1

Исаак дважды выстрелил мне в грудь. Из тоста.

– Ты убита, – сказал мой двухлетний сын, откусывая от своего 9-миллиметрового полуавтоматического пистолета «глок».

– Маме не нравится эта игра, Исаак. Ты же знаешь. Мама не любит пистолеты. – Я взъерошила ему волосы, поцеловала в макушку старшую дочь и повернулась к мужу. – Не режь ему больше тосты на треугольники.

– Почему? – спросил Питер, глядя поверх кофейной чашки. Его волосы топорщились, будто колючки, а серые глаза слезились от переутомления.

– Потому что он выедает мякиш и делает из корки пистолет.

– Возможно, будь у него игрушечный пистолет, он не превращал бы в оружие свой завтрак.

Я сумрачно взглянула на мужа, налила себе кофе, облокотилась на стол и сделала глоток. Руби повернулась ко мне с заговорщицким видом, слегка забавным, потому что спутанные кудряшки задорно торчали во все стороны, словно пух одуванчика.

– Мама, Исаак целое утро играл в пистолеты. А папа ему разрешил.

– Это правда? – спросила я.

– Руби, не ябедничай, – сказал Питер.

Он прав. Ябедничать плохо. Но я все равно обрадовалась, что у меня есть союзник. Мне очень не нравилась эта бесконечная игра в «пиф-паф, ты убита». Ну в самом деле, почему мальчишки такие? До рождения сына я была убеждена, что разница между полами придумана обществом. Я считала, что можно воспитать мальчика, который вопреки стереотипам интересовался бы куклами и рисованием больше, чем машинками и оружием. А потом родился Исаак. И он действительно интересовался куклами: Суперменом и Бэтменом. Он обожал рисовать и лепить – и у него замечательно получалось оружие, которого я не покупала ему.

Я спрятала глину для лепки и все цилиндрические предметы. Мы перестали есть продукты, из которых можно сделать артиллерийские снаряды. Я запретила смотреть видео и телепрограммы, где есть хоть отдаленные намеки на агрессию, включая большинство диснеевских мультфильмов, которые нравятся детям: Питер Пэн слишком много дерется на мечах, а Морская Ведьма кого угодно сподвигнет на насилие. Меня отнюдь не смущало, что Исаак чахнет на диете из Телепузиков и Барни. Уж лучше глупое сюсюканье, чем война. Я накупила ему кучу видеокассет и игрушек, подходящих и для мальчиков, и для девочек, играла с ним в домик, меняла подгузники его куклам, разучила с ним все песни Пита Сигера, какие только смогла вспомнить. Но пока мои усилия не принесли ровным счетом никаких плодов.

Мама объясняла одержимость Исаака пистолетами тем, что в меня стреляли в тот день, когда он родился. Хотя, по-моему, это все равно что обвинять пострадавшего.

– Ну что, чем вы сегодня занимаетесь? – спросила я. Кажется, мне плохо удалось скрыть радость при мысли, что сегодня я не участвую в семейных делах. Питер – сценарист; только что закончились долгие два месяца съемок его последнего произведения «Каникулы людоеда». Режиссер потребовал присутствия Питера на съемках – наверное, боялся, что, если тот не отредактирует вопли ужаса, камера не заработает. Пока он проводил дни и ночи на Ломбоке, небольшом острове в Индонезии, я присматривала за домом одна. И теперь, в качестве компенсации, муж где-то около недели исполнял соло с детьми.

– Мы пойдем рыбачить динозавров, – заявил Исаак.

– Правда? – спросила я.

– Мы рыбачить не пойдем. – Руби потянулась через стол и ущипнула брата, тот обиженно завопил.

Я встала между ними и строго посмотрела на дочь.

– Руби, веди себя хорошо, а то не пойдешь никуда.

– Нет, пойду. Потому что папа обещал поехать с нами в палеонтологический музей Ла-Бри «Тар Питс», а ты пойдешь в спортзал, поэтому я тоже пойду.

Ну и язычок у девочки. Но с ее логикой не поспоришь. Я не стала ей отвечать, просто взяла Исаака на руки и чмокнула.

– Буду очень скучать, – солгала я.

– Можешь тоже поехать, если хочешь, – с надеждой предложил Питер.

– Нет, спасибо. Руби права, я пойду в спортзал.

Я поставила Исаака на пол, залпом допила кофе, взяла энергетическую шоколадку из личного тайника в кладовке, весело помахала своим и вышла за дверь.

