ГЛАВА 11. Служба в Центральной группе войск в Австрии (1947–1955)

В конце 1947 года приказом МО я был направлен в Австрию в Центральную группу войск, которая несла в то время оккупационную службу в этой стране. Мне предстояло принять командование небольшой частью специального назначения.

Получив необходимые указания по организации работы и нормам поведения за границей, я с группой офицеров, направляемых в качестве замены длительно служивших в отрыве от Родины коллег, выехал поездом Москва-Киев-Львов-Чоп-Вена к месту службы. Срок службы в ЦГВ определялся в те поры в 3 года, но на практике его обычно продлевали до пяти лет. На большее время оставляли редко, т.к. длительный отрыв от Родины давал себя знать весьма ощутимо, поскольку после 1948 года офицерам было запрещено проживание в стране с семьями. Этот запрет, основания для которого носили, очевидно, экономический характер, был отменен только в 1953 году по ходатайству нового главнокомандующего ЦГВ генерал-полковника С.С.Бирюзова, который сумел доказать руководству, что выгоднее нести некоторые незначительные материальные затраты, чем иметь постоянно ряд тяжелых чрезвычайных происшествий, неизбежных при раздельном проживании большого числа молодых офицеров в отрыве от семей.

Казалось бы несложное путешествие продолжалось вместо обычных 2 суток — 10, т.к. за Львовом группа бандеровских бандитов взорвала ряд мостов в Карпатах, и мы вынуждены были задержаться во Львове около 8 дней. Поскольку денег с собою мы имели лишь на мелкие расходы до границы, т.к., по строгим указаниям инструктировавших нас начальников, за рубеж мы не имели права взять ни копейки, мы еще раз вспомнили мудрую русскую пословицу: «Едешь на день, бери хлеба на неделю».

Наконец размытые мосты — так официально объяснялась причина задержки — отремонтированы, и мы прибыли на приграничную станцию Чоп. Несложные таможенные формальности, поезд при пересечении границы замедлил ход, с подножек вагонов спрыгнули наши пограничники — и мы за рубежом. За границу мы ехали впервые, но чувства разрыва с Родиной не ощущали. Это, очевидно, объяснялось тем, что весь состав был наполнен своими, советскими людьми. Ехали солдаты и офицеры на замену, как и мы, возвращались из отпусков. Гражданские служащие оккупационных учреждений, таких как Советская часть Союзнической комиссии по Австрии. Управления советского имущества, Нефтяного управления и др., следовали с женами и детьми, и мы, военнослужащие, основательно им завидовали. Всюду было заметно оживление, слышался смех, веселые шутки, песни. У всех еще свежо было чувство гордости одержанной победой, в результате которой советский человек может вот так свободно ехать, как к себе домой, в центр Европы, где несли службу воины нашей Великой Армии.

Сразу же по пересечении границы обращала на себя внимание резкая разница в придорожном ландшафте. По нашим западным областям мы проезжали мимо развалин сел, городов и железнодорожных станций, мелькали большие массивы необработанной земли. На остановках толпились изможденные, плохо одетые люди, штурмующие поезда, и на всем — признаки тяжелой разрухи, нищеты, голода, лишений, оставленных нашему народу четырехлетней войной.

При переезде границы картина резко изменилась. Уже в Венгрии можно было заметить завидный достаток и признаки давно заведенного, не нарушенного даже войной порядка. Лоскутные участки крестьянских полей были обработаны и убраны. Каменные постройки деревень и маленьких городков с неизменными готическими шпилями католических церквей казались игрушками. По перронам добротных станций гуляли сытые, хорошо одетые венгры. Они охотно вступали на коротких остановках в беседы с советскими гражданами и на ломаном русском языке пытались убеждать в своей дружбе и симпатиях. На станциях шла бойкая торговля вином, пивом, продуктами.

Да, неравномерно распределились тяготы войны между победителями и побежденными. Дорого досталась победа нашему народу.

При пересечении границы Австрии разница во внешнем порядке стала еще резче. Австрийцы почти не понесли потерь в жилом фонде. Уровень зажиточности населения, особенно крестьян, был еще выше, чем в Венгрии.

После разрушенных войной наших сел и городов, уничтоженных исторических и культурных памятников полностью сохранившиеся замки, дворцы, помещичьи усадьбы, уютные, утопающие в зелени виллы и добротные крестьянские постройки, рассчитанные на века, нормально работающие фабрики и заводы, хорошо возделанные поля на австрийской земле вызывали чувство удивления у наших людей, переживших ужасы войны и видевших зверства немцев, в том числе и австрийцев, служивших в вермахте, на оккупированной части СССР.

В Чопе на продовольственном пункте по аттестатам мы получили на нескольких человек большое количество продуктов сухим пайком, в том числе ржаную муку, гречневую крупу и др. Будучи предупрежденными нашими начальниками о том, что австрийцы испытывают серьезные продовольственные трудности, мы привезли все эти продукты в Вену в надежде осчастливить не одного голодающего туземца. Каково же было наше удивление, когда никто из местных жителей не соглашался совершенно безвозмездно взять их, т.к. ржаная мука и гречневая крупа этим «голодающим» были просто не известны, и к началу 1948 года жители Австрии уже не испытывали недостатка в таких привычных для них продуктах, как белый хлеб, рис, мясо.

Штаб ЦГВ находился в Бадене — небольшом курортном городке в 26 километрах от Вены. Он располагался в центре города в здании бывшей гимназии с прилегающими отдельными домами. Офицеры проживали во временно освобожденных обывательских квартирах и общежитиях неподалеку от штаба. Группой командовал генерал армии В.В. Курасов, начальником штаба был генерал-лейтенант И.Т.Шлемин.

После завершения необходимых формальностей и представлений по начальству, в частности заместителю начальника штаба группы генерал-майору Петру Никифоровичу Чекмазову и его заместителю полковнику Петру Семеновичу Мотинову, я направился в Вену, где под гостеприимным кровом городской советской военной комендатуры в 1-м районе города на Беларияштрассе, 1, находился штаб той части, которой я должен был командовать. Я должен был заменить временно исполнявшего обязанности командира этой части подполковника Василия Климентьевича Стечишина. Он прибыл в Вену 13.04.1945 г. с войсками и с тех пор возглавлял советскую комендатуру 4-го района города. Мне была отведена квартира из числа покинутых обывателями на Карлсгассе, 22/8. Недостатка в жилищном фонде в это время еще не ощущалось, т.к. крупные нацисты и лица, связанные с ними, бежали в большом числе на запад, не рассчитывая на чрезмерное великодушие русских. В последующем вся эта коричневая свора начала возвращаться, проходить при активной поддержке австрийских властей так называемую денацификацию, утверждая, что они хотя и были нацистами, но не особенно обремененными преступлениями. И предъявляли претензии на свое недвижимое имущество, которое при отсутствии единства в решениях союзнического совета оккупационные власти вынуждены были им возвращать.

Вена ошеломила своим блеском, своими контрастами. Казалось удивительным, что такой гигантский город — второй Париж, как его называют австрийцы, с бесчисленными памятниками искусства, всемирно известными шедеврами готического зодчества, собором святого Стефана, церковью Фотия, бельведером Шеннбруном, Хофбургом, роскошными музеями, город с 1,7 миллиона жителей является столицей государства с 6,5 миллиона населения. Однако это становится понятным, если вспомнить, что это бывшая столица Австро-Венгрии, насчитывавшей свыше 50 миллионов многонационального населения. Город практически от войны не пострадал, и нам, привыкшим видеть руины разбитых немцами городов, казался райским уголком на опаленной войной земле.

Тенистые аллеи Пратера, извилистые лесные дороги Каленберга, чудесные розовые аллеи городского парка, аллеи Ринга, масса зелени, чудесные творения архитектуры, масса памятников, в том числе известным советским людям, композиторам и поэтам: Бетховену, Брамсу, Штраусу, Моцарту, Гете, Шиллеру, Грилльпарцеру и многим другим, — делали этот город похожим на большой музей.

