Часть третья

21

Утром Макс попросил у Евгения Николаевича оторваться от работы на пять-десять минут. Потащил его в соседнюю комнату, где на столе Макса был собран простенький испытательный стенд.

— Вот, Евгений Николаевич, диод сделал, посмотрите вольтамперную характеристику.

— Тоже мне, диод. Эдик, мы микросхемами занимаемся — пробурчал Один.

— Ну, микросхемы то все-таки из дискретных элементов состоят — заметил Эдик — Вы посмотрите, посмотрите.

— Ну что тут смотреть? Так, обратное напряжение. Да, тока нет. При каком обратном напряжении пробивается?

— Постоянного напряжения наш источник больше чем 800 вольт не выдает, их держит, дальше не знаю, только переменку пробовал, три киловольта держит, дальше не знаю.

Один подал максимальное напряжение.

— Ого, обратного тока вообще нет — Евгений Николаевич подергал провода и пощелкал переключателем шунтов амперметра. — хорошо, замечательно, а что там с прямыми токами?

— Вы обратите внимание на падение напряжения на диоде, за приборы не беспокойтесь, я предохранитель на 20 ампер поставил

— Ну да, ну да, на диод Шоттки очень похоже. Ну ничего себе! Падение всего один и два милливольта при пятнадцати амперах! Замечательный результат, можно поработать, но при чем тут все-таки наши микросхемы?

— Подождите, Евгений Николаевич, еще два образца посмотрите для начала.

— Да чего смотреть, время терять. Давай сразу рассказывай, что там, не соврешь ведь.

— Вот этот образец что-то вроде симистора с двумя управлящими входами. Входы тока не пропускают. И не выдают. Но, если соединить оба входа, то симистор открывается. Можно входы хоть на плюс, хоть на минус подать — без разницы, главное — вместе соединить, потенциалы уравнять или что там у них, точно не скажу, я же про начинку полупроводниковых приборов в институте лишь краем уха слышал, всему здесь нахватался. Не совсем симистор получился, этот образец открывается независимо от проходящего тока, открывается сразу при соединении управляющих входов, и закрывается с их разрывом. Я сначала такой же тиристор сделал, тоже без насыщения работает. Симистор показываю, потому что он более полезный.

— Чем же от более полезный?

— Да тем, что он везде может работать вместо рубильника и реле. Знаете, какого размера контакты в мощных реле? Ого-го какого, — Макс щедрым жестом рыболова показал размер — На самолетах контакты вообще из серебра делают, плюс пластины мощные, значит и пружины пожестче, а все это надо быстро двигать, чтобы контакты искрой не пожгло, в общем, отсюда и обмотки под стать контактам. А тут маленькая фиговина толщиной с сам провод. Обалденная экономия веса и надежность повышенная.

— Ну ты мне за надежность не говори, надежность определить это тебе не два… — а какой ток держит?

— Ну те же 20 ампер держит, предохранитель горит раньше. Я к сварщикам ходил, у них токи побольше, но безрезультатно. Не определил.

— Что, сгорел твой симистор? — предположил Один.

— Сгорел, — вздохнул Макс, — только неправильно сгорел. Какой ток был, не знаю, не измерял, за амперметр побоялся, чет его знает, что там у сварщиков за токи, какой шунт ставить и вообще, как его ставить. Сгорели контакты, металлизация, а вот с самим полупроводником вроде все нормально. Думаю, если металлизацию потолще сделать, а зоны побольше, то может и сто ампер выдержать. В общем, не знаю, исследовать надо.

А вот третья штука, не знаю даже как назвать. — Макс положил на стол микросхемку, нарисовал на листе бумаги квадратик, Усилитель — не усилитель, транзистор-не транзистор, черт знает, что такое, названия не подберу. В общем микросхема. Это питание, плюс, это земля, минус — Макс пририсовал к микросхеме два хвостика сверху и снизу, поставил обозначения. Пририсовал к квадратику слева один и справа два хвостика.

— Это вход, входное сопротивление относительно любой ножки очень большое, измерить не смог, как будто обрыв. Подаем питание на микросхему, ничего в этот вход не втекает, ничего не вытекает, куда его не сажай. Это два выхода, без питания не звонятся ни на одну ножку, даже между собой. Если подать на вход напряжение, то получим напряжение на выходах. Это выходное зависит также от напряжения на еще одном входе. Назовем этот вход управляющим. — Макс пририсовал слева еще один хвостик — Подаем на управляющий напряжение питания — имеем максимальное усиление вход-выход, подаем ноль — усиления нет. В принципе, как бы почти обычный такой усилитель с управлением напряжением. Вот только дальше какая-то фантастика. Напряжение на выходах есть, но выходы по-прежнему не связаны ни с одним другим контактом. Напряжение на выходе берется как бы ниоткуда. Как будто внутри трансформатор, и этот трансформатор работает даже на постоянном токе. Забыл сказать, если на сигнальный вход подать отрицательное напряжение, то и на выходах оно меняет полярность. Садим этот выход на корпус и получаем усилитель отрицательного сигнала, не питая микросхему отрицательным напряжением. Ну и еще два управляющих входа есть, с ними пока не совсем разобрался, но раз на выходное напряжение влияют, значит входы.

Один внимательно посмотрел на Эдика.

— Все сказал?

— Ну, еще один основной момент остался, какая мощность высасывается из выходов, такая и засасывается от питания. Сама микросхема практически ничего не тратит, не греется совсем, даже когда на выходе 12 ватт при трех вольтах выходного. Больше нагрузки не давал, спалить боюсь, 4 ампера все-таки. А по питанию так — при питании пять вольт потребляется 2.4 ампера, те же самые 12 ватт

— Теперь все?

— Ну в общем, да.

— То есть, ты хочешь сказать, что эта штука делает из пяти вольт постоянки три вольта и при этом не греется при четырех амперах нагрузки?

— Ну да.

— То есть, по-твоему, в микросхему втекает 2 ампера с половиной, а вытекает четыре? Откуда же, по-твоему, берутся еще полтора ампера? Зильберман, ты законы Кирхгофа когда-нибудь учил?

— Ну так тут вроде несвязанные цепи получаются, как их применишь, эти законы?

— Да хотя бы так — Евгений Николаевич раздраженно отобрал у Эдика ручку и посадил правый нижний вывод на землю. — Вот тебе левый контур, вот правый, вот узел. Покажи мне, откуда в этой точке берутся лишние полтора ампера!

— Да как я покажу? Вы что забыли, что верхний выход так и остался ни с чем не связан, ну кроме второго?

Один внимательно посмотрел на рисунок. Покрутил, рассуждая, указательным пальцем. Задумался. Улыбнулся.

— Розыгрыш, да? Растешь, Эдик, к уровню комсорга вашего подтягиваешься, а то все молчишь, молчишь. Нарисовал мне тут простой трансформатор, с переменным током все так и есть, пририсовал четыре входа и перевел разговор на постоянный ток. А я-то повелся.

— Да нет, Евгений Николаевич, никакого розыгрыша. Я сразу сказал, что что-то получается что-то вроде трансформатора постоянного тока и что таких не бывает.

Сидоров немного подумал

— Ну да, что-то такое ты говорил. Твоя схема может работать, если внутри идеальная оптопара стоит. Светодиод преобразует ток в свет, а фотодиод свет в напряжение. Но только теоретически, если светодиод переведет 100 процентов мощности в свет, а светодиод сто процентов света в мощность. А такого не бывает, что-то обязательно уйдет в тепло на светодиоде, что-то на фотодиоде. Да еще попробуй управлять всей этой чепухой. И главное, полярность выходного напряжения всегда одна и та же будет. Всё Эдик, не дури мне голову, работать надо. Десять минут просил, уже почти полчаса прошло.

— Так работает же, Евгений Николаевич

— Не может оно работать, потому что не может. Диод хороший, а с симистором ты что, тоже наврал, про сварку?

— Да не наврал, не наврал. Давайте я быстренько схему соберу, сами увидите.

— Брось, Эдик, хватит уже. Я скорее поверю, что к нам в лабораторию Брежнев завтра явится вместе со всем Политбюро, чем в подобную чушь.

— А давайте на спор. Ставлю коньяк.

— Армянский? — Один задумался — Надо тебя наказать, надо. Только у меня нет выходов на армянский, так что спорить не могу — дело принципа.

— Ну Вы что-нибудь другое поставьте. Бутылку кефира, например. Вы же ничем не рискуете, по-Вашему.

— Черт тебя знает, Эдик. Больно ты какой-то самоуверенный. Небось фокус какой-то. Ну, меня не проведешь, обещаю. Никаких лишних проводков и скрытых зеркал я не допущу. Сам проверю.

Евгений Николаевич посмотрел по сторонам. При словах «спор» и «коньяк» народонаселение комнаты странным образом увеличилось. Все присматривались и прислушивались.

— Давайте, дуйте отсюда, особенно ты, товарищ Сидоров-Три. — приказал любопытствующим Один — Чтобы пока не выйду, никого здесь не было. Собирай, Эдик, свою чудесную схемку, будем разоблачать и коньяк зарабатывать.


Вот уже десять минут Один сидел не шевелясь. Глаза смотрели на показания амперметров и вольтметров. Только рисующий что-то указательный палец выдавал работу мысли.

Наконец Сидоров сдался.

Рассказывай, Эдик, что у тебя там внутри и что ты сам то об этом думаешь. Если это действительно работает, а не какой-то фокус, то это… это… это прорыв.

— Решил я Сыщенко подколоть. Ну он все возится со штатовским операционником, не с самим конечно, а с его клоном. Все параметры у него не такие выходят, а шаблоны перерисовать ленится, может в них дело. Ну ладно, дай, думаю, я ему другую топологию подкину. Набросал топологию по-быстрому, от балды, ради того, чтобы проверить, заметит или не заметит. А потом думаю, давай я ему вместо бора и фосфора проведу легирование какой-нибудь другой дрянью, и не атомами, а молекулами. И не двумя видами, а четырьмя. Перерисовал я топологию под четыре легирования, добавил несколько слоев, дорожки накатал. Интересное художество получилось, там в центре как раз буква на Ю похожая, ну от его имени Юра. Да Вы сами в микроскоп гляньте.

Макс пододвинул Одину микроскоп, тот бережно снял крышку с микросхемы и бережно положил ее на предметный столик.

— Да Вы не волнуйтесь, у меня еще 8 штук есть, я сразу девять засветил, чего тяжким трудом отполированному диску кремния зазря пропадать. Все рабочие. Так вот, еще в армии увлекся я камушками, коллекцию собирал под свой каменный цветок. Меня однажды подкололи, на одном сабантуе подарили три красивых камушка. Да не камушка, а булыжника. Один с самого Кунашира, типа вулкан его выплюнул, второй где-то у впадения Иртыша в Обь, третий опять с берега Иртыша, возле нашего гарнизона, прямо напротив Мостков, которые за нижней переправой. Решил я как раз разрезать и полирнуть их в лаборатории, вот крупинки пыли и пригодились для розыгрыша. В общем, присобачил я их на ионную пушку и провел имплантации, совсем чуток, чисто ради приобретения опыта работы. Распилил готовую пластинку на кристаллы, посадил их на корпус, проводки приварил. Ну и решил сам посмотреть, что вышло, а то спалит Сыщенко приборы, некрасиво получится, КЗ это уже не безобидный розыгрыш. Вот и обнаружил подобную ерунду. Пытался разбираться, вот даже три простых радиоэлемента сделал на основе присадок из этих камешков, но не понять мне принципа, не то образование. Занимайтесь Вы, Евгений Николаевич, если интересно, у Вас и химики знакомые должны быть. Да, четвертый элемент — песок с Чукотки, у Анадыря. Я им слой диэлектрика имитировал. Там наш аэродром, рядом ручей, в море впадает, а возле моря, прямо в створе ВПП, я песочку и набрал, когда на БД летали. Золота в песке, конечно, не оказалось, но забавная штука, случайно обнаружил, что частично растворяется в спирте и окрашивает его в изумрудный цвет, поэтому и не выбросил.

Представляете, Евгений Николаевич, тут самое главное — не греются переходы, вообще ничего не греется. Можно и универсальный источник питания хороший сделать, и ключи, и усилитель тут готовый, и возможно ТТЛ логику может сможет заменить, греется то она изрядно, особенно большой степени интеграции.

Исследовать надо, а у меня опыта мало.


Рабочий процесс в лаборатории был сорван. Когда Сидоров-Один вышел из ступора, он сразу превратился в прежнего начальника. Все плановые исследования — и копирование западных микросхем и свои разработки были временно заброшены. Все сотрудники, получив образцы и черновые результаты, изучали характеристики новых элементов. Макс был отправлен изготовить еще как можно больше образцов, Илюшина и Большакова протоколировали весь техпроцесс. Всеми овладело возбуждение большого открытия. На следующий день Один сказал, что план есть план, его надо выполнять, велено аналоги создать — значит надо создавать, поэтому придется ехать докладывать в Москву и просить передать плановые работы другим институтам, и даже может расширить штат лаборатории. Один велел Максу собираться в дорогу, на что тот начал отбрыкиваться.

— Да причем тут я, Евгений Николаевич? Я все равно в физике процесса абсолютный ноль. Ну это ваше зеркальное возбуждение электронов за новым диэлектриком — ну что я в этом понимаю? Все равно буду молчать как баран на новые ворота. И история вообще смешная, в такое даже самому трудно поверить. Это какая ж вероятность была подобного исхода? Все равно как в Спортлото-2 шесть цифр выиграть в обоих тиражах сразу. Не-не, мне такая слава первооткрывателя не нужна, хоть режьте. Ладно еще камни на память, они красивые, а песок? Я ж его ради золота набрал, это ж вообще уголовщиной попахивает. И ребят подставлю, с которыми в Анадыре спирт пил, который разлил на песок. В общем, придумывайте сами, откуда у вас такие реактивы, никуда не поеду, знать ничего не знаю, хоть увольняйте. Ну неинтересно это мне, я сейчас о микросхеме мечтаю, которая одна кучу логики может заменить, ну как ПЗУ, такой черный ящик, — запишешь в него чего есть на входе и чего хочешь на выходе, запрограммируешь и никакой тебе возни с разводкой по печатной плате. ПЗУ и сейчас есть, но с импульсными сигналами ведь не работает, опять счетчики всякие на вход ставить, опять разводка платы. Нет, не поеду, хоть режьте. Мне один моряк привез из-за бугра процессор Z80, хочу миникомпьютер собрать, со схемой обвески вот разбираюсь, развожу плату — дел по горло. Забирайте приоритет хоть себе, хоть на коллектив его вешайте, хоть на Леночку.

Один махнул рукой

— Ладно, Эдик, потом разберемся. Может, это вообще известное явление, только засекреченное. К тому же действительно ерунда получается — ты в рабочее время каким-то хулиганством занимался. то есть имеется мой недосмотр. Решаем так — я велел тебе разные типы примесей проверить, в том числе из твоих красивых камешков. А если состав химики раскусят, а они раскусят, обещаю, то может вообще твоих камушков не понадобится. Тогда от своей доли славы первооткрывателя тебе не отвертеться.

Евгений Николаевич занялся командировкой. Московский академик согласился его принять, бронь на поезда у института была и в тот же вечер Сидоров отбыл на втором поезде в Москву, увозя с собой не только материалы открытия, но и несколько попутных бакрисов.

Макс помахал в удаляющееся окно вагона возбужденному Сидорову и улыбнулся своим мыслям.

— Хрен они чего найдут в имеющихся открытиях, даже засекреченных. Ну выделят молекулы примесей, определят формулу, ну разберутся с камнями. Синтезировать нужный порядок атомов все равно не смогут, еще технологий нет и в ближайшие пару столетий, если история пойдет по-старому, их и не будет. В природе эти примеси не встречаются, но грэйв сделает месторождения, эдакий мой тайный подарок Союзу, эксклюзив. А то прямо какая-то историческая невезуха у страны — и климат суровый, и кочевники регулярно хулиганят, и чилийской селитрой Бог обделил. Места, где камни якобы подобраны, найдут, вытрясут из сослуживцев Эдика. Конечно, если это не была его пьяная байка, ведь никаких булыжников в вещах Эдика не было. Если не байка, то Эдик наверняка их выбросил, чемодан то и без того неподъемный. Ну а грэйв в любом случае проследит всю цепочку поисков и в конце концов подкинет геологам еще пару таких камешков и тогда начнет формировать месторождения. С анадырским песочком, конечно, может быть прокол, ни о какой пьянке и походе на берег Эдик не рассказывал, только о том, что в Анадырь на недельку на дежурство летали и залив можно перейти по спинам идущего на нерест лосося. Но скорее всего тут до допросов сослуживцев дело и не дойдет, может, даже и меня трясти не будут, место то я указал приметное, не ошибешься. Главное — толчок для технологического прорыва дан, а то еще долго будут бороться с тепловыделением, сокрушаться, мол мал процессор, да кулер его зело велик. Теперь дело за малым, чисто работа ума — из этого восьмилапого универсального транзистора начать делать процессоры «все включено». Будет освоен процессор — можно уже в станках его применять, для начала чтобы те же процессоры делать, только уже более дешевые, и без человеческого фактора, с почти нулевым браком из-за отсутствия вездесущей пыли. Ведь как сейчас — какие фильтры ни ставь, в какой только костюм кролика не обряжай работника, дополнительно раздев, обрив и вымыв его дочиста, и пропустив через несколько тамбуров, а вот прошелся он чистенький по чистому помещению — обязательно частички пыли от износа того же кроличьего костюма в воздух добавил. В общем, пока все по плану, сельским хозяйством заниматься сейчас уже поздно — июнь на дворе, все давно проросло, промышленностью заниматься еще рано, процессора нет. Дороги можно подправить, вон как автобус мотает, когда водила просевшие люки объезжает, проехался сейчас с Сидоровым на вокзал, так чуть поручень не оторвал. Хорошо еще, что езжу мало, все больше порталами хожу. Надо бы все-таки на море съездить, пока Сидоров в Москве, вон — распогодилось, жара, взять в Юрмалу Ленку и Юльку, а может и Зинку. А то взять и махнуть всей лабораторной компанией на выходные подальше, на безлюдный берег — шашлычок там, сухое белое вино, танцы при лунах, палаточка на двоих, погоду и вторую Луну грэйв обеспечит… Нет, пока с процессором не разберусь — никаких палаток. А то что я такого пока сделал за целый месяц — ну транзистор, ну Ленкиному отцу таблетки подменил, ну перекресток с вечными ямами починил, ну готовую продукцию завода слегка подправил. Но музыку надо подобрать заранее. Сделаю себе фальшивый приемник с наушниками, буду попутно слушать, якобы рисуя топологию первого своего процессора.

Грэйв, когда тут изобрели наушники-вкладыши? В 91-м? Да, рановато еще. Грэйв, а что сейчас есть из местного, что можно в карман засунуть? Только моно, с дужкой на ухо? Покажи! Ну да ладно, возьмем два, перепаяем провод на стереоштекер, ушные дужки заменим на съемную затылочную и будем практически первопроходцами. А то с этими студийными берушами не походишь летом, уши вспотеют, да и напугать могут, сам так когда-то подкрадывался сзади.

22

Сидоров вернулся из Москвы и был встречен веселыми вопросами — стоит ли Кремль, не починили ли наконец-то Царь-пушку и нашел ли Евгений Николаевич знаменитый московский магазин «Принцип», в котором все есть. Евгений Николаевич на старую подколку о Кремле, колоколе и пушке не поддался, на нее как ни ответь, все равно посмеются, так что он лишь рукой махнул, мол «знаю, знаю». Зато подтвердил, что «в Москве в принципе все есть» и даже продемонстрировал народу новенький советский калькулятор, купленный им совершенно без очереди. Народ повздыхал, повосхищался, обстоятельно проверил, правильно ли калькулятор считает дважды два, и решил, что такая дорогая игрушка им совершенно ни к чему, но все равно жалко, что в Риге пока подобные не продаются. Макс припомнил рассказ Эдика и вставил свои пять копеек, сказав, что все-таки калькуляторы в Риге продаются, в комиссионках они точно есть, а может даже бывают в обычных магазинах, просто их быстро разбирают. Ленка припомнила, что года полтора назад видела калькулятор у экономистов, правда большой и функции самые простые. Дружно решили, что очень скоро и в Риге эту игрушку можно будет купить без очереди.

Наконец Один отозвал Макса в курилку и рассказал подробности о результатах поездки. Московский академик посмотрел, послушал, поцокал языком и заявил, что что-то подобное очевидное-невероятное уже когда-то читал. Обещал разобраться, и если приоритет рижан подтвердится, то вызовет Сидорова в Москву. Но вот образцы изделий и присадок, а также все материалы исследований возвращать не стал, ни в первую встречу, ни на другой день. То ли действительно кто-то уже сделал подобное, то ли решил академик присвоить приоритет открытия, констатировал Один.

Макса этот вариант развития событий вполне устраивал.

Такова нынешняя жизнь — думал он — сначала сопливый выпускник вуза отдает свои идеи старшим, потом, утерев сопли и поднявшись с годами наверх, сам питается идеями сопливых студентов. Когда-то ситуация изменится, но явно не при нынешнем уровне информационных технологий. Да и приоритет — это лишь одна из сторон авторского права. Та, которую я признаю без оговорок, или почти без оговорок. Исключения то всегда есть. Попов и Маркони, например. Как там в местном анекдоте — не спорьте, Попов изобрел радио для Востока, а Маркони для Запада, Попов изобрел УКВ, а Маркони — FM. Или та же лампочка. Кто ее изобрел — Эдиссон или Лодыгин? Или вообще никому неизвестный англичанин Деларю? Даже в будущем с этим так и не разобрались окончательно.

Приоритет есть приоритет — чего ж его оспаривать, кто первым опубликовал, продемонстрировал обществу, тот и получает пальму первенства. Да, конечно этот академик еще тот жучок, ведь получит он незаработанную им славу и, как бонус, незаработанный гонорар. Но кого он обворовал конкретно в этом случае? Не моих коллег же и тем более не меня, мы ведь, я точно знаю, ничего не изобрели. Настоящие изобретатели не скоро родятся, если родятся вообще. И это уже не их временная ветка. Если они вообще сумеют родиться в этой ветке, то теперь будут с самого рождения пользоваться изобретением своих эталонных копий. Или первоначальных? Изобретатели ведь уже давно родились и умерли, а их изобретения продолжаются в прошлом. Черт, как все это сложно, будущее, прошлое, что было сначала — яйцо или курица… Было бы время не деревом, а линией, и то не разобрался бы. Будем пока считать, что если в момент кражи собственника еще не существует, то никто не пострадал и кражи нет. Пока будем считать именно так, а потом разберемся.

