Глава 12 СМЕРТЬ БРОДИТ ПО ЛЕСУ

Стояла отличная погода — начало лета, когда северная русская природа начинает входить во вкус жизни и сменяет серо–белое одеяние зимы на более яркий, летний цвет — зеленый.

Три катера двигались по самой середине узкой речки, вдоль линии фарватера, которую различал только опытный глаз шкипера. Крутые скалистые берега, покрытые бурыми пятнами мха, обрывались прямо в воду. Казалось, что здесь невозможно причалить, как ни старайся. Всюду камни, скрюченные деревья, мелкий колючий кустарник и глубокие заводи, по их поверхности то и дело расходились широкие круги: это стерлядь и хариус радовались наступившему периоду тепла, гоняясь за насекомыми — водомерками и стрекозами, — стараясь нагулять жирок за короткое время северного тепла.

Председатель Горст был зол на весь белый свет. На вторую неделю экспедиции Горсту окончательно опротивели красоты северорусской природы. Три его катера, набитые оборудованием, заполненные шумной компанией рабочих–землекопов, охранников и студентов–археологов, безрезультатно шныряли по речным заводям. Пища из консервов, приготовленная на костре, не лезла в рот.

Заниматься сексом с Казимирой мешали комары. Самого Горста эти крохотные твари искусали так, что даже антикомариное средство «репудин» оказалось бессильно. Странно, однако Казимиру комары не трогали, и это выводило Горста из себя.

«Зараза к заразе не пристает», — думал он. Если бы ни присутствие Казимиры, которая стойко переносила тяготы путешествия, председатель Горст давно бы уже махнул рукой на все это приключение. Сейчас Казимира сидела рядом с Горстом, держала его за руку и березовой веточкой отгоняла от него назойливую мошкару.

Председатель прислонился к борту катера, смотрел на чистую, прозрачную воду, разбегающуюся из‑под киля, и старался прислушиваться к словам научного руководителя экспедиции — доктора археологии Приходько, выписанного из Санкт–Петербургского университета. Плешивый и тощий доктор нудно бубнил:

— …эта река, по которой мы идем, имеет название Сурожка — по наименованию поселения Сурожь, основанного на ее берегах одним из воинов–викингов, пришедших на Русь вместе с Рюриком, Трувором и Синеусом…

«Да за кого он меня принимает! — злобно сопел Горст. — Кто я ему — студент, что ли? То же мне, Индиана Джонс хренов!»

Доктор Приходько упрямо гнул свое:

— …и постепенно приближаемся к одному из древнейших скитов, построенных еще во времена православного раскола. Именно в эти места удалились самые верные приверженцы старой веры, именно здесь они хранили свои реликвии, вывезенные из храмов, которые староверы посчитали оскверненными…

Казимира толкнула Горста в бок.

Председатель очнулся от тяжких дум:

— И что? Значит, мы почти у цели? Если верить карте, которую я тебе дал, тогда дело, можно сказать, в шляпе.

Ученый–археолог замялся:

Видите ли, еще рано делать выводы… Вот высадимся на месте, обозначим границы работ, приступим к раскопкам… Да и сведений на карте не так много… И еще одно…

Горст и Казимира насторожились. Горст требовательно спросил:

Ты не темни! Выкладывай все, как есть! В этих глухих местах, знаешь ли, лучше не играть со мной, не то…

Рядом с катером вынырнул здоровенный хариус, схватил на лету жирную стрекозу и с шумом плюхнулся в воду.

Горст многозначительно кивнул:

Именно так!

Приходько долго смотрел на глубокие воды, затем поежился и произнес, не глядя на Горста:

Неизвестно, как к нашим планам отнесутся местные обитатели…

Разве в скиту еще кто‑то живет? — деланно изумился Горст, после чего встал, приложил ладонь к глазам и обозрел дикие берега. — Неужели здесь вообще кто‑то может жить, кроме комаров и птиц, которые их жрут?

Казимира хихикнула, но, поймав злобный взгляд Горста, тут же умолкла.

Людей здесь мало — всего несколько семей староверов, — осторожно продолжил доктор Приходько. — Нам потребуется заручиться их согласием, прежде чем, как они говорят, «тревожить сон земли».

Какой еще «сон» ?! — покосился Горст. — Что за бред! Кого это мы «тревожим»?

Так местные староверы называют раскопки, — пояснил Приходько. — Они вообще землю не трогают — не сеют, не пашут… Живут охотой, рыбалкой, грибами да ягодами…

«Жили, — подумал Горст и вздрогнул. — Господи, неужели это я их всех прикончил?! Господи, да что же это такое со мной?! Может, я уже и не человек? Проклятое наваждение! Проклятая икона!»

Понять тайный смысл размышлений председателя Горста можно было, только если знать о любопытной встрече, которая состоялась неделю назад на охотничьей заимке, в том месте, где река Сурожка отделяется в виде притока от основного русла — полноводной Неренги.

Проводник, которого нанял Горст, на второй день пути все‑таки обнаружил тщательно спрятанную десятилитровую флягу со спиртом, зверски напился, свалился за борт и утонул. Пришлось Горсту организовать незапланированную стоянку — но не за тем, чтобы искать труп, а чтобы отправить верного Никиту Разумнова в ближайший поселок за новым проводником.

Никите потребовался целый час, чтобы добраться до поселка лесорубов, но Разумнову показалось, что на это ушла целая вечность. Дело в том, что, по совету опытных людей в Москве, Горст взял на борт одного из катеров мотоцикл с коляской — армейский «Днепр», еще советского производства.

Машина оказалась надежной, водитель был опытным мотоциклистом, но дорога оказалась отвратительной: колея была напрочь разбита трелевочными машинами, вывозившими срубленный лес к воде для сплава.

Мерзкая дорога вымотала деликатному Никите душу и тело. Когда он вылез из коляски, то ноги его дрожали, и он был вынужден схватиться за забор, чтобы не свалиться в пыльный бурьян.

