Глава Рода

Глава 24

Корабли лейб-гвардейской эскадры и объединенный германо-скандинавский флот быстро сближались и вот уже адмирал Касаткин и его оппонент гросс-адмирал Вульф дали команду на открытие огня.

Первыми сказали своё слово крейсеры и эсминцы УРО (Управляемого Ракетного Оружия). Их с обеих сторон было предостаточно и вскоре небо наполнилось противокорабельными ракетами. Характеристики этих ракет, в которых магическая составляющая просто-напросто отсутствовала ,были примерно одинаковые, как и средства борьбы с ними. ПВО ( Противовоздушная Оборона) обеих сторон пока что работало, так что ракетные удары стали этаким приветственным салютом и обязательным обменом любезностями перед тем как в игру вступят главные действующие лица — линкоры.

В воздухе кипели жаркие схватки между истребителями, под водой сошлись подводные лодки, но всё это пока работали системы защиты было не важно.

Вице-адмирал Чайкин, командующий второй дивизией линкоров и по совместительству командир “Цесаревича” получил от адмирала Касаткина вполне логичный приказ. “Россия” и идущие за ней три линкора должны были взять на себя колонну линкоров которую вёл “Кайзер” на котором держал флаг гросс-адмирал Вульф, а “Цесаревичу” с двумя другими кораблями предстояло разобраться с “Копенгагеном” и его колонной.

Всего на долю второй дивизии достались семь линкоров против трёх, первой соответственно десять против четырёх.

Так как русских было существенно меньше, то Касаткин решил не лететь на врага размахивая шашкой а занять позицию и подождать, попутно ведя огонь по тем кораблям противника которые войдёт в зону поражения их орудий первыми.

Повинуясь приказам Чайкина “Цесаревич” ускорил ход а два других корабля дивизии начали разворачиваться налево, чтобы не стрелять перелетом через головной корабль а спокойно развернуться и бить уже всеми двенадцатью орудиями главного калибра, что были на борту каждого корабля. Первая дивизия делал в этот момент тоже самое с той разницей что её корабли заворачивали направо.

Получалось так что два из семи русских линкора, а именно “Цесаревич” и “Россия” должны были занять позицию ближе к противнику чем все остальные. Это делалось намеренно, броневая и магическая защита этих систершипов оценивалась как лучшая в мире, они могли банально больше получить вражеских снарядов, пусть даже и напитанных магией и тем самым “разгрузить” остальных.

Да, скорее всего их и утопят первыми, но лишние двадцать-тридцать минут, которые они дадут остальным кораблям эскадры это очень много.

Наконец головной “Копенгаген” вошёл в зону поражения носовых орудий “Цесаревича” и Чайкин отдал приказ на открытие огня.

Все шесть носовых 460 миллиметровых орудий его линкора тут-же окутались дымом а по ушам ударил оглушительный звук залпа, противник в это время был почти в сорока пяти милях или по сухопутному в восьмидесяти четырех километрах. Это расстояние снаряды пролетали за, без малого, три с половиной минуты, так что у Чайкина хватало времени чтобы раскурить трубку, с которой, как говорили его подчиненные, адмирал не расставался даже когда плавал с аквалангом.

Вот в боевой рубке возвышающейся над палубой на добрых полсотни метров, появился запах крепкого табака а дежурный офицер сказал Чайкину:

— Командир, — в бою на флоте Российской Империи обращались просто, без всяких уставных длиннонот, — десять секунд до контакта. Вывожу изображение целей на главный обзорный экран.

На большом голографическом экране тут-же появилось изображение вражеского флота. В обычной ситуации за противником следили бы со спутников, но сейчас вся группировка сателлитов молчала и наблюдение осуществлял один из самолетов ДРЛО ( Дальнее Радиолокационное Обнаружение) и его беспилотники.

“Четыре, три, два, один, сейчас” — считал про себя Чайкин, а потом крикнул в голос, — Что за чертовщина сейчас произошла?

И удивление вице-адмирала было понятно всем его офицерам, у них был тот-же вопрос.

Шедший первым во вражеской колонне “Копенгаген” буквально исчез за султанами воды. Четыре снаряда “Цесаревича” легли очень близко к Копенгагену, пятый попал, буквально снеся одну из трехорудийных башен универсальных противоминных/зенитных орудий. Но главное было не это. Главным был шестой снаряд “Цесаревича”.

Который лёг с очень большим перелетом и попал не в головной скандинавский линкор а в шедший сразу за ним германский “Нассау”.

