Иду за мечтой (СИ)

Глава 1

Когда привычный мир рушится, невозможно поверить, что однажды всё наладится. Человеку свойственно цепляться за прошлое и всеми силами стараться оставить всё как было, я это знала по себе. Сколько раз мама говорила, не отваживай сватов, в девках останешься. А я всё носом вертела: то кривой, то рябой, то вообще не с нашей деревни. Родные только руками разводили, а правда была в том, что я замуж не хотела. Зачем? Семья у нас была большая, дружная, крепкая, и трудиться любили и праздники весело праздновали, и в беде не бросали. Дедушка с отцом во мне души не чаяли, братья любому, за малую слезинку были готовы голову оторвать. Бабушка утешала расстроенную мать мол не бери в голову, ей только пятнадцать. Погодите пару годков сама замуж запросится.

Но когда приходит война, перемены неизбежны. Отец и братья ушли на фронт и сгинули в первую же зиму. Бабушка такого не пережила. Остался дед, глава семьи, мама да мы с сестрёнкой. Но беда никогда не приходит одна. Хоть солдаты и отбросили кочевые племена дамратов к границам королевства, отступая те жгли всё на своём пути. Деревню нашу минуло, жили мы в глуши, но дальние поля и пастбища погорели, ни урожая зерна ни сена запасти не удалось и новой зимой много скотины пало от голода. Люди перебивались рыбой, благо в реке её полно, и теми немногими запасами, что остались с лета. Кто из мужиков остался, в лес на промысел ушли. А потом грянул мор. Говорили, тоже дамраты с собой принесли. Странная болезнь косила в основном стариков да маленьких деток. Дедушки тоже не стало, он очень старенький был, а мама слегла от горя по младшей дочке. Сестрёнка солнышком была. Чистая, светлая, радостная и голос как колокольчик…. ей и пяти лет не исполнилось.

Спрятав горе, я взвалила заботы о больной маме и доме на себя. Каждый день ходила в лес, и там наплакавшись вволю, чтобы мама не видела, собирала хворост, сбивала палкой оставшиеся после белок кедровые шишки и проверяла силки на соболя. Пару раз брала дедовский лук, стрелять я умела, да только от голода так отощала, что не смогла тетиву натянуть. Поэтому ходила на речку и отцовской снастью удила рыбу. Иногда везло, но чаще возвращалась с пустыми руками. А однажды на реку, вышел медведь шатун и пришлось уносить ноги, бросив и снасти и улов. Это меня наверно и спасло. Медведь позарился на жирную рыбину а не худосочную пигалицу. С тех пор на речку я ходила с опаской но медведя того не видела.

А потом не стало и мамы. Она умерла тихо, во сне. Просто угасла от тоски. Когда её хоронили на деревенском кладбище, я не плакала. Слёз уже не было. Наверно я их все выплакала по братьям, отцу и сестрёнке, смерть бабушки с дедушкой не принесла такого горя, уход стариков воспринимается иначе, а на маму затаилась обида. Глубоко в душе поселилось чувство, что она меня бросила. Поэтому когда тётя Маруша, мамина сестра, и её муж захотели взять к себе, я воспротивилась.

— Не обижайтесь тётя Маруша, не пойду я к вам.

Сидели за пустым столом, так как предложить к кружке горячего травяного отвара мне было нечего.

— И будешь одна куковать в таком домище? Его же не протопить хворостом, тут дрова нужны. Вон у тебя какой колотун.

По деревенским меркам у нас и правда был огромный дом. Дед с отцом и братьями строили на большую семью. Два этажа, пять спален, горница, некогда полные кладовые, две печи, чтобы всем долгой зимой тепла хватало. Сейчас в пустом доме сквозил смертный холод. Тётя Маруша права, хворостом не протопить печку, но её тепла хватало, чтобы забравшись на полати и укутавшись в пять одеял не околеть от холода до утра. А потом я разогревалась работой. Только с каждым днём заставлять себя таскать воду, готовить похлёбку из картофелины и горсти овса и ходить в лес за очередной охапкой хвороста становилось всё трудней. Мне казалось я живу по привычке. А на самом деле жду, когда смерть заберёт и меня.

Добрая женщина потянулась через стол и ласково взяла мои ледяные ладони в свои тёплые мозолистые руки. Её муж, дядька Казим, сидел угрюмый. Он с войны вернулся без ноги, выстрогал протез и работал в поле с утра до ночи, и с нами делился запасами, да на две семьи не хватило, они своего сыночка потеряли. Остались два моих братика семи и пяти лет. Такие же худосочные как вся ребятня в деревне. Им самим есть нечего, а до весны ещё два месяца. Куда мне к ним.

— Не упрямься Милеша, нам вместе держаться надо. Будешь помогать по хозяйству, до весны доживём, а там всё наладится.

Я молчала. Дядька Казим встал.

— Пойдём Маруша, ты позвала, пусть сама решает. — Глянул на меня, надевая меховую шапку. — Надумаешь, приходи, чай не чужая.

И стуча протезом по дощатому полу, вышел в сени. Тётя Маруша встала, я тоже поднялась с лавки.

— У всех горе, Милеша, только горевать долго плохо. Тебе жить надо, замуж выйти. Муж поможет заново хозяйство поднять. А там детишек нарожаете и горе сразу померкнет, а то иссохнешь как мать.

Она ушла вслед за мужем. Я покружилась по горнице, забросила хворост в печь, сходила в студёную купальню умыться перед сном и дрожа как осиновый лист и стуча зубами от холода, полезла на полати под одеяла, свернулась калачиком, но сон не шёл.

Слова тёти не выходили из головы. Умирать я не хотела. Просто не знала зачем жить. Но если ничего не буду делать умру от голода, а если выживу по весне пожалуют сваты. Ради такого наследства, что мне досталось, любой парень готов жениться. Вон давеча Иван и Федька напросились в лес со мной за хворостом. Зачем пошли я не поняла. Но хоть сани помогли до дома дотащить. А оно вон как оказывается. Уже присматриваются. Не сказать что я этого не ждала. В деревне, когда большое хозяйство в доме без мужчины никак. Только замуж мне по прежнему не хотелось.

Перевернувшись на другой бок, подоткнула плотнее одеяло под бока, чтобы холод не пробирался к телу и уставилась в темноту. За окнами тихо падал снег наметая сугробы, утром опять придётся расчищать тропинку от дома до калитки. Я вслушалась в ночную тишину не нарушаемую ни треском углей, печь уже потухла, ни мышиным писком под полом, ни даже завыванием ветра в печной трубе, и стало жутко. От страха спряталась под одеяло. Надышала и стало теплее и так и пролежала до утра не сомкнув глаз. А встав на рассвете, приняла решение.

Здесь меня ничего не держит, только горькие воспоминания. Замуж не рвусь, значит в деревне мне делать нечего и надо уходить. Не прямо сейчас. До ближайшего к нам поселения, три дня пути. Зимой идти гиблое дело, в первую же ночь замёрзну в снегу, да и делать в Кряжках нечего, а до Бордена путь не близкий. Это единственный ближайший город, который я знала, но до него две недели, на гружёных телегах. Туда по осени деревенские возили на ярмарку продавать излишки урожая, заодно закупали то, что не могли изготовить сами.

В такой путь лучше собираться ближе к весне, когда на Куре растает лёд. Как буду жить на новом месте подумаю потом. Не бездельница, работу найду. Но без денег первое время будет туго, а взять их неоткуда. По сельским меркам наша семья жила зажиточно и когда-то дедовский сундучок бывал полон серебряными монетами. Но деньги быстро утекли, когда отца и братьев снаряжали на войну, а что осталось забрали сборщики налогов, даже для монархов война дело затратное. Сельчане не роптали, жили то в основном натуральным хозяйством. А по осени можно опять излишки урожая на ярмарке продать и разжиться деньгами.

Я тоже могу кое-что из дома собрать на продажу. Понятно кровати сундуки и комоды не потащу. Хотя в сарае стоит телега… Представив себя впряжённой, вместо околевшего мерина, в повозку закусила губу чтобы не захихикать. Безнадёжно. Наверно стоит поискать, что у нас есть ценного, что можно уместить в вещевой мешок. Но сначала надо печь растопить а то от холода зуб на зуб не попадает и сварить уху, вчера удалось поймать налима, теперь мне его надолго хватит.

Сходив в сарай, отрубила изрядный кусок от огромной замороженной рыбины, собрала с саней остатки хвороста и вернулась дом. Вскоре от растопленной печи волнами пошло тепло и образовавшийся за ночь иней на окнах стал потихоньку таять, оползая кусочками льда на подоконники и образовывая там серые лужи. Пока разделывала мороженную рыбу, думала что можно взять в дорогу. Однозначно лук со стрелами и рыболовные снасти. Ещё нож и хорошо бы топор, но тот которым кололи дрова огромный, а вот кухонный подойдёт он небольшой и достаточно тяжёлый чтобы перерубать кости птице или хребет рыбе а больше мне не надо. Что ещё? Котелок, кружку, ложку это понятно.

Взглядом обвела кухню в поисках полезной утвари. Ухваты, котелки, сковородки мне точно ни к чему. Взгляд остановился на резном буфете с посудой. Там, словно в витрине магазина, стоял красивущий и дорогущий расписной фаянсовый сервис на двенадцать персон. К нему ещё был мельхиоровый набор столовых приборов. Берегли их как зеницу ока и доставали по самым важным праздникам. Стоит он наверно дорого но нужен ли он кому-то в городе? А то прибуду в Борден с сервизом в мешке, а он там никому не нужен. Зато будут у меня две дюжины тарелок и дюжина расписных чашек, с которых есть нечего.

Фыркнув от смеха, отбросила упавшую косу за спину и вернулась к разделке рыбы. Замороженный кусок резался с трудом, пальцы покраснели от холода, но я не сдавалась. Орудуя тем самым кухонным топориком отделила мясо от хребта, уложила кости и плавники на дно котелка, залила водой из кадки и отправила в печь томиться. Пусть сначала бульон наварится, потом его процежу, добавлю горсть овса, филе рыбы и будет вкуснотища.

В ответ на такие мысли в животе забурчало. Зачерпнув кружкой воды от души напилась, заглушая голодные позывы. Теперь, когда уха готовится можно поискать в доме что-нибудь более полезное чем сервиз.

Оказалось добра у нас много. В родительской спальне на стене висели часы, которые я кажется с осени не заводила, на комоде стояла масляная лампа с красивым плафоном из цветного стекла. Сундуки до верху набиты одеждой и постельным бельём из тонкого сатина. У братьев в комнате тоже обнаружились сундуки с одеждой, вся добротная, и почти не ношенная, штаны из тонкой шерсти, рубашки с воротами вышитыми красивыми узорами. Присев на пол, провела руками по вещам, нащупала что-то твёрдое и извлекла из- под одной рубашки пару глиняных расписных свистулек в виде смешных птичек.

Я их помнила. Мне было девять, когда родители впервые взяли с собой на ярмарку в Борден. О том путешествии я сохранила самые светлые воспоминания. Целый месяц сказочного путешествия по лесам и три дня в городе, который до глубины души поразил мою детскую душу. Огромные трехэтажные каменные дома, камнем выложенные улицы, широкий мост, по которому с лёгкостью проезжали телеги в обе стороны. Стража в остроконечных шлемах и кирасах, с пиками и секирами, начищенными до такого блеска, что сияли на солнце. Ничего такого в нашей деревне и в помине не было. И огромный, на две площади, яркий и пёстрый от товаров шумный рынок, где нам купили эти свистульки. а мне ещё невероятно красивую куклу с фарфоровой головой и ручками. Свою свистульку я разбила, а куклу подарила сестрёнке когда ей исполнилось два годика, с ней её и похоронили. Чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы захлопнула крышку и опрометью бросилась вон из комнаты.

Не смогу я ничего взять из дома. Любая вещь будет напоминать о прошлом, от которого я хотела убежать. Постояв в тёмном коридоре второго этажа, утёрла слёзы и пошла в комнату бабушки с дедушкой. Там было то единственное, что решила взять с собой на память.

В комнате всё было так же, как я её оставила после похорон дедушки, только пыли прибавилось. Цветные занавески на окнах, огромная дубовая кровать с резным изголовьем накрыта стёганым покрывалом и сверху гора подушек почти до потолка. Напротив огромный комод с зеркалом над ним, латунные подсвечники с воткнутыми свечами. Отдёрнув занавески, чтобы впустить немного света осмотрелась в поисках шкатулок. Бабушкину с рукоделием приметила сразу, она стояла на сундучке подле кровати, а вот дедушкину, где он хранил монеты, пришлось поискать. Обнаружилась она в потайной комнате за стенкой, где на городской манер хранились вещи. Не в сундуках, как принято у деревенских а на вешалках и полках. Вот на самой высокой полке, почти под потолком я её и нашла.

Спустившись в горницу, поставила шкатулки на стол. Ухой пахло одуряюще вкусно. Взяв ухват, достала котелок из печи. Аккуратно шумовкой вынула все кости, насыпала раздавленный, чтобы варился быстрее, овёс, добавила рыбное филе, посолила и отправила обратно в печь доготавливаться.

Вытерла руки полотенцем и присев на лавку, потянула к себе дедушкину шкатулку. Дерево было старым, потемневшим от времени. Не воском натёртое, а покрытое настоящим лаком. Тонкая резьба на крышке изображала медведя в дремучем лесу, получалась настоящая картина, а по бокам затейливый узор. Нам с детства строго настрого внушали никогда её не трогать, не открывать и тем более ничего оттуда не брать. Поборов чувство, что делаю что-то запретное, с внутренним трепетом попробовала открыть шкатулку… и не смогла.

— Как так? Замка же нету.

Повертела рассматривая со всех сторон, но замка не обнаружила. Может крышку надо снять? Попробовала и опять не получилось. Уже без всякого почтения, зажала шкатулку между колен и потянула крышку, но та не поддалась. Я тянула и трясла сначала осторожно, потом изо всех сил. Что-то внутри гремело, по звукам похоже на бумажные свитки, но крышка не поддавалась, словно приклеил кто. Подойдя с шкатулкой к окну повернула к свету и стала рассматривать щель, но нигде остатков клея не обнаружила. Странно то как. И что делать? Страсть как хотелось посмотреть что там внутри. Но и ломать жалко, память всё-таки. Ладно, потом решу как её открыть. Раз шкатулка теперь моя время подумать как это сделать есть. Завернув полотенцем, уложила на дно мешка, в который собиралась паковать всё что возьму с собой.