Кроме того, ему очень не понравились лица людей, которые стояли, облокотившись на шикарные джипы «Хаммер». Никита встретил их на полпути к поселку. Люди никак не отреагировали на появление стрекочущего «Днепра», но проводили мотоцикл нехорошими взглядами, от которых у Никиты моментально испортилось настроение.

Предчувствие его не обмануло. Проводник был найден быстро (кто же откажется в лесной глуши «срубить» сразу полтысячи долларов?), но на обратном пути мотоцикл все‑таки был остановлен. Люди из «Хаммеров» имели с Разумновым краткий, но убедительный разговор. Из их слов перетрусивший Никита узнал, что экипажи «Хаммеров» страстно желают пустить катера экспедиции Горста на дно речное посредством гранатометов «Муха», которых у них имеется в достатке. В чем Никита тут же с ужасом убедился, когда его подведи к багажнику «Хаммера» и продемонстрировали его содержимое. Оружия здесь было столько, чтоб можно было смело начинать маленькую войну.

Никите было предложено на выбор: сегодня же организовать встречу председателя Горста с неким Малютой Сибирским или… Никита тут же поспешил согласиться с первым предложением. Едва оказавшись на борту катера, он тут же сообщил Горсту, что вся экспедиция под угрозой гибели.

Выслушав дрожащего Никиту, Горст ухмыльнулся: кто бы ни были эти люди, он всегда сумеет договориться с ними. А переговоры он начнет с того, что сообщит об имеющейся у него договоренности с командованием вертолетной части. Стоит кому‑то из подручных Горста отправить только одно радиосообщение, как прилетит дивизион боевых «Ми», вооруженных ракетными снарядами, и остатки «Хаммеров» придется собирать с верхушек сосен.

Горст не взял с собой на переговоры Казимиру, да та и не настаивала. Чутье ей подсказывало, что двое мужчин сами сумеют разобраться, без польской интриги.

Переговоры Горста и Малюты состоялись на берегу Сурожки за походным столиком, на котором стояла холодная «Смирновка», маринованные грибки, хариусы свежайшего засола и огненно–горячий хлеб, только что из настоящей печи, из поселка лесорубов. Правда, ни Горст, ни Малюта так и не притронулись к угощению. Они были заняты более важным делом.

— Итак, — вальяжно протянул Горст, усевшись на раскладной походный стульчик, — чем обязан, милейший, такому роскошному приему? Уж не приняли ли вы меня за губернатора местного края?

Еще чего! — скривился Малюта. — У нас с губернатором все схвачено. Да и не живет он здесь давно. Все больше по Каннам да по Флоридам путешествует… Меня чисто ваша личность интересует.

Мы — простые краеведы, — скромно представился председатель Горст. От желания ударить наглеца бутылкой по голове его удерживало только то, что в его сторону были направлены короткоствольные автоматы «Хеклер–Кох», которыми была вооружена охрана Малюты. — Мы — исследователи истории этого дивного края, который славится своим интересным прошлым, которое…

Ты мне зубы не заговаривай! — Обозленный Малюта стукнул по столу так, что у того ножки ушли еще глубже в речной песок. — Мне все известно: и про икону чудотворную, и про карту… Неизвестно только, на кой она тебе, наша русская святыня. Может, за рубеж ее продать хочешь, реликвию нашу православную?

По–вашему, я похож на дешевого фарцовщика?!

Горст был оскорблен до глубины души, но старался сдерживаться. Он уже начал догадываться, что за тип сидит перед ним. Малюта казался ему человеком простым и грубым. Следовательно, и планы у него такие же. Либо он работает на кого‑то еще, либо сам хочет на иконку лапу свою татуированную наложить. Это и предстояло выяснить.

Мне кажется, — осторожно начал Горст, отмахиваясь от комаров, — что вы, господин Сибирский, равно как и я, близко принимаете к сердцу судьбу чудотворной. Это нас сближает. И это открывает перед нами великие перспективы.

Так, — Малюта насторожился. — А вот отсюда давай‑ка подробнее. Насчет «великих перспектив».

Благо народа — святая цель, ради которой можно преодолеть любые препятствия, — осторожно продолжил Горст. — Но любое препятствие проще преодолевать, если рядом есть верный товарищ. Вот я и предлагаю: ради спасения чудотворной иконы Софийской Божией матери заключить взаимовыгодный союз.

На что это ты намекаешь? — нахмурился Малюта. — Говори прямо, не темни. Здесь тебе не Москва. Пропадешь — так и косточек твоих не сыщут…

Ваш прозрачный намек мне понятен, — кивнул Горст. Его уже начинало тошнить от общения с Малютой. — Предлагаю поступить так: мы идем по реке на катерах, следуя своим приметам, прямо к месту, где спрятана икона. Вы же — со своей армией — двигаетесь по берегу и решаете проблемы, если они возникают. Идет?

А что потом? — грубо поинтересовался Малюта. — Что будет, когда мы найдем икону? Ведь не будем же мы ее пилить напополам?

Тогда мы снова сядем за стол переговоров и все решим полюбовно, как и полагается интеллигентным людям, — нежным голосом произнес председатель Горст и ласково посмотрел на Малюту. — Все равно ведь у нас нет другого выхода. К чему нам сейчас затевать боевые действия на берегу этой великолепной реки, где такой чудесный пейзаж, птички поют и все такое прочее?

Малюта был вынужден согласиться, что это — выход. Даже если он будет пытать поодиночке всю экспедицию, к иконе ближе он не подойдет. Малюта кивнул и встал. Его охрана с облегчением переглянулась. Стрельба на сегодня отменялась, можно было славно напиться водки прямо у речки, обглодав до костей нежных хариусов, к которым так и не притронулись высокие договаривающиеся стороны.

«Когда икона будет у меня, я тебя тут же отправлю на тот свет самым быстрым экспрессом в мире», — одновременно подумали Малюта и Горст, крепко пожав друг другу руки. И затем перешли к детальному обсуждению первых шагов.

