Иллюзия прихоти

Глава шестая – Дом внутри дерева.

Нимфы и дриады – это часть леса. Его жизнь, его дыхание, его защита.

Все, кроме меня.

Когда они исчезали в листве, я могла лишь спрятаться за стволом. Причем, очень неумело. Когда они растягивались на тонком суку так, будто были его продолжением, еще одной веточкой изящной березы, я привязывала себя веревками, чтобы не упасть.

Да, я была нелепой полукровкой там, где они были частью вечного. Но как и мои сестры, я жила в этом самом лесу. Моей кроватью мог стать мох, моим одеялом – опавшие листья, моей едой – ягоды и грибы.

Но никогда в своей жизни, мне не приходилось видеть дом внутри дерева.

Внутри, это величественное растение, оказалось еще больше чем снаружи. Охватить все одним взглядом, просто не получалось. Большая часть оставалась в тени, и позволяла что – либо увидеть, лишь подойдя ближе. Первое на что упал взгляд, круглом помещении, заменяющим сердцевину растения, огромный низкий стол, чьи ножки были не чем иным, как побегами от этого самого дуба. А где-то в дальнем углу, стояла, заросшая мхом кровать. Или, может, мох, выросший в виде кровати. Кто ж его разберет.

А еще, внутри дерева была построена печь. Большая, с длинной трубой, уходящей куда-то вверх, и теряющейся среди веток, служивших одновременно потолком и небосводом.

Деревья, внутри дерева.

– Что встала, помогай накрывать.

Я дернулась от неожиданности, и уже бросилась помогать, но застыла у стола. Этого дома никогда не касалась женская рука. Разбросанная одежда и посуда. Заваленный едой, книгами и исписанными бумагами стол. Как понять, что можно трогать, а чего нельзя.

У моей матери, каждая бумажка на счету. И каждая на своем месте. Я однажды получила за то, что посмела переложить один из документов. Воспитание диктовало действовать, инстинкты же, вопили об обратном.

– Ну и чего глазенки вылупила?

Мужичок, неопределенного возраста, сверлил меня изумрудными глазами, удерживая на весу чугунную сковородку с жареными яйцами. И когда успел-то?

– Я не знаю, что можно трогать, а чего нельзя. – честно призналась я.

– Все можно.

Со смехом, сообщил ребенок, и руками смел все, что лежало на столе, прямо на… Пол? Землю? Корни?

Голова идет кругом. Не буду ничего трогать. Может это сон, и все рассеется, стоит лишь проснуться?

Они продолжали накрывать на стол, пока я, закрыв глаза, утопала в чарующем аромате полевых цветов, смятой травы и грибного дождя. Стоило бумагам прикоснуться к зелени, служившей ковром в этом доме, как по воздуху разнесся бархатистый запахов весеннего леса. Такого дорогого, редкого, и от того, желанного, в этом удаленном городе камней и металла.

– Чего встала? Садись, ешь!

Гаркнул старик, а мальчик взял мою руку в свои теплые ладони и потянул на себя.

– Садись рядом со мной.

Я не стала противиться, и проследовала за ним, не отнимая почти ледяной руки.

Весенние ночи, всегда холодные. Днем, солнце щедро дарит свои лучи, стараясь прогреть затвердевшую от долгой зимы матушку-землю. Но стоит миновать полудню, как оно медленно тянется к горизонту, утрачивая свою целительную способность.

– Как я здесь оказалась?

Ладони покоились на миске, над которой, змейкой, струилась теплая дымка. Старик и мальчик, отвлеклись от поедания, по запаху, очень вкусного овощного супа, когда я задала вопрос.

– Старик сказал, что тебя принес…

Он перевел глаза, цвета голубого неба на сморщившийся лоб, отжившего своё лет мужичка, и замялся. Я тоже перевела взгляд, на того, кому, видимо, принадлежал дом.

Я помнила покачивающиеся верхушки давно сгоревших деревьев, и темноту, что сгустилась, стоило попытаться поднять голову. Низкий приятный голос, сильные руки, крепкие ноги… Хотелось поблагодарить того, кто помог выжить.

А еще хотелось узнать, как среди кладбища в мертвом лесу, образовался оазис жизни.

Но старик, не ответил даже на первый вопрос.