В целом, получилось лучше некуда, Макс остается в тени, более глубокой, чем если бы приоритет был за лабораторией. Макс уже знал от грэйва, что заслуженный академик не только присвоил приоритет, но и фактически засекретил открытие, причем сделал это чужими руками — очень быстро подал заявку на доклад на очередной международной конференции, которая должна была состояться через два месяца, а цензоры, просмотрев заявку, пришли в ужас, отклонили ее и поставили соответствующий гриф. Секретность — это тоже было неплохо. За завесой секретности никто не увидит кучу невероятных случайностей, которая просто кричит — так не бывает! Академик услышал от Одина подправленную версию, да и дареному коню в зубы не смотрят. Один, конечно может догадаться, но обида на академика будет ему в этом изрядно мешать.

Плохо было то, что академик тут же порекомендовал московскому секретчику полностью отстранить рижан от работы в этом направлении, мол наткнулись случайно на подобное, не дай Бог разгласят, Рига — портовый город, за всеми не уследишь. Тот согласился и известил рижского начальника первого отдела, порекомендовав план мероприятий по защите нового секрета. Никаких явных приказов, кроме как повысить бдительность, не последовало, просто лабораторию должны были загрузить обычной работой по разработке аналогов западных микросхем, подкинув в план еще целую кучу образцов из Москвы. В первую очередь аналоги, и только потом своё. Логично, — думал Макс — пока мы тут будем корячиться с копированием, может и забудем про открытие, тем более из Москвы подтверждений приоритета не будет. Академик явно решил создать себе фору по времени, будет самолично доводить весь процесс. А вот куда он доведет этот процесс, пока непонятно. Тем более, что на данном временном отрезке проблема тепловыделения еще не стоит особо остро, слишком мало еще транзисторов помещается на чипе. Так что могут и не оценить изюминку.

Неприятным было еще и то, что местный начальник первого отдела Булаткин вызвал Тимакова и начал задавать вопросы о Максе.

А самым неприятным было то, что Тимаков оказался стукачем. Судя по его особому личному делу, хранившемся в сейфе Булаткина, органы подловили Толика год назад на совершенно смешном преступлении. Тот отдыхал дикарем в Крыму и прибился к нудистам. Южный берег Крыма относился к приграничной зоне и прибрежные горы были утыканы точками пограничников. Те, разглядывая в мощную оптику обнаженных барышень, позавидовали Толику, фотографировавшему свою прелестную пару с разнообразнейших ракурсов. Ночью пришел патруль и разогнал нарушителей пребывания в пограничной зоне, все строго по форме, с составлением протокола. Заодно у палаточников были изъяты все фотопленки. Толику не повезло дважды, потому что солдатикам не удалось уберечь от бдительного ока пограничного начальства отпечатанные с его пленок фотографии. Солдат он на то и солдат, чтобы даже в мирное время в его тумбочке не было ничего кроме скудного казенного имущества. Разобрались и в чью-то холодную чекистскую голову пришла идея шантажа. В Риге Толик был вызван повесткой в кабинет милицейского следователя, где узнал, что на него заведено дело по статье уголовного кодекса, карающую за изготовление и распространение порнографии. Комитет Толика от статьи отмазал, взяв взамен подписку о добровольном сотрудничестве. Максу фотки Толика понравились, барышня была хороша, однако на порнографию они ни капли не тянули, так, легкая эротика.

Макс просмотрел запись встречи Тимакова с Булаткиным. Толик не захлебывался своими впечатлениями об Эдике, только скупо отвечал на вопросы секретчика.

— Хороший парень. Мне лично нравится. Неплохо соображает. Молчун. Везунчик. Добился определенных успехов в работе. Да, какое-то совершенно случайное изобретение, но результаты великолепные. Да, видел у него какие-то полированные камни. Да, Сидоров увез их в Москву. Да, Эдик ехать отказался. Совершенно не тщеславен, счастья своего не понимает. Вторых половинок камней не видел. Хорошо, посмотрю. Самое странное — это банкет по поводу прописки. Нет не нажрался, только выкатил такой стол, который стоит, как его первая получка. 106, за неполный месяц. Два армянских коньяка. Нет, всего пять звездочек. Не знаю сколько он стоит, нынче в магазинах даже коленвал по 3.62 пропал, теперь самая дешевая водка 4.12, а армянского я никогда в продаже не видел, только слышал байку что у армянского три звездочки лучше, чем пять. Наверное, почти десять рублей бутылка, как и все простые пять звездочек. Две бутылки новосветского шампанского, оно дороже нашего рижского. Ну, наверное, привез из Крыма, мускат тоже крымский был, две бутылки. Еще три токайского по три с чем-то, это в наших магазинах частенько встречается. Нет не нажрались, там и пить то нечего на 15 человек, а закуски вообще море было. Две палки сухой колбасы, сыр, масло, огурчики. Кофе был, натуральный, растворимый, наш лиепайский. К кофе эклеры, много, рубля на четыре. Конфеты. В общем, странновато, потому что одного спиртного на полтинник, не меньше. Три банки красной икры — еще 10.50, колбаса рублей 8. Банка сока около трояка. Да не знаю, я ж точно не считал, и цены то лишь примерно помню, тем более на то, что в магазинах редко бывает. Просто прикинул, что Эдик меньше чем 80 рублей не потратил. Да еще куча дефицита, если он переплачивал, то все 100 наберутся. Хорошо, я все запишу, а Вы сами считайте. Нет, он заранее принес, никто не видел. Нет, безобразий не нарушалось. Ну сколько можно, Николай Иванович, ничего я не распространял, даже пленки не проявлял. И вообще, вы наши советские музеи видели? Там такое же висит на стенах вполне открыто, дети ходят. Спасибо Вам конечно, век благодарен буду, но невиноват я. Ну не знал, что там нельзя ночью находиться, этого нам нигде не объясняли. Да, помню, помню, не освобождает от ответственности, но несправедливо ведь, если даже не знаешь, чего можно, а чего нельзя, плакат хотя бы повесили. Хорошо, камни поищу. Да, аналоги сделаем, не первый раз. Спасибо, до свидания. Нет, анекдотов он не рассказывал. До свидания.

Мандарины Толик почему-то не упомянул.

— Да, зажали парня, зажали — думал Макс. — Понимаю, что надо это, любой власти надо, а все равно неприятно. Ну ладно, посмотрим, как дальше пойдет. Мне теперь особо бояться нечего, грэйв вроде все разузнал о паспортах, так что сменю личину в любой момент. Перемещусь в Москву, устроюсь к академику, буду его толкать, так может и проще будет. С ребятами только не хочется расставаться, привык я к ним уже. Ребята хорошие, особенно комсорг, побольше бы таких наверху — Макс с омерзением вспомнил комсорга со швейной фабрики — но как бы ни были ребята хороши, на них свет клином не сошелся. Так что работаем дальше и никого не боимся. Вот только Толик. С ним то как быть? Видеть его теперь не могу. Ладно, поживем — увидим.

23

Работа кипела. Грэйв постепенно подправил ошибки в фотошаблонах и почти все микросхемы, которые давно были в работе, лаборатория сдала на дальнейшие испытания. Теперь завод выпустит небольшую серию, из нее будут отобраны несколько образцов и их будут мучать в соседних отделах всем, чем только можно, от экстремальных температур и ускорений до всех видов излучений. Сотрудникам теперь можно было расслабиться, заняться своими разработками, но начал действовать план академика. Из Москвы уже ехал курьерской почтой новый план исследований. Очень хитрый план. Целый перечень образцов со всего света, аналоги которых надо создать именно в рижской лаборатории. Сделайте, сколько сможете, не перетруждайтесь, но напрягайтесь усердно. И подробные отчеты шлите каждый месяц. Тут в одних бумажках погрязнешь. Надо как-то увести лабораторию из-под этого приближающегося пресса бесконечного повторения нужного, но чужого. Что ж, придется грэйву заменить приближающиеся входящие бумаги и генерировать липовые отчеты, свидетельствующие о полнейшей занятости сотрудников. Вряд ли академик самолично явится проверять их, ему не до того, ему свое открытие надо осмысливать, вон, сейчас новые диоды, уже в Москве сделанные, мучает. И химиков терзает, и к братьям-геологам уже съездил, камушки показывал, не опознают ли, понимает, что надолго камушков не хватит. Ну а приедет — вот же его подпись под не его заданиями стоит. Академику будет полезно понервничать, поразмышлять о том, нет ли у него проблем со зрением или памятью. Ну а потом как-нибудь отобьемся. У победителей не спросят, откуда они взяли свободное время на свою победу.

Макс представил, как добьет академика то, что по возвращении из Риги он не найдет и следов полученных отчетов, вспомнил психушку из недавно посмотренного фильма. «Где у нас академик? — В шестой палате, где раньше прокурор был».


Через день после того, как пришли бумаги из Москвы, Макса вызвали в первый отдел. В этот день все сотрудники лаборатории там уже побывали, Макс был последним. Будем оформлять допуск, сказала сотрудница. Заполните анкету и распишитесь.

Макс пробежал глазами текст с обеих сторон и заявил

— Ничего я заполнять не буду. Кому какое дело до моих родственников? Это их личное дело, где они были и что делали тридцать с лишним лет назад. А кому очень надо, тот и сам разузнает. И подписываться в неразглашении я тоже не буду. Не нужно мне ваших тайн, я не любопытный.

Девушка похлопала глазами, попросила Макса подождать минутку и закрыла окошко. Вернувшись, попросила Макса пройти в следующий кабинет. Там сидел начальник первого отдела Булаткин. Макс вопросительно посмотрел на него. Тот помолчал, разглядывая Макса и представился. Макс тоже представился. Помолчали еще.

— Что же это Вы, Эдуард Александрович, подписываться отказываетесь? Я еще могу понять Ваши чувства насчет родителей, могли бы и прочерк поставить. Но вот насчет неразглашения Вы полностью неправы. Вы работаете в достаточно секретной лаборатории, и должны помнить, что страна должна охранять свои секреты. Например, лаборатория разрабатывает аналог американской микросхемы. Зачем врагам это знать? Пусть надеются, что у нас ничего подобного нет.

— Тоже мне, секрет полишинеля. Начнется производство, сразу будет видно, что это копия. И функционал такой же, и характеристики, и, если сравнить топологию, то сразу видно — один в один.

— Ну так лаборатория еще и нашими разработками занимается. Может, наши микросхемы в сто раз лучше?

— Как же, как же. Может они и будут в сто раз лучше, и несомненно будут лучше, только вот заниматься ими нам некогда — в плане в первую очередь стоят аналоги. Если мы только этими аналогами заниматься будем, то наши никогда не появится.

Булаткин улыбнулся своим мыслям.

— Ну вот видите, Эдуард Александрович, Вы и сами пришли к правильному выводу. Они там думают, что мы свое усиленно разрабатываем, а на самом деле мы ихнее копируем. Это ведь им знать не нужно, а значит секрет? Согласны?

— Не согласен. Во-первых, я ничего не собираюсь болтать каким-то там иностранцам, а во-вторых — это опять же секрет полишинеля. Все наши микросхемы в справочники попадают. Было бы тут что-нибудь секретное, справочники не печатали бы. А по справочникам все всем ясно, нет у нас ничего выдающегося. Так что я могу выдать врагам лишь секрет вольтметра и амперметра, не смысле того, как они работают, они это и сами знают.

— А какой же тогда? — живо заинтересовался Булаткин

— А их инвентарные номера. Глянет враг на номер и все ему понятно станет, и сколько у нас вольтметров и, соответственно, сколько сотрудников. И не надо будет ему сидеть на лавочке возле института, подсчитывая входящих и выходящих, большая экономия.


— Шутите? — вспыхнул Булаткин — Здесь вам не кабачок «13 стульев»!

— Но и не святая инквизиция — вежливо огрызнулся Макс.

— Ну ладно, — сдался Булаткин, дело касается новых полупроводников…

— Не говорите мне ничего! — перебил Макс — Мне ваших секретов не надо, у меня и свои есть. А то действительно расписываться придется. — Макс широко улыбнулся. — А мне в Болгарию съездить хочется, распишусь — не выпустите ведь?

Булаткин опять взорвался, хотя чувствовал нарастание какой-то гнетущей неуверенности.

— Ну что ты мне тут Ваньку крутишь, гражданин Зильберман — Булаткин отдельно выделил последний слог фамилии. Знаем мы, куда вы все стремитесь. И ладно бы на историческую Родину, так всё норовите дальше, за океан рвануть. Так что подписывай-не подписывай, а ты все равно секретоноситель, никто тебя уже никуда никогда не выпустит. Понятно?

— Понятно, товарищ Булаткин, все понятно. Ну раз нельзя в Болгарию, я и на Рижском взморье прекрасно отдохну. Вон распогодилось как за окном, а ведь в начале месяца еще заморозки были. Главное — Вы сами только что сказали, что можно не подписывать. Раз вопрос решен, могу я идти? А то мы, понимаете ли, делом заняты в отличии от некоторых. Нам надо обеспечить страну аналогами. И вообще, наша Конституция дала нам право на труд, так разрешите же мне этим правом воспользоваться. И если бы было в моей работе что-нибудь секретное, то расписаться в неразглашении мне дали бы еще при приеме на работу. А так — чистой воды бюрократизм, с которым наша славная коммунистическая партия нещадно борется, не правда ли, Николай Иванович?

Макс встал.

— Ну так я пошел? До свидания, Николай Иванович, очень приятно было познакомиться.

— Подожди! — уже спокойным голосом сказал Булаткин, машинально массируя виски- ты куда камни дел?

— Какие камни? Ах камни… Ну так Сидоров их в Москву забрал, у него и спрашивайте.

— Да нет, не те, где вторые половинки?

— Ах, вот Вы о чем… Мне, что, уже не только за границу нельзя, но и камешки нельзя коллекционировать? Это ж полное поражение в правах получается. Ну хорошо, нельзя так нельзя. Сегодня же выброшу их на помойку. Конечно жалко, красивые камешки, а может их Вам подарить? Будете как пресс-папье использовать. И что же в этих камушках такого, что я с такой красотищей должен расстаться? Или не из чего новый цех строить? Так Вы скажите, я еще поберу.

— Зильберман, не юродствуй пожалуйста, это стратегическое сырье, пропадет — голову тебе открутят. Еще надо разобраться, как оно к тебе попало.

— А Вы разберитесь, разберитесь. В командировочку слетайте. Может новое месторождение этого стратегического сырья найдете, премию выпишут. Это ведь полное безобразие, когда стратегическое сырье где попало без охраны валяется. Это ведь если его враг найдет, какой урон стране будет? Держите свои камушки — Макс достал из кейса камни и банку с песком — только не спешите в Москву отправлять, вдруг ветром обратно занесет, лишние хлопоты Вам выйдут. Вам велели изъять, вот и изымайте. Черканите только расписочку в получении, стратегическое сырье как-никак, сами понимаете, придет кто-то еще, а камешков у меня нету, так я расписочкой отобьюсь.

Макс вытащил из кейса два листочка бумаги и протянул Булаткину. Тот бегло прочитав, подмахнул расписки. Макс взял один листок и положил в кейс.

— Это ваш экземпляр, Николай Иванович, ну а теперь давайте наконец расстанемся. Будьте здоровы!

Макс вышел из первого отдела, выключил псиизлучатель и пошел в лабораторию, тихо насвистывая марш авиаторов.

Булаткин еще долго сидел, уставившись на листок. Охватившая его неуверенность не отпускала.

— Вот ведь, никогда такого не встречал, такое чувство, что это он меня построил. Двадцати пяти лет нету, а ведет себя как тот генерал. Что за нация, везде у них связи. Хоть бы скорее они все уехали — думал он, совершенно позабыв о том, что еще совсем недавно горел пламенным желанием «не пущать».

Наконец Булаткин встал, взял камни, банку и положил в сейф. Перед тем, как положить туда же листок, перечитал его.

«Получено от сотрудника 87-й лаборатории РНИИМП п/о Альфа Зильбермана Э.А. на сохранение неизвестное вещество под названием „те самые камни“ общим весом … вес первого камня … вес второго камня … а также стеклянная банка с пластиковой крышкой с „тем самым песком“ весом брутто …

Получил начальник первого … дата … подпись …»

Булаткин смотрел на листок и не мог понять, как он мог подписать такое и зачем он вообще что-то подписывал. По форме все правильно, по сути полная чушь, где, спрашивается, строгий и красивый канцелярит? Где вес третьего камня? Булаткина прошиб холодный пот, он выгреб камни из сейфа и потащил их к почтовым весам. Общий вес сходился, отдельный вес двух камней тоже сходился, но как же он мог принять эти камни без указания веса третьего? И что теперь делать? Видеть этого наглеца больше не хотелось.

24

Компьютер на импортном процессоре Z80 был готов. Больше всего трудностей вызвало самое простое — клавиатура, состряпанная «по современным технологиям». Пленку использовать было еще нельзя, поэтому пришлось использовать пружинящий металл. Получилось прикольно, кнопки были жесткими, с явно слышным мягким щелчком прогибания мембран. Непривычно, быстро не попечатаешь, но в будущем исправим. С размещением клавиш тоже пришлось потрудиться, отказавшись от привычного приоритета латинских букв над русскими. Это русская клавиатура, пусть англичане с ней мучаются, а в принципе, чего им мучаться, если скопируют, то останутся у них пустые клавиши — это нестрашно, когда пустые, чего-нибудь, да посадят туда. От привычной мыши или тачпада пришлось отказаться, для них, как для пленочной клавиатуры время еще не пришло, вместо них в клавиатуру был встроен небольшой джойстик и колесико

Всю обвеску, выполненную у оригинала на цифровых микросхемах малой интеграции, включая микросхемы памяти, и немного переработанную под текущие нужды, грэйв поместил на один чип. Имелись фотошаблоны для повторения. Печатная плата с двумя микросхемами и питанием на новых элементах была небольшой и прекрасно помещалась в клавиатуре, выход был RGB, но имелась еще небольшая микросхемка модулятора, позволявшая подключать компьютер к любому телевизору советско-французской системы секам. Жизненная необходимость — в советских телевизорах видеовход был лишь обозначен на задней крышке. На всякий случай, если телевизор «полной» комплектации найдется, или продвинутый радиолюбитель его встроит, в компьютере имелся и секамовский видеовыход. Аудиовыход и аудиовыход обеспечивали связь с внешним диском, которым на данный исторический момент служил обычный кассетный магнитофон. Было еще несколько выводов, что-то вроде USB для подключения блоков согласования с устройствами типа принтера или внешней памяти. Питание пока что обеспечивал внешний блок питания на пять вольт, самый обычный для этого времени, на тяжеленном трансформаторе. Получился страшный угловатый уродец, но так надо — это все-таки макет, первая советская персоналка, пусть и на импортном процессоре, красивый корпус отольем потом, когда все устаканится. Комп восьмиразрядный, тактовая частота, страшно подумать, аж два с половиной мегагерца, ОЗУ 48 килобайт, 16 килобайт ПЗУ. Но все равно, это прорыв. По сведениям грэйва, «цветной» компьютер на базе Z8 °Cинклер выпустит только через пять лет, в 82-м, и будет выпускать его с незначительными модификациями целое десятилетие. А пока что, похоже, никто еще и не понял, что за чудо этот процессор Z80. Несмотря на то, что процессору уже почти год, первая действительно персоналка на нем появится лишь через три года по цене 100 фунтов, и даже недокомпьютер, сверхкалькулятор с восьмизнаковым дисплеем и без корпуса появится только в 78-м.

В том, что компьютер будет работать, Макс не сомневался, грэйв свою работу плохо не сделает. Но все равно хотелось попробовать. И тут произошел затык. Нужен был монитор, в качестве которого пока что мог служить только цветной телевизор. Тащить тяжелый ящик через проходную не хотелось. Никаких проблем с весом, но это разрыв местных шаблонов. Дорогущая ведь вещь телевизор. На чем привез, не на трамвае же, и главное — зачем? Придется изображать плодотворную работу на переносном телевизоре. Но где его взять? Их просто еще не выпускают! Первые 32-сантиметровые переносные цветные появятся лишь через год — Шилялис-Ц401 и Юность-Ц401. Можно, конечно, использовать черно-белый, но при рисовании схем одним единственным цветом не обойдешься. А коллеги должны думать, что он именно рисует, ведь сами попробуют и освоят. Нет, нужен именно цветной. А он не производится. Ладно, придется и тут химичить. Будет предсерийный уродец, взятый на недельку у «приятеля из Каунаса», они там типа готовятся к выпуску, и якобы тестируют разные компоновки на кроликах.

С утра пораньше, пока поток спешащих на работу был еще мал, Макс протащил через вертушку проходной переносной телевизор. Тащить вообще-то было желательно без изменения массы, мало ли кто решит помочь, неожиданно подхватит, телевизор внимание ведь привлекает сильно. Но Макс еще с вечера мысленно проклинал того, кто через год назовет это семнадцатикилограммовое чудо переносным. Ни ручки, ни углубления для пальцев. Нет, двумя руками тащить вполне можно, но как тогда тащить кейс с телестартером и генератором защитного поля? Пришлось грэйву сооружать веревочную обвязку, чтобы Макс мог управиться с телевизором одной рукой. Встречные и попутные смотрели на Макса уважительно, сердцем ощущая немалую массу ящика. Водрузив переносной телевизор на стол и освободив его от пут, Макс подключил компьютер и огляделся. Черт, еще и магнитофона нет, Ломков свою магнитолу уже утащил. Пришлось грэйву поднапрячь свои электронные извилины и синтезировать простенький кассетник этого времени, а заодно несколько кассет с программами, адаптированными под возможности Z80. Подтянулись коллеги. То, что Макс зачем-то изобретает компьютер, знали все. Но то, что к нему понадобится еще и телевизор, представляли смутно. Макс подмигнул любопытствующим. Включил компьютер и телевизор. На экране появилось диалоговое окно с выбором тэйплодера или бейсика. Крамольной надписи «с 1982 Sinclair Research Ltd» не было, грэйв послушно убрал из програмного обеспечения все ссылки на оригинальных производителей. Макс выбрал бэйсик. Под мудрым руководством грэйва набрал простенькую программку, запустил. Все работало.