Горст предложил Малюте немедленно отправиться выше по реке, по берегу. На карте он указал новому «партнеру» место, где находился старинный скит староверов. Еще в Москве, при планировании экспедиции, было решено именно здесь производить раскопки. Почему именно здесь — Горст предпочел умолчать.

Вот и первое препятствие, — сообщил Горст, сворачивая карту в рулон. — Необходимо уговорить людей в скиту, чтобы не мешали раскопкам. А то у них там какие‑то «принципы» или что‑то в этом роде, из‑за чего мы не можем там даже лопату в землю воткнуть,

— Насчет этого не беспокойтесь, — заверил Малюта Горста. На всякий случай он перешел на «вы», зауважав Горста за деловую хватку. — Уговорим по высшему разряду. Все останутся довольны. Приезжайте через–пару деньков — и приступайте к работе. Связь будем держать по радио.

Обменялись позывными и разошлись. Оказавшись на борту катера, Горст спустился в каюту и растянулся на матрасе. Казимира немедленно оказалась рядом и принялась расстегивать ему брюки.

Видал я на свете дураков, — сообщил Горст Казимире, с удовольствием ощущая, как она обрабатывает губами его постепенно восстающую плоть, — но такого, как этот Малюта, впервые. Он надежен, как тиски, и столь же умей… Ах, если бы все люди были такими! Весь мир жил бы в согласии под моим мудрым руководством.

Казимира отвлеклась от председательской плоти, подняла голову, посмотрела на Горста зелеными глазами и прошептала:

Все людишки бардзо хитры. Но у меня в сумочке есть одни замечательный приборчик, подаренный мне в Ватикане его преосвященством кардиналом Гаспаром. Аве Мария! Если приборчик начнет работать и подаст сигнал — тогда мы еще быстрее найдем икону…

— …и еще быстрее скормим волкам этого жирного Малюту, — закончил Горст и откинулся на спину. Казимира вновь склонилась над его естеством.

Горст зажмурил глаза и приготовился к наслаждениям. Насчет кардинальского «приборчика» решил разузнать позже, после того, как Казимира «поработает» над его собственным «приборчиком».

«Хаммеры» Малюты не без труда пробились по лесным дорогам к отдаленному поселению староверов.

Поселок, который все в округе называли не иначе, как «скит», состоял из десятка домов. Дома эти, сложенные из больших бревен и укрепленные высушенным мхом, были построены по местному обычаю на двухэтажный манер: наверху жили люди, внизу держали скотину и птицу. Таким образом люди выживали в суровую и долгую зиму. Чтобы покормить скотину — достаточно было спуститься из жилой половины вниз, да и сами домашние животные своим теплом согревали дом.

В этом месте берег круто вздымался над рекой, и добраться до поселка можно было лишь по длинной и извилистой деревянной лестнице, начинавшейся от самого уреза воды. Здесь же находился небольшой деревянный причал, около которого на воде покачивались несколько длинных лодок — «барок» по–местному.

Место было тихое и спокойное. Казалось, сама древнерусская святость разлита в воздухе, напоенном молитвами, несчетное количество которых было вознесено в скиту за многие века.

Отряд Малюты, с трудом преодолев тяжелый путь, добрался до поселка, где и был встречен местными жителями во главе с чтецом Феофаном.

Дело в том, что местные обитатели — сплошь потомки староверов, бежавших на Север во времена раскола, — отказывались принимать священников, направляемых Синодом. Они предпочитали выбирать из своей среды «чтецов» — знатоков Библии, которые могли и сами провести любой обряд не хуже московских священников «с дипломом».

Джипы выбрались из леса и, тяжело переваливаясь, встали посередине поселка.

Привлеченные рычанием бензиновых двигателей «Дженерал Моторс» мощностью в сто девяносто лошадиных сил, обитатели поселка покинули дома и стекались со всех сторон, плотно окружив три «Хаммера».

Отдуваясь и вытирая пот со лба, Малюта выбрался из душного салона и огляделся. С трех сторон поселок окружал густой лес, впереди виднелся просвет — там, по всей видимости, была река. Деревянные дома, потемневшая от времени деревянная церковь с затейливо вырезанной маковкой, увенчанной деревянным крестом, деревянная мельница, установленная на поворотном круге, чтобы разворачивать ее по направлению к ветру.

«Доска, треска, тоска…» — вспомнилось Малюте меткое определение здешних мест. От созерцания сурового пейзажа его отвлек чей‑то голос.

Добро пожаловать в наши места. И кто же вы такие будете, добрые люди? — спросил Малюту болезненно худой и высокий человек в очках в металлической оправе. Он стоял окруженный несколькими детьми, которые испуганно жались к нему, слово искали защиту от неизвестной угрозы.

Кто тут у вас главный? — не отвечая на приветствие, грубо спросил Малюта.

Как и во всем мире, главный здесь — Иисус, — спокойно произнес человек в очках. — А если хотите к нему обратиться, я могу вам помочь. Зовут меня чтец Феофан.

Раз ты чтец, значит, буквы разбирать умеешь, — обрадовался Малюта. — А ну‑ка, пацаны, тащите сюда подарки!

Под недобрыми взглядами обитателей скита Малютина братва принялась бодро вытаскивать из безразмерных хаммеровских багажников картонные коробки, которые здесь же в траве и открывали. Из коробок посыпались в траву яркие пакеты, банки, целлофановые мешочки.

Слушай сюда, Феофан, — Малюта торопился: ему очень не нравилась атмосфера этого странного места. — Я — представитель фонда по старине, типа историк и все такое. Мы тут решили в ваших местах немного покопать, чтобы найти горшки там всякие и прочую древнюю посуду, из которой люди раньше ели. Ну, ты понимаешь, такие штуки еще в книжках по истории рисуют…

В общем, археологи мы, — пришел на выручку неграмотному Малюте один из его парней.

