Глаза Элизы

15 Предательство

Прошло три месяца.

На Кроне воцарилась зима. И надолго.

А Норц Амен с каждым днем все глубже погружался в пучину отчаяния. Он лишился сна и покоя. У него не осталось ни единого спасительного сомнения…

Теперь он знал доподлинно: Нильс перебежал во вражеский лагерь.

Сначала Норц не поверил.

Впервые он услышал об этом еще осенью. Он ужинал под открытым небом вместе с толстяком Золкеном, своим старинным приятелем. Дул непривычный в ноябре теплый ветер. Дровосеки молчали, прислушиваясь к ночным шорохам: шелестели последние листья, прополз неведомо как уцелевший майский жук.

Мужчины ели хлеб и пили пиво.

У Норца не было друга вернее и надежнее. Золкен веселился на его свадьбе, видел, как они с Лили, счастливые и радостные, плясали до утра, по традиции соприкасаясь носами. А через год, когда Лили умерла, родив Нильса, стал свидетелем его безысходного горя. Он был бы рад утешить Норца, но как? Золкен и сам остался безутешен: все вокруг полюбили Лили как добрую сестру, и он тоже всей душой к ней привязался.

Лили Амен, юная, миниатюрная, ласковая, легконогая, зеленоглазая..

Прекрасное кажется бессмертным. Никому и в страшном сне не могло присниться, будто однажды она исчезнет. Тем более ничто не предвещало, что Лили погибнет, дав жизнь своему первенцу.

Великан Золкен был так подавлен, что неделями не решался подойти к другу и сказать: «Знаешь, она была дорога нам всем. Мы поможем тебе, старина».

Впрочем, Норц, жесткий и несгибаемый, будто ствол Дерева, не принял бы ни поддержки, ни помощи. Он растил сына в одиночку Вернее, с неодобрением наблюдал, как тот растет сам по себе.

Золкен отлично понимал: Нильс стал таким ярким необычным человеком не потому, что Норц колотил его и ругал, а благодаря любви и незримому присутствию умершей матери.

Когда-то на большой поляне Норц узнал, что сын пожертвовал собой, спасая Тоби Лолнесса, и понял: Нильс — настоящий герой!

А три года спустя на том же самом месте поговорил с Золкеном… И от его доверия к сыну не осталось и следа.

— Чего молчишь? — спросил Норц.

Золкен исподлобья смотрел на друга. Он должен был открыть Норцу правду, но ему не хватало духу.

— Говори, слизень, не стесняйся! — со смехом подбадривал его Норц.

— Твой сын Нильс…

— Да, в чем дело?

— Где он сейчас?

— Не волнуйся, Золкен, зря ты насупился. Сын дома, с ним все в порядке. Если тебе понадобилась помощь, поверь, он сделает все, что в его силах.

— Мне от предателя ничего не нужно., Норца аж подбросило от ярости. Он вскочил, готовый размазать клеветника. Поднес кулак к носу обидчика, с трудом удерживаясь, чтобы не расквасить ему физиономию.

— А ну повтори!

— Я… я с предателями дружбу не вожу, — голос Золкена прерывался от волнения.

Норц закрыл глаза и постарался успокоиться, чтобы не пришибить лучшего друга насмерть. Еще секунда — и он сбил бы Золкена с ног. Он крепче сжал кулаки, но сдержался. А тот отважно продолжал:

— Прости, Норц, но это так. Сам видел, как Нильс вертится возле Гнезда. Он там часто бывает. Ведет тайные переговоры с Лео Блю.

— Нильс?!

— Да, Нильс. Видел его собственными глазами. Если докажешь, что мне это померещилось, можешь убить меня, я не против.

Норц разжал кулак, какое-то время рассеянно разглядывал ладони, затем медленно провел ими по лицу, будто силясь отогнать наваждение.

Пристально посмотрел в глаза старому другу. Храбрый Золкен выдержал его взгляд. Он действительно не лгал.

На следующий день Норц сам убедился, что Нильс их предал. Видел из укрытия, как возле Гнезда Лео Блю на прощание пожал сыну руку. Старому дровосеку пришлось закусить губу, чтобы не проклясть сына вслух.

Золкен пообещал, что никому ничего не скажет. О предательстве Нильса Амена знали только они вдвоем.

Норц понимал, что велит ему долг. Чувствовал это всем существом.

Предателям нет пощады!

Он с самого начала предупредил Нильса: свобода или смерть! От них теперь зависели сотни жизней. И существование Дерева тоже.

Норц должен уничтожить предателя, даже если это его сын.

И чтобы честь семьи Амен не пострадала, придется действовать в одиночку. Все решат, что произошел несчастный случай. Никто не узнает позорной правды.

В новогоднюю ночь Норц приготовился. Спрятал за поясом нож. Кроме них в доме никого не было. Однако убить сына не поднялась рука.

Такого нельзя требовать от отца!

Оставив Нильса в живых, он не пошел праздновать вместе с Юанем и остальными. Забился в трещину коры и впервые в жизни плакал навзрыд, безутешно, до изнеможения.

Прошло еще три месяца. Наступил март.

Все это время Норц, сам того не осознавая, старательно избегал Золкена. Тот сразу догадался, в чем дело, и сказал другу:

— Ты не можешь справиться с этим один, и я тебя понимаю. Я сам воздам ему по заслугам.

Норц возразил, что только ждет благоприятного момента. Золкен посмотрел на него с состраданием:

— Бедняга Норц, о чем ты говоришь? Разве когда-нибудь наступит благоприятный момент, чтобы убить родного сына?!

Между тем Нильс Амен был по-настоящему счастлив! Он отлично выполнил поручение, проник в Гнездо, где томилась Элиза. Теперь Лео Блю, по всей видимости, всецело ему доверяет, что несказанно радовало Тоби.

Итак, все шло как нельзя лучше.

Но больше всего его радовало не это. Не от этого у молодого предводителя восставших дровосеков кружилась голова и кора уходила из-под ног, словно Дерево вдруг заплясало вверх корнями.

Мир вокруг переменился, едва он впервые встретил несравненную, чудесную Маю Ассельдор!

Всю зиму Нильс раз в неделю приходил к Тоби, который жил в доме, скрытом в чаще лишайников, и встречал Маю.

— Вам нужно поговорить с Тоби, верно, господин Амен?

Нильс кивал в ответ, не решаясь признаться, что на самом деле ему нужно поговорить с ней.

Он наблюдал, как девушка купает в тазу маленькую племянницу. Она окатывала Снежинку теплой водой из ковша, и кругом разлетались брызги.

Мая мыла девочку, засучив рукава, фартук плотно облегал ее фигурку. Она намыливала Снежинку, а та дрожала: после горячих обливаний ей становилось холодно. Трогательная сценка и умиляла Нильса, и приводила в смущение. Он терялся и бормотал что-то невпопад. К примеру, каждый раз спрашивал, сколько лет Снежинке. Мая терпеливо отвечала:

— Три года. Как и на прошлой неделе.

— Ах да… Просто я не дал бы ей столько, она кажется совсем маленькой.

— Тоби сейчас в дальней комнате.

— Понятно…

Но вместо того чтобы пойти к Тоби, Нильс подходил к окну и начинал рассуждать о погоде. Скрытая за облаком пара, Мая тихонько посмеивалась. Непонятно, как такой застенчивый человек может командовать целой армией? Его приказам подчиняются тысячи дровосеков, его уважает все население бескрайних зарослей мха, а он краснеет, беседуя с ней… Надо же, сам Нильс Амен! Его замешательство ей льстило. Рассеянно перебирая волосы Снежинки, она отвечала:

— Вы правы, со вчерашнего вечера заметно похолодало.

— Постараюсь раздобыть для вас теплые одеяла, — пообещал Нильс.

Иногда он отваживался предложить свою помощь и приносил горячую воду из большого котла. Передать черпак из рук в руки Нильс не решался, боясь разлить кипяток, если их пальцы случайно соприкоснутся. Поэтому ставил его на пол у ног Маи.

В конце концов Нильс уходил, а девушка чувствовала, что у нее ослабевают руки… Она принималась с удвоенной энергией вытирать животик Снежинки голубым полотенцем. Девочка смотрела ей в глаза с лукавой улыбкой. И упорно не отводила взгляда, пока тетя не заворачивала ее с головой в полотенце и не принималась щекотать, приговаривая:

— Ты всех видишь насквозь, хитрая блошка! Все понимаешь, да?

«Блошка» понимала все. Насмеявшись всласть, девочка подносила указательный палец к губам и говорила: «Т-с-с!» Мая, подыгрывая племяннице, повторяла: «Т-с-с!» — с таинственным видом, мечтая, что когда-нибудь у нее действительно появится настоящий секрет.

Нильс подробно рассказывал Тоби о каждой встрече с Элизой. Хотя, по сути, рассказывать было нечего.

— Сегодня она посмотрела мне прямо в глаза. И чуть заметно пошевелила рукой.

Всякий раз он прибавлял с уверенностью:

— Не сомневаюсь: она догадывается, что это ты прислал меня.

Но Тоби больше беспокоило другое:

— А Лео? Не заподозрил ли он что-нибудь?

— Нет. Лео всегда рад меня видеть и, похоже, мне доверяет. Мне даже Арбайенн изредка улыбается.

Тоби в раздумье умолкал. Лео Блю внушал ему серьезные опасения.

— Лео не доверяет никому и никогда. Если он приветлив, значит, замышляет недоброе. Я хорошо его знаю. Ведь он был моим лучшим другом!

Тоби предостерегающе поднял указательный палец.

— Слушай, если он вдруг тебя обнимет якобы от избытка дружеских чувств, значит, ему все известно. Тогда спасайся! Беги! Ни секунды не задерживайся в Гнезде.

Нильс улыбнулся в ответ.

— Я запомню твой совет, Тоби. Но пока все в порядке. Возможно, Лео потихоньку меняется к лучшему.

— Он ни за что не изменится, — возразил Тоби.

— Он любит Элизу. Вдруг он захочет измениться ради нее? — пробормотал Нильс и тут же пожалел о своих словах.

Тоби резко отвернулся и вышел из комнаты.

А в это время в Южном Яйце на голом матрасе спала Элиза Ли. Вдруг прямо возле ее щеки просвистел сверкающий кинжал. Она мгновенно открыла глаза и откатилась в сторону.

Потом долго сидела, прижавшись спиной к скорлупе, с трудом переводя дыхание.

Кто-то пытался ее убить… Ужасно! Однако в этом была и своя польза: теперь у Элизы будет оружие, и, возможно, этот кинжал поможет ей вырваться отсюда. Если только неизвестный не доберется до нее раньше.

Элиза легла на спину и стала осторожно подползать к матрасу. Несомненно, кинжал метнули сверху. Если не сводить взгляда с купола, можно увернуться от следующего удара.

Глядя вверх и перебирая руками и ногами, как паук, девушка продвигалась к центру Яйца. Она напряженно следила за каждой новой тенью. Иногда на мгновение поворачивала голову, чтобы убедиться, что сверкающее в полумраке лезвие на месте.

Вот и постель. А прямо над ней — отверстие в потолке. Пристально вглядываясь в круг света наверху, Элиза пыталась нащупать кинжал. Но пальцы тщетно обшаривали матрас. Пришлось обернуться — кинжала не было!

Элиза метнулась в сторону, руками что было силы оттолкнулась от пола и, вскочив на ноги, приняла боевую стойку.

Нож кто-то забрал. И притаился в темноте. Убийца мог наброситься на нее в любую секунду.

Время шло. В Яйце — ни шороха, ни шевеления.

Она снова осторожно приблизилась к постели. Какой волшебник умудрился взять кинжал, оставаясь невидимым? На матрасе Элиза нашла продырявленный листок бумаги, — прежде она его не заметила. Наверное, записку надели на лезвие кинжала. Всего несколько строк. Девушка поднесла послание к глазам и медленно прочитала: «Я друг…»

Свет мигнул. Элиза запрокинула голову. Она готова была поклясться, что по куполу скользнула чья-то тень. Девушка дочитала до конца: «Я друг Нильса Амена».

Элиза едва умела читать и писать. Она не признавалась Тоби в своем невежестве и сама, втайне от него, всему научилась. Ее мать так и осталась неграмотной. Элиза помнила, как давным-давно Тоби протягивал ей блокнот или лист бумаги, исписанный вдоль и поперек. Вот было мучение!

Через некоторое время он спрашивал:

— Ну как?

Она же не могла прочесть ни строчки. Вскидывала голову и отвечала:

— Знаешь, мне все это неинтересно.

И стыдилась своей лжи. На самом деле ей ужасно хотелось узнать, что он написал…

И она начала учиться. Училась выводить буквы и читать. В этом ей помогал Пол Колин, старый поэт, живший на Нижних Ветвях.

Сомнений в собственных педагогических талантах у него не было, и очень скоро он спровадил ученицу, вручив ей следующее послание: «Если ты можешь прочитать эту записку, я тебе больше не нужен. Прощай».

Однако сейчас Элиза чувствовала себя неуверенно, спотыкалась на каждом слове. Ей понадобилось перечитать таинственное послание трижды, прежде чем она окончательно успокоилась и обрадовалась.

Оказывается, никто не пытается ее убить. Наоборот, ей хотят помочь. Тень наверху — посланец Нильса и Тоби!

Они стараются вызволить ее отсюда. А что если Тень?.. Элиза вдруг представила себе лицо Тоби…

И впервые за долгие годы взмолилась о помощи. Прошептала в тишине, на мгновение сбросив маску невозмутимости и суровости:

— Помоги мне. Скажи, что делать дальше.

Ей показалось, что хозяин Тени выслушал ее, а затем исчез.

Элиза рухнула на постель. Теперь она не одинока! И выполнит все, что ей прикажут. Без возражений.

Девушка невольно отдернула руку: матрас рядом с ее лицом был влажным. Она улыбнулась, догадавшись о причине таинственного исчезновения кинжала. Нынешний март выдался холодным, по ночам подмораживало. Ей прислали записку на острие сосульки, и в тепле ледяной кинжал растаял.

Между тем человек-тень притаился под мостками, пережидая, пока мимо шагали громогласные стражники. Потом неслышно проскользнул в Восточное Яйцо. Как только Лео Блю сбросил черный плащ и шагнул к свету, появился Арбайенн.

— Вы звали меня, господин?

Лео пристально посмотрел в глаза советнику и произнес:

— Возможно, вы были правы.

— В чем именно?

— Насчет Нильса Амена. Ему нельзя доверять.

Арбайенн схватился за рукоять меча.

— Поверьте, господин, это меня совсем не радует. Я бы предпочел ошибиться.

Теперь Лео Блю во всем убедился сам. Всю зиму он слушал, как Нильс делал Элизе какие-то таинственные намеки, но прямых доказательств его вины добыть не мог.

Лео размышлял несколько месяцев и наконец придумал план: подкрасться к Элизе в виде Тени, выдать себя за друга Нильса и посмотреть, что из этого выйдет. Если Элиза попросит у Тени помощи, значит, Нильс подослан врагами.

— В следующий раз, когда Нильс Амен к нам пожалует, живым его не выпускать, — приказал Лео с лихорадочным блеском в глазах.

Арбайенн поклонился и вышел.

Мая сказала: «До скорой встречи», — и сердце Нильса радостно запело. Бедняга Нильс! Он беспечно возвращался домой, не ведая, что приговорен к смерти и противниками, и союзниками.

16 Невеста была в зеленом

— Снаружи вас дожидается посетитель. Он пришел с дочерью и хочет с вами поговорить.

Арбайенн понимал, что сейчас не время докучать Лео Блю беседами. Но и важного гостя, близкого друга Джо Мича, тоже не стоило выводить из терпения.

— Гоните их в шею! — крикнул Лео.

— Это один из помощников Великого Свечника, близкий друг Джо Мича. Его лучше выслушать.

— Что ему нужно?

— Он хочет предложить вам свою помощь.

— Предложить помощь? Мне?

Лео беззвучно рассмеялся. Он лежал в гамаке в полнейшей темноте. Третий день не выходил из Восточного Яйца. Разоблачение Нильса Амена приводило его в отчаяние и ярость. Ведь он доверился Нильсу! Даже время от времени позволял ему видеть Элизу! А тот обвел его вокруг пальца!

— Сейчас я их позову, — осмелился наконец прервать его размышления Арбайенн. — Постараюсь объяснить, что вы очень заняты и не сможете уделить им много времени.

Лео Блю ничего не ответил. Молчание — знак согласия. Он снова погрузился в мрачные мысли.

Вскоре в Восточном Яйце в сопровождении Арбайенна появились две весьма необычные фигуры.

Отец, толстяк в старомодной блузе с жабо, обтирал пот с круглого лица огромным носовым платком в горошек. По столь торжественному случаю он густо намазал иссиня-черные волосы мушиным салом, зачесал их назад и надел белые лаковые ботинки. Сразу было видно: он из тех, кто занялся разведением светляков и стремительно разбогател — жители Вершины нуждались в ярком освещении.

На девушку рядом с ним больно было смотреть. Отец блестел и лоснился, а у дочери взгляд безнадежно потух. Вместо живого четырнадцатилетнего подростка перед Лео предстала вялая кукла в бантах, рюшах и кружевах. Ее лицо ровным счетом ничего не выражало. Ни чувства, ни мысли.

— Дорогой мой! — жизнерадостно прогремел гость, обращаясь к сгустку мрака, где скрывался Лео. — Я пришел сообщить вам приятное известие.

Лео Блю мгновенно поднялся и сел. В последнее время ему не хватало хороших вестей.

— Простите, что вмешиваюсь не в свое дело, — продолжал громыхать толстяк в белых ботинках, — однако ходят упорные слухи, будто у вас в личной жизни не все гладко.

От неожиданности и возмущения Лео едва не вывалился из гамака. Об этом с ним не смел заговаривать никто и ни при каких обстоятельствах!

— Дорогой господин Блю, я здесь, чтобы избавить вас раз и навсегда от всех тревог и разочарований.

Лео с трудом сдерживался, чтобы не наброситься на этого круглого дурака и не придушить его.

— Прислушайтесь к моему совету и завтра же станете женатым человеком. Ведь сейчас вы в глупейшем положении. Вы стали всеобщим посмешищем…

Лео аж подбросило из гамака!

— А выход прост, — как ни в чем не бывало продолжал громыхать гость, — и я охотно укажу его вам…

Арбайенн, стоя в дверях, внимательно слушал. Он знал, что подобный разговор ничем хорошим не закончится. Тем более что в глазах Лео уже загорелся недобрый огонек.

— Ваше спасение перед вами! — провозгласил толстяк. — Женитесь на моей дочери Берник.

Да-да, перед Лео предстала незабвенная, несравненная Берник. Бедняжка попыталась сделать реверанс, но зацепилась пяткой правой ноги за носок левой и рухнула на пол, даже не вскрикнув. Гуз Альзан бросился к дочери.

— Берничка, деточка…

Он ухватил ее за шиворот, попытался приподнять, но она падала снова и снова. Со стороны казалось, будто толстяк подметает пол метелкой из перьев.

За последние годы наводившая на всех ужас злюка сильно переменилась. Прежде в тюрьме Гнобль, располагавшейся внутри омелы, она избивала стариков заключенных палкой, кусала за нос родственников, если они пытались ее поцеловать, набивала карманы состриженными с ног ногтями и грызла их. Теперь чудовище превратилось в тупую колоду, и отец иногда с тоской вспоминал былую несносную, неукротимую Берник.

После того как тюрьма сгорела, бывший ее начальник Гуз Альзан занялся выращиванием светляков и с легкой руки Джо Мича стал помощником Великого Свечника. При этом страстно мечтал он только об одном: выдать дочь за именитого человека.

За светляками на ферме ухаживали десятки наемных работников, но лишь один из них искренне пожелал взять Берник в жены. Это был Тони Сирено, бывший ассистент Сима Лолнесса. Предав однажды своего профессора, Тони поступил на службу к Джо Мичу, пытаясь выведать для него секрет Балейны. Но и в этом не преуспел и лишился работы. Вот тогда он и нанялся к светлейшему Гузу Альзану.

Казалось бы, что может быть прекраснее фермы по разведению светляков? Здесь все светилось: яйца, личинки, сами светляки.

Однако любой, кто заходил на сияющий склад, сначала вскрикивал от восторга и удивления, а потом начинал вопить от страха и боли. Ведь светляки парализуют жертву, впрыскивая особый яд. Их укусов не удавалось избежать никому, и работники на ферме слабели день ото дня.

Вскоре Тони Сирено совсем усох и стал таким же сонным и апатичным, как Берник. Не зря же поговаривали, что она напрасно дразнила светляков. Так что роман их не продлился и дня.

— Что скажете? — не отступал Гуз.

Лео Блю молчал, но толстяк настаивал все более бестактно и грубо.

— Нельзя же так убиваться из-за трех Облезлых и одной бесполезной, — проскрипел он, давясь от смеха.

С тех пор как разнесся слух о неудачном сватовстве, все радостно подхватили чью-то шутку: «Три Облезлых, одна бесполезная, Лео Блю любезная» — действительно, краткий перечень главных забот Лео.

Лео приблизился к Гузу Альзану вплотную. Прямой, как палка, только голова по-змеиному ходит из стороны в сторону от едва сдерживаемой ярости. Он что-то процедил на ухо гостю.

— Что-что? Я не расслышал! — прожурчал тот, довольный, что Лео секретничает с ним по-свойски.

Лео закрыл глаза и повторил еще раз. Толстяк улыбнулся, ему почудилось: «Я польщен».

— Ну еще бы! И вы мне окажете честь.

— Я сказал: «Пошел вон!»

Оторопев, Гуз выпустил из рук Берник, давно уже клонившуюся к полу. Девица рухнула, как сноп соломы.

Арбайенн мгновенно сообразил, что его господин вот-вот совершит непоправимую ошибку. Берник — крестница Джо Мича. Нельзя допустить ссоры с Альзаном. Он предостерегающе поднял руку. Лео Блю замер, тяжело дыша, втянул в плечи ноющую шею, чтобы голова перестала раскачиваться, и медленно вышел из Восточного Яйца.

Бедняжка Берник продолжала сидеть на полу, уставившись на свои ватные ноги.

Гуз Альзан, разинув рот, показывал пальцем на дверь, за которой скрылся Лео.

— Куда это он?

— Господин глубоко взволнован, — объяснил Арбайенн, — потрясен, изумлен вашим предложением. Дайте срок, он вам ответит.

— Вы уверены?

— Ответ вам непременно сообщат.

— Моя девочка его поразила?

— В самое сердце.

— Что, нервишки сдают? — толстяк заговорщицки подмигнул.

— Пошаливают. Идемте, господин Альзан, я вас провожу.

Гуз схватил дочь за руку.

— Пошли, лоскутик мой пестренький.

Кивнув Арбайенну, он потащил дочь к дверям и столкнулся с человеком, буквально влетевшим в комнату. Человек сразу же принялся витиевато извиняться. У Гуза глаза полезли на лоб:

— Пюре, ты?

Пюре в ужасе застыл на месте, в один миг лишившись дара речи. Перед ним возник тот, кого он поклялся избегать до конца дней! Разгневанный Гуз Альзан повернулся к Арбайенну:

— Только не говорите мне, что здесь доверяют этому негодяю!

Злоключения семьи Альзанов начались именно из-за Пюре, служившего надзирателем в тюрьме Гнобль, точнее, из-за его губительного совета по поводу воспитания маленькой Берник. После его педагогических экзерсисов крошка навек утратила живость и резвость.

— Знайте, что вы наняли самого подлого гада на свете, — заскрежетал Гуз, указывая на несчастного. — Не верьте его красивым словам. И если моей кроткой птичке суждено выйти замуж за Лео и обосноваться в Гнезде, предупреждаю: я не потерплю, чтобы рядом с ней ошивался всякий сброд!

Толстяк в ярости топнул ногой и удалился, таща Берник за шлейф ее платья.

Арбайенн вопросительно посмотрел на Пюре. Тот не знал, как оправдаться. Покраснел и залепетал нечто невразумительное:

— Я… Я клянусь вам… Понятия не имею, о чем это он…

Арбайенн положил руку ему на плечо и сказал покровительственным тоном:

— Разумеется, дорогой Пюре! Я вовсе не должен следовать указаниям этого человека.

Пюре вздохнул свободнее.

— Благодарю вас. Просто я боялся, что…

— Вы безупречно исполняете свои обязанности, — прервал его Арбайенн. — Стережете нашу пленницу, глаз с нее не спускаете. Один ваш принцип мне особенно по душе.

— Какой же?

— Вы любите повторять: «Невозможно быть излишне бдительным». И здесь вы безусловно правы.

Пюре расплылся в улыбке.

— Господин Арбайенн, вы так бобры!

От избытка чувств Пюре не всегда попадал в слова. Ну вот, наконец-то его оценили по заслугам! Прослезившись, он шагнул к мосткам и внезапно услышал:

— Да-да, излишне бдительным быть невозможно. Так что извольте завтра до заката навсегда покинуть Гнездо. Будьте так любезны.

Пюре остолбенел. Но не обернулся и не сказал ни слова в свою защиту. Однако от отчаяния он готов был броситься с мостков в бездонную пропасть.

Элиза не слышала, как к ней приблизился Пюре. Сидя на корточках, она вертела в руках только что полученную записку. Тень сбросила вниз еще один ледяной кинжал.

Скажите Лео «да».

Всего три слова.

Скажите Лео «да».

Она сразу почувствовала невыносимую тоску. Неужели иначе ей отсюда не вырваться? Она и сама уже подумывала: не сдаться ли… Может, лучше уступить Лео, выйти за него, а потом сбежать, скрыться, исчезнуть навсегда?

Гордость не позволяла ей осуществить этот план.

— А… Это ты, Пюре, — сдавленно проговорила она.

— Да. Вот пришел с вами попрощаться.

— Так ты уходишь?

Ответить Пюре не смог. Он и не подозревал, что так сильно привязался к этой девчушке. Старик вытер рукавом слезы.

— И когда ты должен уйти? — ласково спросила Элиза.

— Завтра.

Долгое время они молчали. Пюре тихо всхлипывал. Элиза скатала записку в трубочку и теперь мяла ее в руках. Из отверстия в куполе лился унылый серый свет.

— Это несправедливо, — сказал Пюре.

Узница и тюремщик, прощаясь, склонились друг к другу, будто две сухие ветки Дерева.

— Пюре, — позвала Элиза чуть слышно.

Он обернулся.

— Ты не мог бы оказать мне последнюю услугу? — спросила она.

В Гнезде зашептались, зашевелились, будто сюда вдруг вернулись птицы.

— Не может быть…

— Правда-правда!

— Невероятно!

— Знаю из первых рук.

— Сама сказала?

— Сама.

— Ему сказала?

— Ему.

