Иллюзия вечности

5 День в городе. Военные

Я проснулся от того, что кричал как резанный, сидя на диване и вытянув вперёд руку. С вытаращенными глазами в дверь вскочил в одних трусах Сашка.

– Филин, ты чего?! – он схватил меня за голову.

– Сон… – я пытался отдышаться и смахнул пот со лба. – Это сон. Я в порядке. – Убрав руки друга, я встал на подкашивающихся ногах.

Прошёлся по комнате. С каждым шагом ко мне возвращалась уверенность.

– Что за сон, то? – Сашка испуганно смотрел на меня.

– Да откуда мне знать?! Просто долбанный сон. Хватит об этом, – я сел на диван и, обретя контроль над собой, оглядел собственное тело. Крови не было.

– Сколько времени? – я спросил друга, и сам повернулся в сторону настенных часов.

– Полдесятого.

– Сашка, мы живы, – я обнял друга. – Это, чёрт побери, самое главное!

Окончательно раскачавшись после сна, я помог Саше немного прибраться в квартире. Больно было смотреть на то, как со стоявшими в глазах слезами, мой друг прятал подальше из виду родительские вещи и фотографии. Он уже осознал и смирился с тем, что этих людей больше не будет рядом. Никогда. Я, чем мог, старался подбодрить его. Но он справлялся неплохо и сам.

С прощанием было покончено. Пускай пыльная антресоль вместила в себя не все атрибуты прошлой жизни, но всё же душевная боль друга вскоре притупится за неимением их. Я вновь вспоминал себя. Чего хотелось в те минуты, часы и дни мне. Затем мысленно переносил собственные ощущения на Сашу. Оказалось, даже такой опыт мог быть полезен.

Настал новый день, а с ним и новые заботы. Взамен опостылевшей учебе в ВУЗе нате вам бессрочные каникулы. Гуляй – не хочу.

На поверку же оказывалось, что гулять особо некогда. Дамоклов меч неизбежности должен был предопределять каждый наш шаг, каждый поступок.

Во время завтрака раздался телефонный звонок. Мой друг пошёл к аппарату.

Он вернулся через минуту: – Дочь дяди Жени звонила. Сказала, что он не приедет. У него тоже началось… – Саша вздохнул. – Сейчас все мои перемрут. Что же это за срань господня?! – Он врезал кулаком по столу. С края брякнулась о пол фарфоровая статуэтка японки с веером. Ее отколовшаяся голова подкатилась к моей ступне.

– Я вчера думал о происходящем, Стаф. И знаешь, что самое поганое? От этого нельзя убежать. Мы можем только свыкнуться с потерями. Это адски тяжело, но ради самих же себя мы должны сберечь силы. – Я поведал Сашке об услышанном по телевизору. Против фактов не поспоришь – мы все уже изменились без всякого на то желания. Оставалось только принять всё как есть и надеяться на благополучный исход.

– Ты думаешь, жизни на земле конец?

– Вряд ли. Это было бы вопиющим беззаконием по отношению к эволюции. Наверняка скоро ситуация стабилизируется, останутся… те, кто останутся. И начнем всё заново. Мы с тобой ещё не успели дописать историю наших жизней, и я не хочу сдаваться раньше времени. Надеюсь, мы сможем сами что-то изменить в своём отношении к произошедшему, и прожить так, чёрт возьми, чтобы не было больно за упущенное время. Пока оно ещё у нас есть, – я потрепал друга по голове. – Надежда умирает последней. Не будем хоронить себя раньше времени. Используем то, что есть. Мы не останемся одни, понимаешь!

– Наверно да. Не понимаю только, что мы-то можем сделать?

– Что можем? – я встал и заставил его подняться. – Выйти на улицу проветрить мозги и найти холодного пивка. У меня похмелье – пара свежего солода не помешает.

Прежде чем покинуть квартиру, мы обмолвились о маршруте. Решено было навестить аптеки и запастись продуктами. Когда Сашка запирал дверь, я вдруг опомнился:

– А у тебя есть автоответчик?

– Нет, – Саша замер с ключом в руке. – Точно. Могут близкие звонить.

– И это тоже. Слушай, я вчера с Ольгой разговаривал.

– С прежней что ли?

