День 4. Среда. Несколько красных рук. Одна лишняя

Свежий соленый сыр был неожиданно хорош. Молочно-белый, плотный, с мелкими влажными каплями на поверхностях ломтиков, он нисколько не рассыпался под острым ножом. Холодный… листик салата и несколько упругих, сочных веточек кинзы, лежащих поверх, охраняли его замечательную прохладу.

И омлет неожиданно оказался, в самом деле, с ветчиной! С настоящей, ароматной ветчиной, приготовленный на вкусном сливочном масле. Тонкая запекшаяся корочка не была ни засохшей, ни подгоревшей — в самый раз.


Капитан Глеб с удовольствием изучил обширно-нежную территорию омлета. Аккуратно и ничуть не протестуя против излишеств, промокнул кусочком белого хлеба некоторые сливочные лужицы на нем и отложил корочку на край просторной тарелки.

Удобная вилка. Тяжелый низкий стакан с ледяным томатным соком. Все было сегодня приятно и хорошо.

Но для начала Глеб развернул утреннюю газету, нашел страницу экономических новостей.

Никто ему не мешал, только звенели иногда за окном редкие еще трамваи.

И белая полотняная салфетка очень удобно легла потом в руку.


С чашкой кофе Глеб Никитин вышел в гостиничный холл и устроился в большом кресле у окна.

Мужчин понять было несложно.

Роскошное летнее утро дышало прохладой и хорошими перспективами, а иностранные легионеры по очереди выползали из своих номеров с одинаково помятыми лицами.

«Похмелье — расплата природы за излишества…»

Глеб предвидел все это с вечера и поэтому не очень настойчиво отправлял своих подопечных в сторону накрытых к завтраку столиков гостиничного ресторана.


По очереди смущенно перемещаясь мимо Глеба, интернациональные мужчины одинаково устало опускались на твердые стулья и с отвращением смотрели на приготовленную для них теплую пищу.

Почти все они забавно похоже и жадно пили минеральную воду из бутылочек.

Но были среди слабаков и несомненные герои. Не думая о мелочах, опытный Крейцер из Бремена дисциплинированно запихивал в себя горячую тушеную капусту, а черноволосый О'Салливан круглыми внимательными глазами изучал вареное яичко, которое вскоре ему предстояло вкусно скушать.


С улицы в холл быстрыми шагами вошел и огляделся по сторонам румяный взъерошенный Тиади. Заметив близко от себя Глеба, он подмигнул ему, приложил палец к губам и поспешил в лифт.

«Ну, теперь полный комплект! Начинаем! Отставить позывы к тошноте, ребята…»

Опустив пустую чашку на подоконник, капитан Глеб решительно направился к завтракающим иностранцам.

— Приятного аппетита! Надеюсь, что вчерашнее боевое настроение сохранилось у всех?

Очень бледный лицом Мерфи отрицательно покачал головой.

Глеб угрожающе навис над рыжим английским загривком.

— Паникеров к стенке! Я же говорил, что будет трудно! Не поверили?! Приказываю всем есть! Напрягитесь, преодолейте себя!.. Жратву по карманам не прятать! Обедать будем теперь только в море! И не ныть, что у кого-то болит голова!

Следующие пять минут были заполнены медленным и траурным позвякиванием столовых приборов.


Скользнув незаметной тенью, за крайний столик без звука присел Тиади. Он явно услышал последние слова Глеба и понял смысл текущей профилактической беседы. Бельгиец явно тоже не хотел кушать после приятных и хлопотных ночных приключений, но полностью поддерживая своего яростного командира, он демонстративно шустро резал ножом сосиски и запивал их густым, совсем еще не остывшим какао.

Два ящика холодной минералки Глеб приказал отнести в автобус.

Никто особо в салоне не смеялся, переговаривались тихо, многие дремали.

Большого Кольку вырвало только за городом, на скорбном пятнадцатом километре.

Через час, когда уже подъезжали к казармам, почти весь коллектив ожил. Немцы пытались коллективно петь старинные военные песни, а шведы бубнили что-то свое, показывая друг другу мелькающих за окном автобуса грязных коров и овечек.


…Залы огромной гарнизонной бани пугали гулкой пустотой. Раздевалка пахла хозяйственным мылом и беспощадно вываренными березовыми вениками. Ирландский ботаник по имени Стивен сунул было голову в дверь холодной парной, но с отвращением сморщился и резво встал в строй вместе со всеми.

На длинных скамейках их уже ждали аккуратно разложенные комплекты камуфляжной формы, причем поверх каждой стопочки свернулся ремень с блестящей пряжкой, а под скамейкой по линейке выстроились ботинки с высокими берцами.


В центре зала стоял ОН.


Легкая пятнистая куртка на ЕГО теле и такие же песочно-коричневые штаны с множеством накладных карманов недвусмысленно напоминали всем окружающим об операции «Буря в пустыне». Рифленые подошвы высоких светло-замшевых ботинок упруго попирали бетонный пол раздевалки и некоторое количество не подметенных ранее березовых листиков. Черный берет на ЕГО голове был со значением заломлен в трех стратегических плоскостях. Большие капли темных солнцезащитных очков явно отражали в свое время еще рассветы воюющего Вьетнама.

Корпусной блеск мощного фонарика и удивительная по объему фляжка подчеркивали скромность ножен, в которых очень убедительно покачивался большой и красивый кинжал.

Ремни сумки-сухарницы туго перетягивали ЕГО стройную талию.

В лучах утреннего солнца, которое уже достаточно сильно проникало в зал сквозь закрашенные белой краской банные окна, перед всеми стоял Бориска-великолепный.

— Здравствуйте!


Юные щеки помощника рделись гордостью и ожиданием похвалы.

Судя по общей реакции европейцев, им решительно понравился внешний вид Бориски и многие из них, если не все, моментально подумали, что сейчас будут выглядеть также милитаристски шикарно. Но это было невозможно в принципе.


… Еще в самом начале проекта, ожидая свою первую группу, Виктор Никифорович Усманцев в волнении закупил для всех участников новенький камуфляж и необходимые аксессуары к нему. Потом он жаловался по телефону Глебу, что обошлась эта затея дороговато, да и на обратном вылете тех иностранцев, которые пожелали взять с собой на память о приключении почти неношенные военные штаны и куртки, притормозила почему-то аэропортовская таможня. Напряжения были ему не нужны, доброе имя дороже, в общем, Никифорычу пришлось тогда немного покумекать над этим вопросом.

Боцман — это ведь не профессия, а призвание, и, недолго смущаясь, старый моряк договорился с флотскими тыловиками о том, что они ему уступят на взаимовыгодных условиях некоторое количество обмундирования второго, а то и третьего срока носки. Тщательно постирать и прогладить уже использованный российскими салагами камуфляж большого труда не составляло.

Боцман часто смеялся, вспоминая ситуацию, когда один солидный европеец, кажется, французский биржевик, стал пристально и брезгливо рассматривать заштопанную дыру, бесстыдно расположившуюся на самом животе его застиранной пятнистой куртки. Никифорыч тогда вскользь заметил, что эта форма поступает на их войсковые склады из горячих точек.

«Бывают следы от пуль и осколков. Иногда кровь…»

«И даже из Чечни?!» — разом изумились тогда все участники. Француз был горд. Те же, кому досталась более-менее целая, без отметин, одежда, весь поход чувствовали себя ущербными и несчастными.

Но ремни с медными бляхами и высокие ботинки боцман всегда готовил для гостей непременно новые!

Никто и никогда в переодевании не смущался. Не стали взаимно краснеть и эти.


Широкий датчанин, наполовину скинув с себя штатскую одежду, откинулся назад, на жестяную дверцу шкафчика. Он и в автобусе пил холодную воду, и здесь не мог жадно оторваться от маленькой запотевшей бутылочки.

Остальные гоготали, поминутно спрашивая о мелочах Глеба и Бориску.


В общей толпе выделялись спортивными загорелыми телами Тиади, Макгуайер и О'Салливан. Педантичный итальянец был на удивление мощно сложен. Остальные персонажи были примерно одинаковы: тоненькие ножки, дряблые пузики и светлое нижнее белье.

Первым делом немцы стали рассматривать свои именные нашивки.


Вся процедура была давно и подробно проработана, сбоев и ошибок не должно было быть, но капитан Глеб все равно внимательно наблюдал за развитием событий и, особенно, за организационными действиями Бориски.


Каждый из участников заранее, не менее чем за месяц до начала игры, должен был сообщать устроителям свои основные параметры, размеры одежды, обуви, группу крови. Обязательно указывался вес героя. Насколько было известно об этом Глебу, обмундированием занимался обычно Никифорыч, не доверяя эту часть подготовки никому, даже сыну.

«Молод он еще, важности башмаков в жизненном процессе пока не осознал…»

Комплект формы всякий раз тщательно готовился под каждого. Ко всем основным предметам имелись неожиданные и приятные для новичков приложения: нашивка с указанием группы крови и солдатский жетон на цепочке, с именем владельца, соответственно.


Внезапно в углу заржал Шон Мерфи.

Капитан Глеб обернулся.

На распяленных пальцах рук сын мясника держал темно-синие сатиновые трусы и заливался во весь голос.

— Это и есть русский военный интим! Такими секретными тряпками их солдаты привлекают к себе своих больших подруг!

Стройность аккуратно уложенных рядов униформы нарушилась. Иностранцы принялись спешно и азартно рыться каждый в своем комплекте, выискивая подобные сокровища.

Через минуту смеялись уже все.

Триумф русских военных трусов был безоговорочен.

Темный сатин победно реял над представителями Евросоюза.

В общей суматохе бременский Крейцер попытался набросить принадлежащие ему форменные трусы на голову Крейцера из Штральзунда. Тот слабо хихикал из-под просторного полотнища, требуя от товарищей незамедлительно его в таком положении сфотографировать.

Держа подозрительное изделие кончиками пальцев, О'Салливан брезгливо спроецировал их на свое тело в нужном месте. Потом бросил трусы в угол.

Под крики иностранной общественности целая стая синих и черных деталей нижней мужской одежды дружно полетела в том же направлении.

Итальянец гордо напялил камуфляжные штаны на свои гражданские голубоватые трусики.

Понаблюдав за поступком первопроходца, почти все сделали то же самое.


Дальнейшее перевоплощение продолжалось без особых происшествий. Только под самый конец, завязав наконец-то все шнурки на своих высоких кирзовых башмаках и выпрямившись, кто-то из шведов обратился к Бориске с глупым вопросом.

— А почему они не гнутся?!

Русский человек Бориска отреагировал моментально.

— Потому что они несгибаемы!

Но правильно перевести это объяснение на английский язык юноша не смог и поэтому в очередной раз смутился.

Нитки и иголки были предоставлены в изобилии каждому. О необходимости пришить подворотничок и все опознавательные знаки на форму капитан Глеб предупреждал иностранцев заранее, еще в автобусе. Пыхтя и чертыхаясь, многие достаточно быстро справились и с этой проблемой.

Глеб с пониманием отнесся к проступку Стивена Дьюара, который, подслеповато щурясь, попросил своего британского соседа Макгуайера помочь ему вдеть нитку в иголку, но уж когда улыбчивый Бадди стал настойчиво понуждать Бориску пришить подворотничок на его куртку, терпение командора закончилось.

— Отставить! Дедовщины здесь не будет! Не допущу! Каждый самостоятельно подтирает себе свои сопли!


Погрохотав в пустынной раздевалке еще немного, капитан Глеб тихо взял Бориску за руку.

— Выйдем.

Юноша с тревогой взглянул на него.

— Я делаю что-то неправильно?

— Все о'кей. Давай мы с тобой ненадолго отсюда удалимся. Так надо…

На самом деле Глеб просто решил поберечь нервы своего не закаленного еще пока в суровых жизненных ситуациях адъютанта, да и сам не особо желал присутствовать на предстоящем мероприятии.


С пожилым мичманом Козловым его познакомил день назад Ян Усманцев. Там же они с ветераном-контрактником подробно обо всем и договорились. В том числе и о стоимости его эксклюзивной услуги.

— Так, всем внимание!

Капитан Глеб Никитин вышел на середину просторной раздевалки. Подтолкнул вперед мичмана.

— Точной настройкой и подгонкой вашего обмундирования сейчас займется вот этот серьезный господин. Все его приказания выполнять быстро и беспрекословно! Кроме этого, он же постарается познакомить вас с некоторыми специальными выражениями, без употребления которых в нашей армии и пушки не стреляют, и самолеты взлетают очень медленно. Попытайтесь хоть что-то запомнить. В ближайшее время вам эти слова очень пригодятся.

Помогать герру Козлову общаться с коллективом будет наш самый опытный игрок — Тиади Грейпсювер. Многие необходимые термины он уже знает наизусть.

Потирая руки, бельгиец понимающе заулыбался.

— Не краснейте особо, парни. Привыкайте. И чтобы через двадцать минут все были готовы! Выезжаем без опоздания.

