Глава 6

Услышав такое откровение, я в первую секунду чуть не поперхнулся пирожным. Мое тщательно лелеемое показное спокойствие разлетелось вдребезги. Наверное, вид мой при этом оказался весьма комичным. По крайней мере, Шнидт, увидев результат своих слов, закатился дребезжащим стариковским смехом. Мне пришлось подождать, пока мастер успокоится и утрет выступившие слезы. Заодно и сам справился с шоком от подобных заявлений.

— Владимир Антонович, — спросил мастер, когда мы оба стали готовы продолжить беседу. — Что вызвало такую вашу реакцию?

— Дело в том, Альфред Карлович, что мне до недавнего времени ничего не было известно о моих родственниках. И если со стороны отца всё более-менее ясно и можно проследить родословную по церковным записям, то со стороны матери — полнейшая неизвестность. Только недавно я узнал, что она принадлежала к роду наших, тамбовских Травиных. И на этом, собственно, все. Не скажу, что я так уж рвусь припасть, так сказать, к корням. Я давно уже независим и самостоятелен. Но знание о своих предках еще никогда и никому не мешало. Ваши же слова были настолько неожиданными, что…

Шнидт не удержался и, видимо, вспомнив мой ошарашенный вид пару минут назад, коротко хохотнул, но тут же посерьезнел.

— Что ж, молодой человек, стремление узнать историю своего рода само по себе весьма похвально. Скажите, вы сейчас не слишком спешите?

— Нисколько не спешу, — пожал я плечами.

— В таком случае, если вы, конечно, не против, я расскажу вам кое-что. Как-то я сегодня против своего обыкновения расчувствовался. А вы имеете, пусть и косвенное, но касательство к некоторым участникам этой давнишней истории.

— Я — весь внимание.

Артефактор внимательно осмотрел меня и, не найдя на моем лице ни малейшего намека на улыбку, кивнул своим мыслям.

— Ну что ж, вы сами этого захотели, так что, в случае чего, на себя и пеняйте. А старики порой бывают чертовски болтливы.

Шнидт поднялся, извлек из бюро графинчик, явно с какой-то домашней настойкой, и две небольших рюмки тонкого стекла.

— Не хотите? Экономка моя настаивает хлебное вино на клюкве, получается отменное зелье.

— Не в этот раз, я нынче за рулем.

— Да что вам будет с пары рюмок? Впрочем, как знаете, а я, с вашего позволения, выпью.

Он налил себе рюмку, принюхался к содержимому, одним глотком с видимым удовольствием осушил ее, налил еще, покрутил в руке, потом резко отставил в сторону и принялся рассказывать:

— Как я уже говорил, история эта имела место быть около сорока пяти лет назад. Тогда я был начинающим оптиком, только что закончившим Высшее техническое училище. Но, несмотря на молодость, кое-какое имя успел себе создать. Без ложной скромности могу сказать, что у меня были блестящие перспективы. Вопрос о поиске места службы не стоял, мне предлагали весьма выгодные контракты и даже приглашали в Императорский артефакториум. Мастеров моего уровня и сейчас не так много, а в те времена и вовсе были единицы, так что я в самое короткое время ожидал получения личного дворянства с формулировкой «за заслуги перед отечеством». С приложением некоторых усилий мой дворянский статус через два-три года стал бы наследственным. Для выходца из разночинцев карьера предполагалась просто головокружительная. Собственно говоря, в моих предках были остзейские бароны, но с течением времени род захирел и утратил титул. При известном старании, я через десяток лет мог бы выкупить часть родовых земель Шнидтов и вернуть себе баронское достоинство. В те времена у меня для этого были как желание, так и возможности.

Старик горделиво глянул на меня, проверяя, насколько я проникся величием Шнидтов. Удовлетворенный увиденным, он приложился к рюмке и, утерев усы, продолжил рассказ.