– С ней. Мы договорились встретиться, если её мамаша ничего ни учудит.

– Эта старая жопа ещё жива? Вот ведь! Другим за облака, а эта ещё нас переживет.

– Не то слово! Так вот, Ольга будет звонить тебе, а нас может не быть, понимаешь? Нам надо где-то достать автоответчик.

– Да, если только в магазине, но у нас на пару денег почти ничего.

– Ты думаешь, деньги еще чего-то значат? – я вызвал лифт, и тот отозвался металлическим скрежетом тросов.

– Деньги всегда что-то значат, Филин. Уж поверь мне на слово!

На улице солнце светило, трава зеленела, и разносились трели птиц. «У них тоже есть избранные?!» – подумал я, припоминая вчерашние сводки.

Сашка жил неподалеку от центра города, поэтому мы пешком двинулись к некогда самым оживлённым улицам. По пути мы встречали людей, в основном таких же молодых, как и сами. Невольно, я отметил, что вчера их было больше на улице. И, показалось, что значительно больше. А ведь это центр города.

Лица некоторых из тех, кто встречался нам по дороге, были украшены пластырями, и не составляло труда заметить, что под одеждой их тела стянуты повязками.

Я отметил, что исчез знакомый с детства монотонный гул автомагистралей. Стихли громкие голоса. Смесь привычных с малых лет звуков сменилась почти полной тишиной. В сравнении с прошлым – безжизненный город. И это, принимая во внимание его размер, не так далеко от истины. Саша соглашался с моими наблюдениями. Он ведь вчера вовсе не выходил. Поэтому контраст был очевиден.

Обратили мы внимание и на то, что беспорядка на улицах не было. Ни брошенных поперёк дороги машин, ни разбитых витрин. Даже урны стояли полупустыми на своих местах. В остальном наблюдались лишь следы привычного бескультурья в виде окурков и рваных упаковок под ногами. Это уже не мусор в Москве. Это её шерсть.

На каждой значимой дорожной развязке стояли военные патрули. То и дело мы встречали наряды милиции с автоматами наперевес. Некоторые из призванных под ружье были в наглухо застёгнутой форме, и только лица в кровоподтёках выдавали начавшийся у них процесс «вспоминания». Мне искренне было жаль вояк. Несчастных не отпустили по домам даже в таких обстоятельствах. А может, именно в это время в них и была необходимость? Но мои ли интересы они охраняют на улице?

По каменным лицам командиров не было заметно благожелательности к прохожим. Они на службе. Будут мочиться кровью, но выполнять приказ. Эти парни не внушали доверия. Как и те, кто рассовывали по грузовикам трупы.

Солдат мы встретили и у крупного универмага. Впятером они монтировали металлический щит на место витрины и укрепляли двери.

– Клонируют их, что ли? Мы с тобой гражданских встретили меньше, чем этих. – Сашка кивнул в сторону патруля.

– Они держат ситуацию под контролем, – я ухмыльнулся. – Думаю, у них есть чёткая задача, но это военная тайна.

Мы уже почти прошли мимо очередного патруля, когда мой друг выкинул столь привычный для него фортель.

– Да чего думать то? У них и спросим, – не успел я остановить его, как он спрыгнул с тротуара на дорогу и пошёл на другую сторону.

– Эй, мужики! – приближаясь, мой друг начал кричать четырём военным, стоящим у фонарного столба.

Тут же, сказав что-то остальным, от патруля отделился и зашагал навстречу Сашке усатый лейтенант. Я бросился вдогонку за другом, почуяв неладное.

– У меня вопрос, – Саша вальяжно подплыл к лейтенанту.

– Оставайтесь на месте, – военный вытянул вперёд руку красноречивым жестом.

– О’кей. На месте так на месте, – Сашка остановился посреди дороги. Я подскочил сзади и встал рядом.

– Я вроде как живу по конституции и потому имею полное право на информацию… Мне говорят о том, чтобы я был спокоен и не волновался за судьбу страны. Но вот в чем загвоздка: мои глаза подсказывают совершенно иное! Успокоиться, наблюдая за окружающим, как-то не получается. Меня удивляет такое количество солдат на улицах города. В чем здесь причина, хотелось бы знать? И правда ли, что ситуация держится под контролем?

