Прежде чем сэр Джон смог начать действовать, Эллианна попыталась отвлечь его. Несомненно, ее горничная заметит и спустится, чтобы узнать, почему они так задержались. А если она не окажется достаточно храброй, чтобы прийти сюда, то горничная может послать Дженкинса, если пройдет достаточно времени.

Эллианне уже казалось, будто прошло несколько часов.

– А что насчет тех женщин? – спросила она, желая потянуть время. – Других женщин. Почему вы…?

– Первый раз был случайностью. А остальные – ваша вина. Да, это ваша вина.

– Как я могу отвечать за это? Я даже не знала их имен! Никогда не видела до того, как они оказались здесь.

– Но я хотел, чтобы вы вернулись. Вы вели себя так заинтересованно и вежливо. Я должен был поддержать ваш интерес к ним, ко мне.

– Вы убили четыре – нет, пять – женщин, чтобы я вернулась посмотреть на них, на тот случай, что одна из них окажется моей сестрой? – Эллианна никогда не сталкивалась с подобным безумием, понятия не имела, что существует подобная моральная извращенность, и не знала, как с этим бороться.

Сэр Джон кивнул, и Эллианна ощутила это движение у собственного затылка, но рука с кинжалом не дрогнула.

– Понимаете, я с самого начала понял, что мы отлично подойдем друг другу. До тех пор, пока вы…

Эллианна не могла понять, что творится в его истерзанном сознании, но догадывалась, что не стоит напоминать ему о своем отказе. Рука сэра Джона крепче сжала ее талию, а его голос сделался более пронзительным. Дыхание мужчины стало тяжелее, и она могла ощущать тошнотворный запах его пота.

Значит, ей нужно попытаться заставить его говорить о чем-то другом.

– Вы сказали – случайность? Разве вы не смогли бы объяснить это судье? Я уверена, что человеку с вашей заслуженной репутацией поверили бы, если бы вы заявили, что это была самозащита или что-то иное, что вы не смогли контролировать.

– Вы думаете, я хотел, чтобы кто-то узнал, что я посещал женщин подобного сорта? Она была всего лишь грязью, несмотря на важничанье и дорогие запросы. Грязь, говорю я!

Его слюна попала на щеку Эллианне. Очевидно, первая убитая женщина тоже не являлась безопасной темой для разговора.

– Но это была случайность?

– Она смеялась надо мной.

И поэтому у него соскользнула рука? Или так вышло, что сэр Джон в то время держал острый как бритва клинок у горла женщины? Эллианна попыталась напомнить себе, что этот человек безумен; ему необязательно поступать логично. Зато у него есть кинжал.

– Но…?

Теперь его не нужно было подстрекать.

– Она назвала меня ничтожеством. Я не хотел убивать ее, просто напугать, потому что я разозлился. Затем она начала смеяться. Тогда мне пришлось остановить ее, иначе она продолжала бы смеяться, не веря в то, что я способен сделать и это тоже.

Эллианна не назвала бы это случайностью, ни при каких обстоятельствах, но если эта тема заставляла безумца говорить, то она позволяла ей оставаться в живых. Она поклялась себе, что не засмеется – даже если что-то случайно покажется ей очень смешным.

– А что произошло с ее волосами? Зачем вы сбрили их?

– Как зачем, чтобы сделать ее уродливой, чтобы ни один мужчина больше не захотел ее.

– Когда она уже была мертва?

– Меня видели с этой куртизанкой, хотя никто из соседей и не знал меня. Мне пришлось потрудиться, чтобы ее трудно было опознать – чтобы никто не пришел сюда искать ее. А вы настояли на том, чтобы Боу-стрит развесило плакаты с изображениями других.

– Я не понимаю. Если вы не хотели, чтобы ее опознали, то вы могли бы вместо этого спрятать ее тело. Зачем вы вообще позволили сыщикам найти ее?

– Как почему, чтобы я мог провести расследование, конечно же, – буднично ответил сэр Джон, словно джентльмены каждый день убивали своих любовниц для того, чтобы впоследствии получить возможность законным образом расчленить их. Эллианна ощутила тошноту, как от давления на желудок, так и от хладнокровного помешательства ее захватчика. По крайней мере, она еще жива.

Эллианна продолжала говорить.

– Что вы сделали с ее волосами?

– Я сохранил их, все волосы, в коробках. Понимаете, теперь она – моя. Я могу прикасаться к ним, когда захочу, и она не может смеяться. Знаете, она засмеялась, когда я спросил, могу ли я расчесать их. Чудесные волосы, вьющиеся, медового оттенка. Я постарался и расчесал их так, чтобы они не спутывались.

Эллианна зажмурила глаза, пытаясь удержаться от крика, потому что с каждым его словом ее охватывал ужас. Ей нужно было сохранить здравый рассудок, но как она могла надеяться вразумить сумасшедшего? Рыдание вырвалось из ее горла.

Он принял это за знак одобрения.

– Я не видел ваших волос тогда, когда мы встретились в первый раз. На вас была уродливая черная шляпка, но вы сказали, что у вашей сестры они рыжие, как и у вас. Мне следовало посмотреть самому.

– Я могу снять шляпку сейчас, чтобы вы увидели их. В моей сумочке есть гребень. Позвольте мне взять его, и вы сможете расчесать мои волосы, посмотреть, насколько они длинные. – Эллианна взмолилась, чтобы он отпустил ее хоть на миг, чтобы она успела схватить сумочку, убежать или закричать, или вцепиться ему в лицо – все, что угодно, но не умирать вот так, беспомощной в его руках.

Небо проигнорировало ее молитвы, а сэр Джон проигнорировал ее предложение. Одним движением запястья он аккуратно разрезал завязки ее шляпки, сбросив головной убор на пол. Нож снова оказался у горла Эллианны прежде, чем она смогла мигнуть, не говоря уже о других действиях.

– Я хотел забрать их себе, но теперь у меня не будет времени, – грустно произнес сэр Джон, зарываясь носом в свернутые узлом волосы на ее затылке.

У него не будет времени? Это означает, что и у нее тоже не будет времени.

– Конечно, у нас есть время. Позвольте мне распустить волосы, и вы сможете все увидеть. – Мисс Кейн сама отрезала бы их и отдала ему, только чтобы выиграть еще несколько минут.

Сэр Джон зубами вытащил шпильку, а ее едва не стошнило. Когда он ничего не ответил, только застонал из-за невозможности вытащить остальные шпильки без помощи рук, Эллианна спросила:

– А как насчет других женщин? Несомненно, вы не могли убить так много невинных девушек, чтобы привлечь мое внимание.

– Они были шлюхами, – ответил коронер, словно от проституток можно избавляться как от муравьев на пикнике. – И я не мог остановиться.

– Но Мэйзи, она же была служанкой, – воскликнула она, отчаянно стараясь выиграть минуту – или шестьдесят. Сколько, по мнению ее горничной, требуется времени, чтобы опознать тело? – Она была трудолюбивой прислугой, а не куртизанкой.

– Она предложила себя мне. Думала, что я женюсь на ней, если попробую ее товар. Она не лучше, чем все те, кто выставляет цену на свои услуги. Шлюхи, все до единой. Грязные, мерзкие потаскухи, переходящие от мужчины к мужчине. Но у всех прекрасные волосы. Они должны были иметь прекрасные волосы. За исключением последней. Понимаете, у меня не было времени так тщательно выбирать, да к тому же нужно было найти зеленоглазую проститутку, чтобы вы пришли сюда сегодня вечером.

Сейчас Эллианне стало по-настоящему дурно от того, что еще одна несчастная женщина умерла по такой глупой, бессмысленной причине. Но ей нельзя было поддаваться этой слабости, как нельзя было давать волю слезам.

– Но я ведь не такая! Я не продаю свое тело.

Кинжал отодвинулся на ничтожное расстояние от ее кожи, пока сэр Джон раздумывал.

– Но вы отвергли меня. – Острие ножа вернулось на место, давя еще сильнее, чем раньше. – После того, как вы отдались этому негодяю Бланшару. Или вы думаете, что я не слышал всех этих слухов?

– Я не отдавалась этому мерзавцу. Это только слухи, его бахвальство. Никто не поверил в это, и он был вынужден покинуть город.

– А как насчет Уэллстоуна? Вы задрали бы для него юбки, готов поклясться, если уже не сделали этого.

– Нет, я не такая, как другие женщины. Я не стала бы спать с мужчиной, который не является моим мужем.

Сэр Джон не поверил ей, возможно, потому что она и сама не верила в это. О, как жаль, что она не стала умолять Стоуни остаться, или сбежать с ней. Виконт не любит ее? Она сможет смириться с этим, лишь бы только они были вместе. Уэллстоун не желает жениться? Эллианна смогла бы отказаться от своих принципов и жить и с этим тоже, ради того, чтобы он был рядом. Но здесь ей не выжить, только не с кинжалом безумца у ее горла.

– Клянусь, я никогда бы такого не сделала.

Сэр Джон снова издал тот хриплый звук, похожий на смех.

– Я девственница, – выкрикнула Эллианна, по-настоящему разразившись слезами. – Клянусь именем моей сестры. Вы не можете убить честную женщину, сэр, не можете.