К началу 1948 года экономика Австрии уже начала оправляться от военных потрясений. Восстанавливались промышленные предприятия. В советской зоне оккупации все заводы и фабрики бывших нацистов были конфискованы и, как военная добыча, переданы в ведение Управления советским имуществом. Это учреждение объединяло свыше 200 различных предприятий и сельскохозяйственных поместий, каждое из которых руководилось советским генеральным директором, пытавшимся ввести на этих предприятиях и хозяйствах наши, советские порядки. К сожалению, эти порядки не воспринимались рабочими и служащими. Так, например, они категорически отказывались от сдельщины, не принятой на прежних австрийских предприятиях. Попытки в конце квартала выдать премии наиболее квалифицированным и активным рабочим вызывали повсеместное сопротивление. Профсоюзные деятели, в том числе, как ни странно, и коммунисты, выступили против выдачи отдельным работникам премий, расценивая их как подкуп верхушки. Зато повсеместно выдвигались требования о выдаче к Рождеству 13-й месячной зарплаты, сохранении повышенных норм отпусков, которые на 5–6 дней превышали установленные у нас. Несомненно, все эти социальные блага ранее были соответствующим образом сбалансированы у капиталистов и, несомненно, убытка им не приносили, но нашим хозяйственникам это было в новинку и вызывало много конфликтов с личным составом фабрик и заводов, доходивших иногда до забастовок.

Немецкие предприятия оборонного значения демонтировались и разрушались. При этом значительная часть оборудования, не имеющего особой ценности, сырье, металлолом и др. продавались местным коммерсантам на вывоз, как правило, за бесценок.

В западных зонах все проходило значительно проще, по раз заведенному в капиталистическом мире образу и подобию. Притаившиеся на первых порах нацисты, видя благожелательное отношение к себе западных оккупационных властей, вновь взяли в свои руки бразды правления промышленностью, крупными имениями. Пройти так называемую денацификацию в западных районах Австрии не представляло особого труда. В 1948 году уже на полную мощность работали металлургические заводы ФЕСТ в Линце. Военные предприятия, принадлежавшие фашистам, разрушены не были, и на них начался выпуск соответствующей «гражданской» продукции.

Шла бойкая торговля не только товарами первой необходимости, но и предметами роскоши. В городах широко были открыты двери многочисленных ресторанов, баров, кафе, варьете и других злачных и незлачных заведений, общее число которых в столице достигало 5 тысяч.

Вся страна была разделена, в соответствии с межсоюзным соглашением, на 4 зоны: в советскую входили Бургенланд, Нижняя Австрия и часть Верхней, французы оккупировали Тироль и Форарльберг, англичане — Штирию и Каринтию, и американцы — большую часть Верхней Австрии и провинцию Зальцбург. Вена была разделена на 4 сектора, в каждом из которых имелась городская комендатура соответствующей оккупирующей Австрию страны. Центр города — 1-й район, очерченный живописным Рингом с правительственными зданиями, бывшим дворцом Франца-Иосифа Хофбургом — являлся межсоюзным, и командование в нём осуществлялось поочередно в течение месяца. Вопросы городского управления решались межсоюзным совещанием комендантов, являвшимся высшим органом власти в городе, без разрешения которого бургомистрат не мог принять ни одного решения. Поскольку передвижение из одного сектора города в другой было свободным для граждан всех оккупирующих держав, каждая из которых имела в столице свои войска и различные гражданские оккупационные учреждения, за общим порядком на территории города наблюдали так называемые межсоюзные патрули. В состав этих патрулей входило по одному солдату от каждой из четырех союзных армий. Разъезжая в радиофицированном джипе в определенном районе, они бдительно следили за поведением военнослужащих своих армий и гражданских лиц, тесно сотрудничая при этом с австрийской полицией. Несмотря на то, что патрули состояли из солдат, они пользовались весьма большой властью. Патрульный солдат при необходимости мог арестовать любого своего старшего офицера и доставить его в свою часть межсоюзной комендатуры. Старшим патрульным являлся солдат той страны, которая несла дежурную службу в 1-м районе. Характерно, что служба межсоюзных патрулей в Вене сохранилась до вывода оккупационных войск из страны в 1955 году. Несмотря на все обостряющиеся отношения между СССР и западными державами, патрульные солдаты мирно, по-деловому несли свою службу. Было интересно видеть, как эти простые парни в различной солдатской форме мирно беседовали друг с другом на своеобразном языке, состоящем из смеси франко-англо-русских слов, и при этом прекрасно понимали друг друга, олицетворяя, так сказать, мирное сосуществование простых людей в момент самого высокого накала каких-либо политических страстей в высших сферах. «Сердца четырех», как шутливо называли наши солдаты этих поборников межсоюзного порядка, несли часто потери. Запомнился случай, когда наш пьяный солдат, открывший огонь на Ринге, при попытке задержать его убил нашего и французского, тяжело ранил английского патрульного. Были аналогичные случаи и с англо-франко-американскими военнослужащими. Бесчинства по отношению к австрийцам, пьяные драки и другие неблаговидные поступки особенно отличали американцев, но общественный резонанс от них был значительно меньше, чем от наших нарушений, поскольку американцам удавалось приглушать его за счет долларов. Американский рядовой получал в месяц 120 долларов, или 3000 шиллингов, — зарплату квалифицированного инженера, и такому солдату не составляло труда откупиться от ответственности за мелкие, а иногда и крупные проступки, совершенные в отношении местных жителей. Помимо этого, австрийская «объективная пресса» каждое, даже незначительное, нарушение порядка нашими гражданами раздувала до невероятных размеров, и наоборот, о бесчинствах представителей западных держав упорно умалчивала.

Красочное зрелище, привлекавшее большое число зрителей, представляла собою смена караула, ежемесячно проводимая в 1-м районе. Каждая армия хотела при этом продемонстрировать все лучшее и оригинальное, что только она могла в условиях оккупации. Красочные парадные мундиры солдат и офицеров, музыка, торжественный марш, смена государственных флагов над зданием межсоюзной комендатуры — все это на площади старой Вены напоминало что-то опереточное. Стороны изощрялись в стремлении удивить зрителей по линии увеличения оркестра и к концу оккупации довели его до нескольких сотен человек. К смене караула наши трубачи готовились за несколько месяцев и «убивали» венцев своей выправкой и строевой подготовкой. Англичане для экзотики назначали в караул, шотландских стрелков с неизменным козлом перед оркестром с волынками, французы — альпийских стрелков с их своеобразным горным шагом-бегом. Прохождение такого войска мимо трибун, где обычно стояли городские коменданты секторов Вены, сопровождалось аплодисментами зрителей-австрийцев, научившихся за время существования в стране «нового порядка» ценить строевую выправку и подготовку.

Своеобразное впечатление сохранилось о людях, простых тружениках Австрии. Это веселый, жизнерадостный, музыкальный народ. В нем нет немецкой педантичности, но сохранена аккуратность и точность. От чехов и итальянцев они унаследовали некоторую беззаботность, от венгров — любовь к песням и танцам.

Недаром венцы в шутку говорят: «Настоящий австриец имеет мать — венгерку, а отца — чеха или наоборот». И от всех народов, входивших когда-то в лоскутную империю, австрийцы получили в должном количестве любовь к труду. Чтобы оценить это должным образом, нужно видеть их крестьянина в поле, а рабочего в цехе у станка. Нас удивляло, как они без сдельщины и широко развитого соревнования работают значительно производительнее наших крестьян и рабочих. Это можно объяснить только выработанной трудом многих поколений привычкой добросовестно относиться к порученному делу, т.к. в противном случае это дело можно потерять и остаться безработным или нищим.

Современное положение Австрии, как мирового курорта, выработало у ее населения своеобразный космополитизм. Этакое радушие ко всем. Многие простые люди открыто заявляли: «По своему географическому и хозяйственному положению мы, маленькая страна, не можем вести самостоятельную политику. Мы должны иметь хозяина, и для нас безразлично, кто он, лишь бы он был богат».

