Журнал «Вокруг Света» №11 за 1989 год

Роджер Желязны, Фред Сейберхэген. Витки

Я вошел в дом и позвал:

— Кора?

Тишина.

Что ж, понятно, дуется. Я ведь сказал Коре, что просто иду гулять, и она, вероятно, беспокоилась. На душе у меня стало совсем муторно, и я сразу решил сделать ей что-нибудь приятное — обед, цветы и... — Кора?

И во второй комнате пусто. Неужели она так разозлилась, что переехала в гостиницу?

«Вас ожидает послание» — светилась надпись на экране телефона-компьютера. У меня в желудке возник ледяной ком.

Я пересек комнату, коснулся клавиши, и экран показал:

«Дон, обстоятельства складываются так что мне пора ехать. У нас был чудесный летний роман но думаю не следует придавать ему особого значения. Ты останешься в моей памяти. Кора».

Я осмотрел весь дом и удостоверился, что вещей Коры нет. Потом вернулся и сел у экрана. Конечно, по дисплею не проверишь почерк и роспись не сличишь. Но преподаватель языка, который так соблюдает пунктуацию...

Всматриваясь в экран, я пытался почувствовать на клавиатуре пальцы Коры, вводящие это послание. Я не отдавал себе отчета в своих действиях. Но где-то глубоко внутри осознавал, что заглядываю в компьютер, воспринимаю его электрическую жизнь; это было чувство сродни той полудремотной симпатии, которую я недавно испытал к электронному навигатору плавучего дома.

Потрясение от открытия или, вернее, повторного открытия такой силы внутри меня отступило на задний план перед иным. Я не мог найти пальцев Коры. Здесь были чужие пальцы...

Пришло время думать. Но даже мой вновь обретенный талант оказывался тут бессильным. Проклиная нашу ссору, я ругал себя за то, что оставил Кору одну, беззащитной перед похитителями. Я вернулся в Ки-Уэст, как на родную землю, в мой дом — мою крепость, где можно стоять насмерть,— вовсе не из-за денег (как я пытался уверить Кору), которые должны сегодня поступить в банк.

Банк?

Перед глазами, как при вспышке, вновь предстала захлопывающаяся дверь из старомодного матового стекла. То, что много лет назад я тайно обозначил,— только для себя, мысленно! — язык моего подсознания назвал теперь «Витки», Исследовательский отдел».

Банк...

Я вышел из дома, сел в машину и, подъехав к банку, встал на площадку в тени кокосовой пальмы.

Деньги должны поступить в полдень — в виде электрических импульсов по световодам, что тянутся под теми длинными мостами, по которым несутся легковушки и грузовики.

С каждым часом, с каждой минутой ко мне возвращалась память. Мысленно я устремился к банковскому компьютеру, и начался Эффект Витков.

Глава 4

Кликлик, и вперед, в волшебный город света и тьмы... Реки холодных электронных огней, огибающие геометрически правильные острова, текущие под мостами, останавливающиеся перед плотинами, тихо струящиеся здесь, с ревом несущиеся там... Огоньки, перемигивающиеся, как на дисплее игровой машины... Грохот... шорох...

Вот, поймал. Цепочка-символ с ежемесячной дотацией: 11111101000000, с моим именем. Я проследил ее до своего счета. Уведомление о получении с тем же кодом возникло, словно Феникс, из электрически потрескивавшего гнезда и стремглав помчалось в силовую линию, по которой прибыл этот перевод...

Я пометил его, ухватил, последовал за своим именем. Вдоль цепи кабельных трасс, подвешенных (отметил я на другом уровне сознания) на опорах, от острова к острову, по медным и оптико-волоконным проводникам, змеящимся по каналам, к расчетной палате Майами, через другой, еще более крупный город огней, и дальше вперед, вниз, вверх, вокруг, насквозь, от терминала к терминалу: Атланта, Нью-Йорк, Нью-Джерси и затем...

Нью-Джерси, правление «Ангро Энерджи».

Но тут напомнил о себе другой мир. Я смутно осознал, что кто-то стоит у моей машины на стоянке возле банка, смотрит на меня. Я не хотел возвращаться, но увы... Вернувшись в реальный мир, я посмотрел на назойливого прохожего.

В белом брючном костюме, невысокого роста, темноволосая, довольно симпатичная, с восточными чертами лица, она не сводила с меня глаз.

Я чувствовал, что должен ее знать, и потому опустил стекло.

— Как твои дела, Дон? Ты неважно выглядишь. Энн. Энн Стронг. Кроме имени, ничего не вспомнилось,

но им-то можно воспользоваться.

— Мне давно уже не было так хорошо. Что ты здесь делаешь, Энн?

— Меня ты, по крайней мере, помнишь...— сказала она.

— На мне пока рано ставить крест,— с улыбкой заметил я и вдруг выпалил: — По-прежнему любишь цветы?

— Их так много, и все они такие красивые,— ответила Энн.— Такие чистые... краски.

Что-то в ней... особенное. Не «краски» она хотела сказать, а другое слово, я чувствовал. У Энн действительно было особое отношение к цветам, но...

— Ты давно в городе?

— Нет.— Энн чуть качнула головой.— Тебе здесь нравится?