Он мог. Сэр Джон отвел клинок в сторону, готовясь повернуть его набок и нанести удар вдоль ее горла, разрезав вены, артерии и сухожилия, названия которых он знал на латыни.

– Жаль, что не я буду выполнять вскрытие.

Эллианна не могла видеть сквозь слезы, и не могла вспомнить ни одной молитвы, кроме слов:

– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

На этот раз ее мольбы не прошли впустую. Она услышала самый лучший звук во всем мире: голос Стоуни, раздавшийся от двери:

– Послушайте, я вам не помешаю?


Стоуни под дождем следовал за экипажем, как казалось, целую вечность, двигаясь в направлении гавани до тех пор, пока не начал задаваться вопросом, не планирует ли Томасфорд заставить Эллианну и ее горничную подняться на борт корабля. Он мог увезти их в Шотландию – или Новую Шотландию в Канаде, кто его знает.

Затем экипаж остановился у административного здания, в котором располагался офис коронера и один из городских моргов. Возможно, он все-таки ошибся насчет этого паразита, подумал Стоуни, и лекция состоится здесь. Но тогда рядом находились бы другие экипажи, присутствовали бы толпы других любителей трупов. Или, может быть, невежественному живодеру нужно было забрать какие-то бумаги перед тем, как ехать дальше. Но зачем высаживать Эллианну, ведь идет дождь? Можно было придумать сотню подходящих причин, почему мисс Кейн отправилась с сэром Джоном в практически безлюдное здание, взяв с собой для защиты только горничную. Стоуни не мог привести ни одной такой причины.

Ее никто не заставлял идти. Он мог видеть это из переулка, в котором ждал. Сэр Джон держал зонт, а не оружие, когда они бок о бок входили в здание, а горничная следовала за ними. Стоуни ждал. И ждал. Каким бы ни было это дело, оно не могло занимать так много времени, если потом они собирались отправиться на лекцию – или на ужин. Виконт подождал еще несколько минут, затем привязал свою лошадь к ограждению под нависающей крышей, чтобы та не стояла под дождем.

Вспоминая прошлый визит в это заведение, Стоуни со страхом в сердце приблизился к двери. Он предпочел бы оказаться сейчас где угодно – у зубодера, в тюрьме Ньюгейт, даже в Олмаке. Но сюда вошла Эллианна, и поэтому ему приходилось следовать за ней.

Он толкнул незапертую дверь и вошел. Внутри оказалась горничная, сидящая за столом и с волнением терзающая носовой платок, наблюдая за часами, висящими на стене. За другим столом спал какой-то клерк, положив голову на руки.

Горничная пришла в восторг, увидев Стоуни. Ей не нравилось это место; мисс Кейн отсутствовала слишком долго; а Дженкинс – человек за столом – храпел. Стоуни сказал ей, что спустится вниз, чтобы привести ее хозяйку. Однако если они не вернутся через пять минут, то она должна поднять тревогу.

– Разбудите Дженкинса, встаньте посреди улицы и кричите: «Дозорный!». Отправьте кэб на Боу-стрит. Все, что угодно, но только приведите помощь. – Горничная согласилась, и Стоуни отправился вниз по этим холодным каменным ступеням. Спускаясь в личный ад Томасфорда, он расстегнул пальто и вытащил пистолет из-за пояса бриджей.

Там никого не было. Никого живого, по крайней мере. Стоуни отвел взгляд от накрытых простынями тел, когда остановился и прислушался. Да, он смог услышать голоса и свет падал из боковой комнаты, где, должно быть, Томасфорд устроил себе кабинет. Стоуни как можно тише прошел через центральное помещение и замер возле узкой двери, которая была слегка приоткрыта. Он узнал голоса сэра Джона и Эллианны, но не мог разобрать ни слова из их разговора.

Стоуни выглянул из-за двери, а затем немедленно прижался снова к стене, отчаянно бранясь. Дурак, дурак, дурак. Двадцатикратный дурак. Это любовное свидание, а не похищение. Будь он проклят, парочка обнималась. В свете фонаря, с вином…

Стоуни распластался вдоль стены, стараясь обрести нормальное дыхание, невзирая на пушечное ядро, застрявшее в его горле, ожидая, пока оно провалится ниже, в желудок и он сможет отправиться домой. Боже, Эллианна даже издавала те негромкие мяукающие звуки! Для беспутного эксперта по криминалистике.

Или это было настоящее всхлипывание? Он еще раз заглянул в дверь, а затем отпрянул.

Черт побери.

Господи, лучше бы она целовала этого негодяя.

Варианты, кричало его сознание. Стоуни нужно придумать какой-то план. Он не мог стрелять, потому что Эллианна стояла перед Томасфордом. Черт побери, она так высока ростом, что этого негодяя почти не видно из-за нее и в него невозможно прицелиться. Он не мог броситься на сэра Джона, потому что этот блестящий, зловещий клинок уже находился у горла Эллианны. Господи, ему не хотелось испугать мерзавца и вынудить его совершить какое-то неожиданное действие.

Затем она всхлипнула. К дьяволу план. Стоуни вошел в комнату, направив пистолет на ту часть головы сэра Джона, которую он смог разглядеть.

– Послушайте, – протяжно произнес он, – я вам не помешаю?

– Ты. – Губы Томасфорда были так крепко сжаты, что он не мог даже приподнять один уголок рта в обычной для себя усмешке. – Мне следовало знать, что ты появишься.

– Да, следовало бы. Я словно плохой пенни, всегда появляюсь, когда меня не ждут. Ну а кто же тогда вы? – спросил виконт с такой же небрежностью, словно ему предложили бокал портвейна или коньяка.

– Я тот, кто держит кинжал у горла вашей женщины. Опустите пистолет.

– Нет, не думаю. Почему бы вам не отпустить мисс Кейн и мы все сможем пойти домой.

– Только я оправлюсь в тюрьму. Если только вы не слишком робеете, чтобы выстрелить. Я наслышан о вашей трусости. Все об этом знают. А после выстрела появиться кровь, – напомнил он Стоуни, словно виконт не знал о собственной слабости.

Стоуни ответил:

– И все же не я прячусь за женскими юбками.

Сэр Джон облизал губы.

– Нет, вы все равно не выстрелите. Слишком много шансов на то, что вы попадете в свою любовницу. Так что, как я уже сказал, опустите пистолет.

Когда в ответ Стоуни все равно продолжал колебаться, сэр Джон прижал кончик кинжала к нежной плоти Эллианны. Та вздрогнула, и капля крови появилась под ее подбородком. Стоуни заставил себя не смотреть туда. Вместо этого он не спускал взгляда с глаз злодея, взвешивая свои шансы и шансы Эллианны. Незначительные, слишком низкие.

– Нет, Стоуни, – вскрикнула мисс Кейн. – Не опускай пистолет. Застрели его. Он все равно собирается убить меня.

– Нет, он знает, что не сможет убить нас обоих одним кинжалом. Ему не удастся уйти от наказания.

– Да, удастся, – настаивала она. – Здесь есть другой выход, а у него яхта в гавани. Застрели его, Стоуни! Ты должен! Он – Цирюльник, безумец, который убивал всех этих женщин.

– Да, милая, я догадался об этом. Не думаю, что он демонстрирует хирургические навыки, приставив клинок к твоему прелестному горлышку.

По ее щекам потекло еще больше слез.

– Но он безумен, Стоуни.

– Я никогда не сомневался в этом, любовь моя.

– Довольно! – заорал сэр Джон. – Опусти пистолет или я убью ее прямо сейчас!

Стоуни огляделся и увидел на ближайшем стуле ридикюль Эллианны. Ее глаза расширились, когда она увидела, на что он смотрит. Она прошептала: «Да».

Он положил пистолет и взял ридикюль. Да, сумочка оказалась приятно тяжелой, так что она все еще носила с собой свое бесполезное оружие. Придется обходиться этим.

Виконт взмахнул сумочкой за ее завязки, стараясь, что она выглядела менее тяжелой. Томасфорд уставился на нее, отвлекшись, на что и надеялся Стоуни. Эллианна едва не окосела, стараясь передать ему какое-то сообщение. Стоуни кивнул, зная, что она будет готова действовать по его сигналу. Теперь ему надо создать возможность.

Раскачивая ридикюль, словно маятник, Стоуни сделал шаг в направлении Эллианны и Томасфорда. Он обратился к безумному баронету, наблюдая за тем, как его крысиные глазки следуют за движениями сумочки.

– Если вы настолько себе на уме, то почему вы полагаете, что я позволю вам убить мою… любовницу, а затем выбежать через боковую дверь, подобно лисе, покидающей свою нору, когда собаки начали подкапывать ее? Я не позволю этому случиться, так и знайте. Джентльмен защищает то, принадлежит ему. – Виконт сделал еще один шаг к Томасфорду, покачивая сумочкой.

– Теперь она моя! – Глаза этого типа бегали из стороны в сторону. – И не подходи ближе! Я знаю, что вы пытаетесь сделать, и это не сработает.

Уже сработало на несколько футов.

– Вы знаете, как хорошо я умею действовать своими кулаками? Упоминалось ли об этом в те слухах, которые вы слышали? Должно было упоминаться. С тех пор, как я окончил университет, я тренируюсь в боксерском зале Джентльмена Джексона. И боксирую там к тому же. Я бы сказал, что на моей стороне преимущество в росте, весе, длине руки и технике удара. Возможно, и в выносливости, если судить по вашей внешности. Вы готовы рискнуть и попробовать убить мою женщину, а потом броситься к двери?

