9. Ключ к тайне

Of my Base Metal may be filed a Key,

That shall unlock the Door…

E.Fitzgerald: The Rubaiyat of Omar Khayyam


Очень хорошо, что в темноте не разберешь выражения лица. Последовала длинная отвратительная пауза, и я не могла придумать, что сказать. Отчаянно пыталась вспомнить, как я его приветствовала, решила, что не слишком много выдала, иначе его голос не звучал бы так невозмутимо, поблагодарила Аллаха, что не назвала его «Чарльз», и успокоилась на том, что нападение ― лучший вид защиты.

― Хотела бы я знать, как вы сюда вошли?

Он на секунду задумался, потом шевельнул головой.

― В дальнем углу есть дверь. Не нашли ее в своих блужданиях?

― Нет. Она была открыта?

― Боюсь, что так. Этой дверью мы обычно вообще не пользуемся, она ведет в анфиладу пустых комнат между сералем и двором принца. Возможно, в свое время там проживала свита и рабы. Для рабов они годятся и сейчас ― ничего, кроме крыс. Очевидно поэтому собаки туда и побежали, их обычно не пускают в комнаты принца, но Яссим, значит, где-то не закрыл дверь. Они напугали вас?

Летман говорил тихо, как и любой человек ночью. Я воспринимала только половину его слов, размышляла о звуках, которые слышала раньше ― это действительно лез Чарльз или приближался этот мой собеседник? И слышал ли его Чарльз и остановился у подножия стены или в любую минуту ввалится в окно?

Я заговорила погромче:

― Довольно-таки. А с какой стати вы сказали, что они дикие и жестокие? Очень дружественно настроены.

Он засмеялся.

― Иногда бывают. Но вы, вижу, сумели их выставить.

― Видимо, признали во мне члена семьи, или видели с вами вчера и поняли, что мне разрешается здесь находиться. Их всего две? А маленьких собачек у нее нет?

― У нее всегда были спаниели, потом терьеры. Последний умер в прошлом месяце. Вы бы так легко не отделались, если бы он еще существовал. ― Он грубо засмеялся. ― Маленькая собачка ― не совсем подходящее ему название… Слушайте, мне очень жаль. Вы, как я понял, не спали?

― Нет. Только собиралась. Выключила лампу и вышла посмотреть сад. Чувствуете запах жасмина и табака? А розы вообще никогда не спят. ― Я решительно двинулась к воротам, Летман последовал за мной. ― А с вами-то что случилось? Обходили все или просто искали собак?

― И то, и другое. А заодно хотел поинтересоваться, хотите ли вы еще раз увидеть бабушку.

― Нет. Не ложилась совсем не поэтому, честно. Уже была на пути в кровать. Даже и не обдумывайте это, мистер Летман, я совершенно все понимаю. Спокойной ночи.

― Спокойной ночи. И не волнуйтесь, вас больше никто не побеспокоит. Ту дверь я запер и посмотрю, чтобы эта тоже была безопасной.

― Я запру ее сама, ― пообещала я.

Ворота за ним закрылись, раздалось приглушенно приветственное тявканье собак, а скоро все звуки затихли в лабиринте дворца. По крайней мере, эта странная сцена дала железные основания запираться изнутри. Ключ при повороте замечательно щелкнул, и я понеслась к открытому окну.

Эта ночь состояла из сплошных стрессов. Не успела я пройти две трети пути, как тихое «Кристи» заставило меня застыть на месте, из темного дверного проема выдвинулась тень и материализовалась в моего кузена. Я разинула рот и яростно, причем совершенно несправедливо, на него набросилась:

― Ты, высоколобый недоумок, ты с ума меня сведешь! Я думала… Когда ты влез?

― Прямо перед ним.

― А, значит, ты его видел?

― Можно сказать. Летман?

― Да. Он вошел в дверь в дальнем углу. Собаки, должно быть…

― Черта с два он оттуда вошел. Он пришел с острова.