Огромный, водоизмещением в восемьдесят тысяч тонн, “Нассау” вступил в строй всего четыре года назад. Эта серия линкоров считалась самой бронированной во всем Германском флоте и отличалась многократным дублированием всех основных систем.

Тем удивительней было то что корабль как будто на полном ходу врезался в стену, а потом начал медленно отворачивать направо.

“Зачем они поворачивают?” — подумал Чайкин. И тут-же получил ответ на свой вопрос.

— Командир, есть расшифровка радиоперехвата с “Нассау”, зачитать? — доложил командир БЧ-4 ( Боевая Часть номер 4, связь) капитан первого ранга Волков, к слову единственный из всей этой фамилии кто служил на флоте или в армии, и который давным давно стал изгоем.

— Слушаю, — коротко ответил Чайкин.

— “Прямое попадание. Пробитие броневой палубы, потерян ход, рули заклинило, пожар, начинаю борьбу за живучесть” — короткими, рублеными фразами сказал Волков.

— Иванов, — тут же обратился Чайкин к командиру БЧ-2 (Боевая Часть номер 2, ракетная, ракетно-артиллерийская или артиллерийская), — Это кто у тебя такой стрелок? Кто командует этой башней и кто отвечает за это орудие?

— Галкин, командир, — ответил Иванов, — это было попадание второго орудия башни ГК-2 (башня Главного Калибра номер 2). Он её командует. А силой напитал снаряд один из двух наших прикомандированных, граф Соболев.

“Вот как? Спортсмен и правда хорош”, —— подумал Чайкин и отдал приказ.

— Связь с ГК-2, быстро!

Через секунду в его гарнитуре раздался голос кап-лея Галкина.

— На связи, командир. Я всё видел, переключаю на Соболева.

“Молодец Филя, всё правильно понял”, — только и успел подумать Чайкин прежде чем в гарнитуре раздался голос Алексея Соболева.

— Здесь лейтенант Соболев.

— Отличный выстрел господин граф. Скажи-ка мне голубчик, ты на всю вложился в него?

— Да нет, господин вице-адмирал. Думаю я и сам могу лучше, а если Лера, прошу прощения, Валерия Котова, — тут-же поправился он, — мне поможет то я буду намного сильнее.

— Понятно, попробуй лейтенант. Вот на всю, как сможешь.

— Сделаю, господин вице-адмирал.

— В боевой обстановке обращаться ко мне командир. И подожди граф.

Прервав разговор с Соболевым Чайкин обратился Волкову.

— Сан Саныч, кто у этих козлов из перворанговых от нас дальше всех?

— Тяжелые авианосцы “Скагеррак” и “Каттегат”, командир. До каждого семьдесят миль.

— Ясно, ГК-2, огонь по тяжелому авианосцу “Скагеррак”. Вторым орудием.

После этого Чайкин вернулся к Соболеву.

— Граф, я хочу чтобы ты показал всё на что способен. Вот буквально всё. Иванов, — обратился Чайкин к командиру БЧ-2, когда Соболев попадет по авианосцу, переносите огонь на “Стокгольм”

— Сделаю командир, — отозвался Соболев, — так точно, командир, — вторил ему Иванов.

Когда я увидел результат своего выстрела то удивился и в груди потеплело от какой-то гордости дурацкой, “смотрите мол как я могу”. Наградой был вызов от командира линкора Чайкина. Когда мы с ним закончили разговор то я увидел свою следующую, персональную цель. Тяжелый авианосец “Скагеррак”. Его силуэт был обведен красным а услужливый искусственный идиот говорил в наушниках, дублируя слова надписью на экране — “Цель вне пределов досягаемости. Продолжить?

— Соболев, не обращай внимание на предупреждение, — услышал я голос Галкина, — оно для меня. Просто выполняй приказ. Сосредоточься и напитай снаряд всем чем можешь.

Ну ладно, всем чем могу значит всем чем могу, как хотите.

Я отключился от нейроинтерфейса и огляделся. Места в башне было достаточно для того что я хотел сейчас сделать. Это хорошо.

— Так, господа моряки, заранее прошу прощения и ничему не удивляйтесь. Лера, ты мне нужна ,оборачивайся и вливай в меня силу.

Сказав это я сосредоточился. Через пару мгновений я уже был белым соболем, а затем почувствовал как мои вены наполнила сила. Вернее СИЛА, это был первый раз когда Лера меня баффала как анимаг.

