16

В это утро дали о себе знать — по телефону или лично — все те, кто занимал в жизни Неда хоть какое-то место.


Трижды звонили из театра: один коллега доложил, что Дэзи Лонгрифф играет отлично, Александра может быть спокойна; а еще двое — что Дэзи Лонгрифф просто ужасна, Александра может быть спокойна. Пусть Александра не торопится возвращаться на сцену — когда оправится после утраты, тогда и вернется. Вся труппа, весь театр мысленно с ней. В понедельник утреннего спектакля не будет, так что большинство может приехать на похороны. Но, возможно, через некоторое время состоится и траурная церемония в Лондоне?


Пришел почтальон, смахнул слезу, сказал, что ему будет очень не хватать улыбки Неда. Почтальон был тощ и молод, с коротко остриженными рыжими волосами и жидкими рыжими усами. Он обычно приходил еще до восьми, а Нед редко улыбался раньше десяти и уж точно не улыбался почтальону, которого подозревал в том, что тот иногда перебрасывает письма через живую изгородь, ленясь дойти до дверей. Но забудем обо всем этом; станем думать о людях хорошо. Александра угостила почтальона чаем. Он пригубил и попросил положить еще сахара. Потом спросил, не осталось ли от Неда каких-нибудь лишних ботинок. Александра, не глядя, достала из шкафа пару ботинок и вручила почтальону. Ботинки были дорогие, почти не ношенные; но нужно же быть практичной, по примеру почтальона. Хотя почтальон не слишком-то много ходит пешком; у него есть фургон.

Почтальон сел на стул Неда и снял свои, и впрямь сильно стоптанные, ботинки. Переобулся в ботинки Неда. Они пришлись ему впору. Почтальон спросил, где мусорное ведро, выбросил свои старые ботинки и ушел в ботинках Неда, довольный-довольный, точно разбил наголову заклятого врага. Алмаз порычал на него, но не укусил.


Звонили из «Мейл», «Экспресс» и «Телеграф». Каждый журналист начинал с фразы:

— Мы не хотели бы беспокоить вас в этот тяжелый час…

Александра, не давая им договорить, бросала трубку.


Звонили из «Сан»:

— Мы пришлем венок на похороны — кстати, когда они состоятся? У вашего мужа было острое перо; какая утрата для английского театра.

Александра невольно расхохоталась, прежде чем бросить трубку.


Доктор Мебиус оставил сообщение на автоответчике — просил Александру зайти к нему в клинику, а также, ради бога, передать миссис Линден, чтобы она его посетила; миссис Линден не подходит к телефону.


Позвонил Шелдон Смайт и попросил к телефону Хэмиша. Хэмиш взял трубку в соседней комнате. Я — жена, а он всего лишь брат, подумала Александра. Но, по-видимому, деловые разговоры мужчины предпочитают вести с мужчинами.


Почтальон, ушедший в ботинках Неда, принес целую охапку писем: вместо обычных длинных белых конвертов — цветные, квадратные, надписанные от руки. Письма и открытки с соболезнованиями. Александра просмотрела несколько. Каким чудесным человеком был Нед, какой яркой личностью; скорбим вместе с вами, мысленно обнимаем вас. Все это было написано искренне. Александра была благодарна авторам писем, хотя в глубине души и начинала подозревать, что в Неде они ошибались. Впрочем, а она сама? Ничего-то она не понимает в людях, ничего не замечает. Грех пенять на других. Совершенно не восприимчива к атмосфере.


Великая Княгиня Гольф-Клуба. Нед никогда не называл так Ирэн в присутствии Александры. А если бы назвал, она бы только посмеялась. Могла ли Дженни Линден выдумать это сама? Вряд ли, разве у нее хватит остроумия. Но она могла перенять это выражение от Эбби или от Вильны… от любого, кто слышал его из уст Неда. Блестящее определение. Стиль Неда чувствуется. Просто при Александре он никогда не позволял себе так шутить, вот и все.


Мандаринка — подарок Неда? Нет. Скорее всего, просто совпадение — мало ли на свете рыжих кошек. А Нед, должно быть, заехав к Дженни Линден по какому-то невинному поводу, в связи с работой, случайно заметил:

— У матери моей жены такая же кошка, вылитая.

Из этой-то ниточки Дженни Линден и сплела свою клевету.


Ох, это же я за соломинки хватаюсь!

Загрузка...