Во–во! — обрадовался Малюта, услышав ученое слово. — Точно так! Тебе и всем мужикам мы тут привезли за беспокойство подарки всякие…

Из коробок продолжали сыпаться банки с колой, пакеты с чипсами и леденцы на палочках. Кто‑то из парней ходил между насупившимися жителями и пытался раздавать бейсболки с надписью «Нью–Йорк», майки с коллективным портретом мадридского «Реала» и наборы китайских фломастеров.

Малюта панибратски положил руку на плечо чтецу Феофану:

Ну, эта лабуда для простых… А вот тебе, как старшему, полштуки баксов в зубы и просьба: сделай так, чтобы твои не мешали нашим. Мы тут долго копать не будем… Найдем, что надо, и свалим.

Феофан вежливо выпростался из объятий Малюты.

А вы тут вообще копать не будете, — голос чтеца потерял вежливый тон. — Здесь — святая земля. Иисус завещал нам не трогать покой этой земли. Мы даже зерно по реке привозим, чтобы перемолоть на мельнице. Пока земля не тронута, и мы целы будем, и вера наша, что хранит нас в веках.

Малюта оскалился:

Значит, если вас не будет, то с землей можно делать, что хочешь? И все думают так же, как ты?

Малюта обвел маленькую толпу — всего‑то человек тридцать—сорок — тяжелым взглядом. В глазах староверов он читал неприкрытую ненависть. В руках у некоторых он увидел двуствольные охотничьи дробовики. Немедля ни секунды, Малюта свистнул так, что у стоявших рядом уши заложило.

Это был сигнал. В ту же секунду в руках Малютиных пацанов оказались автоматы «Хеклер–Кох». Куда там дробовикам до этого скорострельного иноземного оружия! Люди Малюты окружили местных жителей, разоружили и уже через десять минут все они были загнаны в деревянную церквушку, настолько тесную, что всем им пришлось стоять там плечом к плечу.

Обойдя дома, Малюта обнаружил еще с десяток обитателей скита, в основном — женщин и детей. Их также безжалостно загнали в церковь. Широкую дверь подперли снаружи парой бревен.

Пусть ночку померзнут да перетрут меж собой базар, — решил Малюта. — Думаю, к утру они этого Феофана сожрут вместе с его дурацкими очками. Потом мы их выпустим, и они же сами будут для нас землю копать.

Малюта приказал подыскать для него дом почище. Он уснул, а его братва еще долго бродила по поселку, отчаянно ругаясь и дивясь тому, что можно жить так бедно. Водки так и не нашли. Правда, в одном из домов отыскали трясущуюся от страха девку, которую тут же затащили на сеновал и изнасиловали по очереди.

В какой‑то момент девка умудрилась вырваться, метнулась к стене, сорвала с гвоздя серп и полоснула себя по горлу. На ходу застегивая штаны, парни разбежались, оставив девку биться в агонии, заливая молодой кровью свежее сено…

Среди ночи Малюта проснулся в чужом доме от странного монотонного звука. Было в этом звуке что- то страшное, что‑то пугающее… Малюта оделся, взял пистолет и вышел. Над головой висела полная луна, сияли звезды. Малюта шел на звук, оглядываясь по сторонам. Он не верил ни в черта, ни в дьявола, считая, что всему на этом свете есть разумное объяснение.

Так и подошел он к деревянной церквушке, битком набитой людьми. Так вот в чем дело! Запертые люди пели, их голоса сливались в один звонкий хор — то плачущий, то гневающийся, то умоляющий, то восторженный. Среди голосов выделился один — самый уверенный, зовущий за собой, ведущий в сладостную неизвестность.

В духе Христовом люди знают друг друга как братия и сестры, — звучал сильный голос, — и потому только в этом духе пребывающе исполнены друг друга любви и милосердия.

«Чтец Феофан», — догадался Малюта.

Внезапно хор стих, словно повинуясь единому сигналу. В тишине негромко звучал голос Феофана. Он в чем‑то убеждал людей, но Малюта не слышал ни слова. Он стоял и раздумывал: а не выпустить ли поселенцев? Может быть, они уже одумались?

Голос Феофана креп и усиливался. Вот к нему присоединился еще чей‑то голос. Вот еще один. И вот заговорили все разом. Церковь превратилась в огромный улей, в котором жужжал яростный пчелиный рой.

Малюта выронил пистолет и зажал уши. Он всегда был уверен в том, что Бог существует только затем, чтобы помогать ему лично. Сейчас от его уверенности не осталось и следа. Неужели Бог предал его? Тогда зачем вся эта возня с иконой?

Он опустил руки. В воздухе царила мертвая тишина. Голоса смолкли. Вместо голосов вдруг раздался слабый треск. Треск усиливался, становился все громче и отчетливее. И вдруг из крохотных, зарешеченных окошек церкви вырвались наружу яркие языки пламени, устремились к небесам и рассыпались искрами. Малюта не успел опомниться, как вся церковь, высушенная северными холодными ветрами за многие годы своего существования, занялась от основания и до самой маковки.

«Проклятый Феофан! — в отчаянии подумал Малюта. — Там ведь лампады горели, в церкви! Значит, это он всю свою паству уговорил сжечь себя! Ровно, как в старые времена, при царе нашем Петре Великом…»

И вдруг, сквозь грохот падающих бревен, сквозь треск пламени, до ушей окостеневшего враз Малюты донеслась торжественная песнь. Поначалу голосов было много, но постепенно хор слабел, количество голосов уменьшилось, пока не остался один — тонкий, слабый, детский. Да и тот смолк, едва пропев несколько слов под трескучий аккомпанемент пламени…

Малюта стоял, глядя на гору обуглившихся бревен, и молчал. Он подошел ближе к пепелищу. Зачем? Да он и сам не знал… И вдруг услышал:

Иди к нам! Славь Бога с нами!

Из‑под обгорелых бревен показались детские руки. Они хватали Малюту за ноги.

Иди к нам! Славь Бога с нами!

Умирающему от ужаса Малюте показалось, что он даже различает в темноте лица. Удивительно: лица детские были чисты, словно пепел не пристал к ним.

