Хорошо жить на свете!

Мои именины. — Елка в лесу

Еще, кажется, я никогда в жизни так не веселилась, как вчера. Целый день такой удачный вышел с самого утра. Вообще я не прочь поспать по утрам, но вчера я вскочила в половине седьмого, ни за что не могла даже лежать от волнения: и погода беспокоила, и что мне подарят. Еще занавески в моей комнате были опущены, села я на кровати, смотрю, между окнами что-то такое большое стоит, да впотьмах не могу разобрать, что именно. Живо я вскочила, конечно, босиком и, не заботясь о своем туалете, откинула тяжелую темную занавеску, смотрю — письменный столик, совсем малюсенький и такой миленький; длины он, верно, не больше аршина, кругом решеточка, обтянут темно-красным сукном, внизу ящик с ключиком; перед столом прехорошенький плетеный стульчик, a на столе чудный письменный прибор, совсем настоящий и ужасно шикарный: он из такого светло-зеленого камня, довольно прозрачного, a кругом вделан в такое будто темное серебро, — прелесть! Чернильница, два подсвечника с душками розовыми свечами и маленькое пресс-папье. В ящике в середине двадцать штук малюсеньких премиленьких, пестреньких бумажных фонариков; уж это верно мамочка догадалась для украшения елки. Какая она у меня умница всегда все сообразит! A на чернильнице бумажка, которую я сперва и не заметила. «Нашей писательнице Мусе от горячо любящих ее папы и мамы».

Вот так штука! Откуда же они узнали про мое «писательство»? Это, конечно, о моих воспоминаниях говорится. Верно валялась где-нибудь тетрадь. Ну, да это ничего, все равно, если они ее даже и нашли, то не читали; мамочка говорит, что это нечестно чужие письма и записки читать, что это то же воровство, потому, что когда мы потихоньку узнаем чужие секреты, это как будто бы мы их воруем у другого; ну, a уж папочка с мамочкой этого никогда не сделают. Но все-таки хорошо, что в столе есть ящик с ключом, могу теперь запирать, не от них, конечно, a мало ли кто может увидеть, если опять где-нибудь валяться будет.

Я так занялась своими подарками, что и про погоду забыла, a солнце-то так и светит! Живенько стала я одеваться; слышу, уж и мамочка копошится в соседней комнате, так что мы с ней как раз вместе в столовую пришли. A на столе такой аппетитный крендель лежит и несколько поздравительных карточек около моего прибора: от тети Лидуши, от дяди Коли, от Володи и даже от Леонида Георгиевича. Для начала дня все это более, чем недурно.

Завтрак я сама заказала: цветную капусту и boeuf stroganof мое любимое; после завтрака, конечно, шоколад и гости.

Вся наша компания пришла меня поздравлять, а Митя принес мне даже подарок: купить он ничего не мог без денег, так он подарил мне свой брелок от часов — ветку винограда, так красиво сделаны зеленые матовые ягодки. Часов у меня нет, прицепить его некуда, но я спрячу на память в свой новый столик, который, кстати, всем-всем понравился, и прибор тоже, так все и ахали. Но когда я им объявила, что у нас сегодня будет елка в лесу, так они от восторга еще больше заахали и про столик забыли. Даже Оля и Лена, и те кинулись целовать меня за хорошую выдумку. Ай да мы!

До обеда мы занялись собиранием всего нужного для елки; набрали три больших корзины. Кое-что обвязали, кое-что и так без ниток можно повесить. Свечи папа обещал сам приделать. Пообедали опять в половине четвертого и пустились в путь, сами пешком, a Глаша с корзинами, самоваром, посудой, всякими вкусными вещами и елочными принадлежностями на тележке.

Погода точно на заказ — ни облачка.

Компания нас была в двадцать два человека (и барышня косая тоже). Первым делом стали мы выискивать красивое деревцо; долго не могли найти: то красивое, то плешивое, то засунуто между другими, так что его и не видно; наконец, нашли елочку, которая точно нарочно для нас выросла: на маленькой полянке, кругленькая, аккуратненькая, как нарисованная. Разложили мы свои корзины и начали развешивать.

Да, на Рождество таких украшений не бывает: во-первых, навешали мы абрикосов, потом чего бы вы думали? Редиски! Да, да, кругленькой, розовой редиски, потом вишен, ведь их много по две по три попадается, так парные за стебельки и насаживали на ветки. A красиво как! Потом нацепили гирлянды из полевых маргариток и кое-где розовый шиповник, который нам по дороге попался. Затем фонарики со свечами в середине и много-много отдельных свечей, — шестьдесят штук. Елка вышла веселая, пестренькая и совсем необыкновенная. Зажигать было, понятно, еще рано, и мы в ожидании темноты, стали играть в разные игры; взрослые тоже все с нами играли. Начали с серсо, потом перешли на горелки. Мr Коршунов горел, a мы с Сережей бежали, он хотел схватить меня за платье, да мимо, a сам зацепил ногой за кочку, да и растянулся во всю длину, ну, a ростом его Бог не обидел; вот потеха была! Мы хохотали до слез тем более, что он даже не ушибся, a только под собой раздавил семейство поганок, которые так и облепили ему белый жилет.

Набегавшись и насмеявшись вволю, мы принялись за еду; не знаю, как у других, но у меня аппетит был волчий, да и другие что-то не заставляли себя просить.

Мало-помалу стало смеркаться; ведь в июле рано темнеет. Когда уже плохо стало видно кругом, папа и mr Коршунов со своими поганками стали зажигать елку наверху, a мальчики, да и все мы, дети, внизу. Что это было за красота! Как ни люблю я рождественскую елку, но эта еще во сто раз красивее. Что-то такое необыкновенное, точно в сказке. Кругом темно-темно кажется, a площадка с елочкой так ярко освещена. M-me Рутыгина предложила петь хором, и мы все, конечно, с радостью стали подтягивать.

Ужасно я люблю ночь, и пение, и луну, a она, милая, так и стала над елкой. У меня что-то будто сжимается в сердце, но не грустно мне, a как-то тихо-тихо, хорошо-хорошо, и кажется, что я всех-всех люблю, особенно люблю, и Бога, и людей, и деревья, и луну, все, все… Даже как-то плакать хочется, a все-таки весело…

Когда елка догорела, мы собрали с неё все фонарики, поели все, что можно было с неё снять, a потом мужчины развели костер и стали через него прыгать, мальчики тоже; и нам хотелось попробовать, но ведь в платьях неудобно, как раз юбка загорится. M-me Рутыгина запела: «Наш костер в тумане блещет», а мы все опять хором подтянули.

Крепко-крепко расцеловала я дорогих моих папочку и мамочку за громадное удовольствие и горячо помолилась и благодарила Бога за то, что мне так хорошо живется, и я так счастлива.

Не успела я приложить голову к подушке, как сейчас же заснула.