— Приступайте, господин Козлов…

Еще раз гостеприимно подтолкнув мичмана в иностранную толпу, Глеб взял Бориску под локоток и вывел его в коридор. Разбухшая дверь предбанника захлопнулась за ними плотно и сочно.


Когда, приятно и продолжительно прогулявшись по свежему воздуху вокруг казарм, они вернулись к своим подопечным, Бориска был уже не столь блестящ.

В первые же минуты их непринужденной беседы капитан Глеб посоветовал ему снять с себя все, что гремело, сияло и оттопыривалось. Фонарик, фляга и роскошный наручный компас были немедленно отправлены в рюкзак.

На ходу они еще немного поговорили о деталях предстоящего дня. Парень старался быть внимательным, переспрашивал с толком, многое уже знал. Подробно и обстоятельно отвечал на вопросы Глеба.

Мощную дверь бани Бориска с усилием дергал дважды. Капитан Глеб насторожился. И не зря.


… Раздевалка напоминала классический бардак — преддверие разврата.

На всем ее пространстве потные, краснорожие мужики тесно обнимались и плакали, не стесняясь тех, кто занимался тем же самым по соседству.

На ближней к дверям скамейке корчился в припадке хохота большой модный Хиггинс. В уголке заливался смеющейся птичкой Стивен Дьюар, то и дело хватаясь пальчиками за стеклышки своих запотевших очков.

В групповом немецком экстазе один из Крейцеров находился к товарищам спиной и низко при этом нагибался. Но это было славное движение, никакой похабщины! Его тезка, вплотную приблизившись сзади к его чреслам, старательно царапал что-то шариковой авторучкой на белой нательной майке товарища, сквозь хохот собравшихся переспрашивая еще и еще раз о чем-то Тиади.

Гигант Николас стоял в полном обмундировании на коленях перед коротышкой Бадди и умолял того сделать ему нехорошее. Нервно стараясь распахнуть обширную камуфляжную куртку Николаса пошире и блестя собственной взопревшей лысиной, Бадди старательно выводил фломастером на груди возбужденного партнера очень, очень неприличное русское слово.

Все присутствующие ржали в голос. Одновременно. Ехидно улыбался даже О'Салливан.

Кто пронес на территорию стратегического объекта пиво, Глеб сознательно не стал выяснять, поскольку наградной напиток «Гинесс» с удовольствием потягивал в сторонке разомлевший от внезапной европейской славы мичман Козлов.


— Рекомендую при мне этих слов не произносить!

Многим предупреждение капитана Глеба показалось тоже забавным. Десять-двенадцать почитателей народного творчества опять дружно захохотали.

— Мичман, бросай свою соску, осмотри личный состав и выводи взвод строиться!

Козлов встал со скамейки и с размаха утерся рукавом.

— А то!

Загрохотали по каменному полу новенькие твердые башмаки, запахло ремнями.

В этот момент в ту же самую тугую дверь вошли два матроса и офицер. Из первого по правой стене шкафчика матросы, не говоря ни слова, аккуратно взяли гражданские вещи — сначала обувь, потом одежду на вешалке и тщательно, стараясь не помять, положили их в большой новенький мешок из крафт-бумаги. Офицер ловко щелкнул по верху уже закрытого мешка пломбиратором.

— Эй! Что они делают?! Это же мои брюки! И кроссовки, и ноутбук!

Длинный бородатый немец в возмущении бросился к Глебу.

— Все в порядке, камрад. Это представители властей. Так ваши личные вещи будут в полной сохранности, не волнуйтесь! Возьмите с собой только предметы личной гигиены, фотоаппараты, видеокамеры. Ну и зажигалки, сигареты, прочую мелочь, какую не лень таскать на своих плечах.

Остатки предыдущего непристойного смеха как-то разом исчезли из помещения. Люди, до сих пор бывшие разными, вдруг превратились в одинаковых и очень серьезных. Они с изумлением смотрели на своих знакомцев, переглядывались, расправляли складки новой одежды, прощально складывали прежнюю.

Матросы споро упаковали все вещи в отдельные бумажные мешки и занесли их в дальнюю комнату, стальную дверь которой офицер открыл и закрыл своим ключом. В той же связке, на ремешке у пояса, он нашел маленькую медную печать, завязал веревочку на дверях и, слегка поплевав на печать, твердо поставил на зеленом пластилине нужный оттиск. И также тщательно — печать, ремешок, связка, ключи — он собрал эти предметы воедино и положил в карман.

Знакомо подмигнул капитану Глебу Никитину. И Бориске.

Потом матросы и капитан-лейтенант решительным шагом вышли из раздевалки.


Новобранцы тоже потянулись к выходу.

Форма на всех была очень чистая и не огорчала на первый взгляд никаким размерным несоответствием.

Глеб Никитин обернулся.

В дальнем углу большой комнаты, стоя на коленях, продолжал в одиночестве пыхтеть оружейник Хулио.

— Проблемы?

— Я сейчас, еще минуту!

Заботливо рассматривая бумажные бирки на новеньких трусах, смуглый итальянец отбрасывал некоторые неподходящие, но большинство их них одобрял, сворачивал и поспешно запихивал в свой военный рюкзак.

— Зачем тебе двенадцать трусов?!

Глеб в самом деле заинтересовался феноменом.

— Я вырос в бедной и практичной семье. В очень практичной семье, товарищ!

Жуликовато, но умно Хулио посмотрел прямо в глаза Глеба и вскинул рюкзак на плечо.


Во дворе казармы, залитом утренним желтым солнцем, возле квадратного столика под грибком, Бориска уже выстроил свой дисциплинированный и как-то стремительно помолодевший в новом обличии коллектив.

Глеб откашлялся.

— Так! Для того чтобы игра удалась, нам нужно правильно разделиться на команды. Не будем зря тратить ваше время и мои нервы. Запоминайте!

У нас будет три состава. Члены той команды, которая наберет меньше всех баллов и будет последней на финише игры, сообща оплачивают выпивку для всех остальных на прощальном «Ужине Боевого Братства». Команда, показавшая худший результат каждого дня, дежурит сутки на кухне.

— А как мы запомним, кто с кем соревнуется?!

— Справедливо. На правом рукаве каждого из нас будет повязка — для каждой команды своя особая.

Из предусмотрительно поданного Бориской рюкзака капитан Глеб взял две стопки разноцветных повязок и бросил их на стол.

С почти страшным боевым кличем, поправляя на ушах великоватую военную кепку, маленький ирландец первым набросился на бело-синие, с красным квадратом в центре, тряпочки.

За ним сплоченным клином, оттирая всех, к столику решительно двинулись все немцы. От земляков отстал, увлекшись нарисованным на фасаде казармы чудовищно огромным угрюмым танком, бременский Крейцер.

Второй комплект повязок, из которого Бориска предусмотрительно ущипнул одну для себя, достался англичанину Макгуайеру, Тиади, Хиггинсу и тихому молчаливому шведу. Последнюю из них, красную с желтым крестом, с дощатой поверхности двумя пальчиками поднял, неодобрительно сжав свои и без того узкие губы, милый человек О'Салливан.

— Я утром посмотрел счет из гостиничного бара. Вчера вы кушали там преимущественно виски и ром. Первая команда так и будет называться — «Виски». Бело-синие, направо! Вашим капитаном будет Тиади.

Следуя вашим питейным пристрастиям, другую команду я назвал «Ромео». Ее капитан…

Помедлив, капитан Глеб ухмыльнулся.

— Капитаном «Ромео» будет Бориска. Небольшая безалкогольная добавка к вашему вонючему рому не помешает.

Облеченный неслыханным доверием молодой полководец густо покраснел.

Тут же сверкнул черными глазками Хулио.

— А в третьей, что пьют?

— Это будет моя команда. И называется она «Джин».

Из немецких рядов кто-то ехидно выкрикнул.

— Ты что, слабый, как тоник?

— Тоником будут все остальные в моей команде. Наш цвет — зеленый.

Перед пустым столом, не совсем понимая ситуации, застыл растерянный Николас. Этот большой человек и обижался-то как-то масштабно, и думал медленно. Его взгляд, исполненный соревновательной муки, порадовал Глеба.

— Босс, мы же одолеем проклятых киборгов?!

— Несомненно. Обещаю.

— Послушай, помощник, ты бы распорядился, чтобы коллеги себе на рукава повязки попрочнее пришили, а не завязывали. Верное дело — потеряют.

— Ага, сейчас!

Бориска соколом сбросил с плеча рюкзак и вытащил оттуда коробочку с общими швейными принадлежностями.

— Капитаны команд, ко мне!

И опять Глеб Никитин молча улыбнулся.


…Жизнь небольшого военного города шла мимо них не особенно-то и спеша, ничем не отмечая многочисленного присутствия на своей территории граждан стран — членов НАТО.

Остановился около газетного киоска через дорогу сутулый российский капитан третьего ранга, какой-то весь не очень убедительный, с черной китайской сумочкой через плечо, с торчащей из нее ручкой складного зонтика, потом прошел в ту же сторону еще похожий офицер, с такой же сумкой. Потом сразу двое с зонтиками, еще… Казалось, что множество местных военно-морских офицеров посвятили себя суетливому ожиданию внезапного пагубного ливня.

Куда-то вразнобой прошагал унылый матросский строй, человек пятьдесят.

«Мои-то орлы побоевитей выглядят…»

Кто там шел впереди, Глеб не заметил, но замыкали процессию два самых замызганных матросика, с красными флажками в руках. Им было просто весело и разнообразно идти в такой час по гражданской улице, а некоторых внимательных окружающих забавляло, что эти двое топали по тротуару в надувных резиновых жилетах. В очень старых, грязных, но, несомненно, когда-то весьма оранжевых…

— Зачем это они так?

Маленький ирландец тоже удивился морским спасательным жилетам посреди летнего города.

— Для обеспечения безопасности передвижения пеших колонн. По инструкции им положено быть в чем-то ярком. Другого, очевидно, ничего не нашлось.

За флажконосцами расслабленно шествовали два годка и кургузый молодой мичманенок. Старослужащие матросы с наслаждением кушали разноцветное мороженое. Младшему командиру лакомства, очевидно, не досталось, и он просто подхихикивал на ходу своим важным подчиненным.


— Глеб, а у нас сегодня будет еще свободное время?

Незаметно возникший рядом бельгиец требовательно смотрел на него.

— Опять? Не терпится?

— Сам понимаешь. Ну, так как?

— Не спеши. Попозже определимся.

Тиади упрямо опустил голову.

— Ты что, мне не веришь?

— Наступает самое серьезное время. Я один не справлюсь.

На четком лице Тиади заходили желваки.

— Но ведь…

— Я сказал нет! Разговор окончен!


— Все, Глеб, мы готовы! Можно ехать на стрельбище!

От общей негромкой суеты к ним подскочил по-хорошему ловкий Бориска.

— Не суетись.

Оживление Бориски не иссякало, радостное настроение и энергия насыщенного событиями дня переполняли его.

— Во! И Виктор Никифорович всегда мне так говорит…

Парень осекся.

Совсем внезапно и неожиданно у них двоих возник повод просто помолчать. Сквозь высокие тополя Глеб смотрел на светлое небо, на редкие безмятежные облака, на черточки стрижиных полетов в теплой прозрачной высоте.

— Говорил… Ты прав, он всегда так говорил. И мне тоже.


Да, небольшая усталость чувствовалась, кровь в голове стучала еще нервно, но капитан Глеб Никитин уже улыбался.

В своей жизни ему иногда приходилось видеть, как моментально замолкали самые темные и бесцеремонные люди, почувствовав рядом с собой что-то необъяснимо прекрасное, как далеко прятали свою грубость отъявленные хамы, едва увидав в рассветной дымке волшебные силуэты Айя-Софии; как тихо блестел глазами пьянчуга-повар, поглаживая крохотную птицу, без сил упавшую на палубу их траулера посреди океана.

Точно также одинаково притихли и эти шестнадцать иностранных граждан, завороженные картиной близких морских волн за бортом и дальним горизонтом.

Турбины ракетного катера гудели с ровным журчанием.

Берег, который они покинули полчаса назад, отмечался за кормой только ровной темной полоской и незначительной палочкой далекого маяка.

Со спины многих было не узнать и не различить.

Форменная одежда для этого и придумана, для одинаковости. Вперемешку на солнечной палубе сидели и немцы, и матросы-срочники бурятского происхождения; говорили о чем-то у основания орудийной башни Хулио и российский лейтенант в пилотке.

Большой бледный Николас не садился на вибрирующую палубу, старался быть ближе к борту, поэтому и горбился около лееров. Возле него, получив приказ командира катера, вот уже которую минуту бдительно торчал в личной охране пухлый краснолицый мичман.

Всех присутствующих на палубном воздухе упаковали в индивидуальные спасательные жилеты еще на причале. На членах экипажа оранжевые средства были похуже, потрепанней, на туристах — роскошные и яркие, с номерами и буквами.

Перекрикивая свист корабельной турбины, Стивен прокричал Глебу.