― С острова? Он не мог!

― Говорю тебе, я видел. Услышал какой-то странный шум посередине стены, поэтому карабкался очень осторожно, и как дурак висел под окном, прежде, чем влезть. Видел, как ты вела собак по тропинке. Когда ты добралась до дальнего конца, больше не мог висеть, поэтому забрался в окно. В следующую минуту я увидел, что он идет через мост.

― Но… Ты уверен?

― Шутишь? Он прошел в футе от меня. Я весь изувечен, потому что слишком сильно вжался в какую-то колючую грушу. Когда он прошел, я вернулся в одну из комнат и спрягался.

― Но если он все время был на острове, то должен был видеть, как я открывала окно. Ставни жутко шумели. Он должен был догадаться, что я совершаю недозволенные поступки. Тогда почему не поймал на месте преступления или не подождал немного подольше, чтобы выяснить, что я собираюсь натворить? Чарльз, мне это не нравится! Хорошо говорить, что даже если нас поймают, большой беды не будет, но в таком месте запросто могут разрядить в тебя пистолет. И почему он не подождал? Что он пошел делать?

― Дорогая девочка, ни к чему так разогреваться. Если бы он увидел тебя у окна, наверняка бы спросил, какого черта ты, по твоему мнению, делаешь, и к какому бы он ни пришел выводу, он бы тебя наверняка остановил. Очевидно, он тебя не видел. Quod erat.[12]

― Да, наверное, так… А если подумать, да, собаки могли быть на острове. Я видела Стар, это большая, у моста, а Софи появилась с жутким плеском и была вся мокрая. Может, Джон Летман услышал их и пошел за ними? Нет, не пойдет, тогда бы он заметил меня… Но он увидел бы меня и если бы вышел из двери в дальнем углу, прошел бы мимо, когда я была у окна. Сдаюсь! Чарльз, что, ради Бога, происходит? Зачем ему врать?

― Не знаю. Но когда узнаем как, то узнаем и почему. В углу правда есть дверь?

― Не знаю, не видела. Но там все ужасно разрослось, и я ее не искала, потому что это место не подходит для заднего входа.

― Может, тогда посмотрим? Он вошел не через ворота. А если он был на острове все время и, тем не менее, не поинтересовался твоими занятиями, у него наверняка есть для этого интересная причина. Ворота, кстати, запираются?

― Я заперла.

― Радость моя, сладкая Кристи. А это что за явление?

― Павлин. Осторожно, Чарльз, они все спят.

― И с топотом крадемся мы тайком. Ты видишь в темноте, любовь моя?

― Уже почти привыкла. Между прочим, Джон Летман тоже мог привыкнуть. Как ты думаешь, если он все обходит, он мог бы и фонарь с собой взять? А у тебя хватило ума принести фонарь?

― Ты постоянно меня недооцениваешь. Но будем обходиться без него, пока сможем.

― Ты сегодня очень веселый, да?

― Опьянен твоим обществом. Кроме того, наслаждаюсь собой.

― Между прочим, я тоже, но только после твоего прихода.

― Внимание, сейчас тебе в бампер вонзится колючая груша. ― Он отвел от меня ветку и небрежно обнял за плечи. ― Вот, надо полагать, твоя дверь.

― Где?

Он показал.

― Под этим пышным растением, чем бы оно ни являлось.

― Невежественный ты крестьянин, это жасмин. Ужасно темно, мы не можем зажечь фонарь? Вот она… Ага!

― Что значит «ага»?

― Посмотри.

Посмотрел. Вряд ли он мог не понять, что я имею в виду. Дверь несомненно существовала, причем определенно поврежденная, но никто, ни собаки, ни человек, не проходили через нее уже очень давно. Растения выросли перед ней примерно на фут, а петли походили на мотки шерсти, так плотно их оплели пауки.

