Глава 9. Дело врача

Весной 1489 года скончался митрополит Московский и всея Руси Геронтий. Для великого князя смерть строптивого Геронтия пришлась весьма кстати. Теперь он мог поставить во главе церкви своего выдвиженца, руками которого можно будет осуществить давно вынашиваемые планы подчинения церкви и секуляризации ее земель. Начались поиски кандидата, причем главным требованием к кандидату была абсолютная готовность без рассуждений следовать воле государя.

И тут (в который раз!) некстати дал о себе знать новгородский архиепископ Геннадий. По традиции вплоть до выборов нового митрополита именно он становился старшим иерархом Русской православной церкви и местоблюстителем митрополичьего престола. Геннадий постарался воспользоваться этим своим временным статусом, чтобы задушить ересь. Он разослал письма иерархам с призывом не выбирать главу Русской православной церкви «доколе не искоренити ересь». В своих тревожных Посланиях он рассказывал о результатах предпринятого им розыска и прямо называл «начальником ереси» всесильного фаворита Федора Курицына: «От него вся беда стала, он отъявленный еретик и заступник еретиков перед государем».

Но и власть не дремала. Великий князь особой грамотой запретил Геннадию ехать в Москву на собор, который должен был избрать нового владыку, приказав ему заранее дать письменное согласие на того кандидата, на которого укажет государь. Это было неслыханное унижение. Старшему архиерею запрещалось участвовать в выборах митрополита, а предлагалось смиренно проголосовать за некоего имярек, которого благоугодно будет назвать великому князю. Тем самым полностью сбывались подозрения Геннадия о том, какие планы великий князь лелеял в отношении Русской православной церкви. Дав почувствовать Геннадию Гонзову свою тяжелую длань, Иван Васильевич тем самым сказал ему примерно следующее: «Ты разгадал мои планы и посмел мне противодействовать! Но и я разгадал тебя, а потому — берегись!»

Страсти накалялись, но тут произошло событие, затмившее интригу вокруг выборов митрополита. Внезапно заболел наследник престола соправитель великого князя Иван Молодой. Застудившись на охоте, стал прихрамывать, жаловался на боли в суставах ног. Судя по симптомам, это была подагра (в переводе с греческого подагра означает — нога в капкане), или «камчуга», как ее называли на Руси.

В то время, когда наследник мучался от жестоких болей, в Москву вместе с новой партией иностранных специалистов приехал из Венеции молодой врач мистро Леон Жидовин. Представленный великому князю и его семейству врач сразу обратил внимание на хромоту Ивана Молодого. «Я вылечу твоего сына, — самоуверенно заявил он великому князю, — а если не вылечу, вели казнить меня смертной казнью». Леон начал лечить наследника прикладыванием стеклянных сосудов, наполненных горячей водой, и давая ему пить какой-то травяной отвар. Но больному становилось все хуже, и 15 марта 1490 года тридцатидвухлетний Иван Иванович скончался, сделав вдовой молодую жену Елену и сиротой малолетнего сына Дмитрия.

Разгневанный великий князь повелел казнить врача. Как и в истории с немцем Антоном, московские иностранцы пытались добиться его помилования, но тщетно — государь был неумолим. Через сорок дней после смерти наследника на Болвановке состоялась казнь. Впавшего в прострацию врача под руки втащили на помост, и палач в красной рубахе под одобрительный гул толпы отрубил ему голову топором.

Наследник был популярен в народе, особенно после «стояния на Угре», когда он вопреки приказу отца отказался покинуть войско и отбил нападение ордынцев. Он проявил себя смелым воином, участвовал во многих походах и успел набраться государственного опыта. Разделяя политику отца, он отличался от него по характеру, был прямодушен и имел свои представления о чести и достоинстве. Ранняя смерть Ивана Молодого способствовала идеализации его образа в народном сознании. Народ сочинил известную сказку об Иване-царевиче и Елене Прекрасной. Есть в этой сказке и деспотичный царь-отец, который не пускал сына биться с неприятелем и коварная царица-мачеха, опоившая пасынка ядом.

Слухи о том, что Ивана Молодого отравили по наущению Софьи Палеолог, широко ходили по Москве. «Грекиня! Ее рук дело!» — шептались москвичи. Версия отравления впоследствии обросла догадками и всякого рода спекуляциями, в том числе антисемитского толка. (В каком-то смысле эта история стала прелюдией печально знаменитого «дела врачей».) Некогда иудеи предали смерти Сына Божия, и вот теперь врач-иудей погубил государева сына. Это ли не явный знак свыше? И не есть ли это Божья кара правителю, который попускает еретикам «жидовствующим»?