— Я постепенно привязался к нему.

— Понимаю. Но неужели же нет ничего увлекательнее, чем сидеть в машине на стоянке у банка?

— Жду откупных денег от «Ангро»,— бросил я частично наугад, прощупывая ее, а частично потому, что уже начал подозревать связь между ней и моим появлением у банка.

Энн нахмурилась, поджала губы, поцокала языком медленно качая головой.

— Кнутом и пряником... Старое правило.

— Ну, я-то кнутом не ограничусь.

— Откуда такая злоба, Дон?

— Почему ты здесь?

Приехала в банк получить по чеку и увидела знакомое лицо.

— Ладно. Тебя подбросить куда-нибудь?

— Я собираюсь перекусить.

— Есть одно приличное местечко. Прошу.

Она села в машину, и мы выехали на дорогу.

В голове зазвенели, предупреждая, колокольчики. Словно я уже нащупал причину, но она упрямо ускользала от меня. Неважно, решил я. По крайней мере, жизненно важно. В пропаже куска моей жизни и в исчезновении Коры из-за ее связи со мной виновата «Ангро Энерджи». Мне так казалось. Вот почему я собирался отправиться в Нью-Джерси и поднять там большой шум. Они вернут мне Кору, иначе я... что-нибудь сделаю. Что-нибудь разоблачающее или отчаянное. Или и то, и другое. Выбора у меня больше не оставалось.

Мы сели за маленький столик в углу, и я вдруг почувствовал зверский голод. Зеленый суп, салат, побольше мяса, охлажденный чай, пирог — я заказал все. Энн взяла салат и чай. Теперь я был совершенно уверен, что знал ее, когда работал в «Ангро». Но в каком качестве? Этого я не помнил.

— Хорошо, что ты здесь счастлив,— помолчав, произнесла Энн.

— Бывали времена и получше.

— Вот как? — Ее глаза расширились, к щекам, казалось, прилила кровь. Но только на миг. Лицо Энн тут же застыло.— Ничего, еще вернутся твои радости. Все придет.

Мне почудился аромат роз.

— Кто знает?

Она перевела взгляд на тарелку, подцепила вилкой листик салата.

— Кое в чем можно не сомневаться.

— Например? — отозвался я.

— Сотрудничество с властями предержащими приносит предсказуемые результаты.

В наши дни не поймешь даже, с чего начинать.

— Тебя что-то беспокоит?

— Да.

— А говоришь, что тебе здесь нравится.

— С удовольствием показал бы тебе окрестности,— заметил я,— но скоро самолет. В Нью-Джерси.

Я внимательно следил за ее лицом, надеясь уловить реакцию. Запахло жасмином. А выражение ее лица нисколько не изменилось, когда она сказала:

— Не глупи, Дон.

— Что же ты посоветуешь мне делать? — спросил я.

— Ступай домой. Никуда не уезжай. Рано или поздно с тобой свяжутся...

— Хорошо, давай напрямую. Где она? Энн покачала головой.

— Понятия не имею.

— Но ведь ты знаешь, что происходит.

— Я знаю только, что ты вспоминаешь вещи, о которых лучше забыть.

— Сделанного не вернешь. Я не собираюсь торчат; дома и ждать, когда зазвонит телефон.

Она положила вилку на тарелку, достала платок и промокнула губы.

— Мне бы не хотелось, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

— Мне тоже,— сказал я.

— Не надо лететь в Нью-Джерси. С тобой произойдет что-нибудь ужасное.

— Что?

— Не знаю.

Я судорожно вздохнул, и Энн торопливо вскочила на ноги.

— Извини.

Я сразу же поднялся и пошел за ней. Но она исчезла в туалете, и я в нерешительности остановился. Мимо проходила наша официантка с кофе.

— У женского туалета есть второй выход?

— Нет,— ответила она.

Я вернулся за столик и доел пирог. Выпил охлажденный чай, затем попросил кофе.

В туалет зашла седая женщина. Когда чуть погодя выходила, я к ней подошел.

— Прошу прощения, там нет невысокого роста девушки с восточными чертами лица, в белом брючном костюме?

Она поглядела на меня и покачала головой.

— Нет. Там никого нет.

Когда я расплачивался по счету, мне почудился голос Энн.

«Никуда не уезжай. Думаешь, сейчас у тебя неприятности? По крайней мере, ты жив. Сиди дома, не дразни собак».

Я огляделся по сторонам, но Энн нигде не было видно. И все-таки я почти физически ощущал ее присутствие.

— Энн,— пробормотал я,— что ты со мной СД" Ее смех смешался с ароматом цветов.

Глава 5

Дома я переоделся, закинул в сумку бритву и кое-какие мелочи, навел через компьютер справки о расписании полетов и убедился, что новых посланий для меня нет. Затем запер дверь, вновь сел за руль и направился к аэропорту.

Долгий полет — это как раз то, что нужно, если хочешь хорошенько все обдумать.

Я припарковал машину, нырнул в здание аэропорта и зарегистрировался у стойки, где мне дали талон на посадку. Оставалось еще немного времени, и я, взяв чашку кофе, прошел в зал ожидания. Впервые с момента пробуждения на меня ничего не давило, можно было расслабиться. Я уселся в кресло и отхлебнул горячей жидкости.