― Действительно «ага», ― сказал мой кузен. ― И очень красивая паутина прямо поперек, просто на случай, если мы подумаем, что дверь все же открывается. Но это просто пошло, сплошные клише… Впрочем, явления становятся пошлыми только в том случае, если это ― простейший способ выразить что-то. Нет, эту дверь последний раз открывал эмир, когда в 1875 году решил сходить в гарем. Videlicet[13] ― если я правильно употребляю это слово, что сомнительно, ― пауки. Значит, он отсюда не пришел, наш Джон Летман. Впрочем, я так и думал. Пойдем обратно, Гораций.

― Но ведь не может быть прохода с острова!

― А нам остается только посмотреть. Алло! ― Луч фонаря, узкий, яркий и концентрированный, пробил насквозь растения у подножия стены и осветил камень с глубоко выбитым именем «Ясид». ― Несомненно, кладбище.

Чарльз посветил фонарем на несколько футов вбок, появился новый камень с надписью «Омар».

― Ради Бога, выключи! Это, что-ли, настоящее кладбище? Здесь? И почему?.. И вообще, здесь мужские имена. Не может быть… ― Фонарь осветил новый камень: «Эрни». ― Чарльз…

― Вот именно. Прекрасно помню Эрни.

― Но пожалуйста, будь серьезным. Ты прекрасно знаешь, что дедушка Эрнест…

― Нет, нет, собаку. Это ― один из спаниелей, с которыми она сюда приехала первый раз. Не помнишь его? Она всегда говорила, что он назван в честь дедушки Эрнеста, потому что появлялся только для того, чтобы поесть. ― Чарльз говорил рассеянно, будто напряженно думал о чем-то другом. Фонарь двигался. ― Поняла, какое это кладбище? Нелли, Нинетта, Джеми, все спаниели, Хэйди, Лалук, это уже звучит по-восточному… Вот и Делия. Бедная Делия. Это все.

― Значит, до него еще дело не дошло.

― До кого?

― До Самсона. Джон Летман сказал, что он умер в прошлом месяце. Слушай, мы что, проведем всю ночь на собачьем кладбище? Что ты ищешь?

Луч фонаря скользнул по стене, осветил ползучие растения и цветы.

― Ничего.

― Тогда пойдем отсюда.

― Иду, моя сладкая. ― Он выключил фонарь, и вернулся немного назад, чтобы вести меня дальше. ― Полагаю, соловей поет именно в этом кусте? Проклятые розы. Мой свитер, наверное, уже похож на шкуру яка.

― А что тебя делает таким романтичным?

― Когда-нибудь скажу. Ты с этим справишься?

Под «этим» он подразумевал мост. Лунный свет, отражаясь от воды, хорошо высвечивал провал в середине. Он оказался уже, чем я думала, примерно футов пяти. Чарльз легко его перепрыгнул и более-менее поймал меня, когда я последовала за ним. И скоро, держась за его руку, я осторожно сошла с моста на скалистый берег острова.

Он оказался очень маленьким, художественно составленным скоплением камней, аккуратно засаженных кустами. Хоть все уже и заросло, но старый замысел проглядывал ― взгляд сам устремлялся к роще, в центре которой возвышался павильон. Это было, как я уже говорила, маленькое круглое здание со стройными колоннами и позолоченной крышей. Открытая арка двери, а по бокам, между колоннами ― каменные фантастические фигуры. От берега вели ступени, вьющиеся растения обвили вход. Не отпуская моей руки, кузен отодвинул несколько веток и посветил внутрь. Хлопая крыльями, оттуда вылетели два голубя, и мы вошли.

Внутри ничего не было, кроме маленького шестиугольного бассейна в центре, где когда-то, должно быть, бил фонтан. Над мертвой водой, которая даже почти не отражала свет фонаря, склонилась каменная зеленая рыба с открытым ртом. Широкие каменные полукруглые скамьи у стен были засыпаны обломками веток и «разукрашены» птицами. Напротив входа ― сплошная разрисованная стена. Чарльз посветил на нее. Картинка скорее в персидском, чем в арабском стиле. Деревья с цветами и плодами, сидящие фигуры в синих и зеленых одеждах, и кто-то вроде леопарда охотится на газель на золотом фоне. При дневном свете, как и все остальное во дворце, картина наверняка оказалась бы облезлой и грязной, но тогда она выглядела очень красиво.