Я снова лёг в ложемент и подключился к нейроинтерфейсу. Хорошо что тут всё сделано с запасом и я поместился на своё рабочее место.

Ну а потом я сосредоточился послал всю свою силу в снаряд…

— Выстрел, командир, — сказал Иванов Чайкину. Адмирал и сам видел как бабахнуло центральное орудие второй башни главного калибра и молча кивнул.

— Расчётное время пять минут десять секунд.

Это время тянулось для Чайкина нестерпимо медленно. Адмиралу валом поступали отчеты, как никак его дивизия линкоров вела сейчас бой с превосходящим противником.

Дежурные постоянно докладывали и о результатах стрельбы кораблей дивизии и о повреждениях и потерях, как без них. Но сейчас это было не главное.

Главным был полёт одного единственного снаряда, Тонны концентрированной смерти, заряженной силой совсем молодого пацана, графа Алексея Соболева.

— Есть попадание, командир! Оцениваю повреждения… Подрыв боезапаса! — Голос Иванов буквально кричал и его голос от напряжения сорвался на хрип, — Противник уничтожен!

Это был не то что золотой — бриллиантовый выстрел! Соболев попал в один из погребов боезапаса, тот в котором хранились спецбоеприпасы для морских бомбардировщиков.

Тяжеленный снаряд пробил полетную палубу, разворотил один из самолетных лифтов, не взорвавшись насквозь прошел через подпалубный ангар, попутно превратив в металлолом парочку самолетов, которые шведы готовили на взлёт, а потом угодил в погреб спец боеприпасов. Там смертоносная махина как будто задумалась, а потом сработал взрыватель.

На месте корабля водоизмещением под сто тысяч тонн расцвел чудовищный огненный цветок. “Скагеррак” буквально смело с поверхности моря а его обломки засыпали два идущих рядом эсминца УРО, превратив их в пылающие костры.

Один снаряд уничтожил целую авиагруппу, авианосец, два эсминца и убил семь тысяч моряков и лётчиков. Таких попаданий на флоте их Императорских Величеств никогда не было.

Первая фаза эскадренного боя шли ровно так как и предполагал адмирал Касаткин. Оба флота уже вошли в зону досягаемости орудий главного калибра линкоров и сейчас эти властители морей старательно избивали друг друга.

У противника после лакишота “Цесаревича” потерял ход “Нассау” его можно было пока, до восстановления управляемости, можно было не учитывать.

Но вот остальные шестнадцать линкоров германо-скандинавской эскадры развернулись в боевой порядок и сейчас вовсю засыпали снарядами линкоры лейб-гвардейской эскадры.

Соотношение было такое что рано или поздно враг принудит к молчанью или уничтожит линкоры обеих дивизий Касаткина, потом выбьет эсминцы ПРО и ПВО, отгонит обратно, в глубь финского залива, авианосцы с уничтоженными авиагруппами. А дальше всё. Добьет выживших.

Закономерный исход сражения, в общем-то.

Тем удивительнее было сообщение от авиаразведки, которое тут-же дополнилось докладом вице-адмирала Чайкина.

— Мирон Юрьевич, только что “Цесаревич” потопил “Скагеррак” и эсминцы “Вестергётланд” и “Остерготланд”! Одним выстрелом! Расстояние для стрельбы было запредельным но граф Соболев попал!

— Понял тебя Никифор Петрович, куда ты засунул Соболева? Тишина на мостике! — рявкнул Касаткин на своих офицеров, он нутром почувствовал что разговор с Чайкиным важнее чем все доклады вместе взятые.

— Башня ГК-2, командир капитан-лейтенант Галкин Филипп Бедросович.

— Румын что-ли, — зачем то спросил Касаткин.

— Болгарин, а что сейчас есть разница?

— Нет, конечно. Дай мне этого Галкина.

Через секунду Касаткин услышал в гарнитуре новый голос.

— Капитан-лейтенант Галкин, господин адмирал.

— Галкин, выведи мне на экран твою башню и дай мне Соболева.

— Слушаюсь.

Перед Касаткиным тут-же появилось изображение внутренностей втророй башни главного калибра “Цесаревича”. Командир лейб-гвардейской эскадры смотрел на двух анимагов — белого, с красным соболя, который лежал в ложементе и такой-же ослепительно белой кошки, она стояла за соболем, положив тому руки на плечи.

Касаткин и его офицеры видели что когти кошки глубоко впились в плечи соболя и по его белоснежному меху текла кровь.

— Соболев, слышишь меня? Это адмирал Касаткин.