– Всё верно. Ситуация под полным контролем и всё, что от вас требуется – это вести себя в рамках установившегося порядка, – показалось, что лейтенанта не смутило бы даже если бы Сашка между делом продемонстрировал ему свой голый зад. Без эмоций он чеканил слова, стоя навытяжку.

– Тогда ответьте мне вот на какой вопрос: почему по улицам разъезжают военные машины и собирают мертвецов по всему городу?

– А меня волнует: для чего вы забираете неизвестно куда больных и не даете им самим решать, что делать – сдохнуть или лечиться? – я тоже подключился к атаке.

Лейтенант не отвел взгляда: – Я не отвечаю на такие вопросы. Всё о происходящем вы можете получить из средств массовой информации. Мы не уполномочены комментировать сложившуюся ситуацию, – он невозмутимо посмотрел на моего друга. – Теперь можете идти своей дорогой. Честь имею, – военный кивнул и развернулся.

– Секундочку… У меня ещё один вопрос, уважаемый, – Сашка подскочил и хлопнул по спине офицера. – Могу я потрещать за жизнь вон с теми парнями? – Он кивнул в сторону, стоявших рядом со столбом, трёх молодых солдат из патруля.

– Нет! – лейтенант повернулся с перекошенным лицом. – Валите отсюда пока…

Тут как нарочно из-за угла выскочил зелёный грузовик и, сигналя, понёсся прямо на нас, стоявших посреди дороги. Я инстинктивно отскочил назад, но Сашка… Он, пользуясь замешательством военного, рванул вперёд и побежал к патрулю.

На мгновение пока, проносящийся мимо грузовик, закрыл обзор, я потерял из виду друга. Когда же машина проехала, я увидел, что лейтенант галопом помчался вдогонку за Сашей.

– Стоять! Стреляю, – командир выхватил из кобуры пистолет и наставил его на Сашину спину.

– Сашка, стой! – я завопил на всю улицу.

Мой друг, не добежав пары метров до ребят в военной форме, затормозил и, споткнувшись, упал. Затем медленно поднялся, держа руки над головой. Я помчался к нему, обогнав медленно шагающего лейтенанта, и повис на его плечах.

– Мы уходим. Уходим, – пытаясь успокоить взбешенного командира, я закивал ему в лицо и стал подталкивать перепуганного Сашку к другой стороне улицы.

И хоть взгляд мой приковал к себе пистолет, я обратил внимание на лица молодых солдат, молча рассматривающих нас. В их лицах не было осуждения и тем более агрессии. Подумалось, что, в сущности, они просто заложники обстоятельств. Заложники под страхом дула пистолета таких же остолопов, как этот лейтенант. Он же, не спуская с нас оружия, вернулся за оброненной на асфальт фуражкой, и, тщательно отряхнув, напялил её себе на уши.

Не спеша, мы перешли улицу. Саша тащился на ватных ногах, время от времени опираясь на мою руку. Пока угол ближайшего дома не скрыл нас от патруля, я все время оглядывался назад. Усатый Рэмбо спрятал пистолет в кобуру и, подбоченившись, провожал нас отравленным ненавистью взглядом.

У первого же сквера Саша рухнул на лавочку.

– Ты видел? – он изумлялся. – Этот наставил на меня свой пистолет. Он почти выстрелил, мать его! Просто потому, что я хотел поговорить с парнями. В чем дело, Филин? Ты что-нибудь понимаешь?

– Нечего здесь понимать. У них есть полномочия. Это представители силы, которая им делегирована свыше. Ответы не у этих. На улицах подчиненные. Помимо всей этой кутерьмы с эпидемией, что-то делается не так, как надо. Контроль над ситуацией какой-то нелепый… Ты главное сам не горячись раньше времени, понял! Лезешь на рожон, идиот. Сейчас тебя, а потом и меня за компанию прибили бы на месте, вот и погуляли! Попили пивка… Давай без самодеятельности. Пока хотя бы. Вместе сперва разберёмся, что к чему, а потом уже делай что хочешь.

Переведя дух и достигнув первого открытого магазина, мы взяли по паре пива и поблизости присели на скамейку у автобусной остановки. Первую бутылку я выдул почти залпом.