Картина располагалась на трех панелях, триптих, разделенный формально нарисованными на колоннах стволами деревьев. С краю одной из панелей виднелась темная полоса.

― Туда мы и пойдем, ― сказал Чарльз.

― Думаешь, это дверь?

Он не ответил, медленно освещал поверхность картины и водил по ней рукой. Наконец он удовлетворенно хмыкнул. В середине нарисованного апельсинового дерева обнаружилось кольцо. Он его повернул и потянул. Панель неожиданно тихо отъехала и открыла провал в темноту.

Мое сердце забилось быстрее. Секретные ходы вообще вдохновляют, а в такой обстановке…

― Куда она может вести? ― Чарльз сначала приложил палец к губам, чтобы я притихла, а потом показал большим пальцем вниз. Я прошептала:

― Думаешь, в подземный ход?

― А куда еще? Панель плоская, но, уверен, если обойти вокруг, обнаружится такая же круглая стена, как со всех сторон. Этот сегмент ― верхняя часть шахты. ― Его насмешило выражение моего лица. ― Не стоит так удивляться, в старинных дворцах всегда потайных ходов не меньше, чем в муравейнике. Не зря же тогда спали с вооруженными охранниками вокруг кровати и заставляли компанию рабов проверять, нет ли в пище яда. Это гарем. Ясно, что эмир никак не мог обойтись без потайного входа.

― Замечательно! Теперь найдем волшебный коврик и джинна в бутылке.

― Надейся, может, и найдем. А Летман, наверное, сюда и вошел, и собаки тоже. В этом случае изнутри она открывается просто, если толкнуть, но верить в это не будем. Совершенно не хочу оказаться там внизу запертым навсегда. Давай что-нибудь засунем в дверь, чтобы она не захлопнулась.

― Там внизу? Ты что ли вниз собираешься?

― А почему нет? Можешь противостоять такому соблазну?

― Запросто… Нет, правда, дорогой Чарльз, это все очень интересно, но мы не должны. Это неправильно.

― Обстановка на тебя действует. Если бы это был черный ход в обычном доме, ты бы и не задумалась.

― Возможно и так. ― Он сделал шаг вперед и посветил фонарем. ― А ты там видишь что-нибудь?

― Прекрасно. Пролет ступеней в хорошем состоянии и даже чистых.

― Я в это не верю, ― сказала я, взяла его за руку и перешагнула через порог.

Но это оказалось правдой. За раскрашенной дверью вниз круто шли ступени, обвиваясь спиралью вокруг резной колонны. На стенах тоже были картины ― деревья, домики, земля с цветами, бегущие верблюды, усатые воины с саблями, леди, играющая на цитре. К стене прилепились перила из почерневшего металла, возможно, медные. Их поддерживали ящерицы и маленькие драконы, вцепившиеся в камни. Явно лестница для очень важных персон, просто царская лестница, дорога принца к его женщинам. Ясно, что он здесь разгуливал часто и по секрету, его личная лестница и должна быть разукрашена не хуже его апартаментов. Павильон оказался верхней частью каменной башни, уходящей под озеро и скалу, на которой покоится сад.

― Идешь? ― спросил Чарльз.

― Нет, подожди. ― Я крепче схватила его за руку. ― Ты разве не понял, что это ― лестница из сераля и комнаты принца, то есть бабушки Ха, а у нее сейчас самое активное время суток. Джон Летман, возможно, читает ей вслух двадцать седьмую суру Корана.

Он остановился.

― Твои слова имеют смысл. Но лестница должна вести не только туда.

― Думаешь?