— Я буду ходить в нем и по городу, как те, с флажками!

Маленький ирландец уже шутил, смешно высовывая нос и очки из большого спасательного воротника, словно позабыв, как всего полтора часа назад был в пятнадцати сантиметрах от простой и не совсем почетной смерти.


…Утром на полигоне их уже ждали.

Матрос поднял вверх полосато выкрашенную трубу шлагбаума, и автобус вполз на площадку перед навесами.

— Придержи немного коллектив.

Хлопнув Бориску по плечу, капитан Глеб Никитин первым спрыгнул на землю. Здороваться, по всей видимости, начинать нужно было с крепкого седоватого человека. Все трое под ближним навесом были в камуфляже, но без погон.

Седой с первого взгляда приглянулся Глебу больше всех и, как потом оказалось, классовое чутье его не подвело.

— Так, приятель, действовать мы будем строго по плану…

Офицер толково, правильными словами объяснил Глебу, что и как им предстоит увидеть и попробовать.

— Из автоматов стрелять будете здесь, площадка для пистолетов — правее. Потом группой перейдем к дальнему откосу, там сделаем десять выстрелов из гранатомета.

— Э, коллега, их же здесь шестнадцать персон! Каждый платил за свое удовольствие приличные деньги!

— Извини, с этим небольшая промашка вышла, фактически. Компенсирую «Стечкиным». Кто захочет — постреляет дополнительно потом, вместе с нами.

Пока незнакомый офицер говорил, изредка прерываясь, с целью убедиться, что собеседник все правильно понимает, и показывал руками расположение объектов на стрельбище, капитан Глеб, конечно же, внимательно слушал, но и старался при этом подробнее рассмотреть его лицо.

«Где и когда?..»

— Предупреди своих обормотов, чтобы без команды никуда по сторонам не рыпались, не отходили от огневых позиций, не шалили с оружием. Кто будет им переводить приказы?

— Я.

— Пьяных в этот раз не привезли?

— Нет. Только присутствуют небольшие остаточные явления со вчерашнего вечера.

— Ладно, приступаем.

— Минуту, командир…

Стараясь говорить так же коротко, как и седой офицер, Глеб объяснил тому деление их общей группы на команды и попросил о возможности фиксировать соревновательные показатели.

— Затейники…

Седой хорошо улыбнулся.

«Точно, это Евдокимов! Дальняя просека. Десять? Нет, пожалуй, двенадцать лет прошло…»


…Дисциплину члены всех команд соблюдали, но при этом так восторженно орали при каждой автоматной очереди и прицельном пистолетном выстреле, что один из военных даже покрутил пальцем у виска.

Сначала с трех боевых мест все отстрелялись по мишеням из автоматов. Военные вместе с Евдокимовым заботливо наклонялись к лежащим, поправляли иностранцам руки, упор локтей, приклады.

После того как каждый из троицы выпускал короткими очередями по целому рожку, Евдокимов сам шел к мишеням, менял их, а отстрелянные и подписанные листочки передавал для отчетности Бориске.

В самом начале развеселил всех Хиггинс.

Офицеры не могли понять, что этот забавный парень от них так настойчиво требует, но после перевода Глеба дружно расхохотались, потом заодно с ними, расслышав необычную просьбу, начали улыбаться и матросы, сидевшие на ящиках под навесом.

— Зачем они тебе?! Ты же не в тире!

Хиггинс в притворном ужасе затыкал себе пальцами уши.

— Хорошо!

Евдокимов махнул одному из своих людей. Тот привстал с зеленого ящика, вытащил из-под себя замусоленную зимнюю шапку, отряхнул ее немного рукой. Седой развязал тесемки ушанки и кинул форменный головной убор, на котором только что мягко сидел один из матросов, Глебу.

На толстой роже Хиггинса мятая шапка с опущенными ушами выглядела замечательно.

— Завяжись и не будет тебе так громко! Сбережешь перепонки!


Не доверяя официальным протоколам, оба Крейцера записывали стрелковые показатели всех команд еще и в свои маленькие приватные блокнотики.

Отстрелявшиеся легионеры блестели глазами в стороне, гордясь некоторыми отдельными успехами.

«Пацаны! Немного пузатые, но все равно мальчишки!..»

Капитан Глеб слегка отвлекся и поэтому вздрогнул, услышав за спиной непривычно длинную, злую очередь. Показывая ему знаками, что все в норме, Евдокимов еще раз разрешительно махнул рукой. На огневом рубеже стоял итальянец.

Жестко сжав губы, кудрявый О'Салливан стрелял по дальней мишени с бедра. Автомат в его руках не дергался, как у мелких, неуверенных немцев, очереди были одинаковые, звучные. Он явно знал, как работать с оружием.

Евдокимов удивленно посмотрел в сторону Глеба и поднял вверх большой палец.

Итальянец закончил стрелять, очень правильно передал автомат подошедшему офицеру.

— Послушай, где ты взял такого парня?! Он случаем не профессионал?

— Все в порядке, его биография проверена не мной, не переживай особо-то!

Десятерых счастливцев, кого волевым решением определил Глеб Никитин, властно успокоив при этом недовольство остальных, офицеры увели за собой в карьер. Через несколько минут там грохнул первый выстрел из гранатомета.

Тем же обиженным, кому не досталось базукового счастья, офицер Евдокимов разрешил, не жалея патронов, пострелять из автоматов по старому навигационному знаку, торчавшему в камышах на болотистом берегу залива.

Трассирующие очереди извивались змеисто и поразительно неточно.

Приличия не позволяли Глебу смеяться, но кое-кто все-таки заметил его снисходительную улыбку.

— А чего ты смущаешься, босс? Попробуй! Давай, покажи нам класс!

Старинный АК-47, даже с прикладом, в руках могучего Николаса выглядел пластмассовой водяной игрушкой.

Ситуация была под контролем, можно было и немного расслабиться. Все также неторопливо, вскрывая ножами зеленые жестяные ящики с патронами, под навесом два матроса снаряжали рожки и обоймы. С большими интервалами ухали внизу, за спуском, по-иному тяжелые выстрелы.

«Э-эх, учитесь, соколики!..»

Удобно, не торопясь, Глеб Никитин раскинул ноги на толстом брезентовом покрытии, уперся локтями. Прищурившись, покачал на мушке кругляш далекого знака, посмотрел поверх ствола ветер на заливе.

— К стрельбе готов!

Одно дело — слушать чужие выстрелы, другое — собственный грохот, отдающий в плечо. Первый пучок трассеров ушел чуть вверх. Глеб ровно вздохнул и снова плавно потянул спусковой крючок.

Дробно и непрерывно зазвучала сквозь автоматный рокот жестянка навигационного знака. Еще одна длинная очередь — и еще раз по количеству выстрелов тонко пропела мишень.

«Славно-то как!»

Капитан Глеб приложился щекой к теплому прикладу в последний раз. Эта очередь оказалась короче предыдущих, но такая же звонкая и точная.

— Стрельбу закончил!

Несколько секунд тишины после грохота выстрелов были истинным наслаждением, но эти бархатные мгновения тут же сменились очередным беспорядочным шумом. Восхищенно орали и аплодировали все, кто был с ним рядом. Даже отряд юных гранатометчиков, вернувшийся с задания, успел насладиться триумфальным соло Глеба.

— Качать! Давайте качать босса!

Колька попытался схватить его за пояс и поднять в воздух. Глеб вывернулся.

— Отставить!

Смущенно улыбаясь, поправил майку, бросил на свое войско пронзительный голубой взгляд.

— К стрельбе из пистолета Макарова приготовиться! На огневой рубеж шагом марш!


Все еще продолжал широко лыбиться Бориска и, недоверчиво покачивая головой, тронул Глеба за плечо Евдокимов.

— Ты что, каждый день, что ли, тренируешься?! Где?

Капитан Глеб слегка отмахнулся.

— Не каждый… Так, пустяки, остатки былой роскоши.

С пистолетами было проще.

Компактная площадка, по краю которой на расстоянии пятнадцати шагов от размеченной линии огня были вкопаны столбы почти в рост человека. На два из них Евдокимов поставил пустые банки из-под колы. Стреляли попарно, по одному человеку из каждой команды. На кураже хорошо пострелял и Глеб, лишь немного отстав по очкам от одного из офицеров.

Результаты тщательно считались. За спинами стрелявших вспыхивали небольшие споры, возникали некоторые спортивные разногласия, подробно уточнялись результаты. Когда на рубеже оставались последние двое снайперов, невысокий Дьюар и взволнованный Бориска, с одинаковым количеством очков в общем зачете лидировали «вискари» и команда Глеба.

То, что Дьюар палил по банкам бездарно и безрезультатно, не снимая при этом очков, его, конечно, извиняло. Но не освобождало от хохота и дружеских насмешек. После каждого выстрела он суетливо оборачивался к однополчанам, пожимал смущенно плечами и снова, целясь, подносил пистолет почти к самому своему носу.

А вот Бориску правильно не взяли в российскую армию. Он стрелял скупо, закусив губу, но явно не видел при этом не только банку-мишень на верхушке столба, но и сам столб. К счастью, глубинную природу этого явления понимал только капитан Глеб. Поэтому периодически он напоминал вслух Бориске, что по-прежнему продолжает считать его неплохим парнем.

Подходили к концу вторые обоймы у обоих слепых Робин Гудов. Выстрелы тукали у соседских столбиков почти ровно, с одинаковыми интервалами.

— Попал!

Не выпуская пистолета из руки, кудрявый ирландский Стивен бросился к своей наконец-то упавшей банке. Непривычно тяжелый башмак, развязавшийся шнурок — и очкарик растянулся на первом же шаге своей стремительной дистанции. Но снова резво вскочил, даже не поднимая из травы маленьких персональных очков, и опять рванулся к столбу. Но не к своему, не прямо, а вправо, пересекая при этом линию стрельбы Бориски.


Кто-то замечательно умный приучал когда-то Глеба Никитина не расслабляться до самого конца приема пищи. Даже когда другие люди уже мирно доедают свой десерт.

Пригибаясь, он рванулся наперерез мелкому ботанику через мгновение после его старта. И, распластавшись в длинном прыжке, успел дернуть самоубийцу за колени. Стивен Дьюар в очередной раз грохнулся на траву, растопырив вперед коротенькие ручки.

Над их головами раздалось очередное гулкое «бах».

Не видя вокруг себя ничего, кроме далекой и обидно расплывчатой банки, немного даже плача, Бориска в отчаянии продолжал поражать глупую непокорную мишень.

Все сначала замерли, потом дружно заорали. Даже Евдокимов громко выругался неприличным русским словом, недавно написанным на животе у Николаса.

— Крейзи!

— Козел! Куда ты прешь! Объясняли же всем ведь вам, барана́м, правила!

Бить ирландца в тот раз особенно-то и не били, так, немного помелькали российскими кулаками под его взмокшим иностранным носом. Но потом все-таки посочувствовали, стали смеяться и хвалить за меткость. Поползав на коленках, Николас нашел в траве его совершенно целые очки.

Бледнея скорбным лицом, Бориска сидел на земле и страдал.

— Ну, чего ты скуксился? Все наши мужики целые, жизнь продолжается! Не грусти, поднимайся!

Юного командира можно было понять. Хотя и с трудом. Его волновал не возможный факт огневого поражения теплого человека, а кошмарное командирское фиаско.

Последний точный выстрел Стивена Дьюара вывел команду «Виски» на первое место, а личные промахи Бориски опустили «Ромео» в самый низ турнирной таблицы. Как руководитель он явно не состоялся, и его существование на этой планете не имело уже, по большому счету, никакого практического смысла.

— Не встану. Мне сейчас очень плохо, тебе не понять…


Капитан Глеб не сдержался.

Нервы и так не успели отойти от происшествия, а тут еще перед ним распростерлась на мягкой травке эта вселенская скорбь. Он сильно, в голос, захохотал, широко белея ровными зубами.

Евдокимов и Бориска одинаково удивленно посмотрели на такого непривычно счастливого человека.


…Вроде все тогда уже кончалось, туристы стали понемногу собираться, обсуждая подробные детали приключения, отряхивали одежду.

Евдокимов подошел к Глебу.

— Есть еще у вас там, в автобусе, банки? Скажи, чтобы сюда притащили. Любые, пусть полные, не жалейте.

Немного утомленные сильными впечатлениями, легионеры все равно с интересом наблюдали за приготовлениями седого военного.

На пять столбов подряд Евдокимов поставил пять одинаковых банок. Отошел от них шагов на тридцать. Один из матросов привычно подскочил к нему и передал два заряженных пистолета.

Прижимая руки к бокам, офицер немного покачался с носков на пятки и стремительно побежал к столбам. Глухо грохотали оба пистолета, а банки по очереди взлетали в воздух. Только однажды пуля чмокнула в самую верхушку столба, но следующая все-таки скинула жестянку на землю.

«По-македонски!..»

— Так будет с каждым, кто к нам с мечом!

