Империя наших надежд

Глава 11 Мира

Наверное, я смотрю в глаза Рафаэля очень долго, потому что они начинают болеть, как и всё тело. Я чувствую, как моё сердце угасает… секунда за секундой. Всё становится безликим.

И в этот момент я понимаю, что не их это вина. Ни Оливера, ни Рафаэля, а только моя. Я всегда несу с собой разрушения и боль. Я знала об этом и всё же верила, что, хотя бы раз, судьба сжалится надо мной. Но мир жесток, и в нём нет жалости, особенно для меня.

– Знаешь, раньше я отомстила бы тебе, не задумываясь ни о чём. Просто из прихоти и для удовлетворения уязвлённого самолюбия. Но сейчас что-то во мне изменилось. Я признаю, что хотела тебе отомстить тогда, когда увидела тебя и Саммер, спускающихся из твоей спальни. Хотела отомстить тогда, когда прождала тебя на холоде несколько часов, но так и не получила ответа. Хотела тебе отомстить тогда, когда вернулась в номер того отеля, где ты для меня имитировал счастье и дал мне надежду. Да, я бы отомстила тебе за всё, что ты принёс в мою жизнь. Но не хочу. Я поступлю так, чтобы совесть меня не мучила ночами, пока буду ждать тебя и думать о том, как мало минут настоящей любви ты мне подарил. Вероятно, это тоже было с твоей стороны имитацией. С моей всё наоборот. Я желаю тебе спасения и свободы. Всё правильно, без меня у тебя будет шанс, как и у остальных. И я прошу тебя, если хотя бы раз, хотя бы одно твоё красивое слово было искренним, то позаботься о Сиен и Белче. Они не виноваты в том, что из-за меня их зацепило. Прощай, мон шер, надеюсь, когда-нибудь ты добьёшься того, о чём мечтаешь. Построй своё личное королевство, в котором будешь править так, чтобы никто больше не знал, как это больно, когда оно разрушается, – каждое слово даётся мне с трудом, но приносит облегчение. Вероятно, завтра мне будет снова плохо и жалко себя. Может быть, завтра я пойму, насколько мне невыносимо больно и буду бороться сама с собой, чтобы не натворить глупостей. Но внутри я знала, уже давно знала, что конец наступил, только верить в него не хотелось.

Делаю шаг в сторону и одновременно глубокий вдох, чтобы собраться и не совершить ошибку. В груди такая дыра… огромная.

– Прощай, – я не знаю, то ли это я повторяю одними губами, то ли это его шёпот тонет в моём громком сердцебиении, отдаваясь шумом в ушах.

Я только успеваю заметить движение сбоку, как Рафаэль хватает меня за руку, и я оказываюсь прижатой к нему.

– Нет… – отклоняюсь, мотая головой, и упираюсь в его грудь. От него так воняет. Саммер воняет.

– Не смей, – шепчу я, а губы дрожат от понимания того, что ещё двадцать минут назад он прижимался своим ртом к её. – Один раз я простила… один раз, но больше прощения ты не получишь. Ты достаточно мне сказал, и я повела себя разумно, чем ты похвастаться не можешь. Так что не смей даже думать о том, чтобы прикасаться ко мне после того, как трогал её. Не смей…

Дёргаюсь в его руках, и Рафаэль выпускает меня. Отхожу в сторону и прижимаюсь к стене, только бы не упасть.

– Я не собираюсь обвинять тебя ни в чём, но и прощать тоже. Ты струсил. Ты сбежал. Ты сделал сейчас всё для того, чтобы я поняла – точку ты поставил давно, забыв меня предупредить об этом, и продолжал изводить. Уходи, Рафаэль, уходи отсюда и не делай хуже, – сдавленно добавляю я.

– А я не могу, представляешь? Эти грёбаные ноги не идут! Это грёбаное сердце не хочет… – он ударяет себя по груди.