В бабушкиной шкатулке с рукоделием секретов не было. Открыв, стала перебирать содержимое. Подушечку утыканную, как ёж, иголками и нитки тоже упаковала в мешок, предварительно воткнув иголки так, чтобы не уколоться, и для верности обернув полотенцем, туда же завернула двое ножниц: одни портновские, другие для ногтей. Были ещё в шкатулке цветные катушки дорогих шёлковых ниток, клубки шерстяной пряжи, спицы и незаконченная салфетка, с воткнутым в неё крючком. Осторожно вынула её и развернула на столе, любуясь работой. Помню бабушка вязала её вечерами, ожидая вестей с полей сражений, а как узнала о гибели сына и внуков больше не доставала.

Сглотнув образовавшийся в горле ком, отложила рукоделие в сторону. Я хоть и умела шить, вязать и вышивать, только не слишком любила. Очень долго я была единственной девочкой в семье которую дед, отец и двое старших братьев баловали на все лады. От того я и тянулась больше к мужскому ремеслу. Умела из лука стрелять, и в лесу выживать, силки на дичь ставить и рыбу удить.

Очнувшись от горестных воспоминаний, убрала салфетку обратно в шкатулку и захлопнула крышку. Достаточно того, что уже взяла. И так мешок наполовину полон. Одеяло обвяжу верёвкой и прикреплю сверху, а внутрь положу все соболиные шкурки, что удалось добыть за зиму, с этим и пойду. Меха в городе продавать намного выгодней, чем подсвечники или кухонную утварь. Но неужели я и правда готова уйти из дома куда глаза глядят? Бросить всё что моя семья наживала с таким трудом?

Подумала и словно в ответ на мысли в сенях хлопнула дверь.

— Кто там?

Не дождавшись отклика, осторожно вышла из комнаты и всмотрелась в полумрак сеней. Дверь закрыта и никого. Только краем глаза увидела, как тень метнулась в тёмный угол и исчезла. Чувствуя, как страх мурашками пробежал по спине попятилась обратно в горницу и прислонилась к печке. Бабушка говорила, если нечисть начинает чудить, жди перемен в жизни. И словно подтверждая досужие суеверия, хлопнула ещё одна дверь, теперь на этаже.

Случись это раньше, я бы поняла к чему. Примета такая, если в доме девушка на выданье и в доме начинают ни с того ни с сего хлопать двери и биться посуда, жди сватов. Но сейчас мне и даром такого счастья не надо. За кого замуж то идти? Ивану, как и мне, семнадцать зим, Федьке вообще пятнадцать. Они хоть и работящие, но какие из них женихи? Значит решено, по весне отправлюсь в Борден.

Вновь хлопнувшая дверь в сенях, заставила подпрыгнуть от испуга. Скрипнули ступени и раскрасневшаяся от мороза тётя Маруша, вошла в горницу.

— Милеша, вот ты где, хорошо в лес не ушла. — На ходу расстёгивая овчинный тулуп и снимая с плеча сумку, поставила её на стол.

— Доброе утро. — Я с улыбкой повернулась к родственнице. Как же тётя была похожа на маму. Тот же рост та же фигура, высокий белый лоб, русые волосы и большие серые глаза, только выражение лиц разнилось. Тётя всегда улыбалась. А сколько я помнила маму она даже в лучшие дни выглядела озабоченной, словно каждый день ждала что случится что-то плохое. — Я как раз собиралась.

— Вот и хорошо, вместе пойдём. Там на улице Иван с Федей дожидаютя. — Она фыркнула, выражая мнение о таких помощниках. — И Казим с нами пойдёт, вместе настоящих дров привезём, а то хворостом не протопить дом. А у тебя вкусно пахнет уху готовишь?

Пока женщина говорила достала из сумки лепёшки и отрубей, ломоть сала и две луковицы. У меня глаза заблестели от вида еды и в животе заурчало. Уха ещё не скоро дотомится на еле тёплых углях, а я только кружкой воды завтракала.

— На поешь, да одевайся теплей, мороз крепчает.

Я закивала, запихивая кусок лепёшки в рот и закусывая луком. Из глаз тут же брызнули слёзы и я зажевала быстрее.

— Не торопись, мужики подождут. — Хохотнула женщина. — Где у тебя доска и ножик? — Оглядевшись она сама нашла и отрезала тонкую полоску сала. — На зажуй.

Я запихнула сало в рот с очередным куском лепёшки и рванула наверх одеваться.

— Я быстро.

В лесу было хорошо. Ночной снегопад укутал ели в белоснежные оделяла и клёсты порхая с одной еловой лапы на другую в поисках шишек то и дело стряхивали снег нам на головы. Снег искрился под лучами яркого солнца и от мороза скрипел под лыжами. Я только диву давалась, как дядя Казим с деревянной ногой так уверенно идёт вперёд, а потом приглядевшись сообразила — нога другая. Этот протез он сделал со специальным креплением для лыжи, чтобы во время ходьбы не соскальзывал. Вот здорово. И никто не скажет, что он калека. Тётя Маруша шла за мужем, я за ней, а Иван с Федькой за нами. Парни есть парни, гоготали, перекидывались снежками, однажды и мне прилетело по шапке.

— Эй! — Я оглянулась злая. За шиворот же попало. Глянула на хитрые ухмыляющиеся физиономии, слепила снежок и запустила в Федьку. И со смехом рванула прочь, а то повалят в снег и намылят.

— Ах так, Вань, лови её. — Со смехом завопил Федя и парни припустили за мной.

— Тётя Маруша помогите! — Я тоже засмеялась. На лыжах больно не побесишься, вмиг окажешься головой в сугробе и без посторонней помощи не выберешься.

Женщина оглянулась на бедлам. В нашу сторону, полетели ещё снежки. Один просвистел мимо её уха и попал дядьке Казиму в плечо. Тот оглянулся посмотреть, что у нас творится. Парни в миг притихли, стряхивая снег с варежек и поправляя шапки.

— Мы это, Милешу веселили.

Я улыбнулась от уха и до уха, лепя за спиной большой снежок и залепила им Федьке в лоб, сбив с него шапку. Дядька Казим только хмыкнул.

— Меньше шумите. Милеша на реке шатуна видела, если не залёг в берлогу, то услышит.

Парни вмиг притихли и перестав дурачиться, стали зорко смотреть по сторонам. Я тоже присмирела. Голодный медведь, разбуженный от спячки, в зимнем лесу в поисках еды самый опасный зверь. Дядя Казим взвёл арбалет, а я пожалела что не взяла свой лук, хотя как бы одновременно целилась и тащила сани?

Так и шли, пока не вышли на делянку, где деревенские валили лес на дрова. Неизвестно что произошло, но в этом месте разом посохло множество деревьев, их и пилили. Потом подлесок поднимется и за десяток лет от вырубки не останется следа.

Работу поделили честно. Дядя Казим и Иван споро повалили одно дерево и стали пилить на чурки, тётя Маруша и Федька кололи их на дрова а я плотно укладывала на сани и увязывала верёвкой. Арбалет держали рядом, и поглядывали по сторонам. Никто не хотел неожиданной встречи с хищниками. Но видимо мы визгом пилы и стуком топоров развели такой шум, что распугали дичь на всю округу. Даже вечно любопытные белки куда-то подевались.

До вечера упахались так, что когда у тёти Маруши от усталости топор выскользнул из рук, её муж скомандовал возвращаться домой.

— Всё, на три дня нам хватит.

Я прикинула объём дров. Тут и правда на четыре избы на три дня с лихвой хватит. А закончатся, ещё придём. Мне понравилось. Только посижу минутку или три на краешке саней, переведу дух и потянем их обратно в деревню.

Возвращались уже по темноте. Хорошо луна взошла. Её свет отражался от снега и нашу лыжню было отлично видно.

— В следующий раз не будем так задерживаться. — Пропыхтел дядька Казим, останавливаясь у моего дома.

Я, бросив веревку своих саней, согласно закивала и навалилась на калитку. Так, точно больше не пойдём. Сегодня я держалась на чистом упрямстве. Все идут, а я что лентяйка? Но завтра будет худо, уже сейчас не чувствую ни спины ни рук. Баньку бы затопить, но дрова для дома. Две печи топить это уже роскошь.

Парни помогли затащить сани с дровами только во двор. Сами держались и не ныли, потому что стыдно перед девчонкой. Но я видела как они вымотались за этот день.

— Спасибо. — Я протянула окоченевшую от холода руку.

— Ага. — Ухмыльнулся Федька.

— Да не за что. — Иван неловко пожал мою ладошку, потоптался будто хотел что-то сказать, да так и не сказав вышел за калитку, потянув друга за собой, ухватив того за ворот тулупа.

Заперев калитку на засов, я оттащила сани под навес сарая, набрала дров на одну растопку и, шатаясь во все стороны, поплелась в стылый дом. На последнем усилии вынула недоварившуюся уху из печи, затолкала дрова и развела огонь. Сбросив тулуп, валенки, шапку и рукавицы на лавку, как была одетой, полезла под одела. И не дождавшись пока печь нагреется от усталости мгновенно вырубилась.

Глава 2

Глава 2

Проснулась от жары, чувствуя, что впервые за многие недели отогрелась. Открыв глаза, поморгала привыкая к темноте. Луна всё так же ярко светила в окно, на полу плясали оранжевые отблески от печи, неужели я забыла закрыть заслонку? Выпутавшись из одеял, спустилась проверить. Так и есть, печь была приоткрыта и внутри ещё багровели горячие угли. Раз уж встала, сунула в печь котелок с рыбной похлёбкой, развесила сушиться варежки и поставила валенки поближе к печке, пусть тоже просохнут. Встряхнула тулуп и замерла.

За окном занималось алое зарево.

Пожар!

Впрыгнув в валенки, на бегу засовывая руки в рукава тулупа, забыв о варежках и шапке, выскочила на крыльцо и завертела головой соображая куда бежать то, и тут раздался колокольный набат на сторожевой башне.

Я рванула к калитке, выбежала на улицу и понеслась к дому тётки, не сомневалась, что горят они. Так и оказалось. Народ толпился на другой стороне улицы, дураков ломиться в горящий дом и хоть что-то там спасать не было. Деревянные дома, особенно зимой, вспыхивают как лучина и занимаются огнём за считанные минуты.

Огонь ревел, гудел и метался внутри дома, гигантскими языками пламени вырываясь наружу сквозь лопнувшие стеклянные окна. Зарево освещало черноту неба, заборы и крыши соседних домов. Там кипела работа, мужики заливали водой деревянные столбы заборов и крыши примыкающих сараев, чтобы сберечь от летящих во все стороны огненных искр. Из хлевов слышалось мычание и блеяние перепуганной скотины, потеряют ещё и их, вся деревня вымрет. Собаки, спущенные с цепей носились вокруг пожара истошно лая на огонь. Народ прибывал, толпился, обсуждая несчастье и ждал старосту.

Я завертела головой, пытаясь в этой суматохе найти своих.

Протолкавшись сквозь толпу односельчан нашла тётю и повисла у плачущей женщины на шее.

— Не плачьте, это всего лишь дом. — Зашептала ей на ухо, чувствуя как у самой по замёршим щекам катятся горячие слёзы.

— Ох Милеша. — Тётка стояла босая на снегу в одной ночной рубахе. Рядом в носках, тоже в ночной рубашке и платке на худеньких ссохшихся плечах, прижимая к себе перепуганных мальчишек стояла бабушка Галаша, мама дядьки Казима.

— Это я всё дура виновата, не плотно закрыла заслонку, вот искры и попали на пол.

Я вспомнила свою печь, которую тоже не закрыла и горячо поблагодарила богов, что мой дом уцелел и не случилось два пожара. Я сильнее стиснула бедную женщину, а потом принялась обнимать бабушку и братиков. Мальчонки вцепились в меня как потерявшиеся котята.

— Милеша, Милеша, — лепетали они, а я попеременно то гладила их по вихрастым белобрысым макушкам то крепко притискивала к себе, пытаясь спрятать обоих под тулуп, чтобы не мёрзли.

— Всё будет хорошо, всё будет хорошо, — твердила как заклинание, вертя головой, ища дядьку Казима и чувствуя, как страх льдом сковывает внутренности. Только бы не сгорел, слёз тёти Маруши я не вынесу. — А где дядя Казим?

Тётка завыла, выдирая себе волосы. Я заледенела от ужаса с силой вцепившись в братишек.

— Да не реви ты, детей пугаешь, — проскрипела бабушка. — Вон он с твоей коровой. Я же говорила что хлев не сгорит. Далеко он от дома.

Мы вместе с маминой сестрой разом повернулись к пожару. Мужики, распахнув ворота, вчетвером тащили на улицу, прочь от огня, насмерть перепуганную тощую корову и телёнка.

— А ну пошла скотина безмозглая. — Орал дядька Казим, ковыляя на костяной ноге. Он тоже был в одних портках и развевающейся белой рубахе.

Увидев его живого и невредимого, почувствовала как ноги стали ватными. Тётя Маруша всхлипнула, бросилась к мужу и повиснув у него на шее разрыдалась ещё пуще. И в этот момент раздался жуткий трек. Дом разом накренился, пламя из щелей взметнулась ввысь, унося в небо столб искр и с жутким грохотом сначала крыша, а потом и бревенчатые стены начали заваливаться внутрь, оставляя на пожарище объятую пламенем почерневшую от сажи печь с трубой. Народ ахнул и отступил подальше, чтобы их не обсыпало искрами.

Я как очнулась, скинула тулуп, накинула его на старшего Сашку, младшего Антошку подхватила на руки.

— Нечего тут стоять, не лето. Бабушка, пойдёмте домой, у меня уха есть и печка ещё тёплая.

Сельчане расступились, пропуская нас. Дядька Казим тащил в нашу сторону повисшую на его руке жену, и переставшую сопротивляться корову. За ними семенил дрожащий от холода тонконогий телёнок.

— Мама! — Выдохнул мужчина с огромным облегчением, увидев мать живой и невредимой.

— Тут я, что со мной сделается, — проскрипела старушка.

А я поняла что у богов если и есть чувство юмора то очень извращённое. Давеча тётка звала к себе жить, а теперь вон как всё обернулось.

