Идеже хощет Бог. Жизнь и чудеса старца Порфирия

"ДУШУ МОЮ, ГОСПОДИ…"

В предыдущих главах я представил себя читателю как дурного ученика, как плохое духовное чадо отца Порфирия! Такая характеристика вполне соответствует действительности.

Не думаю, что на протяжении многих лет у Батюшки было другое духовное чадо, которое могло бы видеть его в любой день и час и проводить с ним столько времени, сколько ему хотелось. В этом, как мне кажется, я был исключением.

Все это касалось, однако, первых десятилетий нашего с ним знакомства. Тогда отец Порфирий еще не пользовался столь широкой известностью. Она распространялась лишь до границ Аттики. Позже, когда о нем узнала вся Греция, стало гораздо труднее общаться с ним. Когда же Батюшка стал известен и за границей, трудности возросли во сто крат.

Однако самая тяжелая пора пришлась на последние десятилетия его жизни, когда вслед за известностью явились многочисленные и серьезные болезни. Именно тогда число наших встреч и бесед стало заметно убывать. Однако "смертельный удар" нашим отношениям нанесли последние три года, когда ко всему прочему прибавилась великая усталость от огромных толп верующих, постоянно осаждавших Батюшку и желавших получить его благословение и духовную поддержку.

По рекомендации врачей отец Порфирий стал уезжать из скита по субботним и воскресным дням — то есть тогда, когда приезжало больше всего народу. Отправлялся он в никому не известное место на острове Эвбея. Там он проводил не только выходные, но и будни, когда чувствовал себя особенно больным и усталым.

Таким образом, мои встречи с Батюшкой практически свелись на нет. В субботу и воскресенье, когда я мог его навещать, он уезжал. А в будни, когда он находился в скиту, я работал. По роду своей деятельности я не мог отсутствовать на рабочем месте, и, стало быть, наши встречи прекратились.

Единственное, что нам оставалось, — это общаться по телефону, но, как заметила когда-то одна моя очень добрая знакомая, "в телефонных разговорах люди убивают друг друга"! И она совершенно права!

Не могу припомнить, сколько раз я ссорился с Батюшкой по телефону, притом без всякой видимой причины. Да и что, собственно, можно сказать по телефону, если ты ограничен во времени и преодолеваешь массу трудностей, чтобы просто дозвониться?

Когда же мне это удавалось, у отца Порфирия оказывалось много народу и он не мог со мной спокойно говорить. Он просил звонить ему в два часа ночи или же в пять утра. И я пытался ему звонить в два часа, но невозможно было пробиться на линию. В эти часы ему обычно звонили из Америки и из других стран мира, где в то время наступало утро или же был день в силу различия часовых зон.

Мои звонки в пять утра также оставались безуспешными, потому что в это время ему звонили из святых мест, с Афона. Все эти неудачные попытки дозвониться Батюшке вызывали во мне одновременно раздражение и упорство, что, конечно, благодатью Божией Батюшка видел. Поэтому, когда мне наконец удавалось с ним поговорить, он мне советовал быть более смиренным и сдержанным. Я же пенял ему на то, что теперь, когда он "связался" с высшим церковным клиром, он меня отстранил. И вот тогда между нами начиналась словесная перепалка, и Батюшка пытался меня убедить в том, что в наших отношениях ничего не изменилось, но что возраст, переутомление и болезнь заставляют его ограничить свое общение со всеми, чтобы как-то продлить свою жизнь для нашей же пользы.

- Что мне делать? Я очень болею! И все нуждаются во мне, а я не справляюсь, и меня не понимают! И ты прав. Ты вспоминаешь прошлое, и теперь тебе обидно. Может быть, ты думаешь, я избегаю твоего общества? Но если я не могу, что мне делать? Ты хочешь, чтобы я умер?

- Нет, Батюшка! Не говорите подобных вещей. Я просто не даю вам покоя, чтобы вы помогли мне в решении моей проблемы. Потому что, как вы знаете, решение ее затянулось и с течением времени она обостряется.