На Вершине никто не ожидал такого поворота событий, и все без устали повторяли эту новость, чтобы убедить себя в ее достоверности.

— Не может быть…

— Да уж поверьте!

— За него? Неужели?

Пленница перестала сопротивляться! Элиза согласилась выйти замуж за Лео Блю!

Через несколько часов Вершину охватила безумная суета. Ведь свадьба назначена на завтра, пятнадцатое марта. Надо поторопиться, пока невеста не передумала. Вот ужас-то! Вот кошмар!

Элиза решила по старинной древесной традиции венчаться в зеленом.

— Все остальное на ваше усмотрение, — кротко сказала она Арбайенну.

Тот решил устроить пышное празднество. И немедленно приказал очистить и украсить Северное Яйцо, в котором располагался амбар.

Скорлупу изнутри расписали золотой пыльцой. Повесили огромную смоляную люстру с десятком светляков. Созвали великое множество гостей. Арбайенн лично уговорил Великого Свечника сочетать браком Элизу и Лео Блю.

Великий Свечник не забыл, как Элиза отдала его на съедение светляку, и затаил на нее обиду, но в конце концов уступил, прекрасно понимая, что в противном случае на его место просто назначат кого-нибудь другого.

Единственным человеком, который оставался абсолютно равнодушным к предстоящему торжеству и не участвовал в общих хлопотах, был… Лео Блю. Он не выходил из Восточного Яйца и весь день баюкал свою печаль в гамаке. Даже услышав, что пленница неожиданно согласилась стать его женой, он не изменился в лице. Только стал еще бледнее. Арбайенн с тревогой присматривался к своему господину, замкнутому и молчаливому. И не мог взять в толк, отчего тот подавлен и мрачен накануне столь радостного дня.

Только Лео Блю понимал, что происходит. Он отлично знал, отчего Элиза дала согласие…

Выпроводив Гуза и Берник, он сразу поспешил к Южному Яйцу. Взобрался на самый верх и метнул внутрь ледяной кинжал с запиской, обманув доверие девушки, принуждая ее ответить «да».

Элиза последовала совету Тени, а Тень — это он, Лео Блю.

Так что Лео не обольщался: пленница мечтала лишь об одном — вырваться на свободу. В ее ответе не было ни малейшего проблеска любви.

Дверца приоткрылась, птичка в клетке чирикнула в надежде, что дверца распахнется и можно будет улететь.

Лео Блю больше не желал чувствовать себя униженным. И придумал, как вернуть чувство собственного достоинства. Гуз Альзан сказал, что над ним смеются? Так вот, Лео не потерпит насмешек! Он всю жизнь дорожил своим честным именем и не давал порочить память отца.

Но кто, как не он, понимал, что грядущая свадьба — обман и фарс? Что ему придется вечно держать жену взаперти?

Он позвал Арбайенна и отдал ему тайный приказ: собрать всю стражу Гнезда и окружить Северное Яйцо во время церемонии, чтобы невеста не сбежала из-под венца.

Стемнело. Элиза слышала шум снаружи — вовсю шла подготовка к свадьбе, и рабочие приколачивали к мосткам доски для большей прочности. Середина марта, а снег все падает и падает. До нее доносились чьи-то громкие приказы…

Девушка посмотрела на огромное зеленое покрывало, сушившееся у нее над головой. Днем его покрасили, а к вечеру принесли ей. Элиза сама его постирала и повесила на веревку. Теперь она отдыхала: пила теплую воду под ласковый шорох снега о скорлупу.

Удивительное умиротворение смыло с ее лица остатки тоски и тревоги. Глаз не было видно из-за отросшей челки. На шею, как две длинные косы, спускались ленты.

Она твердо верила, что завтра будет на свободе.

Поначалу казалось, что это самая пышная свадьба на свете. Невесту с головы до ног окутывало роскошное зеленое покрывало. Она шла из Южного Яйца в Северное одна-одинешенька по свежему белому снегу между двумя шеренгами солдат, замерших по стойке смирно. По зеленой ткани порой пробегала дрожь — видимо, девушка волновалась.

В Северном Яйце собралось множество народу: Арбайенн согнал сюда чуть ли не всех жителей Вершины. Впрочем, в те голодные времена сотни людей готовы были кому угодно кричать «ура» ради плошки жидкой похлебки. Мужчины, женщины и дети с грустными глазами, жившие в тесных клетушках, прогрызенных долгоносиками в коре, не могли надивиться на огромную изукрашенную люстру и трепетали при виде Лео Блю, который стоял посреди зала, прямой и неподвижный, как изваяние, в черной куртке из хитина шершня.

В глубине души Лео был уверен, что нынешний день не принесет ему ни капли счастья. Вокруг все ненастоящее, все подделка. Даже гости пришли не по своей воле. Ему предстояло взять Элизу за руку… При мысли об этом руки у него затряслись. Он ни разу так и не осмелился к ней прикоснуться. А вдруг девушка ему лишь мерещится? А вдруг, когда он попытается обнять ее за плечи, у него в руках окажется лишь воздух?

Лео уже не надеялся подчинить себе зыбкую иллюзию. Он желал лишь удержать ее рядом — во что бы то ни стало. Сможет ли Элиза когда-нибудь его полюбить? На это он больше не рассчитывал.

Великий Свечник двинулся сквозь толпу навстречу невесте. Завидев ее, он поморщился и кивнул. Затем подвел девушку к жениху.

Во время церемонии Лео Блю был словно в тумане. Он не понимал ни слова из того, что бормочет Великий Свечник. Тот держал в руках курильницу кубической формы, от которой шел терпкий приторный аромат. Его речь в сознании Лео распадалась, лишалась смысла. Юноша не мог поверить, что Элиза стоит вот тут, рядом с ним. Ему казалось, будто обряд бракосочетания длится целую вечность.

— Берете ли вы, Лео Блю, Элизу Ли в жены?

Голос Великого Свечника убаюкивал, словно голубиное воркование. Лео Блю ничего не ответил. Арбайенн, стоявший далеко, у самой скорлупы, не сводил глаз со своего господина. Он понимал, что тот не в себе. Может, от избытка чувств?

На самом деле никаких чувств Лео сейчас не испытывал, на него нашло странное помрачение. Вернее, в нем пробудилось сомнение. Мучительное сомнение… Он посмотрел на закутанную невесту, стоявшую рядом, и…

Великий Свечник выразительно кашлянул.

— Берете ли вы, Лео Блю, Элизу Ли…

В толпе послышался ропот удивления. Лео Блю стоял и не отзывался.

— Господин Блю? Господин Блю? — распорядитель праздника подергал его за рукав.

Внезапно Лео шагнул к невесте. Грубо оттолкнул Великого Свечника, схватил покрывало за край и резко его сдернул. Народ ахнул… Под покрывалом стоял Пюре.

Элиза бежала босиком по белому пуху.

Взмахивая руками, будто крыльями, перелетала с пера на перо. Свобода ее пьянила!

Ей удалось выбраться из Южного Яйца как раз перед торжественным выходом мнимой невесты. По пути ей никто не попался. Гнездо опустело, все праздновали свадьбу. Она беспрепятственно добралась до белоснежного Перьевого Леса.

После того как Тень потребовала, чтобы она ответила «да» Лео Блю, Элиза догадалась, что это совет вовсе не друга. Но решила воспользоваться промахом Тени и бежать.

Отвага Пюре ее восхитила. Тот ответил бесхитростно:

— Мне нечего терять. Меня в любом случае завтра выбросят вон.

Потом слегка покраснел и добавил, потупившись:

— К тому же я всегда мечтал о роскошной свадьбе.

Когда она закутывала Пюре в покрывало, он не выглядел несчастным или обиженным. Скорее задумчивым. Попросил лишь об одном: «Разрешите мне остаться в моих любимых домашних тюфельках».

— Смерть я приму в своих тюфлях, — гордо сказал Пюре и выпрямился с видом героя.

Прыгая по перьям, Элиза с нежностью вспоминала решительный взгляд старого друга перед тем, как он набросил на лицо зеленое покрывало.

Но тут ей пришлось отвлечься от мыслей о Пюре: навстречу двигались две закутанные фигуры.

Элиза метнулась в сторону и спряталась за кустиком белого пуха.

Вглядевшись получше, она удивилась: по Перьевому Лесу шла невеста точь-в-точь такая же, как та, что находилась сейчас в Северном Яйце. А вслед за ней, отдуваясь, спешил толстяк. Его Элиза мгновенно узнала: Гуз Альзан!

— Поспешим, Берничка. Жених тебя заждался.

Значит, невеста — это Берник!

Услышав о приготовлениях к свадьбе, Гуз Альзан ни на минуту не усомнился, что Лео Блю женится на его дочери. Вот и вел ее гордо на церемонию, укрыв зеленым покрывалом.

Элиза расслышала последние указания, которые он давал Берник:

— Ты непременно должна сказать «да».

— Да, — машинально повторила та.

— Ты же знаешь: не сейчас, а потом, на свадьбе. Мы же все отрепетировали. Великий Свечник задаст тебе вопрос, а ты ответишь «да».

— Да.

— Не сейчас, нет.

— Нет.

— Нет же, нет, ни за что не говори «нет»!

— Нет, — упорствовала Берник.

— Да, да!

— Нет.

Элиза подождала, пока они не скрылись из виду, затем продолжила путь.

Само собой, в Северном Яйце никто не ждал бедняжку Берник, но роковая ошибка Гуза Альзана позволила Элизе значительно оторваться от врагов. Вскоре за ней послали погоню, и стражники, встретив в Перьевом Лесу заблудившуюся невесту под зеленым покрывалом, естественно приняли ее за беглянку и немедленно схватили, не слушая жалобных причитаний несчастного отца.

Радуясь удаче, трое злополучных смельчаков доставили Берник к Лео Блю и по лицу господина сразу поняли, что жестоко поплатятся за чрезмерное рвение.

Элиза заглянула в темный лаз — Пюре посоветовал ей туда спуститься. За Перьевым Лесом начиналось Переплетение Соломин, все они были полыми внутри. Съедешь вниз по соломенному туннелю — и ты уже на Ветвях.

Элиза отважно ринулась в темноту.

Лежа на спине, обхватив колени руками, она со страшной скоростью неслась по гладкому спуску.

Наконец-то она могла расслабиться и ни о чем не думать.

Здесь не нужно ни бороться, ни сопротивляться…

Бесконечный золотистый туннель, вполне возможно, выведет ее к свободе и счастью…

Безумная надежда когда-нибудь вновь увидеть Тоби, живого и невредимого, никогда ее не оставляла. Но сейчас ей хотелось лишь одного: крепко обнять маму.

17 Последний облезлый

Сима разбудил ужасающий грохот, он даже подумал, что в камере обвалился потолок. Дверь едва не слетела с петель.

В темноте испуганная Майя схватила мужа за руку.

— Что случилось?

— Лежи тихо, — прошептал он.

Между нарами загрохотали сапоги. Ворвались охранники с факелами. Они кого-то искали. Сдергивали с заключенных одеяла, вглядывались в лица.

Огонь едва не спалил Симу волосы.

— Вот он! — взревел грубый голос. — Следуй за мной, живо! Похоже, Лолнесс, запахло жареным!

— Ну да, это мои брови.

— Чего-чего?

— Уберите факел, не то спалите мне брови.

— Пошути мне еще!

Охранник схватил его за ворот тюремной рубахи и потащил из камеры.

— Подождите, я, кажется, забыл очки. Под подушкой, — упирался профессор.

— Заткнись и сразу прозреешь.

Дверь за ними закрылась, шум стих.

В наступившей тишине кто-то пробормотал:

— Похоже, они обнаружили наш подкоп.

Заключенные знали, что подкоп почти готов. Всеобщий побег должен был состояться на следующей неделе.

В темной камере воцарилось молчание.

Майя обхватила голову руками: «Не могу я так больше, не могу!»

Звериная жестокость. Глупость. Отупляющий страх.

У Майи Лолнесс уже не было сил все это выносить. Мужа снова забрали, куда-то увели! Она уткнулась лицом в грязный матрас и разрыдалась. Старалась плакать бесшумно, но ее всю трясло.

Как же тяжко изо дня в день бороться за жизнь! Сколько лет они уже живут в заточении, а надежда на спасение едва теплится где-то вдали… Если муж не вернется, на кого ей рассчитывать? Она осталась одна-одинешенька на дне этой ямы, чудовищной, отвратительной котловины.

Другие заключенные… Да, конечно, Майя к ним привязалась, но можно ли на них положиться? Разве кто-нибудь тут способен сказать ей слово утешения в горькую минуту, побыть рядом, спасти от одиночества? А ведь все они знают, каково ей пришлось… Грубые, равнодушные люди, хамы! Им неведомы чуткость, деликатность, сострадание…

Майя долго плакала, зажмурившись. Прошел целый час. Наконец, немного успокоившись, она перевернулась на спину, открыла глаза и глубоко вздохнула. Через несколько секунд, когда заплаканные глаза привыкли к темноте, она разглядела стоявших вокруг людей.

Все их сокамерники, тридцать человек, собрались возле нее. Как только Сима увели, они стали подходить один за другим. Голова верзилы Лу Танна упиралась в верхние нары, рядом она разглядела Ролдена: верные товарищи, плечом к плечу, целый час сторожили ее горе.

Возможно, им не хватало сообразительности и такта, и мужчины не знали, что предпринять, что сказать, но они были рядом все это время.

Послышался смущенный шепот Зефа Кларака:

— Если вам что-нибудь нужно, вы только скажите…

Майя улыбнулась, почувствовав радость и облегчение.

Ее не покинули, ее поддержали! Она сказала с искренней благодарностью:

— Спасибо… Вы так добры!

Вскоре тридцать пай-мальчиков спокойно уснули.

Сим Лолнесс увидел, что его тащат в класс: значит, подкоп обнаружен! На этот раз он понятия не имел, как выпутаться из беды самому и выгородить других.

Джо Мич сидел за учительским столом, повязанный салфеткой, и ужинал.

Сим ни разу еще не присутствовал при его трапезах, да и впредь охотно избегал бы подобной чести.

Еда размазалась не только по тарелке, но и по объемистому брюху, коленям, даже по стенам и потолку. Спасаясь от брызг подливы, Рашпиль и Торн скромно стояли в сторонке, подальше от стола.

Даже без очков профессор сразу заметил, что люк закрыт, и мгновенно успокоился.

Сима швырнули на стул.

— Ловко! — одобрил он с улыбкой.

Первым заговорил Рашпиль:

— Большой Сосед устал от ваших глупых отговорок.

— Ну хоть аппетит у него не пропал, это радует.

— Заткнитесь! — взвыл Торн.

Один из тюремщиков, не отставая от Торна в любезности, пнул сидящего Сима сапогом.

— Молчать! — не унимался Торн.

Рашпиль между тем продолжал:

— Вы попросили отсрочку. Мол, над секретом Балейны нужно еще потрудиться, и вы нам его откроете после…

— Равноденствия, — подсказал Сим.

— Чего-чего?

— Весеннего равноденствия.

— Плевать на все ваши действа!

— Весеннее равноденствие наступит двадцатого марта.

— Молчать! — опять гаркнул Торн. — Вас не спрашивают.

По щеке Рашпиля растеклась жирная подлива. Он взглянул наверх, удивляясь: неужели с потолка полил дождь? Но нет, просто Джо Мич слишком рьяно вгрызался в жаркое.

Рашпиль вытер щеку, прокашлялся и вновь заговорил:

— Большой Сосед — человек терпеливый, но он не дурак, и его не проведешь.

Сим Лолнесс посмотрел на Рашпиля с вежливым удивлением, будто тот сообщил ему нечто невероятное.

— Неужели?

— Молчать! — снова крикнул Торн.

— Итак, вы утверждаете, будто добросовестно трудитесь над своим изобретением?

— Утверждаю.

— Тогда это что? Это что, я вас спрашиваю!

Рашпиль высыпал на колени профессору целый ящик карточек. Симу пришлось подносить их к глазам близко-близко: без очков он почти ничего не видел. На всех карточках был один и тот же рисунок — изображение Дерева.

— Господин Лолнесс, мы произвели обыск в вашей лаборатории и нашли кучу таких картинок. О секрете Балейны нигде ни слова.

Сим вежливо улыбнулся.

— Я обещал открыть эту тайну двадцатого марта, и если обману, можете сделать со мной что угодно. Но едва ли вы в силах разобраться в моих изысканиях самостоятельно. Так что, будьте любезны, верните мою картотеку на место, в лабораторию.

Джо Мич протянул к карточкам грязную липкую руку. Ему подали всю пачку. Неспешно обсасывая ножку жука, он принялся перебирать их и рассматривать, оставляя на бумаге жирные зеленые пятна.

Сим едва сдерживал гнев. В густой жиже подливы гибли плоды его многодневных вдохновенных трудов! Над этим открытием он начал работать с самого начала их пребывания на дне котловины…

А началось все с того, что его очки упали и на стекле образовалась трещина, похожая на Дерево. Сим скрупулезно ее перерисовал. Вскоре случилась гроза, и профессор впервые заметил: молнии тоже имеют форму Дерева! Везде его подобия! Он находил их, изучая струи ручья летом, растрескавшийся лед зимой, вены на своих руках, прожилки на огромных листьях.

Изображения Дерева он замечал повсюду. Он собирал рисунки, еще не зная, к чему приведет их сопоставление.

Новая картотека росла, наполняя его жизнь смыслом. На дне котловины он втайне возделывал свой заповедный сад.

В конце концов Джо Мич отшвырнул карточки в угол. Профессор вскочил, чтобы их собрать, но его силой усадили обратно.

Большой Сосед снял салфетку и провел ею по физиономии. Вместо того чтобы стереть подливу, он размазал ее по лбу и по волосам. Любо-дорого посмотреть!

— Профессор, не забывайте, что вы у нас гостите с супругой, — вкрадчиво сказал Рашпиль. — Жаль, если с нею случится что-нибудь скверное. Так что трудитесь на совесть. Мы ждем результата.

Когда Сим вернулся в камеру, уже забрезжил рассвет. В руках у него была кипа промасленных карточек. Майя крепко обняла мужа.

— Ловко это они, — взволнованно проговорил он.

— Что им было нужно?

— Хотели узнать, как это я умудрился жениться на такой красавице.

— Что ты им сказал?

— Сказал: сам не знаю. Мне просто повезло.

Майя печально улыбнулась, и Сим подумал, что сейчас самое время поговорить с ней о Тоби.

— Милая, обычно я избегаю бездоказательных утверждений, но тут совсем другое дело. Так вот, я твердо верю, что Тоби жив, что он где-то рядом, хотя никаких известий от него нет и никто его не видел.

У Майи комок встал в горле, она не могла произнести ни слова. Сим прошептал:

— Вера в то, что он цел, помогает мне выжить, потому я тебе об этом и сказал.

— Мне кажется, — отозвалась наконец Майя, — три недели назад Плюм Торнетт пытался рассказать мне о Тоби. Он явно что-то знает. Тогда я побоялась, что надежда обманет. Но если ты тоже чувствуешь…

Плюм действительно жестами и мычанием старался сообщить Майе, что встретил Тоби, когда охотился на пиявок, но она его не поняла.

Сим и Майя, обнявшись, лежали на узких нарах.

На заре подал голос старый Ролден, чье место было неподалеку.

— Профессор, завтра мне исполняется сто три года.

— Да, Альбер, я знаю.

В последнее время советник Ролден сильно сдал, чувствовал неизбывную усталость и постоянно твердил, что не доживет до ста трех лет.

— Мы обязательно отпразднуем ваш день рождения. Майя испечет пирог под белой глазурью.

Ролден прекрасно помнил знаменитый пирог госпожи Лолнесс. Но как не пишут стихов мышиным пометом, так и не пекут пирогов в котловине Джо Мича. Это Ролден тоже понимал.

Майя поправила мужа:

— Когда-нибудь я непременно испеку для вас пирог, Альбер.

— Не когда-нибудь, а именно завтра. Ведь у него день рождения, милая.

Майя незаметно толкнула профессора локтем, чтобы он образумился, но тот встал посреди камеры, выпрямился и провозгласил:

— Друзья, следующей ночью мы будем уже на свободе. Назначаю побег на нынешний вечер. Готовьтесь!

По соседству, в той части котловины, где держали Облезлых, тоже всю ночь не сомкнули глаз. После полуночи стража привела двух схваченных поблизости чужаков — двух Облезлых, которым каким-то образом удалось сюда забраться.

Они покинули равнину посреди зимы, преодолели множество препятствий и все-таки попали в тюрьму, случайно съехав ночью на санях по снежному склону на дно котловины… Люди Джо Мича расставляли сети, подстерегая бродяг и заблудившихся детей. В эти сети и угодили путники.

Их бросили в ледяной барак, где ночевали, дрожа от холода, другие заключенные. Бедняги были в полном изнеможении.

— Зачем было подниматься так высоко? — сурово спросил Джалам.

Он рассердился не на шутку. Не любил бессмысленного геройства.

— У нас не было выбора, — мрачно ответил один из путешественников.

Лунный Диск сидел поодаль вместе с Микой и Льевом. Все молча смотрели на двух несчастных, не подозревающих, что, коль скоро они оказались на дне котловины, их злоключения только начинаются. Про таких бедолаг в Травяном Племени говорили: «Они попались в лапы блохе».

То же самое мог сказать про себя и Лунный Диск.

Охранник по прозвищу Шершень месяц за месяцем донимал его, пытаясь втайне от остальных выведать что-нибудь о Тоби. Из всех Облезлых только Лунный Диск знал настоящее имя Ветки.

Лунный Диск не мог врать, так что приходилось изворачиваться, чтобы не предать друга. Он говорил: «Ни единого человека я не называл этим именем; мой народ никого с таким именем не знает». Шершень, приходя в ярость от его упрямства, тысячу раз хотел пронзить Лунного Диска гарпуном, но в последнее мгновение останавливался, боясь лишиться единственного ценного свидетеля…

— Пуститься в путь посреди зимы! — возмущался Джалам. — Вы шли на верную смерть!

— Мы не боимся смерти, — невозмутимо ответил второй странник.

— У нас не было выбора, — настаивал первый.

— Что же заставило вас подняться на Дерево? — спросил Лунный Диск.

— Кое-кто покинул равнину в пору первого снега. Мы отправились на поиски.

— Кто? — продолжал допрос Лунный Диск.

— Непростительное безрассудство! — бушевал Джалам. — Нельзя оставлять свой дом зимой!

— Кого вы ищете? — не отставал Лунный Диск.

Странники переглянулись. Затем ответили:

— Твою сестру, Илайю.

Все разом смолкли.

— Мы не знаем, почему она ушла и зачем.

Лунный Диск представил заснеженные поля, скользкие отвесные уступы коры, головокружительно высокий ствол Дерева, его узловатые ветви. Неужели Илайя проделала такой опасный путь в одиночку?

Один из юношей продолжал:

— Три дня назад мы настигли ее неподалеку отсюда. Я заговорил с ней, а она набросилась на меня и попыталась убить. Не знаю, что на нее нашло. Не понимаю, чего она хочет.

— С тех пор как ты ушел, в сердце твоей сестры полыхает ярость. С тех пор как с нами больше нет Ветки, — подхватил второй.

Лунный Диск вспомнил добрую ласковую девочку, ненамного старше его, которая всему его научила, заменила мать, отца, всю семью. Пела ему зимой в шатре-колосе чудесные песни… Куда подевалась ее доброта? Зачем Илайя поднялась на Дерево?

— Они вот-вот ее схватят! — воскликнул Лунный Диск в испуге.

Юноши ответили не сразу.

— Илайю уже схватили. Они поймали нас всех. Но она так отчаянно сопротивлялась, что ее заперли отдельно от остальных. Когда нас вели сюда, мы слышали, как она кричит и бьется где-то наверху.

— Моя сестра здесь?! — чуть слышно прошептал Лунный Диск. Он был вне себя от ужаса.

Вечером в классе на краю котловины царила напряженная тишина. Тридцать пожилых школьников с нетерпением ждали, когда они спустятся в подземный ход. Все основательно подготовились к побегу: под робы надели теплые свитера, в портфельчики спрятали запасы провизии. У Ролдена руки тряслись сильнее обычного.

Никто не мог придумать тему занятия, и вдруг Зеф Кларак вызвался прочитать лекцию. На лицах у всех появилось искреннее удивление. Ведь Зеф — худший ученик, абсолютный невежда, ставший нотариусом по счастливой случайности, — не знает ну ничегошеньки!

Один из заключенных посоветовал ему обучить их наскоро вышиванию, другой — выпечке лиственных пирогов, третий попросил напомнить всем таблицу умножения. Зеф с извинениями отклонил все предложения, поскольку ничего не смыслил ни в рукоделии, ни в математике, ни в кулинарии.

В конце концов отличную идею подала ему Майя.

И вот знаменитое страшилище с Вершины, Зеф Кларак, самый уродливый человек на Дереве, начал рассуждать… о внутренней красоте!

Но никто, кроме Майи, так и не узнал, что он думает по этому поводу. Заключенные были заняты вовсе не Зефом: все их внимание было приковано к то удаляющимся, то приближающимся шагам стражников за окном.

Зеф не замечал пренебрежения слушателей. Даже забыл о предстоящем побеге — вдохновенно и без прикрас он повествовал о своем детстве. Перевоплощался то в страшненького бесформенного младенца, при виде которого акушерки упали в обморок, то в неприглядного мальчика, который день за днем учился затмевать внутренним светом свое внешнее уродство.

Майю его рассказ растрогал до глубины души.

Наконец Сим Лолнесс подал знак: «Пора!» Первым встал на четвереньки и пополз к люку, который находился под кафедрой.

Именно в этот миг дверь бесшумно открылась. Зеф сейчас же умолк. Сим понял, что опасность близко, быстро улегся на пол, закрыв собою люк, и зажмурился. Он услышал, как кто-то не спеша подошел к нему, а Зеф прошептал:

— Тише, профессор решил вздремнуть!

— Подожду, пока проснется, — раздался прямо у него над головой низкий женский голос.

Пришла Минуека. Она встала рядом с Симом и молча слушала Зефа, который продолжил свои рассуждения. Его слова потрясли, заворожили Минуеку. Она и не знала, что бывает внутренняя красота!

Сим понял, что уходить охранница не собирается, поэтому потянулся, зевнул и приподнялся, изображая, будто очнулся ото сна.

— Там еще одного Облезлого привели. Вас ждут.

— Опять? — удивился Сим. — Вы же сегодня утром двоих поймали, я их уже видел.

— Пошли, так надо.

Сим никогда не уклонялся от обязанности знакомиться с новыми пленниками. Он кивнул и встал, надеясь, что успеет вовремя вернуться — нужно только управиться побыстрее. Минуека нехотя поплелась за ним, хотя ей так хотелось дослушать лекцию Зефа!