Кликлик?..

Расслабиться...

Кликлик.

Я смежил веки и почувствовал вокруг себя пульсирующую сеть электронной активности — практически вездесущей в наши дни и все же сосредоточенной в большой степени в определенных местах. Например, в аэропорту, с его обилием перерабатывающих информацию устройств.

«Привет,— сказал я.— Ты успокаиваешь и нежишь». Проходящие волны массировали мой мозг, но я ни о чем не думал. Не входил в компьютерную сеть и не считывал...

Через несколько минут я вынырнул из электронного потока, сделал глоток кофе и взглянул в окно на подкатывающий по полосе самолет. Несмотря на предупреждение Энн, я все же верил в успех своей миссии.

Однако каким образом им стало известно, что я вспомнил нечто запретное?

Ну, конечно, Багдад. Возможно, за мной вели наблюдение. Просто на каком-то пульте вспыхнула красная лампочка, когда я купил билет в Мичиган: или когда врач-психиатр затребовал сведения обо мне через банк медицинских диагностических данных. А может быть, мой плавучий дом и квартира прослушивались. Или... Да могло быть все, что угодно! Собственно, неважно, что именно вызвало сигнал тревоги. Главное, они заподозрили, что я вспомнил что-то для них крайне нежелательное.

Что?

Я напрягся. Компьютеры. Компьютеры... Компьютеры?.. Нет, пока чересчур туманно. Кора нужна им, чтобы давить на меня, и теперь для контригры мне необходимы эти воспоминания — вдруг одного моего обещания держать язык за зубами окажется недостаточно? Я надеялся, что по пути память вернется. А если нет, придется блефовать. Они напуганы — иначе бы не пошли на риск. Это может оказаться мне на руку.

Даже тогда я не очень беспокоился о своей личной безопасности. В конце концов, пожелай они, меня давно бы уже убрали. А они, напротив, выбрали более сложный путь — лишь стерли у меня определенные воспоминания.

Самолет остановился, пассажиры вышли. Через несколько минут багаж был выгружен, салоны убраны, баки заполнены горючим. Работник аэропорта объявил, что можно пройти на посадку.

Я недоверчиво потер глаза. Что-то в его облике было не так.

Кожа его позеленела, над нижней губой нависли два длинных изогнутых клыка. Что это — шутка, розыгрыш? Однако другие пассажиры спокойно пошли к выходу, и я, взяв сумку, сделал то же самое. Если их это не беспокоит...

Все же я, наверное, смотрел на него необычно, потому что, проверяя билет, он мне улыбнулся — поистине жуткое зрелище. Я проследовал дальше.

И замер, выйдя из здания. Самолет исчез. На его месте стоял огромный старомодный катафалк. Темная деревянная карета с черными шторами была запряжена рослыми черными конями с траурным плюмажем. Кони фыркали и били копытами. Я повернулся, не в силах идти вперед. Я знал, что погибну, если...

Кликлик?..

Я начал узнавать правду о себе, и теперь меня недвусмысленно предупреждали.

Кажется, я повернулся, уже решив искать новые способы совершить путешествие. Но подумал о Коре и о том, что должен взойти на борт во что бы то ни стало.

Плотно сжав веки, я положил руку на перила и одну за другой стал преодолевать ступени. Взобравшись наверх, я услышал удивленный женский голос:

— Вам плохо?

— Да,— ответил я.— У меня непреодолимый страх перед полетами. Пожалуйста, проводите меня до места.

Меня взяли за руку, повели за собой. Я дважды приоткрыл глаза в надежде быстро сориентироваться.

Салон, зловеще освещенный свечами, был наполнен ухмыляющимися вампирами и чудовищами. Я не смел взглянуть на свою проводницу, страшась увидеть богиню смерти, предвещающую мою кончину. Успокаивало лишь то, что у меня, видимо, не совсем нормальное состояние — в конце концов, вмешательство психиатра затронуло самые недра моего сознания... Да, так и будем считать, решил я, таким образом все сводится к здоровью. Я пока еще умом не тронулся...

Тронулся?.. Мы тронулись с места. С одной стороны, я понимал, что самолет поворачивает, двигаясь по взлетной полосе. С другой стороны, слышал зычное ржание и цокот копыт. Фургон болтало, колесные оси скрипели.

Кликлик.

Я двигался по морю тьмы в собственном мирке света целую вечность, пока по динамикам не объявили посадку в Майами. Я прекрасно понимал произнесенные слова, но в то же время слышал и другое: траурный перезвон бронзового колокола и мрачный голос, извещающий, что Дональд Белпатри сейчас будет брошен в геенну огненную и останется гнить там, пока плоть не слезет с костей. Я едва не закричал тогда, но прикусил губу и до боли, до хруста в суставах сжал кулаки.

Мы приземлились, и, когда самолет замер, видение тут же оставило меня в покое — устроило передышку? просто сдалось после благополучного прибытия?.. Я открыл глаза и увидел, как самые обычные люди отстегивают ремни и собирают вещи. Все старательно избегали моего взгляда. На выходе я снова поблагодарил стюардессу и, живой и невредимый, добрался до вокзала.

