Гламурная невинность

Глава 9

Небольшая горстка людей окружила стоявший на возвышении казавшийся узким и длинным очень элегантный гроб красного дерева. В гробу лежала Надя Газанова. Тщательно загримированная, она была похожа на спящую. Часть лица, обезображенная смертельной травмой, была прикрыта тугим блестящим локоном. Вокруг лица, искусно напудренного и нарумяненного, и пышной прически – срезанные головки белоснежных и кремовых роз. Никаких кружев, никаких ритуальных лент, ничего – одни лишь живые цветы. Хитов, весь в черном, поддерживал под локоть закутанную в черный газ Шевкию. Она, казалось, ничего не видела и не слышала, настолько отсутствующим был ее взгляд.

Ясный летний день, жаркое солнце палит головы собравшихся на кладбище провожающих. Таня Орешина в черном платье без рукавов, с опухшими от слез глазами смотрела на покойницу с немым ужасом. Лариса Холод, опершись на крепкое плечо Михаила Обшицера, рассматривала отвратительного желтого цвета галстук на шее худого и некрасивого, с сияющей на солнце рыжеволосой головой Сергея Каморы, который, в свою очередь, смотрел на мертвую Надю с каким-то недоумением, словно до него только что дошло, что ее нет в живых, что она никогда больше не улыбнется ему, не сдунет со лба непослушную прядь волос, не поцелует его теплыми губами… Его тошнило при мысли, что стало с ее совсем еще недавно таким соблазнительным телом. Земцова с Крымовым крепко держались за руки и старались не смотреть на гроб. Таня Бескровная с мужем тихо переговаривались. Причем лицо Тани было абсолютно бесстрастным, словно речь шла о чем-то незначительном, будничном, как если бы она просила Минкина купить к ужину хлеба. На самом же деле никто и не подозревал, что в ту минуту, когда гроб с телом Нади Газановой опускали в землю, рушилась молодая семья. Рушилась стремительно и, как казалось Минкину, бесповоротно. Перед тем как поехать на кладбище, Виталий был в ванной комнате и принимал душ. Он не слышал звонка, не слышал он, и как Таня взяла телефон. Ради любопытства. Чтобы послушать, кто звонит мужу и по какому поводу. Оказалось, звонила его клиентка, чтобы договориться с ним о встрече. Таня спокойно поговорила с ней, а потом от нечего делать решила просмотреть все звонки мужа. В основном это были ее, Бескровной, звонки. Увидев же незнакомый номер, повторяющийся несколько раз, причем все звонки были датированы 16 июля, вдруг услышала бесстрастный голос автоответчика: «Вам поступил звонок от абонента…» И сразу вслед за этим услышала записанное звуковое сообщение, нервный женский голос чеканил: «Виталий? Это я. Слушай меня внимательно. Не хочу тебя обманывать, но я не смогу встретиться с тобой ни завтра, ни послезавтра. О том, что произошло, – забудь. Ты прекрасный мужчина, мне было с тобой очень хорошо, дело не в этом… Пожалуйста, не звони мне больше…»

И гудки. У Тани в ноги вступило. Она стояла, обливаясь потом, и не знала, что произойдет с ней в следующую минуту. Может, взорвется, может, закричит так, что стекла разобьются… И не было сейчас во всем мире человека, способного убедить ее в том, что Минкин здесь ни при чем, что девушка перепутала номер телефона или же произошла еще какая-нибудь невероятная путаница. Нет, у Минкина есть девушка, это определенно. Вернее, была. И они еще 16 июля были вместе. Теперь же она решила бросить его. И дело не в том, что он не подошел ей в постели. Минкин не может не подойти в постели кому бы то ни было. Он – прекрасный любовник. Хотя Таня вышла за него замуж вовсе не из-за этих его мужских качеств. И ведь знала, что он гуляет с женщинами, знала, но поверила, что он начал новую жизнь. Наивная дурочка. Попалась.

Что теперь делать? Продолжать жить с ним так, как если бы ничего не произошло? Нет, этого не было, не было никакого звонка… И вспотела она не из-за этого. Просто жарко.