— Я ненадолго, — заверил Сим остальных, выходя из класса. — Спокойно дождитесь меня. Не бойтесь: планы не меняются.

В ответ он услышал тяжкий единодушный вздох пожилых школьников. Увидел, как ходят ходуном руки Ролдена. Через два часа старику исполнится сто три года!

Минуека привела профессора в крошечную каморку, а сама ушла. Сима разбирало любопытство, хотелось взглянуть на последнего из пойманных за сегодня. Странно, что он был один. Люди из Травяного Племени редко путешествуют в одиночку.

Ждать пришлось долго. Профессор нервничал и, чтобы успокоиться, стал заново продумывать детали предстоящего побега. Весна только начиналась, рассветало около семи. Даже если они выберутся наружу в полночь, им удастся преодолеть большую часть пути в темноте. Беглецы успеют спрятаться в надежном месте и осуществить весь план до конца. На свободе! Что верно, то верно: вывести тридцать стариков из отлично охраняемой тюрьмы непросто. Однако Сим не сомневался в успехе. Никто и ничто их не остановит!

Тут привели пленника. В каморке было темно, и профессор увидел лишь голубоватое свечение его ступней.

— Этот старик тебе знаком? — спросил тюремщик Облезлого.

Очки Сима Лолнесса поблескивали в полумраке. Пленник не отвечал. Оба напряженно вглядывались в темноту, пока их глаза, привыкнув, не начали различать смутные очертания. Вдруг профессор заморгал часто-часто. На остающемся в тени лице человека Травяного Племени не дрогнула ни одна черта. Наконец он ответил:

— Нет. Я его не знаю.

Сим вернулся в класс бледный и взволнованный. Опустившись на низенький стул, он что-то шепнул на ухо жене. Майя тоже мгновенно побледнела, потом счастливо улыбнулась и положила голову мужу на плечо, прижавшись лбом к его шее. Он боялся спугнуть этот драгоценный миг. Их жизнь внезапно озарилась ласковым светом надежды.

Зеф упорно продолжал говорить, хотя теперь его и вовсе никто не слушал.

Профессор наклонился и тихонько передал новость заключенному, который сидел перед ним. Вскоре она облетела весь класс.

Даже Зеф Кларак понял: «Сим и Майя остаются в тюрьме. Из-за юноши, которого здесь считают жителем равнин. Профессор узнал его по голосу Он уверен, что это Тоби Лолнесс».

В глазах Майи впервые за долгое время появился блеск. Сим взглядом просил прощения у Альбера Ролдена, давая понять, что ему очень стыдно. Но в глубине души он ликовал!

Ролден огладил бороду, взял карандаш и написал на бумаге несколько строк. Его послание прочли все, передавая листок друг другу: «Побег вполне можно отложить. Как вы понимаете, мы ни за что не оставим вас одних. С уважением, Альбер Ролден».

Наступившую тишину нарушила Майя. Она запела поздравительную песню, и все тотчас ее подхватили, окружив именинника. Отложить не означало забыть. Вскоре они убегут все вместе, с Тоби, Майей и Симом!

Послышался топот сапог — со всех сторон сбежались охранники, требуя, чтобы заключенные прекратили петь.

Когда поздравления закончились, почтенный Ролден вздохнул с облегчением. Он один знал наверняка, что столетнему человеку следует готовиться к куда более важному и опасному путешествию, которое не отсрочит даже самый неожиданный поворот событий.

18 Беглянка

Элизе казалось, что к ней благоволит даже ветер, который дул в спину и помогал быстрее спускаться к Нижним Ветвям. Съехав по туннелю-соломинке, она очутилась на изъеденной долгоносиками ветке и поспешно скрылась в зарослях лишайника.

Весна еще не одолела сопротивление зимы. Холод и лежавший повсюду снег не давали девушке остановиться и передохнуть.

Время от времени навстречу попадались бесприютные бродяги с голодным взглядом, к счастью, ее они не трогали. Элиза миновала несколько разоренных селений. Они выглядели обезлюдевшими, но на самом деле под развалинами и в трещинах коры прятались целые семьи. Из укрытий за ней наблюдало множество глаз, а Элиза ускоряла шаг, торопясь вернуться на берега родного озера, хранившего чистоту и природную первозданность.

Но один раз она задержалась — возле уховертки, которая оберегала свою кладку. Несомненно, это была самка, поскольку самцы не выносят зимних холодов. Девушка знала, что уховертки — нежнейшие матери. Однажды весной неподалеку от дома Элизы поселилась точно такая же со своим выводком. Иза Ли каждый день их подкармливала, а ее маленькая дочка, опасаясь грозных жвал огромных насекомых, крепко вцеплялась в материнскую юбку. Постепенно Иза научила ее не бояться. Мудрое доверие к миру и сострадание к живым существам она передавала дочери не с помощью наставлений, а собственным примером, повседневными заботами обо всех вокруг. Временами Элиза жалела, что мама так мало с ней разговаривала. Но она уже тогда понимала, что доверие и ласка драгоценнее любых объяснений.

Теперь ей так хотелось обнять маму! И она спешила туда, где они расстались, к ферме Ассельдоров на границе с Нижними Ветвями. Элиза не сомневалась, что найдет маму именно там.

Девушка почти не спала, бежала и днем, и ночью. Тоби тоже проделал весь этот долгий путь бегом, когда люди Джо Мича схватили его родителей. И Элизе казалось, что она идет по свежему следу маленького изгнанника.

Всю зиму Элизу поддерживали только редкие встречи с Нильсом Аменом. Арбайенн каждый раз произносил одни и те же слова:

— К вам посетитель!

И уходя, неизменно бросал на Нильса неприязненный недоверчивый взгляд. А Элиза, напротив, словно в отместку Арбайенну, проникалась к молодому дровосеку все большей симпатией.

Гость начинал беседу с нравоучений и уговоров — их девушка пропускала мимо ушей. Рассказывал, какой честный и порядочный человек Лео Блю, как отважно он сражается с Облезлыми, злым народом, убившим его отца. Уверял:

— Вам следует познакомиться с ним поближе. Честно говоря, поначалу я и сам был о нем невысокого мнения. Но теперь мы так подружились…

Элиза с нетерпением ждала, когда же начнутся иносказания, упоминания о прошлом — ясные для нее, но скрытые ото всех остальных. Нильс вплетал их в свою речь незаметно. К примеру, вот так:

— Пока что вы пленница, одинокая, оставленная всеми посреди суровой зимы. Вас согревают лишь воспоминания. Вы постоянно одна. Но есть человек, способный вас освободить, растопить лед вокруг, увести вас на берег большого озера, где вы танцевали в детстве.

Да, он часто заговаривал об озере, и тогда Элиза словно слышала голос Тоби. В такие минуты ей хотелось посмотреть на Нильса, поблагодарить его хотя бы взглядом, но она сдерживалась и по-прежнему стояла, отвернувшись к стене и закрыв глаза.

Слова друга помогали ей представить лицо любимого особенно отчетливо.

Ночью, совсем обессилев, девушка добралась до котловины Джо Мича. Она знала, сколько опасностей ее здесь подстерегает, и все-таки упорно шла вперед, надеясь обогнать преследователей и миновать ферму раньше, чем весть о ее побеге достигнет ушей здешних обитателей.

Элиза знала: останавливаться нельзя. Но ее одолела усталость. Ноги не слушались. А ей так хотелось уйти от котловины как можно дальше, пока не рассвело! На заре колени у нее подогнулись, голова закружилась, и несчастная Элиза упала без сознания, закатившись, по счастью, в трещину в коре.

Через несколько часов ее разбудил странный топот. Солнце давно взошло. Приподнявшись на локтях, Элиза выглянула наружу, посмотреть, кто идет по узкой тропе, где с ней недавно случился обморок. Это были… рыжие муравьи!

Они двигались очень медленно, тащили что-то вроде большого шара. Элиза догадалась, что это клетка-ловушка. Охотники зарывали такие в мох, чтобы поймать тлю. Как только насекомое попадало внутрь, дверцы резко захлопывались.

Муравьям удалось вытащить ловушку вместе с добычей. Теперь они тащили находку в муравейник, чтобы там разломать прутья клетки и насладиться ее содержимым вместе с остальными. К рыжим муравьям, готовым кусать и пожирать всех и вся, Элиза не испытывала ни капли симпатии. Мало кого она боялась сильнее. Девушка хотела было спрятаться обратно, чтобы муравьиная процессия ее не заметила, но внезапно клетка зацепилась за сучок, и носильщики остановились, тщетно пытаясь сдвинуть ее с места. Они переговаривались между собой на муравьином языке — дружелюбно щекотали друг друга усиками.

Любопытство заставило Элизу задержаться у края трещины.

И тут она разглядела, кто попался в ловушку. От ужаса сердце забилось так часто, что ей даже пришлось зажать рукой рот, чтобы не закричать: в клетке сидела не тля, не блоха, не личинка, а девочка лет пятнадцати с огромными глазами, в которых застыл безумный, невероятный страх.

Муравьям никак не удавалось перетащить неудобную ношу через колдобину, от нетерпения и недовольства они противно стучали лапками. Элиза не стала медлить и раздумывать: она выскочила из своего убежища, со всех ног бросилась к клетке и взобралась на нее так стремительно, что муравьи не успели понять, откуда она взялась. В руках у девушки была длинная тростинка, и она размахивала ею во все стороны.

Пленница не вскрикнула, не пошевелилась, только испуганно смотрела на Элизу.

— Я спасу тебя, — пообещала та.

Ее окружило с десяток муравьев, насекомые подбирались все ближе. Элиза с воплем огрела самого крупного по голове. Оглушенный, он рухнул на кору. Другого Элиза пнула изо всех сил, и тот, скатившись с ветки, увлек за собой еще двух.

Девочка даже не попыталась ей помочь, хотя прутья клетки защищали ее надежнее, чем жалкая тростинка отважную спасительницу, всерьез рисковавшую жизнью.

Элиза без устали размахивала копьем, однако врагов было слишком много, и они неумолимо надвигались со всех сторон. Она отбрасывала двух, а на их месте возникали еще четверо…

Бой затягивался, и девушка поняла, что муравьиного полчища ей не одолеть. В отчаянии она ткнула тростинкой в очередного муравья, но промахнулась, а ее копье переломилось о прочный прут ловушки. Усталая, обессилевшая Элиза оказалась безоружной среди безжалостных рыжих убийц.

С мольбой подняла она глаза к небу и подумала об отце. Никогда прежде Элиза не решалась представить себе его лицо, даже вспомнить имя, а тут вдруг впервые из глубин памяти всплыл его смех, ласковый, веселый…

Об отце она ничего не знала, мама никогда о нем не рассказывала.

Но сейчас Элиза отчетливо услышала радостный отцовский смех и решила, что умерла.

Девушка стояла, запрокинув голову и зажмурившись. Открыв глаза, она увидела, что на нее сверху падает что-то огромное, зеленое, жуткое… Послышался свист, будто воздух рассек удар клинка. Неведомое существо едва задело Элизу, а вот муравьям досталось: одного оно с треском перекусило пополам, другому оторвало голову. Спастись от могучего чудовища не удавалось никому, муравьи гибли, не успевая опомниться. Через мгновение рыжая армия обратилась в бегство.

Элиза поняла, что на муравьев напал богомол, самое невозмутимое и жестокое насекомое Дерева. Самка богомола способна одолеть любого противника, если тот, конечно, не намного больше ее. Сейчас огромной лапой она поймала убегающего муравья и вспорола ему брюхо. Пожирая добычу, случайно толкнула клетку, и та покатилась.

Элиза судорожно вцепилась в прутья.

Плетеный шар привлек внимание громадного насекомого. Самка резко повернула голову и выронила недоеденного муравья. Устрашающие сочленения ее тела разом пришли в движение. Она будто в клещах зажала клетку и поднесла ее к большим тусклым глазам. Маленькая пленница от страха потеряла сознание. Элиза, которая по-прежнему оставалась снаружи, замерла.

Самка богомола сломала несколько прутьев, и девушке удалось проскользнуть внутрь ловушки. Насекомое долго смотрело на обеих, затем опустило клетку на кору. Внезапно длинные зеленые лапы и усики судорожно задергались, самка вся сжалась, начала оседать… и секунду спустя упала замертво.

Некоторое время Элиза не решалась пошевелиться. Вопреки законам природы самка богомола долгие месяцы прожила под снегом, уцелела зимой, где-то пряталась, охотилась неведомо как. А теперь спасла жизнь двум девушкам и ни с того ни с сего умерла, не причинив им ни малейшего вреда.

Настоящее чудо! Оно укрепило в Элизе веру в благосклонность судьбы.

Девушка вытащила пленницу из клетки — та еще не пришла в себя — и укрыла ее пальто, которое прежде носил Пюре. Незнакомка была в грязи, длинные спутанные волосы закрывали ее лицо, но Элиза сразу догадалась, что перед ней Облезлая: от ступней девочки исходило неровное голубоватое свечение.

Кроме своей мамы, Изы, Элиза прежде никогда не встречала людей Травяного Племени. Она внимательно разглядывала пленницу. Наконец та открыла глаза. Элиза положила ей руку на лоб, проверяя, нет ли жара.

— Не бойся, я тебя не брошу.

Девочка укрылась пальто с головой.

Элиза отошла на несколько шагов, чтобы набрать воды.

Вернувшись, присела на корточки рядом с закутанной в пальто фигуркой и ласково спросила:

— Пить хочешь?

Незнакомка не отвечала. Элиза схватила пальто за воротник и приподняла: девочки под ним не было… Она исчезла!

Элиза оглянулась по сторонам: никого. Кругом неподвижный лишайник, зловещая тишина. Странная незнакомка возникла из пустоты и растворилась в воздухе, как привидение. Откуда она взялась?

— Вернись! — крикнула Элиза.

Позади нее в зарослях послышался шорох. Девушка поспешила туда и увидела сотни деловитых муравьев, растаскивающих по кускам останки самки богомола. Эти твари в конце концов всегда выходят победителями.

Элиза попятилась, подхватила пальто Пюре, надела его, пытаясь согреться, и поспешила прочь. На бегу она подумала: «Эта девочка снова попадет в беду. Непременно».

Так и случилось. На следующий день Илайю поймали дозорные Джо Мича.

Вскоре Элиза приблизилась к ферме Ассельдоров.

Еще не рассвело, лишь в небе появились первые розовые блики.

На границе с Нижними Ветвями Элиза впервые остановилась. Она почувствовала небывалое волнение и жадно вдохнула ледяной воздух, наполненный разными, знакомыми с детства ароматами. Пахло весенней утренней свежестью, травяным отваром, дымом над очагом, где огонь не гасили всю зиму.

Элиза все продумала. Она отлично знала, что план довольно рискованный, но ничего другого попросту не оставалось. Ферму так хорошо охраняли, что ей бы никогда не удалось пробраться туда незамеченной и вывести маму тайно.

Придется действовать напролом, поставив все на карту.

Изнутри пальто Пюре оказалось подбито желто-черным мехом. Элиза вывернула его наизнанку, собираясь предстать перед охраной великолепной дамой в мехах. Растрепанные волосы спрятала под капюшоном, подвела глаза.

Завидев часовых, сделала глубокий вдох и выступила вперед: была не была!

— Да я вас Фтицам скормлю, проклятые! — закричала она. — Негодяи! Где вас носит, остолопы-носильщики?

Часовые остолбенели от изумления: Элиза ругала на чем свет стоит туфли, у которых будто бы сломались каблуки, так что ей, бедняжке, пришлось их выбросить и плестись босой.

— Чижики безмозглые, скворцы ощипанные, трясогузки!

Птичьи ругательства далеко разносились над зарослями лишайника. Элиза сделала вид, что только что заметила оторопевших солдат.

— А вы, никчемные, почему сразу не бросились мне на помощь? Кто тут главный?

Оробев, те почтительно сняли шапки и заблеяли:

— Мы… Я… Мы охотно вам поможем…

— Начальника сюда! Живо! — приказала Элиза.

Один из солдат потихоньку ткнул локтем в бок другого и прошептал:

— Узнаешь, кто это?

— Нет.

— Беглянка с Вершины!

— Да ну?

— Точно! Я сам видел, как Лео Блю увозил ее отсюда.

Солдаты колебались всего минуту, а затем набросились на Элизу, схватили и потащили на ферму.

Девушка не сопротивлялась и покорно пошла с ними, пряча злорадную улыбку. Разве могут глупые часовые догадаться, что, сами того не желая, ей помогают?

В один миг построилась вся казарма. Вызвали Гаррика, начальника гарнизона.

Элиза незаметно осмотрелась. Дом Ассельдоров совсем обветшал, похоже, здесь давно никто не жил. Чтобы скрыть замешательство, она приподняла воротник. Куда подевалась семья Ассельдор? А главное, где теперь Иза Ли?

Гаррик выбежал во двор, потирая руки. Побег Ассельдоров вызвал страшный скандал, и с тех пор ему никак не удавалось загладить вину в глазах Джо Мича и Лео Блю. А тут такая исключительная удача: поймана сбежавшая невеста самого Лео!

— А я и не знал, что вам удалось сбежать, — захихикал он.

— Вот и я ничего не слышала о побеге, — мгновенно нашлась Элиза.

— Я-то думал, он на вас женится.

— Я тоже — и не ошиблась.

— Так почему же солдаты притащили вас будто пленницу?

Со светской улыбкой Элиза недоуменно развела руками:

— И я удивляюсь, любезный… Простите, как ваше имя?

— Гаррик.

Она протянула ему руку для поцелуя.

— Очень приятно, господин Баррик. Лео столько о вас рассказывал…

Начальник гарнизона был польщен и обезоружен. Юная дама держалась абсолютно непринужденно и так изменилась! Превратилась в изнеженную, капризную, своенравную принцессу. Он не осмелился прикоснуться к ее руке.

— Я лично доставлю вас к Лео Блю.

— Он вам обрадуется, не сомневаюсь. Но, думаю, тут же отрубит вам голову.

— Как? Что вы сказали?

От неожиданности он поперхнулся.

— Повторяю: Лео не станет с вами церемониться, узнав, какой прием…

Элиза сделала паузу, небрежно стряхнув дорожную пыль с мехового воротника пальто.

—.. узнав, какой прием вы оказали госпоже Элизе Блю, — закончила она с торжеством.

У схвативших ее часовых глаза полезли на лоб от удивления. Неужели это она…

— Лео был удивлен тем, что вы пренебрегли приглашением на нашу свадьбу, господин Баррик…

Начальник гарнизона застучал зубами от страха.

— Гаррик, — робко поправил он.

— Ну да, простите, никак не запомню ваше имя, хотя Лео столько раз повторял, что некий Гаррик едва ли доживет до весны…

— Так вы… Так вы теперь и вправду госпожа Блю?

— Полагаю, муж сюда еще не прибыл?

— Нет, госпожа Блю.

— Досадно. Пожалуйста, скажите своим людям, чтобы они не выщипывали мех из рукавов моего пальто.

— Немедленно отпустите госпожу Блю, — начальник гарнизона чуть не плакал. — Поверьте, мне так стыдно, обидно… Мне так…

— Не стоит рассыпаться в извинениях, любезный. Лучше скажите, есть ли у кого-нибудь здесь мозги?

Гаррик окончательно растерялся.

— Что, простите?

— Мозги. Мне нужно узнать нечто важное, а для этого потребуется человек с мозгами.

— Возможно, я подойду…

Элиза расхохоталась. Начальник гарнизона натянуто захихикал в ответ.

— Вы?!

Она засмеялась еще громче.

— Да вы шутите!

Гаррик покраснел. Никто еще не оскорблял его так при подчиненных.

— Ладно, попробуем, — выдержав паузу, снисходительно согласилась Элиза. — Отвечайте, где люди, которые прежде жили на этой ферме?

У начальника гарнизона начался нервный тик, глаза забегали, как встревоженные мухи, затем скосились к носу, и он пролепетал:

— Эти люди уснули, госпожа Бла… То есть я хотел сказать, эти люди улизнули, госпожа Блю…

— Неужто? Все до единого?

— Нет. Есть тут один…

— Да-да, я внимательно слушаю.

— Мальчишка еще здесь.

— Мальчишка?

— Если бы не его шалости…

— Где он?

— Заперт в подвале.

— Немедленно покажите его мне!

— Боюсь, он вам не понравится. Мы ведь о нем позабыли…

Начальнику гарнизона пришлось отвести Элизу к люку. Солдаты долго разыскивали ключи. Крышку давным-давно не открывали, и теперь она не поддавалась.

— Выломать ее! — приказала Элиза.

В первое мгновение дневной свет ослепил Мо Ассельдора, привыкшего к темноте. Начальник гарнизона не выпускал его из подвала с тех пор, как сбежали его родные. К счастью, здесь оставались кое-какие припасы. Мо думал, что никогда больше не увидит солнца. Когда его вытащили, он узнал голос Элизы, кричавшей на солдат, но от слабости не мог произнести ни слова. Юноша не понимал, что происходит. Только чувствовал, что его куда-то несут, укрывают… А затем ноздри защекотал свежий лесной воздух.

Его увозили на санках.

Мо Ассельдор проспал целые сутки. Очнувшись, он увидел большие глаза Элизы, склонившейся над ним. Девушка закутала его в теплое одеяло, уложив на сани с перьевыми полозьями.

На ферме она торжественно пообещала начальнику гарнизона, что не расскажет Лео о его чудовищной оплошности.

— Вы вправду меня прощаете? — скулил тот.

— Да, но при одном условии. Вы отпустите мальчишку со мной. Пусть прогуляется.

Сейчас Элиза напоила Мо теплой водой, остановившись на белой заснеженной поляне, и сквозь переплетение ветвей он видел чистое небо.

— Куда мы едем? — с усилием выговорил Мо.

— К моей маме, — спокойно ответила Элиза.

И потащила санки дальше по талому снегу.

19 Мотылек

Изу Ли лихорадило третий день. Она лежала дома одна с высокой температурой, ни от кого не ожидая помощи, хотя уход ей был необходим. Но в эти края давным-давно никто не заглядывал.

Иза простудилась, упав в холодную воду, когда на озере под ней подломился лед. В жестоком ознобе она с трудом добралась до дома.

Мудрая женщина знала, какое снадобье облегчило бы страдания. Она изучила целебные свойства всех трав. Но слабость мешала ей доползти до особого мха, который рос неподалеку и служил отличным жаропонижающим.

От страха и одиночества Иза не страдала, ее мучила только лихорадка. Она тихо свернулась в комочек на синем матрасе, сжав в руке крошечный портрет. Иногда с величайшим усилием приподнималась и бросала ветку в огонь. Его блики яркими остриями прорезали темноту вокруг и рисовали причудливые картины. Постепенно она начала различать забытые пейзажи и давно ушедших людей.

Иза грезила о равнинах своего детства, бескрайних, открытых солнцу. Ей мерещилось утреннее жужжание ос…

В те далекие времена Иза ночевала в венчиках цветов и просыпалась на заре от гудения пчел. Открывала глаза и видела, как приближается черно-оранжевый смерч, ощущала на лице ветерок от пчелиных крыльев, вдыхала запах меда. Цветочная пыльца, за которой прилетала пчела, окружала пробудившуюся девушку розоватым облачком.

Иза не боялась ни пчел, ни ос, ни мохнатых толстых шмелей. Если вежливо уступишь им цветок, они тебя не тронут. Проскользнув между лепестков, она спускалась по стеблю.

Особенно Иза любила бабочек — они так боятся щекотки! Как приятно было гладить их по бархатистому брюшку!

В Травяном Племени не было девушки прекраснее и своевольнее Изы Ли.

Жар властно отбрасывал Изу в прошлое. Она сопротивлялась, цеплялась за реальность, боролась с забытьем, но вскоре силы ее истощились. Она сдалась, болезнь победила.

Водоворот воспоминаний затянул Изу Ли, перенес ее в тот день, который изменил всю ее жизнь. Ей только-только исполнилось пятнадцать…

Жаркий полдень. Иза по высокому стеблю взобралась на широкий лист. Спряталась от палящих лучей под крыльями большой бабочки. Она убежала сюда, поссорившись с отцом: тот настаивал, что ей пора выбрать себе жениха.

Изу постоянно окружала толпа воздыхателей. Не было юноши, который не мечтал бы на ней жениться. И хотя она вовсе не стремилась покорять сердца, каждый, кто хоть на миг встречался с ней взглядом, присоединялся к армии ее поклонников.

Добиваясь внимания девушки, многие были готовы на самое отчаянное безрассудство. К примеру, Нук спрыгнул с высоченного одуванчика, держась за пушинку, и разбил себе оба колена.

Но Изе милее всего было одиночество. Скрываясь от назойливых ухажеров, она неделями пропадала неведомо где. Отец привык к ее исчезновениям и не волновался. Ведь Иза всегда возвращалась живой и невредимой.

Вот и на этот раз она обдумывала план очередного побега. Вдруг бабочка резко снялась и улетела, а на листе внезапно появился незнакомец с плетеным коробом за плечами.

— Здравствуйте, — сказал он.

Иза промолчала в ответ. Чужак мало походил на ее соплеменников. Девушка никогда еще не видела столь странного одеяния. Путешественник был ранен — одна рука у него висела на перевязи.

— Простите, что нечаянно спугнул бабочку. Я вас не заметил. Взгляд грустный, лицо изможденное, но своим спокойствием чужак внушал ей доверие.

С ног до головы он был покрыт разноцветной пыльцой с крыльев бабочки.

Прежде Иза не обращала на мужчин ни малейшего внимания, но этот ее заинтересовал.

— Я живу на Дереве, — объяснил он, — и работаю с бабочками. «Работать с бабочками» — непривычное выражение. Во всяком случае, Иза считала, что с бабочками не работают.

Странник попытался снять короб с плеч и поморщился: рана явно причиняла ему боль.

Иза встала и направилась к нему. Впервые в жизни ей было не все равно, что на нее смотрят. Она незаметно расправила узкое льняное платье и постаралась ступать как можно изящнее.

Девушка осмотрела рану, осторожно сняв повязку.

— У вас воспаление, — проговорила она.

— Ничего, пройдет. Три дня назад пришлось сразиться с комаром. Вы из Травяного Племени?

— Я вылечу вашу руку.

Путешественник смотрел на нее с улыбкой.

— Если бы вы только знали, что говорят у нас о вашем народе…

— Идемте!

— Рассказывают, будто вы съедаете всех чужаков.

Иза расхохоталась.

— Ваша рана не очень-то аппетитна. Вас, пожалуй, я пока есть не стану.

Вслед за ней засмеялся и он. Смех сразу их сдружил.

Над ними снова пролетела бабочка.