— Ну хоть все живы. — Это всё что нашлась сказать, и крепко держа братика на руках, развернулась и зашагала к дому.

Так мы и зажили. Переночевали в горнице, потому как здесь было теплей всего. Только корову с телёнком пристроили в хлеву, не тащить же их за собою в дом. А утром у нас побывала вся деревня, каждый нёс всё чем мог поделиться. Выражали сочувствие. Радовались, что нам есть где пережить зиму. И предлагали по весне отстроить новый дом.

Через три дня, когда пожарище окончательно остыло, сходили отыскали всё что уцелело. В основном металлические части тяпок, печных ухватов и прочей утвари. Что покорёжилось от жара снесли кузнецу, в обмен получив пару сковородок. Перетащили сено из их хлева и уцелевшие дрова в новый дом и на том забыли о страшной ночи.

Я из горницы опять перебралась в свою комнату, только вынесла в сарай кроватку сестрёнки, а её вещи снесла на чердак. Мальчишки заняли комнату моих братьев. Бабушке досталась комната на первом этаже поближе к основной печке, где раньше хранили шерсть и стояли прялки, а тётя Маруша и дядька Казим, проявив уважение к памяти моих родителей заняли комнату бабушки и дедушки. Корова и теленок вообще не ощутили переезда из одного хлева в другой и радовались что им дают много сена. В доме снова пахло едой, Сашка с Антошкой носились как угорелые и их мать не на шутку боялась что они переломают себе конечности однажды свалившись с лестницы. Но дом ожил, и вместе с ним и я.

Я помнила свое горе, но оно уже не жгло душу с такой силой как раньше. Времени жалеть себя не было. Нужно было ходить в лес за дровами, и проверять силки и сети. Мы с дядькой Казимом продолбили большую прорубь и чтобы не замерзала накрывали еловыми ветками и закидывали снегом. И хотя овощей и муки на хлеб у нас почти не было, зато появилось мясо и рыба, чему я была несказанно рада. За месяцы одинокого житья мне остопротивела похлёбка из овса. А скудные удои молока отдавали на прокорм маленькой тёлочке. Нам кашу не с чего варить, на сыр или творог того удоя всё равно не хватит. А выходим малышку, в следующем году будет уже две коровы, а это целое хозяйство.

Тётя Маруша пыталась привлечь меня к домашней работе. Я не отлынивала, понимая, что ей одной трудно но при любой возможности сбегала с дядькой Казимом и младшими братиками в лес. Иногда с нами напрашивались Иван с Федей. И постепенно ко мне вернулось ощущение прошлой жизни. Вот только мысли уехать из деревни и перебраться в город я не оставила и как хомяк паковала в мешок соболиные шкурки, которые добывала сама, без чьей либо помощи.

С наступлением весны, когда снег почти растаял и деревенские дороги развезло от грязи, а на деревьях проклюнулись почки, окрасив лес зелёной дымкой, чувство что пора уходить накатывало с такой силой, что я часами могла стоять на пригорке у реки и смотреть вдаль, мыслями уносясь за сотни миль отсюда. И вот однажды после ужина, отправив мальчишек наверх спать, дядька Казим сам заговори об этом.

— Чувствую ты мыслями не здесь, Милеша. Далеко собралась?

Тётка с навернувшимися на глаза слезами комкала в руках расшитое полотенце. Я понимала её чувства, пришли в дом и получается выживают меня прочь. Я бы на её месте тоже себя скверно чувствовала. Но это же не они меня гонят, я сама хочу уйти.

— В город подамся.

— Ох Милеша, зачем оно тебе? Кому ты там нужна? И что будешь делать? — Не выдержала и заговорила мамина сестра.

Пожав плечами, я опустила взгляд на свои руки, пальцы от волнения подрагивали. Так не пойдёт. Они не должны видеть, что я и сама задаюсь этим вопросом уже который месяц и не могу найти ответ. Но что уеду, решила твёрдо и будь что будет.

— Я хочу повидать другую жизнь. — Видя недоумение на лицах родных, поняла, что объяснять что-либо бесполезно и бесшабашно улыбнувшись добавила. — А не получится, вернусь обратно.

Тётка облегченно улыбнулась. Наверно боялась что я в серьёз, а сейчас решила, что это у меня блажь, погуляю лето да вернусь домой. С таким исходом, она могла согласиться. Дядька Казим кивнул, соглашаясь с таким решением.

— Так и быть, только погоди месяц, пусть весна вступит в силу, там и дороги просохнут, нечего грязь месить. Если к тому времени не передумаешь, соберём тебя в дорогу.

Но весна такое время года, когда каждый день полон забот, упустишь один и по осени урожай не соберёшь. Памятуя о голодной зиме все работали от утренней зари и до наступления ночи. В лес теперь с дядькой Казимом ходили сыновья, тётка занималась огородом а на меня свалилась остальная работа. С утра корову подоить и надавать сена им с тёлочкой, печь растопить, обед приготовить, подмести дом. Да ещё соседи притащили две дюжины цыплят и их надо было срочно пристраивать в курятнике, каждый день кормить и менять воду с подстилкой. А как потеплело решили перемыть все окна и устроить большую стирку. За зиму залежавшееся бельё и ткани приобрели нехороший запах, ещё немного и появилась бы плесень, а потом настало время сева и с рассветом все уходили в поле, готовить пашню. Лошади у нас не было вместо неё впрягался дядька. Тётка, шла за плугом я за ней, рассеивая рожь. Спасибо старосте, на общем собрании он сказал все запасы деревни поделить поровну, не за даром. По осени долг вернётся сторицей. Поэтому никто не роптал, понимали, что так правильно. Так что к вечеру уставали так, что ни рук ни ног не чуяли. Зато успели закончить сев до весенних ливней. Если летом от жары или ещё какой напасти не случится опять пожар, голод нам больше не грозит.

После недели ливней, на деревьях полопались почки и в воздухе витал смолистый аромат. Луга зазеленели клевером и народ готовился к первому покосу. На огороде зеленел укроп, щавель, поросль петрушки… и сорняки. Те перли как оглашенные и каждодневная прополка стала частью моей работы.

— Это они всё специально делают, чтобы про "дурь" свою забыла. — бухтела я под нос рыхля тяпкой землю, под грядку для огурцов.

Когда от излишнего усердия заломило спину, выпрямилась и опёрлась на черенок тяпки передохнуть. Солнышко припекало уже почти по летнему, по синему небу плыли белые облака, в саду цвели яблони и жужжали пчёлы. За околицей слышались голоса односельчан и веселые крики малышни. Жизнь входила в привычное русло. И я поняла, что никто меня не держит. Просто в деревне уклад такой — работают до упаду с весны до осени, потом пожинают урожай, празднуют свадьбы, а долгой зимой готовятся к весне, чтобы с наступление тепла начать всё по новой.

Но мне хотелось другой жизни. Наверно поэтому из всех родных я больше всего тянулась к деду. Вечно крутилась в столярной мастерской и ходила с ним летом на охоту, а зимой на промысел. Дугой он был. В деревне об этом особо не говорили. Только знали что он пришлый, приехал уже взрослым откуда-то из далека, женился на бабушке да и остался. Он и дом построил не как у всех и грамотные мы были, что вызывало кривотолки. Особенно в мой адрес велись пересуды. Где это видано, чтобы девушка умела читать и писать. И странная шкатулка, секрет которой я так и не разгадала. Хотела показать её дядьке, но поосторожничала. Если дедушка спрятал документы, значит на то есть причина. Потому убрала шкатулку подальше, чтобы случайно родственникам на глаза не попадалась.

Перед уходом я решила максимально помочь тёте по дому и с огородом. За два дня выполола все сорняки, по второму разу перемыла окна, надраила все подсвечники, отмыла от сажи плафоны масляных ламп. Выбрала из остатков шерсти мусор, вычесала и зарядила в прялку, да так увлеклась, что осталась бы до осени, но поняла, что всех дел не переделать и надо уходить. Или уже не морочить никому голову и оставаться. Насовсем.

Тётка правильно поняла мою бурную деятельность. Но с наущения дядьки Казима помалкивала. Похоже она верила, что я вернусь к осени, потому и не отговаривала. А когда я поутру появилась в горнице одетая в штаны, рубаху, кожаный жилет на шнуровке, высокие сапоги, с луком и колчаном стрел за спиной и увесистым вещевым мешком, всё-таки заплакала.

— Глупая ты Милеша, где это видано из дома родного уходить.

— Я всё решила тётя Маруша.

Я изо всех сил старалась не улыбаться от уха до уха, ещё подумают, что умом тронулась и никуда не пустят. Но настроение с самого утра было приподнятое. Даже прощание не вызывало грусти. Наоборот я приплясывала от нетерпения отправиться в путь, но приличия надо соблюсти. От души обняла тётушку и поднявшегося из-за стола дядьку Казима. Тот хмурился, но я уже знала, не со зла это, просто переживает за меня.

— Вот держи. — Протянул мне узелок из тряпицы со звякнувшими монетами. — Всё что есть.

Я опешила, это же их единственные деньги, разве могу их взять? Встретилась взглядом с мужчиной и молча приняла подарок. Он знал, что я не вернусь, а им оставался дом и всё что нажила моя семья, это было честно. От избытка чувств ещё раз обняла дядюшку.

— Спасибо.

Он неловко похлопал меня по спине и оторвав от себя подтолкнул к своей матери. Спрятав узелок с монетами в карман штанов, потом переложу в вещевой мешок, поклонилась до пола бабушке Галаше, сидящей у печи в удобном кресле-качалке.

— Благословите бабушка.

— Ох и баламутка ты Милеша. Выпороть бы тебя как следует да замуж выдать, чтобы не дурила.

Я улыбнулась, понимая что добрая женщина ворчит потому что не понимает зачем я всё это затеяла. Получив благословение семьи подняла с пола свои пожитки, оглянулась на последок на родных. Ещё раз поклонилась им и родному дому и уже не оглядываясь пошла на встречу приключениям. С братиками я простилась ещё утром, разбудив на рассвете и подарив каждому по расписной свистульке, что нашла тогда в сундуке. Думаю мои братья это бы одобрили. Сейчас мальчишки со всей деревенской ребятнёй скорей всего плещутся в речке. Им не до заморочек чудной старшей сестрицы.

До околицы деревни дошагала быстро, и очень удивилась встретившись со старостой деревни.

— Слышал ты уходить собралась.

Я кивнула. Боги, только бы не начал отговаривать. Я родных не смогла убедить в разумности своей затеи а тут вообще безнадёжно. Но ошиблась. Мужчина протянул конверт.

— Вот, по пути в Борден заверни к льеру Дорну, я ему обрисовал нашу ситуацию и просил кое с чем помочь. Я бы кого из мальцов послал, но сейчас каждая пара рук на счету, а тебе всё равно по пути.

— Конечно отнесу. — Расплывшись в улыбке запихнула конверт за пазуху.

— Только смотри, не читай, я же знаю что ты девка грамотная.

— И в мыслях такого не было. — Закивала головой, пятясь от старосты к лесу, а то придумает ещё какое задание, застряну ещё на неделю. Он только махнул рукой и пошёл обратно в деревню.

Поправив мешок на плече, я быстро зашагала по колее, ведущей в лес, и едва окунувшись в чащу, перевела дух. Неужели свершилось и я правда это сделала? Не выдержав оглянулась на едва видные сквозь еловые ветви заборы и крыши домов. Накатило сомнение, а может и правда не дурить и вернуться? Хотя что это я. У меня есть задание отнести письмо. Раз обещала, стыдно будет предстать перед старостой не выполнив его просьбу. Прикоснулась к груди, где за тканью рубашки прощупывался бумажный конверт и уже не оборачиваясь решительно зашагала по тропе.

Шла пол дня. Места были знакомые, я с детства в поисках грибов земляники и малины излазила все окрестности. Знала каждый овраг, каждую звериную тропу, знала где лучше ставить ловушки на пушного зверя, а где может притаиться тетерев. Кстати о еде. Из дома я взяла только соль. Больше у нас ничего не было. Так что пора подумать об ужине. Сняв лук со спины и наложив стрелу, сошла с дороги и углубилась в чащу. Шла тихо, чтобы не спугнуть добычу. Я надеялась подстрелить глухаря. Олень или кабан мне ни к чему. Они хоть и вкусные, но по весне тощие, одни кости, да и как я поволоку потом на себе целую тушу.

А вот и добыча. Подкравшись к токующей птице на расстояние выстрела, прицелилась и плавно спустила тетиву. Стрела тихо свистнула и через мгновение глухарь, с простреленной грудью рухнул в траву. Я бросилась к нему через бурелом. Подобрав птицу, вынула стрелу, отёрла от крови и вернула в колчан. У меня их было всего семь, больше дядька не мог дать, самому нужны, так что надо беречь и следить чтобы наконечники не ржавели.

Птицу разделывать не стала, дождалась, когда кровь капать перестанет, привязала за шею к мешку и пошла дальше. Задолго до наступления темноты дошла до поляны, где деревенские, едущие в Кряжки, останавливались на ночлег. Место было слишком открытое. Для двух или трёх телег в самый раз, а одной ночевать неуютно, хотя и ручей недалеко и кострище камнем выложено.

Осмотревшись, приметила густые заросли кустарника у края леса. Они отлично скроют от дороги. Только кострище потушить, чтобы угли не светились ночью. Но сначала приготовить ужин.

Пока лазила по буеракам, собирая хворост, начало темнеть и я поняла что с ночёвкой в лесу сильно погорячилась. Зловредный гнус, который днём был не заметен, к вечеру просто озверел. Если я не хочу на пол леса светить костром, дымом отпугивая мошкару, надо выходить к реке, там гнус унесёт ветром. Хм, вот странно, я не помнила, чтобы раньше гнус нам досаждал. Хотя тогда я больше полагалась на отца и деда. Что говорили то и делала, может они как-то отгоняли мошкару, да я не обращала на то внимание. А сейчас надо уносить ноги.

Только в какую сторону идти? Решать надо быстрей, сумерки стремительно погружали лес во тьму, ещё немного и будет ни зги не видно. Ладно, проверю своё чувство направления. Весь день я шла на запад, значит река была слева от меня. Повернув налево стала продираться сквозь подлесок. Направление выбрала верное, но к реке вышла злая, уставшая, с порванным рукавом и царапиной на щеке. Первый опыт самостоятельности да уж.

