что пришло время уйти отсюда наверх.

— У тебя начинается бред. Ты же знаешь, что наверху нельзя жить. Мои опасения куда более реальны. Сегодня ранним утром состоялся Совет Директоров. Его созвал Мекиль. Он сказал, что внизу возникла опасность для Города. Бунтовщики нашли склад с оружием, и он потребовал полной власти. Ты не удивлена?

— Нет, я же знаю Мокрицу.

— Я тоже знаю его,— сказал Спел.— И знаю, что его сказка о бунтовщиках рассчитана на то, чтобы испугать стариков, которых в Совете большинство, и изолировать людей энергичных и влиятельных — меня, Калгара и некоторых других. Если он добьется полной власти, мое будущее под угрозой.

— Ты пришел для того, чтобы рассказать мне об этом?

— И попросить твоей помощи. Есть еще одна вещь, до которой Мокрица хочет добраться. Ему не дают покоя наши фамильные драгоценности. Но он не знает о нише за твоей кроватью. Сегодня ночью, когда ты спала, я спрятал туда шкатулку. Я не хотел говорить об этом. Но потом подумал, что могут прийти ищейки Мокрицы и спросить, нет ли укромного места в твоих покоях. И ты, думая, что ниша пуста, покажешь ее.

— Я бы им ничего не сказала. Там лежит прядь волос матери. И письмо от Леменя.

— Да? Я не заметил.

Крони переступил с ноги на ногу и задел портьеру. И услышал рычание, словно дикий зверь бросился в его сторону. Крони отпрянул, прижался к стене.

Портьеры взметнулись, словно под порывом бури; низенький и очень толстый человек возник перед Крони.

— Не стреляй!— Гера бросилась к трубарю, заслоняя его.

Ответом была пуля.

Но Крони спасла Гера. В тот момент, когда раздался выстрел, она ударила отца по руке, и пуля пришлась в потолок. Рухнула штукатурка. Белый туман окутал комнату.

Крони бросился на Директора.

— На помощь! — крикнул Спел и закашлялся от пыли. Он бился, как огромный откормленный ребенок.

— Ударь его! — закричала вдруг Гера высоким, чужим голосом.— Ударь его! Пусть замолчит! Он хочет, чтобы прибежал Мокрица.

Но Крони не мог заставить себя ударить жирный и скользкий шар, который почему-то был отцом этой девушки, и не мог понять, откуда в Гере яростная ненависть к господину Спелу.

Вдруг Спел сдался. Он мешком обвис на руках Крони.

— Плохо мне,— простонал он.— Больно. Сердцу больно...

— Не верь ему, Крони,— сказала Гера.

Крони подтащил Спела к дивану в гостиной, тот упал на диван, и его затылок глухо стукнулся о стену.

— Дай воды,— простонал он.— Я умру... Я обязательно умру...

Он боялся смерти — самый богатый человек в крысиной норе.

— Лежите спокойно,— сказал Крони и вдруг увидел, как Гера подобрала пистолет.— Не вздумай стрелять!

— Он убил мою мать, он убил Леменя, он хотел убить тебя,— голос Геры был ровным и глухим.

— Верни пистолет,— сказал Крони.

И Гера подчинилась. Она протянула пистолет на раскрытой ладони.

— Спасибо, господин,— сказал Спел — Спасибо.

Может быть, появление Спела было удачей. Возможностью поговорить с одним из хозяев подземелья, когда тот напуган Мокрицей.

Крони сел в кресло и положил пистолет на колени.

— Я не причиню вам вреда,— сказал он.— Но должен сказать, что я вам не доверяю.

И вдруг Спел усмехнулся. Поняв, что его не убьют, он ожил.

— Неудивительно,— сказал Спел.— Ваше счастье, что я давно не стрелял. Что вы мне можете предложить?

— Новости,— сказал Крони.

— Это самое ценное, что есть в нашем мире. Я вас раньше не видел. Это странно. Вы любовник моей дочери?

— Это не имеет отношения к делу.

— Простите, имеет. От вашего отношения к моей дочери и к семье Спелов зависит многое. Например, судьба моих драго...

Спел замер посреди слова, ожидая реакции собеседника. Потом перевел взгляд на Геру. Гера отвернулась.