Иза отвела незнакомца в шатер-колос, где жила с отцом. Сначала он прожил у них неделю, и все это время девушка меняла на его ране повязки и промывала ее травяными настоями. Слух о его появлении мгновенно распространился по равнине. Со всей округи сбегались дети и часами таращились на чужака. Поначалу они боялись близко к нему подходить, но мало-помалу он приручил их, показав содержимое своего короба. Там было множество продолговатых коробок с мельчайшими отделениями, наполненными пыльцой всех мыслимых оттенков. Люди Травяного Племени привыкли к чистым цветам — красному, желтому, зеленому — и никогда их не смешивали. Красителями служили луговые травы.

А житель Дерева составлял палитру, осторожно сметая часть пыльцы с крыльев бабочек. Цветов тут было не перечесть! От золотого до черного, все оттенки коричневого, оранжевые, серые, голубые, охра, серебро… Детей завораживало невиданное разнообразие. Травяное Племя прозвало незнакомца Мотыльком.

К нему приходили все по очереди, и каждому он ставил на кончик носа цветное пятнышко.

Иза больше не убегала из дома. Дни напролет она сидела в шатре-колосе и не сводила взгляда с Мотылька. Иногда, разговаривая с детьми, он вдруг оборачивался и тоже смотрел на нее. Тогда она опускала глаза. Куда только подевались ее независимость и своеволие?

Рядом с Мотыльком девушка становилась совсем другой и не узнавала себя: ей хотелось находиться подле него неотступно, будто смирной ручной зверушке.

Так прошло еще две недели, и рана полностью зажила. Иза в отчаянии осматривала руку Мотылька.

— Вам нужно еще подлечиться!

— Разве? Даже шрама не осталось.

— Но болезнь не прошла! Она внутри…

Хитрости Изы были шиты белыми нитками.

В тот вечер они сидели вдвоем у костра, хворост ярко пылал, озаряя совершенно здоровую руку странника.

— Мне уже давно не больно.

— Можно болеть и не чувствовать боли. Вам нужно отдохнуть. Поживите у нас подольше!

Некоторое время он молча смотрел на нее.

— Мне пора возвращаться, Иза. Меня ждут на Дереве.

— Вы еще не выздоровели, — упорствовала она, чуть не плача. — Останьтесь! Иначе случится что-то ужасное. Да, ужасное.

Тут Мотылек наконец заметил, что у нее на ресницах дрожат слезы.

— Что случится? — ласково спросил он.

Иза придвинулась поближе к огню.

— Если вы уйдете, мне будет больно, — честно призналась она.

Казалось, в этот миг смолкли все ночные шорохи.

Иза положила голову на плечо Мотылька.

Да, многие юноши Травяного Племени хотели бы оказаться сейчас на его месте…

Иза и Мотылек замерли, не решаясь пошевелиться. Наконец он нарушил молчание:

— Мне тоже больно расставаться с вами, Иза, но есть обстоятельства, о которых я вам прежде не рассказывал…

Он умолк, слышалось лишь потрескивание костра.

— На Дереве у меня остались близкие. Я был женат и потерял горячо любимую жену. Мне нужно время, чтобы оправиться после потери…

— Я согласна ждать сколько угодно, лишь бы быть рядом с вами, — дрожащим голосом пролепетала Иза.

И Мотылек решил задержаться на равнине. Они с Изой никому не рассказывали о своей любви. Так прошло все лето.

Люди Травяного Племени по-прежнему доброжелательно относились к гостю. Старики приглашали его выпить с ними фиалковой настойки. Молодежь ходила с ним, когда он охотился на бабочек. Женщины подводили глаза разноцветной пыльцой. Дети прятались в его заплечном коробе, и он со смехом находил их там во время прогулки. В шатер-колос к отцу Изы уже привычно приходили люди, чтобы Мотылек поставил им на кончик носа цветное пятнышко.

Но однажды все изменилось. Кто-то увидел, как чужак целует Изу в зарослях тростника…

По равнине ядовитыми змеями поползли слухи.

Никто не смел прикасаться к Изе, принцессе равнин, всеобщей любимице, полевому цветку, запретному даже для лучших из здешних юношей. И вдруг на нее посягнул какой-то древесный житель!

В Травяном Племени никогда не сплетничали, а тут все зашушукались, стали коситься, негодовать. Один только отец Изы был далек от всеобщего возмущения, и при его приближении пересуды смолкали.

Детям запретили подходить к Мотыльку. Старики отныне пили фиалковую настойку без него. Женщины с брезгливостью выбросили разноцветную пыльцу. В конце концов случилось наихудшее: племенной совет изгнал инородца из селения.

На следующее утро влюбленные исчезли. Втайне поженились и вместе поднялись на Дерево.

О решении молодых знал только отец Изы, который и проводил их в путь глубокой ночью. Поцеловав дочь, он ощутил на губах странную горечь, будто предчувствовал, что им никогда больше не увидеться.

Старик долго смотрел им вслед, стоял у стебля клевера до тех пор, пока очертания беглецов не растворились в темноте. Он знал, что его дочь ждет ребенка…

Вспоминая о своем уходе с равнины шестнадцать лет назад, Иза ощутила в животе, где некогда росла ее девочка, блаженное тепло… И вдруг раздался голос:

— Я здесь.

Иза понимала, что бредит. Сон окончательно смешался с явью. Дышать становилось все тяжелее.

Но что-то по-прежнему согревало ее живот, а голос настаивал:

— Это я, мамочка!

Даже сквозь опущенные веки больная различила, что огонь разгорелся ярче. Она открыла глаза: в очаге полыхало высокое жаркое пламя. Туда подбросили охапку веток. Иза попыталась приподняться.

— Кто здесь? — прошептала она.

Кто-то положил голову ей на живот.

— Это я!

Над ней склонилась совсем юная девушка. Такая знакомая… И такая родная! С короткими волосами дочь выглядела особенно решительной и сильной.

— Элиза!

Девушка уткнулась в плечо матери.

— Я вернулась! Теперь я позабочусь о тебе.

Элиза пришла не одна — возле огня маячил силуэт юноши. Мо Ассельдор, исхудавший и бледный, весело улыбался, глядя, как мама с дочкой после долгой разлуки не выпускают друг друга из объятий. Иза по-прежнему сжимала в руке портрет Мотылька.

А в это время на Вершине, там, где Дерево словно бы прикасалось к небесам, Нильс Амен решил навестить Элизу и направился к Гнезду Лео Блю.

Последние дни он провел далеко отсюда, на Северных Ветвях, в зарослях кустистых лишайников, и поэтому ничего не слышал ни о злополучной свадьбе, ни о побеге пленницы.

Нильс разыскивал высотников. А вернее, Тоби, который давно уже не появлялся у Ольмеков и Ассельдоров, и те не на шутку встревожились. Нильс торжественно пообещал Мае, что найдет его в самое ближайшее время. Теперь они иногда отваживались смотреть друг другу в глаза.

— Стало быть, я могу на вас рассчитывать? — спросила девушка.

— Поверьте, я предан вам всей душой, — незамедлительно ответил Нильс.

И тут же сообразил, что сказал слишком много. Но Мая, похоже, ничего не заметила. Она спокойно заправила выбившуюся рыжую прядь под черную бархатную повязку, сняла перчатку и простилась с ним дружеским рукопожатием. Нильс удержал ее руку в своей, вложив в это прикосновение столько нежности, сколько не выразить и поцелуем. В этот момент оба впервые почувствовали, будто расстаются с частью самих себя.

Нильс обернулся не сразу. Он знал, что испытает разочарование, если окажется, что Мая ушла в дом и не задержалась на крыльце, чтобы посмотреть ему вслед. И все-таки ему захотелось проверить. Поднявшись по скользкой коре, он остановился и бросил последний взгляд на дом Ассельдоров. Девушки у дверей не было.

Нильс посмеялся над собственной сентиментальностью и продолжил путь.

Он не видел, как Мая в глубоком волнении прижалась к стеклу, следя за его удаляющейся фигурой. Заметив, что Нильс обернулся, она подумала с робкой надеждой: «Что если я ему и правда небезразлична?»

Странствия по Северным Ветвям заняли не один день. В конце концов Нильс встретил высотников, с которыми работал Тоби. Однако Шань и Торфу сказали, что тот давным-давно не показывался в этих краях.

Нильс вернулся ни с чем. С тяжелым сердцем он подходил к Гнезду, направляясь на очередную встречу с Элизой. Его не отпускали мысли о таинственном исчезновении друга, и не терпелось продолжить поиски.

Нильс зашел в Восточное Яйцо — там никого не было.

— Лео! — позвал он.

Кругом темно и тихо. Нильс медленно приблизился к занавешенной клетке со светляком и сдернул ткань. При тусклом зеленоватом свете он увидел груду вещей, в беспорядке сваленных на полу, в том числе и матрас Элизы.

Что произошло?

— Не было времени прибраться как следует, извини. Я не знал, что ты здесь. Дышал свежим воздухом наверху, на балконе, — вдруг раздался у него за спиной голос Лео.

— Я готов еще раз поговорить с Элизой, — объявил Нильс.

Лео тяжело дышал и выглядел как-то странно. Нильс продолжал, стараясь говорить как можно приветливее и спокойнее:

— Увижусь с ней… Надеюсь, она наконец привыкла к Гнезду и чувствует себя лучше. Вот увидишь, мне еще удастся ее переубедить.

Лео подошел к нему вплотную и произнес безо всякого выражения:

— Что ж, я тебе верю. Ты считаешь, она смягчилась. Вполне возможно…

— За зиму она прижилась здесь.

— Да. Зима не кончается… Знаешь, о чем я думал всю зиму?

— О чем?

— О том, что ты единственный, кому я поверил впервые за долгие годы.

— Спасибо, Лео. Мы ведь друзья.

Блю тихонько рассмеялся. Нильс попытался улыбнуться в ответ.

Лео пристально посмотрел ему в глаза, а потом крепко обнял.

— Мой лучший друг!

И замер. Нильс растерялся.

— Можно мне подняться на балкон? Я ни разу там не был, — спросил он, высвобождаясь из дружеских объятий.

— Будь как дома! — великодушно разрешил Лео.

Нильс взобрался наверх по лестнице, что вилась вдоль стен до самого купола. Лео проводил его недобрым взглядом.

Как только гость исчез из виду, в зал ворвался Арбайенн с десятью подручными.

Лео даже не обернулся.

— Он на балконе. Исполняйте приказ! Пора!

Десять человек затопали по ступеням. Лео небрежно взмахнул рукой, подзывая Арбайенна. Тот послушно приблизился.

— Ну что, поймали?

— Боюсь, она от нас ускользнула. Мы сразу пустились в погоню, всех переполошили, но Дерево слишком велико!

— Ладно! Раз вы не в состоянии ее найти, я займусь этим сам.

Охрана резко распахнула дверь, и Арбайенн, обнажив меч, первым переступил порог.

На балконе никого не было.

Кусочек скорлупы прилип к самому верху Восточного Яйца — отсюда открывался вид на белый Перьевой Лес, соломенный край Гнезда и ветви Вершины с набухшими почками, припорошенными снегом. При ярком дневном свете все видно, как на ладони. Вот только Нильса нигде нет…

— Догнать! — взвыл Арбайенн. — Он не мог далеко уйти!

— Глядите! Его перчатка!

Потерянная перчатка зацепилась за шероховатую скорлупу чуть пониже балкона.

— Значит, он скатился вниз по скорлупе!

Солдаты немедленно скатились тоже. На балконе задержался один Арбайенн. Он секунду поколебался и вернулся к лестнице, прикрыв за собой дверь.

Все стихло, и через секунду появился Нильс, который прятался под балконом.

Как только Лео раскрыл ему объятья, Нильс вспомнил слова Тоби: «Если он вдруг тебя обнимет, будто от избытка дружеских чувств, значит, ему все известно».

Стало быть, пора бежать из Гнезда.

— То-то я удивился, с чего это ты перчатки разбрасываешь?! — Арбайенн внезапно появился у Нильса за спиной с мечом в руках.

Нильс обернулся и попятился. Арбайенн наставил на него острие клинка.

— Я ведь знал, что ты предатель. Знал с самого начала.

— Нет, это вы предатель. Вы предали все, что вам дорого.

Некоторое время они с гневом смотрели друг на друга.

— В детстве я наблюдал, как вы собирали краски, стряхивали разноцветную пыльцу с крыльев бабочек, бродили по нашему лесу…

— Замолчи, Нильс Амен!

— Когда-то я хотел стать таким же, как вы, веселым искателем приключений, а теперь вы превратились в жалкого прислужника сумасшедшего тирана…

Минос Арбайенн в бешенстве набросился на молодого дровосека.

Если бы Нильс не увернулся, клинок проткнул бы ему горло. Недолго думая, юноша спрыгнул с балкона. Арбайенн видел, как он перескочил через перила, скатился по скорлупе и упал у подножия Восточного Яйца. Он решил было, что Нильс разбился насмерть. Но через мгновение тот с трудом поднялся на ноги и нырнул в ближайшую соломину.

Арбайенн с балкона отдал приказ солдатам: «В погоню за беглецом!» Нильс бежал к Перьевому Лесу, там-то его и перехватят.

Большинство преследователей отстали, но некоторые понеслись наперерез и преградили ему дорогу. Соломина была узкой, и Нильс с разбегу вытолкнул их наружу, так что они упали на дно Гнезда.

Нильс заковылял по Перьевому Лесу, подволакивая нестерпимо болевшую ногу. Он шел все медленнее и понимал, что солдаты вот-вот его догонят. Ему удалось выбраться из Гнезда… И тут силы окончательно иссякли, нога перестала слушаться, и Нильс рухнул наземь. Голоса подручных Арбайенна слышались уже совсем близко. «Мне конец!» — подумал Нильс Амен.

Солдаты остановились в шаге от него.

Нильс прислонился к лишайнику, вспоминая Маю, ее ласковый голос, изящные движения… Любимую ненаглядную Маю, которую он больше никогда не увидит! Нильс так и не решился ей признаться, не сказал ни слова…

— Попался, мерзавец, — задыхаясь от быстрого бега, прохрипел один из солдат.

Он хотел схватить его за шиворот, но вдруг услышал:

— Не трогай. Он наш!

Нильс с изумлением приподнялся, услышав грубый голос отца. Вместе с Норцем к Гнезду приближалась дюжина дровосеков.

— В лесу мы хозяева! — громогласно объявил Норц Амен.

Солдаты растерялись.

Они переглянулись, понимая, что тут они бессильны. Таковы правила: с дровосеками на их территории не поспоришь.

Нильс видел, что уступили они неохотно, однако ничего не поделаешь, плюнули в сердцах и побрели обратно.

Юноша посмотрел на отца и друзей с благодарной лучезарной улыбкой.

Дровосеки сердито и смущенно отводили взгляд, некоторые украдкой смахивали слезу.

Норц положил руку на топор, торчавший у него из-за пояса. Он тоже смотрел не на сына, а на старого толстого Золкена, который неподвижно и грозно стоял подле него.

— По правде сказать, ты больше не наш, Нильс. Ты взят под стражу и будешь ждать в заключении, пока тебе не вынесут приговор.

Нильса Амена схватили и поволокли, будто вора.

Норц старался выглядеть суровым и непреклонным, но душа у него болела так, словно ее изрубили топором.

20 Укус шершня

Единственный человек, способный засвидетельствовать невиновность Нильса, уверенный в чистоте его намерений и доподлинно знавший тайный план, находился сейчас далеко-далеко, на дне котловины Джо Мича посреди гнили и древесной трухи.

По обычаю Облезлых Тоби обмазался грязью и нарочно бродил неподалеку от фермы, так, чтобы синеватый свет от его ступней был отчетливо виден. Его схватили еще до полуночи. Именно этого он и добивался — иного пути в логово врага у него не было.

Лунный Диск, Джалам и остальные радостно приветствовали Ветку. Мика попытался знаками объяснить Льеву, что Ветка вернулся, но тот и сам все отлично понял и дружески взъерошил новому пленнику волосы, как делал это прежде на равнине.

На лицах людей Травяного Племени впервые за долгое время заиграли улыбки.

— Я повидался с отцом, — рассказал им Тоби. — Меня привели к нему и спросили, знаю ли я его.

— Так он твой отец?

Обитатели барака с удивлением переглянулись. Старик с блинчиком на голове — отец Ветки… Надо же!

— Он хороший человек, — проговорил Джалам. — И ты похож на него, это сразу видно.

Тоби кивнул. На самом деле Сим — его приемный отец, об этом ему рассказал Пол Колин. Но все равно приятно слышать, что Джалам заметил в них сходство.

— Мы убежим, — заверил Тоби друзей. — Я здесь для того, чтобы вывести из котловины вас, моих родителей и всех, кто мучается в этой вонючей яме.

Люди Травяного Племени зашептались. Затем Мика спросил:

— А ты знаешь, как выбраться отсюда?

— Пока не знаю, — честно признался Тоби. — Но выход всегда найдется.

— Для нас выхода нет, — проговорил Лунный Диск, с трудом сдерживая слезы.

Джалам зашептал Тоби на ухо, что охранник по прозвищу Шершень каждый день мучает мальчика. Потом поведал ему историю с медальоном.

— Он скоро со свету меня сживет, — жалобно всхлипнул Лунный Диск.

— Что ему нужно?

— Ему нужен ты.

Тоби задумался и довольно долго молчал.

— Буду с ним особенно осторожен. Никто не должен знать, что я здесь.

И повторил, будто убеждал самого себя:

— Выход всегда найдется!

Вечером перед сном мальчик негромко окликнул Тоби:

— Ветка, послушай, мне нужно рассказать тебе еще кое-что.

— Рассказывай, — Тоби клонило в сон, и он зевал во весь рот.

— Сестру тоже схватили.

Тоби вздрогнул; от ужаса дремоту как рукой сняло.

— И где она сейчас?

— Не знаю. Наверное, ее заставят работать на кухне. Мика видел Илайю, когда поднимался наверх.

— Твоя сестра ни за что не должна узнать, что я здесь, — твердо произнес Тоби.

— Почему?

— Трудно объяснить, но это очень важно: мне нельзя ни в коем случае ей показываться.

Лунному Диску было всего десять лет, и он не придал словам Тоби особого значения. Решил, что взрослые опять играют в непонятную игру под названием «любовь».

А Тоби после их разговора всю ночь не мог сомкнуть глаз. Он-то знал, что тут другая игра, в которой на карту поставлены жизнь и смерть. В котловине у него не было врага опаснее Илайи.

На следующее утро Тоби погнали на работу.

Из толпы Облезлых он не выделялся. Никто из охранников не узнал юнца, за которым три года назад охотились все жители Дерева.

Каждый удар кайлом отзывался в душе Тоби острой болью. Древесина душераздирающе трещала, выступали капли сока, и он не мог прогнать мысль о том, что все они сообща губят Дерево.

Так прошло несколько дней. Однажды десяток Облезлых пригнали к источенному долгоносиками бугру, и там они столкнулись нос к носу с Шершнем. Джалам тихонько подтолкнул Тоби:

— Смотри, вот он, Шершень!

Шершень, подгоняя, стегал заключенных кнутом.

— Пригнись, Ветка, не то он тебя узнает! — шепнул Джалам.

Однако Тоби, наоборот, выпрямился и посмотрел охраннику прямо в глаза. Ему хотелось удостовериться в том, что маскировка сработает. И действительно, Шершень и бровью не повел — продолжал себе пощелкивать кнутом как ни в чем не бывало.

Льев без конца поднимался и спускался по склону котловины. Тащил наверх мешки со стружкой, держась за канат и обдирая кожу с ладоней. Другим заключенным позволяли хотя бы минутные передышки, только Льев не отдыхал никогда. К тому же охрана следила за тем, чтобы мешки ему нагружали все тяжелее и тяжелее.

Люди Травяного Племени боялись, что он умрет от переутомления, но Льев упорно карабкался по канату.

— Я видел, что к вечеру у него все руки и ноги в крови. Так нельзя, он долго не выдержит такой нагрузки! — сказал Тоби Мике.

— Ничего, Ветка, Льев у нас сильный.

— Ему нужно передохнуть.

— Если он остановится, они тут же его убьют.

Тоби с ужасом подумал о родителях, которые столько времени прожили в котловине. Каково приходилось Майе в этом аду?!

Промедление смерти подобно. Тоби понимал, что нужно вытаскивать их отсюда как можно быстрее. Он внимательно изучал распорядок жизни заключенных, привычки охранников, расположение строений. Надеялся, что какая-нибудь оплошность стражей поможет связаться с родными и всех выручить.

Однако непредвиденные обстоятельства в который раз заставили его действовать раньше намеченного срока.

Каждый вечер Облезлым выдавали по миске ржаво-красного супа, где плавали вареные губчатые ошметки. Готовили его просто: бросали в общий котел один огромный неаппетитный красный гриб. Кухня располагалась в темном дупле. Заключенные выстраивались перед дуплом в длинную очередь, а старик-повар черпаком наливал им красно-бурую жижу Дежурил возле дупла такой же дряхлый охранник.

Повар с плоским ноздреватым лицом, заглядывая в котел, где у самой поверхности плавал разваренный гриб, должно быть, думал, что видит свое отражение.

Тоби с Лунным Диском уже приближались к дуплу, как вдруг мальчик тронул Тоби за плечо:

— Гляди!

У ног повара, согнувшись в три погибели, сидела какая-то девушка и раздувала угли под котлом.

Тоби передернуло: это была Илайя! Он пропустил вперед стоявшего за ним мальчика, шепотом велел ему оставаться на месте, а сам постарался незаметно ускользнуть. Медленно, шаг за шагом Тоби отступал в конец очереди изможденных узников Травяного Племени. Лучше уж остаться без ужина, чем встретиться с Илайей.

— Это что еще за фокусы?

Тоби налетел на двух охранников, замыкавших шествие. Сбежать не удалось. Он покорно сгорбился, втянул голову в плечи и опять поплелся к котлу. Лунный Диск давно уже получил свою порцию. Пока повар наливал ему суп, мальчик ласково улыбнулся сестре и тотчас же отпрянул: такого взгляда он не замечал у нее никогда. Затравленного, злобного. При виде брата на ее красивом лице не дрогнул ни один мускул…

И вот перед Тоби всего три человека. Всем им по очереди налили суп, и пришлось протянуть свою миску. Тоби не решался поднять глаза. Между тем Илайя снова села на корточки спиной к нему и принялась раздувать угли. Он видел лишь ее черные прямые волосы. Повар мигом выскреб остатки со дна, Тоби пошел обратно.

Только бы она не обернулась! Тоби зажмурился, мечтая стать невидимкой… Но внезапно споткнулся и упал, расплескав горячий суп. Рядом раздался оглушительный гогот.

— Смотри, куда прешь, дикарь!

Охранник, подставивший ему подножку, оглядывал залитый красной кашицей сапог.

— Любите вы в грязи валяться…

— Эй, мелкая! — прикрикнул повар. — Прибери за ним! И миску пусть вернет, наелся уже.

Илайя послушно отошла от очага и направилась к распростертому на земле Тоби. Тот поднялся, открыл глаза и увидел девушку прямо перед собой. Ее красота в этот миг была пугающей, зловещей. Илайя смотрела на него с недоброй улыбкой.

— Ну, здравствуй, — сказала она.

Тоби промолчал. Понурившись, он побрел вслед за остальными.

Посреди ночи Тоби разбудил жалобный плач. В углу, скорчившись, сотрясался от рыданий Лунный Диск. Тоби присел рядом, не зная, чем его утешить. Остальные тихо лежали поодаль на стружках: они тактично делали вид, что спят, не желая мешать их разговору.

— Почему ты мне ничего не сказал? — всхлипывая, проговорил Лунный Диск.

Тоби нервно сглотнул — говорить он не мог.

— Значит, в тот день, когда я видел вас вместе, она хотела тебя убить? Отвечай!

— Да, — еле слышно прошептал Тоби.

— Что же нам теперь делать? — Лунный Диск заплакал еще горше.

— Поздно. Теперь уже ничем не поможешь.

Снаружи послышались шаги — кто-то шел к бараку Облезлых. Лунный Диск мгновенно узнал стук сапог своего ежевечернего мучителя. Тот шел неторопливо, словно прогуливаясь, но на самом деле это был размеренный шаг убийцы.

— Это Шершень, — пробормотал Лунный Диск. — Он идет сюда…

Охранник, посвистывая, пробирался между спящими. В темноте они с трудом различали его громадную устрашающую фигуру.

Шершень остановился возле Тоби и Лунного Диска, перестал свистеть и хрипло расхохотался.

— Удача сама идет ко мне в руки, — воскликнул он. — Я здесь самый умный, всех перехитрил!

Его смех резко оборвался. Шершень наклонился, схватил Тоби за волосы и развернул к себе.

— Уж не знаю, чем ты так насолил малявке, но она на тебя здорово зла.

Тоби молчал. Охранник отпустил его и пнул Лунного Диска. Мальчик вскрикнул.

— Плохо же ты помогал мне его искать! Ничего! Зато хорошо помогла сестрица!

Лунный Диск в ярости набросился на верзилу-охранника, но тот ударил его рукоятью гарпуна по голове, и малыш рухнул на пол.

Шершень обвел глазами обитателей барака.

— Попробуйте хоть пальцем ко мне прикоснуться! За дверью мой товарищ, он знает, что я здесь. Если с моей головы упадет хоть волос, вас всех уничтожат, одного за другим!

Шершень снова подступил к Тоби.

— Пошли. Дядюшка Мич уж так по тебе соскучился! И мне миллион не помешал бы!

Люди Травяного Племени в ужасе затаили дыхание.

Лунный Диск приподнял голову и с тоской посмотрел на друга. Неужели все кончено?

И вдруг в тишине раздался смех, сперва приглушенный, затем громкий, радостный. Тоби так и покатывался.

Шершень огрел его по лодыжкам, но это не помогло. Он обрушил на него град ударов — Тоби по-прежнему хохотал до слез, до изнеможения.

Люди Травяного Племени не на шутку встревожились. Им показалось, что Ветка сошел с ума. Один Лунный Диск догадался: друг смеется неспроста, поэтому тоже прыснул, поддерживая его. Шершень опять сбил мальчика с ног. Однако волна смеха уже захлестнула весь барак. Теперь смеялись все, от мала до велика.

Шершень изрыгал проклятия, затыкал уши, но ничего не мог поделать.

— Заткнитесь! Всех запорю!

Сквозь дикий оглушительный хохот Тоби смог выговорить наконец:

— Простите… Сам не знаю, что на меня нашло… Извольте, я готов. Шершень с удивлением наблюдал, как тот спокойно поднялся и пошел к выходу мимо захлебывающихся от смеха заключенных.