– Я все равно уже покойник.

– Нет, если я позволю вам уйти. Я не стану преследовать вас. Слово джентльмена. – Стоуни послал бы за ним милицию14 , но не стал бы преследовать.

Томасфорд снова облизал губы.

Стоуни сделал еще один шаг вперед, теперь держа сумочку за нижнюю часть, а не за завязки.

– У нашей маленькой наследницы здесь целое состояние, эта штука чертовски тяжелая. Что скажете, если я брошу вам ридикюль, а вы мне – девушку?

– Нет! – воскликнула Эллианна.

Стоуни приподнял бровь.

– Я знаю, что деньги имеют для тебя большое значение, любовь моя, но, несомненно, ты сможешь обойтись без своей карманной мелочи.

– Я солгала!

– О том, что ты не самая богатая женщина в Англии? Не важно. Здесь, без сомнения, находится кругленькая сумма. – Виконт встряхнул сумочку, и все услышали звяканье монет, или чего-то еще, после чего Эллианна застонала. – Что вы скажете, сэр Джон, согласны на обмен?

– Вы не станете преследовать?

– Даю вам слово. Значит, на счет три? – Эллианна зажмурилась, и Стоуни взмолился, чтобы она вовремя открыла глаза, чтобы начать двигаться в тот момент, когда это будет нужно. Он сомневался, что им представится еще один шанс. – Раз. – Виконт еще раз взмахнул ридикюлем, сделал шаг вперед и покрепче ухватился за тяжесть внутри него. – Два. – Эллианна застонала. – Извини, милая. Тебе придется лишить права выкупа еще одну закладную. Три.

Изо всех сил Стоуни швырнул сумочку в голову Томасфорда.

В это же мгновение Эллианна наступила каблуком крепких полуботинок на ногу тому, кто держал ее в плену.

Ридикюль попал в цель. Пистолет в сумочке выстрелил. Руки сэра Джона ослабили хватку. Эллианна прыгнула в сторону. Сэр Джон упал вперед, к ногам Стоуни.

А Стоуни произнес:

– Черт возьми, так вот о чем ты солгала?


Глава 29


– Ты имела в виду, что все это время пистолет был заряжен?

– Конечно. Я не настолько глупа, чтобы носить с собой незаряженный пистолет.

Они смогут обсудить то, насколько она глупа, позже. Сейчас Стоуни уставился на дымящуюся ткань, которую все еще держал в руках.

– Ты хочешь сказать, что я застрелил человека из дамского ридикюля?

Эллианна смахнула с носа штукатурку.

– Нет, думаю, что ты подстрелил потолок. Сэр Джон, может быть и не мертв, просто без сознания. Полагаю, кому-то нужно проверить. – Судя по ее словам, она вовсе не горела желанием проделать эту работу.

– Не мертв? Проклятие! – Стоуни прыгнул к стулу, на котором лежал его пистолет. Нацелив его на засаленную голову убийцы, он ногой перевернул Томасфорда. Разумеется, он оказался мертвым: напоролся на собственный кинжал. Слава Богу, что крови было немного, но Стоуни все равно сбросил свой сюртук и набросил его поверх тела. Виконт отвернулся, произнеся: – Невелика потеря.

Затем он посмотрел на Эллианну. По ее щекам струились слезы. Если когда-либо женщина и заслуживала право дать волю слезам, то это она. После всех лет, проведенных с Гвен, Стоуни сможет справиться со слезами. Но потом он увидел ее шею. Кровь стекала из-под ее подбородка вниз до воротника плаща. Ему никогда не справиться…

– Не смей, Уэллстоун. Ты нужен мне прямо сейчас. Клянусь, если ты упадешь в обморок и оставишь меня наедине с ним, я возьму твой пистолет и сама застрелю тебя. Я могу сказать, что это сделал он перед тем, как умереть. Обещаю, что сделаю это.

Стоуни сглотнул, закрыв глаза, и глубоко вдохнул.

– Ты недолго пробудешь в одиночестве. Помощь придет к нам.

Мисс Кейн вздернула подбородок.

– Нет, смотри на меня. Мне в лицо, Стоуни. Что ты видишь?

– Красный цвет. Рыжие волосы, цвета…

– Нет! Посмотри мне в глаза. Зеленые, Стоуни. Они зеленые. – Ей не хотелось искать косынку во взорвавшемся ридикюле, так что она начала дергать его за шейный платок, пока тот не развязался, а затем воспользовалась им, чтобы остановить кровь, уже начинавшую подсыхать на шее. Эллианна свернула белый лен вдвое, чтобы Стоуни не смог увидеть отметки, оставленные кинжалом сумасшедшего. – Вот так. Теперь посмотри внимательнее. Что еще ты видишь, Стоуни?

– Самую смелую и самую красивую женщину в мире.

Затем она оказалась в его объятиях, и Стоуни гладил ее шею, волосы, плечи – все, до чего мог дотянуться, пока она всхлипывала от облегчения. Он показал ей, что и сам испытывает облегчение, прошептав:

– Когда я думаю, насколько близко я подошел к тому, чтобы потерять тебя, то тоже готов разрыдаться, любимая. Боже, я ведь едва не прекратил преследовать тебя. Затем я подумал… Что ж, уже не имеет значения, что я подумал. Я последовал за вами, и успел вовремя, хвала Небесам. Мы никогда наверняка не узнаем, что могло бы произойти, но ты же знаешь, я умер бы вместе с тобой. Мое сердце было готово разорваться на миллион частей. Может быть, часть его и разорвалась, потому что я готов поклясться, что оно билось втрое быстрее. Ты можешь слышать, как оно стучит, милая? – Виконт положил ее руку себе на грудь. – Можешь чувствовать его?

Эллианна могла ощущать, как жизнь струится по его телу, и по ее телу тоже. Теперь они в безопасности и она не собирается впустую тратить еще одну минуту на то, чтобы ходить вокруг да около.

Она кивнула и положила его ладонь себе на грудь.

– И мое сердце тоже. Оно едва не остановилось, когда я подумала, что ты можешь застрелить себя из этого пистолета.

– Боже, я же мог застрелить тебя!

Они с минуту стояли так, удивляясь тому, что сумели выжить, вместе. Затем Эллианна промокнула слезящиеся глаза концом его шейного платка и вгляделась в его голубые глаза.

– Что еще ты видишь в моих глазах, Стоуни?

Он видел любовь, чистую и сияющую, и его сердце едва не разорвалось еще раз от подобного чуда. Виконт прижался губами к ее губам – и почувствовал вкус крови от ранки там, где сэр Джон разбил ей губу. Он немедленно отстранился, чтобы не усугублять ее повреждения.

– Этот ублюдок умер слишком легкой смертью.

– Думаю, что он достаточно страдал от трудной жизни, настолько повредившись рассудком.

– Думаю, что ты слишком легко прощаешь. Когда я думаю о том, что он…

Эллианна приложила пальцы к его губам.

– Нет, не думай об этом сейчас. Скоро придет время для этого. Я знаю, что мне будут сниться кошмары без всяких напоминаний. Но, Стоуни, почему ты позволил ему считать, что мы с тобой любовники? Я пыталась убедить его, что я все еще добродетельная девица.

Она права: у них будет достаточно времени, чтобы переосмыслить этот ужас. В настоящий момент он сможет с радостью обменять образ Томасфорда, облизывающего губы, на что-то более приятное. Стоуни подумал об Эллианне, лежащей на столе в буфетной дворецкого, и усмехнулся:

– Девица – возможно, но добродетельная? Ты – идеальная спутница для любого мужчины: приличная леди – снаружи, а в душе – обольстительница.

Она покраснела, но заявление Стоуни ей было приятно.

– Но сэр Джон не мог знать об этом.

– Он же – был – мужчиной. Мы живем надеждами найти эту идеальную спутницу жизни.

Эллианна была не готова позволять себе надеяться на что-то большее, чем то, что у нее сейчас было. Она осталась в живых и находилась в объятиях Стоуни. На данный момент этого должно быть достаточно.

– Но я же девственница!

Ненадолго, намекала ухмылка Стоуни.

– Томасфорд никогда бы не поверил, что мы с тобой не были любовниками, особенно когда я пришел за тобой с оружием в руках, так что я не видел смысла тратить усилия на спор с ним. Кроме того, мне нравится, как звучит это слово. Любовники.

– Любовники. – Эллианна со вздохом повторила это слово. Однако заниматься любовью и быть влюбленным – это два разных вида деятельности. Не всегда, и не в волшебных сказках, но не то же самое. – Означает ли это…?

Ей было не сужено услышать определение Стоуни, потому что на лестнице раздались шаги и крики.

– Позже, моя милая. Позже. – Он встряхнул шляпку и надел ей на голову. Никому не нужно видеть мисс Кейн с непокрытой головой. Боже, событий и так достаточно, чтобы они все сошли с ума. Даже сейчас, посреди невзгод и напастей, ему хотелось вытащить все те последние шпильки, расплести косы и расправить их, словно живой огонь, который согрел бы его кровь в этом обиталище смерти. Но виконт не мог заняться этим, не сейчас.