К сожалению, таким хозяином даже средние слои австрийцев предпочитают видеть американцев или западных немцев, и только беднота, которой в ту пору немало было в стране, тянулась к нам. Социальные контрасты в этой демократической стране для нашего человека были разительными. В ней можно было увидеть живого барона, графа. В окрестностях Вены, и в особенности на западе страны, стоят настоящие средневековые замки, принадлежащие этим графам и баронам, владеющим тысячами гектаров земли, а рядом — малоземельные крестьяне, живущие тяжелым трудом, арендуя эту графскую землю.

На площадях и перекрестках больших улиц столицы, таких как Кернтнерштрассе, Марияхильферштрассе и др., можно было слышать музыку чудесных духовых и симфонических оркестров, играющих под открытым небом. Но это не стремление городских властей удовлетворить эстетическим вкусам венцев, а попытка безработных музыкантов собрать у прохожих несколько шиллингов на жизнь. Нищих официально не было, т.к. нищенство запрещено полицией, но имелась масса изможденных, плохо одетых продавцов спичек, иголок, газет. Это были те же нищие, нашедшие удобную форму обойти закон. Широко процветала проституция в самых вульгарных проявлениях, описанных у нас в свое время Горьким, с регистрацией в полиции, с медицинскими освидетельствованиями, облавами, отелями на час, ночными дежурствами «жриц любви» на улицах, с одной стороны, и роскошными дамами и господами в фешенебельных ресторанах, таких как «Максим», «Сплендид» и др., где те же процессы осуществлялись знатью страны на более высоком уровне. Работа одних за 1500 шиллингов в месяц и кутежи других на Каленберге или Гринцинге, на которых пропивались тысячи шиллингов за ночь.

Вся эта заведенная веками жизнь шла так же и в период оккупации, как много лет назад, и многие австрийцы, в особенности торговцы, владельцы гастхаузов, мелкие ремесленники, открыто говорили, что оккупанты средним слоям населения не мешают, а возможно, и содействуют, поскольку упразднена статья налога на содержание армии, которая при всех условиях не в состоянии будет защитить Австрию в случае войны, да и внутренний рынок значительно расширился за счет союзнических войск и многочисленной оккупационной администрации, уменьшилась безработица.

К началу пятидесятых годов между СССР и западными странами началось своеобразное соревнование: кто больше даст льгот и послаблений австрийцам в зонах. Западники отказались от оккупационных платежей, мы незамедлительно сделали то же и стали оплачивать казарменный и жилищный фонд местным властям из своих средств. Стали возвращаться из дальних стран так называемые мало обремененные преступлениями нацисты и требовать свое имущество: виллы, землю, замки, — и их соответствующие стороны, как правило, возвращали. Была введена плата транспортных расходов, ранее не взимавшаяся с военнослужащих оккупационных армий, и т.д. и пр.

Многое было необычным для советского человека в Австрии. Значительное количество безработных, осаждавших заводы Управления советским имуществом в Австрии (УСИА) и нефтяные разработки в поисках работы. Манифестации трудящихся, в том числе рабочих-подростков, с требованиями повысить зарплату и снизить продолжительность рабочей недели до 40 часов. Подобного рода шествия, организованные, как правило, коммунистами, обычно направлялись к зданию парламента и заканчивались рукопашным и схватками демонстрантов с респектабельной государственной полицией, неизменно оказывавшейся в этих битвах победительницей. Шествия разгонялись, многие из участников арестовывались, раненые отвозились в больницы. Порядок водворялся. При виде подобного зрелища наши солдаты с трудом сдерживались, чтобы не вступиться за демонстрантов и не разгромить полицейских, олицетворявших буржуазную законность в стране. Но мы демонстративно не вмешивались во внутренние дела страны, и такое невмешательство было иногда непонятно для простого советского человека.

Удивляла набожность австрийцев-католиков, особенно женщин. В стране парадоксально сочетались высокая цивилизация с идейной отсталостью, которая активно поддерживалась церковью, пользовавшейся значительным влиянием у населения. Крестные ходы вокруг церквей, большое количество религиозных праздников с торжественными богослужениями и проповедями духовенства, марш отрядов армии спасения на площадях и в парках столицы, монахи различных орденов и монахини в белых чепцах и наколках, разъезжающие на велосипедах по улицам, — все это для советского человека казалось экзотичным и вызывало естественный интерес.

Церковники умело играли и продолжают играть на чувствах верующих. Некоторые обряды, такие как торжественная конфирмация подростков, трогательное празднование дня матери, когда все дети, от ясельного до преклонного возраста, поздравляют своих матерей и делают им подарки, день памяти мертвых, в который каждый католик считает своим долгом посетить кладбище, где похоронены его близкие, имеют много рационального, и их можно было бы перенести в нашу действительность, придав им, понятно, другое содержание. Например: первый шаг в самостоятельную жизнь — вручение паспорта 16-летним гражданам нашей страны — не проводить как чисто милицейский акт, а привнести в него те же элементы сердечности и торжественности, которые приняты у католиков при конфирмации с тем, чтобы этот день ребенок помнил всю жизнь.

Празднование дня памяти мертвых нужно в большой мере и для живых, поскольку наши умершие труженики и павшие в боях герои не в меньшей мере заслужили, чтобы о них с благодарностью вспоминали потомки.

У австрийцев весьма высока привитая многими годами, если не десятилетиями, гражданская дисциплина. Пьют вина местные жители и даже представительницы прекрасного пола весьма много, но преимущественно свое сухое — «Кремсервайн», «Гумбольдскирхен», «Бургенландер» и др., и поэтому пьяных на улицах даже в праздничные дни не видно. При встрече в Вене субъектов, потерявших над собою контроль или затевающих на улице пьяные дебоши, можно безошибочно утверждать, что это или наши соотечественники, или американцы.

Кстати, австрийцы любят повеселиться, и балы, особенно в фашинг (мясоед), у них проводятся частными лицами, учреждениями, профсоюзными и партийными организациями. Дамы в длинных платьях, мужчины в смокингах, фраках или просто в темных костюмах, вне зависимости от возраста, танцуют, пьют вино, веселятся. Кажется, что попадаешь в старую Вену времен Штрауса, Кальмана, Легара с ее опереточными героями и героинями.

Муниципальная полиция (РУД и охрана порядка), в отличие от государственной (политической), пользуется у значительной части населения уважением. В нее принимают лиц со средним образованием, имеющих предков до третьего колена с безупречной, с точки зрения буржуазной морали, репутацией. Интересно было наблюдать полицейского регулировщика на бойком перекрестке Вены накануне Рождества 24 декабря. Он бывает весь заставлен пакетами с подарками. Эти подарки, среди которых бывают не только вино, фрукты, но и зачастую банкноты солидного достоинства, свозятся в полицейский участок и там делятся поровну между чинами полиции, или на их основе устраивается бал.

Любовь публики к муниципалам имеет некоторые основания. Полицейские «все знают». Они помогут ребенку перейти через улицу, проводят старушку, дадут справку по городу. Если полицейский не сможет ответить на вопрос, он порекомендует, к кому из более информированных в этом вопросе коллег нужно обратиться. У многих регулировщиков рядом с их личным номером висит 2–3, а то и 4 таблички с указанием иностранных языков, на которых полицейский изъясняется. Австрия — страна туризма, а туризм — это доход, валюта, заработки, и на службу ему поставлено многое, даже полиция. «Динст ам кунде», как говорят австрийцы.

Указания полицейского непререкаемы. Это закон. За переход улицы в неположенном месте штраф и арест… на 10–15 минут, отбываемый на месте рядом с постовым, который деликатно преподает в это время правила уличного движения. Эта мера наказания особенно охотно применяется в отношении юных нарушительниц правил движения, как пеших, так и моторизованных.

Австрийское законодательство, в зависимости от степени виновности, практикует тюремное заключение без отрыва от производства. Совершивший проступок днем работает, а на ночь является для отбытия срока заключения в тюрьму. Лишать человека работы за незначительные проступки слишком большое наказание, да и содержать такого заключенного дешевле. Удар по виновному шиллингом — распространенный метод воздействия на нарушителей закона. Так, нарушитель, нанесший увечье, платит потерпевшему иногда пожизненные алименты. При этом тюремное заключение зачастую бывает недлительным.