- Жаль.

- Вы жалеете, Батюшка, но я не вижу результата.

- Есть Бог, чадо мое.

После такого разговора я понял, что "давить" на него по телефону невозможно. Поэтому я решил отправить ему с одной девушкой длиннейшее письмо, которое от начала до конца было составлено как резкое обвинение.

Содержание этого письма я по личным причинам приводить не стану. Если бы я даже и попытался изложить это письмо, то оно заняло бы большое количество страниц, что не входит в мои планы, ибо эта книга не обо мне, а об отце Порфирии.

В общих, однако, чертах могу сказать, что в письме упоминалось главным образом о тех упущениях (конечно же, по моему суждению), которые совершил отец Порфирий и в результате которых моя проблема не была решена. Я ни больше ни меньше как дерзал обвинять его, возлагая всю ответственность за мои беды на него лично!

И что самое главное, эту ответственность я не ограничивал только этой жизнью, но распространял ее и на… будущую жизнь! Вот, к примеру, что я писал: "…в конце концов, Батюшка, Вы должны иметь в виду следующее: когда-то мы умрем, и Вы, и я. Это единственное, в чем мы можем быть уверены. Все, что рождается, умирает. И за то, где окажусь я, я буду отвечать только перед Богом. Тогда как Вы, помимо того что будете отвечать перед Богом, должны будете отвечать также и перед Вашим любимым другом, таким, как и вы, иереем — моим отцом! Это он вам доверил свое чадо, а вы ничего или почти ничего не сделали для того, чтобы помочь ему, хотя вы имеете такую возможность, ибо вам так щедро дана от Бога благодать…". В таком примерно духе было написано все "обвинительное" письмо.

От той же девушки, которая передала Батюшке мое письмо, я узнал, что по меньшей мере три утра подряд Батюшка просил ее перечитывать его и внимательно слушал без всяких комментариев.

Имел я некоторые сведения еще от одного человека, близкого к Батюшке, о том, что отец Порфирий много раз просил его перечитывать письмо. Мне также стало известно, что Батюшку очень озадачило его содержание.

Между тем дни шли, а ответа все не было. И это очень меня беспокоило, потому что, зная Батюшку лучше, чем себя самого, я знал также, что чем больше он медлит, тем более жестким будет его ответ.

Прошло очень много дней после отправления письма, так много, что я уже перестал надеяться получить ответ. И вот однажды, в суровую зимнюю ночь, сквозь сон я услышал телефонный звонок. Я проснулся в большой тревоге.

Когда же я увидел, что стрелки часов показывают пять утра, то сразу успокоился. Потому что в это время мог звонить только Батюшка! Я немедленно поспешил к бюро, успев запастись карандашом и бумагой, снял телефонную трубку и услышал знакомый и очень дорогой голос Батюшки.

Не сказав мне даже "доброе утро", он начал меня распекать таким громовым голосом, какого я никогда не слышал! Я успел записать последние его слова. Вот они:

"Душу мою, Господи, во гресех всяческих, и безместными деяньми люте разслаблену, воздвигни Божественным Твоим предстательством, якоже и разслабленнаго воздвигл еси древле, да зову Ти спасаем: щедрый, даждь ми, Христе, исцеление"[53].

Проговорив это, блаженный Старец добавил обычное: "Молюсь" — и положил трубку.

Не могу сказать, сколько времени я оставался неподвижным, будучи не в состоянии что-либо произнести. Во всяком случае, довольно долго. Придя в себя, я попытался прочесть записанный мною текст, но спросонья не мог толком разобрать ни что записал, ни какое отношение это имеет ко мне. Неужели Батюшка только для этого звонил в столь ранний час?

Однако, внимательнее вчитываясь в текст и разбирая каждое слово, я начал входить в его глубинный смысл. Я понял, что батюшкин ночной звонок был абсолютно оправданным, так как в его словах содержался полный ответ на мое письмо.