Малюта повернулся и, спотыкаясь, побежал прочь. В темноте он наткнулся на «Хаммер», залез на водительское сиденье, скрючился за рулем да так и просидел до самого утра, трясясь от холода, страха и злобы.

Поутру он приказал ничего не понимающей братве повалить топорами стоявшие рядом с церковью раскидистые ели, нарубить лапника и забросать ветками пепелище…

Еще целых два дня пришлось банде Малюты жить рядом с братской могилой староверов, выбравших смерть от собственной руки, чтобы не впасть в позор и неверие. Постепенно ощущение ужаса у самого Малюты притупилось, а его ребята предпочитали вопросов не задавать, зная, насколько страшен в гневе и скор на расправу их главарь.

И вот наконец‑то на реке показались три катера экспедиции Горста. Сам председатель стоял на носу первого катера в белой капитанке. При виде самоуверенного Горста Малюта заскрипел зубами от ярости. И как только нога председателя коснулась земли, Малюта тут же потащил его к пепелищу и поведал о самосожжении полусотни человек. Ему доставало огромное удовольствие наблюдать, как побледнело лицо Горста, как задрожали его губы и как он сел на первый попавшийся пенек, потому что ноги его не держали.

Учти, председатель, — угрожающе произнес Малюта. — Эта куча верующих жмуриков — на твоей совести. Я на такое дело не подписывался. Если что — пойдешь по этому делу паровозом.

Горст уже успел прийти в себя, и теперь его мозг отчаянно работал, перебирая варианты. Наконец председатель слабо махнул рукой:

В конце концов, они могли покончить с собой по независящим от нас причинам. Положим, этому Феофану было видение…

Это, типа, он голос с неба слышал? — уточнил Малюта.

Ну, вроде того… Скажем, Господь приказал ему срочно предстать перед ним вместе со всей паствой. И скажем, ты и кто‑то из твоих парней про это слышал. Но пока об этом — молчок…

На том и порешили. Но несмотря на то, что оба пытались сохранять бодрый вид, Малюта и Горст навсегда потеряли сон, их мучили кошмары.

Даже Казимира иногда просыпалась от страшных видений и все шептала:

То бардзо велика масакра!

Вместе с Горстом на берег высадились пара его телохранителей, неизменная Казимира, команда землекопов, набранная из безработных мужиков в поселках лесорубов, несколько археологов во главе с плешивым доктором Приходько.

Но был среди членов экспедиции один прелюбопытный субъект. Всего день назад его доставил вертолетом на катера Никита Разумнов — верный председателев помощник.

Человек этот был среднего роста, неприметной внешности, в черных очках и черных лайковых перчатках, которые не снимал даже за едой. Самым примечательным был не он сам, а металлический несгораемый чемоданчик, прикрепленный к запястью титановой цепочкой. Получалось, что самый простой способ отобрать чемоданчик — отпилить руку в районе запястья.

Сразу же по приезде, этот странный человек был приглашен в каюту Горста, где долго беседовал с председателем и Никитой.

Команда сгорала от любопытства, но так ничего и не выяснила. К самому новичку никто не отважился обратиться: рядом с ним постоянно маячила фигура одного из мрачных охранников Горста. Кто‑то высказал предположение, что человек привез зарплату за предстоящие раскопки. Это предположение враз успокоило членов экспедиции, и на человека с чемоданом перестали обращать внимание.

А между тем предположение было в корне неверным. В чемодане находилось нечто такое, что председатель Горст считал более ценным, чем деньги.

Звали этого человека Оскар Бострем. Был он родом из обрусевших шведов, что перешли на сторону армии царя Петра еще во времена полтавской битвы.

Оскар Бострем не пошел по традиционному для его семьи пути. Он не стал военным или инженером. Его никогда не занимали служба или ремесло. Зато с детства его влекла история, точнее — ее темные пятна. Юный Оскар обучился чтению в три года, к пяти годам перечитал все книги в отцовской библиотеке, после чего записался в районную библиотеку, которую прочитал за пару лет. К совершеннолетию он знал все о темных страницах истории, загадочных убийствах, таинственных побегах, изменах, предательствах и так далее.

Закончив Историко–архивный институт и получив распределение в протокольный отдел Министерства иностранных дел СССР, Оскар задумался над будущим. Его не увлекала перспектива дышать пылью в министерских архивах. Грянувшая перестройка и повальный интерес населения к темным сторонам отечественной истории сами подсказали Оскару путь к обогащению и славе.

Оскар стал уникальным, единственным в своем роде специалистом по подделке исторических документов.

Его первое дело до сих пор считается своего рода шедевром в области фальсификации.

Обладая колоссальными познаниями во всех областях исторической науки, Оскар провернул удивительную по нахальству и совершенную по исполнению аферу.

На волне всемирного интереса к так называемому «Секретному протоколу к пакту Риббентропа—Молотова», положившему начало разделу Европы и развязыванию Второй мировой войны, Оскар изготовил «подлинный экземпляр» протокола, воспользовавшись тем, что оригинал никто и в глаза не видывал. В этом документе все просто дышало подлинностью: «настоящие» подписи, печати, бумага, стиль письма, чернила. Все, вплоть до слабого чернильного отпечатка большого пальца Риббентропа на углу документа.

Когда документ был готов, сам Оскар прослезился при виде этого «шедевра». И так ему понравился его труд, что он изготовил целых десять (!) «оригиналов» протокола. После чего оповестил заинтересованные организации, что «сотрудник МИД СССР обнаружил секретный протокол» и готов этот протокол продать, для чего предложил покупателям прибыть в Лондон.

Было ровно десять покупателей: от МИДов Польши и Германии до богатых коллекционеров из Японии и Тайваня. Каждый привез с собой эксперта, и каждый эксперт, к вящей гордости Оскара, засвидетельствовал подлинность документа.

Получив деньги с каждого покупателя, Оскар скрылся, предварительно письменно сообщив покупателям, что «товар» — поддельный и что не следует поднимать шум, чтобы не быть осмеянным.