Стояли поодаль с открытыми ртами иностранцы и снисходительно привычно улыбались наши матросы.

Совсем по-мальчишески Евдокимов подмигнул Глебу.

— Это я специально. Демонстрировал мощь российских вооруженных сил.

— Да-а уж, могем, господин офицер!


Когда все уже совсем устроились в автобусе на знакомых местах, и водитель запустил двигатель, к Глебу, теребя в зубах травинку, снова подошел Евдокимов.

— Послушай, старшой, тут такое дело. Не в наших общих интересах скандалы затевать, тем более международные…

— Не тяни. Что произошло?

— Патроны пропали. Автоматные, на целый рожок. Мои бойцы проверенные, не балуют по таким мелочам, я их отучил. Конечно…

Седой пристально взглянул в глаза Глеба.

— Я проверю их записи, может, парни где-то и ошиблись, но вряд ли. Перетряхивать карманы твоих экстремалов мы с тобой сейчас ведь не собираемся, не так ли? Понаблюдай за супостатами, вдруг какой злой умысел потом выявишь, а?

— Договорились. Мне эти трагические нюансы тоже ни к чему. В любом случае большой коньяк за мной.

— Ты не изменился за эти годы.

Офицер еще раз, но уже без напряжения, посмотрел на Глеба Никитина.

— Да и ты, Евдокимов, тоже… Только поседел как-то стремительно.

— Узнал, значит?!

— А куда мы с тобой денемся! Не сразу, но потом вспомнил, конечно! Ты сюда давно перебрался?

— Да через пару лет после того случая…


Слова Евдокимова как-то неприятно тревожили, и уже на причале, заметив в руках безмятежного Николаса крохотно блестевшую латунь, Глеб коршуном бросился на великана. Тот с недоумением, но смиренно отдал ему две пустые гильзы.

— Я ведь на память, я же просто так подобрал…

Капитан Глеб все равно накричал на большого парня, хоть и понимал полную бесполезность таких сильных эмоций.

— Ты под водишь меня! Выбрось сейчас же их в воду! Если у кого из вас еще есть гильзы, выкидывайте немедленно!


…Еще через пару миль командир ракетного катера разрешил им фотографироваться. Общая задумчивость как-то незаметно пропала, пора было действительно приниматься за свое нелегкое туристическое дело.

— Туда нельзя.

Худенький матросик раскинул руки, препятствуя Макгуайеру. Тот направился было с видеокамерой в корму, к ракетным установкам, но был самым решительным образом остановлен.

В ответ на озадаченный взгляд крутого, холеного англичанина Глеб загадочно ему улыбнулся и пожал плечами.

— Большой брат хорошо хранит свои секреты, приятель. Извини.


Громила Николас первым покинул поле боя.

Ему было плохо, на ласковой летней волне голландца почему-то сильно укачало. Его опекун, толстенький мичман, отвел страдальца вниз, в кубрик.

— Огурцов ему соленых дай, Сидоров! Скажи на камбузе, что это я приказал!

Командир катера, молодой капитан третьего ранга, изредка отрывался от бинокля, чтобы просто так, без оптики, осмотреть непривычно густонаселенную палубу вверенного ему корабля и затем вновь устремлял взор в пустынный горизонт.

Он еще раз что-то скомандовал рулевому, турбины, замедляя ход, дружно буркнули в другом, совсем уже не звенящем, режиме.

«Ну вот, и пришла веселая пора…»


Действительно, внутри широкой циркуляции, описываемой ракетным катером по солнечному морю, как-то незаметно для всех оказалось маленькое грязное суденышко.

В подпалубных помещениях их военного корабля раздалась звонкая истерика аврала, задышал хриплыми рывками орудийный ревун. Смешно, грозно и коротко — вверх-вниз, из стороны в сторону — зашевелился многодырчатый курносый ствол носовой пушки.

К старому, дряхлому рыболовецкому пароходику они подошли с подветра. Тот остановился не сразу, его экипаж явно пытался избежать справедливого возмездия, но командир-ракетчик покричал минут пять на все море в мощный мегафон, призывая нарушителей остановиться и сдаться живыми, а его помощник вышел на крыло рубки и дополнительно пальнул в мирное небо из страшного пистолета-ракетницы.

— Браконьеры!

Хмурый и озабоченный командир пояснительно кивнул на задержанных. Капитан Глеб Никитин перевел. Взъерошенный иностранный коллектив дружно и одинаково защелкал фотовидеоаппаратурой.


Ржавый МРТК сдался без боя.

Его коротенькая труба последний раз фыркнула прозрачной сажей и покорно угасла. На черной дымоходной плоскости браконьерского судна был изображен ужасный символ — красная ладонь с изобилием кровавых пятен и капель вокруг. Название неприятельского плавсредства было старательно замазано чем-то загадочно непроницаемым, а на его палубу, явно с целью показать свое безразличие к нормам общепринятой морали, эти падшие люди вывалили весь хлам из кладовок и трюмов.

Жути и рыбной вони хватало на всех.

Преступившие закон и столпившиеся после этого вдоль бортов маленького рыбачка мореплаватели были крайне неприятны. Половина их держали в руках багры и ржавые крючья, а остальные трое — недружелюбно свистели и размахивали в воздухе короткими цепями.

Вскоре произошел небольшой обоюдный абордаж.

Корабли плавно, с ловким участием дисциплинированных военных матросов, коснулись бортами. Один из непокорных браконьеров почему-то принял с ракетного катера толстые швартовые концы и закрепил их на палубе своего неухоженного корыта.

Младший офицер еще раз, для окончательного оформления их стратегического успеха, шумно запустил к солнцу дымную зеленую ракету.

Все злоумышленники были в черных непроницаемых масках и при этом злобно и очень знакомо ругались. С высоты капитанского мостика командир ракетного катера зачитал им их права и обязанности, а также подробно обвинил их в нарушении госграницы и незаконном вылове ценных пород рыб. Стараясь быть синхронным, Глеб переводил его речь для широкой публики, изумленно разинувшей рты около борта.

— Да пошел ты!..

Длинный, рыжий и, судя по голосу, очень неприятный в бытовом общении браконьер обидно показал военному командиру средний палец.

Европейцы дружно ахнули и замерли в ожидании кровавой развязки.

Она, развязка, не заставила себя ждать.

Некрасиво оскорбленный до глубины души, капитан третьего ранга отдал решительную команду и с высоты мостика простер десницу в направлении нарушителей.

Пятеро матросов во главе с младшим командиром, как-то незаметно успевшие переодеться внутри корабля в парадно-чистые спасательные жилеты, с небольшими черными автоматами наперевес, по очереди перепрыгнули на вражеское судно.

У старшего десантника в руках была предусмотрительно подготовленная пачка обвинительных документов.

Сурово усмехаясь и угрожая огнестрельным оружием, матросы в мгновение ока растопырили около надстроек и мачт всех членов браконьерского экипажа. Тех, которые никак не желали закладывать руки за головы, пришлось даже по одному разу ударить прикладами.

«Опять дополнительные расходы, потребуют ведь компенсации, стервецы…»


Отобрав из общей толпы двоих, очевидно, не совсем падших задержанных рыбаков, военные заставили их открыть трюм. Деревянные крышки-лючины глухо упали на палубу.

Младший офицер принялся усердно фотографировать содержимое таинственного трюма и укоризненно качал при этом головой. Всем, даже иностранным гражданам, издалека наблюдающим за справедливым обыском, было понятно, что незаконных рыбных богатств внутри браконьерского судна было очень, очень много! Может быть даже на миллион.

Принесли лестницу. Капитан Глеб так и объяснил своим, что это была лестница, а не трап. Бадди кусал ногти и сочувствовал героическим военным матросам, один из которых отважно нырнул в трюм по опущенной туда лестнице и вскоре подал наверх один за другим два желтых ящика, наполненных блестящими рыбьими телами.

Немцы хором охнули, увидев настоящий продукт запрещенной браконьерской деятельности.

— Морская треска и камбала-тюрбо. Занесена во все заповедные книги.

Поясняя видовой состав незаконно добытой рыбы, Глеб Никитин по-научному плавно повел рукой в сторону ящиков.

— А это образцы преступно произведенного улова. Они необходимы для грамотного составления протокола. Кто-нибудь желает подписаться как свидетель?

Тук.

Ирландец уронил очочки на палубу.

— Н-нет, извините, я не могу… Без моего адвоката…

Остальные европейские мужчины тоже были молча смущены таким неслыханным доверием.

— Ладно, от имени коллектива…

Подышав на шариковую авторучку, капитан Глеб широко расписался в большом разноцветном документе, который протянул ему в папке младший офицер.

— Теперь им уже не уйти от справедливого возмездия. Остальное сделает суд.

Рыболовные разбойники словно ждали таких обидных слов Глеба и опять замахали крючьями, стали брякать цепями и, ругаясь, скалиться в их сторону из-под неприятных черных масок.

— Не обращайте на это особого внимания, господа туристы, сейчас вы находитесь под защитой закона.


Маскарад постепенно заканчивался.

Глеб знал, что не пройдет и часа после того, как они расстанутся, и славный трудяга МРТК-2170 «Лилия» снова обретет свой привычный рабочий облик. Матросы уберут все декоративное барахло с палубы, смоют из пожарного гидранта дурные кровавые ладони с трубы и намазанную глину с бортов, высадят в порту артистов и снова пойдут в десятый промрайон ловить донным тралом свою кормилицу треску.

…Иностранцы столпились около ящиков с рыбой, по очереди вытаскивали отдельные крупные экземпляры и позировали с ними на фоне все еще вздернутой пушки ракетного катера.

Поочередно, начиная с носа, военные моряки отдавали швартовы и планово расставались с незадачливыми браконьерами.

— Пойдем на корму, подышим.

Капитан Глеб тронул Бориску за плечо.


Корабли расходились медленно, понемногу отворачивая друг от друга форштевни. Там, ближе к их носовым надстройкам, еще продолжали сердиться декоративные злоумышленники и восхищались их отвагой дружные немцы, а в том месте, где у борта остановился Глеб, уже начинали гудеть турбины ракетного катера, и тарахтел по соседству, пока еще негромко и неровно, главный двигатель рыбака.

— И этот пункт у нас вроде ничего получился, как ты считаешь?

Глеб Никитин не успел полностью повернуться к Бориске и услышать ответ.

В его лицо, немного ближе к шее, шмякнулась большая, небрежно распотрошенная рыбина, сильно и точно брошенная с пустынной кормы рыболовного судна.

Удар был неприятен, даже жесток.

Глеб отшатнулся, едва не упал, внезапно оглушенный.

Сквозь кровь, серый жир и кишки, размазавшиеся по его правой щеке и глазам, было почти ничего не видно.

— А…

— Тащи какую-нибудь тряпку! Мокрую! Быстро! Никому там ни слова!

Сорвавшись с места, Бориска затопотал твердыми подошвами по железу корабельного трапа.

Низом майки Глеб немного протер глаза.

На корме отходящего МРТК стоял жилистый человек в маске, в черной кожаной жилетке и широких пиратских штанах. Одну руку в обрезанной перчатке он вытирал о брезент, лежащий на куче сетей, другую… Ребром другой он провел себе по горлу. И засмеялся.

Большая волна плеснулась между разновысокими бортами.

Отвернувшись друг от друга и, набирая ход, корабли окончательно расстались.


— Вот, мое полотенце и еще бинт, я его намочил!

Запыхавшись, Бориска тревожно вцепился в бортовые леера рядом с Глебом.

— Послушай, этого у наших артистов в сценарии не было, точно знаю! Я с Шацким подробно все обговорил, и потом еще раз проверял, читал. Это, наверно, его новенькие так балуются! Когда вернемся на берег, я обязательно разберусь!

— Я тоже.

Гадливое ощущение и тупой гул в голове мешались с горячим бешенством. Хотелось как-то догнать урода и бить, бить, бить…

— Принеси еще, пожалуйста, мою запасную майку. И поговори с командиром корабля насчет обеда. Пора уже, наши герои наверно сильно проголодались.

Скрипнув зубами, Глеб Никитин швырнул за борт бинт, полотенце и измазанную одежду.

«Ну, шалунишка Костик, мы с тобой еще обязательно встретимся…»

Остывающий ракетный катер привязали к портовому гражданскому берегу кормой, «на ход», с целью очередного возможно стремительного выхода в море на борьбу с хитрым и ловким противником.

Первым, сильно раскачивая парадный трап с парусиновыми обвесами, на долгожданную сушу бросился бегом Николас. За неширокой полосой бетонного пирса он упал на нежную зеленую травку и стал исступленно ее целовать, почти рыдая.

— Земля! О, любимая и спокойная моя земля!

Остальные, ничем особо не выказывая пережитого волнения, степенно, враскачку, сходили с корабля.

«И это правильно…»


По соседству, на ближнем причале, мирный народ грузился на паром.

