Илья и черная вдова

Глава 7

Разговор у Ильи с Громовым вышел явно крайне неприятным, судя по тому, что я успела услышать и какие его взгляды перехватить. Он и до того-то обрывал почти сразу наш визуальный контакт, стоило только пересечься взглядам, а теперь и вовсе избегал на меня смотреть и через плечо, и в зеркало заднего вида.

Первая горячка от самого факта побега схлынула, и я поежилась от начавшего просачиваться сквозь кожу дискомфорта. А что, если у Горинова тоже так? Что, если он уже откровенно жалеет, что вообще связался? Просто поддался импульсу, памятуя о том, что между нами случилось, а теперь не понимает, на кой черт так сделал. А может, именно клякса той нашей близости, после которой он сбежал без оглядки, сейчас расползается пятном в его сознании, заставляя жалеть все больше? Смысл надумывать? Я же и так не собираюсь задерживаться с ним рядом и обременять необходимостью нежеланной заботы, так что, как только обрету хоть какое-то понимание, как действовать дальше, то сразу избавлю его от обузы.

С трассы мы свернули, когда снаружи уже начались ранние осенние сумерки, а в населенный пункт въезжали уже почти в полной темноте и по плохой дороге, где Илье то и дело приходилось объезжать огромные лужи. Фонарей тут тоже было не густо, так что очертания заборов и домов едва угадывались. Наконец мы свернули, и Горинов заглушил двигатель, и сразу стал слышен громкий собачий лай и подвывания.

– Инна, ты сиди, я сейчас собак уйму, чтобы уже не шумели, и понесем девочку в дом.

Он выбрался из салона, не став хлопать дверью, а только прикрыв ее, и исчез во мраке. А на меня буквально накинулись все пережитые за последнее время страхи, как если бы их только и держало на расстоянии присутствие рядом Ильи. А стоило ему только отдалиться, и они навалились, ядовито шепча пугающе вопросы прямиком в мозг. Что было бы, если бы побег не удался? Что будет, если нас найдут? Что ждет меня впереди? Как нам с Нюськой дальше-то жить? Где? На что? Понятно, что мама не откажет, и первое время можно будет у них с дядей Андреем пожить, но это же не навсегда.

Во дворе и перед воротами из глухого металлопрофиля зажегся свет, отгоняя темноту и мрачные мысли, и вскоре открылась калитка и появился Илья. Пошел к машине и вдруг обернулся, а в круге света появилась женщина. Они остановились, о чем-то говоря, и женщина положила ладонь на его руку в районе локтя, а мне горло будто черной жгучей веревкой захлестнуло, лишая нового вдоха. Это его жена? Или близкая подруга, любовница. Я же ничего не знаю о нем, как и с кем жил. Яков не рассказывал сам, а я нарочно не спрашивала. По нынешним временам разве мог такой мужчина, как Горинов, остаться без женского внимания? Тем более в деревне, где все нормальные вовремя подались достойной жизни в город искать или смолоду женаты, остальные каждый первый – алкаши.

Илья и незнакомка разошлись, и он заглянул в салон.

– Это твоя жена? – выпалила я и тут же испугалась.

– Нет, – лаконично ответил Горинов и, чем-то щелкнув в своем сидении, аккуратно сдвинул его вперед и наклонил спинку к рулю.

– А кто? – Он вскинул голову, сверкнув глазами в темноте. – Я в том смысле, что, может, мы с Нюськой не к месту, и она станет на тебя серди…

– Нет, – все так же малоинформативно пресек он мое предположение и протянул руки, подхватывая дочку, и велел: – Голову ей придержи, чтобы не стукнулась случайно.

Я послушалась, потянувшись следом и страхуя безвольно повисшую головенку, когда он осторожно извлек Нюську из машины и встал, дожидаясь, пока выберусь сама. Кивнул мне следовать за собой и пошел вперед. Но на втором же шаге я умудрилась споткнуться и упала бы, не окажись передо мной широкой спины Ильи. Контакт вышел таким внезапным и обширным, как если бы я прижалась к нему сзади нарочно, уткнувшись лицом между лопаток. Горинов замер, давая мне опору, я судорожно вдохнула, безнадежно констатируя, что в голове мигом поплыло от его аромата и ощущения сильного тела под моими ладонями. Отстраниться показалось откровенным издевательством над собой, а мгновенное отрезвление – острой потерей.

– Извини, – буркнула я, все еще стоящему на месте мужчине.

– Осторожнее, у меня тут не асфальт, – ответил он отрывисто и, толкнув калитку, предупредил: – Не бойся, не тронут.

Спросить что-либо я не успела, холодный мокрый нос уткнулся мне в ладонь, заставив вздрогнуть. Здоровенный белый мохнатый пес стоял справа от меня, тыкаясь в руку и виляя хвостом-обрубком. Выглядел он в целом пугающе, но смотрел вроде дружелюбно, в отличие от второй собаки поменьше, что и подходить ко мне не стала. Гладкошерстная и лобастая, она не дала себя толком рассмотреть, зыркнула недовольно, заворчала и после тихого «Махорка, не дури» от Ильи, исчезла в сумраке.

– Она дама взрослая, с ходу не доверяет, – негромко прокомментировал Горинов, и я буквально кожей ощутила в его голосе теплоту и гордость. – А Табак у нас – балбес молодой и слегка неуклюжий, так что просто нужно следить, чтобы не сшиб.