— Ну, кто бейсик учил? — строго спросил Макс и сам ответил — по глазам вижу, что никто. Вот вам брошюрка, изучайте, может и пригодится чего сложного посчитать. А вот брошюрка с кодами. — обе книжечки были на английском, якобы в комплекте с процессором шли. — Но, я так думаю, вам это особо не понадобится. А понадобится программа конструирования электронных схем. Загружается пока с магнитофона. Можно еще игрушки загружать, как в игровых автоматах, но, ребята, пулемета я вам не дам, не то всей работе конец, причем окончательно и бесповоротно. Просто продемонстрирую — и Макс вставил в магнитофон кассету с Пакманом и запустил загрузку. По экрану побежали цветные полосы, программа загрузилась и Макс позорно быстро продул злобному компьютеру пару партий. Выключил комп, снова включил. Техника давно забытого прошлого загружалась мгновенно. Макс встал. — Вот так, леди и джентельмены, это и есть персональный компьютер, то есть такой, на котором работаешь один, без всякой очереди и где хочешь — дома или на работе, везде, где телевизор есть.

Сидоров-три подошел к столу, выдернул антенный штекер из телевизора. Посмотрел в него, не насчитал больше двух контактов, воткнул назад, перебирая кабель руками, дошел до клавиатуры. Осмотрел все провода, входящие в нее, поднял, провел снизу рукой. Ощупал телевизор, приподнял. Неуверенно взглянул на Макса. Пощелкал клавишами, на экране нажатия продублировались соответствующими английскими буквами.

— Эдик, а сам компьютер то где стоит? Проводов от него не вижу.

Макс подошел, снял нижнюю крышку клавиатуры, показал на платку из двух микросхем и фильтра питания.

— Вот это ихний забугорный процессор, а вот это вся его обвеска на отечественной элементной базе, то есть на самом деле вся эта нужная элементная база засунута мной в один чип, чтобы дорожки на печатной плате не городить. Хотелось бы, конечно, вообще все это вместе с процессором в один чип засунуть, но извини, лишнего процессора у меня нет, чтобы его топологию срисовать да скопировать. Я за этот процессор кровный стольник отдал. Нет, если надо, я еще достану, привезут, хотя конечно хотелось бы, чтобы наше государство на это дело само раскошелилось бы. Мы же аналоги для копирования не за свои кровные покупаем? Вот в ближайшую среду в Спортлото-2 выиграю, а я обязательно выиграю, потому что полоса везения у меня, тогда обязательно сам куплю, сам раскурочу и сам скопирую. Цифровые микросхемы копировать — милое дело, не то что аналоговые, в которых отклонение по толщине дает отклонение в параметрах.

Женька неуверенно погладил микросхемы.

Елки палки, Эдик, если ты не разыгрываешь нас, это же какой шаг вперед произошел за несколько лет! Я эти ЭВМ очень большими помню. Рулоны перфолент, перфокарты, а тут кассета, и сам комп размером с нее. Сколько на кассету программ помещается?

— Много, Женя, много. И кассета — это так, бытовой суррогат, последовательный доступ. С учетом того, что оперативки в этом компе всего 48 килобайт, а ведь кроме места для программы, в оперативке должно оставаться пустое место для ее работы и результатов. Сейчас дискеты начали выпускать размером пять дюймов — Макс развел пальцы, показывая размер — а толщина дискеты миллиметра три. Пока на них всего 110 килобайт помещается, зато удобно — ничего вперед-назад мотать не надо.

Расспросы продолжались еще долго, только Один ничего не спрашивал, лишь посмотрел микросхемы и покачал головой. Видно было, что он почувствовал себя очень старым, ведь наверняка еще лампы изучал, а транзистор ему тогда казался вот таким же чудом.

— Ничего, Евгений Николаевич, ничего — думал Макс, — какие Ваши годы, Вы же куда моложе меня, еще научитесь по клавишам как заяц стучать, еще разучитесь ручкой писать, считать тоже разучитесь, и не только в уме, но и на бумажке. Компьютер то он ведь не только несет много добра, но и зла немало.

Наконец все успокоились и Макс, усевшись за стол и достав книжку по еще не изобретенному пикаду, созданную грэйвом для абсолютных чайников, начал изображать процесс обучения — рисовать простенькие схемки. Грэйв был хорошим учителем и Макс даже увлекся, вспоминая молодые годы. В те времена он работал с пикадом на 286-й IBM и регулярно сохранялся на винчестер, боясь потерять результат работы дня или недели. Сейчас надо было бояться больше, все-таки пленка не такое уж надежное хранилище, да и сохраняться на нее безумно долго и неудобно. Но Макс нисколько не беспокоился — там, внутри печатной платы, жил совершенно другой компьютер, совершенно непохожий на этот слабенький Спектрум. При желании, нажав определенную комбинацию клавиш, можно было увеличить производительность в тысячи раз и получить доступ к флеш-памяти в несколько десятков террабайт. Максу, правда, это было не особо нужно, все равно, всю работу сделает Грэйв, но вот ребят было жалко. Не привыкли они регулярно сохраняться, и долго не привыкнут, а так все их действия будут записаны — и восстановить Макс поможет и грэйв ошибки подправит. Сейчас им надо поверить в себя, подружиться с нужным гаджетом. Через месяц такой будет у каждого, да еще загружаться будут с флешки, на нее и сохраняться будут — смешной ведь объем нужен, четверти мегабайта на таком допотопном компе хватит. И как только грэйв этот пикад в 32 килобайта всунул, уму непостижимо, в мое время пикад вроде пару пятидюймовок занимал, килобайт 700, не меньше, да еще и библиотеки.

Через пару дней по просьбе Макса комсорг договорился с вычцентром и Макс смог через заранее собранный интерфейс подключиться к графопостроителю, как здесь называли плоттер, и распечатать маски для простенького планового клона, а также для неплановой флешки объемом в 32 килобайта. Ребята из вычцентра, узнав характеристики Spectruma и увидев, что он делает, сразу его зауважали. Только магнитофон вызвал у них усмешку, недавно им поставили накопители на огромных жестких дисках.

Один осмотрел результаты работы плоттера, и одобрительно хмыкнул

— Честно говоря, не думал я, что от этого компьютера какой-то толк будет. Слушай, Эдик, а сколько у тебя транзисторов на этой схеме? В глазах прямо рябит.

— Что-то около полумиллиона. На бит по два транзистора, тридц…

— Сколько? — перебил Один — Ты хочешь сказать, что полмиллиона за два дня нарисовал?

— Так Евгений Николаевич, структура то регулярная, я блоками копировал — из одного за несколько секунд делается пара, потом из пары за те же секунды — четыре, ну и дальше — 8 — 16–32 — 64 и так далее. Потому и быстро, это ведь не каждый транзистор вручную тушью на ватмане рисовать.

— Даааа — протянул Один, вижу, нужная вещь твой компьютер, нужная. Ладно, со своей работой ты справляешься, давай развлекайся дальше, посмотрим, не выйдет ли пшик из этой твоей инициативы. Полмиллиона! Да любая пылинка на фоторезисте все испортит. И какой площади твой чип получится? Ладно, иди, думай, делай, посмотрим на результат.

Евгений Николаевич убежал по своим делам

— Умный все-таки этот Один — подумал Макс. Сейчас до него не дойдет, но потом, когда он комп освоит, обязательно подумает — как это Эдик на 48 килобайтах оперативки нарисовал полмиллиона транзисторов со всеми слоями. Ну это я еще как-нибудь объясню, как будто в работе были постоянные циклы записи-чтения на ленту. Лишь бы Один никогда не подумал, каким образом я, не имея еще компьютера, засунул в обвеску процессора 64 килобайта памяти. Может, надо было все-таки существующими микросхемами обвесить? Нет, и тогда была бы масса вопросов, где достал такие дорогие редкости, вон, по сведениям грэйва, через четыре года у того же Синклера расширение в 16 килобайт ОЗУ аж 50 фунтов будет стоить, да и шок нашим ребятам полезен — пусть знают, что компьютер из нескольких микросхем, а то и из одной — такая же реальность, как и микрокалькулятор, а никакая не фантастика.

25 Полковник

Начальник первого отдела вышел из трамвая, направляясь к магазинам, которым местный люд дал название «Три поросенка». Это были три небольших аккуратных одноэтажных магазинчика из красного кирпича, слепленных вместе уступом, очевидно из-за этого и возникло такое название. Магазинчики стояли возле парка, несколько на отшибе от основных транспортных артерий, поэтому очередей там или не было совсем или были они маленькими. Закупившись продуктами, Булаткин пошел обратно к трамваю, по пути сел, как обычно, на любимую лавочку и подставил лицо вечернему солнцу, обдумывая прошедший день.

Долго поразмышлять ему не удалось. Скрипнули тормоза и рядом остановилась черная Волга, из которой вышел мужчина лет пятидесяти в строгом темно-сером костюме с папкой в руке. Подошел к лавочке, протянул раскрытую книжечку удостоверения. Полковник КГБ.

— Не возражаете, Николай Иванович? — сладким голосом осведомился мужчина, и не дожидаясь ответа, присел рядом. Открыл папку, достал листок, протянул Булаткину. Тот машинально прочитал напечатанный текст. «Совершенно секретно… Направляется в… Оказывать всяческое… Председатель КГБ… Подпись…» Под подписью размашистом властным почерком приписка «Вразумить идиота!». Булаткин почувствовал, как кровь отхлынула от лица. Он поднял глаза на полковника.

— Вы читайте, читайте, далее, там внизу, мелкими буквами. Не обращайте внимания на рукописный текст, Юрий Владимирович так шутит. В особых случаях. Читайте, читайте.

Булаткин продолжил чтение «… о неразглашении… обязуюсь…сведения…согласно статьи УК…» Номер статьи был зачеркнут, рядом красовалось рукой Андропова «десять лет строгого расстрела».

Полковник протянул Булаткину ручку.

— Пустая формальность, Николай Иванович, ну вы же и сами это понимаете. Но для порядка положено.

Булаткин взял ручку, поискал глазами, на чем бы расписаться. Полковник любезно положил ему на колени свою папку. Дождавшись подписи, ловко забрал листок и положил его в папку.

— Кофе хотите, Николай Иванович? — любезно поинтересовался полковник — по глазам вижу, что хотите. Со сливками и без сахара, конечно же?

Полковник подошел к машине, небрежно бросил на сидение папку, перегнулся в открытое окно, быстро взял там два бумажных стаканчика с дымящимся кофе и снова сел на скамейку. Протянул один стаканчик Булаткину.

— Все как Вы любите, Николай Иванович, натуральный, не растворимый какой-нибудь. Настоящий бразильский, из лучших сортов.

Кофе действительно был очень хорош. Булаткин торопливо сделал несколько обжигающих глотков, боясь, что бумажный стаканчик от горячего начнет протекать.

— А скажите, разлюбезнейший Вы наш Николай Иванович, вот зачем Вы так плотно занялись гражданином Зильберманом? Неужто только из-за фамилии? А вот куда Вы смотрели, когда отдел кадров на работу его принимал? Никуда не смотрели, а потом вдруг взяли, да и спохватились? А может, Вам просто из Москвы позвонили, например, некто Петр Ерофеич? А Вам не стало интересно, откуда этот Ваш Петр Ерофеич знает бедного еврея без роду и племени? Вот Вы подписку у народа отбираете, а читали ли Вы, что они там подписывают? Ну кроме того, «были ли родственники во время войны на оккупированной территории?», еще что-нибудь читали? Скорее всего не читали. Иначе давно покаялись бы, что Ваша бабушка в 41-м целых три дня линию фронта догоняла.

Булаткина прошиб холодный пот. Откуда знают? Я никому об этом не говорил, только однажды жене, когда по телевизору фильм про войну шел. Вот дурак! Наверное, дома прослушка стоит! И проболталась, дура!

— Ладно, ладно, Николай Иванович, Вы пейте кофе, пейте. И чем же все-таки Вам гражданин Зильберман так не угодил? Подозрительная наверняка личность, все спрашивает, все вынюхивает, на ПМЖ собирается, да? А вот Вы сами не собираетесь случайно?

— Я русский! — пробормотал Булаткин

— А он что, американский что ли? — засмеялся полковник — Он по паспорту такой же русский еврей, как и Вы. С одним только отличием — Ваша бабушка все-таки три дня в оккупации была, а его дедушка Берлин брал. Не в этом ли кроется корень зла? Комплексы свои вымещаете?

— Моя бабушка русская! — горячо возразил Булаткин.

— Конечно русская — ласково подтвердил полковник. Только вот у нас, у русских, как — потри хорошенько мочалкой и обязательно проступит или татарин, или, не приведи Господи, еврей. Не считая прочих поляков с немцами и французами. Так и с Вашей бабушкой, в девичестве Адой Самуиловной Авербах.

Булаткин впал в ступор. Этого не мог знать никто. Этого не знала даже мама. Бабушка сказала это лишь ему перед самой смертью.

— Успокойтесь, Николай Иванович, Ваша бабушка совершенно законно носила имя-отчество, данные ей при крещении перед первой свадьбой. Вы даже представить себе не можете, как плохо в те годы, при царском режиме, обстояло дело с паспортизацией населения. Не паспорт, а листовка какая-то. Так что Вы вполне могли не знать ее первой национальности. Но ведь Вы знали, не правда ли? Бабушка перед смертью все рассказала Вам, и тайное перестало быть явным. Так Вы читали текст подписки или нет?

Там ведь русскими буквами, заметьте, русскими, а не на идиш или иврите, которых Вы не знаете, русскими, черным по серому написано, что «в случае, если мне станет известно, что наша элементная база отстает от зарубежных образцов, обязуюсь…» Читали или нет?

Булаткин молча кивнул головой

— Ну а раз читали, то должны были подумать головой, почему это наша элементная база отстает, и нет ли здесь вредительства, ведь по космосу мы вровень идем, и даже опережаем, почему такой провал в электронике? А раз Вы не думаете, то нам пришлось заслать к вам нашего человечка. Вы что, серьезно поверили, что парень, который только вернулся из армии, вот так, всего за месяц, взял, да и нос московскому академику утер? Наивный вы человек, Николай Иванович. И что в результате всплыло? А то, что академик почувствовал эпохальное открытие и решил его присвоить. И ладно бы он просто присвоил, обычное дело для науки, он фактически отодвинул внедрение открытия. Написал доклад для международного симпозиума, цензоры, конечно же, доклад застопорили, а тему засекретили. Первооткрывателей, а до поры до времени будем считать 87-ю первооткрывателями, от исследований и разработок по это теме отстранили, в частности вашими руками. Как же, план исследований утвержден давно, а открытие подождет до тех пор, пока из Москвы свистнут. И чем все должно было закончится? Академик исследует, лавры секретные пожинает, он не торопится, ему ж никто не мешает, внедрения нет. А через пару лет — бац, то же самое открытие делают на Западе, столбят его, запускают производство и все мы опять отстаем, как минимум политически.

Так что, Николай Иванович, я вас умоляю, отстаньте Вы от нашего Викт… гм… Эдика, отстаньте и подумайте, как вернуть все назад, не вызывая подозрений. А будет Петр Ерофеич интересоваться, расскажите, что отстранили дурачка, как и рекомендовано было. Ну а мы пока за ним понаблюдаем, выясним, какой именно у Ерофеича интерес в этом деле, дурости для или злости ради. И придется вам, Николай Иванович, для компенсации ущерба, нанесенного стране дополнительно потрудиться, может даже и в свои законные выходные. Понюхайте, куда ветер дует, и подтолкните кого надо. Только без фанатизма, теперь Вы знать не знаете никакого Зильбермана. Толкайте, ссылаясь на Сидорова, на других сотрудников, на Москву. И мы тоже тихо и незаметно поможем. Вот там у вас собрались новый лабораторный корпус строить, как я слышал? Только финансирования нет и фондов? Ну так мы поможем, через Эдика, даже своих рабочих подгоним, все равно новые технологии ускоренного строительства где-то надо обкатывать. Ваше дело — обеспечить, чтобы никто за строительный забор не лез, технологии на стройке тоже секретные.

В общем, основное — Ерофеичу не слова, Зильбермана в упор не замечаете, но незаметно помогаете во всех начинаниях. А если чего попросит — считайте приказ.

Ну и дополнительное. Тимакова этого вашего оставьте в покое, исключительно ради здоровой атмосферы в коллективе. Крючок у вас сомнительный, да и все равно мутный он какой-то, не все ведь докладывает, мы уж знаем. Такие нам не нужны. И дельце его вместе с пленочками-фоточками в уничтожитель, не стоит веселить тех, кто, надеюсь нескоро, дела у вас примет.

И вообще, Николай Иванович, забудьте и о моем визите, работайте в целом, как и работали, на благо Родины. Засим позвольте откланяться.

Полковник поднялся, бросил в урну опустевший стаканчик, сел в машину, и она неспешно покатила по улице.

Булаткин, не дыша, глядел вслед удаляющейся Волге. На душе было еще тяжелее чем тогда, когда он познакомился с этим Зильберманом, или как там его на самом деле. Булаткин машинально прочитал номерной знак Волги. Такой знакомый номер. Черт, да это же номер его собственных новеньких Жигулей! В душе похолодело еще больше. Он отшвырнул стаканчик и двинулся к телефону-автомату. Надо позвонить жене, пусть выглянет в окно, стоит ли машина и есть ли на ней номера. Булаткин снял трубку, прижал плечом к уху, бросил в щель двушку и уже вставил палец в диск номеронабирателя, как длинный гудок оборвался и в ухо заговорил слащавый голос полковника

— Спокойнее, спокойнее товарищ Авер-бах или как Вас там. Вы слишком суетитесь. Возьмите жену, детей, сходите в кинотеатр, посмотрите какой-нибудь советский фильм, поверьте, очень нервы успокаивает. Вечером даже можете послушать вражеские голоса, но, я крайне надеюсь, в самый последний раз. Надо, так сказать, развивать отечественную эстраду. Если ее не слушать, как же она будет развиваться? Впрочем, я даже настаиваю, обязательно послушайте в последний раз БиБиСи. В самый последний раз. Внимательно послушайте, музычку к примеру, передачу этого новенького, как его там, черт, еще не привык к фамилии. До свидания, Николай Иванович.

В трубке опять раздался длинный непрерывный гудок. Булаткин слушал его и слушал, рассеянно оглядывая улицу. Никто не смотрел в его сторону, нигде не блестела в вечерних солнечных лучах оптика. Повесил трубку и, не взяв звякнувшую в окошке возврата двушку, побрел в сторону газетного щита, изучать киноафишу. Уже, вернувшись из кино, лежа в постели, он включил радиоприемник и быстро нашарил нужную волну. Станция сегодня звучала непривычно чисто. Раздался голос диктора.

— Здравствуйте, с вами Сева Новгородцев, город Лондон, БибиСи. Прежде чем мы приступим к обзору музыкальных новостей, позвольте передать личный привет моему давнему другу, оставшемуся в СССР, Ивану Николаевичу Б…, впрочем, фамилию его называть не будем, она и так широко известна в узких кругах. Передаем для него песню в исполнении известного советского певца и актера Владимира Высоцкого.

Раздался гитарный перебор, Высоцкий запел

Цыганка с картами

Дорога дальняя

Дорога дальняя

Казенный дом

Быть может старая

Тюрьма лубянская

Меня парнишечку

По новой ждет.

Лубянка, все ночи полные огня

Лубянка, зачем сгубила ты меня…

— Ну ничего не боятся- с гордостью подумал Булаткин про свою родную контору. И Высоцкого попросили спеть по-другому, и запись в Лондон передали, когда только успели, и этот, Новгородцев, оказывается, тоже наш.

Булаткин хотел выключить радиоприемник, но вспомнив про приказ, дослушал передачу до конца. Новинки зарубежной эстрады на этот раз показались ему совершенно пресными. Он выключил приемник, крутанул на всякий случай ручку настройки, навсегда сбивая запрещенную волну и заснул спокойным сном человека, целиком уверенного в завтрашнем дне, хоть и не знающим своего будущего даже всего на день вперед. Ни теперешнего будущего, ни тем более прошлого будущего, в котором Булаткин в 91-м эмигрировал в Израиль и опубликовал там скандальные мемуары, из которых грэйв, собирая компромат, узнал так тщательно оберегаемые нынешним Булаткиным тайны.

26

На следующее утро, как только Булаткин вошел в кабинет, он выбрал лишние материалы из папки Тимакова и тщательно покрошил их в уничтожителе. Как только после этого он сел за стол, тут же раздался звонок телефона. Длинные звонки, межгород. Сняв трубку, Булаткин снова услышал голос вчерашнего полковника. Тот радостно похвалил Булаткина за исполнительность и велел записать прямой московский номер своего нового куратора, Конрад Карловича Ермаченкова. Велел перезвонить тому ровно в 10 утра, после чего попрощался. Булаткин взглянул на номер, пролистал записную книжку. Точно Лубянка, код московский, ведомственная АТС, сам номер от того, который уже был в записной книжке, только последней цифрой отличается. Булаткин решил до звонка никуда не выходить, на память он никогда не жаловался, но чего только на свете не бывает. Ровно в десять Булаткин отпустил диск с набранной последней цифрой номера.