Женщины, старики, школьная детвора, яркие отдыхающие приобретали в кассах билеты и готовились вскоре переправляться на другой берег залива. Заезжали по очереди на широкую палубу парома и автомобили, водителей которых негромко, в свое удовольствие и по порядку заезда, материл старенький причальный матрос. Для переговоров с неприличным регулировщиком капитан Глеб послал Бориску, заодно поручив ему оплатить общий коллективный проезд.

Ян постарался, все выполнил правильно. Их микроавтобус, «машина срочной технической и продовольственной помощи», как называл ее обычно Никифорыч, полностью загруженный и увязанный стоял неподалеку от причала, в тени высоких тополей.

Вот только самого парня нигде не было видно.

Глеб еще раз внимательно осмотрелся по сторонам, зашел в ближний магазинчик, походил по отделам. Удивительно, что Ян не встретил их.

«Дел с похоронами много. Наверно занят… Но ведь он и не позвонил мне. Странно».

На лобовом стекле микроавтобуса, с внутренней стороны, белела бумажка.

«Ключи в магазине, на кассе. Ян».


Толстенькая смешливая кассирша отдала Глебу ключ от машины без лишних вопросов.

— Только что он здесь был, забежал предупредить, буквально перед самым вашим приходом. Торопился очень паренек, расстроенный, в заботах весь, ведь надо же, такое на него свалилось… Отец-то его ведь такой хороший мужчина был, все его у нас знали. Работящий, непьющий, как же все так произошло, кто же это сделал-то…

До отправления оставалось около десяти минут.

— Я загоняю на паром машину, ты — личный состав.

Бориска кивнул.

Около их контингента столпились любопытные.

Народ, привыкший к ежедневным военным фигурам, смеялся, увидев линялую форму на толстых животах: «Партизан пригнали!» Два местных мужика, расположившиеся с пивом ближе всех, мельком расслышали незнакомую речь и принялись сурово спорить о том, кого, поляков или молдаван, стали по контракту набирать на российский флот с нынешней весны.

— Да, пожилые они все, наверно, точно контрактники. Интересно, сколько же сейчас молдаванам у нас по контракту-то платят?..

— Опять на воде качаться?!

Сжимая в молитве у лица чудовищной величины ладони и подложив под голову рюкзак, на траве возле парома страдал совсем не по-голландски ненавидящий море и оттого унылый Николас.


К распахнутой двери микроавтобуса направился, попивая минералку из маленькой бутылки, О'Салливан.

— Это тоже браконьер? Зачем он нас преследует и здесь?

Бдительным совиным глазом итальянец указал на одного из пассажиров парома. Интеллигентный мужчина среднего возраста, в светлых брюках и с портфелем, имел действительно примечательный облик. Всю его лысую голову, наискосок, охватывала черная шелковая лента, а правую глазницу закрывала такая же черная, плотная нашлепка.

Капитан Глеб доверительно наклонился из кабины к чопорному итальянцу.

— Дай попить. Молчи. И никому ни слова…

Но не сдержался, увидев как напряженно О'Салливан сжал зубы, и захохотал.

— Не волнуйся, приятель, этот колоритный человек бухгалтером в местной мэрии работает. Бывший военный, служил всю жизнь в этом гарнизоне, а когда-то давно, празднуя в компании сослуживцев военно-государственный юбилей, решил открыть бутылку пива своим офицерским кортиком. Вот и лишился глаза. Жалко парня, но он совсем не пират, не враг нам, успокойся…

Итальянец хотел опять привычно глотнуть минералки, но, вспомнив, что только что протягивал бутылку Глебу, недоверчиво поставил ее, почти полную, в урну.

С парома до крепости шли пешком. Сначала дружно, почти в ногу, топали по разбитой поселковой дороге, потом брели по береговому песку.

Глеб газанул на «техничке» вперед колонны и поэтому встретил всех на месте, во внутреннем дворике, уже выбрасывая из машины принадлежности для палаток.

— Командир «Ромео»! Ваша группа сегодня дежурит, не забыл?

— Никак нет! Пока сюда шли, я всех распределил, кто пойдет со мной за дровами, кто будет готовить ужин!

После первой порции приключений румянец Бориски уже не казался таким домашним, да и, немного загорев, улыбался он теперь гораздо уверенней.

— О'кей! Все остальные — ко мне, принимай палатки!


Круглую старинную крепость строили в свои времена еще шведы.

Темные кирпичные стены кое-где рухнули от усердия авиации союзников, что-то разрушил советский человек, добывая после войны дефицитные стройматериалы. Но все равно, крепость, даже такая, не грозная, не защитная, зияющая многочисленными проломами в стенах, и с лопухами на верхушках равелинов, была удивительно красива.

За годы безразличия со стороны людей прибрежная стихия засыпала геометрически ровный, диаметром около пятидесяти метров, внутренний крепостной дворик слоем мелкого ветрового песка, не справляясь с которым редкая трава с кустиками пыльных подорожников жалась тонкой полоской вдоль гранитных оснований.

Через сквозные бойницы низких стен вдалеке виднелась широкая вода залива.

— Эй, Бадди! Господин Бадди! Николас, принеси-ка ко мне господина Бадди. Хорошо, поставь его вот здесь.

Плотно основавшись в кузове микроавтобуса, капитан Глеб подавал всем по очереди пожитки, необходимые для обустройства лагеря.

— Дорогой Бадди! Я могу, конечно, еще раз повторить свой приказ, если вы его не слышали — сейчас мы все вместе ставим палатки! Ставим палатки, а не фотографируем, как это делают другие! Или вы предпочитаете спать в стороне ото всех, на привязи, как боевая лошадь?

Улыбаясь, Бадди не захотел быть как лошадь и тут же вцепился в тюк со спальными принадлежностями, под грузом которого неуверенно качался поблизости ирландский снайпер Дьюар.


Пока «Виски» и «Джин» с хохотом и неприличными словами воздвигали первые две палатки, команда Бориски натаскала из ближнего сосняка много хорошего сухостоя. Следующим заходом Бориска провел своих гренадеров по берегу, и они вернулись с тремя значительными бревнами, которые в полукилометре от крепостных стен выкинули на песок волны недавнего шторма.

При разделке дров пришла пора показать себя во всей красе оружейнику Хулио. Даже Бориска приоткрыл рот, когда юркий итальянец начал на собственном примере объяснять всем, как надо правильно пилить деревянные предметы десантным тросиком.

Тяжкий труд быстро превратился в игру и стал чертовски привлекательным.

Бадди опять схватился за фотоаппарат, подлезая для лучшего ракурса под оружейника со всех сторон. С ровно напиленными сосновыми чурбачками перефотографировались все желающие, потом тихий швед набросил себе на шею зазубренный тросик, сделал при этом страшные глаза и попросил Стивена снять его конвульсии на его же, шведа, личную видеокамеру.

Дрова были готовы, бидоны с водой стояли в кузове «технички», там же капитан Глеб припрятал до поры один желтый пластмассовый ящик с «образцами» рыбы, отобранной у браконьеров.

Вытерев руки, он спрыгнул на землю.

В тени около машины сидел на песке Тиади.

— Ну что, помощник? Все идет как обычно? Или у меня что-то не получается?

Бельгиец улыбнулся, как будто и не было недавней обиды.

— Классно! Ты молодец, многие тобой довольны, хвалят. И говоришь правильно, и стреляешь здорово, как настоящий гангстер!

— Спасибо за доброе слово! Предупреди всех, что еду будем готовить попозже, сейчас должны приехать морские пехотинцы, пусть наши протирают глаза и фотоаппараты. Ты же знаешь — эти ребята на показательных всегда работают на совесть. Должно быть интересно.


И действительно, когда через четверть часа в северные крепостные ворота с ревом и пылью ворвался грузовик и из него на ходу посыпались ловкие, сноровистые люди в мешковатых камуфлированных комбинезонах, все иностранцы, даже те, кто уже успел устало прикемарить на смятых брезентах, вскочили на ноги.

Морпехи были великолепны.

Группу способных ребят организовали в дивизии лет десять назад, когда возникла необходимость публично демонстрировать поразительные физические возможности военного человека, о котором в полной мере заботится родное государство.

Призывы менялись, срочники приходили и уходили, со временем все больше в шоу-группе оставалось молодых контрактников. Командование затыкало ими дырки в любых своих показных мероприятиях, при наездах высокого начальства, на гарнизонных праздниках, при сдаче жилых домов для военных, приеме различных делегаций, награждениях и повышениях. Часто их просили освятить своим присутствием и различные гражданские события: День города, День жилищно-коммунального хозяйства, День торговли, просто чей-то уважаемый день рождения…

Они привыкли показывать свое экзотическое умение, отработали за годы хорошую программу, простым сильным людям нравилось выполнять интересную физическую работу, да и деньги ни для кого из них никогда не были лишними.


Грузовик на одной басистой ноте носился по кругу, из него очень опасно, наклоненными спинами к земле падали сильные стройные фигуры, но тут же, под восхищенные крики зрителей, самым чудесным образом они выпрямлялись, едва коснувшись ногами песка и, пробежав несколько шагов, организовывались в единую камуфлированную колонну.

В отдельные кучи быстро выгрузили кирпичи и ровные куски широких, гладких досок.

Зрителей, собравшихся на представление, поприветствовал в мегафон картавый военный майор.

Привычными словами он быстренько обрисовал задачи сил быстрого реагирования в российской армии, расписал славный боевой путь их дивизии и подтвердил готовность его подчиненных и самого себя принять непосредственное участие, разумеется, если поступит соответствующий приказ, в самых тяжких и опасных операциях. Как на рубежах Родины, так и за их пределами. Все было гладко и мужественно, правда, один раз он все-таки запнулся, когда Глеб Никитин взмахом руки привлек его внимание.

— Чего тебе еще?

— Помедленней, центурион, я перевожу. Твоя речь достойна понимания.


Мешковато одетые, но от этого не менее ловкие морские пехотинцы разделились на пары и начали нападать друг на друга сначала с ножами, потом с автоматами. Каждый из двоих был силен и увертлив, но всегда находился одни наиболее проворный. Он-то и выхватывал у своего противника штык-нож, выбивал из рук автомат или, на худой конец, просто демонстративно избивал нападавшего с помощью точных и коварных приемов.

Потом на песчаный ринг вышел свежий дуэт.

Парень в капюшоне и в перчатках взял в руки специальный обрубок толстой доски. Другой, худощавей, немного разбежался, подпрыгнул и грохнул ногой по светлой деревянной поверхности. Доска правильно раскололась.

— О-ох!

Немцы всегда восхищались одновременно.

Военные парни расколотили еще одну доску, потом еще.

Морпех, тот, что покрупней, скинул свой капюшон и страшно сверкнул на зрителей возбужденными очами. Следующие две доски он самостоятельно и очень успешно расколол о свою голову, правда, защищенную форменным беретом. Но этого было явно мало и, когда его напарник сбегал к машине за бутылками, военнослужащий окончательно обнажил свой мощный, затейливо бритый затылок.

— Вау!

Лица иностранных подданных не различались — они все приникли к фото- и видеоаппаратуре.

Встав только на одно колено, словно в чем-то клянясь, морпех звонко грохнул по своей башке одной бутылкой, потом сразу же, не успели еще первые сверкающие осколки стекла разлететься по сторонам, и другой. По уху его начала робко стекать тонкая, несерьезная капелька крови. Он подпрыгнул, страшно заревел и замахал громадными руками.

— А-а-а!


Никто и не заметил за этим замечательным зрелищем, как к напарнику бутылочного монстра подошел О'Салливан, держа в руке точно такой же кусок доски.

Видно было, что военный паренек ничего не понял, растерянно оглядываясь на своего командира, но Глеб предупредил его, заглушив все окружающие крики.

— Пусть он попробует! Подержи доску!

Майор кивнул, иронически улыбаясь.

Итальянец разбежался похоже, но как-то ловчее, прыгнул пружинистей, да и доска хрустнула под его пяткой неожиданно кратко и сочно.

Теперь уже вместе со всеми одобрительно заорали и профессионалы.

Предложенную к уничтожению о собственную голову бутылку О'Салливан отверг.

Двое парнишек помельче быстро приготовили постаменты для раскалывания твердых предметов. И опять на сцене появилась новая пара.

«Специализация, однако…»

Сначала усатый красавец-морпех расколол ребром ладони большую глиняную черепицу, потом еще две, вместе уложенные, потом уже три. Утомившись, он ловко отскочил в сторонку, уступив рабочее место сменщику с кирпичами. Кирпичи были красивые, новенькие, на загляденье! Ярко-красные, шуршащие в куче и высыпающие из себя сухую пыль при перемещении.

Сменщик быстро, в ритме пулеметной очереди переколотил рукой десяток красных изделий, улыбнулся всем и также артистично скакнул в общую группу, дожидаясь заслуженных аплодисментов.

Аплодисменты были, да еще какие!

Воодушевленный заграничным вниманием, к людям-зрителям опять вышел монстр.

В куче оставалось не очень много целых кирпичей, и он был этим явно недоволен.