Охранник не знал, что и думать. В конце концов он остановил Тоби и спросил, приставив зазубренный гарпун к его горлу:

— Чего это вы ржете? А ну, говори!

— Да так, ничего особенного, — Тоби хитро улыбнулся.

— Признавайся немедленно!

— Боюсь, вам не понравится то, что я скажу…

— Отвечай! Это приказ!

— Всех насмешили ваши слова о миллионе.

— Не веришь, что мне дадут награду?

— Может, и дадут.

— Думаешь, Мич — обманщик?

— Он-то обманщик, ясное дело, но самое смешное не это.

— А что?

— Да так…

— Не смей надо мной издеваться! Не смей, понял?! — взвыл Шершень.

Гарпун оцарапал шею Тоби.

— Да я и не думал издеваться! Но в погоне за миллионом упустить четыре миллиарда… Разве это не смешно?

— Четыре чего? — Шершень ошалело на него уставился.

— Четыре миллиарда.

Шершень, тяжело дыша, опустил гарпун. Люди Травяного Племени ничего не понимали, однако исправно кивали, изображая, будто согласны с каждым словом Ветки. Слово «миллион» для них ничего не значило, «миллиард» — тем более. Они умели считать только до двенадцати, а дальше говорили «много».

Шершень не мог прийти в себя от изумления.

— Ты толкуешь о Камне?

— Да, о Камне Дерева.

Шершень оглянулся на Лунного Диска — тот с важностью подтвердил сказанное, хотя понятия не имел, о чем речь.

Снаружи вновь загрохотали сапоги: пришел дежурный. Шершень занервничал.

— Эй, Шершень! Выходи, твое время истекло!

— Подожди за дверью, я сейчас, — раздраженно откликнулся он.

Охранник по имени Элром не стал с ним спорить. Он охранял Облезлых по ночам, и только у него был ключ от двери, которая вела на их территорию. Он пропускал Шершня в нарушение всех правил и всякий раз боялся, что этот зверь натворит бед.

Шершень вновь провел гарпуном по шее Тоби.

— Так, значит, Камень у тебя?

— Ну да, — сказал Тоби.

Шершень с опаской покосился на дверь. Испугался: вдруг дежурный подслушивает?

— Отдай его мне!

— Приходите завтра в это же время. И мы договоримся.

Шершень вытер пот со лба. Тоби продолжал как ни в чем не бывало:

— Завтра я принесу вам Камень при условии, что вы не станете меня выдавать.

Жадность в Шершне боролась со злобой. Однако четыре миллиарда заслонили собой все. Шершень не мог устоять перед фантастической суммой. Искушение было слишком велико, и он решил рискнуть.

— Завтра после полуночи, говоришь? Ладно, — согласился он, уходя. — Но если обманешь, пеняй на себя: изрежу на мелкие кусочки!

Шаги Шершня стихли вдали. Люди Травяного Племени окружили Тоби, поздравляя его с победой. Наверное, он маг и волшебник, если смог усмирить такого злобного врага!

— Теперь у нас нет выбора, — сказал им Тоби. — Бежим завтра, пока не пробьет полночь. Постараюсь предупредить родителей и их друзей, мы заберем всех с собой.

— Ты придумал, как выбраться отсюда? — снова спросил Джалам.

— Я знаю, что делать нам, но понятия не имею, как спасти родителей. Что-нибудь придумаем. Мне необходимо поговорить с отцом. А пока что давайте спать. Перед побегом нужно набраться сил.

Все зарылись в труху со стружкой и мгновенно уснули.

В бараке воцарилась тишина. Один только Лунный Диск лежал с открытыми глазами.

Через некоторое время маленькая тень устремилась к двери, осторожно пробралась между спящими, на мгновение замерла и выскользнула наружу. Даже охранники не заметили исчезновения мальчика.

Лунный Диск дрожал: ночь выдалась холодная. Ярко светила луна. Он подходил все ближе к ограде.

Худенький десятилетний мальчик, один в темноте, босой, брел по кошмарному лагерю смерти. Он походил на призрак, на выходца с того света. Решимости ему придавал стыд за сестру. Именно Илайя выдала Тоби — стало быть, Лунный Диск должен загладить ее вину.

Кроме него никто не сможет поговорить со стариком с блинчиком на голове. Лунный Диск самый маленький и юркий, он найдет лазейку в стене из пик.

В четыре часа утра Майя вышла из барака и присела у порога. Она уже давно лежала без сна, ворочалась с боку на бок, вглядывалась в темноту, но заснуть так и не смогла.

В последние дни ей постоянно хотелось плакать. Тоби жив, Тоби рядом! Сначала она невероятно обрадовалась, а потом не на шутку испугалась и встревожилась. Как любая мать, она чувствовала себя в ответе за сына. У родителей ко всякой радости неизменно примешивается страх, что с ребенком что-то случится, что счастье хрупко и недолговечно.

Майя отчетливо помнила день, когда Сим принес под пальто драгоценный сверток — младенца в голубых пеленках.

— Он нуждается в нашей любви и заботе, — сказал он ей.

Майя беспокоилась лишь об одном: сумеет ли она ухаживать за маленьким, ведь у нее нет опыта. Молодая женщина неловко взяла малыша. Но как только на сгиб ее локтя легла горячая головка, сомнения рассеялись, все стало простым и понятным.

— Его зовут Тоби, — сообщил Сим.

Майя полюбила его как родного сына. Сразу и навсегда. Не имея ни малейшего представления, откуда он и что стало с его родителями.

Теперь она сидела на дне котловины, обхватив руками колени и уставившись в темноту невидящим взглядом. Холода Майя не чувствовала. Она зажмурилась и постаралась представить, как согревала крошечные ножки Тоби в тот первый день.

Открыв глаза, Майя обнаружила прямо перед собой странное видение. Холодной ночью к их бараку неведомо откуда шел мальчик лет десяти. Губы у него посинели, он дрожал, одежда была разорвана, а руки исцарапаны.

Майя ласково улыбнулась.

— Ты заблудился?

— Нет, я пришел от Ветки, которого вы называете Тоби. Я его друг.

При лунном свете Майя и мальчик казались почти бестелесными, ненастоящими, будто персонажи с картины. Она сложила руки, словно вознося благодарственную молитву, потом поднялась с порога, обняла ребенка и повела его внутрь барака, в тепло.

— Не бойся, милый, пойдем со мной.

Они на цыпочках подошли к спящему Симу и разбудили его. Тот вскочил и первым делом надел очки. Майя хотела объяснить, что мальчик — посланец Тоби, но муж ее опередил:

— Мы знакомы. Рад видеть тебя, дружок.

И горячо пожал мальчику руку.

Майя укутала ребенка в одеяло, села на пол и принялась растирать его замерзшие ноги.

Лунный Диск разомлел от счастья. Так вот что такое родители! Они согревают тебя, называют «милым», обнимают… Хорошо, что он не знал об этом прежде, а то сиротская жизнь была бы для него еще тяжелее.

— Будьте завтра наготове, — предупредил их мальчик. — Тоби придет за вами, мы сбежим все вместе.

— Разве пленники из Травяного Племени смогут убежать?

— У Тоби есть план.

Сим некоторое время размышлял, а затем сказал:

— Передай Тоби, чтобы он о нас не беспокоился. Всем вместе бежать слишком опасно. Мы прорыли подземный ход и по нему тоже уйдем следующей ночью. То-то Джо Мич обрадуется, когда не найдет ни одного заключенного!

Лунный Диск засмеялся в ответ.

— А на воле мы с вами еще увидимся?

Сим крепко обнял мальчика.

— Конечно. Мы тебя разыщем.

Майя хотела уложить маленького гостя на свою постель, но уже светало: пора было возвращаться… Лунный Диск благодарно улыбнулся напоследок и растворился в предрассветном тумане.

Джалам нашел мальчика ранним утром возле барака. Он спал на голой коре в изорванной одежонке, весь в царапинах и ссадинах. У Лунного Диска не хватило сил добраться до нар.

Когда Джалам занес его спящего на руках внутрь, Мика с тревогой спросил:

— Что с ним случилось?

— Понятия не имею!

Тоби подергал его за руку:

— Лунный Диск, ты в порядке?

Тот с трудом приоткрыл один глаз и промычал что-то невнятное.

— Ни слова не разобрал, повтори, — попросил Тоби.

— Они такие славные… твои родители, — сонно пробормотал Лунный Диск.

— Если хочешь, они станут и твоими, — заверил его Тоби.

Он догадался, что ночью мальчик нашел в изгороди лаз и побывал на той стороне.

21 Побег в день равноденствия

Этот день в котловине по обеим сторонам стены тянулся спокойно и мирно. Охранники следили за узниками не слишком тщательно, и те слышали меньше ругани и получали меньше колотушек.

Дело было в том, что в последнюю ночь зимы праздновался день рождения Джо Мича. К этой ночи все и готовились. Люди Джо Мича были обязаны отмечать его день рождения. Можно подумать, что появление на свет такого человека могло кого-то обрадовать. Зная, что задувать свечи для большого Джо — непосильный труд, на праздничный пирог ему всегда ставили только одну свечу.

Да и что такого? Жабы, они ведь без возраста.

Как ни странно, Джо Мич очень любил делиться своим пирогом. Его гости, по правде, не слишком радовались щедрости именинника. И неудивительно! Никому не хотелось пирога, на который Мич плевал и сморкался целый час, задувая единственную свечку.

Каждый год угощение пирогом сопровождалось тяжкими вздохами, гримасами и зажиманием носов. Люди Джо Мича с отвращением жевали куски, покрытые, скажем так, особым «желе».

Дело шло к вечеру, и охранник, оставшийся наблюдать за вечерней школой, про себя порадовался, что пропустит праздничное застолье. Многие предлагали его подменить, но он великодушно отказывался:

— Чего уж тут! Не стоит! Я всегда готов жертвовать собой.

Он заглянул в окно, желая удостовериться, что в классе все идет своим чередом. Так оно и было. Сим Лолнесс стоял на обычном месте, за кафедрой из ящиков. Остальные сидели и внимательно слушали. Тощий Плюм Торнетт вытирал доску.

Стражник уселся возле барака: он дожидался того часа, когда старички отправятся на покой. Ему даже стало смешно: зачем он их караулит? Сторожить старичков было бессмысленной тратой времени и сил. Убегут они, что ли, право слово?

Охранник от души рассмеялся.

Не на что было жаловаться и охраннику по другую сторону котловины, тому, что сторожил Облезлых. Его звали Эрлом. Он был небольшого роста, худой и носил очки с маленькими круглыми стеклами. Эрлом отведал пирога Джо Мича в прошлом году и до сих пор был сыт им по горло.

— Кто идет?

Стражник прищурил глаза за круглыми стеклышками, пытаясь разглядеть идущего в потемках. Сегодня вечером он гостей не ждал.

— A-а, это вы…

Перед ним возник здоровяк Шершень. Эрлом нервно затеребил дужку очков. Он боялся Шершня. Что опять понадобилось этому громиле темной ночью у Облезлых?.

— Открывай!

— A-а… разрешение у вас есть? — пробормотал охранник.

— Мне разрешено стереть тебя в порошок!

— Но я… я все-таки…

Эрлом приоткрыл дверь, продолжая бормотать:

— Мне же говорили, что…

— Закрой… — заревел Шершень.

Эрлом мгновенно захлопнул дверь.

— Открывай! — завопил Шершень.

— Так закрывать или открывать?

— Закрой пасть и открой дверь! — проорал Шершень, схватившись обеими руками за гарпун.

Стражник понял, что с таким пропуском не поспоришь.

Он открыл дверь, пропустил Шершня и снова ее закрыл.

— Надолго не задерживайтесь, — попросил он.

— Я сказал: закрой!

— Уже закрыл, — сообщил Эрлом и повернул ключ в замке еще раз.

Шершень частенько навещал Облезлых. Вчера вечером Эрлом был вынужден попросить его уйти: уж слишком сильно тот задержался в бараке. Какую еще гадость он задумал?

Охранник знал свирепость Шершня. Ходили слухи, что Нино Аламала, знаменитый художник, был убит. Охранники между собой перешептывались, что убил его не кто иной, как Шершень. Сам Эрлом по вечерам тайком рисовал. Он благоговел перед картинами Нино.

И для Облезлых посещения Шершня, по его мнению, ничем хорошим закончиться не могли.

Так, размышляя, он с тревогой ждал возвращения вооруженного гарпуном солдата.

Вдалеке громко праздновали день рождения. Орали, хохотали, топали ногами — словом, шумели до невозможности.

Как говорил друг Эрлома, дубильщик шмелиной кожи, шум стоял, будто муха летела. Дубильщики, они-то знают, какой шум могут поднять насекомые.

Эрлом хорошо себе представлял, что творится на празднике: начальнику подносят подарки, и все аплодируют под большим плакатом «С днем рождения, Джобар К. Амстрамгравомич!». Это было полное имя Мича, которым он пользовался только в торжественных случаях, потому что был не в силах произнести его целиком. Такое обилие буковок не умещается в его тесной черепушке, он всегда с трудом выдавливает из себя только первый и последний слоги — Джо Мич.

Прошло не меньше часа, когда Эрлом вдруг сообразил, что Шершень все еще в бараке у Облезлых. Он решил проверить, в чем там дело. Взял факел, отпер дверь, вошел, запер ее изнутри, а ключ положил в карман.

Огонек факела стал спускаться на дно котловины. Эрлом недовольно ворчал себе в бороду: «Я здесь не для того, чтобы сторожить других сторожей! Как смеет Шершень отлынивать от общего праздника?»

Вот Эрлом добрался до барака, где спали Облезлые. Он переложил факел в левую руку, а правую опустил на рукоятку ножа, который торчал у него за поясом. На самом деле он боялся вовсе не Облезлых, а Шершня. И в душе у него шевелилось дурное предчувствие.

— Шершень! — позвал он.

Никто не отозвался.

Эрлом сделал еще шаг к узкому входу в барак.

— Где вы?

Охранник остановился, поправил очки на носу, выставил вперед факел, задержал дыхание и вошел…

— А-а-а…

Вопль, сорвавшийся с губ Эрлома, превратился в жалобный стон. На лбу выступили капли пота, а глаза стали больше круглых стекол.

Эрлом едва не упал на землю, словно мертвый лист.

Картина, которую он увидел, была ужасна: посреди барака в луже крови плавали тела Облезлых. Позади них виднелся силуэт Шершня. Он сидел на ящике спиной к Облезлым и вытирал гарпун.

Эрлом, пошатываясь, двинулся к нему. Он уткнулся лицом в шарф, чтобы совладать с подступившей дурнотой.

— Что вы натворили?

Шершень обернулся… Но это был не Шершень. Лицо было куда симпатичнее. Через мгновение Эрлом получил удар по голове, упал и потерял сознание.

— Спасибо, Джалам, — сказал Тоби, выступая из темноты.

В руках он держал кол, которым огрел Эрлома. Посмотрев на охранника, Тоби вздохнул:

— Жаль, этот не из худших.

Джалам кивнул, соглашаясь. Он вошел в роль и теперь ему нравилось играть Шершня. Тоби с Джаламом обернулись к лежащим.

— Ну что, пошли?

Облезлые потихоньку зашевелились. Через несколько минут все мертвецы воскресли и сгрудились вокруг Тоби.

Его план сработал. Он обыскал карманы Эрлома и вытащил ключ. С помощью Облезлых подтащил стражника к Шершню, который тоже лежал без сознания.

Он, как и Эрлом, пал жертвой жуткого розыгрыша. Шершень принял за кровь знаменитый красный суп из тюремной столовой. Пленники не съели суп за обедом и обмазались им вечером. Тоби оставалось только как следует стукнуть застывшего в ужасе Шершня.

Джалам не сразу согласился играть роль злобного мучителя. Он не хотел надевать одежду Шершня. Ему не нравилось, что он должен стать кем-то другим.

— Я же не он, — твердил он.

— Конечно, нет. Вы только сделаете вид, будто вы Шершень.

— Но это неправда, Ветка. Я — это я, и я не могу быть им.

— Вы и будете собой, но, глядя на вас, можно будет подумать, будто вы — это он.

— Значит, я буду лгать?

— Да, будете, — заявил Тоби, рассердившись. — Будете лгать и спасете нам жизнь! Иногда, дорогой Джалам, не до правды!

Джалам со вздохом согласился, а Тоби уже пожалел о своих словах. Нет, правдой никогда нельзя пренебрегать!

Спектакль был сыгран, но старый Джалам не снял плаща Шершня. Он прогуливался по бараку, словно кинозвезда, строил страшные гримасы и, подражая интонациям Шершня, пугал соплеменников.

— Идемте же! — снова позвал друзей Тоби.

Облезлые выстроились в цепочку. Они покинули барак и поднялись к краю котловины, туда, где была калитка. Шли очень, очень тихо.

Тоби достал ключ и открыл калитку. Они покинули место своего заключения — теперь им предстояло выйти за пределы котловины.

Тоби сбегал из котловины Джо Мича второй раз. Во время первого побега ему было тринадцать. Тогда котловина была не глубже дырки, которую проделывает в коре дятел. С тех пор она стала глубокой раной, уходящей почти к сердцевине Дерева. При лунном свете Тоби осматривал причиненный Дереву ущерб.

— Ты знаешь, как отсюда выбраться? — спросил его Мика, держа за руку великана Льева.

— Да, знаю, — отозвался Тоби.

Несколько лет назад они сбежали отсюда вместе с Мано Ассельдором. Уже тогда ему удалось справиться со злобными выдумками Джо Мича. Тоби направился к тому месту в ограждении, где им повезло в первый раз.

Льев улыбался, он все понял. Ему не нужно было ни ушей, ни языка, чтобы почувствовать дуновение свободы. У свободы особый запах, особый вкус…

И он изо всех сил стиснул запястье Мики.

Люди Травяного Племени увидели, что Лунный Диск пробирается вдоль колонны: он торопился обогнать всех, чтобы успеть поговорить с Тоби, шагавшим рядом с Джаламом, который так и не снял плаща Шершня.

— Я не уйду без сестры, — сказал Лунный Диск.

— Что-что?

— Идите без меня, — задыхаясь от бега, проговорил Лунный Диск. — Я останусь и освобожу сестру.

— Только без глупостей! — твердо сказал Тоби, замедляя шаг. — Будешь делать, что я скажу. А я говорю, что ты пойдешь с нами!

Суровый взгляд Джалама подтвердил приказ Тоби.

— Нет, я останусь, — со слезами на глазах настаивал Лунный Диск.

Горе мальчика больно отзывалось в сердце Тоби, но на этот раз он должен был вести себя как взрослый, как старший брат.

— Не тебе сейчас решать, Лунный Диск. Здесь больше некого освобождать. Твоя сестра не пленница. Она предала меня. Она на стороне врагов.

Суровый голос Тоби ранил, словно нож. Мальчик остановился и опустил глаза. Тоби не обернулся. Джалам пошел следом за Лунным Диском, который вновь поплелся в конец колонны.

Беглецы подошли к ограждению. Дыра была залатана кое-как. Несколько минут работы — и проход свободен. Не побег, а прогулка при луне! Тоби остановился у прохода, наблюдая, как друзья пробираются через него. Он знал, что впереди долгий путь, и радовался, что первая победа досталась мирно.

Тоби думал о родителях: они должны были бежать примерно в то же самое время. Может, они уже выбрались за тюремную ограду…

Через проход пробрался последний Облезлый. Он был в плаще Шершня и нес на руках мальчугана. Джалам покраснел и не смотрел Тоби в глаза.

— Я… я сшиб его кулаком. Он пытался сбежать, и я его сшиб…

Мальчик был без сознания, голова его лежала на плече Джалама. Тоби посмотрел на старого проводника и невесело улыбнулся.

— Неужели ударили? — переспросил он.

Джалам и сам не мог поверить, что так поступил.

— Рука сама поднялась.

— Вся беда в одежде, — сказал Тоби. — Вы не вышли из своей роли.

— Ты так думаешь?

— Но вы поступили правильно. Иначе малыш остался бы в руках злобных гадов.

— Я не хотел его бить, — сказал Джалам чуть ли не со слезами и ласково погладил мальчика по щеке.

Узники из Травяного Племени оказались на свободе.

Секундой позже охранник, который уже целый час сидел под дверью школы, поднялся, чтобы проверить, все ли в классе по-прежнему в порядке. Сделав несколько шагов, он заглянул в окно.

В классе тихо. Тихо мертвецки… До ужаса!

Потому что в нем ни души…

Охранник замер. Он таращился изо всех сил, но видел только большую пустую комнату, пожирал ее взглядом, не замечая, что жует собственную шапку. Он был вне себя. Его словно парализовало — двигались только зубы и бегающие туда-сюда глаза.

Когда от шапки оставалась уже половина, он понял, что пора действовать. Подошел и отпер дверь, молясь про себя, чтобы это оказалось неправдой и все тридцать стариков сидели на месте.

Но от стариков не осталось и седого волоска!

Старики двигались по туннелю очень медленно. Первым Сим поставил Плюма Торнетта, следом шел советник Ролден. Потом сам профессор. Майя отказалась идти впереди Сима. Она так боялась потерять мужа, что хотела держать его в поле зрения. За Майей шли все остальные.

Колонну героических старичков замыкал Зеф Кларак. В сумме годы их жизни составляли две тысячи лет. Две тысячи лет, наполненные бедами и радостями, глупостями и ошибками, сожалением и раскаянием, любовью и ненавистью.

Старые люди продвигались неторопливо и бесшумно, встав на четвереньки. Сим слышал, как тяжело дышит советник Ролден. Прежде чем пуститься в путь, Ролден крепко обнял Сима.

— Просто не верится, — сказал он. — Неужели я до этого дожил. Может, мои последние дни овеет ветер свободы!

Сим улыбнулся.

— После ста счет начинается заново. Ты среди нас самый молодой.

Однако Сим не мог не волноваться: он видел, что Ролден движется все медленнее. И вдруг советник остановился.

— Мне на спину что-то упало, — сообщил он.

— Ничего страшного, — успокоил его Сим. — Продвигайся вперед.

— Не могу, — ответил Ролден. — На меня обрушился потолок.

— Не думай об этом, — повторил профессор. — Продвигайся вперед, голубчик. Нам нельзя останавливаться.

С самого начала главной заботой Сима было душевное состояние Ролдена. Старика нужно было уберечь от паники. В прошлые ночи у Ролдена были приступы: ему чудилось, что он сражается с молью. Майя всякий раз обтирала ему лицо холодной водой, и советник успокаивался.

Сзади кто-то спросил:

— Мы остановились? Что-то случилось?

— Похоже, Ролден голову потерял, — шепнул кто-то.

— Ролден никогда не теряет головы, — рассердившись, зашипел Лу Танн.

А в начале колонны профессор Лолнесс настаивал:

— Не стой, двигайся за Плюмом Торнеттом. Доверься мне, старый друг.

— Я тебе доверяю полностью, — отвечал Ролден. — Но повторяю, на меня обрушился потолок.

Майя первая отнеслась к словам Ролдена серьезно.

— Сим, — зашептала она, — прислушайся к тому, что тебе говорит Альбер. Может, потолок и вправду обрушился?

Слова Майи мгновенно отрезвили Сима. Он точно представлял себе место, где они сейчас находятся. Нет, Альбер Ролден не потерял голову. Напротив, в своих опасениях он был совершенно прав. Послышался громкий треск.

— Назад! — закричал Сим. — Все назад!

Профессор схватил советника за ноги и быстро рванул к себе. Туннель впереди развалился в мелкие щепки.

Проход загородила непонятная масса. Масса была похожа на розовую улитку, она вопила, лежа на спине. Жуть да и только! Сим обнял Ролдена, а Майя помогла обоим отползти подальше.

— Где Плюм? — закричал Виго Торнетт. — Куда девался Плюм?

Сим не мог ничего ответить. Советник тихо стонал:

— Прошу… Умоляю… Не говорите, что мы вернемся… Я туда больше не хочу!

Розовой улиткой, которая шевелилась в глубине туннеля, оказался Джо Мич.

Джо Мич провалился в собственном туалете.

В разгар праздника ему срочно понадобилось в маленькую комнатку, пол которой находился как раз над туннелем беглецов. Не успел он расстегнуть штаны, как пол разверзся у него под ногами.

Несколько месяцев назад Кларак и Танн приподняли доску в туалете, а закрепить хорошенько забыли. Подземный ход стали пробивать в другой стороне, а о том, что часть его не укреплена, уже никто не вспомнил.

Когда пожилые пленники вернулись по трапу обратно в класс, они были покрыты древесной пылью и очень устали. В классе их уже дожидались пятьдесят солдат.

Сим и Ролден вылезли последними. Майя видела отчаянные глаза Сима — он никогда не простит себе этого провала! Она хотела взять его за руку, но их грубо отпихнули друг от друга.

Восемь человек, сгибаясь под тяжестью носилок, внесли в комнату злобно орущего Джо Мича.

Бледный, как мел, стражник проблеял:

— Я пересчитал… Одного не хватает.

Левый глаз Мича заплыл от удара о половицу, он закрыл правый и завопил еще громче.

— Не хватает Плюма Торнетта, — уточнил охранник.

Вопль Мича превратился в рев:

— Пло-у-у-у-м!

У дверей бесшумно появились Торн и Рашпиль. Они осмотрели дно котловины и теперь были бледнее призраков. Они толклись на месте, пытаясь спрятаться друг за друга. Наконец Рашпиль набрался мужества:

— Эта… — начал он. — Там тоже не хватает…

Джо Мич уставился на него здоровым глазом, который при словах Рашпиля едва не вылез из орбиты.

— Облезлые убежали. Все… Облезлые…

Торн пропустил в комнату человека с забинтованной головой. Разглядев лицо, все узнали Шершня.

— Их увел Тоби, — сообщил он. — Тоби Лолнесс. Он вернулся и всех увел.

Джо Мич рухнул с носилок.

Родители Тоби не сводили друг с друга глаз.

Имя сына, словно облачко, появилось на губах Майи, и она послала его Симу, а тот его поймал.

Несколькими ветвями ниже по Моховому Лесу блуждал Плюм Торнетт. Он был один и не знал, куда идти.

Но впервые за долгие годы в его мычании можно было разобрать какие-то слова.

22 К нижним ветвям

После дня пути и двух бессонных ночей люди Травяного Племени и Тоби, который вел их к Границе, наконец сделали привал. Может, они и продолжили бы свой путь, но в середине второй ночи опустился туман. И тогда в роще на лапе лишайника беглецы разбили лагерь.

Наконец-то они спали так, как привыкли, — на высоком насесте, которого не было в котловине. Они любили чувствовать под собой движение воздуха, а за спиной шуршание травы.

Тоби тоже удалось поспать несколько часов. Проснулся он очень рано и разбудил Мику.