— Слышу, я сейчас немного занят, если честно.

адмирал проглотил эту наглость и сказал:

— Сейчас на тебя переключат все орудия главного калибра “Цесаревича”, давай граф, на тебя вся наша надежда. Отдай всё что имеешь… и даже больше, — после секундной паузы добавил адмирал.

— Понял вас, адмирал, делайте.

— Давай граф, давай, — напутствовал Касаткин Соболева и отключился.

Потом он огляделся вздохнул и приказал включить общеэскадренную связь.

— Внимание всем, здесь адмирал Касаткин. Эскадра, слушай мою команду! Крейсерам и эсминцам управляемого ракетного оружия приказываю прекратить огонь до особого распоряжения. Подготовится к применению спец боеприпасов обоих типов!

Авиагруппам эскадры — все на взлет! Обеспечить воздушное прикрытие линкора “Цесаревич”. Господа лётчики, умрите, но не пропустите к “Цесаревичу” врага.

Подводным лодкам эскадры приказываю обеспечить подводную оборону линкора “Цесаревич”. Делайте что хотите, хоть своими бортами ловите торпеды, но чтобы ни одна сволочь даже не коснулась “Цесаревича”!

Первой и второй дивизиям линкоров и отряду артиллерийских крейсеров — приказываю построится в оборонительный ордер вокруг линкора “Цесаревич”. Обеспечить выживаемость линкора “Цесаревич” любыми средствами. Огонь по себе приказываю игнорировать!

Всем крейсерам, эсминцам и фрегатам ПВО и ПРО приказываю обеспечить оборону линкора “Цесаревич”!

Линкору “Цесаревич” приказываю совершить поворот на зюйд-вест, открыть огонь всеми орудиями главного калибра по кораблям ПРО и ПВО противника и принудить их к молчанию или уничтожить, всех!

Всем командам противодесантной обороны эскадры приказываю прибыть на линкор “Цесаревич” и обеспечить его оборону от возможного десанта.

Касаткин говорил так долго что его голос сорвался от напряжения. Но это было не всё. осталось отдать еще одну команду, которая обречет на смерть очень многих.

— Приказ по эскадре. Всем магам из состава всех БЧ-5 ( электромеханическая, отвечает за живучесть корабля в бою) и медицинских служб — незамедлительно прибыть на борт линкора “Цесаревич” и обеспечить боевую остойчивость корабля и функционирование его экипажа максимально возможное время. Товарищи, — сейчас все нижние чины и офицеры эскадры были для адмирала именно что товарищами, — чем больше будет жить и стрелять “Цесаревич” тем больше у нас шансов выполнить приказ и победить. Я знаю что этим приказом обрекаю очень многих на смерть, но таков мой долг. А ваш — исполнить мой приказ.

БЧ-4 линкора “Россия”, приказываю передать на “Кёниг” — “Иду на вы! Сдавайтесь или умрите! Адмирал Касаткин. Конец связи”.

“Кем он себя возомнил этот русский?” — подумал гросс-адмирал Вульф когда ему передали послание Касаткина. “Мы перетопим их как слепых котят. Гибель “Скагеррака” это случайность. Нас в любом случае намного больше”.

Перекинув тумблер общефлотской связи, это русские своими кораблями управляют по старинке, через командиров боевых частей, в германском флоте всё по другому, адмирал здесь царь и бог, Вульф громко сказал.

— Внимание всем. Здесь гросс-адмирал Вульф. Весь огонь на “Россию”, я хочу чтобы флагман русских пошёл ко дну. А потом займемся остальными.

Это было очень странное чувство. Когда Иванов переключил на меня все орудия корабля я как будто растворился, стал частью огромного стального тела линкора, а его орудия превратились в продолжения меня.

Я как будто парил над полем битвы, видел всё что происходит. Видел как наш линкор стал разворачиваться, чтобы все его двенадцать орудий могли вести огонь. Видел как как остальные линкоры и несколько крейсеров брали меня в коробочку.

И как с наших авианосцев взлетали самолёты и строились в защитный ордер надо мной я тоже видел.

А потом мне стало некогда любоваться видами. Мой нейроинтерфейс подсветил зеленым сразу четыре цели — крейсера “Лейпциг”, “Нюрнберг”, “Эдельвейс” и “Ярл Хальфдан”.

Под каждым кораблем бежали цифры обратного отсчета и когда они достигли нуля я выплеснул силу из себя.