― Оттуда заявились собаки. Сомневаюсь, что им разрешают ночью болтаться в спальне леди, поэтому они пришли откуда-то еще. И более того, не думаешь ли ты, что это проход и к воротам?

― Конечно! Они на нижнем уровне. Но, может, лучше немного подождать? Если кого-нибудь встретим…

― Должен признать, что я этого не хочу. Ты права, лучше немного попозже. ― Мы вернулись в павильон, закрыли за собой дверь. Лунный свет освещал дорогу. Чарльз выключил фонарь. ― Когда она ложится?

― Не представляю. Но Джон Летман, наверняка, еще какое-то время у нее побудет. А ты хочешь попытаться с ней встретиться, когда он удалится?

― Не думаю. Без особой необходимости не хотел бы этого делать. Пожилого человека можно до смерти напугать, если неожиданно ворваться среди ночи. Нет, если вообще с ней встречусь, то законным путем, войдя днем в ворота, после того, как меня прямо позовут. Но знаешь, исходя из того, что до сих пор происходило, я абсолютно не собираюсь отсюда уходить, пока все хорошо не осмотрю. А ты?

― Пожалуй. В любом случае мне нужно провести здесь остаток ночи, так лучше с тобой, чем без тебя.

― Это у тебя страсть, ― сказал спокойно кузен. Мы были уже у моста, он прислушался. Все спокойно. Никаких движущихся теней. Чарльз тихо пошел по мосту, а я за ним.

― Не собираешься выходить из двора? ― быстро прошептала я. ― Собаки поднимут ужасный шум…

― Нет. Не интересуюсь частью дворца, по которой тебе разрешили свободно ходить, только запрещенной. С этой стороны провал кажется больше, правда? Сможешь перепрыгнуть, если буду тебя ловить?

― Попробую. Чарльз, ты говоришь, разрешили… считаешь, что здесь какая-то тайна? Нет ведь причины предполагать…

― Может быть и нет. Я, вероятно, не прав. Покаюсь позже, милый Боже. А теперь прыгай». Я прыгнула, поскользнулась, Чарльз меня поймал и удержал. Странно, что до этой минуты я не представляла, как он силен. Мы сползли с моста и продралась через шуршащие кусты. Он сказал через плечо: «Просто на случай, если не найдем ворот внизу, сейчас усовершенствуем другой путь отступления. В той забитой мусором комнате я видел веревку, по крайней мере, мне так показалось. Она могла бы значительно облегчить мне жизнь.

― Я тоже думала, что она там может быть. Как раз собиралась посмотреть, когда меня поймали собаки. Думаешь, Джон Летман прошлой ночью тоже пришел с острова?

― Можешь смело спорить на последние ботинки.

― Но почему он этого не сказал? Зачем врать? Это так важно?

― Только в том случае, если хотел скрыть от тебя проход под озеро.

― То есть боялся, что я обойду его и отправлюсь прямо к бабушке?

― Может быть. Но вряд ли стал бы до такой степени стараться скрыть что-то малозначительное, как ты думаешь?

― Наверное. И вообще-то я могла найти сама. Он не запрещал мне здесь гулять.

Мы уже выбрались на тропинку, после кустов казалось, что очень светло. Чарльз спросил:

― А почему ты раньше не пошла на остров? Я бы полез туда первым делом, там очень романтично.

― Я собиралась, но когда увидела мост… А, понимаю, ты думаешь, что он на это и рассчитывал. Я, может быть, и могла бы сама перебраться через сломанный мост, но казалось, что он не стоит такого беспокойства.

― Так оно и есть. Если только ты не дико проницательна и любопытна, что маловероятно, у него не было оснований особо беспокоиться. И даже если бы ты туда запрыгнула, вряд ли ты бы додумалась, что за панелью скрыт проход.