– Не хочет, а разум требует, чтобы я уничтожил тебя прямо сейчас. Ты слаба… и так сильна. Я не спал с ней, Мира. Я не смог, хотя это было бы самым чётким и точным ударом по тебе и по нашему прошлому. А мне противно. От своей жалкой сущности противно. Мне проще облить тебя дерьмом и корить себя за то, что это я слабак и трус. Да, я трус, потому что мне важнее то, что будет с тобой, а не со мной, – Рафаэль дёргано срывает с себя свитер с эмблемой братства и раскидывает в стороны руки.

– Вот, смотри… смотри. Каждый чёртов шрам глубок настолько же, как и моя любовь к тебе. Это больно… я не могу больше. Я не могу… понимаешь? Думать о том, что я бессилен перед обстоятельствами каждую минуту. Каждую секунду видеть тебя и любить всем своим существом, – его голос дрожит, и я вижу, как трясутся губы в свете фонарей, льющемся из окна. Но не это рикошетом бьёт по мне, а слёзы, которые скатываются по его лицу.

Рафаэль падает на колени и стискивает руками голову.

– Мне страшно… бояться это унизительно. Не показывать тебе, как сильно я боюсь… не успеть боюсь. Лучше вот так… искромсанным быть, чем знать, что я тебя уже потерял… без боя. Нет у меня ничего, слышишь? Ничего нет. Ни денег. Ни будущего. Ни прошлого. Даже настоящее… не моё оно. Раньше я боялся за свою семью, но я вытащил их… а этот страх он изводит меня… не даёт дышать… жить… любить тебя. Он ломает меня, и я не могу с ним справиться. Я жалок, от меня ничего не осталось… только огромный кусок сожжённой кожи и вонь. Я её ненавижу… всё здесь ненавижу, даже тебя иногда ненавижу за то, что полюбил. Я не могу так больше… я сдаюсь… сдаюсь… у меня нет сил бороться дальше. Меня сломали… тобой сломали… я устал извиняться за то, что делаю. Перед тобой… перед собой… перед всеми… я устал быть козлом отпущения и завербованным мудаком, которого используют. А мне так хреново улыбаться, когда я знаю, что это конец… мой конец. Так что руби… возьми и отруби мне грёбаную голову, потому что она мне больше не нужна. Она ничем мне не помогает… она меня убивает мыслями о мечтах, в которых есть ты… это больно. Я не знаю, что мне делать дальше… я не знаю, – и я вижу то, о чём он говорит. Это та грань, после которой ты будешь или хладнокровным преступником, или же упадёшь на дно. Третьего я не наблюдала. И это, действительно, ужасно.

– Я устал. Я устал быть сильным и выносливым. Устал куда-то бежать, причинять боль и выигрывать время. Я уйду, – Рафаэль выставляет руку вперёд, облизывая губы. Его голова опущена, как и плечи. Передо мной такой же разбитый человек, как и я. И оттого что я понимаю его состояние, этот клубок эмоций, с которыми нельзя справиться, моё сердце кровью обливается.

Отталкиваюсь от стены.

– Сейчас… я уйду. Просто дай мне эти преступные две минуты воспоминаний… большего я не прошу. Я достаточно принёс тебе боли, и ты ошибаешься, считая, что это твоя вина. Нет… нет, вот такая жизнь дерьмовая случилась. Всё пошло не по плану, и как изменить это я не знаю. Я проиграл, и ты должна знать, что тебя никто не спасёт от Карстена, даже твой отец. Ему нравится сама мысль… эта отвратительная мысль о том, что ты будешь с ним… ему нравится, – дрожащими руками хватается снова за голову и жмурится, отчего слёзы по его лицу скатываются быстрее.

– А я ничего не могу сделать… ничего… я не хочу так, понимаешь? Не хочу… я устал бороться против всех… а может, ну его? Ведь смысла нет… я обречён, и ты со мной… я не знаю, что мне делать… не знаю…

Он скулит, и мне невозможно страшно наблюдать за его мучениями. Ноги подкашиваются. Тянусь рукой к его лицу, но Рафаэль отбивает её.