Там нашел свою секцию, зарегистрировался, зашел в туалет, осушил у автомата две банки холодной, как лед, кока-колы и занял место в зале ожидания поближе к проходу на посадку — как мог приготовился к возвращению галлюцинаций. Все это я делал чисто механически, стараясь ни о чем не думать. Но стоило мне сесть, как вновь стали одолевать неприятные мысли.

Могли ли беспокойство и тревога — естественная реакция на медицинское вмешательство и исчезновение Коры — под воздействием реальной, высказанной мне угрозы проявиться на столь ярком параноидальном уровне? Так глубоко психологию нам не преподавали, но это казалось возможным — учитывая те нервные стрессы, которые я перенес.

Преподавали? Я внезапно понял, что учился в университете. Где? В Денвере?.. Вроде бы там. Однако до защиты диплома дело не дошло. Почему?

Снова тупик. Но осталось ощущение, что Энн как-то связана с моим университетским срывом. Да, я знаком с ней еще с тех пор.

Энн... В чем ее слабость? В чем ее сила? И тем, и другим она была наделена щедро. Казалось чрезвычайно важным вспомнить это... Но и здесь все было заблокировано.

Я рвался, рвался из всех сил. Если память об Энн для меня закрыта, как насчет «Ангро»? Компания «Ангро Энерджи», моя бывшая хозяйка... Компьютеры. И я. Но не программист, не специалист, к примеру, по системном анализу. Я работал в каком-то особом качестве — очень особом, очень ценном для «Ангро» — пользуясь, да, пользуясь своей уникальной способностью общаться с машинами. Я был слишком важен для компании, даже когда, непосредственная необходимость во мне отпала. Но, все можно, в один прекрасный день я снова понадоблюсь.

Объявление о начинающейся через пять минут посадке ворвалось в мои мысли, перемешало их. Но все же шаг вперед сделан. Теперь бы только вспомнить какие-нибудь подробности, вспомнить тех людей...

Объявление, похоже, послужило сигналом для выхода на сцену целой ватаги неврозов, до поры до времени притаившейся за кулисами. Когда я встал и повернулся к проходу, предъявив билет контролеру, все будто померкло и поплыло: передо мной зияла сырая темная пещера, и какие-то похожие на змей твари копошились под ее сводами.

Цепляясь за последние крохи реальности, я прикинул, что до поворота шагов пятьдесят, закрыл глаза и, касаясь левой рукой стены, двинулся вперед, не думая ни о чем, только шагая, только считая...

Пятьдесят!

Открыв глаза и увидев, что нахожусь почти у цели, я побежал. За поворотом меня ждал катафалк, еще шире прежнего, еще длиннее.

— Забыл очки,— обратился я к стюарду.— Совсем не вижу номеров...

Стюард был полон сочувствия ко мне, но пока он провожал меня до места «13А» — у самого иллюминатора, — у него появился третий глаз, оранжевая кожа и зеленые волосы.

Я пристегнулся, пихнул сумку под переднее кресло и съежился, дрожа всем телом. Бормочущие невнятные голоса по сторонам казались частью зловещего заговора, направленного против меня. Я ругался, возносил молитвы и наконец снова влился в электронную систему самолета.

Но отвлечения неизбежны — полет долгий.

Я услышал, как стюард предложил мне что-нибудь выпить, и попросил двойной скотч. Протягивая деньги, я умышленно не глядел в его сторону, но при этом невольно посмотрел в иллюминатор.

Иллюминатора не было. Меня окружало открытое пространство, как я почему-то и предполагал. Внизу клубились облака. Мы сидели в длинном широком экипаже, и дьявольская упряжка черных как смоль, увенчанных кривыми рогами, изрыгающих огонь лошадей мчала нас к виднеющейся вдали вершине,— я знал, это Брокен,— где мерцали вспышки, в небе колыхалась гигантская тень, а под ней плясали крошечные фигурки...

Мои сотоварищи-пассажиры... Все уродливые, злобные, у каждого на коленях черная кошка, рядом — помело, вокруг мечутся летучие мыши... Мы направлялись на шабаш ведьм, и, разумеется, я знал, кому уготовано быть жертвой...

Принесли мой заказ — жидкость отвратительного желто-зеленого цвета, с какими-то маслянистыми пятнами на поверхности.

Я взял стаканчик и закрыл глаза. Понюхал — скотч. Сделал большой глоток и поперхнулся. Скотч.

В желудке разлилось тепло. Сидя с закрытыми глазами, я твердил себе, что нахожусь на борту самолета, летящего в Филадельфию. Протянул руку и коснулся холодного стекла иллюминатора; ощупал спинку переднего кресла. Некоторое время слушал бортовой компьютер. Я думал о Коре...

Да, Кора, я иду. Так легко меня не остановить — всего лишь несколькими демонами, упырями, чудовищами. Это было бы верхом иронии: обрести столь многое — тебя, свою истинную личность — и сразу все потерять, слетев с катушек. Нет, я должен верить, что все это служит высшей цели — рациональности. Именно так...

Я сделал еще глоток. Уже чуть лучше. Пока, по сути, я совершенно невредим. И разве участники шабаша не расслабились сами, потягивая из своих стаканчиков? Вздохни, Белпатри. Когда это ты бросил курить? Ты вроде бы имел обыкновение...