– Я возьму твою машину! – крикнула я, очень довольная тем, что Питеру остается многоместный легковой автомобиль, в котором полно детских сидений и платков. И еще там витает загадочный запах, по всем признакам исходящий от давно затерянного тюбика светящегося йогурта.

Я забралась в незапятнанный оранжевый классический «БМВ» 2002 года и выехала на дорогу, наслаждаясь с трудом отвоеванной свободой.

Признаюсь, я сижу дома с детьми без особого удовольствия. Нет, в общем-то, я сама выбрала эту роль. До рождения детей я работала федеральным защитником, представляя в суде преступников, которые не могли оплатить услуги адвоката. Специализировалась на грабителях банков и наркоторговцах, но с готовностью бралась и за конторские преступления, и даже за то странное нападение на смотрителя Национального парка. Я не могла себе представить, что уйду с работы. Планировала трехмесячный декретный отпуск, воображая, что потом сброшу ребенка на Питера, а сама буду радостно продолжать работать по двенадцать часов в сутки. Я даже так и сделала после рождения Руби. Когда ей исполнилось четыре месяца, я вернулась на работу. С инструментом для сцеживания молока в одной руке и кейсом в другой. Еще через десять месяцев я вернулась домой. Не могла выносить долгие разлуки с дочерью.

А когда я поняла, что сидеть целый день дома не многим лучше, чем с утра до ночи работать, то уже ждала Исаака. И моя карьера покатилась под откос. Последние два года прошли как-то смутно. Вспоминается только дело с автобазой и бесконечная стирка детского белья. Еще расследование случайного убийства.

Я припарковалась на стоянке перед спортзалом. На последний день рождения Питер подарил мне абонемент в роскошный голливудский фитнесс-клуб. Я решила расценить подарок не в качестве пассивно-агрессивного комментария о размерах моего зада, а скорее как чистосердечное желание видеть меня здоровой и красивой, и отлично проводила там время, вопреки своей ненависти ко всяческим занятиям спортом. Все-таки очень приятно, когда у тебя есть личный тренер, который печется о тебе и столь искренне интересуется, что ты ешь и сколько занимаешься. Как и большинство моих подруг, я уверена, что все на свете озабочены моим неврозом – подсчетом калорий и одержимостью внешним видом. Я вбежала в зал, готовая сознаться Бобби Капу в страшном проступке – вчера я съела четыре гёрлскаутских печенюшки и полфунта диетических ирисок.

Вместо привычной компании уже почти родных, одетых в яркие обтягивающие костюмы голливудских знаменитостей, которые занимались на тренажерах и поднимали тяжести, я увидела пустой зал. Не слышно ободряющих криков тренеров, исчезли прекрасно сложенные, идеально накрашенные восходящие звезды со своими скрипами и стонами. Тренажеры одиноко поблескивали в лучах солнца. В комнате повисла звенящая тишина, от которой стало совсем жутко, – раньше меня всегда встречали громкие ритмы старого диско.

Через несколько минут я обнаружила обитателей этой шикарной тренировочной студии. Они собрались за раздевалками, у бара с соками. Тренеры громко рыдали, сверкая дельтовидными мышцами, тщательно намазанными увлажняющим кремом; из-под обтягивающих коротких маек, доходящих только до ребер, выглядывали кубики пресса. Клиенты, стараясь не испортить макияж, промокали глаза бумажными платочками. Владелец зала, Лоренс, огромный вьетнамец-бодибилдер, простер ко мне руки и прижал к потной груди.

– Дорогая моя, бедная, ты ведь ничего не знаешь? Ты пришла сюда к нему, и даже не знаешь, – прорыдал он.

– Лоренс, успокойся. Расскажи, что случилось, – сказала я, пытаясь высвободиться из влажных объятий. Кольцо в соске упиралось мне в щеку.

– Бобби умер. Его нашли сегодня утром в машине. Он застрелился.

Я охнула и невольно прижалась к Лоренсу.

– Что? Да что ты говоришь?

– Только что звонила Бетси. Бобби прошлой ночью не вернулся домой, и она позвонила в полицию. Его машину нашли на Тихоокеанском Прибрежном шоссе, к северу от Санта-Моники. В ней был Бобби. Мертвый. Он выстрелил себе в голову.

Я усадила Лоренса на стул и спросила:

– А Бетси как?

– Ужасно, конечно. Господи, я этого не вынесу, просто не вынесу, – запричитал Лоренс, пряча лицо в ладони.