У собеседника оказался легкий кавказский акцент. Тот политесов не разводил, четко поставил задачу — до вечера обеспечить расчистку территории от нужных предприятию объектов. План отчуждаемой под строительство территории будет доставлен курьером в ближайшее время, будет звонок с проходной, придется спуститься лично. Будет снесено несколько секций забора, но за охрану пролома можно не беспокоиться, периметр территории стройки будет взят под охрану военными, мышь не проскочит. Главное — чтобы работники под забором не толклись без дела, пытаясь вступить в разговоры. Это же касается и руководства завода, оно все увидит, когда здание будет построено. Технологии строительства скоростные и пока секретные, ни одного килограмма экспериментальных материалов выпросить все равно не удастся, все учитывается до грамма. Здание будет возведено за неделю-другую, по спецпроекту, после этого будут переданы инструкции, куда именно обращаться за уже заказанным оборудованием. Пропускной режим будет трехуровневым, кроме обычной заводской проходной понадобится пост на входе в новое здание и пост на входе в чистую зону, на каждом посту одновременно дежурят два человека, круглосуточно, смены по 8 часов, так что задача Булаткина — подобрать дополнительный персонал на эти два поста и, весьма желательно, чтобы человеческий материал был самого лучшего качества. Ермаченков попрощался и буквально через пять минут раздался звонок с проходной. Спортивного вида парень с дипломатом внимательно проверил документы Булаткина, открыл сложным ключом свой дипломат и достал оттуда конверт с бланком. На бланке в углу была цветная фотография Булаткина. Парень внимательно сличил личность Булаткина с фотографией и подал тому бланк и ручку для росписи. Булаткин расписался, и попутно взглянул на фотографию. Под фотографией были указан рост и вес. Он не помнил, чтобы недавно где-то так фотографировался, тем более в цвете, а фотография явно была недавней, после последнего посещения парикмахерской, когда Булаткин попросил постричь его чуть короче, чем обычно. Передав конверт, курьер упомянул, что документы несекретные, попрощался и удалился.

Таких строгостей при передаче корреспонденции Булаткин еще не видел. Бланк вручения с фотографией — это что-то новенькое. Очень серьезная команда взялась за дело. Недаром рядом с Андроповым трутся. Это не какая-то местная шушара, которая зачастую и по-русски с акцентом говорит, это настоящая Москва, гвардия партии.

В кабинете Булаткин аккуратно отрезал краешек конверта и достал содержимое. План территории с новым зданием, заштрихована зона, которую необходимо очистить. Так, здание будет выходить за нынешний забор, вот линия нового забора. Мать моя женщина, мало им внешнего забора, вокруг здания тоже забор. Ага, вот и рисунки здания с разных сторон. Ого, десять этажей. Как же они такую громадину за две недели построить собираются? Построить то может и построят, но потом ведь целый год внутреннюю отделку делать будут, окна вставлять, двери. А ведь еще оборудование надо завозить. Ладно, чего загадывать, увидим. Пора к директору, пусть начальников созывает, мало ли чего там у нас нужного лежит, солдатики все растащат.

В пять вечера опять раздался звонок из Москвы. Конрад Карлович уточнил, все ли готово, Булаткин, давший на расчистку время всего до полпятого, а не до конца рабочего дня, усмехнулся своей предусмотрительности. Конрад Карлович поблагодарил, и сообщил, что минут через двадцать подъедут строители, контактировать они не будут, сразу снимают секции забора и устанавливают ограждение. Попрощались. Булаткину вспомнилось, как поначалу раскричался директор, что и время не то, и проект с ним согласовывать надо было, и построят не то и не так, и что он сегодня же до замминистра дойдет. Целых двадцать минут потребовалось, чтобы его успокоить. Потому что фондов на строительство на полтора года вперед не предвиделось, а тут такой дареный конь, строят за бесплатно и, главное быстро. Осторожный Булаткин сказал директору, что стройку к зиме точно закончат, вояки на ней какие-то новые технологии обкатывают и к лету, возможно, в каких-то цехах можно будет производство начинать. С оборудованием проблем быть не должно, из самой Москвы руководят, так что дадут. В общем, успокоились, взгрели начальство среднего звена, чтобы быстренько перетащили все ценное подальше от стройки. Придется самому подежурить, посмотреть, что за солдатики. Хорошо бы на воровстве какой-нибудь ценной ржавой трубы их поймать, да щелкнуть этим москвичей по носу.

Булаткин занял наблюдательную позицию на втором этаже дальней лестницы. Отсюда будущая стройплощадка просматривалась великолепно. Так, двадцать минут почти прошло. Ага, вот и они.

К забору подъехали два тентованных армейских грузовика, несколько кунгов, автокран, два длинномера с металлическими конструкциями и платформа с двумя бульдозерами. Из уазика вылез офицер и приветливо помахал рукой, глядя прямо в окно, у которого стоял Булаткин. Вот черт, выругался про себя тот, кто сдал, на лестнице ведь никого не было. Старший отдал какие-то команды и из кунгов посыпались солдатики, все, как на подбор, здоровяки. Никакого построения, все сразу взялись за работу. Замелькали рулетки, в соответствии с планом вбивались колышки. Бульдозеры оказались с насадками, которыми строители ловко пробурили землю у колышков, в эти ямы краном тут же были вставлены столбы, на которые быстро натянули сетку-рабицу. Через сорок минут после приезда территория была огорожена не только сеткой, стояли даже ворота и будка охраны.

На чужую работу можно смотреть вечно, так же как на бегущую воду и горящий огонь. Но такой слаженной работы Булаткин еще никогда не видел. Никаких перекуров, никаких остановок и разговоров. И капитан на солнышке не валяется — все в чертежи поглядывает, рулеткой меряет и колышки вбивает. Так, опять ямы роют, столбы вкапывают, второй забор что ли? Нет, сетку не натягивают, какие-то трубы собирают, как будто строительные леса. Так, автокран секции старого забора выдернул, но теперь нестрашно — снаружи другой забор стоит. Молодцы, все продумано. Ну, посмотрим, посмотрим, капитан уже у нас свои колышки вбивает. Накинулись, остатки бардака в одну кучу валят, наши передвинуть не смогли, эти краном цепляют. Все, кусок под стройку чистый, уже столбы ставят, сразу два ряда. один для рабицы, второй для лесов. Ага, на трубы какую-то защитную ткань натягивают, теперь понятно, зачем эти леса, с земли ничего не увидишь. Ого, второй этаж лесов собирать начали и опять тканью закрывают. Эдак скоро отсюда ничего не разглядеть будет, придется выше подниматься. Сколько времени? Всего полвосьмого. Просто фантастика — столько сделано и ни одного перекура. Все, не видать ни черта, надо выше идти.

Но выше идти не пришлось. В тканевом заборе открылась дверь, в которую вышел офицер и жестами позвал Булаткина к себе. Пришлось спускаться и открывать аварийный выход во двор, благо ключи были на рабочей связке. За руку поздороваться не пришлось, мешал забор из рабицы. Капитан представился как Иван Иванович, был он здоровенным бурятом или якутом, в сибирских народностях Булаткин совершенно не разбирался. Говорит без малейшего акцента, значит русский. Капитан сказал Булаткину, чтобы тот шел отдыхать, все равно больше ничего не увидит, даже с крыши, занавес скоро будет поднят на всю высоту. А утром в девять здесь на столбе будет стоять кнопка, если будет какое срочное дело, то его всегда можно вызвать. Да и без кнопки можно, скоро будут стоять охранные видеокамеры. Булаткин присвистнул

— Кудряво живете, видеокамеры.

— Ничего не поделаешь, Николай Иванович, секретность. Сейчас охрана приедет, камеры привезет. Мы — строители, профессионалы, охрана не наша епархия. Ладно, давайте сегодня прощаться, вам отдыхать, мне работать. Работа ведь она как волк, может в лес убежать.

Капитан отдал честь и исчез за занавесом. Булаткин ничего не смог разглядеть — за занавесом был тамбур из такой же ткани.

Утром Булаткин не сразу пошел к себе, а решил поначалу прогуляться до реки, мимо стройки.

Тканевый забор выглядел так, как будто тканью был обтянут готовый дом. Когда Булаткин дошел до ворот, из-за этого забора вышел вчерашний капитан и направился к нему. Поздоровались. Капитан улыбался.

— Ну очень вы любопытный, Николай Иванович. Звонили из Москвы, разрешили сегодня Вам стройку показать, все равно у нас еще три с половиной часа бетон будет до нормы застывать. Пойдемте — капитан махнул рукой охраннику и забор немного отъехал.

Прошли за занавес. За ним был длинный большой тамбур, позволяющий полностью заехать не только простому грузовику, но и длинномеру. За тамбуром Булаткин пораженно остановился. Был готов не только фундамент, но и перекрытие подвального этажа. О наличии подвала говорили лестницы, уходящие вниз. В ближнем углу рабочие собирали на уровне третьего этажа и варили конструкцию, в которой можно было узнать большую лифтовую платформу, которая, судя по размерам, могла поднять небольшой грузовик. Рядом с платформой снаружи здания высился выдвижной подъемный кран с пока еще не полностью собранной стрелой. Рабочие ходили по перекрытию, гладя его какими-то машинками, издававшими высокий свистящий звук.

— Новая технология заливки бетона — пояснил капитан — Вам, как секретчику, можно кое-что рассказать. В бетон добавляется несколько катализаторов, время полного застывания сокрашается до четырех часов. Эти машинки издают колебания, последовательно активирующие катализаторы. Несколько циклов колебаний по десятку секунд и через полчаса по бетону можно ходить, а через четыре часа прочность такая, какая у обычного бетона через месяц. Главное — обеспечить высокую точность компонентов, на тонну допуск максимум сто грамм. Ночью вертикальные стенки заливали, с утра перекрытия. Через два часа опалубку можно убирать. Она у нас тоже особенная. Точность изготовления обалденная, наверняка жутко дорогие в производстве, зато с такой опалубкой потолки и стены можно не штукатурить — получаются ровными, как бильярдный стол. Все углы прямые, высший класс. Вот такие дела. Видите вон ту лестницу снаружи? Это вход для персонала, там у вас первый пост будет. На первом этаже обычные кабинеты, все что выше, только для специалистов со спецпропусками. Вон там тамбур будет, ваш второй пост, оттуда наверх можно подняться, в лаборатории и цеха. Вот этот подъемник для вывоза готовой продукции из верхних цехов, возле него будет выпускной склад, основной склад в подвале, вон там у выпускного склада будут транспортные ворота с пандусом, постоянный пост не нужен, только во время вывоза продукции, чтобы снаружи никто посторонний не проник. Видите, лестница в подвал возле первого поста? Туда тоже только со спецпропуском, потому что оттуда в производственные помещения можно попасть. Ну ладно, потом разберетесь, мне руководить надо, вон зовут. Давайте я Вас выведу, а то без меня неприятность может случиться, — капитан показал пальцем вверх.

Булаткин поднял голову и разглядел на лесах хорошо оборудованные огневые точки и солдат с автоматами и даже пулеметами.

— Ёшкин кот! — подумал он, — видно секреты действительно важные. А ведь просто строительство, какие, казалось бы, в нем секреты — бери лопату побольше, копай поглубже, кидай подальше.

Выйдя за ворота и попрощавшись с капитаном, Булаткин медленно пошел к себе. — По этажу за ночь, — думал он, эдак они действительно за неделю построят. Тем более, что это был фундамент, две плоскости заливалось, да еще всякие гидроизоляции. Построят, обязательно построят. — Булаткина начало распирать чувство гордости за свою страну. — Вот обкатают технологию, запатентуют, глядишь, и обычное жилье быстрее строить начнут. Хотя с жильем — это вряд ли. Заводы пока важнее, столько товаров в дефиците…

А за матерчатой стеной с уходом Булаткина работа сразу остановилась. Киборги с их липовым оборудованием отошли в сторонку, освободив место для установок матсинтеза. Вскоре на стройку начали прибывать автомобильные растворомешалки и крытые грузовики с арматурой. Приходили они как по расписанию — только одна машина уедет, приезжает другая, редкие зеваки крайне удивлялись такой слаженности. На самом деле растворомешалок было всего две, а грузовик и вовсе один, машины, выехав со стройки, всего лишь совершали короткий рейс вокруг промышленного квартала. Бетон был не нужен даже в качестве источника материи — неподалеку проходила канализационная труба, до этого исправно извергавшая в реку зловонные стоки. Добро всегда несет с собой частицу зла — от отсутствия грязных стоков пострадали рыбаки, привыкшие ловить уклейку для наживки как раз возле выхода трубы. По ночам небо над стройкой озарялось вспышками сварки, стрела крана, торчащая над постоянно растущим вверх ограждением исправно крутилась круглые сутки, чего-то поднимая и опуская. Через дней пять все уже привыкли к стройке, как будто она шла здесь уже целый год. Не шумит, не воняет — и пес с ней. Еще через два дня стрела крана исчезла, а со стройки стал доносится легкий запах горячего битума. Ночью исчезло матерчатое ограждение и взглядам предстало новенькое десятиэтажное здание, не лишенное архитектурных излишеств. В заборе, ограждавшем его, появились ворота и калитка, территория вокруг чернела новеньким ровным асфальтом. Внешний забор завода тоже был новым, высоким и бетонным, оборудованным воротами для транспорта. Булаткину позвонил Конрад Карлович и велел подойти к строителям через новую калитку. Тот, движимый любопытством, моментально подчинился. Калитку открыл давешний капитан, на лице которого просматривалась заметная усталость, смешанная с удовлетворением. Капитан показал Булаткину здание. Заканчивались отделочные работы, вернее сказать, все было готово, лишь в цехах рабочие устанавливали на воздуховоды мощные вентиляторы и фильтры. В нескольких кабинетах стояли кровати, очевидно здесь спали строители, когда заканчивалась их смена. Пол везде был шлифованным, стены в кабинетах оклеены обоями. Светильники, розетки, выключатели, все было на месте, все работало. Тяжело было поверить, что еще десять дней назад здесь была заводская свалка. Капитан показал посты охраны. Булаткин присвистнул. Мониторов и телекамер он не ожидал увидеть, как и туалетной комнаты внутри поста.

— Завтра посадите на посты по одному человеку, общую часть здания мы вам сдаем, можете показывать ее начальству. Охранять пока особо нечего, но сегодня в кабинеты завезем мебель. Транспортные ворота, пока не установим кое-какое производственное оборудование, остаются за нами. В специальную производственную зону все равно никто посторонний из зоны вашей ответственности не проникнет, замки не механические, к ним нужен специальный электронный ключ, который будет у каждого работающего внутри специалиста. Охрана и пропуска лишь для контроля лица, ведь ключ можно отобрать. Пропуска необычные, вернее, необычна система их ношения. При выходе из здания пропуск сдается, помещается в личную ячейку и вновь выдается при входе. Это для того, чтобы посторонние не могли их подделать. Когда пропуск лежит в ячейке, ключ не работает. Не старайтесь все запомнить, завтра получите все письменные инструкции по системе охраны.

А пока что вот Вам текущая заявочка на оборудование и мебель. Пусть директор подпишет, это вне фондов, принесете назад, тогда начнем завозить. Пока оборудование будет всего для двух цехов, на втором и десятом этажах, но главное начать. 87-ю лабораторию сразу переводим на десятый этаж, там как раз все то, что им нужно. В два цеха нужно пару десятков единиц соображающей молодежи, ну и по паре кандидатов в начальники, из них выберут наши наладчики, которые будут заниматься обучением. Ну все, давайте работать, с заявочкой не тяните, цигель, как говорится, очень сильно айлюлю.

27

Всю неделю, пока строилось новое здание, Макс был в приподнятом настроении. Узнав от грэйва, каким в будущем будет полиграф, Макс потребовал у него соорудить это устройство в виде заклепки на джинсах. Полиграф был бесконтактным, управлялся грэйвом, данные ложь-правда выводились на нейромонитор в виде красного пятна при лжи. Он обеспечивал селекцию отдельного индивидуума в радиусе двадцати метров, независимо от числа находившихся в этой зоне людей. Хоть грэйв и сообщил Максу, что результаты достоверны на 100 %, то есть абсолютно достоверны, Макс, никогда ранее не имевший дела с полиграфом, начал его проверять, сначала на себе, затем на коллегах. Все были расположены к Максу дружески, никто не точил на него зуб. Конечно, это и без того было понятно, система охраны, с недавнего времени сканирующая ближние и дальние окрестности в поиске агрессивных эмоций, не дремала. Но вот теперь появилась возможность понять искренность сказанных слов. Врали по бытовым мелочам, но Макса они не касались. Тимаков, бывший стукач Тимаков, и тот по-настоящему симпатизировал Максу, а в разложенных при обработке его эмоциях постоянно присутствовал вектор вины. А девчонки! Ну ладно Ленка, Макс и без «заклепки правды» ощущал исходящие от нее более чем дружеские флюиды. Но Зиночка и Юля! На коварно-шутливые вопросы Макса, вроде «Чего это ты сегодня такая нарядная, уж не влюбилась ли ты в меня» все трое отвечали категорическим возмущенным «нет». И это была ложь, о чем свидетельствовало красное пятно на мониторе. Макс был смущен, пожалуй, даже больше, чем сами девицы. С девушками возраста Зины и Юли у Макса не было близких отношений уже четверть века, а уж с такими как Ленка… И что теперь ему делать с влюбленной троицей? И ладно бы были они из разных мест, незнакомые друг с другом, управился бы как-нибудь, но вот так, все трое с работы, да еще из одной с ним лаборатории…

— Вот дурак, скоро шестьдесят, а ничего такого в их поведении не заметил — корил себя Макс.

После ускоренного изготовления небольшой партии флешек процесс обучения коллег компьютерной грамотности пошел сам собой. Самых больших успехов достиг Толик, он учился как бешеный и через пару-тройку подходов мог не только рисовать простенькие схемы, но и обучать других. Поэтому Макс отложил дальнейшее изобретательство до заселения в новые помещения и начал решать проблемы помолодевшего организма. Монетки бросать не стал, начал с Зинки Большаковой, как самой старшей и наиболее загорелой. «Заклепкой правды» в делах амурных решил больше не пользоваться, решил, что неспортивно.

— Слушай Зин, я тут человек, можно сказать, новый, в Юрмале почти сто лет не был. Куда там сейчас лучше податься в субботу, где лучше всего отдохнуть, пивка культурно попить, да косточки на солнышке согреть?

Зина заглотила крючок.

— Да я вот тоже завтра позагорать собиралась, поехали вместе?

— Давай. Где и когда встречаемся? Я с самого утра в центре, кое-что в магазинах и на рынке поискать надо.

— Давай в 11, на вокзале, возле часов.

— Точно в 11? А то я отлично знаю вас, девушек, и поэтому прийду не раньше, чем в четверть двенадцатого.

Зинка засмеялась.

— Нет, нет, я жутко точная. Ну разве что, на минут пять опоздаю, если транспорт подведет, в субботу он куда реже ходит. Так что ровно в 11.

— А что в этом году мужчины на пляже носят? Все так же, как и раньше, полосатые купальные костюмы от колен и до горла? Галстук то хоть можно не брать, или без галстука с пляжа выгонят?

Зинка захихикала.

— Без галстука никак. Только купальник в полосочку мужчины уже не носят, только крупный синий горошек. У тебя дома телефон есть? Если что, я вечером перезвоню.

— Нет, телефона пока нет. Вернее, есть, в комнате на видном месте стоит, только провод ведь прикрутить пока некуда.

— Ну ничего, Эдик, бери его на пляж. Сядем где-нибудь на парапет, будем попеременно номер набирать, изображать разговор и даже кричать в трубку «алло, алло, вас плохо слышно». Конечно, все весело подумают — «вот идиоты», но обязательно найдется кто-то, кто позвонить попросит. Тогда и мы посмеемся.

— Что, найдутся такие, которые поверят, что с пляжа можно позвонить? — лукаво спросил Макс.

— Да полно. Дураков, верящих во всемогущество техники, пока хватает. Типа подключи телефон к приемопередатчику, в крайнем случае к двум и звони. Ага, а как же аккумуляторы, там же 60 вольт постоянки надо, а во время вызова вообще 110 переменки. Нет, ну ладно еще, когда такое в кино показывают, в милицейских машинах, в машине то хоть черта можно разместить, и то наверняка враки. Если дуплексная связь, то таких машин на город штук 10–20 может быть, не больше, выделенных частот не хватит.

Макс с уважением посмотрел на Зинку.

— Слушай, ты откуда все это знаешь?

— Да я на практике на телефонной станции работала, там и нахваталась. Где работаешь — о том и разговоры. Не о мальчиках же все время говорить.

— А вот недавно французский фильм «Разиня» смотрел, лет десять ему уже, так там даже у частных лиц в машинах телефоны есть.

— Враки! Ну может у миллионеров они и есть, так ведь там и более реально показано — никакого номеронабирателя, как у в наших фильмах, всех соединяет телефонистка. И без того связь по радио с помехами, как же еще и номер то точно передать? Все время будешь не туда попадать. Ну, может, лет эдак через пятьдесят, чего-нибудь и придумают, будет на город номеров двести с набором, но в ближайшие лет 20 никакого автоматического набора быть не может, я уверена. У нас то и по межгороду не с каждого телефона можно автоматом позвонить, только через телефонистку.

Макс спорить не стал. Даже без полиграфа было видно, что Зинка сама верит своим словам. Придет время, — думал Макс — и Зинка еще посмеется над былой своей уверенностью. Тем более, что зачатки мобильной связи в СССР есть давно, и без всяких телефонисток — большим чиновникам лишние уши не нужны.


Макс пришел к привокзальным часам ровно в 11. Большакова, по данным грэйва, уже пять минут была на месте, но пряталась вдалеке, в междугородном зале, разглядывая место встречи через стеклянную стену. Минут пять Максу пришлось разыгрывать нетерпение, поглядывая в сторону троллейбусной остановки и совершая медленные круги вокруг часовой башни. Наконец Зинка не выдержала и, когда Макс в очередной раз скрылся за башней, быстро подбежала к ней, и подкравшись к Максу сзади, окликнула его. Зинка оправдалась тем, что троллейбусы переполнены и она пропустила целых два. Билеты на электричку уже лежали у Эдика в кармане — не стоять же в очереди, в Юрмалу, похоже, сегодня рвалась вся Рига. Электричка была переполнена и Зина то ли случайно, то ли намеренно, была прижата к Максу и всю дорогу щекотно дышала ему в шею. В дороге почти не разговаривали — Макс не любил посторонних ушей, Зина, по-видимому тоже. Переехали Лиелупе, часть народа вышла на первой юрмальской станции, стало немного посвободнее, но Зинка не отодвигалась, как будто кто-то по-прежнему придавливал ее к Максу. Она даже забыла, что на следующей надо выходить, спохватилась только тогда, когда поезд заканчивал тормозить. В Булдури выходило довольно много народа, и даже если бы Макс не знал, куда надо идти, догадаться о нужном направлении движения было бы нетрудно. Максу захотелось пить, к тому же, почуяв легкий запах дыма и шашлыка, он вспомнил, что забыл позавтракать. Неподалеку от какого-то кинотеатра обнаружился источник запаха — стилизованное под деревянный вигвам заведение местного общепита. Зинка против шашлыка и пива ничего не имела, и отстояв небольшую очередь, слегка перекусили.