– Сюда, – крикнул он. – Мы здесь.


Объяснению, демонстрации и просьбам Стоуни по поводу «любовников» пришлось подождать намного дольше, чем ему самому хотелось.

Боу-стрит прибыло крупными силами, во главе с мистером Латтимером, полным сожалений. Конечно же, он сожалел. Сыщик не прислушался к подозрениям Уэллстоуна, и не стал тем, кто спас мисс Кейн. Ему не только не придется получить хоть часть огромной награды, но, скорее всего, Латтимера ожидает последний чек на нынешнем месте работы, судя по угрюмому виду его начальника.

Прибыл магистрат, и коронер со своими следователями, обиженный на то, что одного из них заподозрили в совершении подобных чудовищных поступков. Они смотрели на Стоуни, словно тот был убийцей и пытался переложить вину за свои подлые дела на наиболее уважаемого члена их братства. Даже Латтимер был вынужден протестовать против этого.

Государственные судебные регистраторы приехали, чтобы выслушать, как Эллианна еще раз повторяет свою историю. Появились и репортеры из газет, и художники, которые подкупили охрану на улице, чтобы взглянуть на красавицу, на Цирюльника и на его кончину. Поражение Наполеона вызвало бы еще больше интереса, но только не сегодня вечером.

Стоуни, как мог, пытался защитить Эллианну, настаивая на том, чтобы они давали показания в другом месте, просил принести чайник горячего чая и бренди, чтобы добавить в чай. Он заставил их послать сообщение на Слоан-стрит, чтобы никто не волновался, и еще одно – Гвен, отменяя их ужин, и третье – груму, чтобы тот отвел в конюшню его многострадальную лошадь. Виконт потребовал, чтобы Латтимер вызвал врача, который осмотрит шею мисс Кейн и займется упавшей в обморок горничной, пока сыщики поедут в комнаты сэра Джона, чтобы заняться поиском улик, которые, по словам Эллианны, находятся там.

Они нашли волосы, аккуратно уложенные в шляпные картонки, одна поверх другой. Еще нашли ножи, бритвы и мыло для бритья, и документ на право собственности в отношении яхты в гавани. Обнаружили дневники, написанные почерком сэра Джона, и одежду, которая могла принадлежать только проституткам. Даже его матери, если этот изверг на самом деле был произведен на свет существом из этого мира, пришлось бы поверить в виновность Томасфорда.

Их отпустили на все четыре стороны.

Но к тому времени, когда Стоуни подвел Эллианну к двери ее дома, она уже нетвердо стояла на ногах. Виконт поручил ее заботам тети, но перед тем, как уйти, поцеловал в лоб и пообещал: «Завтра».


Но завтра оказалось невозможным. Мисс Кейн проснулась героиней. В ее дом доставили так много цветов, что он напоминал деревенский сад, с узкими тропинками между клумбами с букетами. По проходам все равно никто не мог пройти, потому что они были заполнены визитерами, которые жаждали поздравить Эллианну с тем, что она выжила, выразить ей соболезнования по поводу тяжелого испытания и отхватить кусочек ее славы для себя. Они – друзья восхитительной мисс Кейн, говорили себе гости, хотя никогда не перекидывались с ней даже словом. Леди восхищенно схватились за нюхательные соли, увидев липкий пластырь, который не мог скрыть высокий воротник платья, а джентльмены хватали ее за руку. Все хотели поговорить с ней, коснуться ее, заполучить к себе на прием, словно ценный трофей.

Тиммсу пришлось найти замену переполненному серебряному подносу, на который складывали визитные карточки и приглашения. Он выбрал очень большую корзину. Собака спала в ней только однажды, предпочитая кровать леди Августы.

Прибыло так много приглашений, что Эллианна не могла и думать о том, чтобы покинуть Лондон, только не тогда, когда одно из них пришло от самого принца-регента. Отказ можно было бы вполне приравнять к измене, настойчиво сообщила Гвен. Принни хотел устроить в ее честь празднество в Карлтон-Хаусе. В конце концов, теперь женщины Лондона в безопасности, и все благодаря ей.

Эллианна вела себя храбро. Она приобрела известность. Она была ошеломлена.

А Стоуни проснулся… богатым.

Эллианна не захотела получать свою долю внушительного вознаграждения. В конце концов, она сама предоставила большую его часть. Кроме того, она не подозревала сэра Джона, не взяла над ним верх или не умертвила его. В действительности, настаивала мисс Кейн, без виконта Уэллстоуна она могла бы погибнуть от руки убийцы, вместо того, чтобы оказаться какой-то героиней, как воины-амазонки. Его сиятельство заслужил каждый фунт из огромного вознаграждения, и еще больше того.

Он и получил больше, намного больше. Коронер добавил к уже громадной сумме награды, в надежде отвлечь критику от своего ведомства, а министр внутренних дел добавил тяжелый кошелек с благодарностью от правительства. Газета предложила кругленькую сумму всего лишь за одно интервью, а крупноформатный печатник заплатил за его портрет. Испытывающие облегчение женщины присылали ему монеты, иногда – анонимно, иногда – вместе с надушенными записками. Эти последние он возвращал, но деньги оставлял и находил им хорошее применение.

Его счета будут оплачены сразу же, как только поверенные смогут подсчитать их. Начнется ремонт Уэллстоун-Парка, будет закуплено новое оборудование для фермеров и наняты рабочие. Будет восстановлена ежегодная рента Гвен, на тот случай, если она, с Божьей помощью, захочет выйти замуж, то у нее будет что-то, что она сможет принести новому супругу. Стоуни может сделать и несколько осторожных инвестиций, чтобы какая-то часть денег заработала ему еще большую сумму. А его приют для девушек обзаведется новой крышей.

Он не стал очень богатым, по стандартам Эллианны, но его можно назвать хорошо обеспеченным. Виконт немедленно отказался от своей работы, никогда больше не собираясь сопровождать особу женского пола за деньги, если только соберется продавать кобылу на аукционе в Таттерсоллз. Он мог заняться своими полями, овцами и племенной фермой. Судостроительным предприятием можно будет заняться позже, если Стоуни пожелает. Если нет, то он все равно может неплохо жить в Уэллстоун-Парке и держать лондонский дом открытым для Гвен. Или может остаться в городе, если так пожелает его жена. Стоуни закрыл бухгалтерские книги и надел шляпу и перчатки.

Теперь он может позволить себе жениться. Но не может позволить упустить еще один шанс выбрать жену правильно.

Ему нужна Эллианна, и не только потому, что он ничего не смог разобрать в бухгалтерских книгах, и хотел выслушать ее советы по поводу инвестиций. Стоуни знал, что без нее он станет беднее любого нищего на улице, и не важно, какая у него сумма денег в банке. Ему просто нужно убедить ее, что желанная награда – это она сама, а не ее состояние. Виконт взял с собой верхнюю бухгалтерскую книгу, чтобы доказать, что он – мужчина со средствами. В этот раз он намеревался добиться успеха.

Десять других мужчин оказались там раньше него, с букетами, конфетами и стихами. Однако никто не принес бухгалтерских книг. Эллианна избавилась от них взмахом руки и улыбкой, сказав Тиммсу, что больше не будет принимать посетителей. Старый дворецкий поблагодарил ее и милосердного Господа, сел и снял туфли. Эллианна повела Стоуни к себе в кабинет.

Один взгляд на Стоуни, одетого в темно-синюю куртку, замшевые бриджи и высокие сапоги, заставил ее забыть обо всех тех других мужчинах. Они заставляли ее зевать; от него у Эллианны захватывало дух. Она знала, что хотела сказать, но, внезапно оробев, ждала, пока заговорит он. Она знала, что хотела услышать.

Ей не хотелось выслушивать финансовый отчет. Эллианна нахмурилась.

Ей не хотелось слушать отчет об инвестициях. Она сердито посмотрела на него.

Но больше всего ей не хотелось слышать душераздирающий вопль своей тетушки из передней гостиной. Эллианна вскочила на ноги и пробежала мимо Стоуни и его глупых списков. Тот уронил бухгалтерскую книгу и последовал за ней.

Тетя Лалли кричала, а босой Тиммс стоял на коленях и молился. Нет, он тряс собаку, которая, лежа на боку, с трудом хватала ртом воздух.

– Я дала ему кусочек турнепса, – завыла тетя Лалли. – Он был достаточно мягким, клянусь. Но пес подавился, начал задыхаться и хрипеть; а затем упал, как мой муж, когда проглотил ту вишневую косточку. Клянусь сокровищами святого Джерома, я убила кого-то еще!

Собака едва дышала.

– Сделайте что-нибудь! – закричала Эллианна.

– Вы хотите, чтобы я спас жизнь этого жалкого создания? Почему? – Но Стоуни уже опустился на пол, нерешительно приоткрыл пасть собаки и сунул одну руку – к сожалению, без перчатки – в горло Атласу. Он не почувствовал ничего, кроме нескольких зубов на задней части челюсти. Виконт посмотрел на тетю Лалли и на вязание, которое она уронила, и подумал о том, чтобы засунуть в горло собаке одну из длинных спиц. Или в горло тетушке, если она не перестанет вопить и мешать ему думать. Это будет крайняя мера.

Эллианна умоляюще смотрела на него. Проклятие, он еще не сделал предложение, а уже подвел ее.