— Мое положение и перспективы делали меня завидным женихом даже для некоторой части дворян, из тех, что победнее и похудороднее, так что я был принят в обществе и довольно часто посещал различные приемы. Как вы наверняка имели возможность заметить, именно на таких балах родители девушек присматривают женихов своим дочерям, так что скучать мне не приходилось. Без ложной скромности могу заявить: я был нарасхват. Вот на одном из подобных приемов я и познакомился с княжной Варварой Николаевной Тенишевой. Девица была красы неописуемой: черные, как смоль, волосы, черные, как ночное небо, глаза, а губы…

Глаза мастера затуманились. Наверняка он сейчас видел перед собой княжну Тенишеву, ту самую, во всем очаровании молодости. Впрочем, он вскоре очнулся от грез, встряхнулся и продолжил:

— Да, красавицей Варвара Николавна была первостатейной. Когда она впервые появилась в Московском дворянском собрании, то разом привлекла к себе всеобщее внимание. Это и немудрено: она была чудо, как хороша и лицом, и телом. Представьте: юная шестнадцатилетняя девушка, стройная, гибкая и потрясающе живая. Даже просто смотреть на нее и то было в удовольствие. В обхождении, на первый взгляд, мягкая и деликатная, характер она имела стальной. И те, кто не внял первым тактичным предупреждениям, сполна это на себе прочувствовали. Это у нее было фамильное. Князья Тенишевы, как вы наверняка знаете, ведут свой род начиная с шестнадцатого века, от татарских мурз из Мордовии. Они всегда отличались буйным нравом, больше подходящим степным кочевникам, нежели высшей имперской аристократии. Вот и у Варвары темперамент был в полном соответствии с родовыми традициями. Огонь! Вроде бы угас, вышел пеплом и золой, а чуть задень — и тут же полыхнет, да так, что все вокруг спалит. Единственный человек, которого слушалась его беспрекословно, был ее батюшка. Прочие же, казалось, и вовсе не имели на нее ни малейшего влияния. Конечно же, я влюбился в нее с первого взгляда. И таких, как я, на том приеме было немало. Я прекрасно понимал всю разницу между нами — и сословную, и по уровню достатка, но чувства сжигали меня изнутри, толкали вперед, заставляли совершать отчаянные безумные поступки. Я смотрел на нее, мечтая хотя бы о благосклонном взгляде, но вокруг Вареньки было полно молодых людей, так что в какой-то момент я совершенно отчетливо понял: если ничего не сделаю сейчас, то потеряю эту девушку навсегда. Я решился: подошел и пригласил ее на танец. И от волнения даже не сразу понял, что она согласилась. А когда я после нескольких встреч увидел, что мои чувства нашли отклик в ее сердце, то и вовсе потерял голову. Образно говоря, конечно.

Шнидт снова прервался, а я рискнул задать вопрос:

— Вы хотите сказать, что моя бабушка по матери была урожденной Тенишевой?

— Именно. Хотя Тамбовская ветка рода Тенишевых была далеко не самой сильной из пяти имеющихся, тогдашний патриарх имел характер склочный, неуживчивый и крайне заносчивый. Дед моей Варварушки жил исключительно памятью о давнем величии рода, совершенно не принимая в расчет ни то, что сменилась историческая эпоха, ни то, что численность Тенишевых изрядно поуменьшилась, ни то, что влияние и богатство семьи в немалой степени ослабли. И этот старый хрыч наотрез отказался давать разрешение на брак внучки с каким-то безродным голодранцем — это его дословное высказывание. Его не тронули ни слезы внучки, ни просьбы сына. Надо сказать, что Варварин отец был не против нашего брака. Он видел мои перспективы и амбиции, видел наши с Варенькой чувства и понимал, что рядом со мной его дочь будет счастлива. Но его желание в роду Тенишевых, увы, ничего не решало. Зато совсем рядом с поместьем Тенишева жил князь Травин. По сравнению с тогдашними Тенишевыми Травины и впрямь были нищими оборванцами. Впрочем, в те времена это случилось со многими дворянскими родами, посчитавшими, что все на свете им должны просто по праву рождения.

— И что же это был за катаклизм? — задал я очередной вопрос.

— Не катаклизм, нет. Просто переменились времена. После отмены крепостного права и начала бурного роста промышленности на первом месте оказались не те, кто имел больше земли, а те, кто имел деловую сметку, и не сидел на сундуках с добром, а крутился, оборачивал деньги, да вкладывал их в серьезные предприятия. Вот только подавляющее большинство дворян, даже вплотную столкнувшись с угрозой полного разорения, не захотело хотя бы в малости изменить свои привычки, умерить спесь и принять меры к восполнению капиталов. Они вели жизнь праздную, разгульную, и успешно проматывали нажитые предками состояния. И Травины в этом не были исключением.

— Скажите, а почему вы назвали род Травиных княжеским? Насколько мне известно, это обычные дворяне.