Пляж поразил Макса. Широкий, тянущийся от горизонта до горизонта он был полностью заполнен людьми. Максу поначалу показалось, что здесь яблоку негде упасть. Однако место нашлось, вблизи это плотное море людей оказалось с проплешинами. Опытная Зинка сразу потащила Макса на свободный пятачок метрах в ста от дорожки и расстелила там свое покрывало, сказав Максу, чтобы он присаживался. Покрывало было широкое, на двоих, и Максу не пришлось задействовать свой кейс. Зинка со своей сеткой убежала в ближайшую раздевалку, Макс же, осмотрев пляжные наряды мужчин решил, что те плавки, которые одеты под джинсами, вполне сойдут и грэйву не надо ничего подбирать. Макс стащил одежду и обувь, и плюхнулся на покрывало. Песок был мягким, сухим и приятным. Вернулась переодевшаяся Зинка. Макс сел и нарочито демонстративно осмотрел ее с ног до головы. Та поначалу слегка смутилась, но потом улыбнулась и медленно покружилась, давая разглядеть себя со всех сторон.

— Ну как? — спросила она, кокетливо сев на покрывало.

— На четверочку с минусом. — пошутил Макс, и, увидев, как смутилась Зинка, быстро разъяснил — Нет, само содержимое на пятерку с плюсом, но вот форма подкачала.

— Какая форма? — обиженно спросила Зинка

— Как это какая? — наигранно удивился Макс — Форма есть форма. Военная, спортивная, пляжная, парадная.

Зинка облегченно рассмеялась

— И что же тебе в моей форме не нравится? Не хуже, чем у всех. — она широко повела рукой, показывая на других отдыхающих.

— Да, не хуже, — согласился Макс, — а должна быть лучше, при такой-то красоте содержимого.

Если бы я тебя не знал, то подумал бы, что ты монахиня, направляющаяся на богослужение. Скрывать такую красоту это просто… просто преступление перед партией и правительством, не говоря уж о советском народе. Ткани могло бы быть на треть меньше, берем пятерку, умножаем на две трети и получаем четверку с минусом.

— Вот возьму и одену в следующий раз закрытый купальник, будешь знать, как на меня наговаривать — рассмеялась Зинка, вставая. — Сам то вон какой белый, как будто три года на Южном полюсе прожил. Пошли лучше купаться. Только часы не забудь снять, или они у тебя водонепроницаемые?

— Очень водонепроницаемые — подтвердил Макс, поднимаясь.

За судьбу кейса Макс не беспокоился, грэйв недавно настроил его так, что при приближении чужака кейс погасит желание трогать себя, а если все же желание пересилит, то шандарахнет по наглой руке вора болезненным разрядом. Зинка же к чужакам давно не относилась, как и все сослуживцы Макса.

Море Максу не понравилось. Первые шаги было вполне нормально, потом стал ощущаться холод. Не так чтобы вода действительно была очень холодной, просто хотелось побыстрее окунутся, чтобы привыкнуть к ее температуре, а вот окунуться было нельзя. Проклятое дно не давало, оно все никак не хотело понижаться. Только вода скрыла колени, как снова дно повысилось. Только вода дошла до плавок, опять отмель. Макс повернулся, ему показалось, что до берега уже метров сто. Конечно, это наверняка оптический обман, не может же море на таком протяжении быть настолько мелким. Наконец, после очередной отмели, быстро стало по пояс, и тут подлая Зинка обдала Макса холодными брызгами. Макс хотел ответить, но Зинка уже плыла, оглядываясь и изображая панический ужас. Макс наконец-то нырнул, поплыл вдогонку. Стало тепло, но все равно, море не нравилось. Всего полтора — два метра глубины, но вверху тепло, у дна холодно. Неправильное море.

Подурачились. То Макс гнался за Зинкой, то она за ним. Макс хорошо нырял, долго держался под водой, дай Бог здоровья за это грэйву. Запыхавшись, Зинка повисала у Макса на шее, а отдышавшись, чмокала его в щеку и отталкивала, пытаясь уплыть. Через полчаса, утомившись, выбрались на берег, легли на покрывало. Долго молчали, отдыхая, потом Зинка рассказала Максу все пляжные сплетни, затем опять пошли купаться. Горячее июньское солнце медленно тащилось по безоблачному небу, купания с догонялками отняли немало сил и Максу захотелось чего-нибудь пожевать. В кейсе нашелся большой кулек мытой черешней с рынка и пляжная парочка, разместившись на покрывале по диагонали, почти лицом к лицу, начала ее уплетать, складывая косточки в другой кулек. Макс быстро насытился и лег на скрещенные руки, разглядывая, как лежащая на животе Зинка, опираясь на локти, вкусно и сосредоточенно поглощает черешню. Строгий верх купальника ее немного подвел. Макс немного поразмышлял, как будет лучше — разглядывать Зинкины прелести дальше, или обострить ситуацию. Решил обострить.

— Зин, я все-таки ошибся. Твоему купальнику надо пятерку ставить. В пластмассовых чашечках тоже свои преимущества есть. Когда ты так лежишь, можно твоими сосками полюбоваться. Сразу обоими, даже шею не надо тянуть.

Зинка вспыхнула, прикрылась ладонями и полностью опустилась на покрывало. Макс улыбнулся. Зинка вытащила из-под себя руки, взяла косточку и, ловко сдавив ее пальцами, отправила прямо Максу в лоб, благо было совсем недалеко. Макс театрально стиснул руки и простонал

— Убила! Наповал убила! Мало того, что такого зрелища лишила, так еще и камнем прямо в глаз!

— И правильно убила! А ты не смотри, куда не просят — улыбнулась Зинка и выстрелила в Макса другой косточкой.

— Разве ж я смотрел? — стонал умирающий Макс — Я не смотрел, я предупреждал! Вот скажи, если бы я смотрел, стал бы я тебя предупреждать? Конечно нет, я бы тогда и дальше смотрел. Искусство должно принадлежать массам, особенно хорошее искусство!

Макс получил в лоб третьей косточкой. Уронил голову, захрипел, завибрировал конечностями, изображая предсмертные судороги. Зинка засмеялась, приподнялась и поцеловала Макса в лоб. Судороги прекратились. Макс перевернулся на спину и проговорил!

— Чудо! Случилось чудо! Люди! Идите скорее сюда, здесь чудо! Трижды расстрелянный воскрес! Люди!

Зинка заткнула Максу рот коротким поцелуем. Подыграла Максу

— Люди! Не ходите сюда! Никакого чуда нет! А есть просто наглый и бессовестный Эдик.

Зинка снова коротко поцеловала Макса в губы. Макс почувствовал, что пора переворачиваться на живот.

— Ну теперь, Эдик, — улыбаясь объявила Зинка — ты, как честный человек, просто обязан на мне жениться.

— Я — возмутился Эдик — разве я честный человек? Какой же я честный, ты только что сама говорила, что я лжец! Я говорю — не видел ничего, а ты не веришь.

Зинка быстро оглянулась по сторонам, не смотрит ли кто, и немного оттянула чашечку купальника. Макс восхищенно цыкнул, тоже огляделся и сделал вид, что тянется рукой. Зинка слегка шлепнула наглую руку и села.

— И теперь скажешь, что ничего не видел?

— Ничегошеньки — промурлыкал Макс, щурясь как сытый кот. — Зрение ни к черту, только на ощупь могу отличить белое от розового. И вообще, я жениться не могу, я еще молодой, мне еще шестидесяти нет. Семья пока не для меня. Я лучше в монастырь уйду. Женский. Сторожем.

Зинка засмеялась.

— Вот все вы такие, чуть что — в монастырь. А нам, бедным девицам, в одиночестве чахнуть?

— А ты тоже ко мне в монастырь уходи, монахиней. Я всех утешу.

— А тебя на всех то хватит? Сейчас то может и хватит, а лет через 20?

— Так я же стареть не собираюсь. Буду вечно молодым — сказал чистую правду Макс, но Зинка ему не поверила.

— Ладно, раз черешни у тебя больше нет, пошли купаться.

Зинка встала и, не оглядываясь, пошла к морю. Макс задумчиво смотрел ей в спину, а когда Зинка начала заходить в воду, поднялся и побежал следом.

Нацеловаться Максу не удалось. Купающихся было много, далеко заплывать Зинка боялась, так что короткие поцелуи только раздразнили Макса. Лежать тоже уже не хотелось, кожа Эдика, давно не загоравшая, похоже, немного подгорела на спине. Макс попросил Грэйва впрыснуть какое-нибудь лекарство от ожога. Зинка тоже заметила покраснение, и заставила Макса одеть майку.

— Сметаной надо быстренько смазать — запричитала она.

Переоделись. Макс потащил Зинку в здание выступом округлой формы, как бы парящим над пляжем. На верхней площадке, отстояв очередь, купили лимонаду и мороженого. Зинка рассказала, что здесь, в ресторане Юрас Перле, вечером идет программа варьете, но билетов не достать, посмотреть едут со всего Союза даже зимой, а сейчас то вообще сезон. Макс сказал, что попробует достать, оставил Зинку за столиком доедать мороженное и, отойдя в сторонку, провел сеанс телефонной связи от имени важного партийного работника. Места сразу нашлись и Макс, подойдя через пять минут ко входу, обменял у администратора новенький четверной на два билета. Администратор велел передавать партийному боссу пожелания долгих лет здоровья, но красная точка на нейромониторе говорила совсем о другом.

Макс вернулся к начавшей уже нервничать Зинке и помахал билетами.

— Не имей сто рублей, а имей сто друзей. Вот, в десять вечера.

— В десять? — разочарованно протянула Зинка, это же так поздно. Если программа часа два идет, можно и на электричку опоздать. А если не на электричку, то пока в Ригу приеду, троллейбусы перестанут ходить. Как я домой доберусь?

— Ну хотя бы на такси, раз в месяц то можно проехаться.

— Да где же это такси то поймаешь, особенно тогда, когда все только на них и ездят. Подсадят кого, повезут кривым маршрутом, обязательно в полтора раза дороже выйдет.

— Ну, я по дороге живу, можешь у меня переночевать. Да не бойся, раз я тебя замуж не беру, то будешь спать на другой кровати.

— Нет, если родители сегодня с дачи вернутся, не пойдет. Будет мне допрос с утра. Сначала позвонить надо, вот если их дома нет, то может быть — Зинка улыбнулась, — а если они дома, то мне в любом случае домой надо.

— Да довезу я тебя до дома, как-нибудь довезу. От вокзала то даже пешком идти меньше часа. Провожу как-нибудь. А если не хочешь, пойду билеты обратно отдам. — Макс начал подниматься.

— Не надо обратно, я ж потом не посмотрю это варьете. Надо расписание электричек глянуть, прикинуть. В крайнем случае уйдем раньше.

Пошли гулять, убивать почти пять часов. Последняя электричка была аж в половине второго ночи. Переписали расписание, Зинка повеселела.

— Если в полпервого уехать, то на последний троллейбус успеваю.

Погуляли в луна-парке, покатались на чешских аттракционах. В очередях время летело на удивление быстро. Зашли в боулинг, называвшийся здесь кегельбаном, сыграли несколько партий, посидели в баре. Вечер прошел незаметно, и пора уже было двигаться в Юрас Перле.

Варьете Макса не впечатлило, он видал представления и похлеще. Зинка же смотрела во все глаза и почти не ела, только пила, Макс только и успевал подливать ей сухое вино. Программа варьете оказалась очень короткой, меньше часа. Немного потанцевали на стеклянном светящемся полу. Накатила усталость и уже в половине двенадцатого решили двигать домой.

— Ты чего это смотрел невнимательно? — поинтересовалась Зинка по дороге на электричку.

— Да ну его, это варьете — рассеянно ответил Макс. Танцы как танцы, те же спортивные, только не парой, а целой группой. Ничего особенного. И даже, на мой взгляд, неэротично.

— Ага, я вот тоже все время ждала, когда стриптиз будет — поддакнула Зинка

— Тебе то он зачем — удивился Макс. — И каким боком стриптиз относится к варьете?

— Да мне то незачем, я просто хотела на вашу мужскую реакцию посмотреть. А варьете — оно на то и варьете, чтобы стриптиз был.

— Что-то ты путаешь, Зин, варьете и стриптиз — это совсем разные вещи.

— Да? А почему же тогда это варьете только у нас есть? Ну так приезжие говорят. Типа — «Вы почти заграница, у вас даже варьете есть». Почему тогда оно считается гнездом разврата, если в нем, по-твоему, ничегошеньки развратного нет?

— Да откуда мне знать, кто там чего считает. Я вот знаю, и мне этого достаточно.

Зинка поджала губки и не стала дальше спорить. Подошла электричка. Народа было немного, можно даже было сесть. На мосту через Лиелупе Зинка посмотрела на Макса и сказала

— Сгорел ты, шея совсем красная. Надо тебя все-таки сметаной намазать. Сколько от тебя до электрички добираться?

— Минут десять от силы.

— Десять минут к тебе, десять минут назад, десять минут у тебя. Вполне успеваем тебя намазать. Сметана то дома есть?

— Есть, — весело ответил Макс, понявший, что никуда Зинка сегодня не поедет.

В комнате Зинка быстро намазала Макса. Тот не возражал, хотя кожа давно уже не болела- помог синтезированный грэйвом препарат. Приятно было ощущать на спине Зинкины руки, пусть даже сметана была холодной.

— Простыни, конечно испачкаю, или майку, хорошо, что стирать не надо — кинул в синтезатор и вытащил новые — думал Макс.

Зинка закончила со сметаной. Осмотрела комнату, села на вторую кровать, слегка попрыгала, пробуя жесткость.

— Это тут ты предлагал мне спать? Нормально, а белье чистое есть? Вот только домой позвонить бы…

Зинкин взгляд упал на телефонный аппарат, стоящий на тумбочке у телевизора. Она подошла, подняла трубку. Раздался длинный гудок.

— Ну вот, а мне говорил, что подключить некуда. Врун ты, Эдик.

Зинка набрала свой домашний номер. Послушала гудки. На том конце никто не снимал трубку.

— Все, дома никого нет, никуда не еду, устала я. Давай постельное белье, полотенце побольше, показывай где душ. Только чур не приставать ко мне, раз жениться не собираешься.

Пока Зинка мылась под нагретой солнцем водой, Макс взял телефон с тумбочки и поставил на телевизор, достал из синтезатора белье и еще одно полотенце, положил на освободившееся на тумбочке место. Постелил Зинке. Подумав, достал пару бутылок лимонада, трехлитровую банку с квасом и стаканы. Опять подумал, достал бутылку сухого и штопор. Чего-то еще не хватает. Ага, еще таблетки от детей. Грэйв говорит, их и в вино можно, можно и завтра, но для здоровья лучше прямо сегодня. Таблетку сразу в ее стакан. Открываю вино, от открытого не откажется. Чтобы стаканы не перепутать, наливаю себе вина, как будто уже пил. Что-то трясет меня, как какого-то шестнадцатилетнего пацана. Все, спокойно, вон, Зинка уже по лестнице топает.

Зинка пришла закутанная в полотенце, неся свою одежду аккуратной стопкой. У Макса аж в горле перехватило. От пары глотков вина Зинка не отказалась.

— Жениться значит не будешь? — строго спросила Зинка, осушив стакан с таблеткой. — Ну тогда иди в душ, смывай сметану, все что надо, уже впиталось. А я спать ложусь — Зинка откинула одеяло и села на свою кровать.

Макс побрел в душ. Быстро сполоснулся и поднялся наверх. Зинка лежала под одеялом.

— Ложись, ложись, монастырский сторож. Завтра рано разбужу, провожать поедешь, обещал.

Макс лег. Помолчали, посопели. Пять минут, десять. Зинка встала. Макс повернулся. Ночи сейчас были короткие и светлые. Зинка была все так же завернута в полотенце.

— Спи, спи, а я еще раз домой позвоню. Зинка набрала номер и слушая длинные гудки тихо мурлыкала какую-то песенку, слегка раскачиваясь в такт ее мелодии. Никто не отвечал. Зинка уже почти положила трубку, когда взгляд ее зацепился за телефонный шнур. Не веря увиденному, Зинка второй рукой потянула шнур. Макс закрыл глаза и мысленно застонал. Шнур не был подключен. Переставив телефон повыше, на телевизор, Макс извлек на свет божий его перекушенный конец. И Зинка его заметила. Теперь она стояла перед Максом, держа в одной руке трубку с гудками, а во второй телефон с болтающимся никуда не подключенным проводом.

— Рано или поздно это должно было случиться, подумал Макс. Не слушаю рекомендаций грэйва, самоуверенный кретин.

— Вот зараза! — зарычала Зинка — Да кто ты такой?

— Есть две версии, Зин, одна фантастическая, другая реальная. Первая — я с Марса, вторая — я из будущего. Выбирай любую — пронеслись в голове Макса дурацкие варианты ответа. Макс тихо вздохнул, вздох получился похожим на всхлип.

— Он еще и смеется! — рычала Зинка — ему смешно! Да знаешь кто ты после этого! Сволочь последняя! Голову мне дурил! — Зинка отбросила телефон на свою кровать. Тот жалобно звякнул, но из трубки продолжали слышаться длинные гудки.

— Парализатор — вспомнил Макс, — где парализатор? В джинсах, на связке ключей. А джинсы где? Черт их знает, все из головы вылетело. Легче новый синтезировать и тюбик амнезатора заодно. Какой парализатор, это же Зинка, я не смогу.

— Я к нему со всей душой — голос у Зинки срывался, — прикол ему рассказала, а он… а он, гад такой, только делал вид, что не слушает. Вставил в телефон батарейку и генератор, да меня разыграл! Меня! И смеется тут надо мной, гад! Зинка сдернула с Макса одеяло и сев прямо на Макса, начала со смехом щипать его за ребра.

Макс обалдел настолько, что даже не отбивался.

— Не нужно мне такого мужа! — задыхаясь от смеха, кричала Зинка, продолжая щипать Макса за ребра. Он меня своими шутками в могилу сведет, зараза бессовестная. Разлегся тут, нет чтобы девушку обманутую обнять и утешить!

И Зинка неожиданно впилась губами в губы Макса.

Сознание Макса улетело куда-то. Из последних сил он отдал грэйву приказ выключить телефон, оборвать гиперсвязь с жучком на станции и вообще, до утра не подслушивать.

28

В наступившее воскресенье Макс с Зинкой, конечно же, валялись в постели долго, почти до обеда. С утра включили телевизор, но практически не смотрели, так он и журчал сам для себя. Максу хотелось перекусить, восстановить потраченные в тяжкой борьбе с Зинкой калории, но в хозяйской кухне Макс ничего не держал, готовые блюда всегда доставал из синтезатора, куда потом отправлял грязную посуду. Сегодня подобное барство аукнулось Максу — даже кофе не из чего было сварить, при Зинке из кейса ничего не достанешь, а спускаться с ним на кухню, а потом с ним же возвращаться наверх будет подозрительно. Оставалось лишь размышлять, что необходимо быстренько достать из синтезатора, когда Зинка убежит в душ или туалет.

— Полупустую банку кофе, это понятно, пару помидорчиков и огурчиков, они могут в буфете полежать. Вяленая колбаса здесь пока дефицит, атрибут праздника, ее отбрасываем. Значит, докторская, ее и сырой есть можно и пожарить. Должна быть холодной, как будто только из холодильника достал, то же самое с маслом. На всякий случай пачку макарон, тоже в буфет, вдруг Зинка холостяку чего сварить захочет. Так, еще новый купальник Зинке, по размеру, типа купил кому-то, стоял в очереди за тем, не знаю зачем, что выбросят, выбросили купальники. Грэйв, подбери-ка на Зинку соответствующий времени купальник посмелее, только без фанатического минимализма. Ага, еще сахар забыл. И две чашки кофе, горячего, как только Зинка душ покинет, свистнешь, достану из синтезатора. Посуда в буфете стоит, ее не надо.

Как только Зинка наконец-то пошла вниз, в душ, Макс достал из кейса запланированное. Оставалось дождаться кофе. Макс прислушался к бормотанию телевизора, шли то ли новости, то ли какой-то пропагандистский документальный фильм. — Что там у нас? БАМ, горнопроходческие работы начались. Северо-Муйский тоннель, ого, свыше 15 километров. Это сколько же его будут копать? Лет пять, наверное, это по 3 километра в год, 250 метров в месяц, чуть больше 8 метров в день, по 4 метра с каждой стороны. Нет, года за три наверняка управятся, но все равно надо будет помочь. Грэйв, изучи вопрос тоннеля, да и всей трассы, проработай варианты незаметной помощи. Будет у меня свободных полчаса, напомнишь и доложишь.

Вернувшуюся из душа Зинку ждал горячий кофе и пара готовых бутербродов.

— Если захочешь еще, вон колбасу и масло из холодильника принес.

Зинка посмотрела на Макса и хихикнула

— Ты вот так всегда по дому ходишь, без ничего? А если хозяева бы неожиданно вернулись, когда ты кипяток наливал? Не обварил бы себе ничего?

— Да нет, так хожу только тогда, когда кто-то в душе и на нем одно только полотенце. — вывернулся Макс. — Посмотри там, в верхнем ящике, там кое-что для тебя есть. Купил по случаю, а деть некуда, с размерчиком промахнулся, теперь только место занимает.

Макс мысленно поругал себя за длинный язык. Пока меряли купальник, кофе совершенно остыл, пришлось запивать бутерброды чуть теплым.

— Сколько такой стоит? — поинтересовалась Зинка, расправившись с бутербродами

— Не помню уже. Подарок, он вообще цены не имеет, лишь бы понравился. Или тебе еще чего-то надо?

— Мне много чего надо, того чего в магазинах нет. Только переплачивать много не хочется.

— Ну а чего тебе конкретно надо? Может я подскажу, где есть. Я удачливый, часто натыкаюсь на редкости.