Стоуни поднял собаку с пола и сильно встряхнул, держа пса головой вниз. У собаки застучали оставшиеся зубы, но больше ничего не произошло. Затем виконт ударил пса об отделанный тканью подлокотник дивана. Снова ничего не случилось. Вспомнив поединок с Бланшаром, Стоуни ударил животное кулаком в то место, где, как он полагал, находилась талия. Эллианна охнула; тетя Лалли выругалась; Тиммс взмолился, но в это самое время произошло то же, что и с Бланшаром. Весь оставшийся в теле собаки воздух вырвался наружу с громким свистом, вместе с куском турнепса. Стоуни положил собаку на пол, а затем прижался ухом к ее груди, прислушиваясь к сердцебиению. Он слышал об искусственном дыхании «изо рта в рот», о вдыхании воздуха в рот пострадавшему от утопления. Ничего себе, Эллианна ведь не ожидает этого от него, не так ли?

Да, кажется, ожидала, судя по ее умоляющему взгляду. Позже ему придется заново подумать над брачным предложением. Женщина, которая просит мужчину свернуть горы – это одно, но вот это…

– Да! Он дышит! Да! Нет, черт бы тебя побрал, не надо лизать мне лицо!

Затем тетя Лалли бросилась в объятия Стоуни, едва не свалив того на пол.

– Ты спас мою племянницу, а теперь – собаку! А я-то полагала, что у тебя нет характера! Клянусь всеми святыми, Уэллстоун, у тебя есть яйца! – Она расцеловала его в обе щеки, что было едва ли не хуже, чем собачье выражение благодарности.

Тиммс всхлипывал от радости, но не потому, что испытывал какую-то привязанность к собаке, в чем Стоуни был уверен, но из-за того, что его молитвы были услышаны: дворецкому не пришлось вдыхать воздух в пасть этой псине. Виконт подтолкнул тетю Эллианны в сторону старика. Пусть они утешают и поздравляют друг друга. А он и так долго ждал.

Стоуни распахнул объятия. Эллианна бросилась к нему.

Прежде чем он смог заговорить, она остановила его поцелуем, а затем произнесла:

– Нет, я слишком долго ждала, чтобы сказать это, и может так случиться, что потом мне опять не хватит смелости. Но ты на самом деле мой герой, Стоуни, самый лучший человек из всех, кого я знаю. Мне все равно, если ты не любишь меня. Я все равно хочу быть твоей. Если ты не хочешь жениться, то я смогу попытаться и смириться и с этим тоже, пока буду разделять с тобой жизнь, постель и мысли. Не думаю, что смогу вынести, если ты женишься на ком-то еще, но до тех пор мы можем вести такую жизнь, какую ты пожелаешь. Ты можешь стать самым богатым консортом в королевстве, потому что я отдам все, до последнего шиллинга, чтобы вечно находиться в твоих объятиях, как сейчас. Или ты можешь стать самым бедным и жить только на любви, потому что я потрачу все деньги на благотворительность, если ты захочешь.

Стоуни поцеловал ее веки, одно за другим.

– Постой, милая. Кто сказал, что я не люблю тебя?

– Ты любишь меня?

– Нет, не любит! – раздался властный голос из коридора. Одетый в алую форму офицер пришел с визитом, но, не найдя никого у двери, похромал в сторону голосов. Теперь он стоял, опираясь на трость, но, очевидно, был готов ударить Стоуни ею по голове. – Отпусти мою невесту, негодяй!

Стоуни посмотрел на него.

– Брисбен?

Эллианна посмотрела на него.

– Невесту?

Офицер посмотрел на Эллианну.

– Изабелла?


Глава 30


Как оказалось, друг Стоуни, Дэниел, капитан Брисбен, встретился с Изабеллой несколько месяцев назад, когда та ехала в Лондон.

Сам он возвращался в город после того, как сопроводил вдовствующую графиню Харгрив к ее дочери, ожидавшей рождения ребенка. Стоуни вспомнил об этой поездке, потому что сам занимался приготовлениями к ней. Леди Харгрив не любила путешествовать без мужского сопровождения, даже если ей приходилось платить за него, так как владельцы гостиниц лучше обслуживали, давали лучшие комнаты и лошадей тем женщинам, которые находились под мужской защитой. И ей нравилось флиртовать.

Брисбен, по большей части, ехал рядом с экипажем, оскорбляя леди, но все же благополучно доставил ее под крышу зятя, который щедро вознаградил его, потому что находился в приподнятом настроении после рождения первого сына.

С монетами в кармане, капитан не торопился возвращаться в Лондон. Он остановился в приятной гостинице, но его отдых был нарушен шумом. Туда прибыл экипаж, частный наемный экипаж, но грум, горничная леди и пожилая компаньонка оказались больны. Да и кучер был не в лучшем состоянии. Сперва хозяин гостиницы попытался прогнать их, боясь заразиться, но потом красивая юная леди поклялась, что предыдущей ночью они съели плохую рыбу, которую сама она пробовать не стала. Как джентльмен, Брисбен, разумеется, пришел на помощь молодой женщине. Капитан добился, чтобы ей предоставили комнаты, а о ее слугах позаботились. Он сам съездил за аптекарем, так как в деревне не было ни хирурга, ни врача.

– Она никогда не писала мне ни о чем подобном, только о том, что во время путешествия возникла задержка, – проговорила расстроенная Эллианна. Она отправила сестру в дорогу с достаточной защитой против всего, кроме плохой рыбы… и красивых раненых офицеров. – Что еще вы сделали для моей сестры, сэр? – потребовала она ответа.

Стоуни вмешался:

– Тише, дорогая. История еще не закончена.

Брисбен кивнул.

– Аптекарь заявил, что пациентам нужен пятидневный отдых, по меньшей мере. А гостиница была далеко не самая лучшая, обслуживающая в основном местных погонщиков скота и тех, кто путешествовал в экипажах. Я не мог оставить там юную мисс совсем одну, не так ли?

– Конечно, нет, – согласился Стоуни, когда Эллианна была готова предложить любое количество альтернатив.

Ощутив ее неодобрение, Брисбен повернулся к ней.

– Клянусь, мэм, я не знал, что она – наследница. Она была одета просто, как милая провинциальная девушка, не по последнему крику моды. Мисс Изабелла сказала, что едет в Лондон, так как ее пожилая тетушка желает, чтобы она вступила в подходящий брак. Я подумал, что это означает обеспеченную партию, никогда не предполагая, что тетушка в родстве с маркизом, или что леди Августа намеревается выдать ее за человека с титулом. Мисс Изабелла утверждала, что ей наплевать на выгодную партию; ей просто хочется посмотреть достопримечательности.

– Я говорила ей, что не нужно торопиться с выбором мужа, а просто хорошо проводить время.

Брисбен кивнул.

– Я рассказал ей, куда отправиться в первую очередь, какие здания, выставки и виды ей не стоит пропускать. Она делала заметки и составляла списки.

Стоуни бросил взгляд на Эллианну.

– Фамильная черта?

– Мы все – отлично организованные, деятельные люди. Я не могу поверить, что Изабелла не наняла другой экипаж, конечно же, после того, как устроила слуг в гостиницу. Для нее было бы менее опасным завершать путешествие в одиночку, чем оставаться во второсортной гостинице вообще без какой-либо компаньонки.

Брисбен покраснел. Мисс Кейн, конечно же, была права. Он мог бы упросить жену викария или дочь хозяина гостиницы сопровождать мисс Изабеллу, пока он сам ехал рядом с экипажем. Но ему не хотелось, чтобы она уезжала, а она не была готова к отъезду. Поэтому они разговаривали и гуляли, насколько позволяла его хромота, и вместе обедали в отдельной гостиной. В противном случае, как утверждал капитан, мисс Изабелле пришлось бы принимать пищу в крошечной спальне, или одной.

– Боже упаси, – пробормотала Эллианна, зная, что последует за этим.

– Она вела себя так мило и любезно, ни разу не унизила меня за неуклюжую походку, как это делали многие капризные лондонские девушки, считающие, что хромой мужчина не стоит их внимания. Мисс Изабелла считала меня героем, получившим ранения, когда защищал свою страну. Она не думала, что моя жизнь окончилась вместе с военной карьерой, а только началась. Я мог бы стать тем, кем захочу, говорила она.

– И вы хотели бы стать…?

– Ее мужем. Белла – идеальна; она красива, но скромна, умна, но не высокомерна. Как же мне не обожать ее, не захотеть заботиться о ней до конца жизни, чтобы она была рядом и родила мне детей?

Стоуни взял Эллианну за руку.

– В самом деле, как?

– И, к моему восторгу, она ответила на мои чувства. Я никогда не верил в любовь с первого взгляда, но теперь верю.

Эллианне не хотелось обсуждать то, как можно влюбиться.

– Что произошло потом?

А потом слуги выздоровели, и все они поехали в Лондон. Брисбен пропустил промежуточные дни, остаток путешествия, ночи, проведенные в различных гостиницах и то, ехал ли он рядом с экипажем или внутри. Он счел достаточным сказать только то, что они благополучно прибыли в город, еще больше влюбленные друг в друга и решительно намереваясь пожениться.