– Плохо все. Чего они вдруг испугались? Отгородиться решили? Пистолетом в лицо тыкать будут?! Думаю, вообще при таком раскладе можно рассчитывать только на себя.

– Как всегда, Саш. А ты чего хотел?

– Чего угодно, только не такого вот, Филин! Никакого единения людей перед лицом общей трагедии не будет. Понял? И я не верю, что кто-то хоть пальцем о палец ударит ради защиты таких как мы с тобой. Всё осталось как прежде, – Сашка в отчаянье сплюнул себе под ноги.

– Да, как прежде. Пока так, а потом посмотрим. К чему спешить с выводами? У тебя эмоции бьют через край… понимаю. Но чего суетиться? Всегда так было. Скорее всего, власть имущие воспользовались собственно этой властью и отгородились от нас. Военных на улицу выгнали. А раз те пошли, значит им чего-нибудь обещано. Все ок. Государственный бизнес процесс. Ну, а ты то чего с этим сделаешь? Куда вот ты попёр на вооруженных солдат? Герой в штанах с горой. Остынь. Надо осмотреться. Мы с тобой в столице, понимаешь?… И если уже с самого начала так всё пошло, это не значит, что везде дело дрянь. Уедем из Москвы подальше, там все иначе. Все свои. Любой мент чей-то сосед. Да их все в лицо знают! Они же тоже люди, тем более, молодые все ребята то. Там можно будет разговаривать. А здесь дыши глубоко, Стаф, и не дергайся.

– Ты же знаешь, меня раздражает это погоняло – Стаф! – Саша зыркнул грозно, но наткнулся лишь на мою улыбку и морщины на его лбу разгладились. – Тоже придумали ерунду какую-то. Как собака.

Я посвистел и похлопал по колену, будто подманиваю четвероногого. Друг поддал подзатыльник мне по загривку и посмеялся.

– Власть… А может ты и прав? – Саша склонил голову и сосредоточенно изучал бутылочное горлышко. – Просто привычная реакция на чрезвычайную ситуацию. Ну, сколько это ещё продлиться? День, два… Генералы то, небось, все уже червей кормят. Погоны с большими звёздами раньше полтинника вроде не вешают? Значит кандидаты… Стоп! А кто скажет о том, кто сейчас у руля? Президента ты вчера по телику не видел. Может, его уже и нет в живых? Другие наверняка лыжи навострили уже в теплые края доживать отпущенное. Похоже на то, а? Что ты молчишь? Зачем власти в таких условиях холодная страна с народом на улицах? Вот увидишь, Филин! Исчезнут все эти кордоны, и очень даже скоро. А народ сам разберётся что делать. Вот хоть и мы с тобой могли бы сами решать куда идти, что брать, а что нет. Вся власть народу, понимаешь?!

Я удивленно посмотрел на Сашку: – Вот ты даешь, пролетарий.

Мы рассмеялись.

– Ладно. Шутки шутками, Сашок, а если серьезно, то, думаю, уже должны быть какие-нибудь сборища взаимной поддержки, что ли. В одиночку в такое время никак не протянуть. Случись, что с тобой, так и истечёшь кровью в своей квартире. Страшно же.

– У меня есть ты, – Сашка с надеждой посмотрел на меня.

– Правильно. У тебя есть я, у меня есть ты. Нам, как бы, повезло. А у кого нет? Да и вдвоём не очень-то надежно. Давай по знакомым пройдем. И совесть не замучит потом, и себе поможем. А если объединимся… Сечешь? Может, вообще поселиться где-нибудь вместе? Жить коммуной. Как тебе? Ведь, по сути, что с тобой можно сделать, когда за спиной целая орава?! За теми друзья друзей потянутся. А это, брат, сила. Социум!

Во время протянувшейся паузы я сам задумался над сказанным. Это правильная мысль. Я был в этом уверен. Мы остались с Сашкой вдвоём. Нет больше общества, окружавшего нас ежедневно. Пожалуй, что нет и не будет уже свиданий на последнем ряду в кинотеатре, нет шумных сборищ в кабаках, не осталось ничего такого из прошлого. Вот так, в опустевшем городе, на пару, мы не протянем. И действовать нужно быстрее, пока ещё люди остались в своих домах, и их можно было бы найти.