Она положила телефон мужа на место и вернулась к зеркалу – ей предстояло привести себя в порядок и подготовиться к похоронам. К похоронам ее, по сути, так и не успевшей начаться семейной жизни. Она ничего не скажет Минкину. Просто уйдет, и все. Вот только они сходят вместе на похороны Газановой. В сущности, это ее работа. Теперь она должна просто зубами держаться за работу. Бедный малыш, он родится уже вне брака, без отца. Слезы брызнули у нее из глаз. Она не могла ни говорить, ни дышать.

Минкин вышел из ванной комнаты, вошел в спальню и, проходя мимо сидящей перед зеркалом жены, не удержался и поцеловал ее в затылок. Густые шелковистые волосы. От одного запаха своей жены у него кружилась голова. Он был счастлив, что женат на Бескровной. Он даже не заметил, как она вздрогнула, когда он коснулся губами ее волос.

– Значит, так, Минкин, – сказала она, не поворачивая головы. – Сейчас мы едем с тобой на похороны Газановой, после этого ты отвозишь меня к тетке и забываешь меня на всю оставшуюся жизнь. Никаких объяснений, никаких оправданий, ничего, понял? И не вздумай преследовать меня. Волноваться мне нельзя, я беременная, если ты успел заменить. А тебя, кобелину, чтоб я больше не видела рядом с собой. Это все.

Она задыхалась. Никогда еще она не разговаривала с Виталием так грубо. Губы ее произнесли это отвратительное по своей сути слово, а глаза еще продолжали любить этого красивого смуглого мужчину, перед которым не могла устоять ни одна женщина. Они с Крымовым – два сапога пара. Шубин тоже не подарок. Как только Женька забеременела – забыл про нее. Что случилось? Почему мужчины отворачиваются от своих беременных жен? Не могут подождать, пока родится ребенок и женщина станет прежней, такой же стройной, как была до родов? Разве можно любить мужчину, предавшего тебя в самую тяжелую пору, пору ожидания ребенка?

Она вспомнила свой сон – Земцова с кровавым пятном на груди. Это рана от измены. Земцову тоже предали. Крымов предал. Женьку Жукову Шубин предал. Теперь ее, Бескровной, очередь. Но только она не станет бросаться в объятия других мужчин. Хватит, насмотрелась на ошибки других. Ни Жукова, ни Земцова – никто из них не стали счастливыми после того, как решили начать жизнь с другим мужчиной. Только еще больше запутались.

– Таня, ты о чем? Что случилось?

Но вместо ответа она принялась подкрашивать губы, словно и не слышала, что сказал ей Минкин.

Он еще много чего говорил, повторял одни и те же вопросы, но, так и не получив ответа, послушно исполнил ее волю – привез сначала на квартиру Шевкии, потом – на кладбище. Ему, конечно, уже не было дела до этого траурного спектакля. Он не был знаком ни с Шевкией, ни с Надей Газановой.

Он думал только о том, что все то страшное и непоправимое, чего он боялся, произошло. И его легкомыслие и какая-то внутренняя уверенность в том, что Бескровная ничего не узнает о его измене, теперь приносят свои плоды. Отравленные плоды. Ядовитые. Пока она, находясь в ванной комнате, приводила в порядок свои черные туфли, он проверил телефон – так и есть, вот он, этот чертов звонок этой чертовой куклы. Зачем она позвонила ему? Что ей еще было нужно? Черт! Черт! Черт!!! Видимо, эта идиотка Вероника, даже не услышав его, Минкина, голос, произнесла что-то в трубку, чего не должна была слышать его жена. Интересно, что же? Решила все переиграть и встретиться с ним? Бескровная не поверит ни единому его слову. Не такой она человек. Он быстро набрал номер телефона Вероники. Сначала были длинные гудки, потом и вовсе все стихло. Ее телефон словно умер. Или сошел с ума. Мурлыкал теперь какие-то замысловатые трели… Неужели его жизнь закончена и он потерял и жену, и ребенка?!