– Ради бога, Лоренс, перестань плакать. Не тебе же он был мужем, лапуля. – Это сказал Джамал Уотсон, другой тренер. Я обернулась. Как всегда, он был в ярко-розовом. Короткие шорты обтягивали его загорелые мускулистые ноги, а майка заканчивалась на добрых пятнадцать сантиметров выше пупка. Он взглянул на меня и немного смущенно произнес:

– Я хотел сказать, что тоже дружил с Бобби. А Лоренс ведет себя так, будто это только его утрата, а не общее горе.

Я снова повернулась к плачущему хозяину зала.

– Лоренс, дорогой, тебе плохо. Лучше закрыть зал сегодня. – Тут другие тренеры и клиенты запротестовали. Им было грустно, конечно, но не настолько, чтобы пожертвовать утренним качанием пресса и подниманием ног.

– Нет, нет. – Лоренс вздохнул и поднялся со стула. – Шоу должно продолжаться. Все работаем. Работаем. Бобби хотел бы именно этого. – Он жестом пригласил всех в зал и повернулся ко мне. – Хочешь, я переведу тебя к другому? Кажется, у Лазетто есть свободное время.

– Нет, нет, не надо. Может быть, потом. Дашь мне телефон Бетси? Хочу узнать, не нужна ли ей помощь или дружеское плечо, чтобы поплакаться.

Мне бы и самой пригодилось плечо. Я работала с Бобби Кацем около полугода, но за это короткое время мы странным образом подружились. Хотя ничего странного, учитывая, что мы проводили вместе по три часа в неделю, большей частью ведя интимные беседы о жизни, любви и объеме моих бедер. В юности Бобби переехал из Саузенд Оукс, Вэлли, в Голливуд, за тридцать миль от дома, убежденный, что блестящие голубые глаза, льняные волосы и отбеленные лазером зубы тут же сделают его знаменитым. Но он быстро понял, что на те же роли пробуется множество других ребят с такими же внешними данными. Определенного успеха он добился. Пару раз снялся в рекламе фаст-фуда и даже получил роль в фильме Эндрю Дайс Клэя. К сожалению, вклад Бобби в работу этого гения кинематографа оценить можно было лишь при покадровом просмотре на видеомагнитофоне.

Бобби начал подрабатывать личным тренером, и вскоре это стало его профессией. И, судя по мне, он работал хорошо. Во время второй беременности я набрала около тридцати килограммов. До знакомства с Бобби я не сбросила и половины, хотя Исааку было уже больше двух лет. Бобби заставил меня сесть на безумную диету – омлеты из яичного белка, а также выполнять упражнения, которые давали поразительные результаты. Я уже могла видеть свои ступни, когда смотрела вниз. И вытягивала шею. И немного наклонялась. В любом случае это шло мне на пользу. Но я не потому ходила к нему. До этого я постоянно бросала тренировки, хотя все они что-то мне давали. Просто Бобби мне нравился. Приятный, мягкий, всегда готовый обнять и поделиться восхитительно пикантными голливудскими сплетнями. Бобби помнил все, что я ему рассказывала, и, похоже, искренне интересовался тем, как я провела выходные, и научился ли Исаак ходить на горшок. Его внимание и забота ничего общего не имели с флиртом. Я получала от него чисто платоническое и полностью сосредоточенное мужское внимание.

За несколько месяцев до этого страшного утра Бобби попросил у меня юридическую консультацию. Он излечился от наркомании, являлся активным членом Общества Анонимных Наркоманов, где познакомился со своей невестой Бетси; ей он и просил меня помочь. Она сорвалась и пыталась купить наркотики у копа, работающего под прикрытием. К счастью, наркотиков она не получила. Но, к сожалению, оказалась в окружной тюрьме. Я обрадовалась возможности помочь Бобби после всего, что он для меня сделал, и познакомила их со своей подругой из службы федеральной защиты, которая недавно открыла собственную контору. Насколько мне известно, наказание Бетси смягчили – если в течение года она не будет употреблять наркотики и продолжит посещать ОАН, то эту информацию удалят из ее дела.

Бетси и Бобби жили в Голливуде, недалеко от моей сдвоенной квартиры в Ганкок-Парке. Я с некоторым содроганием поднялась по расшатанной внешней лестнице до их квартиры. Старое здание, осыпающаяся штукатурка на гнилом металлическом каркасе. Во всех подъездах дешевые металлические двери коричневатого цвета. Напольная плитка в коридоре потрескалась, повсюду огромные выбоины. По данным агентств недвижимости Лос-Анджелеса, за проживание в этой дыре Бобби платил, наверное, не меньше полутора тысяч в месяц.