— Я пришел сверху,— сказал Крони.— Вам достаточно поглядеть на меня внимательнее, чтобы убедиться в этом.

Глаза Спела, уютно устроившиеся на сизых подушках щек, совершили быстрое путешествие по Крони, и это путешествие внесло разброд в мысли господина Директора.

— Но наверху жить нельзя!

— Когда последний раз кто-нибудь поднимался наверх?

— Разве это важно?

— Да. С тех пор прошло много лет. И наверху можно жить.

Значит, Спел все-таки допускает, что Город Наверху есть.

— Я раньше жил здесь. Иначе как я встретил Геру?

— Может быть. Дочь моя всегда стремилась к знакомствам вне своего круга. Наверно, это наследственное. Ее мать была взята мною снизу. Она была дочерью простого инженера...— Спел добродушно развел руками и добавил: — Это, разумеется, к вам не относится.

— Это относится ко мне в полной мере,— возразил Крони.— Раньше я был трубарем.

— Что же,— улыбнулся Спел.— Я был прав в отношении Геры. Но, должен вам сказать со всей искренностью, что и среди трубарей, наверное, встречаются приличные люди...

Речь Спела текла как ручеек по гладкому полу. Слова лились свободно, а мыслей за ними не было. Мозг был занят другим. Спел лихорадочно думал, какие выгоды извлечь из того, что узнал.

— Наше будущее наверху,— перебил его Крони.— И надеюсь, что вы, господин Спел, готовы стать на мою сторону.

— Разумеется,— согласился господин Спел.— Если жизнь наверху возможна и вы действительно тот, за кого себя выдаете, в будущем можно обсудить вопрос о постепенном переводе части населения в иные условия. Но это непросто. Вам приходилось встречаться с господином Мекилем?

— Послушайте меня, господин Спел. Вы же сами отдали власть Мокрице, чтобы он защитил вас от бунтовщиков. А теперь— страшно.

— Я осторожен. Это не раз мне помогало.

— Вы надеетесь перехитрить вашего друга?

— Как только его выдумка с заговором лопнет, он проиграл. Если вас прислал он, можете так ему и сказать.

— Тогда я должен вас огорчить. Заговор существует.

— У бунтовщиков нет оружия.

— У них есть оружие. Сейчас мы с вами, господин Спел, расстанемся. Я пришел сюда, чтобы показать людям дорогу Наверх...

— Вам никто не поверит.

— Уже верит ваша дочь. Уже верите и вы сами. И внизу у меня есть друзья, которые мне поверят быстрее, чем вы. Потому что вам в это верить не хочется. А они верили в это и раньше.

— Но я должен подумать,— сказал Спел.— Я не буду ничего предпринимать, пока не подумаю. Запомните мой личный номер: 888. Если вы скажете его в переговорную трубку, вас соединят со мной. Но учтите, что разговор может подслушивать Мокрица.

Спел поднялся и с некоторой опаской взглянул на пистолет на коленях у Крони.

— Вы не вернете...— спросил он без особой уверенности.

— Нет,— сказал Крони.

— Я и не ждал. Ну что же, до свидания, трубарь,— Спел подмигнул Крони, показывая, что поддерживает его игру.

Спел прошел в спальню дочери, и там его шаги замерли. Крони встал, но Гера прижала палец к губам: «Слушай».

Послышалось подавленное сопение, шорох. Через минуту раздался щелчок, и Спел в той комнате вздохнул. Шаги возобновились. Они были мягкими и редкими, словно Спел сначала ступал на носок и каждый раз замирал, прежде чем перенести вес тела на пятку.

— Он взял свою шкатулку,— шепнула Гера, приблизив губы к уху Крони.

Восстание в темноте

Крони стоял за углом переулка, ведущего к задней двери в дом Спелов. Улица была хорошо освещена — это был район знати. Мокрица оставил там охрану. Широкоплечий субъект с серым лицом, серыми волосами и синими губами лениво вышагивал по той стороне. Может, Мокрица его специально приставил к дому Спелов?