Никаких сил заново собирать хворост и разводить костёр уже не было. Пристроив мешок у сушняка, оценила будущее место ночлега. Коса мелкой гальки у воды вся продувалась ветерком, слава богам гнус исчез, но от воды тянуло сыростью. Ничего, укутаюсь в одеяло и будет тепло, а пока на небе светит луна надо выпотрошить птицу, а то к утру протухнет.

Достав нож, присела у края воды и быстро разделала тушку. С перьями не стала возиться, содрав их вместе с кожей и бросила в воду. Туда же отправились лапы, голова и внутренности. Будет рыбе раздолье. Нарвав у берега лопухов, завернула тушку, обвязала гибкими прутиками и положила между больших камней почти касаясь воды. Так она в холоде прекрасно сохраниться до утра. Тщательно отмыв руки и нож от крови, вернулась к сушняку. Пристроив лук под рукой, закуталась в одеяло и попыталась уснуть.

Но сон не шёл. Мысли унеслись домой. Представилось, как там горит свет, тётя Маруша хлопочет у растопленной печи, готовя рыбу, братишки давно спят в уютных кроватях с мягкими перинами и тёплыми одеялами, бабушка Галаша шамкая беззубым ртом, рассказывает, что вот в её молодости жизнь была намного лучше, а дядька Казим, строгая из дерева сыновьям игрушки, слушает престарелую мать, кивает, не перечит, но думает о своём: как ещё одно поле засеять, да где сторговать пару свиней, а то без хозяйства в деревне туго. Интересно они скучают по мне?

Я скучала, очень, но возвращаться не хотела. Здесь, лёжа на берегу и дрожа от сырого холода, под тихий шелест накатывающих волн я смотрела в чёрную бездну неба, где после захода луны одна за другой загорались яркие звёзды и внутри рождалось и ширилось чувство безграничного счастья. Словно доселе сковывающие путы, лопнули и я настоящая никому не ведомая обрела свободу.

Шорох в лесу вмиг вернул к реальности. Рывком сев, схватила лук, наложила стрелу и стала всматриваться в темноту. Кто-то шёл в мою сторону. Тихо встав, стала медленно отступать всё время держась спиной к реке, лицом к лесу. Вскоре шелест кустов стих и сквозь листву завиднелась огромная косматая тень.

Сердце ухнуло в пятки от испуга. Медведь? Я сделала ещё пару шагов назад и неосмотрительно наступила на ветку. Треск в ночи раздался такой, что я сама подпрыгнула от испуга. Зверюга метнулась на берег, приземлившись на четыре лапы, завертела головой, увидела меня и огромная пасть оскалилась клыками.

Я ни жива ни мертва от страха уставилась в горящие углями глаза нереально огромного волка.

— Рррррр — Волчара скаканул в мою сторону, припал на передние лапы и опустил голову, готовясь к прыжку.

Я замерла, время превратилось в кисель. Словно во сне руки сами, подняли лук и натянули тетиву. Я прицелилась. У волка на загривке вздыбилась шерсть, клыки ещё сильней оскалились.

— Рррррр

И в миг, когда он готов был прыгнуть, а я спустить стрелу прямо ему в сердце, я опустила лук.

— Ты за едой пришёл?

Услышав мой голос, зверь не прыгнул, но всё так же скаля клыки и утробно рыча не сводил горящих глаз.

— Иди бери, — медленно подняв руку указала на место запруды в реке, где лежала тушка глухаря. — Бери, и уходи. Мы не враги, нам делить нечего.

Я наверно спятила, раз решила поговорить с волком. Но сейчас это не казалось чем-то странным. Наоборот, было чувство, что волк понимает. Не сводя с меня настороженного взгляда, зверь попятился, а потом стремглав развернувшись, одним прыжком подскочил к реке, ухватил зубами свёрток с птицей и ломая кусты удрал в лес.

Постояв немного и прислушиваясь, не вздумает ли вернуться, подождала, пока в лесу опять стихнет, сунула стрелу в колчан и вернулась к сушняку. Какой тут спать. Чувствуя, как начинает потряхивать от пережитого испуга, подобрала мешок, сунула в него одеяло и не углубляясь в лес, быстро зашагала по берегу реки, всё ускоряя шаг, пока не сорвалась на стремительный бег.

В какой-то момент, берег стал обрывистым, коса уходила под воду и пришлось карабкаться наверх, и дальше я бежала уже не разбирая дороги, пока не выбилась из сил, а когда остановилась, меня со всех сторон окружали высокие сосны. Их густые кроны скрыли небо и звёзды, только взбудораженные моим появлением светлячки носились над зарослями папоротника, давая возможность хоть что-то рассмотреть. Приметив разлапистую сосну полезла наверх, повыше от волков и прочей напасти.

Залезть во тьме на дерево оказалось не так то просто. На гладком стволе было трудно зацепиться. Мешок стал просто неподъёмным и камнем оттягивал и без того ноющие плечи. Лук и колчан со стрелами цеплялись за сучки и ветки и я боялась порвать тетиву. И еще волосы. Собираясь в дорогу, я заплела их в две косы, мне казалось, так я похожа на деву воительницу из тех историй что бродячие сказители рассказывают внемлющей от восторга ребятне. Но сейчас, я наверно зацепилась косами за всё что только можно. Утром буду похожа на ежа, с торчащими из волос иголками.

Забравшись на боле менее удобную развилку, с трудом перетянула мешок со спины на грудь, вынула из него верёвку и крепко примотала себя к стволу. Теперь во сне не свалюсь и не сломаю шею. Было ужасно неудобно, но я так устала, что наверно смогу спать даже если окажусь примотанной к этой сосне головою вниз.

Только поспать не довелось. Было холодно и страшно. Совсем не так я представляла своё приключение и уж точно не думала что до конца дня окажусь на дереве посреди дремучего леса. Обхватив ствол я, то впадала в полудрёму, то рывком просыпалась от малейшего шороха. Чудилось что волк бродит у подножия дерева. Усталая, измученная, голодная и продрогшая до костей я благословила богов, когда под сенью леса стало сереть и защебетали птицы, приветствуя наступающий день.

Отмотав себя от дерева упаковала верёвку обратно в мешок и, вцепившись в ближайшую ветку, посмотрела вниз.

— Ой мамочки!

Земля была головокружительно далеко, локтей двадцать а то и больше. Правду говорят со страху и через широкий овраг перепрыгнешь и самую бурную реку переплывёшь, я вот на дерево забралась. Зато напрасно боялась. Здесь меня даже медведь не достал бы, но пора спускаться. Перекинув мешок обратно за спину, энергично потёрла руки, плечи и ляжки разгоняя застоявшуюся за ночь кровь и осторожно переставляя ноги и цепляясь за сучки и ветки, медленно спустилась вниз. Ступила на землю и без сил присела, привалившись к стволу сосны. Ноги не держали. Дождавшись пока дрожь уймётся, встала, отряхнулась, проверила лук и бодро зашагала на запад.

Через пару часов рассвело достаточно, чтобы понять, что иду в верном направлении. Даже если и не выйду к дороге, то ориентируясь по солнцу всё равно приду в Кряжки. А если вспомнить как я чесала ночью через лес, то может повезёт и уже сегодня буду ночевать в деревне. Сейчас, при свете дня, ночная встреча с волком вспоминалась как страшный сон. Если бы он не уволок мою птицу, я бы начала сомневаться, что это случилось на самом деле. Но урчащий от голода желудок был тому неоспоримым доказательством.

Набредя на ручей, от радости скатилась на дно оврага, упала на колени и зачерпывая сладкую ледяную воду от души напилась. Поплескала в лицо и пригладила торчащие дыбом волосы. Ничего, сейчас переведу дух, наполню кубышку из сушёной тыквы водой и причешусь, а то наверно похожа на пугало огородное. Достав гребень расчесалась и в этот раз мудрить не стала, заплела тугую косу и скрутила узлом под затылком.

— Кхм!

Резко оглянувшись, чуть не завалилась в ручей, увидев стоящего наверху оврага старика. Высокий с длинными белыми как лунь волосами, собранными от висков на затылке в хвост. Одет в тёмно-зелёную, явно не домотканую длинную рубашку, подпоясанную кожаным ремнём, коричневые шерстяные штаны и высокие сапоги. Обеими руками он опирался на выстроганный из палки посох, и глядя на меня весело улыбался.

— Доброе утро дедушка.

Я осторожно встала, не отводя взгляд от незнакомца.

— Скорее добрый день, — старик весело сощурился. — Век живу, а дурных девиц в лесу не видел, ты откуда будешь-то?

— Из Сборышей дедушка, мне в Кряжки очень надо, не подскажете дорогу?

— Глупая молодежь, всё вам дома не сидится. Ладно, пойдём, обедом угощу, а потом отведу в деревню.

И не дожидаясь моего ответа, развернулся, и растворился среди густых зарослей, словно его и не было. Схватив пожитки я резво полезла из оврага и поспешила за дедушкой. Я его узнала, деревенские мужики каких только баек не рассказывали об отшельнике живущем в лесу. Странный дед выручал в трудные минуты, всех кто умудрился попасть в беду. То среди болот тропу показывал, то от медведя спасал, то в избе своей привечал, не давая сгинуть в лютые морозы. Так и сложилась молва, что повстречать его в лесу большая удача.

Нагнав стрика, пошла чуть поодаль.

— Спасибо дедушка.

Старик от смеха зафыркал в бороду.

— Чего уж там, раз заблудилась, помогу, но ты точно домой не хочешь?

Я замотала головой. Несмотря на все злоключения домой возвращаться я не собиралась.

— Будь по твоему.

Пока шла по лесу за новым знакомым, диву давалась. Там где я видела непроходимые заросли, он находил тропу, где я думала придётся в овраг спускаться, за кустами оказывалось поваленное бревно а оказавшись на берегу неглубокой лесной реки с илистым каменистым дном, обнаружился брод из крупных валунов, разбросанных аккурат на ширину шага.

Старик, как заправский козёл проскакал по камням, постучав по каждому своей палкой и с улыбкой поманил меня.

— Давай, не пугайся, упадёшь в воду, дома просушишься, тут недалеко осталось.

— Я не боюсь, — поправив мешок за спиной, чтобы не сбивал центр тяжести, оттолкнулась от берега, ступила на первый валун и зашаталась, словно нюхнула самогона. В голове поплыло и показалось, что камень под ногами исчезает. — Ой мамочки!

Пискнув от испуга, что и правда искупаюсь в речке, перескочила на другой валун, на следующий. С головой творилось что-то неладное. Перед глазами всё плыло и мир то приближался, то удалялся словно я смотрела попеременно с разных сторон в увеличительное стекло.

— Осторожно! — Старик вскинул свою палку и сучком зацепил меня за руку. Я вцепилась в неё со всей силой и прыгнув с валуна на берег, оказалась на другой стороне реки.

— Спасибо.

Он только хмыкнул.

— Эк тебя с голоду мотыляет, — и добавил ободряюще. — Ничего сейчас придём накормлю как следует, ты любишь сладкое?

Я закивала как сумасшедшая. Сладкое я любила, но очень давно не ела.

Вскоре лес расступился и мы вышли на большую поляну у чудесного озера. Синее небо, с плывущими белыми облаками отражалось от зеркальной глади воды, по берегам щёткой стоял прошлогодний сухой камыш, луг был сплошь в цветущих одуванчиках, над которыми жужжали пчёлы. А у самой опушки стояла добротная деревенская изба пятистенка с резным крыльцом с навесом и треугольной крышей. Из каменной печной трубы тонкой струйкой поднимался дым и на всю округу пахло свежеиспеченным хлебом.

— Вот мы и пришли. — Старик с гордостью указал на дом. — Не стесняйся, заходи, будь гостьей.

Не знаю что я ожидала увидеть в доме, но убранство было самым обыкновенным, на половину избы печь, на полатях горой одеяла и подушки, Два окна, раскрытые настежь, впускали чистый прохладный воздух. В центре горницы стол, две лавки, сундук за печкой, на крюках различная утварь и у печи на табурете деревянная кадка с водой, накрытая крышкой.

— Садись, садись.

Дедушка указал на лавку, сам шагнул к печи, извлёк сковороду с запечённой до румяной корочки щукой и водрузил на стол, где под полотенцем остывали две буханки хлеба. Сложив свои пожитки у печи, я потянула носом. Отшельник рассмеялся.

— Ты не стесняйся, не часто ко мне гости захаживают.

На столе как по волшебству появился кувшин с квасом и чашка полная ароматной зелени. Я сглотнула голодную слюну и под умильным взглядом отшельника умяла половину рыбины и пол каровая хлеба с зеленью.

— Тебя звать то как.

Прежде чем ответить проглотила, чтобы не шамкать с набитым ртом.

— Милеша, дедушка. А вас как? — Было интересно, ответит или нет. Охотникам он не представлялся, потому и звали Отшельником.

— Никодим я, — хитрый взгляд в мою сторону.

Я захлопала глазами от удивления. Не вязалось в моём понимании мужицкое имя с благородным старцем. По рассказам дедушки я всегда представляла, что именно так выглядят знатные леры. Только живут они в древних замках а не деревянных избах посреди леса. Странно всё это.

— Куда на самом деле путь держишь? — Старик налил глиняную кружку квасу и придвинул мне.

— В Кряжки, тётка у меня там троюродная, — ничуть не покривила я душой. Два села затерянные в лесу, вдали от других поселений, мы давным-давно все перероднились, а то что с той родней бабушка с дедушкой не общались к делу не относится, я всё равно хотела к ним зайти, передать вести.

Преодолев накатывающую сонливость, поднялась из-за стола.

— Давайте посуду помою.

Старик не стал возражать, выдал мне щётку, горшок с мыльным песком и вернувшись к столу убрал оставшуюся буханку в деревянный короб. Я же помыв тарелки и отскоблив песком сковороду, пару раз сполоснула их чистой водой, поставила на полку рядом с другой посудой, вытерла руки полотенцем и взяла ведро с грязной водой, собираясь вынести на улицу.

— Оставь, лучше скажи тебе точно в Кряжки надо? — Хитрый дед смотрел на меня со всё понимающей улыбкой. — Или сразу свести в Борден, ты же туда шла?

Хорошо я успела поставить ведро, а то бы точно от испуга выронила. И хорошо стояла спиной к старику, когда обернулась, уже вполне с собой совладала и смогла ответить с непринуждённой улыбкой.