– Не трогай меня… не прикасайся ко мне… я поверю снова в то, что мне запрещено. Я не хочу твоего тепла… я не хочу чувствовать себя словно дома рядом с тобой… я не хочу любить тебя… мне больно смотреть на тебя… больно… – он уже сипит, но вот так сдаться я не могу.

Я услышала достаточно, чтобы сделать свой вывод. Я чувствовала, насколько ему сложно, и как он меняется, но не подозревала о том, что Рафаэль тихо ломается на части один, не желая… не понимая того, что больше он не одинок.

Может быть, я безумна. Может быть, уже давно сошла с ума от чувств и страха потерять его. А, может быть, нужно сломаться один раз, чтобы снова уверенно подняться на ноги. Я не знаю ответов, но моё сердце не в силах вытерпеть это чудовищное насилие над ним.

Хватаю Рафаэля за голову, а он отбивается от меня.

– Не трогай меня… я ненавижу тебя…

Сильнее сжимаю руками его голову и прижимаю к себе.

– Не надо… хочешь, чтобы я умолял? Умоляю… не надо…

Я применяю всю свою силу, чтобы удержать его в своих руках, а он пытается вырваться из моих объятий.

– Я сдаюсь… я пал…

Мы боремся друг с другом. Я цепляюсь за его плечи, царапая их, он пытается упереться в мои плечи. Мы причиняем боль друг другу. Постоянно. Физически. Душевно. Стремительно.

– Я люблю тебя, и это не изменилось… если ты не любишь, то я отпущу, слышишь? Скажи мне отпустить тебя, и я это сделаю, – шепчу, а слёзы катятся по лицу. Я вдыхаю отвратительный аромат Саммер и хочу выбить его из нашего кислорода. Я давлюсь им до тошноты, но крепко стискиваю голову Рафаэля.

– Я…

– Говори, я приму любой ответ, потому что хочу, чтобы ты был свободен. Говори, и я сделаю так, что отец заберёт тебя отсюда. Говори… скажи правду, мон шер, и всё закончится. Если ты попросишь отпустить тебя, то я не упрекну… отпущу и любым способом освобожу тебя. Если нет, то я никогда в жизни не забуду о тебе и буду любить тебя, что бы ты ни сделал. Я не обещаю тебя простить за предательство моих чувств, но они будут… и я помогу тебе дойти до конца. Просто скажи мне… как я должна поступить? Как для тебя будет лучше? Ты не один, понимаешь? Ты больше не один… у тебя есть те, кто готов на многое ради тебя… я же готова на всё. Скажи, – обхватываю его лицо руками, поднимая к себе.

Он смотрит на меня мокрыми от слёз глазами и больше не отталкивает. Сжимает в своих руках, зарываясь носом в мою шею, и просто плачет. Плечи Рафаэля сотрясаются от рыданий, а я крепко обнимаю его, целуя в волосы.

– Не отпускай… не отпускай меня… без тебя я не выживу… ради тебя живу… прости меня… за мою слабость. Прости меня… я так боюсь… я в тупике, понимаешь? Я не знаю, что мне делать… я пытаюсь… и так больно без тебя… больно дышать… больно… мне стыдно, слишком стыдно, чтобы даже голову поднять… стыдно.

– Мон шер, тебе нечего стыдиться, слышишь? Нечего… ты столько сделал, столько прошёл… я горжусь тобой. Горжусь и тем, что ты нашёл в себе силы признаться в своих слабостях. Мне признаться… я горжусь тобой, – целую его волосы, пропахшие табаком, алкоголем и вонью Саммер. Целую и глажу ладонями по голове, спине… он делает то же самое. Его руки блуждают по моей талии, поднимаются выше. Его губы целуют мою шею, подбородок, скулу, висок.

Это словно долгожданная встреча после долгой, очень долгой разлуки с ним. И в тот раз, в отеле, всё не было настоящим… нет, возможно, тогда это казалось реальными эмоциями, но у нас они другие. Прошедшие через боль. Через отчаяние. Через ссору. Через разломы. Через препятствия. Она честная. Открытая. Родная.