А затем чаши весов дрогнули, и я понял, в чем дело.

— Не желаете перекусить, сэр?

Отказываясь, я машинально открыл глаза. Стюард казался все тем же чудовищем, но мой взгляд упал вниз, на открытый храм с колоннами и скульптурами, где юноши играли на флейтах, а девы танцевали. Посреди храма на неком подобии алтаря, меж пылающих жаровен, две седовласые старухи раздирали младенца на куски и перемалывали челюстями его косточки, то и дело вытирая измазанные кровью рты. Они почувствовали мой взгляд, подняли головы и затрясли кулаками.

Кошмарная картина и все же почему-то знакомая...

— «Снег»! — вырвалось у меня.— «Снег»! Черт побери, помню!

Сон Ганса Касторпа из главы «Снег» романа Томаса Манна «Волшебная гора». Изучая в университете литературу, я прочитал эту книгу, о чем и упомянул Энн. Оказывается, она тоже читала ее. Как-то мы целый вечер обсуждали значение этой сцены, слияния аполлонического и дионисийского, классического и бесформенного, интеллектуального и эмоционального...

Энн знала, какое впечатление произвел на меня когда-то «Сон».

Я глубоко вздохнул и уловил запах ландышей. Этот аромат все время исподволь сопровождал меня, погребенный под лавиной других ощущений.

Моя дорогая Энн, сказал я про себя, если слышишь, что я сейчас думаю,— можешь убираться к черту! Ты дала промашку, я тебя раскусил. Того, что ты делаешь, недостаточно.

Видение подо мной замерцало, стало расплываться. Меня вновь окружали нормальные люди, сидящие в салоне самолета. Я не сходил с ума, моя психика не выворачивалась наизнанку. Энн каким-то образом внушала мне иллюзии. Но пустые и бесплотные.

Глава 6

Змей цвета морской волны, обвившийся вокруг фюзеляжа, растаял, когда мы зашли на посадку. Самолет мягко коснулся бетона и без промедления подкатил к своему терминалу.

У выхода из туннеля, на сей раз свободного от чудовищ, ко мне приблизился сотрудник аэропорта — невысокий темноволосый крепыш в новенькой с иголочки форме.

— Мистер Белпатри?

— Да.

— Дональд Белпатри?

— Точно.

— Прошу вас следовать за мной.

Мы прошли по короткому коридору, и передо мной распахнули дверь.

В зале было четыре человека — трое мужчин и женщина. Двое мужчин принадлежали к свите — я это сразу понял: высокие, молодые, с короткими стрижками, атлетически сложенные; рубашки с открытым воротом под светлыми пиджаками — типичные телохранители. Они стояли немного позади седовласого, радушного вида мужчины постарше, который сидел лицом ко мне. На нем был темный, отлично скроенный пиджак, белая рубашка, строгий галстук. На столе стояла бутылка минеральной воды, и все трое держали по стакану прозрачной искрящейся жидкости. В отличие от женщины, в руке у которой был большой старомодный бокал. Женщина сидела справа от седовласого. Броские черты лица — очевидно, квартеронка — и почти бесцветные волосы. Лет около сорока. Симпатичная желтая блузка с оборками, нить черных бус вокруг шеи. Она располнела с последней нашей встречи — я заметил это, когда она вместе с мужчиной поднялась мне навстречу. Мари... Мари Мэлстренд, вспомнил я так же внезапно, как и то, что вообще ее знал. Однако больше моя память о ней ничего не подсказывала.

Оба улыбались.

— Как поживаешь, Дон? — спросил Босс.

Босс... Как мы почти всегда его называли. На самом деле председателя правления «Ангро Энерджи» звали Крэйтон Барбье.

Мы?.. Я не мог сказать точно, кого имел в виду под этим местоимением, здесь мне память изменяла. Но себя я смутно воспринимал членом некой особой группы, которая работала на Босса. Мари... Мари была одной из нас.

— В последнее время весьма интересно,— ответил я.— Как вы узнали, что я прилетаю этим самолетом?

Он прищурил левый глаз и улыбнулся — на языке его мимики это означало, что Босс считает вопрос глупым. Разумеется, я должен понимать, что ему известно все...

— Я беспокоюсь о тебе, Дон,— сказал он и, подойдя ближе, сжал мое плечо.— Ты неважно выглядишь. Я полагал, мы заботимся о тебе лучше. Устал от Флориды?

— Я от многого устал.

— Безусловно,— согласился Босс, тронув меня за руку.— Прекрасно понимаю. Не всякому по душе ранняя отставка.— Я позволил подвести себя к столу.— Выпьешь?

— Спасибо. Не сейчас.

— Но ты же знаешь — такие обстоятельства...— продолжал Босс, сделав глоток из стакана.— Пришлось порядком повозиться, чтобы вовремя вывести тебя из-под удара.

Он сел и посмотрел на меня открытым, прямым взглядом.

— Видит бог, ты это заслужил. Ситуация сложилась довольно деликатная, и рисковать было нельзя. Однако ради хорошего человека стоило похлопотать.

— Дональд...— произнесла Мари, прежде чем я успел что-либо сказать. Она протянула руку, и я машинально пожал ее.