Снаряды полетели к своим целям а мои орудия тут же стали наводится на новые жертвы. Теперь ими были три номерных германских эсминца и скандинавский крейсер “Улыбка Фрейи”. Очередные обратные отсчеты добежали до нулей и вот я снова бью. А потом еще, и еще…

Где-то на окраине сознания я слышал крик Галкина, как тот сообщал о попаданиях и о том что вражеские корабли идут ко дну, но мне было не до этого. Я бил и бил…

Когда на дно пошли уже восемь кораблей ПРО и ПВО гросс-адмирал Вульф понял в чем дело. Русские с какой-то дьявольской точностью уничтожали его оборонительный потенциал.

К этому моменту его линкоры уже сблизились с противником на расстояние прямой наводки и сейчас нещадно избивали своих одноклассников и зачем-то примкнувшие к ним артиллерийские крейсера.

Вес залпа объединенного флота был такой что у русских горели сразу два линкора — “Пересвет” и “Ослябя”, “Россия” потеряла ход, а тяжелый крейсер “Рюрик” и вовсе взлетел на воздух после того как поймал сразу четыре снаряда “Кёнига”.

Очень хороший размен учитывая то что за три вражеских корабля первого ранга Вульф заплатил всего одним своим.

Вернее размен был бы хорошим, если бы не этот чертов “Цесаревич”. Он целенаправленно бил и топил корабли ПРО и ПВО. Если он уничтожит или продырявит противоракетный зонтик его флота то его корабли превратятся в мишени, сидячих уток на которых обрушаться русские ракеты, тяжелые “Ярило”, чтоб их!

— Внимание всем, здесь гросс-адмирал “Вульф”, приказ по флоту. Уничтожить линкор “Цесаревич”! Любыми средствами и не считаясь с потерями!

Прямая наводка это прямая наводка. Сразу десять вражеских линкоров опустили свои орудия и начали бить в “Цесаревича” до которого было меньше пяти миль, смешная дистанция для современного боя.

Правда на пути снарядов германцев и скандинавов были уцелевшие корабли лейб-гвардейской эскадры, которые не смотря ни на что принимали на себя их удары.

А за их спинами стоял “Цесаревич” который стрелял по готовности и каждый его залп его башен отправлял на дно холодного Балтийского моря всё новых и новых врагов.

Но врагов было слишком много и в какой-то момент остатки обеих дивизий линкоров замолчали, корабли были слишком избиты чтобы сопротивляться и сейчас могучие исполины медленно умирали под градом вражеских ударов.

Но никто на борту умирающих кораблей даже не думал покидать свои посты. Моряки лейб-гвардейской эскадры умирали но не сдавались.

Кого-то разрывал на части вражеский снаряд, кто-то умирал поглощенный огнём, а кто-то тонул в затопленных отсеках.

А потом настал черед и “Цесаревича”, единственного вымпела первого ранга лейб-гвардейской эскадры, который еще толком не испытал на себе вражескую ярость. В попытке защитить этот линкор Касаткин бросил на чашу весов всё, даже авианосцы.

И тут ставка русского адмирала сработала. Маги, которые должны были отвечать за живучесть всей эскадры обеспечили небывалую остойчивость корабля.

Да, он потерял ход а его надстройки превратились в решето, но самое главное что “Цесаревич” оставался на плаву, а вражеские снаряды не могли принудить башни главного калибра к молчанию.

Все двенадцать орудий линкора были в работе и шаг за шагом отправляли на дно те корабли врага, которые должны были обеспечить защиту от ракет.

А потом аккордом взлетели на воздух “Лейпциг”, “Дрезден”, “Рейкьявик” и “Драккар” — последние четыре крейсера ПРО вражеского флота.

— … быстрее, вашу мать! Адмирал ранен! Носилки сюда! Быстрее!

Касаткин не помнил как эвакуировался с горящей “России”. Последнее что он помнил было то что он приказывал покинуть обреченный корабль. Вот он стоит на мостике, а потом взрыв и ничего.

— Где я? — спросил он окружавших его людей.

— Вы на борту крейсера “Громобой”, ответил ему офицер с погонами медицинской службы, — потерпите, господин адмирал. Сейчас мы доставим вас в санчасть.

— В задницу санчасть, — буквально выплюнул Касаткин, — несите меня на мостик. Быстро!