Оригинальный закон против алиментщиков рассматривался в австрийском парламенте. В соответствии с ним, определенные судом алименты папа должен был вносить государству, которое является мощным посредником между ребенком и отцом. Установленная сумма выплачивается на содержание детей матери или опекунам, и горе алиментщику, если он попытается уклониться от выплаты установленной суммы. Государство всегда найдет пути получить от него алименты, даже если он уедет за границу. Таким образом, мать после развода не имеет необходимости все время разыскивать отца своего ребенка и вести с таким папой препирательства материального порядка. Понятно, что это может быть возможно только в стране с отлично поставленным учетом населения, какой является Австрия.

Австрийцы любят свою страну и гордятся ее историей. Обращает на себя внимание забота, с которой они относятся к историческим памятникам. Все они ухожены, отремонтированы, утилитарно используются и, как правило, приносят доход.

Многочисленные замки, такие как Бургкройценштайн, Грайфенштайн, Аспанг, Люксембург и др., приспособлены как музеи архитектуры, оружия, рыцарского быта, этнографии. Многие руины, связанные с историческими личностями, как, например, Дюрнштайн на Дунае, где, по преданию, был заключен Ричард Львиное Сердце, превращены в места отдыха. Развалины зацементированы, скреплены железными скобами во избежание дальнейшего разрушения, снабжены предупреждающими знаками. В этих местах обычно бывает все необходимое для отдыха, а поскольку рыцари имели неплохой вкус и их разбойничьи гнезда располагались в живописных уголках страны, эти места и сейчас посещают многочисленные туристы, свои и иностранные, что дает значительный доход. Помимо этого, все эти памятники служат и воспитательным целям, прославляя историю страны, ее былое могущество, ее деятелей.

Австрия — страна, где творили многие великие композиторы. Всемирно известен Дом-музей Моцарта в Зальцбурге, места, связанные с творчеством Бетховена, Штрауса, Брамса, Шуберта и др. Только поклониться праху великих музыкантов-композиторов на Центральном кладбище во 2-м районе Вены едут сотни тысяч любителей и ценителей музыки. Кладбище действительно является мемориальным музеем. Там на композиторских мостках похоронены Бетховен, Шуберт, Моцарт (в безымянной могиле для бедных), Штраус, Брамс, Зуппе, Легар, Кальман и другие великие творцы музыкальной культуры. При посещении этих мест невольно ощущается волнение. Сколько человеческих страстей, несбывшихся мечтаний, надежд, разочарований скрыто под плитами и памятниками этого своеобразного музея. Кстати, на Центральном кладбище Вены хоронят всех австрийцев — от президента до разнорабочего, но землю для могилы продают по весьма высокой цене на различные сроки — от 20 лет и выше. Соответственно, чем больше срок, тем выше стоимость могилы. Потому, как и во времена Моцарта, бедняков часто хоронят в общих безымянных братских могилах. На этом же кладбище погребены тысячи советских воинов, павших при освобождении Вены.

В столице Австрии сотни музеев, начиная от отлично подобранных по экспозиции естественно-природного, исторического, этнографического, музыкальных инструментов и кончая музеем криминалистики. Целыми музейными ансамблями являются дворцы императоров Австрии Хофбург, Шеннбрун, резиденция принца Евгения Савойского — Бельведер и др. Практически весь 1-й район города (старый город) является своеобразным музеем средневековой архитектуры с десятком древних церквей, среди которых патриархом является шедевр готики, творение зодчих трех столетий собор Святого Стефана, заложенный в 1147 году и законченный строительством в XIV веке.

Австрия богата древними и современными нам памятниками славы России и ее армии. В долине Вахау стоит на горе большой памятник, который космополиты-австрийцы воздвигли Кутузову и Бертье. В надписи на памятнике прославляется воинская доблесть русских и французов, проявленная ими в арьергардных боях во время отхода русской армии в 1807 году. У Мелька сохранился крест над братской могилой русских солдат, умерших от ран в боях с войсками Наполеона в 1805 году.

В Вене много наименований, связанных с русской историей, войнами Суворова. До сих пор имеются Разумовскийштрассе, Разумовскийбрюке. В пригородах Вены и на полях Нижней Австрии разбросаны многочисленные памятники над братскими могилами наших воинов, погибших в Великой Отечественной войне. Больно видеть цементные и кирпичные обелиски-времянки с надписями типа: «Вечная слава героям, павшим за свободу и независимость нашей родины», — а внизу несколько фамилий и приписка: «и еще 60 или 120 безымянных воинов». Еще в нашу бытность в стране имели место попытки осквернения этих дорогих советскому народу могил. Трудно сказать, в каком они состоянии в настоящее время.

На центральной площади Вены Шварценбергплац воздвигнут памятник-мемориал советским солдатам, погибшим при освобождении Австрии от фашизма. Австрийские неонацисты неоднократно пытались его взорвать, и власти вынуждены были поставить у него круглосуточный полицейский пост. Очевидно, корни фашизма не удалось вырвать и в этой маленькой стране, давшей миру теоретиков и практиков этого человеконенавистнического движения.

Прекрасна природа Австрии, чудесные горные и равнинные ландшафты ласкают взор. Многочисленные памятники материальной культуры народов, населявших долину Дуная, от северного форпоста Древнего Рима города Карнунтума, разрушенного в 56-м году аварами, до современных гидроэлектростанций, свидетельствуют о талантах и трудолюбии не только современных австрийцев, но и их предков.

Хороша Вена — город парков и дворцов. Пратер, Лобау, Венский Лес — Каленберг, зеленые аллеи Ринга, всюду масса цветов, и никто не трогает их. В парках почти ручные птицы и белки, и никто не бьет их из рогаток. Мне до сих пор не ясно, где гуляют дети и подростки австрийских городов, но вечером на улицах их не бывает.

Есть за что австрийцам любить свою родину, но срединное положение страны в Европе превратило их в своеобразных космополитов. Развращенные многолетней социал-демократической демагогией, австрийские обыватели в значительной массе понимают свой нейтралитет как явление временное. Австрия должна иметь мощного и богатого патрона, а такими могут быть только ФРГ или США или оба эти государства вместе. Этим объясняется все усиливающееся проникновение западного влияния в стране. Книжный рынок наводнен неофашистской литературой. Кино, театр деградируют. Молодежь планомерно развращается порнографическими картинами, литературой, клубами типа общества нудистов, проповедующих вредность одежды и необходимость возврата к предкам не только в идеологии, но и во взаимоотношениях полов. В этих условиях борьба за молодежь является особо важной задачей компартии, рост которой за счет юношей и девушек осуществляется крайне медленно.

Еще в период оккупации для советского человека необычны были и формы массовой партийной работы, проводимой КПА. 1 Мая, когда массы трудящихся Вены с красными знаменами под музыку маршируют по Рингу, где у парламента создавались импровизированные трибуны и колонны демонстрантов, следующих порознь в порядке партийной принадлежности, приветствовали руководителя социалистической и коммунистической партий, обязательно стремясь очернить друг друга. И социалисты, и коммунисты шли раздельными колоннами, пели одни и те же песни — «Варшавянку», «Марсельезу», маршировали под красными знаменами, но редкая демонстрация обходилась без рукопашных схваток, поскольку эти в основном рабочие колонны шли под различными лозунгами, допуская грубые выпады против руководства противной партии. Социалисты кричали: «Остеррейх вирд ми фольксдемократие». Коммунисты не оставались в долгу. Запомнилось оформление одной колонны коммунистов. Они несли плакаты с надписью: «В странах народной демократии хлеб, свобода, работы, а у нас Фигль (премьер от народной партии), Шерф (заместитель премьера — социалист) и другой…» Стрелка показывала на телегу с навозом, который за плакатом тащила оборванная кляча. Такие методы борьбы не способствовали установлению единства даже в низах, т.к. многие рядовые социалисты все еще уважали своих лидеров. Члены буржуазной народной партии обычно в демонстрациях не участвовали, считая их плебейской формой общения. Они собирались в каком-либо большом зале, где слушали программные заявления своих лидеров.