Сквозь немного приоткрытое окно доносятся крики, смех и музыка из братства. А мы снова спрятались. Как тогда… он пришёл ко мне, и всё изменилось. Он пришёл, покаялся, открылся мне, и это лучшее, что могло случиться в моей жизни.

Мы оба затихаем, просто обнимая друг друга. Не помню каким-то образом, оказалась сидящей на Рафаэле, моё платье задралось, и я обхватила его ногами. Его уже более или менее равномерное дыхание согревает мою шею, а мои пальцы машинально перебирают его волосы на затылке. И так хорошо. Так спокойно.

– Я не спал с ней…

– Я это услышала, – шепчу я.

– Она хотела вскрыть замок на двери моей комнаты и якобы искала шпильку для волос… я поговорил с ней… увёл оттуда и увидел тебя. Я хотел, клянусь, хотел поцеловать её, чтобы причинить тебе боль, и ты возненавидела бы меня и, хотя бы так была от меня подальше. Мне стыдно… стыдно за всё, Мира. Я не стыдился себя ни разу в своей жизни, а перед тобой стыдно.

– Мон шер, – отклоняюсь назад и приподнимаю его лицо к себе. Опускает взгляд и качает головой, словно говоря о том, что не может посмотреть в мои глаза.

– Ты взял на себя слишком много и не хочешь этим делиться. Но так не бывает, слышишь? Я понимаю тебя и то, как себя чувствуешь, но ты забыл, что в любви существуют два человека, как и в любых событиях есть другие люди. Невозможно бороться одному, я пыталась, и у меня ничего не получилось.

– Нет, я должен что-то делать… они спрятали всё так хорошо, и я не знаю, как вытащить тебя. Я не знаю, это убивает меня и заставляет делать ошибки, из-за которых я разрушаюсь изнутри. Иногда я даже не чувствую ничего… совсем ничего, и мне страшно это потерять. Тебя потерять страшно… а это так легко может случиться. Мне негде тебя спрятать, ничего нет у меня, Мира. Ничего.

– Почему ты должен, Рафаэль? – Наконец-то, его боль и мучения сменяются полным недоумением, и он поднимает на меня взгляд.

– Почему?

– Да, почему ты должен? Ты ничего и никому не должен. Даже мне ничего не должен, ты обязан, в первую очередь, думать о себе.

– Что ты говоришь? Думать о себе? Я не буду…

– Вот в чём заключается проблема, мон шер. Ты делаешь всё наперекор себе, настраивая себя на отчаяние и потребность в постоянной беготне. Но так неправильно. Ты должен только себе. Прислушайся к себе и честно признайся, чего ты хочешь и на что готов потратить свои силы, чего на самом деле боишься, а что выдумал для себя, чтобы было легче списывать на это свои неудачи. Подумай, что тебе нужно в первую очередь?

– Ты, – он даже не сомневается в ответе.

– Я. Живая или мёртвая? Замужняя или свободная?

– Живая, конечно, живая. Свободная, потому что иначе меня это убьёт. Я столько вложил своих сил и чувств в нас с тобой, в то, чтобы дойти до нового барьера. Я…

– Ты оправдываешься, но не надо этого делать. Перед кем ты оправдываешься? Передо мной или перед собой?

Его глаза расширяются от моих слов. Он не понимает их или же слишком хорошо понял и увидел, что не так всё плохо, как казалось ему. Он ломал себя, изводя только из-за того, что сам для себя отсчитал какой-то временной отрезок, за который не успел сделать всего.

– Знаешь, за последние дни, когда я чувствовала, как ты отдаляешься от меня, ощущала эту пропасть между нами, много думала о том, а что на самом деле происходит, и как это зависит от нас. Некоторые вещи мы попросту не можем изменить, не в силах на них повлиять, но мы пытаемся быть их частью. Зачем? Сейчас я вижу тебя, и большего мне не нужно. Я знаю точно, что ты для меня самый дорогой и любимый человек, единственный во всём мире. И я уверена, что большинство твоих страхов вызвано тем, что ты чего-то не можешь изменить. Так не бойся этого, пусть оно случится, пусть произойдёт, а дальше уже будут варианты что-то делать и направить свои силы не на исправление прошлого, а на построение будущего.