Он вел машину, ничего не видя перед глазами, на автопилоте. Никогда в жизни ему еще не было так плохо. Он достаточно хорошо изучил свою жену, чтобы понять – она не простит его никогда. Даже если он и докажет, что этот звонок ей приснился. Даже если он подарит ей бриллиант за несколько миллионов долларов (которых у него, разумеется, нет). Даже если встанет перед ней на колени, она лишь рассмеется ему в лицо, отвернется, и он увидит ее удаляющуюся спину, прекрасную, узкую и белую, как снег, нежную спину… Спину уходящей навсегда жены. Беременной жены. Он вдруг почувствовал, что плачет. Пока еще без слез, но плачет, рыдает, и что все внутри сотрясается от судорожных беззвучных всхлипываний. Он не найдет слов, чтобы вымолить у нее прощения.

Минкин смотрел на красивого парня, поддерживающего Шевкию, и думал о том, что Хитов (а это был, несомненно, он) через какое-то время забудет свою невесту. Ведь она умерла, ее нет среди живых. Рано или поздно он встретит другую девушку и, объяснившись ей в любви, приведет ее в уже отремонтированную квартиру. Жизнь продолжается. Не стоит на месте. Потом у Хитова родится ребенок, и он будет счастлив, как счастлив каждый молодой отец, увидевший своего первенца… Этот урод, Камора, ну и урод, рыжий, с насмешливым лицом… Да кто дал ему право ходить по улице с таким лицом, с такой презрительной миной, словно он один такой умный и сильный, а остальные вокруг него – полные идиоты. Откуда это выражение лица? Может, он родился с ним? Вот и он скоро тоже женится. Обнимает свою невесту, чудесную, между прочим, девушку. Вот только лицо у нее какое-то затравленное, испуганное. Кажется, она соседка погибшей, дружила с ней. Глаза опухли от слез. Какая чувствительная, нежная девушка. А вот и еще одна пара. Он – симпатичный, кровь с молоком, еврей с маслеными глазами, она – немного нескладная, высокая девица, млеющая рядом с ним. На ее лице написано, что она счастлива, может быть, уже беременная от этого приторного красавца. У него лицо спокойное, он знает, что его любят, боготворят. А Земцова с Крымовым? Он держит ее за руку и что-то шепчет на ухо. Она отвернулась от него, чтобы он не видел ее блаженного лица. Трудно скрыть свои чувства, очень трудно… Особенно когда тебе плохо, совсем плохо. Когда ты умираешь от любви к женщине, которую сам же и предал. И когда понимаешь, что не в силах ее вернуть.

Он смотрел на нежный профиль Бескровной и понимал, что теперь ему придется видеть ее украдкой, так, чтобы она его не заметила. Он потерял ее, потерял!..

– Таня, успокойся, ничего страшного не произошло… Пожалуйста, прошу тебя, не отворачивайся от меня, я тебя очень люблю, я не смогу без тебя… Прости, прости меня…

Но она, казалось, не слышала его. Смотрела, щуря глаза, куда-то в сторону, и непонятно было, те слезы, что катились по ее бледным щекам, были от ослепительного солнца или она плакала из-за него, из-за них, из-за того, что у их ребенка теперь не будет отца…

Бескровная же мысленно перевозила свои вещи на квартиру к тетке. А оттуда уже – на свою квартиру. Это счастье, что у нее есть собственная квартира. Даст бог, она к родам поменяет ее на большую, светлую, где ее ребенок сможет бегать, ездить на велосипеде… Малыш, как же хорошо, что ты родишься, мне не будет так одиноко.

Таня посмотрела на Земцову. Юля была в черном легком платье, и сквозь тонкий шелк Таня увидела (конечно, не каждому это дано) на груди ее запекшуюся кровь. Хорошо бы ее рана затянулась… К черту такую любовь…

Тане было трудно стоять на одном месте. Ей постоянно казалось, что живот, огромный и тяжелый, перевешивает ее. Ей вдруг стало страшно. А вдруг она сейчас упадет вперед, прямо на живот, и раздавит ребенка? На глазах у всех. Она инстинктивно ухватилась за руку Минкина, и он, словно она его обнадежила, сильно сжал ее руку. До боли. Он не так понял ее. Он понял это так, как ему было удобно. И даже если она простит ему эту девицу, с которой он был вчера, которую целовал, которую… Ей стало совсем уж нехорошо. И даже если она сейчас простит его, то все равно через некоторое время в его жизни появится очередная девица, затем еще… Такой он человек. И она должна была понять это раньше, прежде чем согласиться выйти за него замуж.