Кровинки на его хрустальном сосуде уже были смазаны зеленкой, так что готовность к следующему номеру была отменная.

Он поднял кирпич двумя руками над головой, помедлил, чихнув от просыпавшейся оранжевой пыли и, с ревом и выдохом, хрястнул себя кирпичом по голове.

О'Салливан поморщился. Николас задумчиво посмотрел на упавшие в песок кирпичные половинки.

Еще раз раздался нехороший хруст и еще два обломка упали к ногам беспощадного воина.

Криво усмехаясь, он протянул руку к последнему из привезенных кирпичей.

— Бери вот этот.

Добрый голландский человек Николас подал суровому бойцу темно-красный большой кирпич, который он как-то незаметно для окружающих притащил из развалин южной крепостной стены.

Монстр смутился.

Он знаками показывал, что скверно учил в школе немецкий, что у него есть непосредственный командир и что, мол, на сегодняшний день он свою норму выполнил.

— Нет, нет, убери это…

Могучий Колька был разочарован.

За спиной Глеба два молоденьких морских пехотинца вполголоса весело обсуждали неожиданное предложение голландца.

— Да чо он, тупой совсем, что ли! Наши-то кирпичики сухие, ровные, привычные, а эта каменюка такая!.. Вован себе черепушку запросто такой снесет!

Отряхивая балахонистую пятнистую униформу, ребята стали строиться у машины. Иностранцы, нисколько не озабоченные соблюдением воинской дисциплины, роились между ними, обнимались, позируя для фотографий, восхищенно хлопали артистов по плечам и спинам.

Поправляя на ходу обеими громадными ручищами свой крохотный берет, к Глебу решительно причалил большой майор.

— Послушай, значит, это ты сегодня здесь за старшего?

— Вроде так.

— Так это ты с Никифорычем в доле по бизнесу, что ли? Ну, как бы вы партнеры типа были?

— А в чем интерес, майор?

Глеб, прищурившись на потного морпеха, кусал травинку.

— Ну, я к тому, что если это кто из наших отморозков, из дивизии, Никифорыча это… ну, типа, случайно, по пьянке в увольнении, или как… Ты не сомневайся, мы сами тут все решим, все кости переломаем, зароем на месте, если кого вычислим.

— Не надо, майор, никого ломать. Лучше занимайтесь кирпичами. Я все сделаю сам.

— Д-да…

Майор почесал макушку, не зная чем еще выразить свое соболезнование.

Пришлось помочь забавному вояке.

— Ты доски свои поломанные отсюда не увози. Мне сейчас еще костер разводить, пропитание для союзников варить. Пригодятся. Может, вы своей компанией останетесь с нами отобедать, а?

— Нет, дружище, не могу. Спасибо, конечно, за предложение! Но у нас распорядок строгий, режим у моих пацанов опять же, дисциплина… Не могу, извини!

— Ладно, майор. Тогда держи… Здесь все, что Никифорыч вам приготовил.

Глеб Никитин протянул военному рюкзак.

— Конверт в боковом кармане. Вы все были сегодня великолепны.

Майор как пушинку вскинул многоголосо звякнувший рюкзак на плечо.

— Порядок! Ну, бывай, справляйся тут со своими супостатами! Если что — найдешь меня, всегда помогу. Мы с боцманом много дел на берегу тут переделали, в гостях семьями бывали друг у друга… Ладно, бывай!

Он вскочил на подножку уже рычавшего грузовика и опять, совсем по-детски, прорычал-прокартавил:

— Привет, Европа!

Из-под брезентового тента иностранцам улыбались милые, ласковые лица российских морских пехотинцев.

— Чао!

…Пыль уже улеглась, прибрежная августовская тишина успела накрыть все вокруг стрекотанием кузнечиков и слабым шорохом волн за стенами крепости, а Николас все еще вертел в руках старинный кирпич. Потом с недоумением и очень бережно положил его около своего рюкзака.

— Бориска! Вы дрова складывайте вот там, на дальнем краю дворика, с подветренной стороны.

— А чего там-то? Здесь же удобней!

— Дым в спальных помещениях нам ни к чему.

Оставив Тиади и О'Салливана руководить окончательной установкой первых палаток, Глеб подошел к громоздкой куче сосновых веток.

«Ромео» под управлением своего опытного командира уже правильно вбили в песок металлические трубы тагана, отодвинув временно в сторонку большую решетку для жарки мяса.

— Давай солярки немного плеснем, быстрей разгорится!

Возбужденный Бориска явно хотел сильно кушать.

— Уймись, зачем разводить ненужную вонь на природе. Сейчас все сделаем по науке и также скоро.

Глеб немного побродил у подножия стены, пощипал сухой травы, наломал в пучок рыжей сосновой хвои и мелких веточек.

Опустился под трубами тагана на колени и положил на чистый песок приготовленные дровишки.

— С одной спички хочешь зажечь? Не получится же… Может не надо, а? Смотрят же они, все…

Нерешительно переминаясь над спиной капитана Глеба, Бориска тихо пытался отговорить его от позора.

— Бумажка тебе не нужна? У меня есть немного туалетных салфеток, а то ведь не получится у тебя костер все равно, без бумажки?

Это уже ехидный Бадди влез под руку со своими гадкими предложениями.

— Давай я солярки немного принесу, хоть чуть-чуть, совсем незаметно…

Бориска ныл, страшно опасаясь за крушение героической репутации Глеба.

— Может досточку какую тебе сухую поискать, а? Или еще спичек про запас?

— Отойди лучше, не заслоняй воздух.


Сложив мелкие травинки аккуратным домиком, Глеб чиркнул под ними единственную спичку. Совсем не спеша, положил над робким огоньком несколько кисточек сухой хвои и, отвернувшись от первого злого дымка, стал ломать в костер хрустящие серые веточки. Через несколько неопределенных секунд ровные языки пламени ухнули вверх уже до металлической костровой перекладины.

— Классно!

Оказалось, что за его спиной, кроме переживающего Бориски и провокатора Бадди, столпилась добрая половина группы.

— Глеб, ты был вожаком маленьких скаутов в школе! Я знаю! Ведь ты же был бойскаутом, правда?!

Покачивая толстой сарделькой указательного пальца, Хиггинс улыбался хитро, но по-доброму.

— Какой такой еще скаут! — Капитан Глеб выпрямился от огня в полный рост, отмахнулся от случайной, поднявшейся вместе с ним струйки дыма. — Бери круче. Командиром пионерского отряда в пятом классе целую четверть добросовестно отслужил. Этого не отрицаю. Потом уволили — постоянно не оправдывал доверие руководства школы. Был морально неустойчив, не жил интересами коллектива.

— Ладно, чего там… Это вам не барбекю семейные на лужайках жарить. Придумали в своем буржуазном обществе потребления какое-то специальное топливо для розжига костров, чепуховую жидкость для копчения! Избаловались вы там у себя, господа, жирком заросли, об истоках позабыли! Живой огонь нужно руками добывать, а не бензином, мясо необходимо коптить на ольховых дровах или, в исключительных случаях, если рядом существует какая-нибудь цивилизация, можно использовать вишневые веточки для этого дела.

— Во как у нас!

Бориска сиял, словно это он только что сжег рукотворным лазером стаю вражеских межпланетных истребителей.

— Это еще что! Потом мы с Глебом вам еще такое покажем!..

— Тащи воду и готовь котел для ухи, трепач.

Слегка хлопнув Бориску по плечу, Глеб Никитин заставил его замолкнуть и покачнуться.

— Есть! Команда «Ромео» — за мной!


Длинные бревна положили на песок разомкнутым квадратом, охватив ими костер на комфортном расстоянии с трех сторон. Под концы бревен Хулио пожертвовал несколько своих сосновых чурбаков, получились замечательные скамейки.

В проломе около самой воды пятеро немцев дружно потрошили отобранные у браконьеров «редкие» экземпляры трески и камбалы. Маленький ирландец торопко бегал от них к костру, высыпая из большой эмалированной миски в котел очередную порцию очищенной и потрошеной рыбы.

— А на второе, что будем делать? Может макароны по-флотски? Я вроде как умею их варить…

Задумчивость и желание посоветоваться была понятна. Бориска явно желал взвалить ответственность, а также предполагаемый гнев коллектива на чьи-то более крепкие плечи.

— Не дури — у нас рыбы целая куча. Не пропадать же добру. Сразу же после того, как уха будет готова, ставим на решетку сковороду, ту, большую, чугунную.

— И что это будет?

— Любимое блюдо испанских лоцманов. Треска с картошкой и луком в собственном соку!

— Ой, как же я хочу кушать!

— Тогда не ной, а активней занимайся производственным процессом, подгоняй своих нукеров, чтобы быстрей обработали всю рыбу. И ведро картошки за тобой. Мешок в машине, в правом дальнем углу. Почистить сумеешь?

Не рассмотрев из-за искр костра, что Глеб улыбается, Бориска рубанул рукой воздух.

— Да они у меня сейчас как миленькие!..

— Ну-ну…


Походная жизнь потихоньку налаживалась.

Неприятностей или конфузов, которых вполне резонно опасался Глеб Никитин, в этот день тоже не произошло. По лицам европейцев было видно, что развлекательный продукт пришелся им по вкусу и все ожидания на игру оправдывались, даже с излишком.


По каменным ступеням с северной стороны Глеб поднялся на крепостную стену. Под его ногами полностью очертился заполненный озабоченными субъектами дворик, справа, за песчаным промежутком берега расстилалась ровная гладь вечернего моря. Серый прозрачный дымок большого костра поднимался вверх до уровня крепостных стен и таял, уносимый в сторону полосами прохладного прибрежного бриза. Солнце еще не садилось, но было уже не так знойно и полуденно белым, а красным и немного уставшим. Далеко в море, на внешнем рейде, скучали небольшие кораблики, одинаково нюхая якорными носами свой ветер.

На такой высоте телефон обязательно должен был брать поселковую станцию.

— Добрый день, полковник, да, это я… Хотел уточнить, есть ли у вас для меня какая-нибудь информация. Что?! Точно?! Хорошо, понял, буду звонить по возможности. Да, конечно, если что-то у меня появится, то обязательно вам… Просьба, полковник, проверьте как-нибудь, без лишнего шума, где перемещался в эти дни некто Серяков, Константин. Да, рыбак, правильно… Нет, ничего пока серьезного, просто мои хмурые мысли. До свидания.

«Эко я вовремя взобрался на эти камушки!»

В пока еще непонятном смятении Глеб пошагал по плоской вершине стены минут десять, раздумывая над словами милицейского полковника.

Отпечатки пальцев на ноже, которым убили Никифорыча, совпали с отпечатками на стенках ведра, которым отбивалась от своего душителя пожилая доярка в Крепостном. И это не догадки. Официальное экспертное заключение было готово еще этим утром. Отпечатки незнакомые милиционерам.

«Почему?! Тридцать километров от одного места до другого?.. Кто это?»

Запахло горячей рыбой.

— Глеб! Ты где? Спускайся к нам! Картошку уже пора бросать?

Задрав к солнцу голову, Бориска кричал в приставленные ладони.

— Я тебе брошу! Иду.

Соли было нормально, да и пену с кипящей поверхности кто-то догадливый снял вовремя.

— Чем, по-твоему, уха отличается от рыбного супа?

Бориска пожал плечами, отворачиваясь от близкого кострового жара.

— Ну, уха — это если на природе, а суп — дома, на газу… Так, вроде.

И поморщился красным лицом.

— Вро-оде! Для настоящей ухи нужны только рыба, соль и вода. Если ты добавишь туда картошку или крупу — уже получается суп. Даже если ты готовишь эту штуку в самой, что ни на есть непроходимой тайге. Уха — это когда без излишеств, когда самое замечательное в ней — вкус только что выловленной рыбы. Бросишь сейчас туда хоть одну картошину — расстреляю! Перед лицом твоих нерусских товарищей. Понял?

— Так ведь не наедимся же, без картошки-то…

— Следи за руками и прочими действиями опытного бродяги. И никогда не останешься голодным.


Палатки уже стояли в ряд, туго обтянутые, красивые и правильные.

Около них прохаживался Тиади, и видно было, что он очень хотел попасться на глаза Глебу.

— Все сделано как ты и просил! Проверяй нашу работу!

— Ты молодец, спасибо за помощь!

— Ну, тогда я поехал, да?

— Куда ты опять собрался?

Уже совсем не в педагогических целях капитан Глеб нахмурился.

— Ты же обещал!

Красивый бельгиец был в истерике.

— Ты обещал, что когда я тебе помогу, то я буду свободен! Мне нужно ехать — меня сегодня ждут!

— Свои обещания я помню наизусть. Их в моей жизни было немного. Таких слов я тебе никогда не говорил.

— Говорил!

Тиади взвизгнул, тряся перед лицом Глеба растопыренными пальцами.

— Стоп! Дыши глубже.