— До города далеко, мне бы до Кряжек дойти, а там я сама доберусь куда надо.

Вот так. И не солгала и правду не сказала, но озноб страха всё равно пробежал между лопаток. Откуда он столько знает обо мне? Неужели правду говорят, что он колдун?

— Кряжки так Кряжки, только погоди дам тебе гостинцев в дорогу.

Пока надевала на плечи свой мешок, да прилаживала лук и колчан со стрелами. Дедушка сходил в другую комнату и вернулся оттуда с холщовым свёртком.

— Это тебе сладости обещанные, — вручил мне свёрток, — и подарок, за то что леса не боишься. Мало таких смелых девушек.

Первым я развернула свёрток, в нём оказалась засахаренные в меду и высушенные кусочки дикой груши. Бабушка часто такие делала и ещё яблоки и ягоды. Они хорошо зимой хранились и шли на пироги или компоты. Не выдержав сунула один ломтик в рот. Как же я соскучилась по сладкому. И только сейчас обратила внимание на второй подарок.

Дедушка протягивал тонкое колечко из до блеска отполированного дерева. Незатейливая вещица. Когда была маленькая мне братья такие делали, ещё и резьбой украшали, а это совсем простенькое.

— Спасибо, — улыбнувшись, взяла колечко и сжала в кулаке. Хоть старик и странный, но рядом с ним не чувствовала опасности, значит и подарок принять можно.

Неожиданно ладонь нагрелась и я вскрикнув выронила кольцо. И обомлела от удивления, когда вместо деревянного колечка на упал пол и покатился под лавку массивный перстень из белого металла, с тёмным, как кора дуба, прозрачным гранённым камнем.

— Дедушка как же это…

Я подняла ошеломлённый взгляд на старика и встретилась с не менее недоуменным взором.

— Что стоишь поднимай. — Скомандовал отшельник.

Ничего не понимая, присела на корточки и выудила перстень из-под лавки и попыталась вернуть сокровище владельцу.

— Не могу я принять такой подарок, дедушка.

Но он отступил, будто я хотела прижечь его раскалённой головешкой, да ещё и руки спрятал за спину.

— Не дури девочка. Это тебе дано, тебе и носить. Но лучше спрячь пока и ни кому не показывай. И сведу как я тебя сразу в город. Пока будем идти подумаю что с тобой делать.

— Не надо со мной ничего делать. — Я шагнула к отшельнику в попытке вновь всучить ему перстень, — И не хочу я в город, мне в Кряжки надо.

Но он опять попятился, на этот раз ещё и замотал головой. А глаза смотрели с хитрым прищуром.

— Кряжки, так Кряжки, пошли уже, до вечерней зари на месте будем.

Взял свой посох, и вышел из дома.

Ничего не оставалось, как зажать перстень в кулаке, не приведи боги потерять такое сокровище, и броситься следом. Хоть и странный дед, но лес знает, вон стоило окунуться в чащу, как перед нами опять стелется тропка, хотя мгновение назад, её и в помине не было.

— Ты бы на шнурок перстенёк повесила. Или нету?

— Есть, но дедушка… — я протянула руку, хотела опять ему кольцо отдать, но он ужом увернулся.

— Я же сказал, твоё оно теперь, что за бестолковая девица. — Остановился, выдернул из рукава своей рубахи нить, взял перстень, навесил на нитку и повязал на моей шее. — Так носи, пока знания не добудешь. О чём говорю пока не думай, просто слушай.

Я закивала болванчиком, чувствуя тяжесть кольца на шее. Подумала и запихнула его под рубашку и пуговицы до горла застегнула. Старик одобрительно хмыкнул.

— Так то лучше. — И зашагал быстрее. — Ты же поняла, что колечко магическое?

Как не понять, что не спроста деревянный ободок стал перстнем, который и благородному леру носить не стыдно. Только почему так случилось? За мной отродясь никаких чудес не замечалось.

— Вот и умница. Про то что им владеешь никому не говори. Сила в тебе есть, знания приложатся. Держи ум, глаза и уши открытыми, примечай всё что вокруг тебя случается, о себе помалкивай. Пока не научишься ставить мороки, перстень на палец не надевай. Так носи. Оно будет подзаряжаться твоей силой. Потом никто отнять не сможет. Сама поймёшь когда это случится.

Оглянулся, посмотреть, иду ли следом и внимательно ли слушаю. Удрученно вздохнул, наверно от моего совершенно бестолкового вида.

— И о том что сила в тебе есть тоже молчи. Народ разный, не все добра хотят. Поняла хоть что я сказал?

— Поняла дедушка, молчать и слушать.

Отшельник хмыкнул, глянул на солнце. И зашагал быстрее.

Я в припрыжку понеслась следом, и всё равно еле поспевала, уже и отдышка появилась и в боку колоть стало, а он снова заговорил и голос как ручей журчал, я слушала, и в голове опять плыло, кружилось как в дурмане. Старик говорил о магических потоках, о тайных тропах, о магии что она не добрая и не злая а зависит от людей, которые её применяют. Ощущение было странное я и понимала сказанное, и в то же время слова будто ускользали, спроси о чём он говорил минуту назад я бы в жизнь не повторила. А потом неожиданно волной накатила дикая слабость. Перед глазами всё поплыло, ноги подкосились, деревья небо трава закружились колесом и я почувствовала, что падаю в черноту.

Глава 3

Очнулась от того, что кто-то тыкал палкой в рёбра.

— Эй девка, ты живая?

С трудом разлепив глаза, поняла что лежу на обочине дороги, рука сжимает лямку вещевого мешка, лук и колчан со стрелами оказались подо мной и я испугалась как бы не сломались. Кругом всё тот же хвойный лес, и два мужика с заплечными мешками, тыкают в меня дорожными посохами.

— Очнулась? Хорошо. Ты встать то можешь?

— От жары что ль сомлела? — Поинтересовался второй мужчина.

Нагнулся и потянул меня за руку, помогая встать на ноги.

Отряхнувшись от травы и дорожной пыли, неуверенно улыбнулась.

— От жары, добрый человек. А не видели…? — Я завертела головой, ища своего провожатого, но отшельника и след простыл. А может и не было его вовсе? Мало ли что в беспамятстве привидится. Рука метнулась к горлу и сжала ворот рубахи. Не привиделось и шнурок и перстень на нём, и письмо старосты на месте. Голова была тяжёлой мысли путались, места были незнакомые, но то что я среди людей хорошо.

— Не боись мы не тати какие. Ты куда шла?

— В Кряжки, не подскажите далеко ещё?

— До Кряжек далеко, дней десять пешком будет. Зря ты, девонька на ночь глядя на дорогу вышла. Места нынче не спокойные. Вернулась бы в город, да поискала провожатых, с ними бы по утру и отправилась.

— В город? — Я столбом застыла. Вспомнилось, что отшельник хотел сразу свести в Борден, а я упрямилась, так неужели… — А что за город?

Мужик от удивления крякнул, второй хмыкнул.

— Так Борден, — и вдруг насторожился, покрепче перехватив свой посох. — А ты какой думала?

— Я в Кряжки шла, только в лесу заплутала, вот и не могу сориентироваться. А можно я с вами? Боюсь опять сверну не туда, потом вообще из леса не выберусь.

Мужики сжалились над странной девицей, и согласились проводить. Пока шли они говорили меж собой. У всех одни заботы. Дом покосился, крыша прохудилась, скотина хворает и надо решать что выгодней, позвать городского знахаря или забить и продать мясо на ярмарке а на вырученные деньги, купить молодняка.

Я по наущению старика помалкивала, слушала, да вертела головой запоминая приметные вешки на дороге. Вон ствол у дерева чудно изогнулся, а вон две березки переплелись стволами, словно влюблённые, чтобы всегда быть вместе. Теперь, если опять пойду этой дорогой не потеряюсь.

Потихоньку я отстала шагов на десять, не хотелось подслушивать чужие разговоры. Да и мне было о чём подумать. Выходит дедушка не так прост, как думали мужики в деревне. Магией владеет, вон за пол дня колдовской тропой из леса к Бордену вывел, колечко подарил, а что от его сказок дурно сделалось, так оно понятно, магией одурманил, чтобы не боялась.

Мужики то и дело оглядывались, проверяя иду ли следом и вновь говорили о своём. А я то и дело щупала сквозь ткань рубашки заветное колечко. Оно и сейчас казалось тёплым, что для металла совсем необычно. На лицо сама собой наползала улыбка. Вот так приключение выдалось. О таком в деревне кому расскажешь, в жизни не поверят.

Вскоре лес поредел и мы вышли на равнину, прорезанную широкой полноводной рекой, несущей свои воды с заснеженных гор. Впереди простирались возделанные поля, вдоль дороги и по обеим сторонам реки теснились деревянные избы, за ними сады и огороды. По холмам с цветущим весенним разнотравьем бродил домашний скот и вдалеке в лучах закатного солнца высились башни города — и правда Борден.

— Ты как, дойдёшь сама? Или проводить до ворот? — Старший из мужчин с улыбкой махнул в сторону города.

— Дойду, спасибо вам дяденьки, что из леса вывели. — Я до земли поклонилась провожатым. Неизвестно что могло случиться, не найди они меня и не приведи в чувство. А то может так и лежала бы до сих пор на обочине.

— Ну тогда прощай, и не теряйся больше.

Мужчины посмеиваясь свернули на дорогу, идущую вдоль леса, а я устремилась к городу. Солнце стремительно клонилось к закату и если не поспешу могу не успеть до закрытия ворот. Но чем ближе подходила и чем выше становились стены, тем более замедлялся шаг. В голове творился сплошной сумбур. И радость предвкушения, ведь я так хотела здесь оказаться, и страх, что вот оно свершилось, но почему-то хотелось развернуться и бежать без оглядки обратно в свою деревню. К тому же я так и не попала к леру Дорну, не снесла письмо от старосты, а он говорил там что-то важное. Выходит, придётся передохнуть денёк и опять пускаться в путь. Лучше бы дедушка отвёл в Кряжки, как я просила, но да что уж теперь.

Навстречу двигался поток людей и верховых, покидающих город. В основном крестьяне из предместий возвращались с работы или с рынка. Пару раз увернувшись от шибко ретивых всадников пошла ближе к обочине, а то вон как спешат, даже не смотрят кто может попасть под копыта. Такое было непривычно. Столько людей, а на тебя никто внимание не обращает. Я привыкла что в деревне все друг друга знают с младенчества, а тут другие порядки. Поправив сползающий с плеча мешок, крепче вцепилась в лямки, ничего привыкну.

Заплатив страже на входе десять медных монет, прошмыгнула мимо огромных механизмов, опускающих надёжную решётку и оказалась на улице, зажатой трёхэтажными домами. Здесь было серо сумрачно и неуютно, совсем не так, как я помнила. Солнце скрылось за остроконечными крышами, позолотив сланец, который клали вместо привычной дранки. Шагать по округлой брусчатке было немного непривычно, зато радовало, что после дождя не будет луж с липкой грязью.

Вертела головой по сторонам я не из праздного любопытства. Красотами города полюбуюсь завтра. Скоро стемнеет и просто жизненно необходимо найти постоялый двор. Денег, что дал дядька Казим, постоянно жить не хватит. Но на пару ночей надо где-то остановиться.

Вскоре дорога стала шире, дома расступились, на улицах стало больше народу и в небольших палисадниках перед домами появились фруктовые деревья все в цвету и яркие цветочные клумбы. Вот теперь я узнавала город. И даже вспомнила, на какой улице находился постоялый двор, где мы останавливались. Только добралась я до него уже в вечерних сумерках.

Через окна на улицу лился яркий свет и даже из-за закрытой двери слышалась голоса, весёлый смех и музыка. Сердце в груди так и прыгало и от волнения скручивало живот. Я не боюсь, не боюсь, я взрослая и одна зимой выжила. Взявшись за ручку потянула дверь и меня окутало теплом трапезной, вкусными запахами жаренного мяса, хлеба, кисловатым запахом пива и людского пота. Сглотнув голодную слюну, завертела головой. Люд тут был разный, всем было весело. Голоса слились в сплошной гомон, На помосте музыканты играли незамысловатую мелодию и несколько пар весело приплясывали, под топот ног зрителей в такт музыки.

Слегка ошалев от такого шума, протиснулась к стойке. Высокий, жилистый парень лет двадцати в белёной льняной рубашке, на вид деревня деревней, но взгляд строгий, увидел лук со стрелами за спиной и даже бровью не повёл.

— Что изволите?

— Комнату на два дня и ужин в номер.

Эту фразу, подсказанную дядькой Казимом я репетировала всю дорогу, он вообще дал много дельных советов как вести себя в городе, но не учёл одного — как спросить у молодого парня, где у них можно помыться? Как можно о таком говорить незнакомому мужчине? Одна сплошная неловкость, поэтому я промолчала, хотя тело зудело и так и хотелось почесать грязную шею.

— Номер триста шесть, это на третьем этаже, за две ночи два серебренника, ужин двадцать медяков, будет через пол часа.

Он протянул ключ, я выхватила чуть ли не рывком, пробормотала, "спасибо" и, стараясь держать спину прямо, пошла к лестнице. Оказавшись на третьем этаже притормозила. Куда мне направо или налево? Налево. Нашла свой номер, провернула ключ, ввалилась в комнату, и только заперев дверь, перевела дух.

— Фух, — улыбка сама наползла на лицо.

Неужели я в Бордене? До сих пор не верится. Только вчера утром вышла из дому и уже здесь. Всё-таки магия это здорово. Сбросив с гудящих плеч мешок подошла к столу. Чиркнув огнивом, зажгла масляную лампу и накрыла обычным стеклянным плафоном. Огонек помигал и вскоре ярко разгорелся, разгоняя темноту.

Комната была очень уютная. Примерно в такой мы останавливались с родителями, только в той кроватей было больше. Здесь же у дальней стены под пологом стояла единственная деревянная широкая кровать с перинами, одеялами и горой подушек. За окном совсем стемнело и я поспешила задёрнуть занавеси, лишь мельком глянув что там. Моя комната выходила окнами на задний двор, это хорошо, утром не будет шума и я нормально высплюсь. У стены напротив был большой камин, рядом с ним пустая дровница. Наверно за дрова надо платить отдельно, но мне они ни к чему, на улице почти лето. Между камином и кроватью простенький ковёр, посередине него стол и два стула. Так а вещи куда? Нашла взглядом большой сундук возле кровати и замок на нём с торчащими ключами, чтобы постояльцы не переживали за своё добро. С другой стороны кровати была тумбочка и на ней стеклянный графин полный воды и два стакана. Это кто додумался там их поставить? Перенеся на стол, наполнила один стакан доверху и залпом выпила. Взяла свой мешок и потащила к сундуку.