― Но если так важно, чтобы я не нашла лестницу, зачем помещать меня в этот двор? Понятно, что это может быть единственная нормальная спальня, но если это важно…

― Просто потому, что это сераль, сконструированный, как пятизвездная темница. В каждом другом углу дворца, очевидно, имеются миллионы входов и выходов, поэтому он засунул тебя сюда, придумал историю про кровожадных собак и тем тебя здесь удержал. Более того, внизу лестницы мы, скорее всего, обнаружим еще одну дверь, которую и забыл закрыть Яссам, а сейчас-то она точно заперта.

Я посмотрела на него, но фонарь был выключен, и я не видела его лица.

― А если так и случится?

― Ну… ― сказал кузен, и на этом и остановился.

Я резко спросила:

― Ты не хочешь сказать, что способен взломать замок?

Он засмеялся:

― Мне удалось пробудить в тебе искренне восхищение первый раз с тех пор, как я взорвал карбидом дверь чулана с яблоками. Кристи, сладкая моя, ты же прирожденная гангстерша. Все Мэнселы рождаются со способностью ко взлому любого замка.

― Ну естественно, но… Дело в том что здесь действительно происходит что-то не то. Я не успела тебе сказать, но днем я видела на Халиде рубиновое кольцо бабушки Ха. Помнишь его? И они с Джоном Летманом точно любовники и, судя по всему, не обращают особого внимания на бабушку, что выглядит довольно странно после того, как они были так внимательны к ней при мне прошлой ночью.

Я быстро рассказала ему о маленькой сцене, которую наблюдала днем. Чарльз слушал, даже при лунном свете видно было, как сосредоточенно, но когда я закончила, ничего не добавил, а медленно пошел вдоль аркады.

Я продолжила:

― И зачем он мне врал? Должна быть какая-то причина, чтобы скрывать, как он сюда попал и собаки тоже. И он так подчеркивал, как они злы, и как опасно выходить ночью. Он все время, предостерегая, повторял, что ночью они на свободе.

― Может, хотел, чтобы ты не вылезала, пока он развлекается с девушкой.

― И не выдумывай. Он этим занимался днем, когда я гуляла свободно. В любом случае, дворец достаточно велик. Чарльз, она правда надела на себя это кольцо, и если ты спросишь…

― Помолчи минуту, я хочу включить фонарь. Что-нибудь слышишь?

― Нет.

― Тогда постой снаружи и послушай, пока я буду внутри искать веревку. ― Он исчез за дверью.

Я задумчиво смотрела ему вслед. Не видела его четыре года, но до сих пор понимала каждый оттенок его интонаций не хуже своих. Он что-то знал или думал, но хотел от меня скрыть. Неплохо умеет лицемерить, но меня ему не обмануть. Он что-то вдруг пробормотал. Я спросила:

― Нашел?

― Нет, только короткую, как собачий хвост, и не прочнее паутины, но, может быть, и она пригодится. Подержи фонарь, пока я проверю… Хорошая девочка. Ну и грязная же она. Но, в конце концов, я и не с Эвереста собираюсь слезать, поможет. ― Он вышел из комнаты, отряхивая пыль с рук. ― А теперь надо умыться и ждать. Часа, наверное, хватит. Мне нужно убраться отсюда до восхода солнца. Очень может быть, что Нар-Эль-Сальк уже вернулся в свои берега, но в любом случае его надо пересечь так, чтобы меня никто не видел.

― А где ты оставил машину?

― Примерно на полмили ниже деревни. Там я смог съехать с дороги и спрятать ее. Думал провести остаток ночи в машине, чтобы прийти за тобой утром прямо к воротам, но все-таки кто-нибудь ее может увидеть, а Насирулла расскажет об этом прежде, чем ты уйдешь. И если я когда-нибудь собираюсь встретиться с бабушкой Ха, лучше этим не рисковать… Поэтому я велел Хамиду приехать за тобой утром в девять тридцать, а сам буду ждать в Бейруте. А теперь, моя Кристи, покажи ванную комнату, будем слушать соловьев и сортировать отмычки.

Загрузка...