Бетси открыла дверь и бросилась в мои объятия. Получилось это весьма неуклюже, поскольку она на добрых пятнадцать сантиметров выше меня. Я провела ее в квартиру и столкнулась лицом к лицу с двумя полицейскими. Копы занимали куда больше места, чем должны, по идее. Казалось, что предметы, пристегнутые к черным кожаным поясам – пистолеты, дубинки, радио и другое снаряжение полицейской службы Лос-Анджелеса, – раздувают их до нечеловеческих размеров. Они стояли на ярко-зеленом ковре, словно два быка на тесном пастбище. Я протиснулась мимо одного из объемных полицейских и усадила Бетси на светло-бежевый кожаный диван; она свернулась на нем, словно комок смятой ткани.

Я повернулась к мужчинам.

– Меня зовут Джулиет Эпплбаум. Я подруга Бетси и Бобби.

Один из полицейских – лет тридцати, недавно стриженный, так что шея и уши сразу бросались в глаза – чуть кивнул.

– Мы должны отвезти ее в участок, чтобы она дала показания.

Я повернулась к плачущей Бетси.

– Бетси, милая, ты хочешь поехать с полицейскими?

Она мотнула головой, закрыла лицо руками и вжалась в диван.

– Думаю, что Бетси к этому не готова, – твердо сказала я.

Полицейский досадливо поморщился и, не обращая на меня внимания, наклонился к Бетси.

– Это совсем ненадолго. Детективы ждут вас.

Ему удавалось говорить вежливо и с угрозой.

Но Бетси заплакала еще сильнее и отдернула руку от протянутой ладони полицейского. Я села рядом и обняла девушку за плечи.

– Господин полицейский, может, вы передадите детективам, что Бетси сейчас плохо себя чувствует? – Тот начал было возражать, но я прервала его: – Как я понимаю, вы ее хотите арестовать? – Бетси задрожала, и я погладила ее, чтобы успокоить.

– Да нет, что вы, – заговорил другой полицейский. Он выглядел постарше, чем первый. – Просто надо, чтобы она дала показания.

– Ну, раз вы не собираетесь ее арестовывать, Бетси пока останется дома. Скажите детективам, что они могут связаться с нею здесь. Если это все, то давайте оставим ее в покое.

Полицейские переглянулись, старший пожал плечами. Они вышли за дверь, и комната сразу же показалась в четыре раза больше.

Я посидела с Бетси, гладя ее по спине, потом встала, чтобы налить чаю. Бобби познакомил меня с чудесными свойствами зеленого чая, а сейчас мне, как никогда, нужна чашечка бодрящих «Серебряных игл» с жасмином. Холодильник на маленькой кухне за гостиной оказался забит банками с протеиновым порошком и зелеными бутылками с экстрактом ростков пшеницы. Там же я нашла черную жестяную коробку с чаем. Отыскала чайник, нагрела воды, заварила чай, дала ему немного настояться. Когда я вернулась в комнату с двумя чашками, Бетси уже пришла в себя, вытирала глаза и сморкалась.

– Спасибо, – сказала она. – Ты не забыла, как быть адвокатом.

– В смысле, чай заваривать?

– Нет, – она улыбнулась сквозь слезы. – Выгонять полицейских.

– Ерунда. Избавляться от полицейских – моя специальность. Родители Бобби приедут?

Бетси покачала головой.

– Они знают?

Она кивнула и сказала:

– Им звонили из полиции сегодня утром. Я тоже пыталась звонить, но они не подходят к телефону. Все время попадаю на автоответчик.

Это меня удивило.

– Ты хочешь сказать, что вообще с ними не разговаривала?

– Мы не общались несколько месяцев. С тех пор как… с тех пор как все это случилось. Когда они об этом узнали, то пытались заставить Бобби порвать со мной. Говорили ему, что я плохо на него влияю и что потяну его вниз. Кажется, так и случилось. – Последние слова прозвучали стоном, и по ее щекам снова потекли слезы.

Я обняла ее, дала салфетку и чашку чая.

– Выпей, полегчает. – Она сделала несколько глотков и громко высморкалась.