Обеспечив себе безбедную жизнь на ближайшие сто лет, Оскар лишь иногда позволял себе «пошалить». Так, он купил загибавшийся от отсутствия клиентов отель на берегу Карибского моря, и через пару месяцев туда валом повалили искатели пиратских кладов и затонувших испанских галионов, нагруженных золотом. Еще бы! Ведь «подлинные» карты, на которых было указано местонахождение сокровищ, изготавливал сам Оскар, а затем продавал на аукционах через подставных лиц. Ясен день, на картах было указано именно то место, где находился отель Оскара.

Далее были не менее славные «дела», среди которых наиболее ярким была доставка на вертолете на гору Арарат приобретенной у командования расформированной российской воинской части в Грузии солдатской деревянной казармы, впоследствии выданной за останки Ноева ковчега, фотографиями которого Оскар успешно торговал.

Никита Разумнов потратил немало сил и средств, чтобы отыскать Оскара. Этого требовали дело и председатель Горст.

В металлическом чемоданчике Оскара хранились сфабрикованные его ловкими руками, во–первых, «старинная» книга, содержавшая летописные заметки хранителей священной реликвии — чудотворной иконы Софийской Божией матери, во–вторых, здесь же хранился рассказ о том, как икона была подменена православным патриотом на литовской границе и вывезена на русский север, где и находилась с тех пор под защитой божественных сил и сменявших друг друга поколений «хранителей».

Сроки, за которые надо было сфабриковать книгу, были минимальны. Главное требование Горста — чтобы она неплохо смотрелась по телевизору. Это Оскару удалось сделать блестяще. Горст смеялся, как ребенок, глядя на полуистлевший кожаный переплет, изъеденный временем и мышами, потемневшие и позеленевшие медные уголки, осыпавшийся золотой обрез.

Что в книге было настоящее, а что — подделка, с первого взгляда не определил бы даже хороший специалист. Да этого и не требовалось. Книге предстояло сыграть свою, особую роль во всей этой истории с иконой.

Выпили спирта за успех дела. Полупьяный Горст бесцеремонно поинтересовался, с чего это Оскар не снимает перчатки. Оскар осторожно опрокинул в рот стопку спирта, запил холодной водой, а затем стянул перчатки с рук. Горста стошнило тут же на пол, а верный Никита выбежал из каюты, и его долго рвало за борт.

Руки Оскара были изъедены кислотами, с которыми он постоянно возился, изготавливая подделки. Местами концентрированная кислота проела мясо до кости, и там, под прозрачной пленкой кожи отвратительного серого оттенка, пульсировала черная кровь.

Неделя упорного труда дала потрясающие результаты. Но чего это стоило?

Землекопы вкалывали в три смены с минимальным перерывом на сон и прием пищи. Никита Разумнов охрип, улаживая конфликты, решая проблемы и разрешая противоречия. После того как один из парней Малюты, напившись настойки из бересклета, утоп в реке, председатель Горст объявил общий сбор, на котором сообщил, что на территории раскопок вводится сухой закон. За ним взял слово Малюта и сообщил, что любой, кто сунет нос в стакан со спиртным, будет похоронен заживо. В глазах Малюты люди прочитали четкую решимость выполнить обещание. После этого пьянство прекратилось, а работы возобновились с утроенной силой.

Что касается староверов, то о них старались не вспоминать, словно их и не было. Из домов растащили все мало–мальски ценное, домашнюю скотину да птицу зарезали и съели. Пепелище на месте сгоревшей церкви обходили стороной. Это место сразу получило название проклятого. Любопытным журналистам объяснили, что молния ударила в церковь после того, как местные жители стали противиться раскопкам. Приняв это за знак свыше, староверы сели на лодки и отправились незнамо куда, опасаясь гнева Господня.

По прошествии семи дней Никита продемонстрировал председателю и Казимире результаты работ. Горст остался доволен.

Казимира восторженно шепелявила:

Пршелестно!

Никита гордо улыбался.

Теперь отправляйся на большую землю, — приказал Горст Никите. — Собери

журналистов, телевидение не забудь. Пригласи кого‑нибудь из местных властей, чтобы все выглядело официально. Да не забудь купить для этих щелкоперов водки побольше…

Через три дня поселок преобразился до неузнаваемости. Повсюду бродили люди с видеокамерами и фотоаппаратами, тут и там, между сосен, торчали тарелки спутниковых антенн. Появилось множество палаток, среди которых выделялась одна — самая большая, оранжевого цвета, с большой табличкой у входа: «Пресс–центр».

На опушке леса урчали мощными дизелями передвижные силовые установки: для трансляции телепрограмм и нормальной работы компьютеров требовалось огромное количество энергии.

В одном из домов поселился вице–губернатор края со свитой. Он пил второй день, и ничто не могло отвлечь его от этого занятия, даже, как он сказал, «если найдут живого Илью Муромца».

Словом, Никита Разумнов постарался на славу.

Все ждали главного, когда же будет устроены посещение раскопа и демонстрация каких‑то невероятных находок, о которых уже который день говорят центральная пресса и телевидение, но о которых толком ничего и неизвестно.

Внезапно из мощного репродуктора, установленного на крыше одного из генераторов, послышался бодрый голос помощника председателя Горста Никиты Разумнова:

Уважаемые представители средств массовой информации! Приглашаю вас

пройти к месту раскопок. Начинается демонстрация открытий, совершенных экпедицией под руководством господина Горста, председателя Комитета по разработке национальной идеи!

Хитрый Никита сделал объявление после того, как пресса хорошо пообедала, выпила и закусила. Побросав тарелки, журналисты, представители радио и телевидения ринулись к раскопу.

Итак, господа, — начал Никита, когда журналисты собрались около забора,

установленного по периметру раскопок, — мы начинаем. Прошу вас сохранять максимальную осторожность, поскольку под землей имеется масса полостей. Провалившись под землю, вы можете погибнуть и разрушить ценный культурный слой.

Журналисты дружно закивали. Ворота заскрипели, и толпа повалила внутрь.