— Сейчас — да, обычные. А тогда они были князьями. Но тут дело такое: князю нужно княжество, какой-то минимальный кусок территории, который принадлежит роду. А Травины лишились и земли, и титула еще лет двадцать назад. Была грязная история, о которой в газетах не было ни слова, но в результате появился именной указ императора о лишении рода Травиных княжеского титула, герба и прочих регалий. Утверждают, что именно после этого старый Травин повредился в рассудке. Доказательств, конечно же, нет, но расспросы слуг подтверждают, что поступки бывшего князя стали порой странными. Но это случилось после. А тогда, сорок пять лет назад, они еще считались князьями. К тому времени уже второе поколение Травиных успешно проматывало достояние предков, так что приданое, ожидаемое за княжной, вдохновило их необычайно. К старому Тенишеву были засланы сваты, и он, невзирая на удручающее финансовое положение жениха и все ходившие о нем слухи, выдал внучку замуж. Это был сильнейший удар и для меня, и для Варвары Николаевны. Ее родители, как я уже говорил, были против, но дед никого не хотел слушать.

— А почему родители были не вправе распорядиться судьбой дочери? — задал я логичный вопрос.

— Вас, молодой человек, удивляет это лишь потому, что вы не знакомы с традициями татарских родов. Все вопросы в них решает старший мужчина, и власть его в роду поистине абсолютна. Женщина же и вовсе не имеет права голоса. Вот так старый пень в угоду своим амбициям и родовой гордости, хотя вернее было бы сказать — дурости, уничтожил счастье двух человек и подорвал и без того пошатнувшееся могущество собственной семьи.

Шнидт вздохнул, и в очередной раз приложился к рюмке.

— После свадьбы я виделся с Варварой Николаевной лишь один раз. Я предложил ей обратиться к государю императору, добиться развода, но она, хоть и была выдана замуж против своей воли, не захотела изменять клятве, данной при венчании. Мне оставалось лишь в меру своих сил следить за ее судьбой.

— Печальная история, — констатировал я, когда Шнидт умолк.

— Да. Вы, молодой человек, первый, кому я рассказываю её вот так, практически целиком. Что-то на меня сегодня нашло.

— А что же было дальше?

— Дальше было все печально. Через положенный срок Варвара родила девочку. Видимо, она была зачата при консумации брака. Больше детей у нее не было. Возможно, виной тому бессилие её мужа, вызванное пьянством. Но скорее, я думаю, она просто отказывала ему в близости. Едва вашей матери исполнилось шестнадцать, как Травин принялся искать ей жениха. Но поскольку приданого дать ей не мог, то и желающих было немного. В конце концов, появился некий человек, желающий жениться на юной княжне. Он даже был готов заплатить за это приличные деньги. Конечно же, Травин согласился немедленно.

Шнидт замолчал и вновь уставился куда-то вдаль невидящим взглядом. Очнувшись, опрокинул в себя одну за другой сразу две рюмки настойки. Не сказать, чтобы за время нашей беседы он так уж много выпил, но когда продолжил свой рассказ, взгляд его был откровенно пьяненьким, а речь начала терять связность.

— Мне неизвестны дальнейшие подробности этой истории, только основные факты и мои предположения. Девочка вскоре исчезла из дома вместе со своей кормилицей, а Варвара Николаевна скончалась, как было объявлено, от горячки. Еще через некоторое время вышел тот самый императорский указ о лишении Травиных княжеского титула. Именно после этого Травин и сошел с ума. И был бы их род уничтожен, ибо не осталось прямых наследников, но в завещании, которое Травин додумался оставить, было указано, что он признает одного из своих бастардов и делает его наследником рода. Я думаю, Варвара, узнав о той судьбе, которая ожидала ее дочь, помогла ей сбежать. Травин, лишившись денег, которые успел уже мысленно потратить, рассвирепел и…

На этом Шнидт замолчал окончательно. Приглядевшись повнимательней, я понял, что он просто спит. Собственно говоря, о дальнейших событиях нетрудно было догадаться. Травин каким-то образом убил свою жену, об этом узнал Тенишев и, пользуясь своими связями, добился императорского указа. А девушка, добравшись до уездного города Моршанска, вышла замуж за мещанина Стриженова, с которым и прожила более или менее спокойно до смерти от морового поветрия. И стоит ли в свете таких вот обстоятельств идти к Травиным? Они-то наверняка в курсе всей этой истории. И как с ними разговаривать? По принципу «сын за отца не отвечает»? Нет, это ни к чему. А вот к Тенишевым сходить было бы, как раз, можно. Ни на что не претендуя, просто в рамках расспросов о судьбах матери и бабки.