Работа компартии в стране осложнялась не только сильными позициями социалистов, но и тем, что значительная часть взрослых австрийцев, служивших в вермахте, смогла во время войны побывать в СССР и сравнить уровень жизни в основных капиталистических странах Европы, в том числе и в собственно Австрии, и у нас. К сожалению, это сравнение было не в нашу пользу. Уровень жизни среднего австрийского трудящегося, даже в период оккупации, был выше чем у нас, а это в стране, где у большинства обывателей в ходу лозунг «Живем один раз, бери все от жизни», немалое препятствие в коммунистической пропаганде. Социалисты изощрялись, рисуя наши недостатки, а число их в ту пору было немалым.

Средний австриец время, оставшееся у него после работы, редко проводит дома. Он отдыхает в ресторанах, кафе, гастхаузах, барах, количество которых в стране, даже с учетом ее наводнения туристами, весьма велико. Каждая деревушка имеет гастхауз, где обычно не только пьют и закусывают, но и играют в карты, шахматы, читают газеты, подбор которых не зависит от партийной принадлежности хозяина. Гешефт есть гешефт, и отказывать в гостеприимстве нельзя даже члену противной партии, а ведь он может захотеть почитать свою партийную газету. В этих заведениях празднуют свадьбы, отмечают крестины, в них заключаются сделки, ведутся оживленные споры на политические или спортивные темы. В этих же заведениях, являющихся своего рода многоотраслевыми клубами, партийные организации различных партий, в том числе и коммунисты, проводят за кружкой швехатер бир или стаканом вина собрания с обсуждением важных партийных вопросов, а вечером под самодеятельный или нанятый небольшой оркестр молодежь танцует до упаду. С кружкой пива, стаканом вина, а то и просто воды австриец в таком гаствиртшафте может блаженствовать часами. Стоимость напитков и простой здоровой закуски вполне доступна, так что рабочие в обеденный перерыв также широко пользуются этими заведениями. Это не относится, естественно, к ночным ресторанам и барам, где все дорого и для рядового труженика малодоступно.

Разногласия между бывшими союзниками в начале пятидесятых годов сделали практически невозможным принятие каких-либо согласованных решений по Австрии, как в СК, так и по линии Центральной межсоюзнической комендатуры. Постановка антагонистических вопросов с взаимной критикой перед широкой австрийской общественностью фактически сводила на нет всю деятельность межсоюзных органов.

Австрийцы ждали ухода оккупантов. Нужно сказать, ждали они терпеливо. За 10 лет пребывания наших войск в советской зоне оккупации, несмотря на целый ряд бесчинств и конфликтов со стороны наших солдат, неизбежных при большом количестве войск, считавших австрийцев недавними врагами, случаев террористических актов против представителей советской стороны не было.

Следует отметить крайне жестко проводимую нашим командованием политику изоляции советских военнослужащих и гражданских лиц от местного австрийского населения. Все контакты с австрийскими учреждениями и частными лицами контролировались и носили строго деловой характер. Преследовались личные связи, особенно с женщинами. Запрещалось посещать местные рестораны, кафе, увеселительные заведения, такие как кино, театры, клубы и т.д. За нарушение этих запретов виновных немедля, невзирая на должности и звания, под конвоем отправляли до границы с последующим применением на родине весьма строгих мер партийного и служебного воздействия. Офицеров, как правило, за эти проступки увольняли из армии.

Понятно, что основная масса дисциплинированных солдат и офицеров неуклонно следовала всем этим запретам, указаниям и инструкциям и проводила время в стенах своих казарм. Однако в большом количестве войск всегда находились разгильдяи, нарушители и самовольщики, которые использовали все возможности для отлучек, контактов с девицами далеко не строгих правил, посещения злачных мест и прочее.

Получалось, что австрийцы познавали наш народ не через его чудесных представителей, коими являлись наши грамотные, душевные, честные солдаты и офицеры, излишне охраняемые от капиталистических соблазнов командованием, а через мелких воришек, пьяниц и дебоширов, для которых никакие наказания не могли явиться препятствием к «познанию» заграничной жизни, для которого не требовалось знания языка, истории и культуры страны пребывания. Случались и курьезы.

К командиру одного из наших полков ОСНАЗ полковнику Юркову, который со своей частью размещался в местечке Эбрайхсдорф, занимая там чудесный замок, обратился секретарь местной организации компартии с просьбой прислать на вечер, проводимый ими с целью укрепления дружбы с Советской Армией, несколько солдат и офицеров. Программа вечера намечалась чисто в австрийском вкусе: короткий доклад, небольшой банкет и танцы. Юрков немедленно доложил о просьбе в Политуправление ЦГВ и получил строгое указание на вечер никого не посылать. При встрече с секретарем через несколько дней Юрков выслушал от него сердечную благодарность за выделение представителей, хотя их было всего два человека, они, к сожалению, не знали языка и быстро ушли. По заявлению секретаря, солдаты были тепло встречены участниками вечера, посажены в президиум, но вели себя чересчур стеснительно, упорно не давали себя сфотографировать, отказались дать автографы девушкам и после нескольких танцев ушли.

В полку это событие расценили как ЧП. Провели детальное расследование и установили, что два забулдыги, вора и самовольщика, уже намеченных к отправке в Союз, выступили совершенно случайно в виде представителей от советской части. В очередную самовольную отлучку они случайно, услышав музыку у местного гастхауза, где проходило собрание, зашли в него и попали в президиум. Нужно отдать должное, вели они себя достойно. Это не помешало командованию отправить их в срочном порядке на родину для прохождения дальнейшей службы в строительных частях.

До 1953 года изучение офицерами группы войск немецкого языка не поощрялось. Запомнилась фраза, произнесенная на партактиве в выступлении члена Военного совета генерал-лейтенанта Пронина: «Там, где люди не полностью загружены службой, где слаба воспитательная работа, некоторые офицеры и даже солдаты начинают изучать немецкий язык». И вместе с тем молодым офицерам, проходившим службу в Австрии, запрещали учиться в заочных высших военных и гражданских учебных заведениях, а солдатам в средних школах.

С личным составом частей и подразделений не практиковались экскурсии в местные музеи, хотя при умелом их проведении они смогли бы существенно помочь в воспитании солдат и офицеров. Городские власти Вены совершенно безвозмездно ежедневно присылали коменданту города значительное количество билетов в оперные и драматические театры. Они использовались лишь небольшой частью офицеров спецслужб, СК и комендатур и в большой массе выбрасывались.

Строго каралось посещение ресторанов и австрийских магазинов. Комендантские патрули прочесывали эти заведения и незадачливых соотечественников, вне зависимости от того, с кем они там находились и как себя вели, забирали в комендатуру, где их неизменно сажали на гауптвахту даже в том случае, если они являлись гражданскими лицами. Офицер штаба группы майор А.А.Рыжков по долгу службы вынужден был встретиться в г.Сан-Пельтен в ресторане с одним англичанином. Этот англичанин, длительное время проживавший в Австрии, знал наши порядки и предупредил Рыжкова о возможных неприятностях, связанных с нарушением указаний советских властей. Рыжков хотя и знал эти указания, но с жаром оспаривал их как антисоветские измышления. Нужно было понять состояние нашего офицера, когда в процессе беседы в зал вошел наш патруль, арестовал и отправил его в комендатуру.

Одно время по приказу главнокомандующего ЦГВ генерал-лейтенанта В.П.Свиридова комендантам советской части г.Вены и других городов в нашей зоне было приказано довести до сведения всех владельцев кафе, ресторанов, магазинов и гастхаузов запрещение обслуживать советских граждан и о их появлении в этих заведениях под страхом штрафа доносить в комендатуры.

Прошло не менее полугода, прежде чем догадались, что это мудрое распоряжение носит антисоветский дискриминационный характер, и оно было отменено.

Следует заметить, что хозяйчики весьма редко выполняли подобные указания. Не в их интересах было лишаться клиентуры и связываться с оккупационными властями, к которым, как и к своей полиции, они не пылали любовью. Однако были отдельные нацисты, которые с наслаждением отказывали нашим людям в кружке пива или порции сосисок, подчеркивая, что это делается по указанию советского командования.