Как только субъект скрылся из глаз, появился разносчик, волоча на горбу бак с чистой водой. Кинув взгляд назад, чтобы убедиться, что никто за ним не следит, Крони пошел вслед за разносчиком, соизмеряя шаги с его шажками. Вода плескала через край и мокрыми пятнами темнела на камнях мостовой.

Вот и малый лифт верхних уровней. Этим лифтом пользовались для хозяйственных надобностей, он останавливался внизу, в складах магазина директора Калгара.

Кабина выплыла снизу и остановилась. Крони небрежно отодвинул решетку в сторону и вошел. Но не успел закрыть дверь.

— Эй, постой! — крикнул кто-то достаточно громко, чтобы не было сомнений в том, что человек в лифте его услышит.

Крони отодвинулся к задней стене кабины.

— Боялся, что не услышишь,— сказал, вбегая в лифт, стражник в поношенном мундире.— Тебе куда?

Стражник глядел на панель с кнопками. У него была манера человека, привыкшего командовать.

— Вниз,— ответил Крони.— В магазин.

— И мне туда же,— сказал стражник, будто своим признанием Крони обрадовал его. Он нажал на кнопку, лифт пополз вниз.

— Ты где служишь? — спросил стражник, обернувшись. Он еще не подозревал дурного. Так спросил, для порядка.

— У господина Калгара,— сказал Крони.

За решеткой следующего уровня белело чье-то лицо.

— Подождет,— сказал стражник весело.— Люблю когда холуи ждут.

— Но вдруг у его господина срочное дело?

— У господина? — Эта мысль стражника позабавила.— Скоро у этих господ срочных дел не будет. Мы их...

И стражник жестом показал, что случится с господами. Глаза у него были без ресниц, белые и сумасшедшие.

«Даже рядовые стражники уже знают»,— отметил про себя Крони.

— А кто же тогда будет?

— Тебя не касается.— И тут у стражника мелькнуло подозрение. В лифте было темновато, его освещала слабая лампочка на потолке. Стражник вгляделся в лицо Крони.

— Покажи знак,— сказал он, ткнув кривым пальцем в грудь Крони.

— Зачем вам, господин стражник? — спросил Крони удивленно.— Я ничего плохого не делаю.

Рука стражника потянулась к поясу.

— Стреляй! — тут же вмешался Круминьш.

За решеткой поблескивала каменная стена. Крони сунул руку за «молнию» куртки, выхватил бластер. Стражник сразу осел. Крони, не теряя ни секунды, нажал на кнопку, и лифт скрипнул, останавливаясь.

— Он не умрет? — спросил Крони.

— Нет, он временно парализован, не бойся. Очнется через полчаса.

Нежданная беда обернулась удачей.

Крони снял со стражника шапку. Труднее было снять куртку. Белая лампочка вызова в лифте мигала уже на трех разных уровнях. Куртка едва налезла на комбинезон.

— Скорее,— торопил Крони Круминьш.

— Сам знаю,— огрызнулся тот. Лифт поехал снова.

Крони стал перед решеткой и сурово взирал на желающих войти.

— Потом! — повторял он громко.— Подождете. Лифт остановился в складе магазина. Крони резко отодвинул в сторону решетку и сказал одному из ожидающих:

— Помоги его вытащить.

Люди испуганно раздались. Пожилой техник с готовностью вбежал в лифт и подхватил бесчувственного стражника. Тащить было тяжело, но больше помощников в толпе не нашлось, а Крони помогать технику не стал. Вокруг шептались.

— Сюда,— показал Крони, и техник привалил стражника к стене, рядом с длинным рядом бочек.— А теперь,— Крони поднял руку и указал на открытую дверь лифта, в которую никто не смел войти,— сматывайтесь, чтобы я вас не видел.

И через секунду он остался один.

Рядом стояли пустые бочки. Крони заглянул в ближайшую. Бочка была черная, немытая внутри, и от нее воняло. Крони поднатужился — стражник был тяжел — и перекинул его в бочку. Потом оправил мундир и широкими шагами направился к ближайшему выходу. Местный стражник отдал ему честь, и Крони чуть ухмыльнулся, возвращая приветствие.

Отомкнув решетку служебного туннеля, Крони оказался в знакомом полутемном мире коридоров, кабелей и труб, правда, не на своем уровне, а на несколько ярусов выше.

Продолжение следует