Внешне раскопки не производили большого впечатления. Повсюду, куда не кинешь взгляд, были отрыты глубокие ямы, навалены кучи земли и глины, повалены деревья. Тут же стоял наспех сколоченный сарай с надписью на стене масляной краской: «Археологическая лаборатория».

Умный Никита тут же отвлек внимание прессы:

Нам следует быстрее спуститься под землю и осмотреть раскоп. Нас

предупредили археологи, что грунт в этих местах крайне ненадежен. Здесь очень сильная верховодка…

Какая еще водка? — изумился представитель центрального телеканала.

Верховодка — это мощные водные пласты, — быстро объяснял на ходу Никита,

— которые скапливаются в почве после дождей, а также после разлива рек. А тут, куда ни плюнь, кругом болота. Вот вода и ищет, куда бы вырваться. А рядом — крутой речной обрыв. Того и гляди, новая река образуется…

Подготовив таким образом прессу, Никита ринулся вниз по деревянным ступеням. Лестница вела вниз, в темноту. Журналисты переглянулись. Ведущий центрального телеканала перекрестился и первым полез вниз. За ним последовали оператор с видеокамерой и звукооператор с длинным микрофоном. Следом потянулись остальные.

Под землей было тесновато, да и дышать было трудно. Земляной покров подпирали прочные на вид деревянные столбы. Никита пригласил прессу пройти за ним. Через несколько шагов перед глазами журналистов предстал сам Горст.

Председатель стоял в углу подземелья и внимательно рассматривал старинный меч, позеленевший от времени.

Защелкали фотокамеры, группа с телевидения включила свет, в подземелье сразу стало светло.

Обратите внимание, — затараторил Никита. — Вот перед вами скелеты

древнерусских воинов, обретших в этом захоронении вечный покой. Смотрите, как хорошо сохранились короткие кольчатые доспехи–байданы. Один из воинов — вероятно, старшина дружины, потому что одет в дорогой панцирь–бехтерец.

Горст продолжал все также позировать с мечом в руке, мысленно восхищаясь своим ловким Никитой. Державшийся в стороне доктор археологии Приходько с ненавистью вспоминал тот день, когда написал на листочке бумаге список названий старинного оружия и доспехов, чтобы Никита их выучил. От того, чтобы не выматериться, ученого доктора удерживали только обещанная ему крупная сумма в евро и курс лекций в Стэнфордском университете.

— …калантарь, — захлебывался от волнения Никита, — это доспех без рукавов, из двух половин — передней и задней. Тут же мы видим и другие, отлично сохранившиеся доспехи: бармицы, зарукавья, наручи…

Приходько нервно вздохнул. Именно он под честное слово и за немалые деньги, якобы для зарубежной выставки, собирал все эти доспехи по маленьким, бедствующим провинциальным музеям России. Там были готовы на все, лишь бы получить средства для спасения музеев.

—…подсайдашные и засапожные ножи! — Никита почти перешел на крик. — Посмотрите на этот отлично сохранившийся бердыш! Хоть сейчас в бой на супостата!

Приходько криво усмехнулся.

Судя по всему, — вещал Никита, — именно этот отряд русских воинов и должен

был защищать чудотворную икону Софийской Божией матери, не щадя живота своего. Вероятно, в этом месте произошло кровопролитное сражение. Науке еще предстоит разобраться, с кем именно столкнулись наши отважные витязи, оборонявшие икону. Этим предстоит заняться доктору археологии Приходько, которому принадлежит честь совершить это открытие. Вот он, наш скромный герой!

Объективы фото- и видеокамер нацелились в сторону Приходько. Тот неловко поклонился. Никита не давал прессе опомниться.

Руководствуясь старинными документами, мы долго шли по следам иконы, и

вот…

Неожиданно вдруг послышался странный гул. Люди под землей с ужасом ощутили колебания земли у себя под ногами. Деревянная крепь, поддерживавшая кровлю, страшно затрещала. Люди в панике бросились обратно. Никита метался рядом и поддавал жару:

Быстрее, быстрее покидайте раскоп! Это прорвались верхние воды! Сейчас

здесь все зальет! Кто не выберется — считай труп!

Но паники хватало и без Никиты.

Грязные и оборванные журналисты покидали подземелье, отталкивая друг друга и борясь за жизнь перед неведомой опасностью. Им казалось, что уже рушится кровля. Кто‑то заорал, что вода прорвалась и заливает раскоп.

Когда все выбрались на поверхность, Никита произвел перекличку и с тревогой воскликнул:

А где же председатель Горст? Никто не видел Горста?

Ведущий первого канала, стирая грязь с лица, заявил, что видел, как председатель Горст, вместо того чтобы спастись, полез в какую‑то дыру, открывшуюся в земле.

Внезапно из‑под земли высунулась рука, которую тут же подхватил вовремя оказавшийся рядом Никита. Затем появился сам Горст, крепко прижимая к груди тяжелую книгу в старинном кожаном переплете.

Я нашел ее! — крикнул Горст, поднимая книгу над головой. — Здесь разгадка

тайны чудотворной иконы! Вскоре я верну ее моему народу! Вместе — победим!

Мелькали фотовспышки, ведущий первого канала что‑то отчаянно кричал в микрофон, в прямом эфире сообщая об удивительной находке и о том, как председатель Горст рисковал собственной жизнью ради спасения национальной святыни.

На берегу реки сидел одинокий Оскар. В одной руке он держал флягу со спиртом, а другой зачерпывал из реки холодную воду. Заслышав радостные вопли, он поднял флягу, которую держал в кожаной перчатке, и произнес:

— Да здравствует сенсация! Да здравствую я …

И выпил.

Тут же была организована пресс–конференция. В обнаруженной председателем книге, по словам грустного Приходько, ясно говорилось, что тому, кто вернет икону православным, народ России должен даровать право выступать от его имени. Председатель Горст, закутанный в пушистый плед, сидел рядом с Приходько и скромно попивал горячий чаек. Остаток дня ушел на то, чтобы смонтировать и передать на центральное телевидение зрелищный фильм, «удачно снятый за мгновения до наводнения», как изящно выразился ведущий.