— Кажется, я знаю, где найти еду для наших друзей, которые пока крепко спят, — сказал он. — Пошли со мной.

Мика, блуждая сонным взглядом в туманном молоке, пытался сообразить, утро уже или еще ночь.

— А Льева возьмем? — спросил он.

За провиантом отправились втроем. Льев шел следом за Микой, положив руку ему на плечо. В лишайниковой роще было темно и очень холодно. Зима не спешила уходить и отступать перед первым весенним солнышком.

Тоби не собирался провожать людей Травяного Племени до Главной Границы. Он хотел довести друзей до верной дороги, а потом проститься с ними и снова подняться с Нижних Ветвей на Верхние. Ему не терпелось отправиться на поиски Элизы. Тоби считал, что она по-прежнему находится в Гнезде у Лео Блю.

Мика внезапно остановился: он больше не чувствовал руки Льева на плече. Тоби тоже замер. Туман обступил их плотной стеной. Льева рядом не было.

Мика заметался из стороны в сторону.

— Льев! Льев!

Но никто лучше него не знал, что звать друга бесполезно. Что могло быть страшнее для Льева, чем заблудиться в тумане? Если ты не видишь дороги, не слышишь окликов, мгновение — и ты потерялся навек. Такое уже случилось однажды в сумерках на равнине. Мика потерял Льева. Но, по счастью, скоро нашел: Льев застрял в трещине, сидел там и спокойно ждал.

— Нам тогда очень повезло, — сокрушался Мика.

Тоби пытался сообразить, что могло случиться с Льевом и где его искать. И вдруг увидел, что Мика взмывает в воздух, словно его подхватил ураган. Тоби бросился к нему и в последнюю секунду успел схватить за ноги. Тоби тоже потянуло вверх, оторвало от земли, но он сумел зацепиться ногами за островок мха, который накрепко прилепился к коре. Сухой щелчок — и подъем прекратился.

— Меня поднимают на веревке, — закричал Мика. — Накинули петлю и тянут!

— Обрежь веревку!

Тоби ногами обнимал мох, но чувствовал: долго он так не продержится. Мике никак не удавалось расправиться с захватившей его петлей. Он поднял глаза и увидел, что по веревке со страшной скоростью скользит человек. Успел заметить, как тот вытащил топор, перерубил веревку, и они все вместе полетели на землю.

Падая, Тоби довольно сильно ударился головой. А когда поднимался на ноги, услышал:

— Все в порядке! Я его держу!

Тоби засучил рукава, приготовившись к драке. Проклиная туман, он кинулся к обидчику Мики.

— Ты что, с ума сошел? — завопил тот, увидев, как Тоби заносит кулак.

Тоби опустил руку: он узнал друга-высотника.

— Шань! — радостно закричал Тоби.

— Мы идем по твоим следам с раннего утра. Догадались, что ты в плену у Облезлых.

— Да нет, Шань, я вовсе не в плену! Отпусти их обоих.

— Второго держит Торфу, — объяснил сбитый с толку Шань.

— Отпусти своего, Шань, — продолжал настаивать Тоби. — Он мой друг.

Шань никак не мог решиться освободить Облезлого.

— Отпусти, — мягко попросил Тоби, тронув Шаня за плечо.

Тот отпустил Мику. Тоби спокойно добавил:

— Облезлые нам не враги, их нечего бояться. Все жители Дерева должны это понять.

— Где Льев? — спросил Мика.

Тоби взглядом перебросил вопрос Шаню.

— Его поймал Торфу, — ответил тот.

Мика, потирая красный рубец, оставленный веревкой, с облегчением улыбнулся и сказал:

— Вообще-то я не знаю, кто там кого поймал…

Подойдя с Шанем к лишайнику, они увидели мирно сидевшего Льева, только сидел он верхом на Торфу, а тот жалобно стонал.

Льев не сразу согласился отпустить своего пленника, но Мика его уговорил.

Шань и Торфу смотрели на друзей Тоби с большим удивлением: они никогда еще не видели Облезлых так близко.

— А сам-то ты кто такой? — наконец поинтересовался Шань, обращаясь к Тоби.

Тоби задумался: можно ли сказать этим двум лесорубам правду? Он вспомнил, как они без продыху работали много недель подряд. Вспомнил, как помогали друг другу, как были друг другу нужны. Вспомнил их откровенные разговоры.

— Я — Тоби Лолнесс.

Шань и Торфу посмотрели на Тоби так, словно он сказал: «Я — пчелиная царица».

Тоби Лолнесс стал легендой Дерева. Что же, выходит, высотники, сами того не подозревая, прожили всю зиму бок о бок с величайшим беглецом всех времен и народов?

Они не могли скрыть своего удивления.

— Если они узнают, что ты вернулся… — вздохнул Торфу.

— Все считают тебя погибшим, — прибавил Шань.

— Если Лео Блю узнает…

— Он не узнает, — перебил его Тоби.

Шань с сомнением покачал головой.

— Держи ухо востро, Тоби. Говорят, Лео Блю совсем обезумел после того, как сбежала его невеста.

Тоби почувствовал, как разум окутывает туман.

— Его…

— …невеста, — повторил Шань. — Она сбежала.

У Тоби голова пошла кругом. Мика взглянул на него. В тот миг он один догадывался, что происходит с Тоби Лолнессом.

— Я вас кое о чем попрошу, — обратился наконец Тоби к дровосекам. — Вы мне окажете большую услугу. Проводите моих друзей туда, куда я вам скажу. Этот дом находится в глубине леса. В нем живут две семьи. Скажете, что пришли от меня и они ничем не рискуют.

Шань и Торфу переглянулись и кивнули. Они знали Тоби. Они ему доверяли.

Тоби начертил на кусочке коры путь к дому Ольмеков и Ассельдоров.

— В той стороне нет жилья, — сказал Торфу. — Там одна непроходимая чащоба.

— Есть, поверьте мне. Там, где я нарисовал, стоит дом.

Шань замотал головой.

— Нет, нет и нет! Все знают, что в той стороне лесная чаща.

— Перестаньте повторять то, что говорят все! Пойдите и посмотрите сами!

Тоби повернулся к Мике и попросил:

— Мика! Забери с собой всех остальных!

— Остальных? — в недоумении переспросил Шань.

— Ну да, — кивнул Тоби, оглянувшись. — Я же говорил, речь идет о большой услуге.

— Подожди, — закричал ему Торфу. Он хотел поговорить с Тоби о предательстве Нильса Амена. — Тоби, подожди!

— Пока! — крикнул Тоби на бегу и исчез.

В тот же вечер Шань подошел к дому в глубине леса. Он не мог поверить, что в такой чащобе живут люди.

За приближающимся незнакомцем следили Мило и Лекс. Как этот чужак смог к ним пробраться?

Шань дружески помахал им рукой. На порог вместе с матерью и маленькой Снежинкой вышли сестры Ассельдор. Госпожа Ассельдор подумала, что им принесли дурные вести о Мо, который — как она этого боялась! — по-прежнему находился в руках солдат на Нижних Ветвях.

— Я к вам от Тоби Лолнесса.

Мая поставила на землю поднос, который держала в руках, и бросилась к незнакомцу.

— Где Тоби? — закричала она. — Где сейчас Тоби Лолнесс? Мне нужно с ним поговорить!

— Он ушел.

— Куда? Куда он ушел?

Мило положил руку на плечо сестре, и она притихла.

— Что вы тут делаете? — спросил он Шаня.

— Я хотел бы вас об этом спросить, — отозвался тот.

Мило не ответил. Лекс красноречиво вытер руки о холщовую куртку.

— Я работал высотником вместе с Тоби Лолнессом, — объяснил Шань. — Тоби просит вас позаботиться о его друзьях.

— Друзьях?

— Они ждут неподалеку. Могу я их позвать?

Шань смотрел на Маю — по ее щекам текли слезы. Мама Ассельдор подошла и обняла дочку.

— Вы знаете о деле Нильса Амена? — спросил Мило.

— Да. Он был в сговоре с Лео Блю. И заслужил ту кару, к которой его приговорили.

Мая вырвалась из объятий матери.

— Не заслужил! — закричала она. — Он не был в сговоре! Это все неправда! Тоби знает, он может подтвердить! Нужно найти Тоби Лолнесса! Нильса могут убить за преступление, которого он не совершал! Он никогда не был сообщником Лео Блю!

Шаня тронули слезы незнакомой девушки. Он ей сочувствовал и охотно бы помог.

— Тоби ушел сегодня утром. Он опережает нас на день. Догнать его невозможно. Вы же знаете, он скачет по ветвям со скоростью белки.

При взгляде на сестру у Мии разрывалось сердце. Ей и без слов было ясно, что та любит Нильса Амена. Известие о его аресте открыло ее сердечную тайну.

Мая не была невестой Нильса, она даже не сказала ему о своей любви, но когда над ним нависла смерть, почувствовала себя его женой, лила слезы, как вдова.

Подобно младшей сестре, отдав свое сердце, она умирала от горя.

— Откуда у меня взялись такие дочери? — спросил отец Ассельдор.

— От меня… — тихо ответила мама Ассельдор, самая романтичная в их семье.

Шань свистнул в два пальца. Издалека ответили криком.

Увидев бредущую к ним толпу Облезлых, Мило решил, что ему померещилось.

— А-а… кто эти люди?

— Друзья, о которых я говорил.

— Да… вы с ума сошли! — прошептал Мило. — Вы считаете, что можно заботиться о…

— Это ты сошел с ума, Мило! — раздался позади него громкий голос. — Разве хоть один Ассельдор отказал кому-нибудь в гостеприимстве?

На порог вышел Ассельдор-старший. Соскользнув с крыши, Снежинка оказалась у него на плечах.

— Скажите, чтобы шли за дом, — распорядился отец семейства. — Будем строить лагерь.

Беглецы из Травяного Племени под предводительством Шаня обогнули деревянный домик.

В эту ночь Шань и Торфу спали на чердаке под тихое пение Облезлых.

— Они и вправду не такие, как я думал, — прошептал Торфу Шаню.

— Поют хорошо, — отозвался Шань.

На следующее утро, когда лесорубы собрались уходить и уже прощались, выяснилось, что Маи нет.

— Она сейчас придет, — сказал Мило.

Но Мия хорошо знала сестру. Она догадалась, что Мая отправилась искать Тоби. Только он мог спасти Нильса Амена.

Узнав об исчезновении дочери, Ассельдор-старший тяжело опустился на дамбу из коры, которая оберегала дом от потоков тающего снега. Двое его детей неизвестно где, и скорее всего, в опасности. А он состарился и устал…

Стоя неподалеку от старика, мама Ассельдор искала глазами старшего сына. Мило был единственным, кого пока щадили житейские бури. А может, он был единственным, кто все переживания таил в себе. Единственным, кто расхлебывал беды других: Мии, Мано, Мо, а теперь и Маи…

Даже ребенком Мило никогда не доставлял хлопот. Поэтому о нем всегда как-то забывали.

Мама Ассельдор села рядом с сыном и, как в далеком детстве, ласково взъерошила ему волосы, и обняла.

Мая не теряла времени даром. Она поклялась, что отыщет Тоби, и знала, где он может быть. В доме на Нижних Ветвях. А вернее, на озере. Эти места она знала не хуже Тоби.

Насекомые, наблюдавшие за золотым огоньком в синем платье, бежавшим по черной коре, думали, что видят чудесный мираж: любовь сделала Маю еще красивее. Глядя на нее, зарделся бы даже черный муравей.

На следующий день Мая уже была возле фермы Селдор. Она прекрасно знала, что после их побега появляться здесь опасно. Она отыскала неподалеку укромное местечко, спряталась и на несколько часов погрузилась в сон.

В сумерках Мая снова отправилась в путь. Все ее мысли были только о Нильсе. Что она о нем знала?

Они были знакомы всего несколько недель. Больше молчали, чем говорили. Обменивались ничего не значащими словами и случайными прикосновениями. Вот и все, что было. А теперь она рискует ради него жизнью.

— Мой Нильс…

Она точно знала, что Нильс невиновен, что он не предатель: она слышала их разговор с Тоби о поездке в Гнездо.

Мая остановилась и перевела дыхание. У нее сильно кололо в боку, она прижала к нему руку, чтобы унять боль.

— Я вас уже и не ждал. Вы сильно опоздали на свидание.

Голос раздавался из-за старого бурого листа. Мрачный голос. Где-то она его уже слышала…

Из-за листа появился человек. Мая не сразу его узнала.

И все же это был Гаррик, начальник гарнизона в Селдоре, который когда-то писал ей письма. Отвергнутый влюбленный.

На его лице змеилась злобная улыбка. Своим бегством Мая унизила его и оскорбила, и он мечтал ей отомстить!

Мая поняла это мгновенно. Повернулась и бросилась бежать.

В боку снова закололо, но она бежала из последних сил, твердя про себя: Нильс, Нильс, Нильс… Словно волшебное заклинание, которое поможет ей исчезнуть, улететь, раствориться…

Сзади она слышала неотступное сопение Гаррика, чувствовала запах его пота. Все ближе, ближе… Мая молилась про себя небесам, молилась Дереву. Ее слепили слезы. Она думала не о себе. Она думала о Нильсе. Если не она, кто его спасет? Если ее схватят, Нильс погибнет!

Гаррик тяжело дышал у нее за спиной.

Почувствовав, что ее схватили за плащ, она вскрикнула так, что по зарослям лишайника прошла дрожь. Мая упала на землю. Рука Гаррика сдавила ей шею.

— Мы могли быть так счастливы, — прохрипел он. — Мог…

Осекшись на полуслове, он захрипел и плашмя рухнул на девушку.

Гаррика насквозь пронзила стрела. Стрела из жала шершня. Она оцарапала даже Маю.

Мая сбросила с себя Гаррика. Теперь он лежал на снегу, раскинув руки.

Она увидела, что над ней стоит высокий мужчина в красивой разноцветной одежде. Мая не была знакома с Арбайенном. Сидя на мокром снегу, она пыталась прийти в себя и отдышаться.

Арбайенн снял перчатку и протянул Мае руку, чтобы помочь подняться. Он преследовал Гаррика уже несколько часов. Узнав, что тот упустил Элизу, Лео приказал Арбайенну его наказать.

Мая приняла помощь незнакомца. Его крепкая рука внушала ей доверие.

— Спасибо, — поблагодарила Мая, встав на ноги.

— Хотелось бы помочь вам раньше. Сожалею.

Арбайенн внимательно посмотрел на девушку. Она устало улыбнулась.

Как хорошо почувствовать себя в безопасности! Кажется, что этот суровый на вид человек в глубине души добр. Может, он поможет ей найти Тоби?

Арбайенн почтительно отступил — он всегда отличался безупречными манерами, — отдал прощальный поклон и повернулся, собираясь уйти.

Но тут Мая окликнула его. И это изменило все…

— Подождите! — сказала она.

Арбайенн застыл на месте. Спокойным шагом он вернулся к девушке, и Мая доверчиво посмотрела в его синие глаза. Она подошла к незнакомцу близко-близко. Она верила этому человеку. Он же был спасителем!

— Я кое-кого ищу, — начала она. — Может, вы сможете мне помочь?

— Не знаю, — честно ответил Арбайенн.

Мая запахнула плащ поплотнее. На ее лицо ниспадали влажные волосы.

— Я ищу Тоби Лолнесса.

Арбайенн ничем не выдал своего волнения, но про себя насторожился: давненько он не слышал этого имени. А оно очень интересовало Лео Блю…

— Тоби Лолнесса? — мягко переспросил он.

— Да. Он должен быть где-то здесь, на Нижних Ветвях.

— Вполне возможно, — не стал спорить Минос Арбайенн.

Мае хотелось рассказать своему спасителю все-все.

— Думаю, Тоби ищет ту, которую любит. Он часто говорил мне об озере на Нижних Ветвях.

Лицо Арбайенна оставалось спокойным и отстраненным, но сердце с каждой секундой билось все быстрее.

— Ту, которую любит? Не вы ли это, сударыня?

— Нет, — улыбнулась Мая. — Ее зовут Элиза Ли.

Мая вручила врагу ключи от всех дверей. И вручила совершенно добровольно.

— Я не знаю Тоби Лолнесса, — сказал Арбайенн равнодушно. — И озера у нас на Дереве никогда не видел. Желаю вам успеха, милая барышня.

И он ушел, чувствуя в горле странную горечь.

Лео Блю ждал Арбайенна примерно в часе ходьбы от здешних мест. Он сидел возле тлеющих углей, завернувшись в черный плащ. Когда подошел его главный советник, он не обернулся.

— Дело сделано, — сообщил Арбайенн.

Лео не сводил глаз с огня.

— Гаррик мертв, — прибавил Арбайенн.

И уселся по другую сторону костра. Минуту он колебался, сказать или не сказать, потом все-таки произнес:

— Лео Блю, у меня для вас есть еще одна новость.

Лео услышал волнение в его голосе и поднял голову.

— Говори!

Говорить Арбайенну не хотелось. Он перестал понимать, кто прав и кто виноват.

— Говори, — повторил Лео.

Минос Арбайенн заговорил.

Он буквально ощущал, что каждое сказанное слово все дальше уводит его от подлинного Миноса Арбайенна.

А по другую сторону костра каждое его слово ловил Лео Блю. Ненависть и гнев растекались по его жилам.

Элиза и Тоби…

Элиза и Тоби!

Они любят друг друга.

Лео Блю почернел. Его лицо исказила судорога.

От яростного дыхания Лео погас костер. Вздрогнул и Арбайенн. Темной ночью в одиночестве Лео Блю двинулся к озеру на встречу с Тоби.

23 Поединок при свете луны

Мо Ассельдор протянул Элизе чашку.

На полу разноцветного дома солнечные лучи вычертили теплые квадраты.

Весна!

С началом ясных дней Дерево превратилось в оркестр. Возбужденные медовым запахом почек, весело посвистывали ласточки, потихоньку гудел оживающий древесный сок, потрескивала, расправляясь в тепле, кора, журчали, обегая дом, ручьи талой воды.

Элиза взяла чашку из рук Мо — держала и смотрела на серебряную пыль, плавающую на поверхности. Иза сама показала, какое ей нужно лекарство, и вот уже несколько дней, как ей стало лучше от воздушной пыльцы папоротника.

Элиза осторожно поднесла чашку к губам матери. Иза маленькими глотками стала пить травяной настой, поглядывая на дочь. Она находила, что Элиза изменилась, стала мягче и вместе с тем сильнее.

— Зима кончилась, — сказала Элиза. — Начинается весна.

Иза повернула голову и посмотрела на Мо Ассельдора.

— А сил-то у малыша прибавилось, — обрадовалась она.

Услышав слова прекрасной Изы, Мо с Элизой смеялись: сейчас сил хорошо бы набраться самой Изе. Ради этого они оба и хлопотали вокруг нее, радуясь, что с каждым часом она чувствует себя лучше.

Мо взял на себя мужские обязанности в доме. Заделал в старой двери щели, которые прогрызла прошлая зима. Перестирал все цветные ткани, которые служили ширмами. После больших стирок руки Мо становились разноцветными, и он, конечно, очень уставал.

С наступлением хорошей погоды Иза начала волноваться. С весной в этих местах появляются солдаты. Они приходят на Нижние Ветви, когда тает снег, и обследуют разрушенные дома.

В прошлом году они провели в ее доме целую ночь. Изе пришлось прятаться в дровяном сарае за поленницей. Всякий раз, как они брали дрова, она боялась, что ее обнаружат. К счастью, они ушли, не успев истопить все, что было в сарае.

Теперь Мо постоянно наблюдал за окрестностями. Он знал, что нежданые гости могут явиться из глубин Нижних Ветвей. Заметив карабкающуюся по склону фигуру, он лег на землю, дополз до Элизы и сообщил:

— Идут!

Вдвоем они помогли Изе перебраться за последнюю ширму из темно-синей ткани, а сами затаились между ширмой и стеной.

— Оставьте меня здесь и бегите, — прошептала Иза. — Вы успеете.

Мо и Элиза не шелохнулись.

Дверь заскрипела. Послышались шаги, неровные, усталые. Изе показалось, что она узнала походку хромого солдата с Главной Границы. Он иногда приходил сюда, считая дом необитаемым.

Шаги смолкли. Послышалось что-то вроде подвывания. Элизе оно напомнило грустное пение, которое она словно когда-то уже слышала. Мать узнала мелодию раньше Элизы. Да и как не узнать! Она была знакома каждому на любой ветке, во все времена. С ней рождались, с ней умирали. Бессловесный стон. Плач страдающей души.

Элиза тихо выскользнула из-за ширмы. И увидела посреди комнаты того, кто плакал, закрыв лицо руками. Она тихо к нему подошла.

— Плюм Торнетт. Это ты, Плюм?

Плюм не испугался и не отскочил в сторону. Он прижался к Элизе и заплакал еще отчаяннее, еще горше.

Мо взял Изу на руки и вынес из-за ширмы. Никто из них не знал, откуда пришел Плюм Торнетт, что ему довелось пережить, но приняли его как родного.

Уже много дней Плюм питался сырыми личинками, и то если ему удавалось их находить. А так жевал кору и сосал снег. По его виду нельзя было сказать, что он сильно ослабел, но чувствовалось, что он потерян и напуган больше обычного. Выбравшись из подземного хода, Плюм оказался в полной темноте и в полном одиночестве. Позади случился обвал, и всех остальных поймали. Плюм побрел куда глаза глядят, и ноги сами понесли его к Нижним Ветвям.

Добравшись до дома, где он жил с дядей, Плюм нашел пепелище с обгорелыми останками своих гусениц.

Люди Джо Мича и отряды Лео Блю уничтожали все на своем пути.

Тогда Плюм вспомнил об Элизе. Она всегда была к нему добра и внимательна, и он был ей благодарен. Кто знает, может, и Плюму найдется местечко возле Элизы и ее матери. Увидев, что и их дом пуст, Плюм заплакал от отчаяния.

Появление Элизы, Изы и Мо Ассельдора вернуло Плюму почти утраченную надежду.

— Ты останешься с нами, Плюм, — утешила его Элиза.

Она давно догадалась, что в душе у Плюма Торнетта зияла незаживающая рана. Виго Торнетт рассказывал, что ребенком и юношей Плюм был веселым и болтливым. Немым он стал совершенно неожиданно. Немым и пугливым.

Спустился вечер. Иза наблюдала за сидевшей у очага молодежью. Элиза с гордостью вновь нарисовала гусеничными чернилами голубые полоски у себя на ступнях и теперь задумчиво глядела на огонь. Мо и Плюм, прижавшись друг к другу, крепко спали. В этом доме никогда еще не жило столько народу.

Изе вспомнилось, как она пришла на эту ветку пятнадцать лет тому назад. Одна на всем белом свете.

Тогда ей казалось, что до конца своих дней она будет жить в горе и отчаянии. Равнину она покидала, исполненная любви и счастливых надежд, крепко держа за руку своего Мотылька. И по дороге утратила все. С ней осталось лишь беспросветное горе.

Иза укрылась в пещерке, выдолбленной в коре одной из веток над Главной Границей. Эта пещерка и стала со временем разноцветным домом. Но тогда она забилась в нее в полном изнеможении. Она боялась всего. Ветер раскачивал ветки. Окружавшие ее ночные шорохи были иными, чем на равнине.

До родов оставалась неделя: семь дней и семь ночей до появления Элизы.

Иза лежала в пещерке, слушая скрип Дерева и повторяя имя любимого.

Чувствуя приближение знаменательного события, она особенно остро ощущала одиночество. Как помогло бы ей сейчас присутствие любимого Мотылька!

Одинокий человек хочет и сам исчезнуть…

Но как только Иза взяла на руки свою девочку, она поняла, что ошибалась. Поняла, что вот уже девять месяцев была не одна. В ту минуту, когда она решилась покинуть Травяную Равнину вместе с возлюбленным, в тот момент, когда на ее глазах убили любимого Мотылька, Элиза уже была с ней и никогда ее не покинет.

Четверо обитателей разноцветного дома спали рядышком всю ночь. Они согревались теплом друг друга возле тлеющих углей очага, забыв об опасности.

Мо думал о своей семье.

Плюм отгонял преследующих его демонов, вертя туда-сюда головой.

Элиза обдумывала план на завтра. Она решила, что с утра отправится на поиски Тоби, но не хотела пока говорить об этом маме. Тоби прятался где-то здесь, неподалеку. Нужно было только его отыскать.

Начнет она, конечно, с озера.

Иза не выпускала из рук маленький портрет Мотылька. Подарив ей этот портрет, он сказал, что его написал замечательный художник по фамилии Аламала. Иза благословляла человека, чья кисть запечатлела любимого.

Утром она расскажет Элизе историю своей любви. Расскажет дочке об отце. Лежа в ночной темноте, она подбирала слова. Слова, что свяжут между собой обрывки прошлого, превратят тени в лица.

Молодежь уснула, а Изе все не спалось.

Неподалеку от озера по заснеженным веткам скользила невысокая фигурка с дощечками на ногах. В зыбком свете луны она неслась с невероятной скоростью, огибая препятствия, скатываясь со склонов.

Тоби спешил к Элизе. Дощечки оставляли два параллельных следа, их четкий рисунок прерывался при прыжке или же когда Тоби ступал на бесснежный участок коры. Снег уже подтаивал, но леса лишайников на Нижних Ветвях хранили по-прежнему пухлые сугробы. Тоби скользил в потемках между стволами и внезапно выезжал на поляны, освещенные лунным светом.

Иной раз, вовремя не заметив на пути заснеженной почки, он взмывал в воздух как на трамплине. А приземлившись, несся с той же скоростью, поднимая за собой снежный вихрь.

Когда Тоби наконец остановился, уже занимался день. Он обессилел. При каждом выдохе изо рта вылетало облачко пара, казавшееся в предрассветных сумерках фиолетовым.

Озеро было рядом. Он не сомневался, что встретит там Элизу. Вдруг глаза у него защипало. Повеяло предрассветным ветерком, и Тоби почувствовал знакомый запах. Ему вспомнился день их первой встречи. Маленькая серьезная девочка, смуглая, как древесная кора, смотрела, как он купается. Он услышал ее голос… Глядя на озеро, Элиза сказала:

— Красивое.

Она научила его видеть мир.

Тоби стряхнул снег, налипший на дощечки. Еще несколько минут — и перед ним откроется озеро…

Он едва сделал первый шаг, как услышал позади себя свист рассекаемого воздуха. Обернулся и бросился ничком в снег… Бумеранг! Второй бумеранг чуть было не подсек его на снегу, но Тоби успел вильнуть в сторону. Бумеранг едва задел ему затылок, а мог бы снести полголовы… Тоби вскочил на ноги.

Оба бумеранга вернулись к хозяину. В лунном свете чернел силуэт Лео. Совсем недалеко, шагах в пятидесяти. Лео пристально смотрел на Тоби. Еще секунда — и он снесет ему голову.