Несмотря на строгость наказания, контакты личного порядка наших солдат и офицеров с местными жителями все же устанавливались. Да их и трудно было избежать, проживая в течение ряда лет бок о бок с австрийцами. Молодые люди конспиративно встречались с австрийскими девушками, причем последние никак не могли понять, почему русские, враги фашизма, так же, как и нацисты, строго карают за связи с иностранками. Запрет браков с иностранными подданными до его отмены в 1953 или 1954 году было весьма трудно объяснить местным жителям, усматривающим в нем ущемление свободы личности.

Можно было бы привести бесчисленное количество трагедий и комичных ситуаций на этой почве. Дочь Франца Даманского — владельца небольшого гастхауза, в котором питались по договору наши солдаты из комендатуры 2-го района — Ольга полюбила нашего старшину и родила от него девочку. Связь этого старшины с австрийкой осуществлялась в полной тайне от командования. Каковы же были удивление и ярость коменданта подполковника Шилова, когда однажды к нему на прием прибыл старик Даманский в черном парадном костюме и официально пригласил господина коменданта на торжественную церемонию крещения младенца, рожденного от его подчиненного. Старшина исчез из Австрии в 24 часа, и торжество было омрачено. Ольга в течение ряда лет дожидалась возвращения своего возлюбленного.

В советской части СК по Австрии работал капитан Е. В его обязанности входили контакты с одним из райкомов Свободной австрийской молодежи г.Вены, секретарем которого была девушка-австрийка. Вопреки запрету, молодые люди полюбили друг друга. Об этом стало известно. При расследовании капитан не отрицал своих отношений с иностранкой и заявил о своем намерении ходатайствовать перед Верховным Советом о разрешении ему брака с австрийкой в порядке исключения. Из страны он был выслан. Когда его конвоировали на вокзал, он попросил заехать мимоходом проститься с любимой и передать ей некоторые вещи. Сопровождающие согласились при условии, что свидание будет проходить в их присутствии. После безуспешных попыток утешить рыдавшую подругу капитан выбежал из квартиры. Вслед за ним с 6-го этажа выбросилась в припадке отчаяния девушка.

Адъютант начальника штаба группы лейтенант С, проживая в Бадене на обывательской квартире, влюбился в дочь хозяина. Она ответила ему взаимностью. Это стало известно начальнику. Не желая портить жизнь молодому человеку, он строго наказал лейтенанта и приказал поселить на другую квартиру, предупредив, что молодой человек будет немедленно откомандирован в СССР, если не порвет своей связи с иностранкой. Через несколько дней молодые люди покончили жизнь самоубийством, оставив письмо, которое могло бы дать писателю сюжет для трагедии.

Полковник А., уже солидный человек — начальник отдела кадров управления штаба группы войск, за связь с австрийской девушкой был выдворен из оккупационных войск в 24 часа.

Бухгалтер УСИА В., нестарый холостяк, внезапно заболел и был направлен в госпиталь. В один из приемных дней дежурный по госпиталю офицер был удивлен попыткой пройти к больному молодой австрийки, которая на вопрос, кто она больному, заявила, что это ее жених. После излечения жених непосредственно из госпиталя был направлен на родину.

Все эти факты так или иначе становились достоянием местного населения, которое, в отличие от немцев, не только смотрело сквозь пальцы на подобные связи, но и иногда сочувственно относилось к ним. Политика изоляции наших граждан от местного населения, проводимая иногда в неумелой и чрезмерно прямолинейной форме, нетерпимость ко всему местному, подозрительность и недоверие давали о себе знать до момента выхода наших войск из страны.

Официально Австрия являлась первой жертвой германского фашизма и подлежала в этом плане освобождению и быстрейшему восстановлению в прежних границах. В действительности она активно участвовала в войне на стороне Германии, мобилизуя все свои людские и материальные ресурсы для победы фашизма. В НСДАП состояло 600 000 австрийцев, и процент нацистов в Австрии был выше, чем в собственно Германии. Солдаты и офицеры австрийской национальности, воевавшие против нас в нацистском вермахте и СС, бесчинствовали и зверствовали на оккупированной территории не меньше немцев. Все это, наряду с общностью языка, экономического склада, религии и обычаев, делало австрийцев в глазах наших солдат теми же немцами, а нас в представлении австрийского обывателя — полудикарями из Сибири, бывшими врагами нового порядка, провозглашенного Гитлером и вполне устраивавшего значительную часть населения Австрии. Однако австрийский обыватель, верный своим космополитическим убеждениям, быстро ориентировался в обстановке и, желая загладить свою вину, чувствуя силу, встречал союзников в 1945 году, в том числе и наши войска, почти так же восторженно, как и немцев в 1938-м.

В этом свете становится понятной скрытая антисоветская направленность правительства Фигля-Шерфа, его политика реабилитации бывших нацистов, сопротивление нашим попыткам провести то или другое прогрессивное начинание, как-то: привлечение к ответственности бывших нацистов, запрет проникновения немецкого капитала в страну, упразднение крупных монополий, введение земельной реформы и др.

Сложность решений этих вопросов в СК заключалась в том, что они могли войти в силу лишь при единогласном принятии их всеми четырьмя верховными комиссарами, что практически почти не представлялось возможным, т.к. к этому времени отношения с западными державами уже обострились и все советские предложения вне зависимости от их рациональности отвергались англо-франко-американскими представителями, причем они делали это поочередно в соответствии с предварительной договоренностью. В этом случае с контртезисами обычно выступало австрийское правительство, которое, в соответствии с межсоюзным соглашением, в случае отсутствия единогласия по тому или иному вопросу у союзников могло решать его по своему усмотрению. Как правило, это решение бывало не в нашу пользу, но мы могли не допускать его осуществления лишь в своей зоне. При такой системе управления страной наше влияние на ее развитие, особенно в западных зонах, постепенно утрачивалось.

Терялись и экономические позиции, т.к. бывшие нацистские предприятия, руководимые УСИА, работали нерентабельно, на износ. В связи с неясностью обстановки о будущности страны необходимые капиталовложения в них не производились, оборудование не обновлялось. Опыта руководства хозяйством в таких необычных условиях не было. Значительная часть заводов, фабрик и имений стали давать убытки и не могли конкурировать с частнокапиталистическими хозяйствами. Австрийский инженерно-технический персонал, да и рабочие, не считали нужным повышать производительность труда на предприятиях УСИА. Не обходилось и без мелкого саботажа, коррупции и экономических диверсий.

Незнание местных законов, стремление решить частные задачи сегодняшнего дня, не заглядывая вперед, приводили к ряду коллизий. Так, на фабрике жестяной тары должны были изготовить крупную партию железных бочек. Австрийский директор предложил купить их оптом на частной фирме за половину себестоимости, скалькулированной на нашей фабрике. Сделка была заключена, бочки закуплены у западной фирмы, действительно продавшей запасы железной тары вермахта по бросовой цене. При этом не учли вынужденный долгосрочный простой собственной фабрики и необходимость оплаты по австрийским законам прогула по вине администрации большому коллективу рабочих, уволить которых без возникновения крупного скандала не представлялось возможным. Эти расходы значительно превысили мнимую прибыль от покупки уже готовой дешевой продукции у конкурента и подорвали наш престиж в глазах рабочих фабрики.

На гранитном заводе УСИА произошла подобная же история со срочным выполнением заказа на гранитную брусчатку. Готовая продукция была в 1949 году куплена у частной фирмы, а сотни рабочих своего завода были уволены в связи с его закрытием. Большинство рабочих этого завода составляли бывшие узники Маутхаузена.

Весьма сложно было со снабжением предприятий УСИА сырьем, поскольку везти его за несколько тысяч километров из СССР было нерентабельно, а австрийские поставщики под давлением западников, а иногда и по личной инициативе, всемерно тормозили поставку самых невинных материалов, и мы вынуждены были переплачивать и в этом случае.