— Как ты поживаешь, Мари?

— Неплохо,— ответила она.— С каждым днем мои способности растут. О чем еще можно мечтать?

— Действительно,— промолвил я, ощущая под маской ее улыбки определенную враждебность.

— Я много о тебе думал, Дон,— вновь заговорил Босс.— Знаешь, нам тебя недоставало. Здорово недоставало.

— Где Кора? — спросил я, поворачиваясь к нему.

— Кора? — Он нахмурил брови.— Ах, Кора... Конечно. Кто-то мне о ней говорил. Девушка, с которой ты в последнее время встречался. Знаешь, Дон... готов поспорить, что она не выехала даже за пределы штата. Спорю, что она там, в Кис, и сейчас тебя разыскивает. Сперва надула губки и ушла, а потом спохватилась. Тебе следовало оставить ей записку.

Я немного смутился, потому что в принципе такая возможность существовала.

— Знаешь, я не думаю, что тебя на самом деле привели сюда поиски,— заговорщически сказал он.— Может быть, ты себя в этом убедил, но причина в другом. Я думаю, что тебе стало лучше, чем несколько лет назад. Ты пришел к нам — возможно, не отдавая себе отчета,— потому что устал бить баклуши. Я думаю, ты хочешь вернуться на прежнюю работу.

При этом он посмотрел на меня очень внимательно — я бы сказал, с надеждой.

— Я не очень-то хорошо помню свою прежнюю работу... Кора здесь?

— Мы могли бы использовать тебя, если ты готов,— быстро продолжил Босс.— Безусловно, с ощутимой прибавкой к жалованью. Не хочу, чтобы мои люди страдали от инфляции. Конкурентная борьба ожесточилась, ты знаешь? Преимущества, которыми мы располагаем в области солнечной энергетики, улетучиваются буквально на глазах. Черт побери, правительство везде сует свой нос! Да и другие ребятки шпионят за нами похлестче Джеймса Бонда. Должен признать — они пользуются хитрыми трюками, и нам недешево обходится держать их на расстоянии. Хотя они и в подметки не годятся моим лучшим людям. Тебе ясно, что я имею в виду? Бьюсь об заклад, ты им сто очков вперед дашь.

— Может, да, а может, нет,— уклонился я.— Но сейчас речь о Коре. Вы знаете, где она?

— Ах, Дон, Дон...— Он вздохнул.— Ты будто не слышишь моих слов. Мы на самом деле можем вновь тебя использовать. На меня поглядывают косо, но я действительно считаю личных помощников членами своей семьи Кажется, все бы сделал, чтобы внести в их жизнь немного больше света.

— Кора...— выдавил я сквозь стиснутые зубы.

— Возможно, даже помог бы тебе отыскать подружку.

— То есть вы не знаете, где она?

— Не знаю,— ответил Барбье.— Но мы поможем тебе если ты поможешь нам.

— Я думаю, вы лжете.

— Ты огорчаешь меня, Дон,— сказал он.— Со своими людьми я стараюсь вести дела без обмана.

— Ладно. Я знаю, что вы всему ведете строгий учет как делам, так и делишкам. Давайте убедимся. Я хочу проверить закрытое досье «Дубль-Зет».

— А еще жалуешься на память. Верно, ты много работал в «Дубль-Зет». Пожалуй, такое трудно забыть. Хорошо. Обидно, что ты не веришь мне на слово, но, пожалуйста, проверяй. Все, что угодно. Можем пойти взглянуть хоть сейчас.

Не вспыхнули ли насмешливо глаза Мари, когда она подняла и осушила бокал?

Босс подал знак телохранителям. Один открыл дверь — не ту, в которую вошел я,— другой проследовал наружу. Мари подхватила с пола свою сумочку и вместе с Барбье направилась к двери. Я за ними.

Мы вышли на маленькую частную стоянку. Первый телохранитель уже садился за руль лимузина. Легкость, с которой Босс согласился отвезти меня в святая святых для проверки секретных архивов, показалась мне более чем подозрительной.

Лимузин заурчал и тронулся с места.

Вы очень любезны,— сказал я.— Но я не готов заниматься проверкой прямо сейчас. Мне бы хотелось, чтобы при этом присутствовал мой адвокат.

— Адвокат? — переспросил Босс, поворачиваясь ко мне.— Брось, Дон! Это должно остаться сугубо между нами. Мыслимо ли, чтобы какой-то законник копался в самых деликатных наших делах!

Я приду утром, через парадный вход,— сказал я,— с адвокатом. Надеюсь, что я получу ответы на многие свои вопросы. Например, что же я такого сделал, что мне пришлось промыть мозги и отправить «на пастбище». Да-да, я и об этом хочу поговорить.

Автомобиль подкатил к нам, остановился.

Стоявший рядом с Боссом телохранитель шагнул вперед и открыл дверцу. Я отступил назад, расслабился: вдруг они попытаются заставить меня сесть в машину силой. Тогда...

Что ж, очень жаль, что ты настроен таким образом,— проговорил Барбье.— Мне на самом деле жаль, что мы не можем найти общий язык, как в былые времена... Но будь по-твоему. Приводи своего человека утром, я согласен.

Он и Мари сели на заднее сиденье.