Современные медики говорят о врачебной ошибке. Они предполагают, что у наследника был инфекционный артрит, болезнь весьма опасная, чреватая летальным исходом, а врач непрофессиональным лечением только ускорил воспалительный процесс. Пролить свет на эту загадочную историю могла бы судебно-медицинская экспертиза останков наследника, которая может достоверно установить наличие или отсутствие яда. (Кстати говоря, недавно были опубликованы сенсационные результаты экспертизы, подтвердившей генетическое родство Софии Палеолог и ее внука Ивана Грозного. Тем самым были опровергнуты предположения о том, что отцом Грозного был не великий князь Василий Иванович, а фаворит Елены Глинской боярин Овчина-Телепнев. Вот так, пятьсот лет спустя, была восстановлена супружеская честь матери Ивана Грозного).

Но вернемся к событиям 1490 года. Смерть наследника резко обострила интригу вокруг престолонаследия. Иван III, еще недавно ревновавший сына к власти, теперь тяжело переживал утрату. Перед ним вдруг встал жгучий вопрос о том, в чьи руки передать государство, кто наследует дело всей его жизни?

Ближайшее окружение государя раскололось на две враждующие группировки, одна — желавшая видеть наследником престола Василия — старшего сына Ивана Васильевича от брака с Софьей Палеолог, а другая стоявшая за Дмитрия-внука, сына Ивана Молодого и Елены Волошанки. Во главе партий стояли две честолюбивые женщины, две иностранки — София Палеолог и Елена Волошанка. Между ними завязалась острая борьба, в которой обе соперницы стремились привлечь на свою сторону самых влиятельных союзников. И здесь преимущество сразу оказалось на стороне Елены. Ее поддерживал могущественный клан бояр Патрикеевых и Ряполовских, задававших тон в Боярской думе, а также высшая бюрократия. На сторону Елены дружно встало и еретическое сообщество во главе с братьями Курицыными. Но, главное, сам великий князь явно предпочитал жене невестку.

Шансы Василия смотрелись куда менее убедительно. В его лагере не было ни ярких фигур, ни людей, облеченных высшей властью. Он мог рассчитывать только на свою мать. Придворный итальянский поэт Луиджи Пульчи, встречавшийся с принцессой Палеолог в Риме, в частном письме обозвал ее «толстой раскрашенной куклой и ярмарочной шутихой». Поэт явно ошибался. София была, бесспорно, умной и волевой женщиной, оставившей заметный след в русской истории. Она не только родила мужу десятерых детей и поддерживала все его честолюбивые планы, но и помогла ему наладить дворцовую жизнь и вообще «обтесаться».

С детства искушенная в придворных интригах, племянница последнего византийского императора прекрасно понимала, что после смерти мужа ее саму и ее детей ожидает в лучшем случае ссылка в глухомань, в худшем — тюрьма и скорая смерть. Но София Палеолог не собиралась сдаваться без борьбы и, в свою очередь, старалась привлечь на свою сторону всех, кто мог стать ее союзником. В этих поисках она руководствовалась простой истиной: враг моего врага — мой друг. Поскольку в стане Волошанки было много еретиков и сама она пользовалась репутацией еретички, София Палеолог обратила свои взоры к Русской православной церкви. Поначалу высшее духовенство относилось к ней настороженно, ее считали униаткой, засланной в Московию папой римским. Но за годы, проведенные в России, София сумела преодолеть эту настороженность, демонстрируя истовую преданность православию и оборвав все контакты с папским двором.

Архиереи боялись даже помыслить о том, что станет с Русской православной церковью, если во главе страны окажется сын еретички, воспитанный и окруженный еретиками. Они догадывались, что сын Софии Василий — тоже не подарок и подобно своему отцу будет не прочь поживиться церковными богатствами, но по принципу «из двух зол выбирать меньшее» все же сделали ставку на сына «грекини». В свою очередь, Софья заверила иерархов в том, что ни она сама, ни ее сын никогда не смирятся с ересью, и поспешила наладить доверительные отношения с лидером церковной оппозиции и главным борцом с ересью Геннадием Новгородским.

Вот так при московском дворе возникли два непримиримых лагеря, которым суждено будет вскоре сойтись в жестокой схватке.

Загрузка...