— Эскадра, внимание, — сказал окровавленный адмирал когда оказался на мостике и ему передали гарнитуру связи, — здесь адмирал Касаткин. — адмирал поперхнулся кровью но нашёл в себе силы продолжить. — Всем крейсерам и эсминцам управляемого ракетного оружия приказываю распределить цели и открыть огонь ракетами “Ярило” и ракетами “Шпиль” со специальной боевой частью. Бейте их братцы! Бейте, это наше море…

После этих слов сознание покинуло адмирала и он погрузился в объятия небытия.

Касаткин не видел и не мог видеть как у уцелевших кораблей его эскадры открываются ракетные шахты и их них вырываются окутанные огнем ракеты — тяжелые “Ярило” и “Шпили” с ядерной боевой частью.

Полтора десятка уцелевших ракетных крейсеров и эсминцев управляемого ракетного оружия лейб-гвардейской эскадры несли почти двести ракет. В обычной ситуации, когда ПРО врага в работе, это был бы комариный укус.

Но сейчас, после того как граф Соболев как следует отстрелялся по врагу, эти двести ракет стали воплощенной смертью. Приговором тем кто, решив воспользоваться моментом, пришёл к берегам Империи.

Набрав высоту, ракеты спикировали на корабли врага, и флот гросс-адмирала Вульфа буквально смыло с морской глади.

Удар был нанесен в упор, подлетное время составило считанные десятки секунд, так что шансов спастись у экипажей вражеских кораблей не было…

— Отбой граф, — услышал я мертвецки уставший голос Чайкина, — можешь оборачиваться обратно в человека. И спасибо тебе. Мы победили. Империя никогда не забудет то что ты для неё сделал.

Вернуться в человеческий облик было делом доли секунд, мгновение и вот я обнимаю дрожащую как осиновый лист Леру.

— Всё закончилось, кошка, — прошептал я, а моя невеста в ответ на это впилась мне в губы поцелуем, — мы живы, всё будет хорошо. Я тебя люблю, милая. Я тебя люблю, — повторил я перебирая пальцами её волосы.

— Я тоже тебя люблю, Лёша. Пойдем отсюда, — прошептала она, — мне нужен свежий воздух. — Мне тоже, милая, мне тоже. Вокруг чистота и порядок, но я буквально чувствую что этот порядок пропитан кровью. Кровью к которой я сам приложил руку…

Я стоял на носу “Цесаревича” и смотрел как этот израненный, но непобежденный корабль медленно втягивался в гавань Гельсингфорса. За спиной остались остальные корабли эскадры, но я смотрел только вперед, на берег, ступив на который мне снова предстоит драться.

— Иван выжил, — услышал я голос Леры. Она неслышно подошла и обняла меня. — Только что сообщили.

— Это хорошо, — безжизненно ответил я. Это действительно хорошо, но все свои чувства я оставил сзади, в холодных водах Балтийского моря. Когда убивал тех кто хотел убить меня.

Там, за моей спиной, нашли свое последнее пристанище больше ста тысяч человек. Подданные трех корон, чтоб им пусто было — русские, украинцы, поляки, немцы, шведы, датчане, норвежцы. Офицеры и простые моряки, маги и неодаренные.

За что умерли все эти люди? Выполняя приказ? За славу? За честь? За Родину?

А может быть за удовлетворение чужих амбиций? За тех, кто всегда остаются за спиной, и чьи дети никогда не умрут в окопе или посреди холодного, чужого моря? За тех, для кого чужая кровь это нули на банковском счете? За что?!

Да будь прокляты те кто это придумал! Я вас, суки, ненавижу! Почему, что в этом, что в моем мире, люди не могут просто жить? Жить, любить, качать на руках детей и радоваться жизни? Почему, я вас спрашиваю!

В покинутом мною мире я никогда не задавался этими вопросами. Кто я там был? Мальчиком родившимся с золотой ложкой во рту. Пас, гол, и ты король мира. Вот тебе миллионы, все девочки твои, наслаждайся!

Кому и как на самом деле даются эти миллионы я никогда не задумывался. Зачем? Гуляй мальчик. Гуляй и делай нам деньги.

Но сейчас я не там, я здесь. В мире где я многое могу, в моих венах струится Сила! И я буду зубами рвать этих сук. Или я сдохну или доберусь до заказчиков этой бойни. Третьего не дано.

Наверное Лера поняла что я сейчас чувствую, она просто стояла сзади и молчала, обнимая меня.

Так мы и простояли с ней до того момента когда корабль причалил.

Ну а потом, среди суеты нас нашёл адъютант генерала Медведева…

— Господин граф, вы срочно нужны в ставке. Машина ждет, пойдемте, я вас провожу…