Затем он узнал о ее связях и положении в обществе. Что еще хуже, леди Августа узнала, что у него нет ни того, ни другого. Она отказала ему от дома. Изабелла просила его не беспокоиться, говорила, что ее сестра – совсем другая, и что только одобрение сестры имеет значение, как для самой Беллы, так и для суда.

– Она сказала, что вы всегда судите о человеке по его достоинствам, не по его титулу или кошельку, – заявил Эллианне капитан Брисбен. – Белла говорила, что вы дадите нам свое благословение, потому что хотите только того, чтобы она была счастлива, а она не будет счастливой без меня.

Стоуни вручил Эллианне свой носовой платок, но не тот, которым вытирал лицо после воскрешения собаки.

Но молодая пара не смогла дождаться, когда Изабелла вернется в Фэйрвью. Они встречались тайно, в саду позади дома, или в различных музеях, галереях и соборах из списка Изабеллы. Когда здоровье леди Августы начало ухудшаться, исчезли и их надежды на то, что Изабелла сможет рано покинуть Лондон. Они попытались еще раз убедить пожилую женщину в том, что настоящая любовь значит больше, чем положение в обществе, что приданое Изабеллы настолько велико, что та может выйти замуж даже за нищего, если захочет, не говоря уже об офицере на половинном жалованье. Леди Августа становилась все более непреклонной. Белла и Брисбен отчаивались все больше и больше. Они были влюблены и нетерпеливы. Им не хотелось ждать.

Леди Августа перестала выезжать из дома. Изабелла – нет. Учитывая, что в доме старой скряги осталось слишком мало слуг, а оставшиеся были заняты заботой о хозяйке, или, как Тиммс, имели ограниченную дееспособность, то они легко могли встречаться. В других случаях они оставались в гостиной. Часто Атлас оставался их единственным компаньоном. Слишком часто, по мнению Эллианны.

Затем капитан Брисбен убедил свою любимую открыто поговорить со своей тетей. Ему хотелось официальной помолвки, а не постыдной, тайной связи. И так достаточно плохо, что он ухаживает за наследницей; капитану не хотелось к тому же разрушить ее репутацию. Он не стыдился Изабеллы или своей любви к ней, и хотел, чтобы весь мир знал об этом, о том чуде, что она любит его в ответ. Кроме того, Брисбен устал проводить время с другими молодыми леди, сопровождать капризных мисс на скучные приемы, в то время как ему хотелось только сидеть рядом с Беллой у камина.

Изабелла собиралась поговорить с тетей в ту ночь, когда случилось бедствие с Валентиной Паттендейл. Утром, когда Брисбен приехал на Слоан-стрит, Беллы уже там не было. В доме царила суматоха, леди Августа была мертва, и никто не знал, куда отправилась Изабелла.

– Разве вы не попытались разыскать ее? – потребовала ответа Эллианна.

– Конечно, я попытался. Я проверил гостиницы, почтовые станции и гостиницы. Никто ее не видел. У нее не было подруг, о которых я бы знал, так что все, что я мог сделать – это вернуться к себе на квартиру и ждать. Она так и не пришла. Наконец, я решил, что должно быть, они поссорились из-за помолвки и что старая карга выгнала ее из дома. Когда леди Августа умерла, Изабелла, должно быть, испугалась, поэтому отправилась домой, к вам, мисс Кейн, ведь по ее словам, вы можете исправить все, что угодно. Поэтому я последовал за ней.

– Я ни разу не видела вас в Фэйрвью, – с подозрением заметила Эллианна.

– Нет, я не сумел приехать достаточно быстро, – с досадой ответил Брисбен. Вначале, сразу после выезда из Лондона захромала его лошадь, и ему пришлось идти до ближайшей гостиницы, отчего ухудшилось состояние его раненой ноги. У капитана не было денег, чтобы нанять экипаж, поэтому ему пришлось взять коня, которого предложил угрюмый хозяин постоялого двора. Этот конь явно ненавидел людей, и он сбросил капитана сразу же, как только тот выехал из конюшни, едва не сломав его здоровую ногу, после чего он два дня не мог сесть на лошадь. Затем злобный конь попытался отскрести назойливого всадника о низко висящую ветку. Офицер получил сотрясение мозга и всю ночь пролежал на холодной, влажной земле, пока утром его едва не затоптало стадо овец. Пастух утащил его с дороги, но у него не было ни лошади, ни фургона, чтобы отправить Брисбена дальше. Наконец, мимо проезжал фермер с грузом капусты. К этому времени у капитана развилось воспаление легких. Еще две недели прошло прежде, чем он смог продолжить путешествие, напрашиваясь на поездки в тележках, запряженных осликами и фургонах разносчиков, потому что его кошелек пропал, пока он болел.

К тому времени, когда он добрался до Фэйрвью, мисс Эллианна Кейн уехала в Лондон улаживать дела своей тети, как сообщили ему слуги. Мисс Изабелла Кейн отправилась на север на похороны. Так что капитан продал свои часы и серебряные пуговицы, и направился через всю страну в поместье маркиза Частона в Йоркшире. Изабеллы там не оказалось, никогда не было и ее никогда не пригласят туда. Когда Брисбен попросил аудиенции с маркизом, чтобы попросить руки его племянницы, то его выбросили из поместья.

Ему нечего было больше продать, но капитану повезло вернуться обратно в Лондон с цирковой труппой, в обмен на помощь с их лошадьми. Однако они останавливались на каждой рыночной площади и деревенской лужайке, чтобы выступать, так что Брисбен быстрее дошел бы пешком, если бы это позволила его нога.

Но теперь он вернулся обратно в Лондон, после визита в банк облачился в новый мундир, и собирался нанести визит Изабелле. Он умолял мисс Кейн простить его за то, что он принял ее за свою возлюбленную – при внимательном изучении, мисс Кейн оказалась выше ростом и выглядела старше – но где же Изабелла?

Бросив взгляд на Эллианну, чтобы убедиться, что он может сказать то, что бедняга Брисбен уже подозревал, Стоуни проговорил:

– В этом вся проблема. Мы понятия не имеем. Мы думали, что она с тобой, или кем бы там не оказался ее друг-джентльмен, на пути в Гретна-Грин.

Брисбен обиженно вытянулся во весь рост.

– Я женюсь на своей любимой как положено, в церкви, в присутствии друзей и родственников. Иного она не заслуживает.

Ее сестра заслуживает большего, чем хромой солдат, который не сумел совершить простое путешествие, подумала Эллианна, но этот человек, кажется, испытывает искреннюю привязанность к Изабелле.

– Нам придется найти ее прежде, чем вы сможете жениться на ней где бы то ни было. Возможно, у вас есть другие идеи, где мы сможем поискать?

У Брисбена идей не было. Стоуни отослал его домой отдыхать и обдумывать ситуацию. Ему самому сперва нужно было закончить с Эллианной одно дело.

Виконт едва успел вытащить шпильки из ее волос, когда за дверью кабинета откашлялся Тиммс.

– У вас посетитель, мисс.

– Отошлите его прочь.

– Это леди Уэллстоун, и она расстроена.

– Моя мачеха всегда из-за чего-то расстроена, – ответил Стоуни. – Дайте ей носовой платок, а затем попросите ее уйти.

Он знал, что это не сработает, поэтому вздохнул и произнес:

– Позже, моя милая.

Гвен находилась в гостиной, пребывая в волнении. Она обняла Эллианну и заплакала:

– Ты была права; этот человек – распутник! Мне было нанесено худшее оскорбление за всю мою жизнь.

Стоуни выругался. Он был вовсе не в настроении наблюдать за еще одной высокой драмой. Все, чего ему хотелось – это десять минут наедине с Эллианной, а не еще одной конфронтации.

– Уэллстоун все исправит, – заявила Эллианна старшей женщине, отчего Стоуни почувствовал себя готовым сразиться с огнедышащим драконом, не говоря уже о каком-то там простофиле, который оскорбил глупышку Гвен.

– Что это за распутник, Гвен, и должен ли я вызвать его на дуэль? – Чем скорее он избавится от Гвен, тем быстрее настанет его время поговорить с Эллианной.

– Стрикленд!

Эллианна была поражена.

– Он не пытался напасть на вас, ведь нет? Я сама прикончу его.

Гвен шмыгнула носом.

– Хуже. Он отвез меня в его любовное гнездышко!

В мужчину не следует стрелять за то, что он пытался украсть несколько минут наедине с предметом своей страсти, в этом Стоуни был твердо уверен, потому что отчаянно желал оказаться в каком-нибудь тихом месте вместе с Эллианной. С другой стороны, ему не понравилось, что барон ведет недобросовестную игру с Гвен.

– Я думал, ты говорила, что он исправился. В действительности, я полагал, что его намерения исключительно благородные.

– И я так думала, – взвыла Гвен, бросаясь в его объятия и орошая слезами его манишку.

Затем слова Брисбена эхом донеслись из дверного проема:

– Отпусти мою невесту, негодяй! – Только на этот раз в дверях стоял краснолицый барон, а не солдат в красном мундире.

– Невесту? – одновременно спросили Гвен и Стоуни.

Но Эллианна не обратила на них внимания.