Относительно успешно работало лишь Нефтяное управление. Наши капиталовложения в нефтяные разработки в Цистерсдорфе увеличивались, туда присылалось современное советское оборудование, что дало возможность к 1955 году добывать до 3 миллионов тонн нефти в год. Немцам удавалось выкачивать австрийской нефти не более 1 млн. тонн.

Наши экономические неудачи в советской зоне широко освещались враждебной австрийской печатью. Социалистическая «Арбайтер Цайтунг», американская «Винер Курир», захлебываясь, кричали о том, что провал экономических усилий на предприятиях УСИА отражает, как в зеркале, нашу бесхозяйственность, техническую отсталость. Успехи Нефтяного управления представлялись как грабеж австрийских природных богатств и т.д.

Следует отметить, что наша контрпропаганда работала из рук вон плохо и не в состоянии была разуверить простого обывателя-австрийца в клеветническом характере вражеской пропаганды. Мощному потоку клеветы на Советский Союз и его людей противостояла малоинтересная, плохо информированная газета ПУ ЦГВ на немецком языке «Эстеррейхише Цайтунг». Большую помощь в борьбе с нашими идеологическими врагами оказывала нам австрийская компартия и ее печатный орган «Фольксштимме». Несомненно, австрийские коммунисты лучше, чем мы, знали сильные и слабые стороны своего народа, но их было мало, а мы своими ошибками оказывали им плохую поддержку в их тяжелой работе.

Большой политической ошибкой явилось массовое возвращение из СССР пленных австрийцев, бывших солдат и офицеров гитлеровской армии, проведенное в короткие сроки в 1953–1954 гг. по просьбе австрийского правительства. Эшелоны с многими десятками тысяч пленных в течение нескольких месяцев прибывали в советскую зону, где их встречали как героев президент Австрии Теодор Кернер и члены правительства. Толпы австрийцев забрасывали прибывших цветами. В их честь воздвигали триумфальные арки. Многих вполне здоровых «жертв большевизма» клали на носилки и несли на руках. Проводились многолюдные митинги и собрания. Это событие вылилось в разнузданную антисоветскую кампанию. Были созданы клеветнические фильмы, написаны десятки книг, тысячи репортажей об ужасах советского плена. Трезвые голоса некоторых пленных, говоривших правду об СССР, терялись в истерическом визге тысяч недобитых нацистов, которые, почувствовав себя в безопасности, изощрялись в клевете на нашу страну. Все возвратившиеся получали бесплатные путевки в санатории и без очереди, как герои борьбы с коммунизмом, устраивались на работу. Невольно вспоминался прием у нас на родине наших советских людей, имевших несчастье попасть в плен к немцам, атмосферу недоверия к ним, репрессии, хотя многие из них, прежде чем попасть в плен, внесли какой-то вклад в достижение победы над врагом.

Всей этой антисоветской свистопляски можно было избежать, не проводя такую кампанию в короткие сроки, направляя пленных небольшими партиями и оговорив с правительством Австрии процедуру их приема на родине. Да и сам возврат этих людей можно было осуществить по просьбе австрийских коммунистов, а не буржуазного, враждебного нам правительства. В этом случае авторитет австрийских коммунистов значительно бы возрос.

Характерно, что процедура возврата пленных осуществлялась, правда, несколько раньше, и на западе, но без всяких пропагандистских эффектов, спокойно, без государственных встреч и митингов. В советской же зоне чувства людей, долгие годы разлученных с близкими, умело использовала реакция для восстановления австрийцев против Советского Союза, против коммунистов, и в известной мере она достигла своей цели.

Это был большой удар по Компартии Австрии, которая на очередных выборах потеряла значительное количество голосов. Показательно, что наиболее высокий подъем работы коммунистов в стране нужно отнести на первые годы после ее освобождения. В ту пору наблюдался массовый приток в члены КПА не только в советской зоне, где в последующем в партию попадали часто случайные, примазавшиеся лица с намерением получить у русских теплое место в УСИА.

Значительная часть наших недостатков в несении оккупационной службы войсками и гражданской администрацией исходила из ряда принципиальных ошибочных положений, главными из которых являлись:

1. Отсутствие тщательно продуманной и заранее разработанной политики в отношении оккупированной страны. До 1955 года от солдата до верховного комиссара никто не знал, что будет с Австрией в ближайшие годы — какова конечная цель оккупации этой находившейся под нацистским влиянием страны, объявленной союзниками жертвой немецкой агрессии. Высказывались противоречивые предположения. В 1948-м упорно говорили о том, что войска уйдут в 1949-м, в 1949-м готовились к уходу в 1950-м и т.д. Затем, в связи с событиями в Корее, начали муссироваться слухи о продлении оккупации до 25 лет. После беспорядков в ГДР в 1953 году предполагали, что советская зона оккупации будет присоединена к Венгрии с образованием федеративной республики Австро-Венгрия. Имели место и другие домыслы, которые не подтверждались и не опровергались руководством, да оно и само не знало ни сроков оккупации, ни обстоятельств ее окончания. В результате все «сидели на чемоданах». Казарменный фонд для войск не ремонтировался, капиталовложения в промышленные предприятия не производились. Юридически отношения с местными властями не закреплялись. Четко расписанных наставлений, инструкций и положений, подготовленных компетентными органами еще задолго до вступления войск в страну и определяющих основную линию наших военных и гражданских учреждений в отношении местного населения, не было.

В противоположность нашей стороне, западники еще до вступления в Австрию имели подробные положения об оккупационной службе, и их органы пропаганды в целях «борьбы за австрийца» начали кампанию за быстрейшее освобождение страны от четырехсторонней оккупации, стремясь показать, что основными противниками в этом являются русские. Англо-американские и французские фирмы, в порядке подготовки своих позиций, на случай вывода войск, скупали за бесценок акции австрийских предприятий, крупные земельные участки, дома, заводы, замки, оформляя эти акты по всем правилам капиталистической юриспруденции. Мы вынуждены были включиться в навязанное нам бывшими союзниками соревнование между «западом» и «востоком», кто больше даст материальных благ и льгот бедной Австрии. Это соревнование, начатое примерно с 1950 года, продолжалось до заключения государственного договора и велось далеко не в нашу пользу, поскольку экономические возможности у наших «партнеров» были значительно выше. Они могли свои военные автомашины, завезенные во время войны в Европу, пустить по бросовым ценам в продажу австрийцам, поскольку возвращать этот уже изношенный автотранспорт в Америку было нерентабельно. Австрийский обыватель, не понимая, что этим «благородным» жестом душится его национальная автопромышленность, видел лишь возможность купить за цену велосипеда исправный американский «Виллис» и восхвалял щедрых заокеанских благодетелей, кляня русских «грабителей», вывозивших из его страны трофейные автомашины, демонтированные станки с бывших немецких предприятий, старую мебель. Обыватель не знал, что американцы, забрав в Австрии все патенты, являлись настоящими грабителями крупного масштаба, перед действиями которых конфискация русскими немецкой собственности казалась мелочью. К сожалению, наша пропаганда не смогла убедить в этом австрийцев. Она была слишком слаба и велась неквалифицированно.

2. Присущая тому времени непоколебимая убежденность в преимуществе всего советского, от авторучки до уровня техники и материального благосостояния народа, высокомерие ко всему несоветскому, пренебрежительное отношение к обычаям и жизненному складу людей в оккупированных странах — эти мнения мешали в известной мере перенимать все рациональное в методах руководства хозяйством, оценке техники, организации производства. Хотя заимствовать в этой области в Австрии БЫЛО что, т.к. она использовала во всех областях знаний передовой опыт развитых капиталистических стран.

Наши солдаты и офицеры, увидев относительно высокий жизненный уровень в Австрии, не без оснований заявляли: «Что этим фашистам было нужно в этой войне? Они живут куда зажиточнее нас». Эти мнения, не разъясненные должным образом нашей пропагандой, вносили некоторый диссонанс в умы наших людей, привыкших верить, что за рубежом все значительно хуже, чем у нас, начиная от людей, которые являются друг другу волками, кончая картошкой, менее вкусной и питательной, чем на родине. При этом зачастую не принимались во внимание ни особенности развития страны, ни трудности строительства первого в мире социалистического государства, окруженного морем враждебных капиталистических стран.