Хотелось вывалить содержимое на кровать, но посмотрев на сверкающую белизну белья, потом на запылённый мешок, оставила его на полу, развязала тесёмки и аккуратно переложила содержимое в сундук, спрятав на самое дно драгоценную шкатулку, сверху те немногие вещи, что уместились в мешок. Лук и колчан со стрелами пристроила возле кровати, прислонив к стене и прикрыв балдахином. Связку соболиных шкурок встряхнула, чтобы мех распрямился и положила поверх своих вещей. Завтра надо попытаться их продать. Дядька Казим говорил за одну шкурку дают три серебряных. За зиму мне удалось добыть тридцать соболей, это девять золотых будет, если не продешевлю конечно.

Тук! Тук!

От неожиданности я подпрыгнула.

— Кто там?

— Ваш ужин! — Послышался девичий голос.

Наконец-то. Отперев дверь, широко распахнула, пропуская худенькую девушку моих лет, с подносом, на котором исходила паром миска с картошкой и мясом в подливе. На другой тарелке лежала пара ломтей серого хлеба и два солёных огурца. И она принесла ещё один графин с компотом из сухофруктов. Рот мгновенно наполнился слюной. В деревне мы почти всю зиму жили на одной рыбе а тут настоящее мясо.

— Посуду заберу чуть позже, вам больше ничего не нужно?

— Мне бы воды умыться и руки помыть.

О бане побоялась заикнуться, ничего потом спрошу. Девушка кивнула и, забрав поднос, вышла.

Я рванула к столу, запустила ложку в картошку и зажевала как голодный волкодлак, только что задравший добычу. Боже какая вкуснотища. Ноздри трепетали от одуряющего запаха. Картошка и мясо исчезли как-то слишком быстро. Я не постеснялась и вымакала куском хлеба остатки подливки, съела огурцы… и поняла что мне дурно. Но я бы ни за что не смогла остановиться. В следующий раз попрошу пол порции, заодно и денег сэкономлю на еде. А пока отвалившись на спинку стула, потянула завязку штанов, чтобы не давили.

От сытости я скоро осоловела и начала клевать носом. Где же ходит девушка с водой? Вскоре опять постучали. Сил встать и самой пойти открыть дверь уже не было.

— Войдите.

Девушка вошла, неся в руках таз и большое полотенце. За ней ввалился мальчишка лет восьми. Он нёс обеими руками ведро с горячей водой.

— Поставь у стола, — служанка указала куда и мальчишка потащил ведро ко мне поближе. Поставил, коротко кивнул вихрастой головой и вышел в коридор. Девушка собрала пустые тарелки, и тоже ушла.

Встать всё-таки придётся. Надо замкнуть дверь. Кое-как оторвав себя от стула, заперлась на ключ, проверила занавески, чтобы не было щелей, вылила воду в тазик и потянула с себя штаны, рубашку, носки и прочую одежду. Взяла в руки перстень, подержала, чувствуя его тяжесть на ладони и опустила, не став снимать с шеи. Расплела косу и наклонившись над тазиком окунула в него голову, смывая с волос дорожную пыль. Потом хорошенько помыла шею, руки до плеч, остальное тело протёрла мокрым казённым полотенцем. Достав своё из сундука замотала им голову и натянула ночную рубашку. Потушила лампу, запрыгнула на постель и забравшись под одеяло блаженно вытянулась.

Утро наступило слишком быстро, вот только коснулась подушки и уже глаза открыла, но на удивление я хорошо выспалась. Сладко потянувшись подрыгала ногами, села и завертела головой. Из-за не слишком плотных занавесей пробивался свет, на столе так и остался стоять тазик с водой, полотенце повисло на спинке стула, а то что было на голове за ночь сползло и лежало рядом на подушке. Энергия била из меня ключом. Не в силах больше оставаться в постели, соскочила на пол, и подбежав к окну, раздвинула шторы. А утро оказывается совсем не раннее, скорее середина дня, ну я и соня.

Достав из сундука гребень, села на край кровати разбирать колтуны на голове. Взгляд упал на дорожную одежду. Самой постирать? Или отдать прачке? Наверно лучше самой, за работу платить нужно… Но зато я не провожусь тут ещё два часа и успею больше дел сделать в городе. Решив, что время важнее, заплела косу, вплела в неё синюю ленту и завязала бантом на конце. Надела нижнюю сорочку из тонкого сатина, поверх блузку с длинным рукавом и пуговицами под горло, шерстяную юбку, чулки и обула ботинки на шнуровке. В деревне в таких не ходили, но отец, по наущению деда, купил когда стало понятно, что я больше не вырасту. Эх а зеркала в комнате нет, жалко, хотелось посмотреть на себя.

Ещё собираясь в дорогу, я понимала, что не буду в городе ходить с вещевым мешком и сшила небольшую кожаную сумку, даже не поленилась вышить тонкими полосками кожи незатейливый узор. Лямку сделала длинной и сейчас перекинув наискось через плечо попробовала вместить в сумку соболиные шкурки. Не вышло. А может и не нужно все? Отцепив от связки одну, аккуратно сложила умещая в сумку и внутрь шкурки затесала кошелёк. Не рисковала я оставлять деньги в гостинице, собрала охапкой грязные вещи и пошла искать прачек.

Женщины обнаружилось на заднем дворе трактира. Они на солнышке полоскали постельное бельё в огромных кадках. Завидев меня, одна выпрямилась, потирая натруженную спину.

— Добрый день, не возьмётесь постирать? За плату конечно. — Я улыбнулась и протянула вещи.

Прачка с улыбкой приняла.

— От чего не постирать, какой у вас номер?

— Триста шестой. Сколько с меня?

— Тридцать медяков, и постираю и поглажу, к вечеру принесут вам в номер, уж не беспокойтесь.

Я полезла в кошель за деньгами, ну и драконовские цены, следующий раз сама стирать буду.

— Вот держите, — протянув женщине деньги, присела, держа рукой край юбки, как учила бабушка, и переступая через мыльные лужи, вышла из трактира не через главный зал, а через боковой выход для прислуги и сразу окунулась в шумный поток прохожих. Пройдя пару кварталов, поняла что наугад плутать я буду долго, надо спрашивать дорогу. Город оказался просто огромным.

— Не подскажете, в какую сторону идти до рынка? — Обратилась к дородной женщине с корзиной полной овощей и зелени, разглядывающей прилавок с фруктами на другой стороне улицы.

— Иди по этой дороге, милая, пройдёшь три поворота, на четвертом налево и всё время прямо, и будет тебе рынок.

— Спасибо.

Я честно считала повороты, и всё равно свернула куда-то не туда. И даже знала где запуталась. В одном месте случилось такое скопление людей и подвод, что я обходя их, не увидела узкий проулок и не посчитала его. Ничего всё равно иду в верном направлении. В моих воспоминаниях рынок был огромным. На него точно выходит не одна улица. Так и оказалось. Жилые дома сменились торговыми лавками, вскоре и они расступились открыв большую площадь заставленную крытыми палатками, между которыми неспешно ходили горожане.

Чего тут только не было, глаза разбегались не зная куда смотреть. Торговали тут и тканями и готовой одеждой и оружием и поделками и украшениями…. сердце защемило от горестных воспоминаний. Всё было почти так же как в моём детстве, только не такое огромное как помнилось. Тогда казалось что палатки были высотой до неба. Правильно я же маленькая была и смотрела на всё снизу.

Неспешно бредя между рядов, я просто любовалась всем этим изобилием. Покупать ничего не собиралась. На первое время всё было. А вот и нужная мне палатка. На прилавке раскинулись роскошные меховые покрывала, за спиной владельца висели шапки и шубы из лисы и соболя, а плащ из волчьих шкур просто поразил. Неужели кто-то купит? Он же тяжеленный. Хотя зимы у нас такие, что какому-нибудь охотнику сгодится. Лето скоротечно, а зима наступала быстро и раз завьюжит в октябре снег уже не тает до весны. Потому и торговали мехами круглый год. А в этот плащ можно закутаться с ног до головы и ночевать прямо в снегу, точно не замёрзнешь.

— Присматриваешь что девица? — Продавец наверно устал смотреть, как я таращусь на его товар.

Смутившись, отдёрнула руку, которой гладила мягкое покрывало из пушистых кроличьих шкурок.

— Нет, — набравшись смелости, открыла сумку и достала соболиную шкурку. — наоборот хотела вам предложить купить у меня мех.

Мужчина сощурился. Кто-то нетерпеливый спеша по своим делам, толкнул меня в спину. Я чуть отодвинулась в сторону, чтобы никому не мешать, заодно оказалась в тени палатки.

— Ты хоть знаешь что это за мех? — Хохотнул торговец, сунув большие пальцы рук за пояс.

— Кто же не знает соболя, господин. Мех отличной выделки.

Махнув шкуркой, положила на прилавок так, что коричневый мех засиял в лучах солнца.

Мужчина сощурился, руки освободил, взял шкурку и стал вертеть и так и эдак.

— Капкан или стрела?

— Ловушка. Капкан портит шкуру, и я не такой хороший стрелок, чтобы попадать в глаз. Уж больно соболь юркий.

Торговец хмыкнул, но рассматривая мех, косился на меня уже с интересом. Вывернул и стал внимательно осматривать выделку.

— Отличная работа. Говоришь сама добыла?

Он опять вывернул шкуру и положил на прилавок.

Я кивнула, убирая её обратно в сумку.

— Много у тебя? Меньше пяти не возьму, иначе даже на шапку не хватит.

— Тридцать господин.

— И все такого цвета?

— Один в один, отличный полушубок выйдет.

— А ты смотрю разбираешься.

— Так на севере живём, — я широко улыбнулась — Тут только младенцы в мехах не разбираются.

— И то верно, и сколько за всё хочешь?

Я чуть не ляпнула девять золотых, но вспомнила чему учил дядька Казим.

— А вы сколько дадите?

— Дай подумать.

Он снова сощурился, глаза стали хитрые. Точно думает как обурить дурёху, выбравшуюся из глухомани и цен не знающую. Я напряглась, если предложит меньше ни по чём не продам. Пойду искать другую лавку.

— Если всё как ты говоришь девонька, дам за всё десять золотых. Но сама понимаешь на товар смотреть надо, когда сможешь принести?

Я обалдела, это ж надо же…. это же…. Наверно все эмоции отразились на лице. Торговец захохотал, но совершенно не обидно и я тоже расплылась в улыбке. А мужчина отсмеявшись утёр слёзы в уголках глаз.

— Что ж кажется я сам себя обдурил. Но смотри если остальные меха будут хуже образца ничего не возьму, уговор?

Он протянул руку. Я осторожно протянула свою. Он шутит? Так и есть шутит, но если ему понравятся меха, я разом стану богачкой.

— Не сомневайтесь господин, меха отличные, принесу быстро. Я тут недалеко ост… живу. Живу тут поблизости.

Выбравшись с рыночной площади, я поспешила обратно на постоялый двор. В голове до сих пор не укладывалось, что могу ещё до вечера получить десять золотых это же целых сто серебреников. Да я могу на постоялом дворе пол лета жить пока не найду работу. Ладно поживём увидим, нечего делить шкуру неубитого медведя. Я ещё не продала шкуры, может они торговцу не понравятся и зря рано радуюсь.

Всю дорогу обратно до постоялого двора сердце прыгало в груди. Хотелось чтобы это был не сон и не верилось, что такое и правда случается. Отец всегда твердил, что деньги надо заработать, и чем усерднее и тяжелее труд тем больше награда, а чтобы вот так запросто раз и десять золотых, с трудом верилось.

Чуть ли не бегом примчалась в трактир, шустрой белкой взлетела по лестнице, ворвалась в номер, отомкнула сундук, сунула всех соболей в походный мешок и понеслась обратно на рынок.

Торговец ждал. И не один. Рядом с ним стоял высокий сильный мужчина, одетый в кожаную безрукавку с треугольным вырезом на шнуровке, шерстяные штаны, а во что обут не видно из-за прилавка. Мужчина был смугл, сероглаз, волосы цвета воронова крыла связаны на затылке и не поймёшь какой длинны, но всяко ниже плеч. При моём появлении он прервал разговор с торговцем и его брови удивлённо взметнулись вверх.

— Здравия вам господа, — произнесла я запыхавшись. Водрузила мешок на прилавок. Задёргала тесемки, и вывалила шкурки.

Брови торговца тоже взметнулись вверх.

— Я же говорила одна к одной. — Я мысленно хмыкнула. Ещё бы, те что не подходили по цвету дома остались, тётя Маруша из них себе шикарную шубу к зиме справит.

— Действительно. — Торговец стал перебирать шкурки сравнивая одну с другой и каждую выворачивая чтобы проверить выделку.

Мужчина совладал с удивлением и тоже взял одну и теперь внимательно её рассматривал.

Я нервно кусала губы, даже не пытаясь скрыть волнение. Солнце уже давно перевалило за полдень а норду на рынке не убывало. Шум стоял невообразимый. Где-то рядом работал точильщик и звук металла по точильному камню проходился словно по оголённым нервам.

— Хм, — выдал темноволосый, чему-то улыбнулся, вернул на прилавок шкуру и посмотрел на меня. — Говоришь ловушки ставила? Какие?

Я опешила. Мы тут соболями торгуем или разбираем охотничьи уловки? Глянула на торговца, он всё ещё проверял шкурки. Что ж, можно и поговорить, но под пристальным взглядом серых глаз жутко смутилась и едва слышно пробормотала.

— Кулёмки. Они меньше всего портят шкурку.

Мужчина кивнул.

— Сама ставила?

— Отец, но принцип знаю и если придётся смогу и сама поставить.

— Значит в лес зимой ходишь? Не боишься? — Взгляд мужчины почему то потеплел, хотя я ждала от него насмешек. Где это видано, чтобы девица с лес на промысел ходила.

— Не боюсь. — Я выдержала этот взгляд, хотя внутри тряслись все поджилки. Ну что там уже с моими шкурами?

Видимо этот же вопрос интересовал и черноволосого.

— И как?