– Я хочу встретиться с Ольгой, потому что она второй близкий человек после тебя. А ты никому не звонил из своих знакомых?

– Да когда, Андрей?! Ты о чем? – Саша открыл вторую бутылку пива и присосался к горлышку. – Позвоню, когда придём. Считаешь нужным – позвоню.

– Слушай, было бы неплохо, если б все-таки удалось где-нибудь раздобыть автоответчик, – я вернулся к утреннему разговору. – Только реально ли это? Ты заметил, что все магазины кроме продовольственных закрыты? Мы с тобой аптек пять прошли, везде глухо. Всё законопачено с пломбами, да вояки кругом. Даже не понятно кому в голову пришло всё это закрывать? Хозяевам что ли? Для чего только беречь это барахло?… Денег уже не выручить. Да и на кой они? Деньги… Эх, надо было ещё вчера порасторопней быть. Глядишь, чего-нибудь бы да урвал?! – Я посмотрел на друга:

– Так что будем делать?

– Снимать трусы и бегать… – Сашка обернулся ко мне, и появившаяся улыбка сползла с его лица. – На Кузнецком есть большой магазин. Если и он закрыт, тогда только с чёрного хода. Ну, ты понимаешь.

– Конечно, понимаю! Мы бы и сейчас могли.

– Только давай без беспредела, Филин. Жить надоело? Сам мне втирает, что, мол, осмотреться надо сперва и всё такое. И тут же на скачок намылился. Видишь же сам, что кругом патрули. Думаешь, они просто так здесь ошиваются? Не успеешь и пукнуть, как словишь пулю в башку. Здесь только в ночь идти… Или, вот! Можно было бы по пустым квартирам пошарить, – мой друг мгновенно завёлся от новой идеи. – А что? Ведь, если в доме все умерли, чего добру зря пропадать? Это хорошая идея, Филин… Поверь, это лучший выход, пока во всяком случае.

– Да нет. Это не вариант, – я покачал головой. – Откуда ты узнаешь, что там, куда лезешь, уже все умерли? А если и так, то у них могли родственники, друзья остаться. Придут за имуществом, которое им нужно не меньше, чем нам, а там пусто. Тогда надо, по крайней мере, знать о квартире. С замком проковыряешься, а попадешь в клоповник с мышью в холодильнике. Это не вариант. Может быть, позже… не знаю.

Наступило молчание.

– Ну и где мы тогда возьмем этот долбанный автоответчик?… А где достанем одежду? – Саша не выдержал, – Скоро дожди и холода. Я собирался себе ботинки тёплые купить. У меня нет их. Отцовские малы. У него нога меньше. Что делать то? Пока ты будешь зад тут мять, другие, кто посообразительней пропылесосят всё кругом и вопрос закрыт. Что за дебилизм действительно, закрыть магазины? Кому хоть в голову это пришло? Не понимаю, – Сашка рассердился, в том числе и на меня из-за моих колебаний.

– Саш, не кипятись. Товаров было произведено достаточно, а людей уменьшилось. Мне кажется, всем хватит в итоге всего. Впрочем, без гарантий конечно… Давай-ка, пойдем на Кузнецкий. Посмотрим, может всё не так уж плохо.

Допив пиво, цедя его приятную горечь сквозь зубы, мы побрели дальше. Как раз, когда тронулись с остановки, на дорогу вышел очередной патруль. Двое ребят, похоже, срочников. Где-то сверху из окна дома, у которого мы расположились, прилетел на асфальт дымящийся окурок. Я посмотрел наверх. Все закрыто. А ведь мы громко говорили. Да и чёрт с ними!

Дойдя до бульварного кольца, мы всё чаще встречали людей на улице. Всё также они изучали друг друга. Без контакта. Даже не желая его. Мне показалось, стало больше пьяных. Но без потасовок.

– Ты только посмотри, – мой друг ткнул пальцем в сторону скопления людей на месте бывшего памятника Дзержинскому. – Первый раз такую толпу встречаем.

Посреди площади собралось не менее двух сотен людей. Из центра толпы разносились громкие крики. Мы подошли ближе. По периметру, в качестве оцепления, стояли вооружённые солдаты и милиционеры на лошадях. Гнедая под грузным сержантом предупредительно фыркнула на нас.