Церемония затянулась. Или же Минкину это только казалось. Он еще и сам не понял, хочет ли, чтобы они подольше постояли вот так вдвоем, или же кладбищенский пейзаж, угнетая и без того эмоциональную беременную жену, лишь усилит ее боль и не оставит Минкину никакой надежды на прощение.

…Он очнулся лишь тогда, когда увидел, как к ним пробирается Земцова. Она явно хотела что-то сказать Бескровной. Минкин весь напрягся. Ничего не чувствуя, кроме своей вины, он думал сейчас только о том, что Земцова могла каким-то образом узнать о его связи с Вероникой и теперь вот собирается рассказать это Тане. Однако он ошибся. Юля не собиралась скрывать от Минкина какую-то потрясающую новость.

– Звонил Чайкин, просил, чтобы мы срочно приехали к нему. Он сказал, что не может говорить по телефону, что это надо увидеть… И голос у него был какой-то странный, словно он увидел привидение. Или он напился, что очень для нас плохо, или же случилось нечто из ряда вон…

– Может, умерла жена Виктора Львовича? – предположила Таня и замотала головой, отказываясь верить в собственное предположение.

– Ты думаешь, вид женщины, умершей от рака, может произвести на него, человека, много повидавшего в своей жизни, настолько сильное впечатление, чтобы он позвал и нас посмотреть на нее? Чайкин не такой дурак… – пожала плечами Земцова. – Крымов высказал предположение, что звонок Чайкина связан с кем-то из той компании, что собралась на Ивовом острове…

– Но они же все здесь! – воскликнула Бескровная. И Минкин, подбодренный тем, что его жена не плачет, не рыдает, а ведет себя так, словно ничего и не случилось, взял ее за локоть. Локоть дернулся так, что Бескровная чуть не упала вперед. Теперь уже она схватилась за руку Земцовой.

– Меня сегодня что-то вперед тянет, словно живот стал тяжелее… – пожаловалась Таня подруге.

– Это не страшно. Виталий, ты подержи ее, а я пойду, скажу Крымову, чтобы подогнал машину поближе. Мы втроем поедем в морг. А тебе, Виталий, кажется, пора на работу? – Она весело подмигнула ему, из чего Минкин понял, что Земцовой, конечно же, ничего не известно про его интрижку с Вероникой. Да и как он вообще мог такое подумать?!

– Ты действительно хочешь прямо отсюда, с кладбища, отправиться в морг, Таня? – Он попытался еще хотя бы несколько минут побыть мужем Бескровной.

– Отсюда – и в морг… Звучит очень символично… – мрачно пошутила Бескровная.

– Может, тебя отвезти домой? – вздохнул Минкин, уже и не зная, что делать и что говорить.

– Поезжай на работу, – даже не глядя в его сторону, процедила Бескровная. – Юля, я с тобой.

И они, Земцова и Бескровная, взявшись за руки, пошли. Минкин стоял возле свежей могилы, вокруг которой еще недавно толпился народ, а теперь никого, кроме него, не было, и с тоской смотрел в спину удаляющейся жены. Вот она, страшная картина, которую он не единожды уже представлял себе, совершая преступление за преступлением. Да, он преступал и преступал те грани, за которыми была пустота, и он знал об этом, и все равно преступал…

Над головой его надрывались, кричали встревоженные пришлыми людьми вороны, шумела листва старых дубов и палило равнодушное солнце. С табличек на Минкина смотрели умершие когда-то люди и словно упрекали его: вот, мол, ты живой, а что натворил, а жизнь ох как коротка… Ему показалось, что смерть подошла к нему совсем близко…

Он достал платок, вытер слезы, которых не было, и быстрой походкой направился к машине – ему действительно пора, его ждали пациенты.