Это уже не мне, это он торговца спрашивал.

— Шкуры отличные, ни единого брака.

Мужчина опять кивнул, словно они до моего прихода спорили на этот счёт.

— Говоришь сама их выделала?

Я пожала плечами.

— А чем ещё заниматься зимними вечерами?

Вообще то выделка была моя не самая любимая работа. Но потом когда мех начинал струиться между пальцами и сиять в свете свечей, приходило понимание что оно того стоило. И такая красота достойна любого усердия.

— Что ж, уговор есть уговор. — Торговец смахнул шкуры в свой мешок и убрал под прилавок.

Я напряглась, вот не верила не верила, что всё так просто. И зачем он охотника позвал? Точно сейчас погонят меня взашей с рынка а шкуры себе оставят. И ведь не докажешь что они мои, на них не написано.

Черноволосый засмеялся.

— Осот отдай ты ей деньги, девчонка сейчас заревёт, думает ты её ограбить хочешь.

— Что-о-о-о? Ограбить? — Взревел купец. — Да чтобы я…

И тут он увидел моё лицо и разом успокоился.

— О боги, ты и правда так подумала?

Я замотала головой, не желая признаваться.

— Подумала, подумала, — вместо меня ответил черноволосый. — Взял из рук купца кошель, развязал высыпал на ладонь золотые монеты и протянул мне. — Считай… чтобы не обдурили.

И опять засмеялся. Купец побагровел как буряк, а потом сдулся и они оба захохотали. Кажется это их какая-то давняя шутка. Я же трясущимися руками пересчитала золотые, ну они и тяжеленные. Десять, как и договаривались и сунула в свою сумку. Фуух. Какое это оказывается нервное ремесло — торговля.

— Спасибо вам господа хорошие, — загнусавила я на деревенский манер, поклонилась и попятилась задом прочь, намереваясь затеряться в толпе и по быстрому смыться, пока они не передумали. Сердце продолжало колотиться как ненормальное. Как же я к такому привыкну?

— Погоди, провожу тебя. — Неожиданно предложил охотник.

Торговец разглаживал свой товар, который мы умудрились слегка покомкать. Кажется он был доволен сделкой.

— И правда проводи девочку, а то на рынке воришка на воришке, а она даже в кошель деньги не положила, тут ума много не надо вынуть их из сумки.

— Не надо дяденька, я знаю дорогу.

Я вцепилась в сумку, с силой прижав к груди. А и правда, что стоит прорезать кожу, в такой толпе я этого даже не почувствую.

Видя, как черноволосый пошёл обходить палатку, не перелезать же ему через прилавок, я мшыгнула в толпу и стала петлять по рынку словно заяц. Почему-то я до ужаса боялась этого мужчину и совсем не хотелось, чтобы он узнал где я остановилась. Но не подумала, что выходов с самого рынка не так много и у одного из них столкнулась с ним нос к носу.

— Юркая ты. — Он улыбался, и вдруг протянул руку. — Борей.

Я замерла испуганным зайцем. Этот мужчина годился мне в отцы. Что ему нужно? В добрые намерения незнакомцев я ни капельки не верила.

— Боишься? — Он совершенно правильно понял мою реакцию. — Правильно делаешь. Учись никому не доверять. Но мне можно.

— Ага как же, — ляпнула и прикусила язык. Оглянулась на всё ещё шумный рынок. Там люди и безопасней быть среди них, чем оказаться с этим типом вдвоём на тихой улочке. Хотя постоялый двор был на довольно живлённой улице, но всё равно не хотелось, чтобы охотник шёл за мной. Наверно все мои мысли отпечатывались на лице, даже не наверно а так и есть, потому что мужчина кивал, словно соглашался с каждой из них, а потом перестал улыбаться.

— Осторожность хорошее качество, но не дай ему перерасти в страх.

— Я вас не боюсь. — Ох лучше бы молчала, голос дрогнул и мужчина опять улыбнулся.

— Хорошо, раз не боишься, пойдём всё-таки провожу и кое что расскажу. А то смотрю ты не знаешь порядков в городе.

— Порядков?

Идти пришлось. Мне эта сделка так ударила по нервам, что хотелось скорей оказаться в номере забраться под одеяло и проспать до завтрашнего утра. И толку стоять, он всё равно последует за мной, и не спрятаться и не убежать, он знает город, а я если начну петлять по закоулкам только потеряюсь.

— Ты ведь не состоишь в гильдии?

— Гильдии? Торговцев? — Я что-то не помнила, чтобы отец или дедушка состояли в гильдии торговцев, но это не мешало им каждый год ездить и торговать на ярмарке.

— Охотников.

— В гильдии охотников я точно не состою.

— Я так и понял. — Борей улыбнулся. — Ты наверно издалека сюда пришла?

Я кивнула, такую глухомань как наши Сборыши ещё поискать надо.

— Тогда я тебе кое-что расскажу. В деревнях, что стоят в глухом лесу местным можно добывать меха, ягоды, грибы и дичь для своих нужд сколько угодно. За этим следят старосты. Но чтобы продавать на ярмарке, нужно разрешение. Его тоже выдаёт староста. Пока понятно?

Я кивнула, и кажется начинала понимать к чему он клонит.

— Я не могла подавать тут меха?

— Правильно. Не могла, если только не состоишь в гильдии охотников. Понимаешь почему?

Пока не очень, но странный тип дал подсказку.

— Если вывести всех волков в одну зиму, как думаешь на следующий год их много будет?

Представив, что все кому ни вздумается ринутся в лес добывать соболя, лису или рысь, то через пару лет их вовсе не останется. Получается гильдии на то и нужны, чтобы были правила и каждый знал что и сколько ему можно добыть?

— Я поняла, господин Борей. Больше не нарушу правил.

И это была чистая правда, я собиралась искать работу в городе.

— Что понимаешь хорошо, но я наоборот хочу предложить тебе вступить в гильдию.

Услышав такое я споткнулась о брусчатку и упала бы, но мужчина подхватил под локоть.

— В порядке?

— Да спасибо.

— Что неожиданно?

Мы остановились, кстати у того самого лотка где я у горожанки спрашивала дорогу на рынок.

— Я не охотница господин Борей, чуть-чуть умею стрелять из лука. Могу натаскать собаку, знаю о силках и ловушках, различаю следы и тропы, но это каждый деревенский знает, вряд ли этого достаточно чтобы вступить в гильдию.

— Какая незадача, так ты в медведя промахиваешься?

Он говорил так, что понятно было что это шутка. Я засмеялась.

— Что вы, в медведя и мой семилетний братик попадёт.

— Да ну? Тогда в лисицу не попадёшь? Кстати ты из лука стреляешь или арбалета?

— Из лука, а лисица это просто. С соболем сложнее, его трудно выследить, на него лучше с собакой охотиться и ловушки ставить.

Пока говорила, улыбка мужчины становилась шире и в уголках глаз пролегли морщинки. Смутившись от этой улыбки я замолчала.

— Мы почти пришли, дальше можете не провожать. И обещаю больше ничего не нарушать.

— Передумаешь, приходи на вступительные испытания, бери сразу лук, из своего стрелять будешь. Как найти сообрази сама, меня тут много кто знает.

Мужчина отвесил поклон, подмигнул и развернувшись сразу затерялся среди прохожих. А я только сейчас сообразила, что он не спросил моего имени. Понимая, что ничего не понимаю, покачала головой и поспешила вернуться на постоялый двор. Трапезная опять была полна народу, сегодня пахло луковым супом, чем-то мясным и сдобными пирогами, но после вчерашнего ужина есть до сих пор не хотелось. Хотелось оказаться за закрытой дверью и перевести дух. Слишком много событий за один день. Но пресветлая богиня я теперь богачка.

Глава 4

Закрывшись в номере, скинула ботинки, запрыгнула на кровать и вытряхнула золотые на одеяло. Жёлтый металл звякнул и засиял в лучах солнца. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь… десять. Я снова их пересчитала, и тихо рассмеялась. Сгребла в ладонь и задумалась, а где хранить такое богатство? Точно не на постоялом дворе, но и носить с собой тоже наверно не стоит. И вообще надо решить, что делать дальше.

Предложение охотника было более чем заманчивым. За последние два года я крепко уяснила, что жизнь не сахар. Работы я не боялась и намеревалась для начала устроиться в трактир подавальщицей. Чтобы и работа и кров всё в одном месте. А как обживусь уже искать другое место. А что потом? Как-то радужных иллюзий по поводу жизни в Бордене у меня поубавилось. Если честно не хотелось безвылазно сидеть в городе. Но если стать охотницей…

Почему-то от одной этой мысли дух захватывало. Охотники они свободные, а лес я знаю и люблю, особенно если таинственная сила, о которой говорил колдун проявится. А уж как оплачивается добыча охотника тут и думать нечего.

Но одолевали сомнения. С чего бы такая честь? Мало ли толковой молодёжи в городе. Да тут у нас каждый первый умеет стрелять из лука, и это не шутки. Многие живут промыслом. Только правильно говорил Борей, не на продажу а для семьи. Но суть дела не меняет. Я не особенная и к тому же девушка. А зачем в гильдии девушки, если парню предложи такое он ни за что не откажется?

Да и не могу я сейчас вступить в гильдию, там учиться придётся, а у меня есть незаконченное дело и с этим надо поспешить. Мало ли что за срочность у Старосты, вдруг дело жизни и смерти, а я тут прохлаждаюсь на перинах. Но сначала надо решить вопрос с хранением денег. И дедушкину шкатулку где бы оставить. Неудобно носить её с собой в мешке.

Глянула в окно, час ещё не поздний, и я даже не устала, переволновалась да, но можно ещё раз прогуляться по городу и поискать банк. Дедушка рассказывал, что богатые люди хранят свои деньги в банках. Вот и мне тоже туда надо.

Есть по прежнему не хотелось. Выпив два стакана вчерашнего компота, вновь обулась, достала из сундука шкатулку, эх опять с мешком по городу ходить придётся, но наверно оно и к лучшему. Прикуплю вещей, я же из дома толком ничего не взяла, почти всё место в мешке занимали собольи шкуры.

Заперев номер, сунула ключ в небольшой кармашек на поясе, в него же спрятала золотые, а свой кошель положила в сумку, мешок закинула за плечи, но острые деревянные края шкатулки больно ударяли по спине. Так не пойдёт и вид у меня дурацкий, с двумя сумками. Сняв мешок с плеча, скрутила вокруг шкатулки. В руках понесу.

На этот раз вышла с постоялого двора как положено через трапезную. Тот же парень что и вчера стоял за стойкой проводил взглядом и вернулся к своим делам. Оказавшись на улице, уже более уверенно пошла к центру города. Второй раз было не так страшно, а заблужусь, есть у кого спросить дорогу. Прохожих было много. Горожане спешили по своим делам, или наоборот неспешно прогуливались, разглядывая витрины магазинов. Я тоже разглядывала, а у витрины с посудой даже остановилась. Хорошо сервиз не принесла, ему ни по чём не сравниться с тонюсенькими белоснежными тарелками и чашками, сквозь которые, казалось солнце видно. Покачала головой и пошла дальше разглядывая другие лавки. Торговали тут и продуктами, и хлебом и ароматными булками, даже был магазин с винными бутылками и пивными бочками. Возле огромной стеклянной витрины с выставленными украшениями я остановилась в восхищении. Просто невозможно пройти мимо такой красоты. В основном на витрине были выставлены изделия из серебра с полудрагоценными и поделочными камнями, колечки, широкие браслеты, серьги, ожерелья и цепочки с кулонами. Ужасно хотелось зайти и что-нибудь купить, но умом понимала что это расточительность. Пока не найду работу и где жить не до украшений. Но какие красивые.

Усилием воли заставила себя отвернуться от витрины и пойти дальше. Как же мне нравилось в этом городе. Не зря решила сюда податься. Двух, трёх и четырёхэтажные дома, дверьми выходили прямо на улицу, а возле некоторых были палисадники и чтобы постучаться надо было миновать кованный, а иногда и каменный забор с калиткой. А у некоторых особо разукрашенных каменной резьбой и колоннами домов с большими окнами, были ворота, наверно для карет, о которых мой родной дедушка рассказывал. Уж точно в такой дом не на телеге въезжают. Удивительно, при огромном нагромождении каменных строений, на улицах было много цветущих деревьев. Пряный аромат весны витал в воздухе и не перебивался запахом навоза от лошадей и гужевых волов и вскоре я поняла почему. На одной из улиц встретилась повозка с огромной бочкой и горой опилок, с впряжённым в неё меланхоличным тяжеловозом. Двое пожилых мужчин, орудуя лопатами собирали с каменной брусчатки внушительную кучу навоза, закинули его в телегу и засыпали опилками, а на брусчатку из бочки вылили ведро воды, которая тут же стекла в канаву оставив дорогу чистой. Это ж кто такое придумал? В деревне всё было намного проще там лошади, коровы и козы, гонимые пастухом на пастбище гадили где хотели и никого это особо не заботило. Лишь бы самому не ступить в лепешку, а тут… одним словом город.

Вскоре шумная улица вывела на главную площадь на которой располагалась городская ратуша, судебная палата и то что я искала — банк. Всё это я прочитала на вывесках зданий. Возле ратуши остановилась и вскинув голову минуты две рассматривала огромные часы на высокой башне. Ну и громадина, интересно, какого там размера механизмы? Вот бы посмотреть. Венчал башню с часами шпиль, на котором развевался флаг Бордена — на ярко синем полотнище был изображён вставший на задние лапы медведь, держащий в передних лапах солнце.

Полюбовавшись на диковинные часы ещё немного, направилась к банку. К главному входу вели несколько ступеней. Дверь распахнулась и навстречу вышел озабоченный мужик, сжимавший в руках бумажные свитки. Какой-то он не радостный. Проскочил мимо меня, тихо ругаясь на непонятном языке, дёргая повод отвязал от коновязи свою лошадь, и сев в седло так ударил по бокам шпорами, что мне стало жалко животину. Похоже дело с которым человек обратился в банк не получилось.

Что то боязно стало туда идти, вдруг и у меня не получится. Уже взявшись за ручку двери остановилась, но тут же себя одёрнула. Чего боюсь? Я же не денег просить пришла. наоборот чтобы моё сохранить.

Дверь толкнулась в очередной раз и чуть не сбив меня со ступеней, из банка вышла миловидная девушка чуть старше меня с ребёночком на руках, завёрнутым в одеяло.