– Негодяй? Кто вы такой, чтобы называть лорда Уэллстоуна негодяем? – Она двинулась на Стрикленда, который торопливо спрятался за креслом в поисках безопасности. – Вы нападаете на молодых женщин, водитесь с дурной компанией, слишком много пьете и играете, а теперь вы сделали респектабельной вдове непристойное предложение. Постыдитесь, сэр.

Стрикленд посмотрел на Стоуни, умоляя о спасании, но виконт сложил руки на широкой, влажной груди и улыбался, наслаждаясь Эллианной во всем ее великолепии.

Гвен снова спросила:

– Невесту? Ты сказал «невесту»?

Никто ей не ответил.

Эллианна топнула ногой.

– Ну? Что вы можете сказать в свое оправдание?

Стрикленд нахмурился, глядя на Стоуни, из-за того, что он отказался вмешиваться. В конце концов, джентльмены должны держаться вместе. Все, что Стоуни сделал – это приподнял бровь и ждал.

– Я сам заинтересован в вашем ответе, как глава семейства леди Уэллстоун, вы же понимаете.

– Как, я должен был сперва спросить у вас разрешения, человека вдвое младше меня? – разбушевался барон. – И все совсем не так. Я признаю, что в прошлом совершил несколько ошибок, мисси, но я и пострадал из-за этого. Потерял свои земли, и едва не лишился фамильных драгоценностей. Но я уже попросил у вас прощения и не собираюсь делать это снова. Ни одна приличная леди не должна упоминать, с какой компанией я водился, но так как вы это сделали, то я могу сказать, что давно забыл туда дорогу. Что касается моего домика в Ричмонде, то я много лет не держал там любовниц. Я хотел показать Гвенни, что у меня есть кое-какая собственность, чтобы она не думала, будто выходит замуж за какого-нибудь учителя танцев.

Стоуни спросил:

– Гвенни?

Гвен спросила:

– Выходит замуж?

Но Эллианна перебила всех:

– Ричмонд? Изабелла писала, что вы возили туда и ее тоже. Вы так же показывали ей ваш домик, надеясь убедить выйти за вас замуж?

Стрикленд старался не встречаться глазами с Гвен.

– Может быть. Это прелестное местечко. Имейте в виду, что мы не входили в дом. Там живут только смотритель и его жена, так что это было бы не совсем прилично.

Эллианна повернулась к Стоуни.

– Она в Ричмонде! Я знаю это. Моя сестра в доме лорда Стрикленда в Ричмонде. Не знаю, почему она там, но это – идеальное место, чтобы спрятаться.

Так Стоуни лишился шанса снова остаться с Эллианной наедине. Позже теперь казалось ему вечностью, но он понимал, что она должна ехать и все узнать немедленно.

Стрикленд отправился с Гвен в ее экипаже, и они сделали остановку, чтобы подобрать Брисбена. Стоуни повез Эллианну в более быстром парном экипаже, но они не могли ехать слишком далеко впереди, потому что им нужны были указания барона. Тот направил карету к очаровательному коттеджу из камня и дерева, расположенного в хорошо содержащемся парке. Никого не было видно.

Эллианна едва осмеливалась дышать, так сильно она надеялась. Она держала Стоуни за руку, пока они шли по дорожке к дому. Когда они прошли половину пути, дверь распахнулась, и ураган с рыжими волосами слетел вниз по ступеням.

– О, я знала, что вы приедете! Почему вы так задержались?

Сначала девушка бросилась в объятия Брисбена, затем – Эллианны. Она даже поцеловала Стоуни в щеку за то, что он привез Эллианну.

– Я не знаю, кто вы, сэр, но вы привезли мою сестру, так что я вам благодарна. – Она обняла покрасневшего Стрикленда за то, что он позволил ей воспользоваться этим чудесным коттеджем, даже несмотря на то, что не знал об этом. После торопливых представлений, Изабелла пригласила его – и всех остальных, конечно же, так как она не выпускала руки капитана Брисбена – в его собственный дом немного подкрепиться.

Эллианна вытирала слезы последним носовым платком Стоуни, но ее радость сдерживали любопытство и оттенок раздражения. Ее сестра сияла, тогда как она извелась от беспокойства. У Эллианны была сотня вопросов.

– Но почему ты здесь, Изабелла? Почему ты покинула дом тети Августы? И почему ты не поехала домой или не рассказала кому-то, где ты находишься? Я перевернула вверх дном весь Лондон и половину Англии.

– Ты имеешь в виду, что не получала моих писем? И ты тоже, Дэниел? Вот почему ты не приехал за мной? – Изабелла начала всхлипывать, но Стоуни не пошевелился. Теперь она – проблема Брисбена, пусть мочит одежду капитана. – О, я знала, что мне не следовало доверять тому жестянщику! Он поклялся, что отнесет мои письма на почту. Готова поспорить, он взял мои деньги и так и не доставил их!

Эллианна почувствовала себя лучше, узнав, что сестра по-прежнему предана ей, но всего лишь ошиблась в суждениях.

– Я получила одно, но не смогла прочитать его. Но почему, милая, почему?

– Потому что тетя Августа не позволяла мне выйти замуж за моего дорогого капитана. Мы ужасно поссорились, а затем она приказала мне покинуть ее дом. Понимаешь, я сказала ей, что жду ребенка – чтобы она позволила мне объявить о помолвке, чтобы мы могли выезжать вместе. Но вместо этого она сняла с себя ответственность за меня. Тетя так разозлилась, что я испугалась за ее сердце, поэтому я упаковала вещи и отправилась в комнаты, которые снимал Дэниел. Его квартирная хозяйка не позволила мне остаться там, так что я написала записку и направилась в гостиницу. Ты знаешь, что большинство гостиниц не сдают комнаты одиноким женщинам?

Брисбен пришел в отчаяние.

– Я не получил и эту записку тоже! Бедная моя, заблудившаяся и одинокая!

– О, я наняла пожилую женщину, чтобы та притворилась моей двоюродной кузиной, так что в следующей гостинице управляющий позволил мне остаться. Однако на следующий день ты все равно не пришел. Я прочитала газеты, и в них было написано о смерти тети Августы, и что я могла приложить к этому руку. Клянусь, Элли, я к этому не причастна.

– Я никогда не думала, что ты имеешь к этому отношение, милая. И она все равно была ужасной женщиной, выбросила собственную племянницу на улицу посреди ночи. Но продолжай. Как ты оказалась здесь?

– Я боялась, что другие могут заподозрить меня. И… и Дэниел не захочет быть связанным с подобным скандалом.

Брисбен застонал.

– Как ты могла усомниться в моей любви?

– Потому что ты не приехал в гостиницу, глупый. Затем я вспомнила об этом месте и подумала, что могу остаться здесь, пока не решу, что делать, а никто даже не заметит. Я сказала пожилой паре, что я – ваша любовница, лорд Стрикленд, и я сожалею об этом.

– Не стоит сожаления. Рад, что я смог помочь. – И горд тем, что кто-то мог подумать, будто эта рыжеволосая прелестница находится на его содержании. Ухмылка исчезла с его лица, когда Гвен ткнула его локтем в ребра.

Эллианна покачала головой.

– Но я все равно не понимаю. Почему ты просто не вернулась домой? Если твой молодой человек по-настоящему любит тебя, то он последовал бы за тобой.

– Я боялась и мне было стыдно. – Изабелла стиснула руку Брисбена, но другой рукой коснулась живота. – Понимаешь, я на самом деле жду ребенка.

Гвен упала в обморок. Стрикленд подхватил ее.

– Осмелюсь предположить, падать в обмороки – это ваша фамильная черта, – проговорила Эллианна, после чего начала лупить капитана Брисбена по голове своим ридикюлем. Так как там больше не было пистолета, то ее ярость не имела почти никакого эффекта.

Стоуни все равно оттащил ее прочь.

– Помни, что у него недавно было сотрясение мозга. И тебе он понадобится, чтобы дать имя твоему будущему племяннику – или племяннице.

– И я люблю его, – заявила Изабелла. – Я знаю, что это неправильно, но я не сожалею, что отдалась единственному мужчине, которого буду любить. Знаю, что тетя Лалли никогда не одобрит, но я надеюсь, что ты однажды сможешь простить меня.

– Тетя Лалли в городе вовсю развлекается с Тиммсом, так что ты можешь забыть о ее неодобрении.

– В самом деле? Тем не менее, я знаю, что ты не сможешь понять, Элли, ведь у тебя никогда не было великой страсти, но это так чудесно, ошеломляюще и неодолимо. Я ни о чем не жалею.

Эллианна все понимала. И сожалела о том, что они со Стоуни не могут остаться в ричмондском коттедже, когда все остальные поедут обратно в город.


Глава 31


Стоуни решил, что с него хватит. Он достаточно долго ждал, наблюдая за всеми счастливыми воссоединениями. Настала его очередь.

Он свернул с лондонской дороги и направился в известную ему маленькую гостиницу в близлежащей деревушке.

– Но остальные не знают, где мы, – запротестовала Эллианна.

– Отлично.

– Но Изабелла станет беспокоиться.