– Ты не влияла на Бобби дурно, – сказала я. Хотя, должна признаться, когда ее арестовали, я придерживалась того же мнения, что и родители Бобби. Только высказывалась более мягко. Я просто предложила Бобби – коли он с такими усилиями поборол свою зависимость, пусть немного отдалится от Бетси, хотя бы до тех пор, пока она не разберется с этим делом. Бобби поблагодарил меня за совет и спокойно сообщил, что любит Бетси и собирается поддерживать ее. Он поставил меня на место, и я больше не лезла со своими замечаниями. Хотя они у меня все еще оставались. Бобби примерно справлялся со своей программой «12 шагов». Пять лет назад он перестал принимать метамфетамин и с тех пор не пропустил ни одного еженедельного собрания. До того как завязал, он так зависел от наркотиков, что вынужден был тратить сотни долларов в неделю, только чтобы не терять связи с реальностью. От его атлетического телосложения не осталось и следа. Сердце за эти годы он испортил себе навсегда. И хотя он сумел вернуть себе отличную физическую форму, он все еще страдал от увеличенных размеров сердца и сильной аритмии. Однажды Бобби сказал мне, что сейчас метамфетамин для него так опасен, что нельзя даже прикасаться к наркотику, потому что вещество может впитаться через кожу и вызвать сердечный приступ. Риск сорваться был очень велик. Я очень боялась, что слабость Бетси может оказаться заразной. Но в конце концов Бобби доказал, что я ошибаюсь. Он пришел в программу и никогда не оступался. По крайней мере так я считала до сегодняшнего утра.

– Бетси, зачем приходили полицейские? Они объяснили, зачем им твои показания?

– Нет, просто сказали, что так надо.

– Это ведь самоубийство? Бобби же застрелился?

– Я не знаю. То есть мне только утром сообщили, что его нашли в машине с пистолетом в руке и что он выстрелил себе в голову.

– Это его пистолет?

Она покачала головой.

– Сомневаюсь. То есть у него не было пистолета. По крайней мере я так думаю.

– А когда приходили копы, они сказали, что у них есть другие версии? Например, что его убили?

Бетси шмыгнула носом и утерлась рукавом.

– Они мне ничего не сказали.

– Бетси, а ты сама как считаешь? Бобби застрелился? – спросила я прямо.

Она тряхнула головой и простонала:

– Понятия не имею. То есть это все какой-то бред. Зачем ему было себя убивать?

– Не знаю, – сказала я. – Но ведь ты знаешь его лучше меня. У вас что-нибудь случилось? Что между вами происходило? – Честно говоря, я не думала, что Бетси мне доверится. Не так уж близко мы были знакомы, и я знала, что Бобби рассказал ей, как я, подобно родителям, побуждала его расстаться с ней.

– Все шло замечательно. Просто здорово, – твердо сказала она, вытирая слезы. – Мы назначили дату свадьбы и выбрали раввина.

– Раввина? Но ты же не еврейка?

– Родители Бобби очень хотели, чтобы нас венчал раввин. Их знакомый обещал сделать это, если мы пройдем добрачную консультацию и если Бобби сдаст анализы и все такое.

– Анализы?

– Ну да. Генетическое тестирование на болезнь Тея-Сакса. Раввин говорит, что заставляет всех евреев, которых он венчает, сдавать анализы на болезнь Тея-Сакса. На всякий случай.

Болезнь Тея-Сакса – наследственное заболевание, носителем которого является примерно один из тридцати евреев европейского происхождения. Если у двух носителей будут общие дети, то один шанс к четырем, что у них родится ребенок, который умрет от болезни Тея-Сакса. Эта болезнь всегда смертельна; обычно ребенок умирает к пяти годам, безнадежно проболев большую часть жизни. Сейчас можно просто сдать кровь на анализ и узнать, являешься ли ты носителем болезни. Так делает большинство еврейских пар, но мы с Питером не стали, потому что он не еврей. Поскольку опасность возникает, только когда оба супруга являются носителями, то мы об этом никогда и не задумывались.

– У Бобби оказался положительный.

– Положительный? Анализ на Тея-Сакса? Ты хочешь сказать, он был носителем?

– Да. Мы узнали это несколько месяцев назад, как раз перед моим… арестом. Но, в общем, это не имеет значения, потому что у меня-то ее нет, естественно, я же не еврейка. Вернее, не имело значения. – Она шмыгнула носом. – Теперь уже неважно.

Я не ответила.

– Что мне теперь делать? – спросила она, глядя мне прямо в глаза.

Я беспомощно покачала головой:

– Не знаю, Бетси. Придется как-то выживать каждый день, по одному.

– По одному? Черт, ты говоришь, прямо как мой опекун, – сказала она. – Прямо, как Бобби.

Я еще немного посидела с Бетси, пока не пришел ее опекун из Анонимных Наркоманов и друзья из группы.

Загрузка...