Гомо советикус

Энтузиаст

Энтузиаста выбросили на Запад, руководствуясь таким соображением: пусть на Западе своими глазами посмотрят, что из себя представляют советские поборники прав человека. Но пока на него смотрит в основном не Запад, а я. Запад смотрит на него только тогда, когда он, Запад, сам хочет взглянуть на это порождение советского общества, т.е. когда Энтузиаст умыт, побрит и поменял белье, когда он заготовил тезисы своего заявления, желаемые для Запада, когда сам он, как говорится, хочет показать товар лицом. Я же вижу его в основном тогда, когда не хочу, в его спонтанных и неконтролируемых проявлениях. И скрыться от него нет мочи – догонит на лестнице, настигнет в туалете. И заорет на весь Пансион, что он со мной не может согласиться, что я ошибаюсь, хотя я ровным счетом ничего не утверждаю, что моя позиция есть позиция КГБ.

Но видать, это – кара Божия для меня. Когда-то мне довелось принимать участие в совещании по поводу диссидентского движения. Я тоже выступал. Мне хотелось показать себя умным, и я высказал мысль, за которую мне могли здорово влепить. «Во всяком стабильном обществе, – сказал я, – оппозиция по психологическим, моральным и интеллектуальным качествам адекватна правящим кругам общества. Так что, не зная лично диссидентов, я заранее могу сказать, что они такое». В зале начался смешок и шиканье. Почувствовав, что попал впросак, я тут же вывернулся. «Поэтому весьма эффективным средством борьбы с нашим диссидентским движением, – сказал я, – может быть отбор характерных экземпляров диссидентов и выбрасывание их на Запад. Запад своими глазами убедится в том, какое это жуткое дерьмо (в зале опять смех), и интерес его к советским диссидентам спадет».

Иногда Энтузиаст кажется несчастным и беззащитным существом, выброшенным жестокими властями в неведомый мир. Но, приглядевшись к тому, как он носится по всяким учреждениям и выбивает то, что ему «положено», как он циркулирует по Европе, вовлекает в сферу своих маниакальных устремлений молодежь, я воспринимаю его как советскую тварь, которая своего добьется ценой демагогии, лжи, лести, гнева, слез, занудности, Советские люди проходят такую мощную тренировку на добывание, выколачивание, вымогательство, изворотливость и прочее, что Запад для них – не поле боя, а всего лишь примитивный полигон.

В Москве Энтузиаст имел свою узкую специальность среди диссидентов: изображал из себя подлинного социалиста. Когда появились еврокоммунисты, он «примкнул» к ним. Его и выкинули на Запад как пример советского еврокоммуниста: пусть на Западе увидят этот еврокоммунизм в чудовищно карикатурном, а значит, в подлинном виде. Прибыв на Запад, Энтузиаст рассчитывал быть обласканным руководителями западных коммунистических партий. Те его игнорировали: у них своих еврокоммунистов в избытке, не хватает им еще какого-то советского параноика! Он обиделся и начал поносить еврокоммунистов за неправильное истолкование своего собственного еврокоммунизма.

Но на Западе нельзя выдумать чепуху, для которой не нашлось бы защитников. Нашлись таковые и у Энтузиаста. Они оплачивают ему поездки по Европе, устраивают встречи с людьми, ведут агитацию насчет журнала. А журнал ему нужен до зарезу. У него есть что сказать миру. «Журнал! – кричит он неутомимо. – Во что бы то ни стало журнал! Полжизни за журнал! Это – то основное звено, ухватившись за которое мы вытащим всю цепь! Ленин тоже начинал с этого!»

Утром Энтузиаст отправился на переговоры с госпожой Анти. «Умнейшая женщина! – радостно вопил он на весь Пансион. – И журнал у нее неплохой. Слишком антикоммунистический, но это поправимо. Мы ее обломаем!»

Вернулся в Пансион он поздно вечером, унылый, потухший. «Эта дура, – пробормотал он вяло, – категорически против любого коммунизма. Я ее спрашиваю: почему мы должны отказываться от правильного и хорошего коммунизма? А эта стерва твердит одно: чем правильнее и лучше коммунизм, тем он хуже. Где тут логика?»

Я к Энтузиасту привык и уже не мыслю своего существования без него. Когда он уезжает на свои конференции и встречи, я скучаю по нему и жду возвращения. И он по возвращении чуть ли не кидается мне на шею от радости.