Тоби поднял руку, притронулся к содранной на затылке коже. Ссадина кровоточила. Он сделал шаг и заскользил вниз по склону. Для борьбы у него были только голые руки, и взять ими Лео он не мог.

Ему вслед раздался свист двух бумерангов, брошенных одновременно. Тоби точно рассчитал момент, когда их траектории должны пересечься, и резко остановился. Бумеранги и вправду встретились прямо перед ним.

Он вновь покатил вниз по склону. И услышал щелчок: оба бумеранга были спрятаны в чехлы. Убрав оружие, Лео пустился в погоню.

Тоби обернулся и увидел, что враг преследует его по руслу ручья. Тоби согнул колени и наклонился вперед, наращивая скорость. Но и Лео, казалось, летел по льду.

Скала, нависающая над озером, была все ближе. Снега становилось все меньше. На голой коре дощечки Тоби затормозили.

Он остановился. Впереди зияла пропасть.

Лео ни на мгновение не упускал его из виду.

Тоби сбросил дощечки и стал спускаться пешком по крутой тропе между стволами мха. Впереди отливало сиреневым озеро, покрытое огромными белыми льдинами.

Срывающийся со скалы водопад напоминал стену — так много в него влилось талой воды.

Лео заметил, что Тоби исчез в Моховом Лесу. И тоже стал спускаться к озеру. Усталости он не чувствовал.

Мысли, тело — все было подчинено од ной цели: уничтожить предателя! Бывшего друга, чья семья была заодно с Облезлыми!

Лео жаждал отомстить Тоби за отца, убитого Облезлыми. Но когда он узнал, что Тоби отнял у него Элизу, гнев его превратился в испепеляющую ярость. Тоби был обречен.

Лео издал грозный вопль, и все вокруг задрожало. Эхо вернуло ему крик, словно бумеранг. Испуганная луна спряталась за пепельно-серым облаком. В несколько прыжков Лео достиг середины склона. Но Тоби исчез. Его нигде не было видно. Озираясь, Лео крутился на месте, не выпуская из рук бумеранги.

Тоби упал на Лео со скоростью ветра. Обхватил его руками и ударил ногой под коленками. Оба упали и покатились вниз по склону.

Сверху на поединок смотрела девушка — Мая Ассельдор.

Одежда на ней висела клочьями, руки и ноги были в царапинах и ссадинах, у нее не осталось сил даже на шепот.

Видя, с какой яростью сцепились противники, она поняла, что один из них сегодня погибнет.

Разомлев в тепле очага, Элиза задремала.

Но сквозь пелену подбирающегося сна вдруг различила и другое тепло — тепло материнской руки. Наверное, она заснула у мамы на коленях, и теперь мама гладила ее по голове. Так бывало давным-давно, в детстве, она почти забыла это чудесное ощущение и теперь наслаждалась им, будто впервые…

И тут до нее дошло: происходит нечто важное. Мальчики спят. За окном розовеет небо. Элиза почувствовала теплый шепот возле уха.

— Я никогда не говорила с тобой о твоем отце, — прошептала Иза.

Элиза затаила дыхание.

Иза начала свой рассказ.

Она рассказала о жизни среди трав, о появлении Мотылька, об их бегстве…

Элиза слушала. Ей казалось, что тело помнит покачивание в долгом путешествии, которое она совершила в животе матери. Она услышала смех отца. Элиза точно знала, что слышала его смех. Слышала, а не воображала, не видела во сне…

— У твоего отца до нас была другая жизнь. Он хотел, чтобы мы жили с ним на Дереве. Его жена умерла за два года до нашей встречи. Он мало о ней рассказывал.

Элиза слушала мать с закрытыми глазами. Ей вдруг стало легче дышать. Оказывается, внутри нее был узел, и теперь он развязался. Распахнулись ставни, и хлынула жизнь. Все внутри осветилось.

Слушая рассказ о том, как отец погиб уже на ветвях Дерева, Элиза расплакалась… Но ее печаль была светла. Умерший отец не перестает быть отцом. Его можно любить, им можно восхищаться. О нем можно плакать.

— Он бился до последнего, — продолжала Иза. — В него летели стрелы, но он продвигался вперед. Откуда летели эти стрелы, я так и не узнала.

Элиза теснее прижалась к матери.

— Кто мог продолжать стрелять в уже раненого человека? Он умолял меня бежать. И я послушалась. Из-за тебя, Элиза. Ты спасла мне жизнь. Ты уже жила у меня в животе.

Элиза открыла глаза. На ладони у мамы лежал небольшой овальный портрет.

— Посмотри, это твой папа.

Иза держала портрет Мотылька.

Элиза взглянула на него и снова почувствовала дуновение свежего ветра. Из-под тонкого слоя лака папа смотрел на нее как живой. Он не улыбался, но был счастлив.

Между живыми и мертвыми лишь тонкая преграда. И затуманивает ее горе.

Вдруг из-за спины Изы протянулась рука и выхватила портрет. Следом послышался всхлип и нечленораздельное бормотание.

24 Речь немого

Плюм лежал в дальнем углу разноцветного дома. Обеими руками он сжимал портрет Мотылька.

И говорил.

Элиза вслушивалась в его бурчание.

Немой Плюм говорит!

Нет, это были не фразы, не слова, а поток звуков, из которого можно было выудить отдельные слоги. И еще интонация. Плюм оправдывался. Оправдывался, что-то настойчиво повторяя и не выпуская портрета из рук.

Опомнившись от удивления, Элиза подошла к Плюму. Возле него уже сидел разбуженный странными криками Мо. Он тихо уговаривал немого:

— Успокойся, Плюм. Послушай меня…

Когда Мо протягивал к нему руку, Плюм начинал что-то лихорадочно твердить, произнося что-то вроде «неябил, неябил».

Элиза попросила Мо оставить ее с Плюмом наедине.

— Неяу-у-убил, — снова повторил Плюм.

Элиза попыталась разделить длинное слово на несколько.

— Не я убил? — переспросила она.

— Не я, не я, — торопливо подтвердил Плюм, мотая головой.

— Не убил кого?

— Не убил его.

И он показал на зажатый в руке портрет.

— Не ты его убил? — переспросила Элиза.

— Не убил, — выговорил Плюм, продолжая изо всех сил мотать головой.

— Я верю тебе, Плюм, — сказала Элиза. — Я тебе верю. Я знаю, что не ты его убил.

Иза и Мо внимательно слушали их разговор. Они видели, как Элиза положила руку на руку Плюма. Сделав небольшую паузу, она повторила:

— Плюм не убивал.

Плюм задышал ровнее.

— Плюм не убивал, — тихо повторяла Элиза. — Плюм не убивал.

И так же тихо спросила:

— Плюм видел?

Изу заколотила дрожь. Плюм снова принялся твердить:

— Не убивал, не убивал…

Элиза слушала его молча. Она ждала, когда снова можно будет задать вопрос. Плюм знал, кто убил. Плюм все видел. Плюм был свидетелем смерти Мотылька. Быть может, один и тот же человек исковеркал жизнь Плюма, лишив его речи, и отнял жизнь Мотылька, поломав судьбу Изы и Элизы?

Дав Плюму возможность успокоиться, Элиза опять спросила:

— Кто убил?

Плюм задрожал и закрыл лицо руками.

— Не убивал, — жалобно простонал он.

— Плюм не убивал, — ровным голосом повторила Элиза. — Я знаю, Плюм не убивал. А кто убил? Скажи, Плюм.

Плюм замотал головой. Он не хотел отвечать. Элиза его не торопила. Она оставила Плюма в покое, в том углу, куда он забился, и пошла к Изе и Мо. Но вдруг замерла, прислушалась… Плюм что-то тихо бормотал.

Она вернулась, вслушиваясь в бормотание. Плюм неотчетливо повторял два слова, шуршащие, как бумага. Элиза наклонилась к Плюму совсем близко и разобрала:

— Жо Мич, Жо Мич…

Плюм твердил и твердил это имя, пока глаза у него не закрылись, дыхание не выровнялось. Плюм заснул.

Убийцей отца Элизы был… Джо Мич.

Элиза осторожно разжала пальцы Плюма и взяла портрет. Рамка сломалась, лак, служивший стеклом, обратился в пыль, но хрупкий кусочек холста уцелел. Элиза бережно держала его в руках.

Она долго вглядывалась в лицо отца, потом перевернула портрет. На обороте круглыми красивыми буквами было написано: «Портрет Эля Блю написал Нино Аламала». Раньше задняя часть рамки закрывала надпись.

Надпись, которая, словно нож, врезалась в мозг Элизы.

Элиза обернулась к матери.

— Кто выбирал мне имя? — спросила она.

— Твой отец. Он хотел, чтобы тебя звали Элиза.

Элиза.

Эль — Иза.

Эль и Иза.

Сквозь дверную щель до ног Элизы дотянулся солнечный луч. Она встала и решительно направилась к двери. Иза молча смотрела на дочь. Элиза была очень бледной.

Внезапно дверь распахнулась, кто-то вбежал и в изнеможении упал посреди комнаты.

Яркий дневной свет ослепил Мо, поэтому он не сразу узнал сестру Маю. А узнав, рванулся к ней. Она же едва слышно проговорила:

— Тоби и Лео… на озере… Они… убивают друг друга…

Элиза перепрыгнула через очаг, перескочила порог и растворилась в сиянии света.

Она бежала к озеру. Бежала, не чуя под собой ног.

Бежала, повторяя: «Эль Блю. Моего папу звали Эль Блю».

На бегу она почувствовала, как из глаз хлынули слезы, оставляя на щеках мокрые дорожки. Тоби и Лео. Лео и Тоби. Они переплелись у нее в сердце.

Добежав до озера, она сразу их увидела — две фигуры чернели на ледяном островке. Поединок продолжался…

Элиза закричала, но они ее не слышали. Льдину несло к грохочущему водопаду. Элиза побежала за ней по высокому берегу.

Но шум водопада заглушал ее голос. Сцепившись, Тоби и Лео катались по льдине — за ними тянулись пятна крови.

— Тоби! Лео! — звала Элиза изо всех сил.

Она по-прежнему была наверху. Водопад становился все ближе, ближе… Когда она до него добежала, то окончательно сорвала голос.

Элиза вошла в воду и стала пробираться в потоке, стараясь не терять сражающихся из виду. Рядом был обрыв — там вода обрушивалась в бездну. Элиза боролась с течением, но ее сносило к краю водопада.

Голос пропал. С ее губ не слетало ни звука. Она видела их на льдине, под собой, внизу, на другом конце водопада. И они не шевелились.

Элиза сделала шаг, другой и… прыгнула в бездну…

Бурлящий поток подхватил хрупкое тельце, закрутил и потащил вниз, к озеру…

В этот момент на льдине, не сводя глаз с противника, встал один из юношей. Он наклонился и поднял тяжелый острый обломок льда.

Элиза бесшумно погрузилась в черную воду неподалеку от льдины и исчезла в глубине.

Тоби занес кусок льдины над Лео Блю.

Лео лежал на снегу, скрестив руки, по его лицу текла кровь.

Перед мысленным взором Тоби промелькнуло все, что вот-вот могло исчезнуть вместе с Лео. Он увидел Лео маленьким, увидел их общее детство, как они дружили, были не разлей вода, их даже звали Тобилео, они никогда не расставались…

Тоби мешала кровь, которая текла у него из носа. Он вытер нос о плечо, не выпуская из рук смертельное ледяное оружие. Юноша знал: сейчас он обрушит его на врага.

У Лео не было сил двинуться с места.

— Однажды я спас тебе жизнь, — сказал он.

Внезапно Тоби почувствовал усталость.

— Однажды, очень давно, — продолжал Лео. — Я был вместе с охотниками, мы бежали ночью по твоим следам. Я знал, что ты спрятался в щель, и погасил факел. Я спас тебе жизнь, Тоби. Помнишь эту ночь? Я ни о чем тебя не прошу. Просто спрашиваю: помнишь?

Да, Тоби помнил эту ночь. Но не хотел ее помнить! Чувствовал, как по лицу и шее стекает кровь… Он должен обрушить на Лео смертельный осколок!

Сейчас, сейчас… Вот только наберется сил…

Рядом из ледяной воды вынырнула голова. Ни один из юношей ее не заметил. Элиза подплыла к льдине. Уцепилась руками за край. Изо всех сил она старалась выбраться на лед, что-то неслышно бормоча занемевшими губами. Усилие… Еще… Еще… Наконец! Тоби стоял к ней спиной. Лицо Лео было залито кровью.

Тоби уже поднимал руки, готовясь изо всех сил ударить ледяным кинжалом. Лео закрыл глаза…

Элиза схватила Тоби за ноги и дернула. Он потерял равновесие и выронил ледышку. Она разбилась на несколько кусков возле головы Лео. Элизе в намокшей заледеневшей одежде удалось опуститься на колени между Тоби и Лео. Она смотрела на Тоби. Чувствовала, как ее сковывает холод.

— Элиза…

Тоби встал на ноги.

— Элиза… — повторил он.

Она была здесь…

Здесь, перед ним!

Элиза собиралась с силами, чтобы заговорить. Набрала полную грудь воздуха и упала на лед.

Тоби склонился над ней. Их льдину притерло к берегу.

— Элиза! Элиза!

Он взял девушку на руки. Какой же холодной и неподвижной она была! Тоби крепко прижал ее к себе.

— Элиза!

Он окликнул ее так тихо, что сам себя не услышал. И так же тихо, склонившись, начал с ней говорить. Говорить, как еще ни разу не говорил. Только по губам можно было догадаться, что он произносит слова «никогда», «навсегда» и еще одно, которое рифмуется со словом «вновь». И еще он все время повторял:

— Пожалуйста! Прошу тебя!

Казалось, что девушка, чье лицо оставалось неподвижным и спокойным, уснула. Уснула очень крепко, холодным мертвым сном. Но вокруг витал особый, неповторимый аромат, присущий одной лишь Элизе. Запах сладкой пыльцы и перца щекотал ноздри Тоби. Аромат был живым, от него щипало глаза.

У Тоби перехватило горло, он умолк, прижавшись к щеке Элизы.

И вдруг она открыла глаза и вскрикнула… Они едва успели откатиться в сторону — в миллиметре от них чиркнул бумеранг.

Лео уже стоял на ногах, готовясь запустить второй.

На берегу появился Арбайенн. Он направлялся к Лео.

Лео посмотрел вниз и увидел ступни Элизы со светящимися голубыми полосками.

Облезлая… Элиза была Облезлой!

— Ты, значит, из убийц?

— Травяное Племя не умеет убивать.

— Замолчи!

— Выслушай меня, Лео Блю! Выслушай! — задохнулась в слезах Элиза. — Твой отец…

Тоби встал и помог ей подняться.

— Не смей говорить о моем отце!

— Твоего отца убил Джо Мич.

— Бесстыжая лгунья!

Позади Лео раздался голос:

— Выслушай ее…

Голос принадлежал Миносу Арбайенну. Подходя, он услышал слова Элизы.

— Твоего отца убил Джо Мич, — повторила она.

Бумеранг вновь чуть было не взмыл в воздух, но тут Арбайенн крикнул:

— Остановись!

Глухим от волнения голосом он продолжил:

— Это я отправил Эля Блю на равнину. До меня доходили слухи о необозримых лугах с цветами, о рае для бабочек, который существует где-то вдали от Дерева. Но сам я не решился идти на его поиски. Ваш отец вызвался пойти вместо меня. Я рассказал ему все, что знал, и отдал снаряжение. Он отправился один. Больше я его не видел.

Тоби с Элизой по-прежнему стояли на льдине и внимательно слушали.

— Где доказательства? — шепотом спросил Лео.

Арбайенн продолжал:

— Мертвое тело нашел молодой стражник, который только-только начал разводить долгоносиков. Он тут же обвинил в убийстве Облезлых. С тех пор он постарел и растолстел. Вы его прекрасно знаете. Его зовут Джо Мич.

— Ты лжешь, как и она!

Всегда хладнокровный Арбайенн не мог скрыть волнения.

— Твой отец был другом Облезлых, — сказала Элиза.

По щекам Элизы текли слезы, но она продолжала говорить:

— Эль Блю возвращался домой не один. С ним была девушка, которую он полюбил. Она была из Травяного Племени.

Лео снова взялся за бумеранг.

— Не смей порочить имя моего отца!

— Выслушай меня, а потом можешь убить, если захочешь.

Элиза перевела дыхание и повторила:

— Да, Эль Блю пересек Главную Границу с девушкой из Облезлых.

— Замолчи, Элиза!

— Этой девушкой была моя мать. И она уже ждала меня.

Ее слова оказались самым мощным оружием. Лео Блю упал на колени. Его голова медленно опустилась на лед.

Лео прижался пылающим лбом к ледяной поверхности.

Арбайенн застыл на месте. Он смотрел на Элизу, не пытаясь скрыть своего удивления. Так, значит, перед ним дочь Эля Блю.

Единокровная сестра Лео!

Элиза закрыла глаза. Тоби взял ее на руки и понес. Он прошел вдоль берега и скрылся в Моховом Лесу.

Арбайенн подошел к Лео. Положил руку ему на плечо.

— Пойдемте.

Верность Арбайенна глубоко тронула Лео.

— Окажи мне последнюю услугу, — попросил он, повернувшись к Арбайенну.

— Скажите, чем могу быть вам полезен.

— Вчера я отправил двух людей на равнину. Они уже в пути. Найди их и верни. Умоляю тебя, помешай им выполнить мой приказ.

Голубые глаза Арбайенна пристально смотрели на Лео.

— И что же вы им приказали?

Лео смочил лицо талой водой.

— Я приказал им спалить равнину.

Тоби обернулся и посмотрел на озеро. Он боялся разбудить Элизу, пушинку, которая спала у него на руках. Он увидел Лео. Сверху тот казался небольшим черным крестиком на снегу. Озерная вода смыла с льдины следы крови и намочила волосы Лео. Арбайенна рядом с ним не было.

Лео остался один.

Тоби повернулся к нему спиной. У плеча он чувствовал голову Элизы — она прижималась щекой к его сердцу. Скорым шагом он направился к разноцветному дому.

Элиза никогда бы не позволила нести себя на руках, как ребенка. Она была слишком горда. Тоби прекрасно это знал и улыбался собственной дерзости.

Весь недолгий путь от озера к дому Тоби думал не о грядущих сражениях. Он пытался заглянуть в другое, более отдаленное будущее. В жизнь, что ждала его за полем битвы. В той жизни он хотел любоваться восходами и закатами, вдыхать запах печеного хлеба, идти вдвоем, взявшись за руки… Вдвоем. Или втроем…

В той мирной жизни настоящим событием станет разве что ночная вылазка по спасению застрявшей в паутине мушки. Разбудит тебя ночью сосед, и ты выйдешь. Под аккомпанемент надсадного жужжания люди с фонарями окружат паутину. А когда мушка наконец улетит, крикнут «ура!» и отправятся пропустить по стаканчику, перебудив всю округу.

Мирная жизнь будет Тоби по плечу, ему в ней не будет скучно. Обыденная жизнь с непременными заботами и неприятностями, хорошими новостями и мелкими бедами: «с закатной стороны упала ветка», «красавица Нини родила тройню, представляешь?», «что-то кузнечики в этом году запаздывают», «вряд ли этой ночью пойдет снег»…

Тоби знал, что долгую борьбу, которая длится уже столько лет, он ведет ради вот такой незаметной жизни. Ради таких ничего, казалось бы, не значащих пустяков.

И, держа Элизу на руках, Тоби не сомневался в победе. Он знал: настал первый день в новом, только что сотворенном мире.

25 Пришла весна

Нильс Амен положил голову на плаху.

Топор был в руках великана Золкена. Куртка у него промокла от пота.

— Ты убьешь невиновного, — произнес Нильс, стоя на коленях со связанными руками.

Золкен сам вызвался уничтожить предателя.

В сумерках он увел Нильса в глубину леса, подальше от лужаек, на которых по утрам резвятся дети, подальше от поселков, где кипит жизнь, варится еда и расшивают яркими цветами простыни.

Золкен пытался преодолеть ужас.

Как он мог согласиться убить Нильса Амена, юного принца дровосеков, сына Норца и Лили? Золкен старался унять дрожь, но тщетно. Он чувствовал, как потеют руки, стоит ему взяться за топор.

Тем не менее Золкен был старой закваски и привык к дисциплине. Он понимал, что должен выполнить тяжкий долг до конца.

Шань и Торфу, высотники, сколько могли откладывали возмездие. Твердили, что вот-вот вернется девушка и принесет доказательства невиновности Нильса. Но девушки все не было. Она, ясное дело, тоже из предателей. Больше ждать было нечего.

Золкен взялся обеими руками за топор.

Норц Амен метался по лесу в нескольких шагах от места казни, он был на грани безумия и кричал что есть силы:

— Золкен! Золкен! Остановись!

Но Золкен не отзывался.

Только что вернулся Тоби и подтвердил, что Нильс невиновен.

— Золкен! — звал Норц в отчаянии, продираясь сквозь заросли. — Где ты? Отзовись!

Золкен пытался собраться с силами. Вдалеке он слышал зов Норца. Он понимал, что отец Нильса близок к безумию. Все нужно закончить до того, как он здесь появится. Негоже родному отцу быть свидетелем гибели сына.

Золкен занес топор… Похоже, страха Нильс не испытывал.

— Мая…

Нильс произнес это имя, когда над ним сверкнуло лезвие топора.

От истошного крика задрожал воздух. Кричал Норц. Он нашел их.

— Остановись! — кричал он Золкену.

Но топор был уже занесен. Золкен хотел его остановить, но тот полетел вниз. Золкен закрыл глаза. Сейчас топор перерубит…

— Он ничего не совершил, Золкен, — молил Норц. — У меня есть доказательства! Нильс невиновен!

Золкен не открывал глаз.

— Невиновен, — раздался шепот у его ног.

Услышав голос отца, Нильс дернул головой в сторону. В самый последний миг… Топор со свистом рассек воздух и вонзился в дерево. Нильс остался жив.

Прошло несколько дней, и Дерево стало не узнать.

На нем появились первые листочки, маленькие и морщинистые, похожие на старичков и на младенцев.

Почки лопались одна за другой. Весна перекрашивала ветки в зеленый цвет. Дерево в очередной раз возвращалось к жизни, выдержав натиск зимы, стряхивая с себя остатки снега.

Но на этот раз с приходом весны в сердцах людей распускалась долгожданная надежда. Ледяную корку, которая сковывала каждого жителя Дерева, разбивали необыкновенные новости: вернулся Тоби, доказана невиновность Облезлых и семьи Лолнесс, отрекся от власти Лео Блю. Новости стремительно разлетались по всем закоулкам Дерева. Действия Джо Мича вызывали возмущение.

Революция, которую потом назовут «Весна», началась с лесорубов.

Изнемогая от стыда за несправедливое обвинение сына в предательстве, Норц Амен протянул к Нильсу руки, желая его обнять и прижать к груди. Но Нильс отшатнулся.

Норц посмотрел на Нильса, и могучие руки лесоруба бессильно повисли.

Сын отказывал ему в прощении! Норц Амен тоже себя не прощал.

— Я понимаю, — сказал он, — понимаю тебя, сынок.

Повернулся и пошел к лесу, неловко пряча свое отчаяние.

Неподалеку от лужайки, среди кустистого лишайника он встретил девушку. Узнав ее, он отвернулся, чтобы она не заметила покрасневших от слез глаз.

Девушка пристально смотрела на Норца. Это была Мая Ассельдор, и Норц знал, что она спасла его сыну жизнь.

— Ему нужно время, — сказала она, — и он непременно к вам вернется.

— Спасибо… барышня… — ответил Норц, еле заставив себя повернуть к ней голову.

— Наберитесь терпения. Говорят, что лесорубы терпеливы.

— Лесорубы терпеливы, — подтвердил Норц, застыв на месте.

И пробурчал себе в бороду:

— Но я такой старый…

Мая расслышала его слова, подошла и поцеловала. А у него достало сил сказать:

— Я предатель, раз не поверил собственному сыну…

И грузный дровосек, тяжело переставляя ноги, скрылся в лесу.

Нильс и Мая стояли неподвижно в разных концах лужайки.

Они смотрели друг на друга и не спешили преодолеть разделяющее их расстояние — знали: как только их руки соединятся, они не расстанутся больше никогда.

Нюх у Джо Мича был как у синей мухи. Работяг он чувствовал за километр. А нюх иной раз полезней ума и сердца.

Окружив котловину, сотни лесорубов с гневом обнаружили, что Джо Мича там нет. Он сбежал еще накануне вечером.

Тоби поспешил к бараку, где держали стариков-ученых, — узники исчезли! Освободителям попался пока только охранник. Тоби распорядился продолжить поиски. И тут услышал, как кто-то его зовет.

Это были Мо и Мило Ассельдор. Они обследовали дно котловины.

— Тоби! Мы нашли барак, где их заперли! Оттуда слышатся голоса! Нужно взломать дверь!

Тоби со всех ног кинулся вниз к бараку. За ним побежали дровосек Золкен, Торфу, Шань и еще несколько высотников. А еще Джалам и человек десять из Травяного Племени, вооруженных сарбаканами. Они не захотели оставить своего друга Ветку. Не было с ними лишь Элизы, которая осталась ухаживать за матерью.

Тоби взял из рук Золкена топор и внимательно посмотрел на дверь. Неужели это единственная преграда, которая отделяет его от родителей?

Тоби замахнулся и ударил топором по двери — та раскололась посередине, и половинки разъехались в стороны, как театральный занавес.

За дверью неподвижной толпой стояли узники. Они серьезно и печально смотрели на Тоби и его друзей. Ни проблеска радости, ни хотя бы удовлетворения на изможденных лицах. Лу Танн, старый сапожник, стоял, завернувшись в одеяло.

От толпы отделились Зеф Кларак и Виго Торнетт.

— Мы не знали, придет ли сюда кто-нибудь.

— Они живы! — закричал Тоби подходящим лесорубам.

Зеф Кларак покачал головой.

— Нет, живы не все.

Толпа заключенных расступилась, освобождая проход.

Тоби увидел в глубине комнаты матрас и на нем покрытое белой простыней тело.

Тоби выпустил топор из рук, оставив его лежать у порога. А сам двинулся вперед сквозь толпу серых, похожих на призраки людей. Мо шел следом, светя факелом. Они оба чувствовали, как связаны между собой узники. Дружба, выросшая в потемках неволи, стала могучей силой.

Тоби приблизился к матрасу. Обернулся, обвел глазами опечаленные лица и приподнял край простыни — умер советник Ролден.

— Он умер этой ночью, — с глухим рыданием в голосе произнес Лу Танн. — Мой близкий друг.