Протолкнувшись сквозь первые ряды людей, я увидел импровизированную трибуну, на которой стояли шесть человек. Образовав полукруг, они возвышались над толпой и взирали вниз. В центре подиума размахивал рукой оратор. Это был мужчина лет сорока, одетый в просторную куртку и широкие чёрные брюки. На его голове скособочилась кепка с опущенными ушами, а под подбородком, закрывая большую часть лица, была перетянута плотная материя телесного цвета. Мужчина орал, прижав к тряпке, прикрывавшей рот, мегафон. Сквозь искажавший голос ужасный треск доносилось:

– … верю, что мы все спасемся. Но спасение не даётся легкой ценой, уж можете поверить. Мы все сегодня должны покаяться, пока не поздно. Покаяться в призрачности наших прежних побуждений. В греховности страстей. В грехах, которые вы только помышляли сотворить. Ибо грехи наши рассердили Господа Бога… И что в результате? Я отвечу Он дарует нам мучительную смерть в избавление, а мы в ответ лишь должны принять её с благодарностью. Дарует, поймите! Ибо это дар, а не наказание. Великое испытание… Только покаявшийся и признавшийся в своих грехах сможет уцелеть и здесь, на греховной земле. Его так помилует Господь в назидание страшным грешникам…

– Патриарх русский умер! Почему Отец небесный не защитил его? – стоявший неподалеку от нас, длинноволосый парень с бледным лицом выкрикнул в сторону трибуны. Сконфузившись, он обернулся к толпе: – Я слышал сегодня по телевизору, он мёртв. Клянусь! Истёк кровью, как и все остальные.

Толпа загудела. Прерванный оратор, сверкнув глазами, уставился в нашу сторону в попытке разглядеть наглеца.

– Неве-е-ежа! – мегафон загудел, резонируя с воплем. – Кто дал тебе право рассуждать? Патриарх с нами. Он рядом с тобой сейчас. Мучается за тебя же… Со слезами на глазах наблюдая, как ты постыдно торгуешься с дьяволом за свою жалкую душонку! Чего ты добиваешься? Хочешь знать правду? – Он протяжно взвыл, взмахнув свободной рукой. – Господь Бог призвал его себе в помощь к вратам великого суда. Мы были и останемся лишь безмолвными свидетелями ЕГО воли. Если ОН решит, то завтра уйду и я. И ты!.. Такие, как ты, в первую очередь! Но воля его такова, что на моё место придёт другой, чтобы нести правду всем грешникам. Наставить их на правильный путь, ибо он единственный, чтобы сохранить душу. Мы все вынудили Бога преподать последний урок человечеству. И я, и ещё многие после меня должны открыть вам глаза на это. Я горжусь своей миссией, ибо…

– Что делать-то? – кто-то вновь прервал речь оратора.

– Что делать?… Идите в храм! Молите Господа, чтобы он отпустил вам грехи ваши и простил вас. Простил, как прощал много раз до этого. Теперь нужно сделать гораздо большее, чтобы вам отпустили грехи. Пройти обряд очищения! Обряд свершения добра по отношению к ближнему. Вы должны принять на себя ответственность за грехи умерших и возлюбить живущего собрата. Искупить вину человечества. Останьтесь с Господом, не ищите мирских благ более. Настал день суда страшного, так встретим его с чистым сердцем и помолимся все вместе. – В пылу экстаза оратор сорвал с головы кепку, и по лбу протянулись нитки красных дорожек. Передав соседу мегафон, он воздел руки к небу и затянул неизвестную молитву. Им же, похоже, и сотворенную накануне.

– Пойдем отсюда, мне тошно, – Сашка потащил меня за рукав прочь из толпы. – Начался карнавал.

Мы удалялись от площади, а вдогонку еще долго раздавалось: «…Господи, прости нам прегрешения наши! Не лишай нас своей любви. Слава тебе! Аллилуйя…».

Пройдя мимо обветшавших особняков Кузнецкого моста, мы свернули на Неглинную и с нее добрались до закрытых дверей одного из крупнейших в городе магазинов бытовой техники. Зелёная вывеска над входом гласила: «МЫ РЕШАЕМ ПРОБЛЕМЫ». И ещё один козырный ход на бумажке, прикрепленной к стеклу: «Работаем без выходных. Принимаем в оплату валюту». Встав у порога, мы молча взирали на висячий замок.