— До свидания, Дональд.

Я проводил взглядом отъезжающую машину. Вот так развязка! Все оказалось чертовски просто...

Неужели я ошибся в оценке ситуации?.. У меня была амнезия. А вдруг и все видения на пути сюда — натуральные галлюцинации Белпатри? Могу ли я полагаться на свои суждения? Что, если у Коры просто лопнуло терпение, и она ушла? Вполне возможно.

Нет, в этом направлении лежит... Я хохотнул. Дальнейшее сумасшествие? Ну, за работу, ноги, уносите меня отсюда. Я огляделся по сторонам. Единственный выход со стоянки вел на платформу автоматического монорельсового поезда, которым пользовались для передвижения в пределах аэропорта.

Поднявшись по ступеням на платформу, я увидел кнопку на столбе, а ниже кнопки — табличку с инструкцией. Это была особая платформа. Вагончики останавливались здесь только в том случае, если кто-нибудь из особо важных лиц нажимал кнопку. Идея, очевидно, заключалась в том, чтобы зеваки и бездельники из обыкновенной публики не могли сойти на этой остановке.

Я нажал кнопку.

Через несколько секунд появился вагончик с единственным пассажиром, сидящим ко мне лицом. Чем-то он мне показался знакомым, но я зашел в вагончик.

Седой мужчина неопределенного «среднего возраста». С последней нашей встречи он отпустил густые бакенбарды, по широкому носу расползлась сеть прожилок; тело раздалось, обрюзгло, ярче обозначились мешки под светло-голубыми глазами.

— Малыш Уилли...— произнес я.

Нет, на плавучем доме там, во Флориде, я видел не его. Но словно бы еще тогда память и воображение слились воедино, чтобы предупредить меня о чем-то.

— Спаси и помилуй, никак мистер Белпатри! — воскликнул он звонко и почти музыкально.

Когда-то этот волшебный голос был известен всей стране. Малыш Уилли драл глотку, проповедуя слово божие, сперва на улицах, потом в залах и наконец перед миллионами по телевидению. Были исцеления и восславления, а затем была история с девочкой в Миссисипи -аборт, попытка самоубийства... Фирма Малыша Уилли лопнула. Уголовного наказания не последовало, но верующие лишились возможности знакомиться с его толкованиями деяний господа.

Мэтьюс,— сказал я и, зачарованный его присутствием, сел рядом, вспоминая с каждой секундой все больше и больше.

Но я отметил и явную перемену в нем — перемену к худшему. Вместе со слабым запахом спиртного от него, казалось, исходило само Зло. И, как ни странно, я был рад, потому что это означало, что я не ошибался и не сошел с ума.

Вагончик не двигался, стоял с открытыми дверями, но тогда я не придал этому значения.

— Как дела на рынке энергии? — спросил я, потому что он был членом нашей группы — это я знал точно, хотя роль группы до сих пор представлял весьма туманно. Интересно, чем именно занимался Мэтьюс?..

И вдруг вспомнил — вернее, почувствовал на себе. У меня внезапно перехватило дыхание, в груди разлилась боль, отдающая в левую руку.

...Однажды, давным-давно, я отправился с Малышом Уилли к нему домой, где мы за вечер «уговорили» целую бутылку. Прямо на виду, на маленьком столике у окна, лежала Библия, что мне показалось не совсем уместным при нынешней его работе. Она была раскрыта на псалме 109, почти полностью подчеркнутом. Позже, когда нас обоих уже порядком развезло, я спросил его о днях его проповедничества:

«Сколько во всем этом было трюков и обмана? Ты действительно верил в то, что говорил?»

Малыш Уилли поставил стакан и поднял глаза, поразив меня их детской голубизной, которая так хорошо смотрелась на экране.

«Верил,— ответил он просто.— Клянусь, вначале я был полон огня Господня. Я верил. Я надрывался, читая из священного писания и потрясая Библией. Я был ничуть не хуже Билли Грэхема, Рекса Хамбарда... любого из них! Даже лучше! Когда я молил об исцелении и видел, как калеки выбрасывают костыли и идут, как прозревают слепые, я знал, что осенен благодатью, и я верил.— Он отвел взгляд в сторону.— А однажды я разозлился на газетчика,— медленно продолжил Малыш Уилли.— Прошу его отойти, а он ни в какую! «Черт бы тебя побрал! — подумал я.— Чтоб ты сдох, ублюдок!» — Малыш Уилли на мгновение умолк.— А он так и сделал — свалился и отдал концы. Доктор сказал — сердечный приступ. Но газетчик был молодым крепким парнем, и я-то знал, чего желал ему в глубине души. Тогда я стал думать — ведь не пойдет же Господь на такое для своего слуги? Исцеление — безусловно, ради спасения душ. Но убийство?.. Я стал думать — может быть, сила моя проистекает не от Господа? И Ему все равно, как я ей пользуюсь. Ему все равно, проповедую я или нет. Не Святой Дух движет мною, вызывая исцеления, а нечто внутри меня самого, что может лечить, а может и убивать. Тогда-то я и начал блудить, пить и все такое. Тогда-то и появились обман, грим, телевизионные камеры и подсадные утки в толпе... Я утратил веру. Существуем лишь мы, животные, растения и камни; больше никого. Смысл жизни в том, чтобы урвать побольше да поскорее, ибо дни сочтены и время бежит быстро. Бога нет. А если и есть меня Он уже не любит».