Со всеми разговорами у Шнидта я просидел до вечера, и домой вернулся уже в сумерках. Едва успел перекусить, как в ворота постучали.

— Кого это несет на ночь глядя? — недовольно проворчал Клейст, даже не думая подниматься из-за стола.

— Мишка, сбегай, погляди, кто пришел, — попросил я.

Через несколько минут парень вернулся. Следом за ним в дом вошел жудощавый молодой человек совершенно книжной внешности. Безошибочно определил меня, поклонился и произнес:

— Добрый вечер, господа. Разрешите представиться: Ананьев Петр Филимонович. Меня направил к вам господин Старостин. Он говорил, что у вас есть некое дело для начинающего юриста.

Я, несколько пришибленный сегодняшними новостями, подзабыл о своей просьбе. Тем сильнее обрадовался гостю.

— Добрый вечер, Петр Филимонович. Присаживайтесь к столу. Не желаете ли чаю?

— Спасибо, не откажусь.

Еще бы он отказался! Мне хорошо было видно, как молодой человек сглатывает слюну, глядя на разложенную на столе снедь. Понятно: начинающие юристы, не имеющие пока среди коллег ни веса, ни имени зачастую не имеют лишних средств. Тем не менее, костюм у Ананьева был хоть и не новый, но чистый и не заплатанный. Это произвело приятное впечатление.

Я мигнул Машке, та мигом принесла гостю прибор и налила чаю.

— Угощайтесь, Петр Филимонович, а я пока что расскажу вам о деле.

Гость не заставил просить себя дважды, мигом уселся за стол и, ухватив свежий бублик, в один момент намазал его маслом и впился в него белыми крепкими зубами.

— Петр Филимонович, вы читали в «Ведомостях» о моем конфликте с господином Маннером?

— Разумеется.

— Так вот: основной причиной нашей размолвки стало то, что Маннер не выплатил мне положенную заработную плату при увольнении из товарищества «Успех». Мне причиталась не слишком большая сумма, чуть менее ста двадцати рублей. Но когда я попытался ее стребовать, произошла та самая история, что была описана в газете. Мне бы хотелось все же получить эти деньги. Не то, чтобы они мне были позарез нужны, сейчас я смог более-менее обеспечить себя. Но тогда, два месяца назад, у меня не было ни гроша, грозило выселение из пансиона мадам Грижецкой, и такое действие Маннера создавало вполне весомую угрозу для моего здоровья, а, может, и жизни. Сейчас же мной движет единственно желание восстановить справедливость. Я предоставлю вам свой экземпляр контракта, на котором имеется личная подпись господина Маннера. Обязательства сторон в нем прописаны предельно четко, без малейшей двусмысленности, так что не вижу проблем для вас в этом деле. Оплата — половина всей суммы, которую вы сможете выжать из этого толстого жмота. Я не знаю, на что можно рассчитывать: пени за просрочку выплаты, компенсации за моральный ущерб, за попытку нанесения тяжких телесных повреждений, могущих повлечь за собой смерть — проявите фантазию. В конце концов, вам виднее, что можно использовать в этом деле. Свидетелей — хоть отбавляй. При том инциденте присутствовала половина служащих «Успеха» и журналист Иван Федорович Игнатьев. Кстати сказать, он вполне может захотеть присутствовать на процессе, если таковой состоится, так что вы вполне можете к нему обратиться.

За время моей речи Ананьев успел слопать два бублика, но при этом умудрился не пропустить ни слова.

— Скажите, господин Стриженов, вы непременно хотите устроить процесс или вас удовлетворит досудебное соглашение?

— Меня удовлетворит. Я хочу получить с Маннера то, что мне причитается. И, как я уже говорил, половина — ваша.

— Это довольно щедрое предложение даже для начинающего юриста.

— Надеюсь, оно будет служить для вас хорошим стимулом.

— Не сомневайтесь, господин Стриженов.

Я сходил к себе и принес контракт. Юрист быстро его проглядел и, поднявшись, заявил:

— Не вижу в этом деле ни малейших проблем. Его невозможно проиграть.

— Тогда дерзайте. Надеюсь вскоре прочесть о вас в «Ведомостях».

Загрузка...