Внезапно мне пришло в голову: – Саш, скажи ты крещённый?

– Да. А что?

– Да так, ничего. Просто захотелось узнать. – Я сел на ступеньки у входа. – Когда крестили, дитём был малым?

– Точно. В детстве. – Сашка смотрел на меня сверху вниз. – А сам-то крещённый?

– Я?… Нет. Хотя мама хотела. Все какого-то случая ждала, да вот не успела. Жалею ли об этом сейчас?… Не знаю. Рассуждаю только сам с собой, что смысла нет, в обряде этом участвовать, если не понимаешь, что происходит на самом деле. Лишь бы приобщиться к этому, как и все? Не хочу. Что движет верующими? Добродетель или страх перед Дантовыми кругами ада? Если уверовать в них, то конечно грешить перестанешь. Только грехом считаю не всё то, за что души кнут Миноса у того же Данте принимают. Мораль общества давно как обновилась, а заветы прежние. Не справедливо. Не считаешь? Уж как-то обреченно изначально судьба человека выглядит. И за все кара, кара, кара… Впрочем, сознаю, что может всё так и есть. Ведь в судьбу верю. В отсутствие случая верю. В проявления чудес верю. Значит, и в Господа верю?

– Что-то ты упростил, Филин. Хотя я и сам тоже… Крест вот ношу, а верить не знаю во что. – Саша бережно вынул из-под рубашки золотой крестик на цепочке и повертел его в руках. – Слушай, Андрюх. А нет такого ощущения после встречи с этими товарищами на площади, что скоро мы все очень даже будем подкованы в этом вопросе. Мне кажется, горлопаны сейчас повылезают из всех щелей. Ведь тема то реальная. Подумать только: наказание Богом человечества за его грехи. Может так оно и есть? И вот ведь, не скажешь, что аудитория таких сборищ протестная. Напротив даже. Весьма контролируемая. Примирись с утратой и кайся. Чего тебе ещё?

– Все может быть. Я уже ничему не удивляюсь.

Еще с полчаса мы проторчали у закрытых дверей, раздумывая о том, что делать дальше. В голову не приходило ничего путного. Улицу перебежала собака, облаяв гонимую ветром обертку из-под шоколада. Скрипела водосточная труба.

Рядом, то и дело, проходили люди. Кто что-то тащит, кто налегке, чуть ли не праздно. Это будний день. Мы догадывались, что раз есть электричество, ходит транспорт, торгуют продуктами – люди заняты на работе. И всё же их так мало на улице. Сколько же нас всего?

Я посмотрел на часы – 16:39.

– Сашка, нечего здесь сидеть. Скоро вечер. Стемнеет, а мне ещё домой надо успеть. Сделаем так: ты идешь сейчас к себе и по дороге заскочишь в магазин за жратвой, – я вытащил из кармана бумажник и, оставив себе мелочь на проезд, отдал все деньги ему.

– Я сажусь в метро и еду домой. Соберу там все свои пожитки и прочее, а потом к тебе. Идёт?

– Давай. А чего купить-то? – он стоял с опущенной рукой, сжимавшей купюры. Я в очередной раз улыбнулся над ним. Мой смешной друг. И самый преданный из всех с кем мне доводилось сталкиваться по жизни. Как собака, ей богу.

– Да чего хочешь! И выпить чего-нибудь посмотри. Всё. До встречи.

Развернувшись, я пошел в сторону ближайшей станции метро. Пройдя несколько метров, вдруг опомнился: – Саня! Стой, – я развернулся и заорал в спину удаляющемуся другу.

Он обернулся: – Чего тебе?

– Если вдруг позвонит Ольга, скажи – я дома, пусть звонит мне. Если не получится, пусть приезжает к тебе. Понял? – мой крик отражался глухим эхом от стен старых зданий, и виднеющаяся вдалеке парочка обернулась.

– Хорошо. Я понял, – Саша махнул мне рукой и потопал дальше. Я провожал его взглядом. Думая о нас. О продолжавшейся жизни.