Пытаясь разобраться в замысловатых предложениях, я никак не мог понять смысл слова πάλαι. По-видимому, в спешке я написал πάλε вместо правильного πάλαι, и это очень затрудняло понимание. Поэтому я решил еще поспать, а утром вновь заняться изучением текста.

Но я был слишком взбудоражен, чтобы уснуть. Неожиданно снова раздался телефонный звонок. Это был Батюшка. Как только я снял трубку, он сказал:

- Πάλαι пишется через "альфа" и "йота" и означает "когда-то", "древле". Пока, до свидания…

Я был поражен. Что я мог теперь сказать про этого "безграмотного" мудреца? Ничего! После всего случившегося было уже не до сна. Я до утра просидел в кресле в своем кабинете, а утром пошел на работу. Но и там мысли о ночном происшествии не оставляли меня.

На следующий день я отправился в Милеси. Батюшка распорядился, чтобы я прошел к нему немедленно. Войдя в его келью, я начал оглушительно громким голосом произносить текст молитвы: "Душу мою, Господи…".

Когда я закончил, отец Порфирий поставил мне за знание текста "отлично", а за то, как я его прочел, — "ноль"!

- Почему, Батюшка?

- Потому, что ты произносил слова так, как будто хотел напугать Бога или приказать Ему! Разве так я прочел тебе текст по телефону? Конечно нет! Когда, чадо мое, мы обращаемся к Богу, мы не можем пользоваться "военным" стилем, как если бы мы давали приказ новобранцу. Но со смирением, умилением и просьбой. Только такой голос доходит до престола Божия, и, как любящий Отец, Господь удовлетворяет наши пожелания и посылает нам Божественную благодать и дар Святаго Духа! Я тебя поздравляю. Ты выучил текст наизусть, но скажи, сколько раз в день ты его читаешь?

- Нисколько.

- Тогда зачем ты его учил? Для того, чтобы потом положить под спуд? Есть ли в этом смысл? Эту молитву надобно повторять много раз. Не только ты, но и я, и все мы должны ее читать так, как я тебе ее прочел. Ты меня слышишь?

- Разве дело в количестве, Батюшка, а не в качестве?..

- Это правильно, но неприменимо к молитве. Здесь подходит указание: Непрестанно молитесь[54], и это я тебе советую, как и всем другим. Это правда, что ты понял текст? Ты понял его смысл?

- Я не просто понял, но слишком хорошо понял!

- Смотри, дитя мое! Наш Бог, чтобы воспитать своих детей, которые веруют в Него, любят Его и служат Ему, использует разные пути и средства. В планы Божии входит также установление для нас правил, имеющих целью спасение наших душ. В твоем случае именно это и происходит.

Мы не можем изменить Божии планы или что-то Ему предписать. Единственное, что мы можем, — это просить и умолять Его, а Он, как Человеколюбец, может услышать наши молитвы и сократить время наших испытаний либо их совсем прекратить. Все в Его руках! Мы будем лишь просить Его, а Ему судить, что для нас лучше.

Если же Господь медлит и не выполняет наши просьбы, то это вовсе не из желания нас наказать; испытания даны нам для нашего воспитания. И Господни каноны и правила никак не похожи на те, которые возлагают на своих чад некоторые духовники на исповеди. Это они делают либо от чрезмерного рвения, либо по неведению и тем самым вместо пользы совершают преступление. Я всегда им говорю: не надо налагать строгих епитимий, лучше давайте правильные советы, потому что строгие меры питают и кое-кого другого, а именно — диавола. А он только этого и ждет и подстерегает недовольных, широко открывая им свои объятия. Диавол сулит им златые горы…

Вот почему требуется большая осторожность в выборе духовника. Подобно тому как вы ищете лучшего врача, вы должны искать духовника. Оба они — врачи. Один врачует тело, другой — душу. Что касается тебя, то я тебе советую повторять постоянно то, чему я тебя учил, и так, как я тебя учил. Тогда ты сам вскоре убедишься, что я тебе больше не нужен.

- Вы мне нужны, Батюшка! Вы мне нужны!