Малыш Уилли залпом выпил, вновь наполнил свой бокал и заговорил на другую тему. С тех пор мы с ним общались только по делу.

...А делом его было убийство. Инфаркт, кровоизлияние в мозг — естественные причины смерти. Сила в нем была. Думаю, он ненавидел себя и вымещал эту ненависть на людях. За деньги «Ангро». А теперь он сжимал мое серди и в считанные секунды я должен был умереть.

Я попытался встать и тут же повалился назад. Малыш Уилли не спешил прикончить меня. Что-то новенькое неприкрытый садизм. Он хотел насладиться моими мучениями, моей медленной смертью.

Когда я скатился с сиденья на пол, в голове, как сигнал тревоги, возникла схема компьютизированной системы управления вагоном. Не отдавая себе отчета в том, как я это делаю, я пытался заставить вагончик отвезти меня туда, где могли оказать помощь. Я дотянулся до дверей, только что захлопнувшихся, но не смог их развести. Я тянул и толкал правой рукой — левая будто пылала. Сквозь стекло смутно виднелась фигура... крупного мужчины... третий телохранитель, наверное. Он стоял и смотрел, как я корчусь от боли.

Надо мной нависло лицо подавшегося вперед Мэтьюса — баки и длинные пожелтевшие зубы. Меня обволакивали густые винные пары, но я тянулся изо всех сил.

Вагончик внезапно дернулся, заходил ходуном. Малыша Уилли скинуло с сиденья.

Боль в груди ослабла; неожиданно открылись двери.

Я полувыпал, полувыкатился на платформу и пополз прочь. Единственное спасение от атак Мэтьюса — расстояние. Если удастся отойти на расстояние броска камнем, убить меня он уже не сможет.

Заставив себя подняться на ноги, я, качаясь, сделал шаг и едва не упал, когда накатила новая волна слабости. На лице того, что ждал на платформе, отразилось удивление — от Мэтьюса никто еще не уходил. Вагончик позади все еще дергался и скрежетал, когда телохранитель опомнился и кинулся ко мне.

Он занес ногу для удара, и мое тело среагировало раньше, чем память. Я и представления не имел, что у меня в этом деле были какие-то навыки.

Рука со сжатым кулаком успела поставить блок. Телохранитель потерял равновесие, опрокинулся назад, покатился к краю платформы и упал на путь, где над узким дорожным полотном проходил монорельс.

Обернувшись, я увидел, что Мэтьюс не удержался на ногах в дергающемся вагончике. Алкоголь и возраст замедлили его реакции. Он попытался подняться, но вновь упал, на этот раз ближе к двери. Тогда он начал ползти и уже почти выбрался наружу...

Со злобным ударом двери захлопнулись, прочно сдавив Мэтьюса. В тот же миг вагончик тронулся с места, и с полотна, куда упал телохранитель, раздался крик. Я не стал смотреть вниз. Хрустящий звук, резко оборвавшийся крик, характерный запах...

А меж дверей удаляющегося вагончика виднелась голова Мэтьюса — сведенное судорогой, налившееся кровью лицо, беззвучно шевелящийся рот.

Волна тошноты нахлынула и отошла. Я огляделся по сторонам. Монорельсовое полотно казалось самым лучшим путем бегства. Не глядя на бесформенную груду внизу, я спрыгнул и побежал в сторону, противоположную той, куда ушел вагончик.

Не знаю, долго ли я бежал, может быть, несколько минут. Затем я почувствовал дрожь под ногами и решил, что где-то поблизости, за окрестными строениями, взлетает или садится самолет. Но дрожь усилилась, и вскоре к ней добавился звук — на меня несся вагончик.

Я уже собрался отпрыгнуть в сторону, но вагон вдруг стал тормозить. Никакой платформы рядом не было, но он остановился и открыл двери. Я подбежал и вскарабкался в салон.

Двери за мной захлопнулись, и вагон вновь набрал скорость, помчавшись в том направлении, откуда появился.

Я ухватился рукой за одну из свисающих петель и стоял, переводя дух. Пассажиры, конечно, не могли не обратить на меня внимания, и я почувствовал безрассудное желание рассмеяться.

— Контрольные испытания,— пробормотал я.— К предстоящему визиту папы римского.

На меня продолжали смотреть, но вскоре показалась запруженная людьми платформа. Вагон остановился, как и положено, двери открылись. Я вышел, сразу затерявшись в толпе, пригладил волосы, поправил одежду, отряхнул пыль и тут только понял, что меня трясет. Mною овладело желание повалиться на ближайшую скамейку. Однако только что позади захлопнулся смертельный капкан — шестерни все еще вращаются, рычаги пляшут противовесы ходят, но что-то или кто-то вмешался, поменял передаточное число, изменил баланс сил в мою пользу, и неприятное отступило: ведь я остался жить... Было бы глупо и нелогично, свалившись сейчас на месте, свести все это на нет. И я устоял.

Продолжение следует

Перевели с английского В. Баканов и А. Корженевский