– Подожди… подожди, – Рафаэль снимает мои руки с себя, пересаживая на пол.

– То есть защищать того, кого любишь, это выдуманные проблемы? Все мои страхи связаны с тобой, Мира. Я боюсь проиграть им. Боюсь, что не успею уберечь тебя от какого-то наказания или чего-то подобного. Разве не так я должен поступать, если люблю тебя? Я обязан выполнять обещания, которые дал тебе.

– Должен? Обязан? Ошибаешься, Рафаэль. Любовь ничего не требует. Ты боишься проиграть, но что у тебя на кону? Моя жизнь? Но я буду жива и так. Твоя жизнь? Мой отец хоть и ублюдок, но вряд ли он позволит кому-то обвалять его имя в грязи твоими преступлениями. Любовь не обязывает тебя решать всё и сразу. Куда ты бежишь? От кого ты бежишь? Любовь не такая, какой ты её видишь. Она не берёт ни у кого обещаний, это делает сам человек. Она не снаружи, мон шер, она внутри нас. И вот это… признания в своей слабости, понимание того, что да, каждый имеет право на подобное, каждый имеет право и на ошибки, и на слёзы, и на истерики, да на всё. Но после этого, если люди продолжают быть вместе, идут по жизни, держась за руки, и принимая друг друга такими, какие есть, а не выдуманными персонажами для войны, то это любовь. Мы сами усложняем её, пытаясь найти пробелы, закрасить их, но закрашиваем их пустотой, и это отдаляет нас. Ты в моих глазах не стал менее мужественным, сильным и храбрым, после того как тебя подкосили твои мучения. Наоборот, для меня это смелость и признание в том, что ты тоже человек, как и я, как и любой другой. И ты мой человек, потому что я люблю каждую твою слабость с той же силой, с которой люблю другие качества. Я люблю в тебе и плохое, и хорошее. Потому что это ты.

– Выходит, я всё делал зря? Все эти жертвы, твои и мои, зря? – С ужасом шепчет он.

– Не зря, Рафаэль, не зря. Послушай меня внимательно, прошу тебя. Я не умаляю всего, что ты совершил. Я горжусь тем, что у тебя хватило сил это сделать и остаться живым. Но порой приходит время, когда тебе нужно стать бесчувственным, чтобы полностью увидеть настоящие страхи и желания. Ты просто возьми и подумай о том, чего ты сам хочешь достигнуть. Я знаю чего хочу: навсегда уехать отсюда, начать новую жизнь. Знаю, что мне будет сложно, но у меня есть финансовая подушка. Я хочу видеть тебя рядом с собой, но я не имею права заставлять тебя жить моими мечтами. У тебя должны быть свои. Так вспомни о них. Поговори со мной, и давай вместе найдём выход, у нас достаточно времени, чтобы жить и бороться. До февраля ещё два месяца, и за это время мы всё успеем, только не гони, потому что эта гонка тебя ломает.

Рафаэль дёргает головой, мрачно бросая на меня взгляд. Сначала ему будет больно, затем он разозлится, а потом всё поймёт. Каждое моё слово поймёт, потому что так больше нельзя. В таком темпе, двигаясь без определённой цели, хватаясь за всё подряд, он убьёт себя, а я на это не согласна.

Придвигается ко мне и опускает голову мне на плечо.

Слабо улыбаюсь и обнимаю его, гладя по волосам.

– Ты в моей жизни единственный, мон шер. И если мы падём, то вместе. Но я знаю, что вместе мы намного сильнее, чем порознь. Не отбирай у себя силы. Расскажи мне о том, что на самом деле творится в твоём сердце, и я это тоже полюблю, – шепчу, целуя его в висок.