— Простите, — извинилась она, улыбнулась и больше не обращая на меня внимания сбежала со ступеней, где её поджидал муж, мужчина улыбнулся девушке, заглянул в свёрток на младенца и они вместе пошли к ближайшему трактиру.

Я потянула дверь, пока ещё кто-нибудь ею не стукнул и вошла в большой прохладный зал. Стены из полированного серого камня с более светлыми прожилками, такой же пол и колонны поддерживающие высокий свод. Свет проникал из высоких окон у входа а дальше, между колонн, стояли столы, за которыми сидели работники банка. Перед столом стул для посетителей. Половина работников были заняты, отыскав взглядом ближайшего свободного направилась к нему.

— Добрый день господин.

Потоптавшись у стола, набралась смелости и присела на стул.

— Доброго дня, — мужчина в летах в суконном костюме оторвался от записей и глянул на меня поверх круглых очков. Его седые волосы были коротко острижены и слегка вились, я впервые видела такое у мужчины. Смутившись от пристального взгляда перевела взор на его руки и ещё больше поразилась. Поверх рукавов до локтя у него были надеты какие-то странные, штуки из чёрной ткани, словно ему рукавов камзола было мало. И почему тесёмками у запястья стянуты? Чудные люди в городе, в деревне бы никому в голову не пришло нацепить такое.

Ой не о том думаю, это всё от волнения, я же никогда в жизни ещё не была в банке. И что я должна говорить этому дядечке, взирающему на меня со всё понимающей улыбкой.

— Добрый день, меня зовут мистер Тарен. С какой просьбой вы решили обратиться в банк?

Как хорошо что он первым это сказал. Отвечать на вопрос всегда легче, чем самой что-то правильно сказать. Вдруг скажу по незнанию такое, что выставлю себя на посмешище. Собравшись с духом выпалила.

— Мне надо сохранить деньги… и ещё одну вещь.

Я сильнее сжала пальцами завернутую шкатулку.

— Вам нужен счёт? Или место в хранилище?

Это он что сейчас сказал?

Наверно мой ошалевший вид немало позабавил служащего банка, но мужчина и виду не подал. Всё так же спокойно глядел мне в глаза. И не дождавшись ответа, решил пояснить.

— Деньги можно положить на счёт. Здесь вы оставите наличные монеты и получите расписку, которую сможете предъявить в любом другом банке и вам выдадут ту же сумму. А ценные вещи можно положить для сохранения в хранилище банка, к которому будет доступ только у вас с помощью специального ключа. Это то что вам нужно?

Я закивала.

— Да всё так господин, только как быть с распиской если она намокнет? Вдруг я под дождь попаду?

— А вы не попадайте, — мужчина чуть улыбнулся уголками губ, но глаза за очками заискрились от сдерживаемого смеха.

Очень смешно, как же.

— А где её хранить тогда? Если не при себе?

— Обычно хранят дома в надёжном месте.

Это я и без его объяснений понимала, на то и была у дедушки шкатулка. Проблема осложнялась тем что нет у меня пока никакого дома а хранить на постоялом дворе деньги или расписку никакой разницы. И то и другое легко можно украсть, и тут меня осенило.

— А если я положу расписку в хранилище? Вместе с моей вещью? И запру на ключ, так можно?

Я определенно ляпнула что-то не то. Бедный мужчина уже не знал как не засмеяться.

— Конечно и так тоже можно. И у вас будет ключ, который не промокнет.

Это меня устраивало. А ключ повешу на тот же шнурок что и перстень. Немного успокоившись, несмело улыбнулась.

— Можно это сделать прямо сейчас?

— Можно.

Он выдвинул ящик своего стола, достал бумагу с казённым знаком банка вверху посередине листа и глянул на меня.

— Счёт для хранения денег открывается бесплатно и если вы собираетесь хранить деньги долго на них вам будут начисляться проценты, если хотите, часть из них будет идти на оплату ячейки в хранилище банка, или предпочитаете платить за него отдельно?

Я должна ещё что-то платить? Хотя почему нет? Отец однажды отдал наше поле под сенокос соседу на всё лето, так он нам за это два тюка сена отдал в отплату. Похоже и тут так.

— И сколько стоит хранилище?

— Зависит от размера, самое маленькое тридцать медяков в месяц. У нас надёжный банк и вместе с местом в хранилище мы предоставляем не только защиту, но и полную конфиденциальность.

Кроме слов "Надёжный банк" я ничего не поняла. Мысли зайцами носились в голове. Мне надо отлучиться всего дня на три четыре, если они возьмут плату только за эти дни, то можно договориться, лучше потратить лишнее серебро, тут я вздохнула, деньги утекали словно вода сквозь пальцы, но носить при себе всё золото ещё хуже, на дороге, да чего уж там и в самом городе меня могут попросту ограбить. А потом я найду работу, постоянное жилье и банк будет мне не нужен, уж я найду где своё добро спрятать, ни один воришка не доберётся.

— Хорошо я согласна… но всего на неделю так можно?

Мужчина крякнул от удивления и почесал кончиком пера за ухом.

— На неделю у нас ещё никто счёт не открывал, но если клиент просит, то всё можно. — Он макнул перо в чернила и приготовился писать. — И так, мы открываем денежный счёт и отдельно хранилище? И платим за него с процентов или наличными? Или ценности и деньги будут храниться только в хранилище?

— Добрый господин, вы меня совсем запутали. — То что он оговорил звучало и умно и солидно но совершенно непонятно. Я кусала губы, не зная, что делать. А я то считала себя образованной, раз читать и писать умею, а оказывается простых вещей не знаю. Та девушка с ребёнком она и не благородная дама, которые получают хорошее образование, а вышла из банка вполне довольная, значит ничего непонятного и сложного тут нет.

— Вас как зовут?

— Милеша.

— А фамилия?

— Савина.

Да странное для нашего королевства было у меня имя. У нас в деревне почитай все Аниськины, Фомичёвы, Самойловы и в таком же духе. Дедушка рассказывал, что наши территории от границ лера Дорна до Карского хребта берегов ледяного океана принадлежали соседнему государству — Славии, но были переданы сто лет назад как часть приданного тамошней принцессы, вышедшей замуж за дедушку нынешнего короля. Отсюда и фамилии такие.

— Хорошо, давайте начнём вот с чего, на какую сумму вы хотите открыть счёт?

Я полезла за пояс, извлекла десять золотых и вытряхнула из мешочка, что дал дядька Казим все серебруши и медяки, хот нет, медяки и пять серебреников сгребла обратно. Мне же ещё в дорогу собраться.

Служащий банка медленно пересчитал серебряные монеты. Кстати я их так и не считала и сейчас было интересно сколько мне выделили родственники. Оказалось не мало, двадцать два серебряника без тех что я себе оставила, считай ещё два золотых к тем, что я имею. Большая сумма, на них я и без своих мехов могла бы хорошо обосноваться в городе.

— Что ж, это вполне приличная сумма для молоденькой девушки, — мужчина поправил очки. — Ваше приданое?

— Да, приданое, — очень правдоподобное объяснение, откуда у меня такие деньги, а то что я сама заработала говорить без надобности… пока что.

— Хорошо, давайте посчитаем. — Он достал другой лист и стал выписывать на нём непонятные столбики цифрами, бормоча под нос мудрёные слова про сложные проценты и какие-то ставки чего-то с чем-то. — Итого имеем, если всю сумму положить на счёт под три процента годовых, как вы и просите на неделю, вам останется доплатить за хранилище пятнадцать медяков.

Такое меня устраивало и я гордо положила на стол к основной куче денег ещё монеты.

Оказалось дела в банке так просто не делаются. Сначала нужно было подтвердить свою личность, это я понимала и полезла в сумку за документом о моём рождении. Потом служащий заполнял много бумаг, давал мне читать. Почти на всех бумагах нужно было ставить подписи и рядом своё имя и фамилию. И он ни капли не удивился что я грамотная, как будто так и должно быть, а я то гордилась, думала особенная, не как все. В деревне ведь не каждый мужик писать умеет, не то что женщины, а получается в городе совсем другая жизнь.

Я уже устала сидеть на жёстком стуле, на улице стемнело и один из свободных в этот момент служащих прошёлся по залу и зажёг светильники. Наконец мои деньги исчезли в сейфе в стене за спиной господина Тарена.

— Вот документ, подтверждающий, что ваши деньги у нас.

— Расписка? — Я потянулась за большим листом, скатанным в трубочку и перевязанным синей лентой.

— Нет, это договор что мы обязуемся хранить деньги и начислять на них проценты… так положено, — сжалился он над моей непонятливостью.

Я почувствовала как запылали уши, большей дурёхой чем сейчас я себя ещё никогда не чувствовала, и слова старого отшельника из леса, что мне знания нужны, красными буквами горели в мыслях. Ох дедушка нужны, ещё как нужны. Я взяла бумагу, думая, что и её спрячу в хранилище.

— А это расписка, — он протянул ещё один листок, поменьше, но тоже с печатью и гербом банка. — Здесь указана сумма и ваше имя. С ней и с документом о вашем рождении — он подтвердит что вы та за кого себя выдаёте — можете получить всю сумму в любом банке нашего королевства. Если вам понадобится меньшая сумма, эту расписку заберут и выдадут другую на всю сумму остатка. Проверьте, правильно ли указанно ваше имя и сума?

Когда же это закончится? Взяв бумагу в который раз перечитала и имя и фамилию и сумму.

— Всё верно, господин Тарен.

— Хорошо, — он протянул мене ленту и следуя примеру с договором я скатала расписку в трубочку и туго повязала, затянув ленту хитрым узелком. Такой держит крепко, а потяни за один конец легко развяжется. — Пойдёмте теперь в хранилище.

Ну наконец-то! Я вскочила с ненавистного стула и пошла за служащим в дальний конец зала, там мы завернули в узкий коридор, который закончился ступенями, ведущими вниз. Хранилище в подвале что ли? Хотя это имеет смысл. Вместе мы спустились в небольшую комнатку и идущим от неё вглубь подземелья коридором. В одной стене была огромная, с меня ростом, металлическая дверь.

Господин Тарен подошёл к ней, вынул из-за полы сюртука белесый кристалл на очень длинной цепочке и не снимая с шеи вставил его в неприметный паз прямо на двери. Подержал там, вынул и шагнул в сторону, потеснив меня с собой. Что-то в полу и стене вздрогнуло и огромная дверь медленно стала отворяться, открывая ещё одну комнату.

— Хранилище.

— Это всё мне? — Я опешила. Для одной шкатулки тут слишком просторно будет. В таком хранилище дюжина стражников поместится если не больше.

— Нет что вы, здесь хранилище для всех клиентов банка. Пойдёмте, я покажу лично ваше.

Я вошла в странную комнату вслед за служащим, невольно покосилась на толстенную дверь и с опаской спросила.

— Она не захлопнется?

— Может, но не замкнётся и мы легко её откроем.

Только успокоившись, что я не окажусь замурованной в этом подземелье обратила внимание, что стены здесь очень странные. Словно кто-то составил плотно металлические ящички друг на друга и к каждому приделал замок. Размеры ящиков разнились от стены к стене. На одной больше на другой меньше и не все были заперты. Служащий подвёл меня к стене с самыми маленькими ящичками и указал на них.

— Выбирайте любой, замкните ключом и можете выходить, я подожду вас снаружи.

Он собирается оставить меня здесь одну?

— Стойте, не уходите.

Казалось он искренне удивился.

— Это правило банка, служащие не должны знать, что клиент положит в своё хранилище.

— Да что там не знать, дедушкину шкатулку и документы положу.

— Чтобы не промокли? — Мужчина улыбнулся.

Вот же ляпнула по дурости, теперь он будет постоянно надо мной шутить? Ну и пусть, лишь бы не оставаться тут одной, а то как-то жутко. Наугад выбрав ящичек, до которого могла дотянутся не поднимая высоко рук, сунула шкатулку прямо так замотанную в вещевой мешок, туда же положила договор и расписку, мгновение раздумывала и отправила в хранилище свой документ о рождении, закрыла дверцу, провернула два раза ключ, запирая замок и показав его служащему, спрятала себе за пояс.

— Всё.

— Вы отлично справились.

Фухх, ничего, как оказалось, сложного, только устала. Обидно, что не закупилась в дорогу и придётся потратить ещё один день. Но как ни странно я была этому рада. Мне очень, очень нравилось в Бордене. Тем более когда все важные дела сделаны завтра можно спокойно прогуляться по рынку и магазинам да и просто погулять по городу.

На постоялый двор я возвращалась уже по темноте. Есть не хотелось, наверно это от усталости. День выдался очень длинным и переживательным, так что пройдя сквозь трапезную, где опять царило весёлое оживление и выступали те же музыканты, поднялась наверх, надеясь что служанки не унесли вчерашний компот и он ещё не скис. У дверей в номер обнаружилась плетёная корзина с выстиранной и отутюженной одеждой, а я про неё совсем забыла. Заулыбавшись прихватила корзину, вошла, заперла дверь и не зажигая свет подошла к столу. Графин с уполовиненным компотом всё ещё был на месте и я с удовольствием напилась. Села на стул, скинула ботинки и пошевелила пальцами. Ноги гудели с непривычки от такой обуви. В голове царил полный сумбур. Всё-таки в деревне жизнь течёт не в пример медленней чем в городе. Между значимыми событиями успевает пройти достаточно времени, чтобы неспеша всё обмозговать, как говорил отец. А тут за день столько всего случилось, что голова пухла и сил идти искать кого-то и просить принести бадью для купания уже не было. Ничего, искупаться можно утром, а сейчас спа-а-а-ать.

Зевнув, встала, достала из сундука ночную рубашку, развязала тесёмки на вороте блузки, стянула через голову и так и замерла. Из выреза нижней сорочки между грудей, там где покоился перстень шёл мягкий свет.

Это что за чудеса такие. Забыв про сон и про усталость села на кровать, и потянула шнурок. Так и есть, когда перстень оказался на ладони, стало видно, что светится камень.

— Наверно это и есть та сила, о которой говорил отшельник, — прошептала благоговейно.

Но я же ничего не делала. В смысле не магичила, в том понимании как я это себе представляла, никаких зелий не варила, колдовских ритуалов не проводила. Просто носилась по городу как пчелой ужаленная, но то дела мирские, так откуда взяться силе?