3. Резкая смена правил, порядка и условий пребывания советских граждан при замене руководства ЦГВ. Переход от одной крайности к другой. До 1948 года при главкоме генерале армии Курасове все офицеры имели право проживать в ЦГВ с женами и детьми до 14 лет. В 1948 году вновь прибывший главнокомандующий генерал-лейтенант Свиридов доказал руководству, что семьи военнослужащих в Австрии подвергаются разложению в условиях пребывания в капиталистической стране и их необходимо выселить на родину. В течение короткого времени десятки товарных эшелонов с женщинами, детьми и скарбом выдворялись из Австрии. Для отсрочки выезда не принимались во внимание никакие причины. Для вывоза «приобретенного» имущества на каждую семью выделялась половина товарного вагона. Семьи полковников получали вагон. Это было полуофициальное разрешение к вывозу всевозможной рухляди, приобретенной различными путями в стране. На память прихватывали многое, даже изразцовую облицовку печей. Это срочное переселение массы людей и имущества проходило на глазах у австрийцев. Западники, очевидно, терялись в догадках, пытаясь разгадать оперативные замыслы советского командования в связи с этим мероприятием.

В 1951 году командование группой принял генерал-полковник С.С.Бирюзов, который доказал руководству, что выселение семей было ошибкой, разложение офицеров, проживающих в одиночку, происходит значительно интенсивнее, число ЧП растет, и получил санкцию на ввоз семей. Начался их массовый въезд в страну. То, что эти капризы руководства стоили многих миллионов рублей, способствовали в известной мере падению нашего престижа в глазах иностранцев, никого не волновало.

До 1953 года денежное содержание личного состава наших войск в ЦГВ в валюте было невысоким. Командир отдельной части, полковник получал около 3000 шиллингов в месяц. Примерно столько же получал американский рядовой. Но, помимо валютного содержания, наши офицеры получали 100 % штатно-должностного оклада в советских рублях, что позволяло за время службы приобрести солидные накопления. На получаемую валютную часть можно было безбедно существовать с семьей. В 1953 году главком Бирюзов, желая повысить жизненный уровень своих подчиненных, добился разрешения обменивать офицерам на шиллинги до 600 рублей в месяц и таким образом увеличивать валютную зарплату более чем в 2 раза, т.к. по курсу один рубль котировался в 6,5 шиллинга.

Периодически вводились и отменялись запреты офицерам носить гражданскую одежду, посещать австрийские магазины (группа имела разветвленную систему магазинов УСИА и военторга), купаться в Дунае, изучать немецкий язык, учиться в школах и вузах. Все пыталось делаться на свой оригинальный лад.

Выборы в Верховный Совет СССР, проводимые на родине в 6 часов по московскому времени, в Австрии на наших избирательных участках начинались по московскому времени, т.е. на 2 часа раньше, и ни о чем не подозревавшие австрийцы в 4 часа утра, почти ночью, просыпались от лихих солдатских песен. Наши избиратели организованно шли и ехали к урнам, чтобы отдать свои голоса за кандидатов блока коммунистов и беспартийных.

Каждый руководитель вершил дела в меру своего разумения, не основываясь на заранее апробированных положениях и опыте предшественников.

4. Слабая помощь с нашей стороны Компартии Австрии, отсутствие должных консультаций с ее руководством по отдельным кардинальным вопросам нашей политики в стране. Газета ЦК КПА «Эстеррейхише Фольксштимме», борясь против антисоветских выпадов реакционных партий и их прессы, из-за недостатка контактов с соответствующими нашими органами иногда попадала впросак. Так было при аресте приемного сына президента Кернера — амтсрата Соколовского нашими органами. Этот приемный сын был в свое время во Львове. При освобождении Западной Украины нашими войсками он в числе прочих украинцев был призван в РККА, направлен в военное училище, перед войной закончил его ускоренный курс и был назначен командовать взводом.

После нападения немцев на СССР Соколовский при первой же возможности перешел на их сторону, был направлен в Вену и там усыновлен проживавшим на правах пенсионера Теодором Кернером, который, как выяснилось, являлся другом и однокашником отца Соколовского. При протекции бывшего генерала Кернера Соколовский поступил в университет и к концу войны успел его окончить и в период оккупации уже работал на руководящей работе в венском магистрате. Все было бы весьма благополучно, и изменник благоденствовал бы, пользуясь поддержкой президента, если бы не покинутая им возлюбленная, которая выкрала у него удостоверение командира РККА, дневник и ряд других документов, подтверждающих его советское гражданство и факт измены Родине, передав их в советскую комендатуру. Предатель был арестован органами КГБ. Вся пресса подняла дикий вой по поводу бесчинств русских, не пощадивших даже сына старого президента Австрии. Газета компартии пыталась отрицать факт ареста, а на второй день в советской комендатуре была созвана пресс-конференция с объяснением его причин. Арестованный был выслан в СССР для предания суду, но через несколько месяцев по просьбе Кернера возвращен в Австрию, где был встречен как герой, мученик, пострадавший от варваров коммунистов.

Обличительные документы, публиковавшиеся в газете КПА, были названы буржуазной прессой фальшивками, компартию клеймили позором, требовали привлечения ее к ответственности. Всего этого можно было бы избежать при более правильно поставленной информации руководства КП о наших намерениях. 5 марта 1953 года радио сообщило о внезапной кончине Сталина. Эта весть буквально ошеломила всех — и советских граждан, и австрийцев. Нужно заметить, что даже открытые злейшие враги нашего строя не посмели выступить в ту пору с какими-либо оскорбительными выпадами по поводу умершего советского лидера. Буржуазная пресса ограничилась перепечаткой сообщения и домыслами о возможных преемниках на партийные и государственные посты, которые занимал Сталин. Ни одной статьи, чернящей этого государственного деятеля, руководившего величайшей в мире страной, продолжавшего почти в течение 30 лет осуществление в этой стране грандиозных социальных преобразований, возглавлявшего победоносную армию советского народа в величайшей битве с фашизмом, в стане врагов не публиковалось.

В день и час похорон Сталина на Красной площади в Москве весь личный состав штаба ЦГВ был выстроен в большом зале курортного салона в Бадене. Слушая траурную трансляцию из Москвы, седые генералы и офицеры, казалось, замерли в скорбном молчании. Почти у всех были слезы на глазах. Возникали вопросы: кто возглавит партию? Найдется ли человек, способный заменить умершего, с чьим именем связаны многие мирные и боевые победы? Не начнется ли период идейных шатаний, раскола международного коммунистического движения, нарушения единства социалистического лагеря? Удержится ли высоко поднятый советским народом под руководством Сталина престиж нашей страны на международной арене?

В адрес советских учреждений, частей и подразделений в Австрии поступали многочисленные письменные и устные соболезнования от официальных учреждений и частных лиц страны. Их высказывали нашим военнослужащим при встрече на улицах даже совершенно незнакомые граждане. Австрийские учреждения в советской зоне в день похорон приспустили флаги. Это была дань уважения, искренняя со стороны друзей и официальная со стороны врагов, вынужденных признавать высокий авторитет умершего.

Но жизнь шла своим путем. Постепенно австрийцев, да и не только их, захлестывали текущие события: июньские волнения 1953 года в ГДР, события на Востоке, предвыборная борьба в своей стране. Да и советские граждане после драматических событий во время похорон вождя, когда из-за плохой организации прощальной церемонии было задавлено и ранено много людей, в основной массе успокоились, убедившись, что в худшую сторону изменений пока не последовало. Многих далеко не платонически интересовал вопрос: будет ли новым руководством проведено в 1954 году очередное снижение цен на товары широкого потребления, ежегодно с 1950 года проводившееся при жизни Сталина? Забвение не щадит и великих людей. Постепенно имя Сталина стало сходить со страниц австрийской печати. Вновь в Австрии вернулись к имени Сталина лишь после речи Н.С.Хрущева на XX съезде КПСС, которая дала повод для развертывания разнузданной антисоветской и антикоммунистической пропаганды в стране.

Загрузка...