– После того, как заставила тебя волноваться несколько месяцев? Отлично. – Кроме того, виконт сомневался, что капитан и его будущая невеста заметят что-либо, даже если исчезнет все население южной Англии, так как они находились одни в карете. Гвен и Стрикленд все-таки решили остаться в Ричмонде, с тем, чтобы Гвен смогла решить, как обновить коттедж. Ха! Единственное, что она собиралась решать – это стоит ли ей выходить замуж по особому разрешению, или дожидаться оглашения имен. У Брисбена и Изабеллы выбора не было. Гонец уже находился на полпути к тому, чтобы поспешно добыть разрешение у архиепископа. Этот посланец не должен был сбиться с пути, учитывая, сколько Эллианна заплатила ему.

Стоуни понимал, что как только они доберутся до Слоан-стрит, Эллианна будет занята планированием празднования возвращения сестры, затем – планированием переезда в Фэйрвью для свадьбы. Он не сможет добиться ее внимания в течение нескольких дней или недель. Еще один час ожидания – это на пятьдесят минут дольше, чем ему хотелось бы.

– Кроме того, – сказал ей Стоуни, – я умираю с голоду.

– Полагаю, что мы пропустили полдник, но Изабелла предлагала нам чай.

– Я голоден вовсе не до еды.

Эллианна развязала ленты шляпки, когда виконт повернул за угол, въезжая во двор гостиницы. Неплохо было бы отведать десерт.

Хозяин гостиницы неохотно согласился предоставить им отдельную гостиную.

– Я не допускаю здесь распутного поведения, вот так-то, не имеет значения – виконт или нет, милорд.

Стоуни достаточно громко, чтобы его слышала Эллианна, прошептал:

– В конечном счете, я надеюсь сделать ее порядочной женщиной.

Хозяин все еще сомневался. Он посмотрел на покрасневшую Эллианну, чьи волосы струились по спине.

– Рыжие женщины не приносят ничего, кроме неприятностей.

– Да будет так, – ответил Стоуни, на этот раз не потрудившись понизить голос. – Но она богата. Очень богата.

– Тогда, полагаю, все хорошо.

– Более чем хорошо. Она просто идеальна.

Гостиная оказалась небольшой, но чистой и солнечной, со столом, за который можно было усадить шесть человек, и с диванчиком как раз на двоих. Хозяин предупредил, что скоро вернется с чаем и элем, но подмигнул Стоуни по пути из комнаты.

Эллианна повернулась к Стоуни, готовая упасть в его объятия, почувствовать его губы на своих губах. Вместо этого он сделал шаг назад и повел ее к стулу с плетеной спинкой.

– Нет, я никогда этого не сделаю, если мы начнем таким образом. Вот, садись сюда, чтобы не искушать меня.

Эллианна сложила руки на коленях, но ее улыбка была далеко не строгой.

– Да?

– Черт побери, мысленно я все уже спланировал.

– Тебе следовало бы составить схему.

Стоуни не смог удержаться; он потянулся и погладил один выбившийся локон ее волос, пропустил его сквозь пальцы, словно расплавленный огонь. Это прикосновение обожгло его, точно лава. Он пошел дальше и снял сюртук, ведь ему внезапно стало так жарко.

– Господи, это труднее, чем я думал. – Так оно и было.

Эллианна посмотрела на дверь, молясь, чтобы хозяин гостиницы не торопился.

– Просто скажи это.

– Хм, да, я просто мог бы поступить по примеру Стрикленда и отвезти тебя посмотреть Уэллстоун-парк, чтобы доказать, что я – состоятельный мужчина, но это тоже могло бы отпугнуть тебя.

– Меня не так легко испугать.

– Нет, я уже узнал об этом, не так ли? Я также узнал, что мы не так сильно отличаемся друг от друга, как мы оба думали. У тебя есть состояние, но у меня достаточно денег, чтобы жить, не нуждаясь в твоих. У тебя чудесное поместье, но мое – больше, хотя сейчас там царит разруха, но оно принадлежало нашей семье несколько столетий, а не пару десятков лет.

– У тебя есть титул, – вставила Эллианна, все еще беспокоясь о разнице в положении.

– Титулом наследницы нельзя пренебрегать. Или титулом героини.

– У тебя более высокое положение в обществе, – настаивала она.

– Но ты на короткой ноге с самим принцем. У нас обоих есть работа. Твой банк и моя племенная ферма.

– И благотворительные заведения. Мы оба заботимся о тех, кому не повезло в жизни. Но у меня беспокойные и скандальные родственники.

– А у меня – кузены Гвен. И, по всей видимости, Стрикленд. Нам обоим нравятся собаки, – добавил Стоуни, пытаясь вспомнить все пункты, которые он собирался упомянуть.

– Нет, на самом деле я не очень люблю собак, – призналась Эллианна.

– Хорошо, потому что я – тоже, во всяком случае – не в доме.

– А что насчет детей? – захотелось узнать ей.

– О, они определенно должны находиться в доме. В моем доме. В нашем доме. Множество детей, все с рыжими волосами.

– В самом деле, Стоуни? Не только потому, что я безнадежно скомпрометирована, или ты чувствуешь ответственность за меня? Или… или потому что тебя физически влечет ко мне?

– В самом деле, моя милая, потому что я безнадежно влюблен в тебя. – Он потянулся к ее руке, а затем упал на колени перед стулом. – Все это сразу. Я хочу тебя, и я хочу заботиться о тебе, да, но я хочу всегда быть рядом с тобой, хотя, если в ближайшее время ты не окажешься в моих объятиях, то я могу испустить дух. Я думал, что когда-нибудь смогу взять в жены любую приемлемую женщину. Как же я ошибался. Сомневаюсь, что я смогу пригласить любую другую женщину на танец, не говоря уже о своей постели. Ты – единственная, кого я вижу, когда вхожу в комнату, единственная, с кем я хочу говорить, общаться, заниматься любовью. Когда я едва не потерял тебя – Боже, неужели это было всего несколько дней назад? Кажется, прошла целая вечность – я осознал, что я потерял бы не только женщину или друга. Я потерял бы часть себя, Эллианна, лучшую часть.

– И ты не против того, чтобы хранить верность одной женщине? Потому что я не смогу вынести, если ты будешь скучать по своей холостяцкой жизни.

– Единственная женщина, которую я когда-либо захочу сопровождать – это тебя, по проходу в церкви. Ты выйдешь за меня замуж, мисс Эллианна Кейн, и сделаешь меня целым человеком? Самым счастливым мужчиной во всей Англии?

– Ах, любовь моя, я думала, что ты никогда не попросишь, и мне самой придется делать это. – Она промокнула слезы радости отделанным кружевом платочком. – Конечно же, я выйду за тебя, потому что не могу представить, что переживу хотя бы один день, если в нем не будет тебя.

– В самом деле? – спросил Стоуни, его собственные глаза стали подозрительно влажными. Эллианна вручила ему носовой платок, и он поцеловал ей руку. – Знаешь, прежде никто не предлагал мне платка.

– Прежде никто не любил тебя так сильно. Я целую вечность обожаю тебя, мой дорогой, и различия между нами теперь совсем ничтожны, за исключением того, что я женщина, а ты – мужчина.

– Это самое замечательное различие. Пойдем, позволь мне показать тебе.

Вскоре они оказались на диванчике, забывшись в объятиях друг друга, когда хозяин гостиницы вошел с подносом.

Они так и не услышали его.

– Рыжие, – пробормотал мужчина, качая головой по пути к двери. – Каждый раз одни неприятности.


Примерно 183 см (прим. пер.)


Горго́на Меду́за – наиболее известная из трех сестер горгон, чудовище с женским лицом и змеями вместо волос. Её взгляд обращал человека в камень.


Игра слов: фамилия героини Кейн (Kane) созвучна слову Койн (Coin), которое переводится как «монета».


Королевский театр «Друри-Лейн» (англ. Theatre Royal, Drury Lane) – старейший из непрерывно действующих театров Великобритании. В XVII – начале XIX веков считался главным драматическим театром британской столицы.


Игра слов: «взять страницу из чьей-то книги» означает скопировать чье-то поведение.


Английская мера веса, 6,35 кг.


Игра слов: фамилия «Уэллстоун» состоит из двух английских слов – «колодец» и «камни».


Биллингсгейт (англ. Billingsgate) – лондонский рыбный рынок, просуществовавший до середины 1980-х.


Et tu (лат. более верное Et tu, Brute?) – «И ты, Брут?», по легенде: последние слова Юлия Цезаря, обращенные к его убийце – Марку Юнию Бруту.


Бу́шель (англ. bushel) – единица объема, используемая в английской системе мер. Применяется для измерения сыпучих товаров, в основном сельскохозяйственных, но не для жидкостей. Равен 36,3 литрам.


Означает выпавшие два очка в игре в кости.


Театр Сэдлерс-Уэллс (англ. Sadler's Wells Theatre) – музыкальный театр, расположенный в Клеркенуэлле, одном из районов округа Ислингтон в Большом Лондоне. Открыт Ричардом Сэдлером в 1683 году. Свое название (Sadler's Wells – 'источники Сэдлера') театр получил от имени владельца и минеральных источников, бивших на его территории.


Игра слов. Вместо устойчивого идиоматического оборота «hair of the dog (англ.)», что переводится как «собачья шерсть» и означает алкогольный напиток, выпиваемый для облегчения состояния похмелья, употребляется искаженное «hair of the cat», т.е. «кошачья шерсть».


Милицией (англ. militia) в то время в Англии называли вооруженные отряды местного ополчения, нерегулярные отряды вооруженных граждан.


Загрузка...