— Знаю, — ответил Тоби.

— Ему так хотелось вернуться на родную ветку.

— Знаю, — повторил Тоби.

Поддерживал Лу Танна невысокий щуплый человечек. Теперь все смотрели на Тоби.

Погладив бороду, заговорил Виго Торнетт:

— Твоих родителей увел Мич, паренек. Нужно отыскать дыру, куда он их запрятал.

Тоби ждал этих слов. Он понимал, что Джо Мич ни за что не оставит в покое Сима и Майю.

— Я поеду с тобой, — прибавил Виго. — Я пообещал это своему старому другу Ролдену.

— И я, — послышался голос за спиной Зефа.

— И я, — крикнул еще кто-то.

— И я!

Голоса узников слились в воинственный клич. Этот клич повторили лесорубы, а потом подхватили люди Травяного Племени. Дерево затрепетало.

Один Лу Танн стоял на коленях у матраса Ролдена и шептал:

— Старая ветвь, родная старинная ветвь…

Покидая котловину, Тоби еще раз обежал взглядом огромную зияющую язву. Котловина была похожа на логовище дракона, и он задумался, достанет ли у Дерева сил залечить нанесенную рану. Порыв ветра пошевелил листья у него над головой. Их шелест напоминал колыбельную. Он успокоил Тоби.

Дракон уполз. Дерево стоит. Оно даже поет.

И тут Тоби заметил на краю котловины две фигуры. Одна, та, что повыше, едва стояла на ногах; другая, пониже, крепко держала ее за руку.

Тоби их узнал: Илайя и Лунный Диск.

Лунный Диск отыскал сестру в яме возле стены. Холод превратил ее в ледышку. Увидев Тоби, мальчик помахал ему рукой. Его жест означал: не беспокойся, я позабочусь о сестре.

На долю секунды глаза Илайи и Тоби встретились. Тоби опустил голову и ушел вслед за своим отрядом.

Лунный Диск уже несколько часов стоял рядом с Илайей. Она застыла, раздавленная раскаянием. Стояла и смотрела в котловину, готовая сделать шаг и упасть. Она хотела умереть, чувствуя, что виновата во всех несчастьях вселенной.

Лунный Диск тихонько заговорил с ней, спокойно и ласково. Придвинулся к сестре почти вплотную и запел, не разжимая губ. А потом замолчал.

Казалось, Илайю покачивает ночной ветер. Котловина опустела, в ней не осталось ни одной живой души. Только они вдвоем стояли на краю кратера: ночь наполнила его темнотой и сделала похожим на озеро.

Лунный Диск притянул к себе сестру, уложил ее, и они заснули, тесно прижавшись друг к другу.

Тем временем мятежная «Весна» продвигалась к Верхним Ветвям. Отряд Тоби становился все многочисленней. Жителей Дерева воспламеняла надежда. Мужчины и женщины выходили из своих домов. Поначалу они напоминали сов, ослепленных ярким светом, но как только привыкали к нему, присоединялись к людскому потоку, который неудержимо стремился вверх.

Джо Мич бежал! Ущипни себя, а то не поверишь!

— Я же говорил! Я же говорил! Наконец-то добрая весть! — радовался толстенький коротышка, пытаясь влезть в парадный костюм времен своей молодости.

— Чудо из чудес, — поддакивала ему жена. — Чудо из чудес!

Прихватив с собой факелы, люди вновь стали выходить из дома по вечерам. На ветвях слышался детский смех.

Все внимательно присматривались к Дереву.

Искали мельчайшие перемены.

— Может, время упущено? — сомневались одни, глядя на редкие на Вершине почки.

— Засучите-ка лучше рукава, несчастные нытики! Никогда не бывает слишком поздно! — отвечали им другие.

Люди, которые сами взрастили свою беду, ощутили ответственность, и это чувство подняло их с колен. Повсюду принялись заделывать дыры, соскребать вокруг почек мох. Даже влюбленные больше не вырезали на коре сердечек с именами.

Да, новости в самом деле радовали.

Жители Верхних Ветвей, пришедшие на помощь Тоби, рассказали ему все, что знали о бегстве Джо Мича. Они своими глазами видели его верхом на последнем долгоносике в сопровождении телохранителей, которые вели с собой двух пленников.

Ряды сторонников Джо Мича стремительно редели. Конечно, они были и в той толпе, которая следовала за Тоби, но не считали нужным признаваться.

Тоби понимал, что Джо Мич бежит вовсе не куда глаза глядят. У него наверняка есть план. В руках Мича оставалась самая драгоценная валюта, которую он мог обменять на что угодно: старый ученый в берете и его жена.

Рядом с Тоби теперь постоянно был Виго Торнетт. Он с радостью узнал, что его племянник Плюм благополучно выпутался из всех бед и нашел безопасное убежище в одном из домов на Нижних Ветвях. Виго казалось, что он видит вокруг зелень своих первых вёсен.

Как-то утром на одной из веток Торнетт заметил двух тощих сгорбленных старух. Старухи стояли и не спускали с них глаз. Виго сказал Тоби, что пойдет и расспросит их.

Тоби издалека наблюдал за бравым Торнеттом — разбойником, не лишенным любезных манер. Торнетт вежливо поздоровался со старухами. И вдруг пригнул одну из них к земле и наподдал ей как следует коленкой. Схватил вторую, вмазал ей кулаком в зубы и швырнул рядом с первой. Затем он принялся топтать обеих, переминаясь с одной ноги на другую. Несчастные жертвы жалобно скулили. Тоби не тронулся с места.

Обескураженные лесорубы рванулись к Торнетту, намереваясь связать безумца.

Тоби подошел к ним не спеша. И сразу же узнал старушек.

— Оставьте Торнетта в покое, — сказал он лесорубам. — Он знает, что делает.

На коре в платках и широких старушечьих платьях лежали Рашпиль и Торн. Безжалостные подручные Мича бросили хозяина и переоделись старухами, понадеявшись затеряться в толпе.

Рассвирепевший Торнетт мстил бы негодяям и дальше, но вспомнил Ролдена, который умер в заточении на его глазах. Ни месть, ни прощение не могли вернуть ему друга.

И он оставил на дороге жалкую кучу тряпья, швырнув им те несколько зубов, которые во время драки случайно попали к нему в карман.

Несколько дней спустя отряд Тоби встал лагерем на гладкой ветке с молодыми листочками, покрытыми легким пушком.

Тоби было тревожно. Он с десятками других человек преследовал Мича до самой верхушки Дерева. Здесь следы Мича терялись. Тоби понятия не имел, куда двигаться дальше. Поразмыслив, он решил, что на следующий день начнет вновь спускаться, но по северной стороне Дерева.

Лагерь уснул. Кое-где светились маленькие костры и слышалось причудливое пение людей Травяного Племени.

Тоби пытался, но никак не мог уснуть. Его не покидали мысли о родителях. Он их видел. Слышал их голоса. Голоса, которые в детстве прогоняли кошмары. В те времена маме с папой достаточно было поцеловать его и сказать: «Все прошло», — и жизнь снова становилась прекрасной.

Тоби лежал и смотрел на звезды. Давно, очень давно он не был на Верхних Ветвях.

Ночь была безлунной, как та, первая ночь, когда началась его жизнь беглеца. Без луны звезды пляшут. Он вдыхал сухой свежий воздух вершины. Небесный воздух, который баюкал его в детстве.

— Красиво!

Сердце Тоби подпрыгнуло. Он повернулся на бок — рядом на спине лежала Элиза.

— Что ты тут делаешь?

Элиза никогда не отвечала на дурацкие вопросы.

— Я же просил тебя оставаться на Нижних Ветвях, — сказал он голосом, переполненным нежностью.

Элиза слегка толкнула его плечом, продолжая лежать на спине и смотреть на звезды. Их руки чувствовали друг друга от плеча и до кончиков пальцев.

— Я не хотела больше ждать, — сказала Элиза после долгого молчания.

Они лежали, сплетя пальцы, и слушали потрескивание огня.

От чистого вершинного воздуха у Элизы слегка кружилась голова. Она широко раскрыла глаза. Удивительное ощущение: их кожа обладала разной температурой. Зато сердца бились в унисон.

Тоби не смел пошевелиться. Он спрашивал себя, привыкнет ли когда-нибудь к этому чуду. От голоса Элизы его бросало в дрожь. Стоило ей повести рукой — и сердце готово было выскочить из груди.

— Я тоже не хотел, — сказал он внезапно.

И повторил настойчиво:

— Я тоже.

Они лежали и молчали, окутанные волшебным облаком. Даже воздух их не касался. Только звезды смотрели сквозь листья.

— С ума можно сойти, — сказала Элиза.

А что еще можно было сказать о такой всепроникающей нежности?

Немного позже Элиза что-то протянула Тоби:

— Держи.

Тоби взял.

— Я нашла это на дороге.

Находка, которую Элиза вложила в руку Тоби, была мягкой, плоской и круглой. Несмотря на темноту, Тоби сразу догадался, что это. Берет Сима Лолнесса!

— Наверно, потерял по дороге, — предположила Элиза.

Тоби тихонько рассмеялся.

— Потерял? Мой отец? Да он скорее голову потеряет!

Тоби принялся мять и крутить берет. Потом встал и подошел к костру. Из подшивки он вытащил свернутый клочок бумаги. Развернул и при свете огня прочитал: «Направление — Гнездо на Вершине. Все хорошо. Мы…»

Тоби зажал бумажку в кулаке. Сим продолжал посылать сообщения.

Элиза посмотрела на Тоби: его мысли были уже далеко. Отданный им приказ, перебегая от костра к костру, поднял на ноги весь лагерь.

26 На сверкающей нити

Джо Мич обосновался в Южном Яйце.

Остальное Гнездо пустовало. Тоби с друзьями устроил охоту на жирного паука, затаившегося в своем убежище. Несколько минут — и они окружили Гнездо.

Судя по донесениям лазутчиков, в Яйце находились всего четыре человека. Стало быть, у Джо Мича остался только один верный помощник, который караулил Сима и Майю.

Тоби окружало множество сторонников, но он знал: стоит Мичу поднести нож к горлу Майи, и за ним будет и сила, и власть. В их поединке численностью не выиграешь.

Первым на мостках появился Шершень.

Перед собой он держал Майю, свой живой щит.

Тоби смотрел на мать. Она стояла очень прямо, очень спокойно и оглядывала людей вокруг. Глаза ее встретились с глазами Тоби, и в них вспыхнул радостный огонек. Майя еще выше подняла голову, гордясь сыном.

Увидев мать в руках злобного негодяя, Тоби пришел в такое неистовство, что не смог послать ей ответную улыбку И еще его мучил вопрос, куда исчезла Элиза. Он хотел, чтобы она была рядом.

Небо постепенно затягивали тучи.

Тоби сделал шаг вперед и услышал, как Шершень заговорил.

— Мы убьем обоих! — орал Шершень. — Убьем при первом же шаге в нашу сторону!

Тоби вздрогнул.

— Каковы ваши условия? — спросил в ответ Виго Торнетт.

— Джо Мич сам вам скажет! Ждать недолго!

Шершень затолкал Майю в Яйцо и исчез.

Элиза стояла в толпе. Она тоже слышала угрозы Шершня. Ее поразила красота Майи Лолнесс.

Вдруг она почувствовала на плече чью-то руку. Элиза не сразу узнала костлявого человека с ввалившимися глазами.

— Неужели Пюре?

Пюре хотел сделать реверанс, но не успел — Элиза поспешила крепко его обнять.

Между всхлипываниями она с трудом сумела разобрать:

— Я феть на сфободе, да?

— Да, Пюре!

Смущенный Пюре не смел обнять Элизу в ответ и стоял, растопырив руки, словно она была вымазана смолой. Зато Элиза прижалась к Пюре и положила голову ему на плечо.

Вникнуть в бессвязные речи Пюре ей помешал внезапный яркий свет. Сощурившись, Элиза отчетливо увидела в лучах проглянувшего сквозь тучи солнца сверкающую ниточку.

Она подождала несколько секунд, давая глазам отдохнуть, и снова посмотрела вверх. Нет, ей не привиделось — ниточка все так же поблескивала в небе.

— Мне пора, — сказала она Пюре.

Попрощавшись, Элиза заскользила сквозь толпу к Тоби, а когда добралась до него, что-то сказала ему на ухо. Он поднял глаза к небу, и лицо его осветилось.

Элиза смотрела вслед удаляющемуся Тоби. Смотрела и не знала, хорошо ли сделала, что подсказала ему эту мысль.

Прошло несколько минут, и Тоби появился на верхушке Яйца, к которому все стояли спиной. Кроме Элизы его никто не заметил.

Он выпрямился, замер на секунду, набирая в грудь воздуха, потом широко расставил руки и… шагнул в пустоту. Элиза закрыла глаза. Когда она их открыла, Тоби скользил по небу.

Не спеша, плавно покачивая руками, он двигался к Южному Яйцу. Ветер стих. Последняя маленькая тучка закрыла голубое окошко.

Тоби скользил по нити, которую протянул паук, соединив вершины двух белых башен. В воздухе она не была видна, но солнце помогло Элизе разглядеть невидимку. Только с помощью паутины можно было захватить врасплох негодяев, удерживающих заложников.

Внизу сосредоточенно ждали, когда Мич выдвинет условия, и не спускали глаз со входа в Яйцо. Никто не обращал внимания на шагающего в небе канатоходца.

Тоби неуклонно продвигался вперед. Ноги каким-то чудом находили самое удобное положение на канате. Он не думал о бездне под ним. Казалось, его кто-то ведет.

Внезапно толпа заволновалась, и Элиза на миг решила, что люди заметили Тоби.

Но нет, на мостках показался Джо Мич собственной персоной. Появился из Яйца. Но не трогательным и милым птенчиком. Как всегда, он был отвратительной вонючей тушей. Одной рукой Мич держал за воротник профессора Сима, в другой — четырехстрельный арбалет. Мичу доставляло удовольствие, что на него смотрят, застыв в ожидании, столько людей. Он знал, что все они в его власти. И это было настоящим счастьем!

Последний раз в жизни он мог сотворить зло. И собирался превзойти самого себя. Мич пообещал себе: жестокое преступление, которое он собирался совершить, будет безупречным. Оно станет его шедевром! Гораздо более впечатляющим, чем убийство Эля Блю, благодаря которому он основал свою империю. Тогда он во всем обвинил Облезлых и предстал защитником Дерева от грозившей опасности. Теперь он совершит нечто более грандиозное. Такую возможность упускать непростительно!

В тот миг, когда Джо Мич уже открыл рот, чтобы приступить к запугиванию, на другом конце мостков появился человек.

Толстяк глухо заворчал и приоткрыл пошире правый, заплывший жиром глаз. Кто посмел?!

Элиза встала на цыпочки, пытаясь понять, что происходит. Человек направлялся прямо к Джо Мичу.

По толпе пробежал шепот: все узнали Лео Блю.

Лео шел уверенно, пристально глядя на убийцу отца.

В его лице не было и следа безумия, он не выглядел одержимым. Не казался он и смертником, желавшим всем и себе гибели. Впервые в жизни его лицо было светлым и спокойным.

Сейчас он сражался не с призраками. Он собирался сделать свою работу: уничтожить единственного настоящего врага!

Еще несколько шагов — и расправа началась! Джо Мич небрежно прицелился из арбалета и выстрелил. Стрела угодила Лео в ногу.

Юный Блю не остановился, он продолжал идти.

Вторая стрела попала ему в плечо.

Элиза громко закричала, но ее крик утонул в глухом ропоте толпы. Расталкивая людей, Элиза начала пробираться в первые ряды.

Лео по-прежнему двигался вперед. Он даже не замедлил шага. Третью стрелу он получил в правый бок.

Джо Мич завопил от ярости. На лбу у него выступили капли пота — крупные, как тараканьи личинки. Рядом с Мичем появился Шершень.

— Лео Блю! Бросай оружие! — скомандовал он.

Лео повиновался. Он медленно достал из-за спины бумеранги и бросил их…

— А теперь стой! — заорал Шершень.

Но Лео продолжал идти.

Мич отпустил Сима Лолнесса, и тот осел на помост. Джо шагнул назад и выпустил последнюю стрелу.

На этот раз Лео остановился, у него перехватило дыхание, левая нога подогнулась — казалось, он вот-вот упадет. Но нет! Он сделал еще один шаг к человеку, который разрушил его жизнь и превратил в чудовище.

Джо Мич бросил арбалет. Оставшись безоружным, он попятился. В уголке его рта появился изжеванный окурок.

Мич улыбался. Он не забыл, что у него осталось оружие, которое непременно остановит Лео Блю. Он сделал еще шаг и занес ногу над лежащим Симом Лолнессом. Мич поставил ногу на голову профессора. На его лице сияла улиточья улыбка, слюнявая и безгубая. Окурок выпал и прилип к подбородку.

Лео Блю застыл на месте.

Одно движение — и Мич размозжит профессору голову.

Элиза замерла вместе с толпой. Упали первые капли дождя. Тишина, воцарившаяся в Гнезде, была поистине убийственной.

Нарушил ее свист…

Возвращались, облетев Яйцо, брошенные Лео бумеранги. Все произошло в считаные секунды. Одновременно справа и слева они вонзились в голову Мича. Глаза у того выпучились, рот открылся, он обмяк и расползся комом грязи рядом с Симом.

Лео тоже упал, потеряв сознание. Он улыбался.

Перепуганный Шершень, схватив Майю, спрятался в Яйце. Он достал гарпун. Кроме них двоих в Яйце никого не было. Сим появился на пороге, зовя жену:

— Майя! Майя!

— Сим! — откликнулась она, и в тот самый миг гарпун приблизился к ее горлу.

Сим застыл, боясь шевельнуться…

Вдруг раздался пронзительный вопль, и с Яйца что-то сорвалось. Словно шлепнулся перезрелый персик.

Майя чувствовала кожей холод лезвия, но Шершень вдруг выгнулся и упал на землю.

Тоби прыгнул в отверстие на верху Яйца. Он приземлился прямо на Шершня, сломав ему позвоночник. Шершень был мертв.

Майя, дрожа, бросилась к сыну. Тоби лежал, распростертый, на полу. С другой стороны к нему спешил Сим.

Сим и Майя одновременно склонились над Тоби. Он не шевелился. Майя тихо заговорила. Тоби открыл глаза и посмотрел на папу и маму. Губы его дрогнули.

— Какие же вы красивые!

Сим только и смог сказать:

— Тоби!

Лежа на полу, Тоби раскрыл объятия. Сим и Майя приникли к сыну.

Элиза долго сидела под дождем, держа на коленях голову Лео Блю. Он был в сознании. У него достало сил улыбнуться.

— Вот и конец, — с трудом сказал он. — Вот и конец.

Элиза прикрыла ему рот ладонью.

— Это начало, Лео. Мы тебя выходим. Мама умеет лечить все на свете. Ты будешь жить. Папа хотел, чтобы ты жил. Ты потерял много времени, но жизнь только начинается. Ты начинаешь жить, Лео…

Глаза Лео заволокло пеленой, боли он больше не чувствовал. Вполне возможно, что-то начиналось, но что? Теплые струи дождя проникали ему под одежду.

Элиза взъерошила волосы Лео.

— Сестренка, — едва слышно сказал он.

Наконец Лео унесли, перевязав ему раны, и тогда Элиза пошла искать Тоби. Мокрая и растрепанная, заглянула она в Яйцо и увидела Тоби вместе с родителями.

Майя с первого взгляда узнала Элизу и протянула к ней руки.

Они виделись впервые, но знали друг о друге почти все.

Сим и Майя оставили Тоби с Элизой в Яйце. По скорлупе стучали струи дождя.

На пороге Сим обернулся и еще раз взглянул на распростертое тело Шершня. Потом закрыл за собой дверь.

— Странная штука жизнь, — сказал он жене, укрывая ее большим черным плащом. — Лео Блю покончил с Джо Мичем, убийцей своего отца…

Майя взяла мужа под руку и закончила:

— А Тоби с Шершнем, убийцей Нино Аламала.

…И в который раз в ней вспыхнуло воспоминание о той давней ночи, когда Сим принес ей крошечного, завернутого в голубые пеленки Тоби.

— Его отца убили в тюрьме, — сказал Сим, протягивая ей малыша, — у него больше нет никого на свете.

Майя прижала его к сердцу и погладила пушок на голове.

— Как его зовут? — спросила она.

Сим ответил:

— Тоби Аламала. Но это имя произносить опасно.

— Значит, он будет Тоби Лолнесс, — прошептала Майя.

27 Вот кто…

Прошло лето, настала зама. Начался новый год, который стали считать Первым.

Все началось сначала.

Гнездо на Верхних Ветвях было забыто.

Следующей весной в нем поселилась сова. Как только наступали сумерки, ее уханье было слышно даже на Нижних Ветвях.

Сова снесла пять яичек. Вырастила птенцов.

Прошел еще год, и еще, и еще… Другие совы продолжали жить в Гнезде.

Однажды одна из сов увидела человека в берете. Сова застыла неподвижно. Она оберегала птенцов. Время от времени взъерошенная головка пыталась высунуться из гнезда, но сова прикрывала ее крылом, продолжая следить за незваным гостем.

Понаблюдав некоторое время, она решила, что он не опасен. Гость с трудом взбирался на ветку, нависавшую над гнездом.

— Алле-оп! — устало сказал он, одолев наконец подъем.

В знак приветствия кивнул сове и снял берет.

Его быстро догнал другой человек, помоложе.

Они устроились рядышком на тонкой ветке.

— Мы мешаем совам, — сказал Сим Лолнесс, глядя вниз на гигантскую сову.

Но Тоби смотрел не вниз, а вдаль, туда, где раскинулась равнина.

— Он до сих пор на Нижних Ветвях? — спросил Сим.

— Да. Его лечит Иза Ли, заботится как о родном сыне.

— Ей известны секреты трав.

— Ему стало гораздо лучше.

— Бедный Лео, — вздохнул Сим.

— Он почти здоров. Мне сказали, что рядом с ним теперь одна знакомая мне девушка.

Сим улыбнулся. Девушка… Девушка — лекарство даже более действенное, чем травы! И он снова надел берет.

— Ее зовут Илайя.

Сим повернулся к сыну, словно хотел о чем-то спросить, но промолчал.

— Ты хотел что-то сказать, папа? — решил помочь ему Тоби.

Сим лихорадочно пытался подобрать слова, но опять не смог.

— Нет, ничего… А ты знаешь, что охотник на бабочек тоже задержался на Нижних Ветвях?

Тоби кивнул.

Арбайенн… Долгие месяцы он преследовал двух поджигателей, которых Лео послал спалить траву на равнине. Арбайенн спустился по стволу вниз, странствовал по корням, потом среди трав. Он проделал то путешествие, на которое не отваживался долгие годы, о котором мечтал, которое стоило жизни его другу Элю Блю.

Выполнив задание, Арбайенн остался на Нижних Ветвях, поселившись неподалеку от Изы.

— А как поживает старичок-поэт, которому ты рассказал свою жизнь?

— Пол Колин? — уточнил Тоби с улыбкой. — Он снова пишет. И кажется, даже подбирается к концу.

— В молодости я называл Колина Кузнечик. Казалось, что у него уши даже на ногах. Он и тогда записывал все, что слышал.

Профессор еще в молодости сделал открытие, что у кузнечиков уши на ногах.

Тоби перебрался на ветку пониже.

Сим остался один. Он сдвинул берет и почесал голову. Опять у него не получилось сказать Тоби то, что он хотел.

Сим вздохнул. Сова больше не обращала на него внимания. По Верхним Ветвям гулял легкий ветерок.

Снова появился Тоби, но не один — он держал под руку хрупкую изящную женщину. Сим Лолнесс встал и помог ей сесть.

— Тебе бы не стоило забираться сюда, Майя!

Она похлопала его по руке.

— Тебе тоже не стоило, Сим.

Она огляделась вокруг, любуясь пейзажем.

— А Дереву стало лучше, — заметила она.

Дерево и правда понемногу оживало. Леса лишайников сильно уменьшились. Амены и Ассельдоры теперь трудились над этим вместе.

Котловину затянула кора, и теперь она стала шрамом. Жизнь брала свое.

Никто не знал, что на глубине шести футов прячется Камень Дерева. Тоби положил его на дно котловины, и год за годом Дерево укрывало его корой, спасая от человеческой жадности.

— Дерево живое, и оно живет, — сказал Сим. — В конце концов, люди мне поверили. И никто больше не требует от меня тайны Балейны.

Между тем Сим иногда задумывался, какова судьба игрушки, из-за которой столько всего произошло…

— А скажи мне, Тоби, — начал он.

Повернулся к сыну, но того рядом не оказалось.

Сим и Майя сидели рядышком, любовались Верхними Ветвями и косыми лучами заката.

Каждая ветка казалась нескончаемой равниной, по которой хотелось бежать и бежать.

Солнце еще не село, но на небе уже показалась луна. Свет был странным и зыбким.

— Ты сказал ему? — спросила Майя.

— Нет.

— Сколько лет ты все хочешь сказать и… — Майя ласково улыбнулась.

— Я не знаю, как начать, понимаешь?

— Думаю, Тоби знает историю Нино и Тесс Аламала. Нужно ему все сказать. Тоби должен знать имена своих родителей.

Тоби все слышал. Он поднимался по тропке позади Майи и Сима и не собирался подслушивать. Но двигался он медленно и невольно стал свидетелем их разговора.

Медленно он поднимался потому, что нес на закорках драгоценную ношу, и ноша шепнула ему на ухо:

— Теперь ты все знаешь, Тоби. Ты ведь хотел знать правду…

И Тоби вдруг с неожиданной ясностью вспомнилась зима, которую он провел в гроте на озере. Он тогда рисовал, и его роспись оказалась на удивление долговечной.

Еще он вспомнил, как скользил по сверкающей нити над бездной в день, когда было покончено с Джо Мичем. Вспомнил свое ощущение. Его как будто кто-то вел…

Художник и канатная плясунья, Нино и Тесс!

Его родители.

Они всегда были с ним рядом.

Когда несколько минут спустя Тоби подошел к Симу и Майе, его глаза были красными. У него на закорках сидела молодая женщина. Косы у нее на висках были закручены баранками.

Красавицей ее назвать было нельзя. Она была больше чем красавица!

Сим и Майя подвинулись, чтобы дать им место. Тоби тяжело дышал. Было видно, что подъем дался ему нелегко.

— Алле-оп! — воскликнул он, смеясь, и опустил Элизу на кору.

— Не такой уж богатырь твоя жена, — заметила Майя.

— Она-то нет! Вот кто богатырь! — сказал Тоби и показал на малыша, которого держала на руках Элиза.

Пол Колин, Нижние Ветви, 6-й Новый год