— Ну, конечно же мне джинсы нужны, фирменные. И такая же фирменная джинсовая юбка. Давай, говори быстрее, в каком таком госмагазине все это можно купить, и не за чеки или боны, а за наши советские рубли. — Зинка горько усмехнулась. — Нет таких госмагазинов пока. Или наше, страшненькое, бесформенное, типа стройотрядовской формы, или индийское барахло. Даже ткани нормальной джинсовой в продаже нет, говорят, бывает, но враки все это, лично я не встречала. Ну, говори где, мой удачливый Эдик, где мне можно модно приодеться, а потом черт знает сколько в столовку не ходить и на всем экономить? Знаешь, почему я замуж не особо стремлюсь? Замуж — это обязательно дети, а с ними в очередях не постоишь и красивую шмотку не купишь. Замуж — это еще и о квартире беспокойство, не будешь же с родителями жить или разменивать заработанное ими жилье. Это сейчас с жильем полегче стало чуток, а раньше совсем проблема была. Я вот пару лет назад в гости к подруге ездила, она с мужем и дочкой в бараке жила. Длинный одноэтажный сарай без всякого подвала, сквозной коридор, пол ниже уровня земли. Комната отдельная, даже две, правда вторая очень маленькая, и никаких удобств. Кухня одна на весь барак, умывальников всего два, вечная к ним очередь, туалет на улице, тоже очередь. И это через целых тридцать лет после войны. Сейчас то их уже переселили, в новом микрорайоне живут, а барак снесли. Но пока все бараки не снесут, очередь на жилье уменьшаться не будет.

Так что гуляй, Эдик, пока что свободным и неокольцованным. Пока я себе большой модный гардероб не куплю. Уйду из лаборатории, пойду в рабочие, они куда побольше нас получают.

Зинка загрустила. Эдик обнял ее за плечи. Зинка всхлипнула, смахнула слезинку и уже весело сказала.

— Мы там вчера вино допили то? И где ты, Эдик, только такие вкусняшки берешь? В вино-водочном посмотришь, полки спиртным забитые, а купишь что-нибудь на девичник — окажется или кислятина, или вообще бормотуха. Научишь что покупать?

Макс кивнул. Допили вчерашнее вино. Макс хотел открыть новую бутылку, но как назло, вернулись хозяева, уехавшие в деревню еще в четверг, праздновать местный национальный языческий праздник летнего солнцеворота, что-то вроде купалинской ночи. Хозяева придерживались строгих правил насчет отношений между полами и посему пришлось праздник сворачивать. Одеты Макс с Зинкой были прилично, следы бардака отсутствовали, все были трезвые, но все равно Макс даже без помощи грэйва ощутил несколько неприязненные взгляды хозяйки.

— Пора валить — подумал Макс — И сейчас валить и вообще. Ну сколько можно — ночуй дома, на этой чужой кровати, а не чудной кровати в бункере, иди по улице, чтобы тебя все видели, в душе вода солнцем греется, даже в холодильник синтезатор не встроить, девушек не приводи… Надоело. Надо снять квартиру в городе, целиком, у тех, кто надолго уезжает. Или взять, да и занять пустующую, и выправить все документы на кого-нибудь липового. А может, купить развалюшку в частном секторе, да отстроить нормальный домик? Нет, частный сектор совершенно не тот вариант. Придется точно так же по улице возвращаться, соседи в частном секторе куда бдительнее, чем в многоэтажках. Да и приведешь в такой домик девушку, посмотрит она и переклинит ее на музыке Мендельсона. А так, как сейчас, хорошо — квартиру снимает, зачем мне этот нищий студент. Все, грэйв, — ищи варианты пустующего жилья, две-три комнаты. Справедливый размен — я стране заводик, оно мне трехкомнатную. Временно, потом верну с процентами.

Макс с Зинкой еще немного погуляли по центру, перекусили в уютной прохладной кафешке, почти пустой по поводу жаркого воскресного дня. Макс хотел проводить Зинку до дома, но она поехала в троллейбусе одна.

— Знаешь, сколько там сейчас на лавочках бабулек греется, и все такие сплетницы. Увидят меня с тобой и родителям настучат. Не нужны мне их расспросы, моя жизнь — это моя жизнь, взрослая уже.

— Такова жизнь — думал Макс, расставшись с Зинкой и подыскивая подходящее местечко для открытия портала в свой бункер — ничего не поделаешь. Как что-то серьезное, бузит кто-то или ломает чего — никто в милицию не позвонит. А по мелочам, кто с кем и когда, да не правду-матку, а чисто свои домыслы — об этом всему свету сообщить надо. И с этим тоже что-то делать надо, но что, черт его знает.


В понедельник к обеду горнопроходческий комплекс бамовцев, вгрызшийся с запада в громадину Северо-Муйского хребта, натолкнулся на пустоту. Рабочие осветили пещеру фонарями и обнаружили, что вгрызлись в какой-то неизвестный тоннель, по которому шли две пары железнодорожных путей. Сырость превратила шпалы и костыли в труху, ржавые, но все еще крепкие рельсы, судя по размеру и клеймам, были довоенными. Тоннель пронизывал хребет насквозь, немного под углом к проекту строящегося сейчас, был на два километра длиннее, но зато значительно удобнее для прокладки подъездных путей. Зная, что тоннель, прямой как стрела, находится вот здесь, за этими маскирующими его камнями и кустарником, можно было сразу понять, что когда-то работы велись не только внутри хребта, но и снаружи. Вот же она — почти готовая дорога, местами скалы вырублены, а овраги завалены породой. Непонятно было даже, как при проектировании маршрута этого не заметили — пунктирную нить, скрытую растительностью, прекрасно было видно на всех аэрофотоснимках и сделанных с них картах.

Бамовцы зло ругали проектировщиков, проектировщики сталинскую секретность, всем было обидно, что почти целый месяц зря грызли скалы и кормили комаров. После того, как расчистили порталы и вентшахты тоннеля, работы на этом участке были стихийно приостановлены, рабочим было ясно, что требовался новый проект. Долго искали хоть какие-то планы сталинских времен, в архивах железнодорожников ничего не нашлось, и никто не помнил ни о каком строительстве. В поисках помогла надпись, выцарапанная каким-то зеком на стенке вентиляционной шахты, очевидно с номером лагеря или номером писавшего. Собственно, только эта надпись и помогла разыскать инвентарный номер в картотеке архива КГБ, а потом и сам проект, воплощение которого было прервано войной. Комитетчики долго противились рассекречиванию столь важной части своего архива, но после вмешательства из Политбюро, копия проекта тоннеля с тщательно вымаранными секретами Гулага была выдана строителям. Наверху тоже поняли, что проект магистрали надо корректировать, не строить же новый тоннель, когда обнаружился старый в отличном состоянии. Теперь дорога под хребтом будет двухпуткой, а не однопуткой, как планировалось, придется вносить коррекции и в путь по поверхности. Вновь внимательно посмотрели аэрокарты, всего маршрута, ища пунктиры, на которые ранее не обратили внимания. Пунктиры были, они врезались в скалистые возвышенности и пересекали глубокие низины, только шли они от Северобайкальска до Чары немного другим маршрутом, более прямым и потому более коротким. Картографы виновато разводили руками — ну не заметили, ну думали, брак фотопленки или оптики. Опять пришлось через политбюро давить на КГБ, наконец, достали из того же хранилища всю документацию по построенному заключенными участку Бама. Разведка на местности подтвердила объем выполненных работ. Фактически дорога до Чары была построена на три четверти, были проложены все тоннели, выполнена большая часть земляных работ. Даже у большей части мелких речушек были по берегам забетонированы фундаменты под фермы мостов. Нетронутыми оставались лишь равнинные места, они и превращали линию в пунктир. Проектировщики ликовали — фактически, кроме формального обновления документации оставалось только построить мосты, положить сами рельсы и дорога до Тынды готова, а дальше остается совсем чуток. Госплан мрачнел — откуда взять эти внеплановые рельсы, куда девать освобождающиеся ресурсы — все до последнего гвоздя расписано до конца пятилетки и даже дальше, опять предстоит оперативно перекраивать тришкин кафтан.

Причастность сталинского Гулага к строительству члены Политбюро решили снова засекретить, а неожиданную помощь предков выдать за великую победу современных комсомольцев. Проектировщики потрудились ударными темпами и уже осенью навстречу друг другу по новому маршруту потянулись нитки рельсов.


В то самое время, когда история с обнаруженным тоннелем только начинала раскручиваться, лаборатория переезжала в новые помещения. Расположилась она теперь в отдельном блоке с кабинетами и техническими помещениями. Кабинеты были рассчитаны на двоих, и только для бумажно-мыслительных процессов. Все измерительные приборы с паяльниками переместили в просторную «мастерскую», как ее дружно окрестили. В каждом кабинете стоял большой монитор, тот же самый серийный телевизор, только лишенный входного тракта и имеющий вход RGB. Макс лично подключил к каждому монитору по заготовленному компьютеру — копии первого «Спектрума». У лаборатории теперь был свой плоттер, стоявший в отдельном кабинете. Плоттеру полагался отдельный компьютер с монитором, до сетевых технологий дело еще не дошло.

Цех на десятом этаже был предназначен для производства пластин кремния, напоминал ряды конвейеров. Со входного склада поступал кремний, плавился, вытягивался в кристалл, очищался зонной плавкой, дробился, снова плавился в аргоновой атмосфере во вращающемся тигеле, из расплава опять вытягивался в монокристалл, перемещался в установку для распилки ленточными пилами, потом диски перемещались в установку для шлифования и калибровки. Готовые пластины в кассетах помещались на технологический склад, откуда на технологическом лифте подавались на нужный этаж, в цеха по производству чипов. Все процессы были практически полностью автоматизированы, требовали лишь минимального визуального контроля. Блоки управления ради конспирации были сделаны немалого размера, порядком загораживающими своими стойками проход. Что поделаешь — такие сейчас в этом мире ЭВМ. Планы Макса были такими — как только он запустит в производство одночиповый компьютер следующего поколения, с тактовой мегагерц в 20, потратив «на разработку» недельку-другую, первая же партия будет отгружена «поставщикам оборудования», а те еще за неделю поместят их в новые, компактные корпуса блоков, напичкают программным обеспечением и тут же передадут на завод для модернизации оборудования. После этого уже сам черт не разберет, что за электронная начинка была у первоначальных блоков. А с запуском еще более мощных процессоров, мегагерц на сто, первоначальные стойки вообще перестанут кого-то интересовать.

В общем, еще три недели надо продержаться, а после этого компьютерный прогресс будет трудно остановить, — думал Макс. — Хорошо бы прикинуть, сколько двадцатимегагерцевых чипов надо производить. Задача сложная, это не мое время, когда миллионы обладателей какого-нибудь популярного смартфона, не задумываясь готовы купить аппарат следующего поколения. Они-то прекрасно знают, что такое смартфон и с чем его едят. А вот здешний народ его не купит. Именно потому, что ничегошеньки о нем не знает. Совершенно ничегошеньки. Вон, даже калькулятор считают дорогой игрушкой. Из-за чего так сложилось? Много факторов, даже местные фантасты постарались. Вон, хотя бы братья Стругацкие. Написали замечательную книжку «Понедельник начинается в субботу». Все люди в книжке прямо золото, ну кроме некоторых. Но вот беда — написано настолько талантливо, что, читая сейчас, в конце 70-х, не ощущаешь, что описаны 60-е. И вот берет сейчас читатель эту отличную книжку, проецирует действие на современность и приходит в ужас от размеров и сложности ЭВМ. Вместо положительного эффекта имеем отрицательный. Так что нужно уже задуматься о популяризации современных компьютеров. Пропихнуть в популярные журналы занимательные статейки. Устроить обратную связь, пусть читатели пишут для выяснения спроса. Может, даже устроить что-то вроде торговли наложенным платежом. Пора оборудовать компьютерные классы в школах, пока каникулы. Нет, школа — это епархия министерства образования, структура очень консервативная, без крупного подлога программу обучения не изменить. Вот только если факультативы. Поставить в школу парочку компьютеров и организовать конкурс для допуска к ним. Отличник по математике-физике? Вот тебе полчаса машинного времени. Двоечник? — гуляй дальше. Нет, фактически надо придумать что-то посложнее. Разделить по уровням, в каждом уровне свой конкурс. Или создать смешанные группы отличники-двоечники, применить, так сказать, круговую поруку. Черт, сложно, да и работать это будет лишь до того момента, когда дома у какого-то Васьки не появится свой. В общем, даже в школе работы непочатый край.

А ведь надо еще решать вопрос с клавиатурой, с корпусами. Не здесь же все это собирать — рядом с чипами. Значит, нужен новый отверточно-сборочный завод. И рабочие для него. И администрация. Заводов в Риге полно. и все что-то делают, у всех план, не оторвешь. Придется

начинать здесь, где администрация уже обманута. Строить еще один цех. Производить на новых автоматических линиях не только компьютерные чипы, но и то, что уже производит завод. Вот и люди высвободятся и не надо ни увольняться, ни устраиваться, в общем, не надо трудовую пачкать. А еще мониторы. Это ведь пародия, то, что сейчас. Один не поднимешь. Для дома еще сгодится. Хотя вряд ли, квартирки не очень большие. Надо, чтобы в каждом телевизоре, сходящем с конвейера, хотя бы видеовход был, а то и RGB. Посмотрел телевизор — поработал на компьютере — опять телевизор посмотрел. И срочно двигать в производство новые модели, а то до сих пор только полупроводниково-ламповые выпускают. Каменный век в эпоху пара. И ведь не перешагнешь, как с компьютерами, десятки заводов их выпускают, все заводы сразу не перестроишь. Придется все-таки делать переходное поколение телевизоров. На микросхемах и с процессором, но пока с кинескопом, и только следующее поколение уже будет компактным, на жидких кристаллах или светодиодах. Когда плоские запустим, эти, переходные, придется сворачивать не сразу — не выгонишь же рабочих на улицу, будут еще некоторое время выпускать устаревшее барахло. Ну ничего, заграница нам поможет, купит, возможно купит даже бывшие в употреблении, наши то, надеюсь, будут гораздо лучше, на уровне начала 21-го века, а не начала 80-х. Значит, переходные надо мультисистемными делать, чтобы кушали все стандарты цветоразложения, а не только советский вариант Секама. И меню многоязычное надо заложить, до поры до времени скрытое, чтобы лишних вопросов не было.

Макс посовещался с грэйвом, узнал от него информацию по развитию телевизоростроения в СССР, текущую и на пять лет вперед, еще раз все обдумал и отдал распоряжения. На заводы придут новые приказы, в архивах заводов и министерских КБ придется подменить кучу бумаг, но дело компьютеризации того требует. Кроме всего прочего, в сентябре и без Макса начинался выпуск телевизоров поколения УПИМЦТ, полностью полупроводниковых, кроме кинескопа. Приятно конечно, молодцы, но пару лет эти телевизоры будут страдать детскими болезнями из-за мелких ошибок в схемотехнике и низкого качества некоторых примененных радиодеталей. Грэйву в срочном порядке предстояло исправить и эти проблемы.

А все-таки я немного опоздал — продолжал размышлять Макс. — Новое поколение телевизоров, это конечно хорошо, но станет некоторым тормозом для моих планов. Ну не привыкли здесь менять линейку выпускаемой продукции раз в год, а то и в полгода. Унификация — это удешевление единицы продукции, повышение ремонтопригодности, но одновременно, к сожалению, и некоторый застой.

Так что придется или восхищать кого-то в промышленных верхах моим новым телевизором или снова партизанить, выпускать внеплановую продукцию. Нет, однозначно надо срочно строить еще один завод. На руку мне играет то, что в Риге телевизоры не выпускают. Местные гордиться начнут новым производством, а от Москвы как-нибудь скроем до поры — до времени. Все, решено, строим рядом еще пару зданий, под телевизоры, компьютеры и блоки управления для станкостроителей, благо пустого места полно — вон, даже промышленную свалку организовали, иногда горит, хорошо горит, хотя, слава Богу, дыма мало. Построим, не торопясь, подготовим конвейеры, а потом опять огорошим руководство передачей под его управление новых цехов. У него к тому времени голова должна болеть, куда лишний народ девать, перевыполнять производственный план больше чем процента на три здесь не принято.

Но все же, сколько выпускать процессоров? Многое, конечно, от розничной цены зависит. Мне бы, конечно, хотелось подешевле, но ведь не поймут. Порядочный инженерный калькулятор больше инженерской зарплаты стоит. Так что дешевле, чем 150 рублей, никак. Пожалуй, с них и начнем. Потом скорректируем. Инструментов коррекции полно, с появлением стомегагерцевого проца доведем цену этого до полтинника или вообще, до четвертного. Пусть народ балуется, не только программирование осваивает, но и к технике различной припаивает. Для рывка всё полезно. Главное, чтобы дефицита не было. Пятьдесят миллионов процессоров в первый год — хватит? Или много? Или мало? 4 миллиона в месяц, 130 тысяч в день, пять с половиной тысяч в час, 90 штук в минуту.

Как минимум, 50 рабочих в три смены нужно только на участке приварки контактов к чипу. Липовая занятость, люди-роботы, но совмещать координатные метки при помощи компьютера, то есть, программно распознавать и обрабатывать изображение, пока еще рано, даже звук еще не оцифровывают. Сколько же надо процессоров? Ладно, жизнь покажет, а мы скорректируем.

29

Следующие выходные были пасмурными, а суббота так вообще черной. Рабочая неделя в местном СССР была 41-часовой, а рабочий день восьмичасовым, что несколько противоречило пятидневной рабочей неделе. В разных местностях обходили это противоречие по-разному, где-то добавляли к восьмичасовому рабочему дню 15 минут с понедельника по четверг, где-то накапливали недоработанный 41-й час и каждая восьмая суббота была рабочей.

Так что планам Макса опять поехать на выходных на море не удалось сбыться. К вечеру субботы распогодилось, в воскресенье с утра еще было солнечно. Но сейчас, когда Макс стоял у привокзальных часов в ожидании Зинки, на небо опять наползли темные тучи, того и гляди, дождь пойдет. Макс смотрел на хмурое небо и думал — черте что, придется и за погоду взяться. Дожди конечно нужны, без них ничего не вырастет, но идти они должны исключительно ночью. Тем более летом.

Пришлось просто пошататься с Зинкой по городу. Зинка тащила Макса в каждый попадавшийся на пути магазин одежды, смотрела, не выкинули чего модного. Максу это быстро надоело, тем более что Зинка, несмотря на отсутствие модного, методично перебирала все немодное. Он решил бороться с этим безобразием любыми методами, а методов у него было много. Заметив, как в очередном магазине продавщицы выносят из подсобки свертки с одеждой и развешивают ее на вешалках, Макс дал команду грэйву. В результате одну из продавщиц позвали к телефону в кабинет начальства, вторую Макс отвлек вопросами. Предварительно жучки-короеды быстро прогрызли кирпичные стены и соорудили синтезатор, синкамера которого поглотила старые свертки, заменив их новыми. Вернувшаяся вторая продавщица вынесла очередной сверток, положила на стойку, разрезала бечевку и начала развешивать на вешалку содержимое. Движения ее становились все медленнее и медленнее, глаза округлились. Она так и не повесила на вешалку очередную пару джинсов. Со второй продавщицей произошло то же самое, только она ничего не успела повесить, разглядывая джинсовую юбку, переводя вгляд с лейбла на ценник и обратно. Кто не сплоховал, так это покупатели. Зинка уже держала две пары джинсов и тащила юбку из рук продавщицы. Раздался чей-то крик «По одной паре в руки!», после чего в отделе мгновенно стало как-то тесно. На шум прибежала начальница, после чего старая накладная в ее кабинете без помех была заменена на новую.

Начальница, вникнув в проблему, попыталась закрыть магазин на переучет, но покупатели, особенно те, которым джинсов еще не досталось, но которые видели кучу свертков в открытой двери подсобки, пригрозили позвонить и в милицию, и в ОБХСС. И в накладной, и в картонных ценниках значились смешные цены. Начальница читала в подписанной ею накладной «Штаны „Врангель“ женские, цена для первого пояса 12 рублей 37 копеек, юбка женская левая „С“, цена 9 рублей 87 копеек». Ей хотелось плакать, но под давлением толпы пришлось дать продавщицам распоряжение выносить из подсобки всё. Она сама вскрывала свертки, тщательно сверяя бирку на свертке и ценник на каждой вещи с накладной. Когда в очередном свертке оказывались простые брюки, юбки и платья, из ее груди доносился всхлип облегчения, но уже новый вскрытый пакет убивал всю надежду. Все соответствовало накладной. Наконец, она взглянула в окно, там тоже волновалась очередь, махнула продавщицам рукой, велев пробивать. Сама же пошла к себе в кабинет кабинет и, стоя у стола, тихо прошептала -

— Двести пар юбок, двести пар джинсов! Да если оптом сдать, моментом и всего по 50 навару, это ж двадцать тысяч! Двадцать!

Она схватила записную книжку, нашла номер, сняла трубку, позвонила. На другом конце после долгих гудков ответил знакомый голос. Она заорала в трубку — Марите, ты что, дура? Ты что, не могла сразу позвонить и рассказать, что именно вы мне посылаете? Всё пропало, буквально всё!

Ответа не последовало. На рычаге телефона лежала чья-то уверенная рука. Обернулась и обомлела. Ухмыляясь, на нее смотрел милицейский капитан. Он раскрыл на несколько секунд свое удостоверение, в котором она совершенно ничего не рассмотрела, кроме страшного слова ОБХСС. Капитан по-хозяйски занял место за столом, достал из папки пачку бланков и ручку и приступил к допросу, ловко заполняя бумагу каллиграфическим почерком.

— Имя, фамилия, отчество, год и место рождения… предупреждаетесь… за отказ… дачу ложных… за разглашение …распишитесь… Ну, рассказывайте, какие такие у вас дела с Маритой Фреймане, все рассказывайте, а мы посмотрим, можно ли Вас оставить до суда на свободе. А за содействие следствию суда можно вообще избежать, пойдете свидетельницей или даже вообще, останетесь просто агентом.

Капитан записывал всё. И то, что джинсов никогда в жизни еще не присылали, и то, что должность обязывает, и многое другое. Но, как только она начинала врать, капитан тут же прекращал записывать, хмурил брови и монотонно предупреждал, что она только что подписалась об ответственности за дачу ложных показаний и, если ей не нравится давать показания на свободе, то можно проехать в более приятное место, где даже кормят бесплатно.

Капитан, как будто бы уже знал все, сколько и когда, кому и где. Наконец он дал расписаться на каждой странице, велел помалкивать, оставил номер телефона, по которому можно сообщать сведения, попрощался и обещал регулярно навещать, после чего удалился.