«Рано расслабился, поверил, что все сегодня идет хорошо…»

— Ты считаешь, что я должен сейчас отпустить тебя к твоей женщине? Так? Хорошо. А чем будут заниматься этим вечером остальные наши люди, ты не забыл? Бельгиец бурно дышал, не глядя на Глеба.

— Напомню. Сейчас будет шикарный ужин и много водки для людей, которые мне совсем незнакомы. Я останусь тут, в крепости, на целую ночь один со всей бригадой. Могут возникнуть неприятности? Вполне. Может кто-нибудь из них, а то и несколько персонажей одновременно, отправиться купаться на море? Может. Они могут захотеть поболтаться в воде, даже пьяные. Драться они между собой собираются? Я не знаю. А ты знаешь? Если что-то грустно непоправимое здесь сегодня произойдет, и меня будут спрашивать, где во время инцидента были все остальные иностранные граждане, которых я сюда пригласил, что, по твоему мнению, я должен буду отвечать вашему консулу? Судя по твоему энергичному виду, ты имеешь приличный ответ?

— Знаешь, я тебя спрашиваю?!

Капитан Глеб в бешенстве дернул рукой опущенный подбородок Тиади вверх.

Тот отшатнулся, увидев перед собой ярко-синие яростные глаза.

— Ну что ты, я же все понимаю… Я же пошутил. Просто шутил, а ты так…

— Веселиться будешь за пределами моего обоняния. И не порти мне никогда аппетит. Уха, кажется, сегодня получилась у ребят отменная. Пошли в компанию.

Глеб обернулся.

— Запомни, приятель, но только все правильно, чтобы опять ненароком не переврать. Будет возможность — отпущу. Время и место увольнительной определю сам, без таких вот нервных напоминаний с твоей стороны. Ясно?

Смущенно улыбаясь, но все еще бледный лицом Тиади кивнул исподлобья.

— Хорошо, Глеб. Не обижайся только.

— Ну и правильно! Умный мальчик.


Две длинные, сколоченные из досок столешницы Бориска со своей командой немного кривовато, но все-таки твердо установил на готовые козлы около палаток. Шустрый ирландец помогал расставлять миски и кружки на столах. Хиггинс резал хлеб, немцы одобрительно рассматривали в ящиках этикетки многочисленных водочных бутылок.

— Приступайте, я сейчас, ненадолго.

По уже знакомым ступенькам Глеб опять поднялся на крепостную стену. Включил на камне ноутбук, телефон.

Прошло всего пять минут — и он уже хохотал во все горло, не обращая никакого внимания на встревоженные лица там, внизу, на песке.

Опять в ладони закричал в его высь Бориска.

— Тебя что, пчела укусила?!

— Поднимись на секунду сюда, посмотри сам!

Не отрываясь от экрана компьютера, и все еще дрожа от смеха, Глеб принялся набирать номер телефона Сашки.

Последние минуты отчетной видеосъемки сегодняшнего дня порадовали. Он успел придирчиво отметить, что ребята продвинули шлюпку к самой середине берега, что крупные планы выбраны на этот раз на удивление грамотно, Сашка выглядел устало, но очень уверенно.

«А это еще откуда?!»

— Привет, это я! Ты где козу взял?

Красное закатное солнце — и на шикарной перспективе широкого смуглого пляжа — загорелый, голый по пояс парень, задумчиво глядя в пространство, нежно обнимает ласковую белую козочку со светлыми глазами.

— В поселке? Зачем?! Как дотащил? Как — на мотоцикле?!


Он хорошо знал и всегда помнил эти вроде бы ленивые, ничего не значащие нотки в голосе сына. Но скрытая мальчишеская гордость, желание услышать похвалу!.. Понятно, сам такой.

Слушая флегматичный рассказ Сашки о том, как он вез через весь длинный лес на бензобаке мотоцикла козу, как она шарахнула его копытом по уху, как пришлось ее уговаривать, Глеб нукал, такал, а сам продолжал втихую давиться хохотом.

— А зачем?!

«Вот ведь чертенок?! Вот как без меня придумал!»

Да он бы сам, случись при нем такая оказия, вставил бы в кадр козу! Совсем, как по книге! Как у настоящего Робинзона!

Еще одна замечательная, но неофициальная, не вошедшая в отчет сцена: присев, Ализе кормит крохотную козочку молоком из миски.

«Черняночка и беляночка. И обе при этом такие грациозные…»


Запыхавшись на ступеньках, Бориска не выпускал из руки большую столовую ложку.

— Чего ты так радостно смеешься-то? Это кто? Сын твой, да? Там, на съемках?

Капитан Глеб нетерпеливо махнул ему и продолжил говорить по телефону.

— Не ври, что это похищение произошло случайно. Да, понимаю… Слушай, животинку срочно верни на берег, в поселок, откуда и умыкнул. Купи конфет хозяйке, карамелек хороших… Старушку, кажется, звать Клавдия Егоровна. Да, точно… Ладно, от моего имени. А так ты придумал с козой классно! Видеоряд шикарный получился!

— Чего он там натворил?

Песок в багаже был ни к чему. Глеб обмахнул низ компьютера и застегнул молнию на сумке.

— Не хочет сам объясняться перед владелицей, у кого взял в плен козочку. Боится репрессий. Пошли.

Со второго уровня ступенек уже были видны рассевшиеся за столами труженики. Никто ничего не ел, тарелки были еще дисциплинированно пусты. Немцы держали в руках ложки и краюхи хлеба.

— Как там наш Тайд себя чувствует? Грустит, не заметил?

— Что еще за Тайд? Откуда он?

Пребывая в хорошем настроении и в приличном аппетите, Глеб бережно хлопнул Бориску по плечу.

— Наш Тайд, чистоплотный который! Тиади! Ты что, не понял?!

— A-а! Не, он не грустит, сидит за столом вместе со всеми.


Под дробный стук ложек и солдатских мисок по деревянному столу капитан Глеб Никитин занял место во главе.

— Тащи котел поближе! Только не опрокинь.

Бориска руководил, а Хиггинс и Колька подняли от огня на длинной жерди закопченную емкость.

— Подставляй тарелки! По очереди — всем хватит!

И зелень на большом жестяном блюде посреди стола тоже вполне прилично выглядела, даже не подвяла за прошедшие полдня.


Глеб предложил самому старшему из присутствующих произнести первый тост. Коллектив начал переглядываться, мало что еще зная друг о друге. Пришлось помочь. Смущаясь доверием и вкусно кряхтя, поднялся с бревна тот самый, бородатый и тощий немец.

— Господа! Друзья!..

Не дожидаясь даже середины такой великолепной речи, Бадди жадно маханул полстакана водки и замер, выпучив на оратора круглые глазки.

Тот согласился с подобной постановкой вопроса.

— Да, правильно, за нашу встречу!

Граненые стаканы и эмалированные кружки прозвенели нестройно, но дружно. Маленький ирландец сразу же, в первую секунду торжества, чуть было не подавился большим малосольным огурцом.

— Э-э, нет, приятель! Эту часть нашей тяжелой жизни фотографировать особо не надо! Совсем скоро она станет ужасно трагичной, и мы не будем выглядеть на снимках осмысленно…

Глеб отвернулся от пристального шведского объектива.

В атмосфере всеобщего ликования и жадного поглощения пищи Бориска вел себя как-то смущенно.

— Ты же есть хотел?! Чего затих-то?

— Хотел есть, а не пить…

Опять на щеках Бориски выступил почти уже совсем исчезнувший школьный румянец.

— Я не пью водку.

И, не поднимая юных глаз от стола, добавил.

— И вино тоже…

«Ах ты, молодец ты мой, ах, папка-то какой у нас строгий!..»


Даже и не зная пока, как ему поступать в такой деликатной ситуации, капитан Глеб вертел в руке Борискину голубую кружку.

— Я хочу выпить с моим молодым полководцем!

Резво вскочив, с другого конца стола к ним подбежал по залавкам радостный Хиггинс.

— Давай!

Без слов отцы-командиры поняли друг друга.

Бориска увернулся от крупных датских объятий, а Глеб тем временем решительно стукнул чужой кружкой по стакану Хиггинса. Тот немного озадачился.

— А он? Я хочу с ним сейчас выпить!

— Мы спорили утром и он, — Глеб качнул кружку в сторону опешившего Бориски. — Он проиграл мне свой первый дринк! Так ты будешь пить или нет?!

Датчанин согласился выпить и на таких условиях.

— Вот и славненько!

Счастливо спасенный, еще гуще покраснев, ковырял черенком ложки столовую доску.

— А как же я дальше?..

— Тащи из моего рюкзака бутылку. Только незаметно.


Близость почвенной тверди полностью вернула к жизни богатыря земли голландской господина Николаса. Обернув вокруг крутых бедер большое полотенце, он с непередаваемым удовольствием разливал из дымящегося котла вкусное варево. Те, кто сидели поближе, протягивали ему миски под уху самостоятельно, дальние вставали и толпились в небольшой беспризорной очереди.

— Вот, принес… Ну и как дальше?

Конспиративно приткнувшись почти вплотную к Глебу, Бориска вытащил из-под рубахи бутылку водки.

— А дальше ты, никому не отдавая этот волшебный сосуд, наливаешь себе и пьешь только из него. Понял?

— Не-а…

— Дружище, ты минералку любишь, лечебную, без газа?

— Люблю. Запивать ей, что ли буду?

Юность никак не хотела перенимать опыт старших поколений.

С брызгами и бульканьем капитан Глеб наполнил из принесенной бутылки кружку Бориски.

— Пей! Пей, давай! Уговаривать его еще его нужно! Предупреждаю — будет противно!

Преданный всеми и даже тем, кому он так безгранично доверял, Бориска зажмурился и сделал глоток…

Действительно, было невкусно. Но он заулыбался, облегченно вздохнул и чрезвычайно тихо прошептал:

— Спасибо, Глеб…

А тот и сам знал, что теплая минералка, да еще и налитая в воняющую водкой бутылку — ужасная гадость.

— Давай-ка покушаем, нам силы еще сегодня пригодятся.


Первый ящик водки расставился по столу как-то ловко и пропорционально. Граждане наливали себе сами, как и принято в приличном западном обществе. Пили, правда, по-нашему, с небольшим нездоровым остервенением, но за качество закуски Глеб Никитин ручался и поэтому особо пока не беспокоился.

Он сильно намазал себе кусок черного хлеба сливочным маслом и поднес ко рту. Помедлил. За его действиями с нехорошей, даже с несколько пренебрежительной гримасой наблюдал скептический О'Салливан.

— Ты не бережешь свое здоровье. Здесь, — он ткнул пальцем в бутерброд. — Здесь у тебя очень значительное количество холестерина.

«Не берегу, говоришь, мое здоровье… Берегу, еще как берегу!»

Капитан Глеб подмигнул практическому итальянцу.

— За меня не бойся. Это у меня от нервов такое — переживаю, понимаешь.

С дальнего бревна к ним опять примчался радостный Хиггинс, притащив за собой на хвосте молчаливого шведа.

— Давай, выпьем еще! Ты замечательный парень, Глеб!

Швед согласно кивнул головой и без спроса наполнил из принесенной с собой бутылки стакан Глеба. До краев.

Спрятавшись за свою волшебную кружку, Бориска с ужасом смотрел на предстоящую гибель своего боевого командира. Тот ухмыльнулся и подмигнул.

— В бой идут одни старики!

Даже почти немой швед с восхищением вслух вспомнил своих скандинавских богов и чертей, когда Глеб, закусив блестящими зубами прозрачное стекло стакана, в три глотка опустошил его.

— А теперь ушицы! Николас, дай-ка мне еды поболе!


Уха действительно удалась.

И три больших трески были разделаны правильно, по справедливости, каждому досталось по сочному постному куску. И камбалу резали в котел помельче, она была послаще и нежнее, и рыбьи головы и плавники варились дольше, взвар наверху блестел круглыми толстыми пятнами жира. Лавровым листом скомандовал лично Глеб, три минуты на финише, не более — потом приправу за борт, чтобы кушанье не горчило.

Первый парадокс случился через полчаса.

Водка еще не окончательно пропала со стола, ухи тоже было почти половина котла, а черный хлеб уже кончился! Белые батоны целиком скучали на дальнем подносе, а родная черняшка исчезла со всех тарелок. Бориска полез в машину за резервом.

— Послушай, Глеб, я все время путаю Бадди и Мерфи. Как их различать-то, а то я боюсь чего-нибудь неправильного не тому сказать. А?


В самом деле, шведский профессор и молодой англичанин были очень похожи.

Толстенький краснощекенький Бадди имел большую розовую лысину на голове. Глазки у него были узенькие как щелочки, а бровей почти совсем не было, отчего лицо его казалось очень веселым и добрым. Только вот, в отличие от Мерфи, профессору природа подарила сильно крючковатый нос, а у Мерфи был просто тоненький крохотный носик. Англичанин был неспешен, а Бадди всегда стремился одновременно делать несколько дел. При этом все эти свои многочисленные дела Бадди воплощал в жизнь с таким усердием, что пот буквально струился с него, скатываясь ручейками с лысины прямо по щекам и затылку за шиворот. На шее профессора постоянно висело личное розовое полотенце с нарисованными зверюшками. Он то и дело хватал его и одним махом вытирал размокревшую лысину, стараясь захватить при этом и свою толстую шею.