Горст был вне себя от счастья. Мало того, что затея с книгой тут же принесла ему всероссийскую известность, так еще, по словам Казимиры, сработал тот самый «приборчик», который она получила от кардинала Гаспара.

Приборчик оказался приемником сигналов радиомаяка. Радиомаяк непрерывно подавал сигналы, и теперь ничего не мешало добраться до оригинала иконы. Горст попытался было выяснить у Казимиры детали, но та отнекивалась, вздымала руки к небу и заявляла, что «все в руках девы Марии». Горст отстал от Казимиры, но на всякий случай попросил Малюту за ней приглядывать. Мало ли на какую гадость способна эта чокнутая баба!

Но это было еще не все. Горст уединился в каюте с Малютой. Он имел с ним краткий, но важный разговор. Покинув каюту Горста, разозленный Малюта плюнул за борт и непечатно выразился по адресу всех «умников, кто хочет чужими руками жар загребать».

На следующий день экспедиция отправилась выше по реке, руководствуясь указаниями в книге. На берегу остались только землекопы, которым заплатили и приказали пешком добираться до своих поселков. Да еще несколько человек остались охранять раскоп.

Зато с собою председатель взял телевизионную группу и нескольких журналистов, строго–настрого приказав не давать им больше водки, хоть они умри. У них была более важная задача: тщательно описывать все, что происходило с экспедицией день за днем.

Экспедиция продолжила путь, и сразу же началась какая‑то чертовщина. Для того чтобы описать все произошедшее, можно воспользоваться дневниковыми записями одного из журналистов.

«День первый. Разбили лагерь на берегу. Один из трех научных сотрудников доктора Приходько свалился с высокого обрыва в реку. Мы так и не узнаем, за каким лешим его понесло на эту верхотуру! Услышав дикий крик, я обернулся и увидел, как он летит вниз. Когда мы подбежали ближе, нас ожидало жуткое зрелище. Несчастный аспирант упал на каменистую отмель, и у него не осталось ни единой целой кости. Мозги вылетели из головы в реку, как камень из рогатки. Мозги аспиранта плавали на поверхности воды, а их терзали жадные окуни. Горст приказал сопровождавшим его людям сгрести останки лопатой и похоронить под обрывом. Ну и нервы у этого человека! Такой действительно может стать диктатором всея России!»

«День второй. Положительно, эти места не рекомендуется посещать археологам. Погиб второй сотрудник экспедиции. Никому не пожелаю такой смерти! Он отправился в лес вместе с другими ребятами поискать грибы и ягоды. Он не успел отойти далеко. Ребята нашли его, уже холодного, но с собой взять не смогли. Это и понятно. Парень угодил прямиком в яму, кишащую здоровенными гадюками, у которых как раз в это время начался брачный сезон. Остается надеяться, что бедняга недолго мучился. Потому что по меньшей мере полсотни разозленных гадов выпустили в него яд.

Как Горст ни орал, никто не решился лезть в яму за телом. Так он там и остался навсегда».

«День третий. Члены экспедиции мрут как мухи. Последний, третий сотрудник доктора Приходько напоролся в лесу на сук, который пронзил ему сердце. Не представляю, как это можно сделать случайно. Разве что он пытался таким экзотическим способом покончить с собой? Едва ли. Вероятно, дело в элементарной рассеянности. Парень умер мгновенно. Археолога похоронили под тем же деревом. Лично я теперь с борта катера — ни ногой! Будь проклят тот день, когда я согласился на эту командировку!»

«День четвертый. Вся эта череда смертей наводит на нехорошие сравнения. Сразу же вспоминается британская экспедиция во главе с доктором археологии Говардом Картером и финансировавшим экспедицию лордом Карнавоном, которая в 1922 году случайно обнаружила самую знаменитую гробницу Долины Царей — усыпальницу Тутанхамона, которая оказалась единственным царским погребением, дошедшим до нас не разграбленным.

Ослепленный блеском сокровищ, Картер не сразу приметил неброскую глиняную табличку с краткой иероглифической надписью: »Вилы смерти пронзят того, кто нарушит покой фараона».

С этой историей связана не выясненная до сих пор легенда о »проклятии фараона». Преждевременная насильственная или внезапная смерть большей части участников экспедиции лорда Карнавона — за исключением, как ни странно, самого доктора Картера — вызвала слухи о посмертной мести фараона, чей вечный покой был нарушен.

Здесь, на этой северной реке, посреди дикой природы, закрадываются в голову странные мысли: а не лежит ли проклятие на этой книге? Может быть, и не стоило ее трогать?»

«День четвертый. Наш »доктор Картер» — доктор Приходько — уцелел, как и наш »лорд Карнавон» — председатель Горст, который жив и здоров. Кажется, его даже комары перестали трогать. Он целыми днями сидит в кресле на корме и обозревает окрестности таким взглядом, словно все это принадлежит лично ему».

Этому журналисту было невдомек, что люди Малюты по приказу Горста ликвидировали одного за другим всех, кто мог подозревать об истинном происхождении книги, кроме Приходько.

Последней жертвой оказался Оскар. Он уже догадывался о том, что члены экспедиции помирали не в результате несчастных случаев. Вот он и попытался бежать на очередной стоянке. Его обнаружили в каменной расщелине, куда бедняга свалился, пытаясь взобраться по крутому берегу. Выбраться из расщелины он бы все равно не смог самостоятельно: узкая каменная щель плотно сжала ребра.

Тогда Оскар из последних сил, фломастером написал на камне все, что успел узнать — и о книге, и о Горсте. Но появившийся рядом Малюта плюнул на надпись и растер ее сапогом. После чего тем же сапогом надавил на голову визжащего Оскара и затолкнул его глубже в расщелину, где ему предстояло умирать в течение трех дней — в одиночестве, теряя силы, посреди леса, прислушиваясь к шуму реки и удалявшемуся стуку дизельных двигателей катеров Горста.

Загрузка...