А Марите, сняв трубку после первого же звонка, и, услышав в ней только чье-то сопение и вздохи, долго и с удовольствием ругалась в нее на двух языках попеременно.


Зинка цвела. Денег у нее было всего двадцать восемь рублей с копейками, и то, четвертак лежал свернутым в хитрой заначке на поясе, она на море все-таки собиралась, а не в магазины. И пробивали все-таки по одной штуке в руки. Но рядом был ее Эдик, везунчик Эдик, он и денег добавил и был недостающими руками для покупки второй пары. И, главное — размеры вроде ее. Зинке явно не терпелось все примерить, потому что ломаный прогулочный маршрут вдруг стал прямым и наверняка упирался в остановку нужного Зинке троллейбуса.

Макс предложил поехать к нему. Он все-таки в четверг переехал в пустующую квартиру. Недалеко от работы. Целых три комнаты на третьем этаже. Грэйв сделал ремонт, все было высший класс — полы не скрипели, стены, пол и потолок были ровными, а звукоизоляция такой, что ни малейшего звука от соседей не доносилось, даже от тех, у которых был пыточный инструмент под названием пианино. Окна пришлось заменить, теперь фактически это были стеклопакеты, только выглядели как обычные деревянные окна. Конечно, перед посещением Зинкой в две комнаты пришлось навалить дорогой полированной мебели, свернутых ковров и узлы с «хозяйскими» вещами, иначе было бы очень странно, что за такую трехкомнатную квартиру Макс платит всего полтинник в месяц.

Зинка одобрительно посмотрела на прихожую, чмокнула Макса в нос и быстро закрылась в ванной. Тут же послышался ее восхищенный крик — «Ну ни фига себе!». Макс удовлетворенно ухмыльнулся. Зинка попала именно туда, куда ей было нужно, стены ванной были облицованы зеркалами, готовая примерочная.

Зинка крутилась перед зеркалами, выскакивала из ванной, крутилась перед Максом, снова закрывалась в ванной. Макс спросил — ну сколько можно мерять?

— Ты думаешь, я две пары себе купила или на продажу? Нет, лично мне и одной хватит. Родители ведь не в жизнь не поверят, что это в магазине и так дешево, с ума сойдут от воображаемых трат. Да я бы сама не поверила! Ранглер и Левайс! За двадцать два рубля юбка плюс джинсы! Одну пару я Юльке взяла, она у меня сейчас лучшая подруга. У нее фигура точно как у меня. Только я сначала ей расскажу про магазин, пусть она мне не поверит. И тут я ей — «на, получи, плати по ценнику». Тогда поверит. А я посмеюсь. И будем щеголять перед тобой и прочими в одинаковых штанах.

— Ну а чего так долго меряешь? Может, сначала посидим, кофе попьем?

— Ну как чего? Я себе лучшие оставлю. Те, которые на мне лучше всего сидят. Все-таки это я покупала, время тратила.

— Да они ж одинаковые! — засмеялся Макс

— Ничего не одинаковые. Они разные. Вот эти джинсы мне больше подходят. Видишь? А сейчас я другие примерю, покажу. — Зинка снова закрылась в ванной.

— Они же совершенно одинаковые, до последнего атома — мысленно простонал Макс и пошел на кухню пить кофе.


В новом заводском здании обнаружились недоделки. Макс обнаружил их совершенно случайно. Направляясь в цех с линиями по производству микросхем, чтобы изготовить «по-честному» партию новых флэшек, уже на 128 килобайт, Макс влетел во второй тамбур и уже намеревался раздеться, нырнуть под душ, а затем натянуть костюм кролика, как увидел испуганные глаза трех девушек. Они сидели на лавочке и, очевидно, тоже собирались в душ. Кроме лифчиков и трусиков на них ничего не было, девушки съежились и закрывались руками, глядя на Макса. Зинка отошла быстрее всех и слегка усмехалась.

— Стучаться надо! — сказала она.

Макс наконец-то сообразил, что именно происходит с девушками и в какую щекотливую ситуацию он мог вогнать многих работниц завода.

— Пойду ка я, накручу бригадиру строителей хвост. Должны были таблички повесить, Эм и Жо. Я-то с самого начала через именно эти тамбуры шастаю, и шкафчик вот девятый на меня запрограммирован — Макс показал девицам свой чип-ключ с многочисленными дырочками.

— Мы тоже здесь давно ходим. Как еще только в самом душе не встретились — сказала Зинка.

— Ладно, разберемся. А чего это вы такие съеженные?

— Ну так в белье все-таки. Ладно я, да Юлька, но Ленка то девушка совсем молодая — Зинка как- то победно посмотрела на Ленку.

— Тю, подумаешь, в белье. А скажите, чем так принципиально ваше белье от купальника отличается? Порой купальники даже посмелее бывают. Ладно одевайтесь или что вы там хотели делать, я пока со строителями разберусь. Десять минут хватит?

Макс вышел назад

— Бывают, конечно бывают — донесся до него голос Зинки, когда он закрывал дверь в первый тамбур.

— Хвастается Зинка, — догадался Макс. — Но я тоже хорош, про таблички не подумал, шкафчики по порядку программировал. И как это никто еще вот так как я, а то и почище не попал? Грэйв, а ты куда смотрел, душонка твоя бесполая — задал риторический вопрос Макс.


Запуск двух цехов состоялся. Клоны-наладчики быстро справились с обучением первой партии работниц. На производстве пластин начинали работу пока что пятеро, особых умений от них не требовалось, здесь практически все работало автоматически. Труднее пришлось на линии производства чипов, новое оборудование с сегментными дисплеями на ЖК многих смущало. На закладку программ в станки пришлось отвлечь парочку ребят из вычцентра, остальные привлеченные на обучение инженеры из цехов оказались полный ноль во всём, что хотя бы издали напоминало компьютер. В принципе, закладывать новые программы было необходимо только тогда, когда менялся выпускаемый чип, все программы на весь ассортимент чипов были написаны наладчиками и ребятам предстояло лишь вставлять флешки и нажимать кнопку «да» под возникающей на сегментном дисплее надписью «загрузить». Но они успешно прошли краткий курс обучения составлению программ для новых чипов и пока что были страшно довольны своей причастностью к новинке. После пуска цех посетило начальство. Пришлось ему, как и рабочим, мыться в душе и напяливать костюмы кроликов. В следующем тамбуре был влажный обдув и пылесос. Этот процесс не очень понравился, но несмотря на это, от увиденного начальство было в восторге. Каждая работница на участке корпусования каждые 15 секунд выдавала готовый операционник, благо чипы были простые, а допуски по совмещению координатных меток, соответственно, большими. Судя по пустым коробкам отбраковки разных категорий, все готовые операционники были высшего качества. Произведя в уме простейшие подсчеты, начальство решило, что перевод работников из старых цехов многократно окупается, и успокоило свои опасения. Понаблюдав еще немного за процессом, задав несколько вопросов немногословным наладчикам, пару раз неловко ударившись коленями о стойки блоков управления, начальство благосклонно покинуло чистую зону.

— Теперь они наверняка запомнят эти стойки — радовался Макс, по приказу которого грэйв силовым полем легонько подтолкнул колени экскурсантов к углам блоков управления. — История, как говорится, остается в народной памяти, может, в старости еще и мемуары напишут о большом компьютерном скачке. Однако, теперь придется еще и за плановиками следить, куда они там свои отчеты шлют.

Макс не выдержал намеченных сроков и послал Ленку с масками и программой на флешке

в цех, на свободную линию, делать новые процессоры, пока что из одной пластины кремния. Пришлось синтезировать контейнеры с «четырьмя элементами», часть элементов схемы была на новых транзисторах. Теперь микросхема не будет бояться напряжений до 500 вольт и простой статики. Даже если кто-то, что-то и где-то неправильно куда-то припаяет — не страшно. Неплохой компьютер для этого времени, 128 килобайт ОЗУ и столько же ПЗУ. К нему бы еще клавиатуру привычную. Нет, пленки пора проталкивать, не то привыкнут со всей дури на клавиши жать, потом не переучишь. Нет, переучишь конечно, но кривиться будут долго. Пусть «кураторы» поставят нам пару десятков, останется только микросхему воткнуть. Разберу одну, покажу технологам, пусть подумают, посоветуют, а мы подправим. Да и в «Радио» пора статью пристраивать с фотографией. Должен быть окончательный вариант, а не то что у меня сейчас.


К новому поставщику начальник отдела снабжения решил съездить лично, а не посылать экспедитора.

— Интересный поставщик, мне уже попадался в документах, в новое здание оборудование поставлял — думал Бизюков. — Мебель, столы, стулья — хороши, к себе бы в кабинет поставил, да опоздал, станки эти, железяки дурацкие. Вот на кой мне эти станки — план добавят, а мне фонды под них выбивай в середине пятилетки. Хорошо еще, если начнут выпускать какой-нибудь дефицит, ты мне — я тебе, мне легче работать станет. Ну это вряд ли, будут какую-нибудь фигню для вояк делать, никому больше не нужную. Определенно для вояк — иначе с чего бы это они здание так быстро построили. День и ночь, день и ночь, туда-сюда, прямо как муравьи. Вот снабженец у них — мастер, видел я как поставки шли, только одна машина выедет, тут же вторая въедет. Все с точностью до секунды рассчитано, просто блеск.

Бизюков взглянул в документы с предложением забрать выделенные материалы

— Название странное, РО АКЗРИК. Что бы это значило? РО — это скорее всего «рижское отделение». Может и не рижское, но точно отделение. АК ЗРИК. — Бизюков попробовал слово на вкус так и эдак. — АКЗ РИК. То ли завод, то ли комбинат. А может и институт, каких-нибудь конструкций. Автономный конструкторский завод радиационного института конструкций. Нет, не отгадать. Поеду, посмотрю, узнаю, выспрошу. Личные знакомства правят миром.

Но разузнать ничего не удалось. Склад на самой окраине города, бетонный забор, вывеска со странным словом, ворота, проходная с будкой без охранника, грузовик во дворе, невзрачное здание с воротами, в которые грузовик легко проедет. Дверь с кнопкой звонка. Закрыто. Полная тишина за дверью. Бизюков позвонил, тут же щелкнул замок, но дверь никто не открывал. Бизюков еще немного потоптался и снова потянул дверь. Теперь она открылась, и он вошел. В углу просторного помещения стояли стол со стулом, а посередине — два поддона, на одном какие-то две бочки, на другом — большие фанерные ящики. За столом сидел сухонький старикашка, одетый, несмотря на жару, в черный костюм из плотной ткани, да еще с жилеткой. Старикашка как будто дремал, совершенно не реагируя на посетителя. Бизюков подошел к столу, кашлянул. Старикашка, все так же не шевелясь, тут же спросил

— Вы по какому вопросу?

Старикашка выслушал ответ, оживился, быстро проверил документы, достал из ящика стола накладные, кивнул на поддоны

— Это все ваше. Проверять будете?

Проверить очень хотелось, но не стоит выказывать недоверия, если хочешь подружиться.

— Нет, что Вы, я полностью Вам доверяю.

Старичок внимательно посмотрел на Бизюкова, потом подал ему накладные. Тот, почти не читая, быстро расписался, шлепнул печать. Старичок нажал на какую-то кнопку. В разъехавшиеся внутренние ворота помещения въехал электропогрузчик, управляемый рабочим какого-то совершенно звероподобного вида. Ловко подцепляя поддоны и ящики вилами, электропогрузчик по очереди перенес их в грузовик Бизюкова. Водитель закрыл борт. Электрокар на время скрылся во втором внутреннем помещении и привез в первое новый поддон с ящиками, после чего скрылся окончательно. Бизюков закинул удочку

— Ловко это у Вас. Никакой волокиты. Знатная организация труда.

Старикашка неопределенно пожевал губами.

— Вижу, ассортимент у Вас широкий. Но может, чего-то не хватает? Вот мы тоже кое-какой ассортимент имеем. Согласно специфики производства, конечно. Но и того, чего нет, всегда достанем. Снабженцы народ дружный.

— У нас все есть — ответил старичок — Согласно утвержденным заявкам.

— Ну, чтобы было все, такого не бывает — дружелюбно настаивал Бизюков. — Где-то нет черной икры, где-то она есть, зато нет масла, на которое ее намазывать. Вот Вам лично, например, чего именно не хватает?

Старикашку будто подменили. Он вскочил, машинально хватая себя за место на поясе, где у военных висит кобура. Теперь это был не старикашка, а какой-то строгий подтянутый чекист, сподвижник самого Дзержинского. Глаза метали молнии. Не найдя кобуры, старикашка немного успокоился и снова сел.

— Товарищ, у нас все есть. Согласно утвержденным заявкам. Не мешайте, пожалуйста, работать, сейчас сюда следующие приедут. За выделенными им материалами. — старичок кивнул на поддон.

Бизюков оглянулся. У поддона с ящиками стоял звероподобный водитель электрокара, и глядя на Бизюкова, методично, с хрустом, разминал пальцы.

На Бизюкова вдруг накатила жуткая паника. Он представил себе, как эта горилла в залитом кровью мясницком халате подвешивает его на крюк, а старикашка, светя в лицо мощной лампой, спрашивает — «Когда и где Вы родились». Видение было настолько ярким, что за секунду все грехи Бизюкова пронеслись перед его мысленным взором.

Бизюков сдавленно попрощался и пошел к машине. Успокоился он только возле транспортной проходной завода. В машине его укусило какое-то насекомое, место укуса припухло и немного чесалось. К вечеру все волнения прошли. Но ночью в его сон ворвались давешние страхи. Какая-то темная комната, какой-то телевизор, а в нем ухмыляющийся старикашка и звероподобный водитель, разминающий пальцы. И рядом с ними почему-то черт, с полагающимися ему по статусу начищенными до блеска рогами и копытами.

30

Гость провел в кабинете директора часа два. Разговор с представителем наладчиков был нелегким. В новые цеха требовалось начальство, нужно было утвердить много мелочей, да еще каких мелочей, вовсе не мелочей, а самых важных вопросов. Теперь, когда этот весьма умный мужик ушел, директора мучали тяжелые думы. Хорошие цеха. Очень современные. Что-то такое давно витало в воздухе, директору иногда даже сны снились. Цеха в снах, конечно же, выглядели попросторнее. Проходы между установками, во всяком случае, в снах были пошире, и в них не стояли эти проклятые стойки. Директор потер ушибленное во время посещения цехов колено. И людей в цехах в этих снах было поменьше. Хорошие сны, но вот в жизни так не бывает. Ну действительно, как автоматике совместить все эти крестики, которые он видел в окулярах. Хотя, конечно, кое-что можно сделать. Поставить видеокамеры, протянуть провода в комнату управления, и нажимай там себе на кнопочки, влево да вправо, в нормальной обстановке, а не в этом дурацком облачении. Еще бы шлем, ну чисто космонавт получился бы, баллонов с кислородом лишь не хватает. Нет, видеокамеры не поставишь, дорого и ненадежно, да и к камере еще и телевизор нужен. Да и откажет одна — считай, вся линия остановилась. Линия стоит — план горит. Это сейчас кого-то можно заменить, перебросить на маски с корпусов, а с камерами все встанет намертво. И докажи потом, почему не выполнен план. Да и еще неизвестно, какой план теперь повесят. Пока что ничего насчет него неизвестно. Пока, слава партии и лично генеральному секретарю, новые цеха только выручили — работают совсем ничего, а выпустили столько, что на этот месяц план спасен, и даже на следующий задел останется, не дурак же я показывать такое большое перевыполнение. Хотя, конечно, пару процентов добавить придется. Но вот дальше что? Они, похоже, собираются в три смены работы организовать. Ну а мне что делать с их тремя сменами? Охрану увеличивай. С графиком кумекай. А что со столовой делать? Со всеми этими поварами да посудомойками? Где их взять? Как график организовать? И ведь старые переругаются с новыми — «Машка, ты сметану не разбавляй, я уже разбавила». Воруют то потихоньку все. С микросхемами полегче — из них борщ не сваришь, а будешь продавать — попадешься. А вот с продуктами иначе. И как они только их выносят? Фантастика просто. Но выносят однозначно. Вон, когда в общую очередь встану, сразу заметно — мне наложат в тарелку побольше, чем другим. А если, как обычно, отдельно прихожу, то вообще столько приносят, что не съешь, и за туже самую цену, даже дешевле, считал ведь пару раз. Это «побольше» ниоткуда ведь не возьмется, не за свои же деньги они меня так кормят. Проблемы, проблемы, на прежней должности полегче было. Вот теперь проблема с начальниками новых цехов. Не было бы там рабочих вообще — поставил любого инженера, весь спрос с него. А так — к кому рабочие пойдут со своими проблемами и проблемками, не ко мне же. Да и присмотр за ними нужен — или брак погонят или бездельничать начнут. Вон, даже в старые цеха как ни зайду — сразу интенсивнее работать начинают, несмотря на то, что начальник у них уже есть. А в эти новые больше не полезу, костюм этот дурацкий, душ, в жару то душ только на пользу, а зимой что будет? Сквознячок, простуда, постельный режим. А план кто без меня давать будет? Вон, в отпуске приходится вечно куда-то уезжать, то в Крым, то на Кавказ, потому как на даче всегда вызвонят и весь отдых псу под хвост.

Эх, не те еще люди, с этими коммунизм не построишь, что бы там ни говорили с высоких трибун. А есть вообще такие, уж не знаю, как и назвать прилично. И уволить их проблема, КЗОТ мешает, а главное — на их место некого взять, все хорошие пристроены уже, а менять шило на мыло смысла нет. Сейчас в школах выпуск, пару месяцев полегче станет, не все ведь в институты да профтехучилища пойдут. Правда этих еще учить да учить, месяц от них вообще никакого проку не будет. А ведь только выучишь, раз — и в армию забрали, хорошо хоть что девок пока не берут.

А эти армейские строители хороши, ну как их только так выдрессировали? Раз-два, левой-правой, и здание уже стоит, причем с нуля. И коммуникации подключены и бумаги подписаны. Расскажи кто — не поверил бы, что такое возможно. Сам рассказываю — не верят. Вон, с Борькой на днях поцапался, строитель хренов, я ему на бумаге цифры рисую, с жилым панельным домом сравнил, панели посчитали, скорость подъема, скорость поворота стрелы. Полчаса на панель им надо, охренеть можно. Туда ее ломом, сюда ее ломом и все время кран под нее якобы занят. Вот какого хрена ее так долго двигать, спроектируйте форму торца так, чтобы сама себя двигала, опускаясь. И держать краном нечего, спроектировали распорки, вставили их в спроектированные точки на панелях, болтами затянули или просто клин в специальные отверстия вбили, вот уже и стоит панелька и не шевелясь, и под нужным углом. И в нужном месте стоит, а не там, куда вы ее ломами на глазок загнали. И варите себе ее до посинения и швы раствором замазывайте хоть месяц. Строительных институтов полно, а процесс никто не организует. И ведь организовали уже ведь наверняка, только никто не учится, по старинке, ломом, оно, конечно, куда привычнее. А вот эти, видно, все новинки разом и применили. Раз построили, раз стоит — значит применили, значит, возможно. У этих кран все время в движении, ну разве что на минутку замрет. Не верит Борька, зараза такая, мне не верит. Приеду мол — все сам увижу. Ну чего, чего он там увидит, все построено уже, а внутрь его никто не пустит, даже я, нечего ему там смотреть. Я с ним мириться так скоро не собираюсь, да и он такой же упрямый. Вот узнаю, что он где-то надо мной потешался по поводу спора, в жизнь не прощу. Да и самому помалкивать надо, очевидное-невероятное, мне очевидно, другим невероятно, вот и поцапаемся, как с Борькой. Единственное, в чем Борька прав, так в том, что рабочих не хватает. Какой смысл установить панель за пять минут, если через три минуты, когда новую краном подадут, ее некому принять будет — все с первой возятся. У всех штаты расписаны. А этих — черт их знает, сколько их там было, за ширмой ихней, армия у нас большая, может целый полк пригнали.

Кого же все-таки начальниками поставить? Молодые ведь, неопытные, возгордятся, деньги другие появятся, запьют еще. Время то не терпит, надо штаты согласовывать, фонд зарплаты, пока эти помогают, они пробивные. Или, действительно, как вариант от этих — взять да обозвать не цехами, а экспериментальными участками? С цеха сразу спрос — план давай. А участок — он поди пойми какой, может просто мастерская метр на два. И тогда уже выбирать кандидатов на должность начальников участка? И отдать в подчинение Михалычу, он присмотрит за своими бывшими, поддержит. Или вообще одного на оба этажа назначить, на десятом то народа немного, а второго к нему замом? Если что, то, когда следующий этаж запустят, тогда и цехом можно назвать — вот вам и обычный карьерный рост. И Сидорова на подхват, это ведь все наверняка он замутил, с его новинками. Тем более, что его подчиненные все оборудование быстренько изучили.

Все, так и поступаем, начальником участка Шляхтина ставим, отличный парень, даже этим понравился, план из него выбивает Михалыч, формально участок под ним, а техническую помощь пусть Сидоров осуществляет. Думаю, все довольны останутся, даже Михалыч.


Неделя заканчивалась. Цеха худо-бедно работали, не в полную силу, конечно, лишь несколько линий. Спущенный из министерства скорректированный оперативный план не особо отличался от старого, да и как он мог отличаться, если там пока еще не знали ни о новом корпусе, ни о новых станках. Телефонная связь надежно контролировалась, особенно у ответственных лиц, микросекундной задержки никто не замечал, но в случае перехода разговора на опасные Максу рельсы, прямая связь разрывалась — собеседники разговаривали уже не друг с другом, а через электронного посредника, прекрасно сглаживавшего острые углы. Ответственные работники убеждали бдительных собеседников, что им все известно, и те практически успокаивались. Все бумаги были в порядке, все нужные подписи присутствовали. Слухи о сверхбыстром строительстве то возникали, то угасали, когда собеседник по телефону заявлял, что ничего удивительного, он и сам давно наблюдал подобное, не в таких масштабах конечно, но все же. Ничего нельзя было поделать только с личными встречами, но пока все обходилось. Историю с джинсами вообще приняли за анекдот, она уже пересекла границы республики вместе с отдыхающими.

Новый процессор и флэшки тоже вовсю производились, пока они шли на склад, благо пустующего места в здании хватало. На пятом этаже стояли временные линии по производству деталей клавиатуры, техническая документация лежала в ящиках. Эти линии были полностью автоматизированы — только подавай сырье и складируй готовые детали — пленки с дорожками, резинки с мембранами и прочую пластмассу. Сидорову-три даже довелось пройти краткий курс обучения у клонов, когда линия запускалась для изготовления небольшой партии клавиатур.

Блоки управления установками были заменены, 87-я лаборатория работала на новеньких компьютерах, полностью сделанных на заводе. При загрузке на долю секунды высвечивалась странная надпись «(с) РОАКЗРИК, 1977». От старых процессоров не осталось ничего, ни самих, ни шаблонов, ни бумаг. даже программного обеспечения — все исчезло в синтезаторе. Для истории остался лишь «самодельный» корпус первого компьютера, его Макс прикрутил к листу белого пластика, а пластик вставил в красивую рамку и повесил получившуюся объемную картину на стену в своем кабинете.

— На память — сказал Макс удивившейся Ленке. — для благодарных потомков. Когда-нибудь за него любой музей душу своего директора продаст, конечно, если к тому времени души еще будут покупать. А у нас вот за бесплатно пока висит. Когда-нибудь мы и его во вторую рамку прикрутим — Макс указал на компьютер последнего поколения — А потом следующий, потом еще один, и еще, пока места на стене хватит.

— А потом? — поинтересовалась Ленка

— А потом перейдем на следующую стену — улыбнулся Макс.

— Эдик, а что ты на выходных делаешь?

— На море поеду.

— С Зинкой?

— А, что, ты тоже хочешь?

— А возьмешь?

— Возьму. А ты Зинки не боишься?

— А мы еще и Юльку возьмем. Как-нибудь втроем отобьемся.

— А ты Юльку спросила?

— Конечно спросила. Мне Зинка велела спросить, поедет ли она. — Ленка засмеялась. — Мы вообще-то втроем в Юрмалу собрались, а потом о тебе вспомнили.

— Вот так, да? А могли и не вспомнить?

— Могли, конечно. Но я вспомнила. — Ленка гордо вскинула носик.

— Ладно. Зови их всех сюда. У меня другое предложение есть.

Макс объявил собравшимся девушкам.

— Давайте поедем не в Юрмалу, а куда-нибудь туда, где можно развести костер, пожарить шашлычок, поставить палаточку, и чтобы никто не мешал, в общем, туда, куда еще не ступала нога человека.

— На Марс, что ли? — поинтересовалась Юлька.

— А хотя бы и на Марс, если дальше не хотите. Но дорога дальняя, поедем с ночевкой. — Посмотрев на реакцию, Макс быстро проговорил казенным языком собраний — Кто против? Никого! Кто сомневается? Единогласно! Воздержавшихся нет. Приступаем к прениям.

— А кто потащит все эти палатки, котелки и прочее мясо? — спросила Зинка. Лично я в жару ничего тащить не собираюсь.

— Еще воды надо с собой взять, пить то захочется. — сказала Ленка. — Действительно, тяжело будет. Можно без палаток, они самые тяжелые, но тогда без ночевки.

— Все давно придумано — возразил Макс. — Человечество пару лет назад изобрело колесо и сразу приделало к нему двигатель внутреннего сгорания.

— На такси? Дорого, машины то у тебя нет. И потом, как назад?

— А вот как. Я тут давеча одному приятелю телевизор починил, он мне на выходные свою машину дает, «Тройку». А вода… Я одно место знаю, там родник почти у моря. И вообще, там даже беседка есть, со столиком, если не сломали, хотя ломать то некому, места там совершенно дикие.

— Кто же ее построил, если места дикие?

— А кто ж его знает, может она там лет сто стоит, с тех самых пор, когда Суворов через Альпы переходил, вот ему и сколотили, как большому начальнику. Ну что, едете со мной, или в Юрмалу?

— Я еду. — Сказали почти в унисон Ленка с Юлькой. Посмотрели на Зинку. Та сделала вид, что размышляет, но коротко взглянув на остальных девчонок, а потом на Макса, тоже согласилась.

— Только музыку с собой возьми. А там посмотрим, оставаться на ночевку или нет — добавила она — И что-то палаток я у тебя в квартире не видела, где возьмешь? — Зинка, скорее всего, задала вопрос не из интереса, а так, для ушей девчонок.

— Нашел уже. Все, тогда завтра в 9, у института, вернее, через дорогу, на площадке за остановкой автобуса, который в центр. Выезд, как только погрузимся. Трое одного не ждут — Макс строго посмотрел на Зинку.


Зинка, конечно же, опять опоздала. Стояла за ближайшим углом и смотрела сквозь кусты, как нервничают Макс и девчонки. В пять минут десятого Макс завел двигатель и резко стартовав, также резко затормозил возле Зинки. Той ничего не оставалось, кроме как сесть на заднее сидение, на переднем уже сидела Юлька.

Ехали в сторону Таллина. Зинка долго сконфуженно молчала, виновато поглядывая на Макса в лобовое зеркало. Потом оттаяла и девчонки завели разговоры. Макс молчал, отговорившись тем, что он машину ведет. Разговаривать за рулем Макс действительно не любил, только изредка прислушивался. Девчонки почти позабыли про молчащего Макса и увлеченно пересказывали друг другу все те сплетни, которые не успели рассказать на работе. Основных городских сплетен было три — одна про то, что все-таки в Риге построят какие-то олимпийские объекты, бывшее русло Лиелупе, прекрасно подходит для соревнований всяких лодочников. Вторая — про джинсы, их выбрасывали в продажу уже повсеместно, даже в магазинах промтоваров, наверху наконец-то поняли потребности населения, и вся легкая промышленность СССР поголовно переходит на их изготовление по американской лицензии. Третья касалась скоростной стройки, новые спальные микрорайоны в ней росли как на дрожжах, чему было немало свидетелей, а по латвийской программе выступал сам первый секретарь Восс и клятвенно обещал к Олимпиаде каждой семье по благоустроенной квартире со всеми удобствами. Третью сплетню активно поддерживала первая — постоят потому, что в Ригу на Олимпиаду приедут иностранцы и надо им показать.

— Да, думал Макс, недолго осталось. Скоро большой шум поднимется. Пора удирать. Новые цеха в конце концов, ведь не закроют, готовые процессоры под каток не пустят. Мои месторождения геологи уже нашли, так что с этим сырьем у СССР проблем не будет, не то что у всех других. А я махну к себе, в Сибирь. Может, себя молодого там найду или кого из друзей, вероятность, конечно, очень маленькая, микроскопическая, но ведь есть люди, живущие в обоих мирах, мало, но есть. Буду оттуда прогресс двигать, клоны — штука, как оказалось, весьма полезная, и разума у них вполне хватает, а возможности грэйва такие, что сразу трудно было понять. Знал бы я о них раньше, может бы там, у себя, и устроил бы всё, как хотелось, и совершенно другими методами. Хотя, конечно, люди в целом здесь куда приятнее, да и многих неприятных переделать еще не поздно. Дети пока еще о космосе мечтают, а не о собственных заводах и пароходах. Фантасты еще больше о космосе пишут, а не о мире после катаклизмов.

Макс летел на пикник, скорее всего прощальный, так быстро, как только позволяла дорога, машина была абсолютно безопасна, а радаров Макс не боялся. Их пока мало, да если они и попадутся, все равно покажут лишь разрешенную скорость. Наличие идеального антирадара Максу не помогло — его все равно остановили на стационарном посту. Опытный взгляд инспектора на глазок определил значительное превышение, но предъявить Максу было нечего, так что все ограничилось лишь проверкой прав, талона нарушений, техпаспорта и доверенности на автомобиль. Инспектор даже не задал дурацкого вопроса «Куда едете», просто козырнул и пожелал счастливого пути.

Девчонкам нашлась новая тема для разговоров, и они даже не заметили, как Макс, свернув на лесную дорогу, въехал в окно временного портала, сделанное совершенно прозрачным. Дорога вывела прямо к морю. Грэйв неплохо поработал, здесь, в далеком прошлом, балтийское побережье было пустынным. Грэйв обустроил прекрасное местечко для отдыха радиусом пять километров, защитив его от местного дикого мира и силовым полем, и отвесными скалами, и непроходимой растительностью. Над этим анклавом туч не было запланировано, ветра Максу тоже не хотелось, не было здесь и живности, неприятной человеческому взгляду. Морское дно быстро понижалось, уступами, сначала по колено, затем по пояс, потом по горло, кристально чистая вода была подогрета до комфортной температуры. Скалы были далеко, за горизонтом, дорога по об стороны от портала была скопирована с земной, так что, если бы не сделанное по заказу дно, даже сам Макс не заметил бы никакого подвоха. Та же самая Юрмала, только совершенно пустынная.

На дюнах стояла беседка, слегка напоминавшая палубу древнего парусника, был даже простенький деревянный штурвал и небольшой колокол. В беседке был просторный квадратный стол с лавками. Всё из досок, старых, темных от времени. Девченки радостно завизжали и кинулись в беседку, крутить штурвал и бить в колокол. Макс дал им мощный бинокль, чтобы они совсем уж ощущали себя капитанами на мостике, понаблюдал, как они дурачатся, но присоединяться не стал. Макс разделся, одежду и обувь повесил на короткий плетеный заборчик, придуманный именно для подобных целей и принялся разгружать багажник. Девчонки тоже убежали со своими сумками за кусты переодеваться, но только Ленка и Юлька вернулись в купальниках, на Зинке все так же был сарафан.

— Вот незадача, сказала она, верх от купальника дома забыла. И что теперь мне делать, домой возвращаться? — грустно сказала она, но в глазах ее бегали чертики, уже хорошо знакомые Максу.

Ленка с Юлькой суетились, пытаясь обнаружить какой-нибудь подходящий кусок материи, из которого можно было бы соорудить Зинке недостающую часть туалета.

Зинка понаблюдала за их тщетными поисками, и спросила у Макса

— Тут точно никого нет? Ну тогда мне вроде стесняться некого, все свои — и Зинка быстро стянула сарафан.

Девчонки обалдели, Ленка даже слегка покраснела. Зинка достала из сумки покрывало, расстелила и легла загорать, победно поглядывая на подруг. Макс заметил в сумке Зинки знакомую тесемку и задумался.

— Что-то Зинка воду мутит. И уже давно. Ничего она не забывала, просто предъявляет подругам свои права на меня. Замуж больше не просится, но ведет себя так, как будто мы уже помолвлены. Вот всегда так. Чуть любовь начнется и сразу в ЗАГС.


Макс поставил большую пятиместную палатку. Брезент был тяжелым, пришлось потрудиться. С колышками помог грэйв, сухой песок их плохо держит. Макс достал из багажника и собрал рамку для автоматического вращения шампуров, пристроил ее у готового мангала из камней. В багажнике нашелся и большой бумажный мешок с древесными углями, конечно, не совсем подходящее для СССР семьдесят седьмого года вещество, но ждать, пока дрова прогорят в угли, Максу не хотелось. Кроме того, за дровами надо было сходить на полчасика в лес, изображая дровосека, там они, уже нарубленные, дожидались Макса аккуратной кучкой. Достав из багажника стаканы со свежесинтезированным соком, Макс пошел к девушкам спрашивать, не пора ли перекусить. Подойдя к ним, Макс чуть не выронил стаканы. Все трое лежали на зинкином покрывале, подставив спины солнцу, все были топлесс, все смотрели на Макса, ожидая реакции.

— Ба, да это бунт на корабле — сообразил Макс — Капитаншу пытаются столкнуть за борт.

Он раздал сок.

— Ну что, сначала шашлык пожарим, а потом пойдем купаться, или сначала купаться, потом шашлык?

— Сначала купаться, обжираться потом — сказала Зинка, встала и пошла к морю. Ленка и Юлька сомневались, но Макс им слегка помог, сказав — идите, я сейчас догоню, багажник закрою, там мясо, еще мухи налетят. — Когда Макс спустя минуту повернулся, все трое уже плескались в воде.

Вечером, когда солнце готовилось окунуться в море, разомлевшая от плотного ужина и выпитого за день вина четверка, уже одетая, но все так же босая, сидела в беседке и наблюдала за пейзажем.

— Ну прямо коммунизм какой-то. — прервала сытое молчание Зинка. Вот так и в будущем ведь когда-то будет — каждому по потребностям. Своя индивидуальная беседка на берегу теплого моря. И куча всяких вкусностей. И машина, и магнитофоны, и все что душе угодно. Ты, Эдик, что думаешь по этому поводу?

— Тебе честно или правду? — лениво ответил Макс. — Не будет никакого коммунизма. Коммунизм — это религиозное учение о рае не где-то там на небесах, а на земле. И пока в этом учении имеется устаревшее определение «по потребностям», этого рая не достичь никогда.

— Почему? Производиться всего будет столько, что всем достанется, сколько бы не хотелось.

— Нет, всегда будет чего-то не хватать, вот посмотри — идет премьера в Большом. А желающих ее посмотреть вживую гораздо больше чем мест в зале. Значит кому-то не места не достанется. Всё — потребности каждого не удовлетворены. Или кто-то хочет квартиру в Москве, на пятом этаже с видом на памятник Пушкину. А таких желающих много, больше чем таких квартир. Мелочи конечно, но дьявол в мелочах. Формулировку хотя бы надо менять, иначе никак не построить. Как менять — хотел бы я знать, но не знаю. Люди должны измениться, просто материальной базы любого уровня для коммунизма совершенно недостаточно. Да они и изменятся, как изменится само общество при построении этой самой материальной базы. Например, я уверен, что институт семьи отомрет.

— Как это? — живо заинтересовались девчонки.

— Ну вот зачем семья была раньше? Потому что женщине одной не прокормиться, а мужчине, если питаться в харчевнях, тоже. Да и без семьи дети с голоду померли бы и вымерло бы человечество. Сейчас — примерно то же самое. Дети конечно с голоду не помрут, мать и себя прокормит и детей, общество помогает. Но тоже плохо без семьи, какие-то траты одному не потянуть. И вот смотрите — живут двое, прописаны в одной однокомнатной квартире, хорошо живут, дружно. Но вот поругались — и все равно живут. Потому что — кто уйдет и куда? Где ушедший жить будет то? Куда он свою половину имущества перенесет? Вот и живут дальше, мирятся, ссорятся, снова мирятся. Это их квартира мирит, пусть она в этом примирении не самое главное, но хоть на 5 %, но мирит.

А вот построят ту самую материальную базу. Поругались — ушел, тут же получил другое жилье, недостатка в нем нет. Могут и не помириться уже. И дети от недостатка родителя тоже материально не пострадают — все даром, бери сколько надо. И рухнет институт брака, рухнет обязательно.

— Ну, Эдик, это ты наверняка неправ. А как же любовь?

— Любовь — это любовь, а семья — это семья. Всегда так было, и всегда так будет, пока ЗАГСы не закроют за ненадобностью. Любить можно нескольких, одинаково или по-разному, а семья она пока всего одна и может образоваться не только по любви, а по расчету. Экономическая ячейка общества, или как там правильно, согласно всеобщего учения?

Девчонки все равно были не согласны.

— Ладно, давайте тему закроем, все равно вы все замуж хотите и поэтому никакой логике не поверите. Давайте лучше музыку послушаем, потанцуем.

— Не хотим мы замуж — возразила Юлька.

— Хотите, хотите и я даже знаю за кого. Вон Зинка, та действительно не хочет, она сама мне сказала. Пока материальную базу коммунизма не построим, говорит, никакого замужества!

— Да, не хочу — вдруг обиделась Зинка. — А вот эти двое, наоборот. Им невтерпеж. Им и в шалаше рай — Зинка кивнула на палатку.

— Ладно тебе, хорош злиться — примирительно сказал Макс. — Я и без всяких там загсов вас всех люблю. Пойду музыку поставлю.

Музыка примирила. Под быстрый ритм диско можно было трястись хоть вдесятером. Да и медленные композиции сами собой превратились в какой-то сложный общий танец, в котором Макс доставался всем по очереди.

Музыку Макс подобрал заранее, вчера вечером. Он как-то поинтересовался у грэйва, есть ли в этом мире его любимые исполнители, назвал их. Грэйв нашел только троих. Правда, в 1977-м они еще ничем себя не проявили, петь начнут только в будущем. Макс тогда поставил себе галочку и вот вчера, составляя плейлист, разбрасывая песни по кассетам, вспомнил и, выведя на экран полный каталог песен первого из троих, обнаружил, что это Кристовский, всегда одетый с иголочки Кристовский, один из его самых любимых. Песни, конечно, были незнакомые, но такие же по стилю исполнения. Макс увлекся прослушиванием и вот, нашел такую, которая существовала в обоих мирах. И сейчас она звучала с кассеты, соответствуя моменту и навевая грусть

— … нас закутало неизвестностью. Здесь так долго друг друга искали мы, и конечно пропали без вести. Проститься нету сил… — пел Кристовский

— А может взять, да и рассказать им часть правды? — думал Макс — Нет, нельзя, когда мои художества вскроются, их трясти начнут, а в том, что профессионалы все выпытают, даже без физических пыток, сомнений нет. Один укол и у тебя уже словесный понос… Или взять девчонок к себе? А как же их родители, их что, тоже? А что делать с любимыми родственниками, с друзьями?

— … Умирали давно понемножку мы, и, наверное, было спасением проститься. Нету сил, закрываю, я глаза закрываю… — пел Кристовский

Когда песня закончилась, Макс налил всем по бокалу вина, быстро выпил свой и, улучшив момент, незаметно удалился. Залез в палатку и почти моментально заснул.


Утром Макс, хотя и ложился с самого краю, почему-то оказался между Зинкой и Ленкой. Осторожно выбравшись из палатки, Макс пошел к машине, достал большой бокал холодного кваса, выпил, достал другой и пошел с ним к столу. Магнитофон молчал. Макс, чтобы не продолжать вчерашние размышления, подключил наушники, вызвал из памяти грэйва второго любимчика из своего мира, Митяева, и включил первую попавшуюся песню. Полностью смысл слов не лез в голову, размышления над отдельными фразами мешали полному восприятию.

— «…он по стране катил неспешно, где умирал вождь за вождем…» — Да, старенькие нынче в стране вожди. Вот если бы…

Размышлениям Макса не удалось развернуться. Подкравшаяся Зинка стянула с Макса наушники, поднесла поближе к своим ушам и чуток послушала

— «Социалистического царствования шел …идесятый год, и сбегал в …ные мытарства снова я, а она — наоборот.» — услышала она сквозь возмущенные слова Макса.

— Вражьи голоса слушаешь, Эдик, эмигрантов? — строго спросила Зинка, вернула наушники, сделала несколько глотков кваса из кружки Макса и убежала купаться. Макс посмотрел, как она стаскивает сарафан и бросается в море, и вернулся к Митяеву.

— Почему эмигрантов? — подумал он — А, ну да, здесь всё иначе. И Зинка подумала, что я радио слушаю, Бибиси, или еще чего, кнопка «плэй» ведь не нажата, значит, это не кассета.

— …Она уехала легко, но где-то в Хайфе, в ресторане, её я встретил через год… — услышал он, надев наушники.

— Ну вот, действительно эмигрант, все правильно, сейчас только евреев выпускают.

— …Страна, как тройка, понесла и разнесла Союз Республик, кому-то дырка и весна достались, а кому-то бублик… — пел Митяев.

— Да, все правильно, развалили Сибирь-матушку, разворовали… Все так и было.

Макс, не дослушав песню, снял наушники, допил квас и, посмотрев на Зинку, тоже решил искупаться. Снял майку, начал расстегивать джинсы. Что-то беспокоило.

— Стоп!!! — вдруг понеслись вскачь ужасные мысли — какое нафиг «так и было»? Это песня не из моей ветки, а из основного ствола! Ничего такого здесь не было! Еще не было! Но, получается, будет? Грэйв!!! Здесь что, СССР тоже развалится? Когда? Что же ты молчал, зараза электронная!

Макс потерянно пошел к машине, взял кейс, побрел в лес, как был. босиком и без майки. Скрывшись за кустами, сразу шагнул в портал, обратно в 1977-й, к себе в бункер. Там спокойно, там никто не спросит «о чем задумался», там можно все обдумать.

Макс вызвал информацию за 2017-й. Черт знает что здесь творилось в будущем. Войны в среднеазиатских республиках, войны на Кавказе и в Закавказье, войны в Молдавии, на Украине, в России. Марши ветеранов СС, коммунизм приравнивают к фашизму. Тотальная гегемония США, не так, как в моем мире, здешний СССР все-таки страна с ядерным оружием. Заводы перестроены в торговые центры. Все напрасно. Продадут мои станки на металлолом. Собрались главы трех самых братских республик и разогнали остальной СССР. Горбачев, вместо того, чтобы как главнокомандующий поднять армию, даже пальцем не пошевелил, чтобы задавить смутьянов, даже не попробовал. Ну, я вам покажу, суки, царские морды, Кемску волость, государственное добро разбазаривать. Грэйв! Этих четверых на другую планету, срочно, дерьмо из миски жрать! Потом разберусь и компанию им подкину!

К полуночи, когда Макс устал от массы кошмарной информации, от мыслей вообще и от планов мести в частности, он уже думал -

— Или все напрасно? Может это какие-то объективные причины? Может пошло оно все нафиг, наберу себе хороших людей на свою планету и буду спокойно жить, как Бог.

— Или, раз оно объективно, взять, да и развалить СССР сейчас, не дожидаясь 91-го, оставив только самое хорошее?

В конце концов Макс уснул, так и не вспомнив про троих девчонок, брошенных им на берегу.


По голой степи метались четверо растерянных людей. Пустая степь до самого горизонта. Лишь только жалкий навес с двухэтажными нарами под ним, больше ничего. Возле навеса колонка, рядом четыре алюминиевые миски, на ручке колонки переключатель «жрать — пить». Кроме этих жалких следов привычной цивилизации ничего, совершенно ничего не видно, даже с крыши навеса.


Леонид Ильич проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Ну не дают поспать, а ведь и без того бессонница мучает. Он открыл глаза. За плечо тряс черт, совершенно обычный черт с рожками и свиным пятачком вместо носа. И приснится же такое, подумал Леонид Ильич и перевернулся на другой бок.

Загрузка...