— Бадди похож на стервятника. И с полотенцем. Запомнил, не оконфузишься?

— Даже записал.


После ухи, не вставая из-за стола, уставшие люди мощным хором спели несколько немецких народных песен. Пустив слезу, маленький ирландец пробовал было исполнить что-то свое, родное, тоненькое, но дал такого неправдоподобного петуха, что коллектив дружно расхохотался. Зато все внимательно выслушали, как капитан Глеб душевно вывел «Белым снегом, белым снегом». Зааплодировали, засвистели с одобрением и тут же разноязыко попросили спеть данную песню еще раз, но уже во множество голосов.

В половине десятого, к закату солнца, Глеб скомандовал ставить на огонь картошку.

Мужикам было уже хорошо.

Вытащив из пустого котла голову трески, Глеб положил ее на блюдо перед собой и стал, не спеша, разбирать, смачно обсасывая отдельные косточки. Молча моргающий напротив него Стивен Дьюар минут пять наблюдал за интересным и загадочным пиршеством, за демонстративно беспощадным удовольствием Глеба. Потом ирландец вскинулся и потребовал себе такую же. Демон Бориска грохнул на стол перед Стивеном другое блюдо, с другой, более гигантской тресковой башкой.

«Поединок Руслана… Только не подавись, пожалуйста, ботанический ты мой».

Еще полчаса прошли в погружении маленького человека в большую треску. Ирландец кряхтел, сопел, поднимал под каждый тост свою кружку и, в конце концов, одолел все-таки рыбу. Но до палатки доплелся неуверенно и также невразумительно отошел там ко сну.


Испанская морская закуска приготовилась быстро и просто.

Глеб сделал все именно так, как его учили в Санта-Крусе наши рыбаки-подменщики, торчавшие тогда на Канарах уже восьмой бесполезный месяц.

На большую сковороду следовало уложить слоями крупно порезанные очищенные картофелины, куски трески, располовиненные луковицы. Конечно, сухопутный лук невозможно было даже и сравнить с тем, тропическим! Средиземноморские луковицы, что доставались им в море как долгожданный скоропортящийся продукт, были размером с хорошее яблоко, сочны и ароматны. Многие из моряков ели их тогда просто с хлебом, хрустко откусывая большие куски и макая горбушки в соль. Но и сегодняшние, земные, были достаточно приятными на вкус, чтобы никак не испортить знаменитое кушанье.

Слои были поочередно щедро посолены и наперчены.

Тяжелая крышка закрыла до краев заполненную сковороду и ее водрузили на медленный огонь костра.

За баловством и песнями прошло нужное время.

Некоторые из туристов курили, огоньки мелькали около дальних темнеющих стен. Дуайен этого странного сообщества, бородатый немец вытащил из своего рюкзака губную гармошку. Получалось у него вроде ничего, не нудно и по-музыкальному правильно.

Хиггинс воткнул в себя толстый огрызок сигары и мечтательно им попыхивал, раскинувшись на песочке около костра.

Из ближней палатки доносились слова.

— …Моему личному доктору уже восемьдесят пять. У него и отец, и дедушка были урологами в Вене. Знаменитые! А сам он может без всякого осмотра, просто по звуку струи в соседней кабинке мужского туалета, определить какого размера простата у того парня, который там в это время мочится!


Тарелка Николаса с самого начала трапезы была явно перегружена в порыве голодной жадности. Никто уже не сидел за столом с целью еды, а он все еще продолжал чавкать ушиными остатками. Богатырь отошел от приступа проклятой морской болезни и уверенно возвращался к правильному существованию, без страданий и унижений. Только вот выглядел он при этом не очень симпатично. Николас ел порывисто, прямо-таки страстно, но густая борода вокруг его рта словно бы специально была предназначена затруднять и обезображивать такой лихой процесс приема пищи.

Закончив кушать, он задумался, икнул и принес от палаток тот самый невостребованный старинный кирпич.

Никто на него особо не смотрел, да и славы парню, в общем-то, и не требовалось.

Еще раз приятно поковыряв пальцем во рту, Николас встал с бревна, поднял тяжелый кирпич над головой и грохнул его о свой затылок.

Неожиданный залп заставил Хиггинса обернуться, из палатки встревоженно выглянул Макгуайер.

Невозмутимый голландец потер верхушку своей лохматой головы, смущенно разводя руками. Аккуратно положил около огня половинки темного кирпича и потянулся к тарелке с малосольными огурчиками.

Все вернулись к своим занятиям.


— Я больше вашу рыбу не хочу есть! У меня аллергия.

Стоя перед сидящим на бревнышке капитаном Глебом, О'Салливан пытался диктовать ему свои гастрономические условия.

Глеб понимающе пожал плечами.

— Хорошо, не ешь. Никто тебя и не заставляет. Собачьи консервы будешь? Жирные, с индейкой… Я в магазине на берегу целую упаковку захватил. На всякий случай.

О'Салливан задумался.

— А зачем тебе в нашей игре корм для собак?

Тут еще и Бориска последние пять минут с нехорошим напряжением следил за речью своего старшего товарища. Глеб меланхолично и легкомысленно махнул рукой.

— Собачий-то? A-а, это так… я его для вкуса в рисовую кашу добавляю.

— Нам?! В кашу?!

Бориска и итальянец потребовали ответа немедленно и одновременно.

— А чего такого? Вы не любите такую сытную кашку?

Он поднял от костра блестящие глаза и Бориска облегченно рассмеялся.

— Да ну тебя, Глеб! Не поймешь даже, когда ты смеешься!

— Нет у него собачьего корма! Нет! Я проверял весь наш груз! Это он так шутит над нами, понял?!

Младший командир безо всякой опаски похлопал О'Салливана по плечу.

— Хочешь, я тебе колбасы принесу, копченой? Мне мама десять бутербродов с собой дала сегодня утром. Давай, покушай хоть колбаски, а?


Красные с золотом угли костра все больше и больше затемняли сумерки, неумолимо жавшиеся к людям от темных стен старой крепости. Непрогоревших дров под черной, тяжелой сковородой уже не было, теплый и остро луковый дух накатистыми волнами распространялся по дворику. Томиться в своем вкусном заточении картошке оставалось две, три, от силы пять с половиной минут.

Будущее было немного туманным.

Глеб обернулся к сидящему рядом Бориске.

— Сейчас по тарелочке второго блюда, последний тост — и отдыхать. Проследи, чтобы никто из мужчин не покидал пределов нашего периметра.

— Не-е! Я больше есть уже не могу, ты что?!

— А за маму, а за папу? За нашего президента, наконец! Есть такое слово «надо», малыш! Ты просто уклоняешься от соблюдения правил безопасности нелегкого командирского труда! Больше ешь — меньше болит голова. В прямом смысле этого чудесного слова…

Понимая к этому времени практически все приказы без слов, Николас также молча кивнул головой в ответ на движение указательного пальца капитана Глеба. Хиггинс ничего серьезного в этой жизни уже не мог, и большой человек в одиночку снял с костра, поставив на стол, булькающую и шипящую сковороду.

На удивительный запах стали подтягиваться из темноты уцелевшие бойцы. Всего их набралось на один недорасстрелянный взвод. От немецкой делегации явился только Крейцер из Бремена, шведы были представлены тоже одной, тихой, но все еще уверенной в своих силах особью. Британия самоустранилась от дегустации картофеля и храпела по разным палаткам.

Мир был немного не уверен в себе, звезды раскачивались.


Чтобы не потерять раньше времени в молчании своего старшего товарища, Бориска продолжил приставать к Глебу с нудными и мелкими вопросами.

— А почему ты всегда все пьешь из стеклянного стакана? Даже чай — он же такой горяченный?! Возьми лучше кружку, удобней же ведь, вот, смотри, свободная еще одна есть.

После того как в тишине все в очередной раз выпили водки за дружбу, Глеб Никитин вернулся к обсуждению актуальной темы.

— Я не люблю металлические кружки.

— А почему?

Не в силах много говорить и, тем более, молчать в ответ, Глеб взял из коробка на столе спичку и с силой провел ею под внешним ободком эмалированной посудинки.

— Смотри сюда. — Он покачал сильно испачканной спичкой под носом Бориски. — И ты с удовольствием суешь ЭТО себе в рот?! Ты хоть знаешь, кто, что и когда пил из этой кружки до тебя?! А мыть ее вообще по-настоящему никогда не мыли, так, ополаскивали…

— Отбой! Всем спать.


Поднимаясь из-за стола, капитан Глеб немного, практически незаметно для окружающих, покачнулся.

— Стоять, Орлик! Все в порядке! Убери от меня свои презренные руки!

Бориска действительно отдернул от Глеба руки и, больше того, спрятал их за спину.

К лопушкам по нужде выполз из крайней палатки помятый Хиггинс. Вытирая после этого акта вандализма ладони о свои замечательные маскировочные штаны, он счел необходимым похвалить друга Бориску.

— Ох, и умеешь же ты пить. Полными стаканами со всеми пил — и до сих пор трезвый! Не то, что я… У вас, русских, наверно, с детства такая привычка к водке… Я — спать, все…

В ответ Бориска счастливо и загадочно хихикнул.

За его спиной капитан Глеб отыскал немного душевных сил и пробурчал вслед уходящему в сумерки Хиггинсу.

— А если его еще и подучить немного… Пошли.

— Куда ты собрался? Может не надо, Глеб?

— Бери чистую кастрюлю и пошли. Идем. За мной.


На близком берегу моря, прямо за краем разваленного укрепления капитан Глеб опустился на колени и стянул с себя черную майку.

— Бенефис закончен. Черпай и лей.

— Куда?!

Смотреть на такого непонимающего товарища было бы тяжело и скорбно. Поэтому Глеб Никитин даже не поднял на Бориску укоризненного взгляда.

— Повторяю. Черпай из моря. И лей. Из кастрюли. Воду. Мне. На голову. Десять кастрюль. Подряд.

Где десять, там и восемнадцать. Глеб чихал, как трудолюбивый морж, такой же круглоголовый, счастливый и влажный.

— А теперь полей-ка мне на руки… И отойди в сторонку.

Бориска сморщился, вздрогнул, когда, засунув пальцы в рот и согнувшись пополам, Глеб зашелся рядом с ним в тяжелом кашле. Но длилась эта скверная сцена недолго.

— Теперь еще раз лей на руки. Так-с… И еще одну полную кастрюльку на мою голову. На посошок. Порядок!

Двумя ладонями капитан Глеб Никитин крепко провел ото лба назад по своим коротким волосам. Вздохнул полной грудью, никак не отворачиваясь от моря, в сумрачном просторе которого тлел еще тускло-багровый отсвет заката.

— Вот и все. Пошли, что ли, поруководим там напоследок немного.


Стронуть с места изумленного Бориску такими простыми словами было трудно, почти невозможно. Он опешил.

Перед ним в темноте стоял его прежний Глеб, улыбался ему, как и днем, только вот голос внезапно воспрявшего от хмеля командира был странно медленным, да еще и с хрипотцой.

— Чего ты опять меня с подозрением рассматриваешь? Не осуждай людей так торопливо.

И даже это еще не заставило Бориску сделать шаг в направлении лагеря.

— Пошли, пошли, не задыхайся от волнения.

В расположении их части две армейские палатки темнели и храпели, сквозь щелки третьей наружу пробивался небольшой свет.

— Что за волшебное сияние?

— А это итальянец этот, Салливан, книжку читает. У него диодный фонарик есть, он его на голову на пружинке такой приделал, лежит и читает.

— Он твой, из «Ромео»?

— Ага.

— Держи.

Покопавшись наощупь в темноте в кабине «технички», Глеб достал из-под сиденья два штык-ножа.

— Это наше холодное оружие. Для охраны жизней и здоровья коллектива. Один тебе, другой отдай трезвому итальянцу. Назначь его до рассвета своим заместителем по безопасности.

— Да зачем нам эти ножики! От кого обороняться-то сейчас?!

— Ты преступно много размышляешь. Разбуди меня в шесть ноль ноль.


Внезапным грохотом раскатился в ночи по крепостному дворику басовитый рык мужского храпа.

Глеб буркнул.

— Этот голландец хуже карасину!

Облеченный вахтенным доверием Бориска попытался спросить его еще о чем-то стратегическом.

— Все, все, проехали. Будем считать, что меня ранили коварные враги. Прямо в грудь, — Глеб ткнул пальцем в мокрого себя. — И я упал, изнемогая.

С грациозностью великого утомления он прилег на расстеленный спальник.

Не доверяя некоторым своим чувствам, Бориска осторожно прикоснулся к телу неподвижного командира.

Но капитан Глеб Никитин уже спал, глубоко и уверенно вдыхая свежий морской воздух.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги