Глава 24

Маневрирующая группа из четырех кораблей — дело нередкое в этой огромной вселенной. Мы выравнивали строй в гигаметре от охранных редутов «Фойершельда», и стоили мы все вместе куда дороже, чем вся груда металла и органики, навороченная вокруг самой именитой червоточины во вселенной.

«Кризис МакМиллана, кризис МакМиллана, кризис МакМиллана…» Словосочетание уперто долбилось в голове, стоило мне только отвлечься. Выражение это, ставшее в свое время символом угрозы зазеркалья, казалось мне теперь самой настоящей безделицей. Информационные мутации? Загадочные артефакты, которые коверкают реальность? Ага-ага, пугает, конечно.

Самое забавное, что это действительно пугало. Даже после правды о скрытой войне с Закатом, даже после того, как мне показали настоящую длину мартиролога. Черт, да это пугало настолько, что я докатилась до расспросов Кацураги, ведь одно дело — слушать обормота о его бомбежках по ту сторону изнанки, и совсем другое — самой мчаться туда.

Войд-коммандер потрогала пальцем уголок губ и пожала плечами:

— Я не физик. Но работающий двигатель Аустермана препятствует влиянию Заката.

Забавно. Прямо панацея от всех бед: в реальности дырки прокалывает, поле продвинутой тактики запускает, теперь вот еще и от призраков зазеркалья, оказывается, задницу прикроет, если что. С другой стороны, а чему удивляться-то? Кто управляет реальностью, управляет вселенной.

Можно, конечно, поинтересоваться, почему тогда беспилотники с этими дыроколами в Закат не посылают. Забомбить их там всех солярными зарядами, например: дорого, очень сердито и зверски эффективно. Я отвернулась к приборам, чувствуя виском испытующий взгляд Мисато-сан: женщина ждала этого вопроса.

Я сцепила зубы. Чертовы сутки полета превратились в сплошное испытание для моих нервов, и большую часть этих самых моих нервов мотала себе на кулак карманный стратег Его Тени. Треклятая Кацураги знала о пустоте и навигации столько всего, что я ощущала себя на каком-то нескончаемом выпускном экзамене, и ее манера общения со мной выглядела как-то так: «Ответила? На тебе дополнительный вопрос. Что, уже? Мда, слабовато. А что ты станешь делать вот с этим?»

Черт, если бы я не выбралась из своей личной ямы, я бы сорвалась от непрестанной проверки. Потому что никто не хочет чувствовать себя поганым курсантом, идя на эшафот. И ведь что паскудно: я была почти благодарна войд-коммандеру, которая просто-напросто не давала мне рефлексировать.

«Да, не повезло остальным капитанам».

Я прикрыла глаза. На внутренней стороне век продолжали обновляться данные невидимых теперь экранов. Я слышала свой корабль, свой великолепный фрегат «Сангоки», я ощущала, как позванивают в трюме металлоподы, играя в свою вечную игру «три на четверть». И все это — без синхронизации, потому что огромная моя машина была полностью подвластна мне.

Как и мои мозги.

В какой-то древней религии люди вроде как перед смертью познавали истину. Уходили куда-то, чего-то там погружались в самосозерцание. Потом — бах, истина, смерть, все довольны. Я ощущала что-то похожее на «бах, истина, все довольны», только умирать не собиралась. И добрая женщина Мисато-сан ну никак не позволяла мне зацикливаться на восхищении: ах, мол, какая я вся парадоксальная и интересная.

— Мы пробовали применять беспилотные звездолеты. В принципе, и через червоточины бомбить пробовали, — вдруг задумчиво сказала Кацураги. — Как думаешь, чем это закончилось?

Черт, опять вопросы. А я надеялась на просто рассказ.

— Плохо это закончилось, — сказала я, открыв глаза. — Закат вернул вам пару бомб с измененными свойствами.

Кацураги потерла подлокотники командирского кресла:

— Богатое у тебя воображение. Ничем это закончилось. Ничем и никак. Мы туда миллиарды всаживали, а оттуда нам шиш. И новая червоточина где-нибудь в другом рукаве галактики.

Я кивнула. Все-таки даже самая красивая лампа с самым сильным джинном вряд ли годна на что-то, если ее как следует не трет нужный человек.

— Ладно, Сорью, лирика. Что там с выходом на курс?

Приборы показывали, что до оборонных сооружений «Фойершельда» нам осталось всего-ничего, что пора сбрасывать скорость, что все идет пока четко по плану. Мы подойдем, нас там ждут, ради нас даже демонтируют часть скорлупы, окружающей дыру в иной мир. Все по плану, потому что тратить драгоценное сверх-топливо ради прямого прокола в Закат — это глупо. Коль скоро враг сам проковырял нам удобную тропинку, то да будет хуже врагу, ха-ха.

— Хорошо, — отозвалась Кацураги, выслушав доклад. — Сделай перекличку, разошли обновленные координатные пакеты.

— Есть.

Я потянулась к пульту связи. Мана, Каору, Синдзи. Синдзи, Мана, Каору…

Каору, решила я. Пусть будет Каору.

— «Рокугоки».

— Привет, Аска. Как там дела у тебя?

— Да нормально, как еще.

Все не нарадуется, подумала я, в два касания отправляя пакет данных курсопрокладки. Было бы интересно сейчас с ним на вечные темы потрепаться. Получилась бы грустная и ироничная беседа. Ну в самом-то деле: летит вот парень, приращенный к своему звездолету, летит, радуется, что он человек, и не гребут его все эти метания типа жизни и смерти, каких-то там крушений миров и загадочной нашей миссии…

Философия. А всего-то пара слов и обмен данными.

— Ага, принял, — весело отчитался Нагиса. — Рука мастера, даже править нечего.

— Это уже с правками Кацураги, не обольщайся.

— А-а… Ого.

Я дала отбой. Дурацкий оптимизм в голосе, даже не хочется продолжать обмен этими невинными шутками. Нет, не хочу я философии. И убийственно серьезного пафоса, собственно, тоже не хотелось бы, но и слышать, что кто-то относится к нашему полету как к походу за аккумуляторами — это, оказывается, малоприятно.

— «Йонгоки».

— Да, Аска.

Капитан Киришима. Дурище в превосходной степени, мой спаситель и темная лошадка. Черт, вот с ней я так и не поговорила по-нормальному. Можно, конечно, наплевать на Мисато-сан и устроить трескотню в эфире, тем более что… Тем более. Просто тем более.

— Уточнение текущих координат.

— Спасибо, принято.

Девочка-солнышко отключилась. Вот и поговорили, вот и славненько. Теперь на повестке дня оставался самый сложный вызов.

— «Сегоки».

— Д-да, Аска.

Захотелось включить видеосвязь. Обормот был собран, деловит и — где-то глубоко-глубоко на дне — взволнован. Я попыталась представить, какое там напряжение царит на корабле, и посочувствовала составу войд-десанта. Парень, который летит только потому, что со мной, и морозное супер-оружие, которое летит с этим самым парнем.

Черт, как же плохо, когда у тебя в жизни так мало хорошего.

Будь я сама хоть чуть-чуть лучше, я бы непременно попыталась объяснить Синдзи, что он так и не понял свою первую любовь — просто вообще никак не понял. Да, будь я чуть лучше. На деле же так поступают только записные дуры в мыльных операх.

— Обнаружены векторы выхода из изнанки.

Я подняла голову от пульта связи и увидела кипящий космос. Вокруг укреплений червоточины «Фойершельд» из ниоткуда выплескивало в реальность десятки кораблей ежесекундно. Я не успевала принимать информацию о классах выходящих судов, не успевала вообще почти ничего, кроме одного.

— «Сангоки», синхронизация! Порт экстренный!

Метка головного корабля, которую я успела рассмотреть, принадлежала сцинтианскому военному флоту.

Первую же дельную мысль рассекло напополам копьем экстренного слияния с кораблем.

Фрегат был броней — не мной, а броней, высококлассным скафандром со всеми примочками и тяжелым вооружением. Проклятье, я так и не успела стать одним целым с судном, но… Впрочем, так даже к лучшему: необычное ощущение щекотало нервы, оно, черт, заводило.

Я мчалась в пустоте, словно воин из старых сказок: говорящее оружие, приросшие к телу доспехи, снять которые можно только с кожей. Враг в количестве совершенно неприличном тоже прилагался.

Сцинтиане сформировали восемь полноценных трилистников, это без малого двадцать процентов их флота с ума сойти — целых двадцать процентов, и против них сейчас висели форты червоточины и спешили из далей четыре фрегата. Я поводила плечами, рассчитывая свои действия, и замерла.

— Зафиксированы множественные пуски.

— Дальность? — быстро переспросила я.

— Ракеты станут неуправляемыми на расстоянии…

Картинка, передаваемая ВИ «Сангоки», всплыла у меня перед глазами. Плохо. Флот сцинтиан палил считай что в пустоту, и вряд ли это означало что-то, кроме резонансных снарядов. Чертовы трехпалые хотели, чтобы мы никуда не свалили, и ради этого тратили дорогущие боеголовки.

«Что ж вам такого наобещали эти Предвестия?»

Я прислушалась: призрачный голос Кацураги, ставший уже почти привычным, молчал. Что ж, продолжаем движение, тем более что пытаться удрать в изнанку уже поздно. Впереди весьма скромно заполыхали первые разрывы: настоящий урон эти снаряды наносили границе между мирами.

«Включить изнаночный режим навигации, что ли? Хоть на фейерверк погляжу».

Тем временем оборонные станции вокруг червоточины приняли на себя первый удар: сцинтиане безо всяких изысков выпустили на них целую орду дронов, и я мысленно попрощалась с тысячами своих сограждан. Их только что обрекли на не самую добрую смерть.

— Аска, — сказал призрак в моей голове. — Торможение по команде. Отрицательное ускорение три с половиной тысячи g.

Призрак. Сходство с привидением голосу Кацураги придавал холод, который сейчас основательно грызнул мне сердце. «Тормозить? Лишать себя скорости в бою?» Это круто для толстенного линкора или дредноута: кучнее залп, вернее урон противнику. Это минимально оправдано для дрон-носителя: в крайнем случае, от залпов прикроют свои же «паучки».

И это смерть для фрегата.

«Смерть? Да ладно».

Я перебросила свободные ресурсы на носовые щиты, чувствуя, как тяжелеет мой шлем, как он наливается свежей грозой. Я перетряхнула сочленения брони, ища изъяны в компенсаторах перегрузки — ища и не находя. Призрак шептал что-то, призрак приказывал остальным судам, а у меня уже было все готово — все, вплоть до алгоритмов тормозных импульсов.

— Торможение.

Мир загустел, когда пустота вдруг стала упругой. Запела броня, я вслушалась в ее мелодию и поняла, что все удалось. Слабые огоньки жизни во мне даже не почувствовали ничего — все эти группы сдерживания, все эти десантники и протезированные.

Все прошло хорошо, под знаком вопроса «на хрена?»

Забавно, подумалось мне, висящей в космосе с нулевой скоростью. Я даже не стала обдумывать приказ Кацураги: чертова карга почти доломала меня своим авторитетом, настолько доломала, что я висела себе, висела, просто отстраненно наблюдая, как надвигаются на меня корабли врага, развернутые в боевые трилистники.

Полминуты до попадания в зону прицельных пусков, около минуты — до зоны действия энергетического оружия, около двух — до дрон-атаки.

«Ну, давай, войд-коммандер, — попросила я. — Подавай уже свой десерт».

А потом в голове стало тошно, когда в нее вошли тонны новой информации. Метка, еще метка, десяток сигналов, десяток, десяток… Космос стремительно переставал быть пустым. В десятках километров от нас вспыхивали звезды, рожая силуэты кораблей, а ВИ все шептал, шептал, шептал, и сквозь этот шелест пришел приказ:

— Разрывай синхронизацию.

Я прикрыла глаза, чувствуя, как растворяется броня, как я становлюсь все меньше, как вокруг становится все больше рубки и все меньше — пустоты.

— Что это?

Ложемент подо мной был почти горячим: я никогда не любила торможения. В затылке неприятно кололся острый взгляд, а экраны светились, как голый реактор.

— Это флот Империи, Аска. Пойдем пить кофе.

Я обернулась. Мисато Кацураги выбралась из своего кресла, махнула дежурящим в дверях десантникам и остановилась у выхода. Ну, а я… Я успела только встать. Встать, включить мозги и все понять.

* * *

Кофе оказался странным напитком. Он очень напоминал кофесинт, только был кислее и более терпким, и вообще — страшная гадость. Я вспомнила, что кофесинт, собственно, изобрели как подражание кофе, и прониклась отвращением к генетикам. У кого-то явно было извращенные вкусы.

Я хлебала кофе, поглядывала на экраны и завидовала.

В пяти мегаметрах от нас заканчивали потрошить флот сцинтиан. Ударные эскадры «Мор» и «Война» при поддержке пятого и шестого флотов разорвали строй трилистников, высадили три СН-заряда и вот уже второй час дорезали выживших. Сцинтиане угодили в свою же ловушку: резонансные боеголовки — это дестабилизация изнанки. Можешь попробовать смыться, но удачи тебе на том свете. Очень иронично, что при этом никто не мешает вываливаться из этой самой изнанки, чем и воспользовался имперский флот. Правда, был один нюанс.

— Как вы так точно рассчитали координаты для выхода флотов?

Мисато-сан прекратила греть нос чашкой и посмотрела на меня:

— Я ничего не рассчитывала.

Во как. Я прикусила губу. Подпространственная связь после резонансных боеголовок не работает — это раз. Значит, она не могла их вызвать. Корабли точно ориентировались не на червоточину и не на взрывы этих самых резонансных боеголовок — это два. Значит, они ориентировались на…

— Ага, — сказала Кацураги, и я вздрогнула. Стратег искоса следила за моим лицом.

— Гравитационный сдвиг при торможении — это теория. Их из изнанки видно тысячи, — сказала я, понимая, что вытянула счастливый билет. — Вы можете фильтровать нужный?

— Давай вкратце пройдемся по свойствам двигателя, — хмыкнула Мисато-сан. — Помнишь зависимость между калибровкой реактора и программой торможения?

Я кивнула. Меня трясло, потому что зависимость я помнила, но в упор еще не понимала решения. Но, черт побери, решение ведь существует! У меня над головой полыхали взрывы, а я сидела, жрала этот невкусный кофе, тосковала по простому и понятному кофесинту. И слушала слегка улыбающуюся женщину.

— …Вот так вот, — завершила Кацураги, откладывая стило в сторону.

Формула выглядела до безобразия изящной и простой, я пожирала ее глазами со всех сторон и очень хотела добавки.

— И кстати, — добавила Мисато-сан. — Помнишь Звезду Безумия? Именно по тормозному импульсу «Сегоки» я вывела «Ясиму» на перехват.

А-а, ну да. Я еще думала: что ж так близко и точно? Машинально кивнув, я снова вернулась к формуле. Все гениальное просто, говорите? Нихрена. Все простое — гениально.

Кацураги внимательно рассматривала меня, так что я даже смешалась и отвлеклась от выкладок стратега. Нет, ну что такое? Что еще мне надо сказать умного или глупого? И когда же, мать вашу, закончится ваш вечный экзамен?

— Хорошо, — сказала наконец женщина и поднялась. — Очень хорошо. Я буду в рубке. Примерно через час мы сможем пройти через «Фойершельд».

Я улыбнулась своим мыслям, и когда Кацураги вопросительно приподняла бровь, решилась:

— Знаете, войд-коммандер, мне на какую-то секунду показалось, что вся эта червоточинная эпопея была затеяна именно для разгрома сцинтианского флота. Чтобы они клюнули на нас, попали в капкан…

Кацураги пожала плечами:

— Мы всего лишь удачно достигли побочной цели.

Двадцать процентов флота вражеского государства при мизерных собственных потерях — клевая побочная цель, вот это я понимаю. Мимоходом, можно сказать. Только вот ни разу не ясно, почему сцинтиане так жаждут уничтожения кораблей с ATF. Их вон и без «дыроколов» разобрали на запчасти. И, опять же, еще где-то есть четыре пятых флота.

А, черт!

— Какие еще позиции людей атакованы?

— Столичная планета, Бездна Гадеса.

— Поэтому ушла «Тень»?

— Верно.

«Верно». Черт, я молодец. Странная война со странными приоритетами. Атака на оплот Империи и судоремонтные системы — это, получается, обманные маневры сцинтиан, а вот мы — самая настоящая цель. Допустим, Кацураги их переиграла, и хитрые комбинации трехпалых засранцев горят в аду. Мотивация расстановки приоритетов неясна.

— И за что они воюют? — поинтересовалась я.

Кацураги стояла у двери и поправляла воротник своего кителя. Что-то там было неправильно с эти воротником: он натирал шею.

— Наша разведка так и не смогла добраться до сути переговоров сцинтиан и Предвестий, — медленно произнесла Кацураги. — Беда в том, что посредниками выступали Черви Пустоты.

— Зато сцинтианам вы смогли влегкую слить наши летные данные, и подвоха те не заподозрили.

— Ты имеешь в виду то, что их легко выманили к «Фойершельду»?

— Да.

— Когда-нибудь расскажу, как обмануть самую хитрую разведку, — сказала Кацураги и открыла двери. — Я в рубке. И можешь называть меня «Мисато-сан».

В коридоре свет был приглушен, там маялся размазанный силуэт металлопода, он рад был даже хоть честь отдать, лишь бы не торчать и не бездельничать. А потом дверь встала на место, и я осталась одна.

Я улеглась на диван. Прозрачный потолок кое-где вспыхивал последними огоньками сражения, и мне выпало любоваться им вот отсюда. Мягко, на языке — горечь треклятого кофе, в голове — хитрые комбинации замудреной имперской политики и стратегии.

Я улыбалась.

Какая-то часть меня хотела быть звездным рыцарем и мстить за людей, которые рисковали собой, охраняя опасную червоточину. Это была моя замечательная часть, она познакомила меня с Синдзи, эта часть меня выгрызала победу у баронианцев, у мутировавших ученых с «Ируила», у девочки-солнышка.

Мне нечего было делить с этой собой, не на что было обижаться.

А вот другая часть меня… Другая часть меня слушала Кацураги, выдерживала ее экзамены. Другая часть меня никак не отреагировала, когда Мисато-сан упомянула захват «Сегоки».

«Ясима», противоторпедная спираль. Его Тень. Друзья.

«Простите меня».

Срочно надо с кем-то поговорить, решила я. Надо просто посмотреть кому-то в глаза. Кому?

Мане? Еще чего. Я заняла ее место — прочно и всерьез, теперь я любимица Мисато-сан, которая разрешила называть себя «Мисато-сан». Ученики не бывают бывшими, а вот фавориты — о да. Осталось только приложить усилия и всего лишь выжить в самоубийственной миссии.

Каору? Гм, смешно.

Синдзи? Пожалуй, стоит. Я приложила пальцы к губам. Просто разговаривать с ним мне не хотелось. От его тепла я бы не отказалась, от его внимания, от поцелуев… И — стоп. Хватит. Короче, не пойдет. Видеосвязь с обормотом меня точно не порадует.

Я обдумала эту мысль, встала и пошла в рубку. В конце концов, осталось меньше часа до прыжка в Закат, а корабль еще не проверен.

* * *

Обломки были повсюду.

Флот зачистил местность от дронов и крупных остатков фортов, но с медленно перемещающейся мелочью ничего не мог поделать. Пластик, металлорганика, металл, металл, металл… Обломки были мертвы — безнадежно и без вариантов, словно никогда и не было людей здесь. Я не любила вот такие кладбища, а есть ведь любители разбирать уничтоженные станции и взорванные корабли.

Чертовы некрофаги.

— «Сангоки», — позвала Мисато-сан. — Приказ. Всем родственникам служивших на станции «Фойершельд» обеспечить продвижение в гражданстве. Материальная компенсация по второму тарифу.

— Принято, войд-коммандер.

Даже так, удивилась я. Кацураги оказалась из этих: «Всем выжившим выпивки, всем погибшим награды». Неожиданно.

— Я оттрубила три года на станции «Химера», — сказала Кацураги.

Черт, а я уже привыкла, что она так запросто лазает мне в голову. Начать, что ли, мыслить неординарно.

Обломки кружили вокруг, искрили от столкновения со щитами, и черепашья скорость начинала серьезно бесить, а пристроившиеся в хвост фрегаты давно уже раздражали своим молчанием, и все острее ощущалась совсем близкая червоточина.

— Ну, вот и…

Поле руин раздалось в стороны, и как я заметила моргнувший кусок алюмопласта — даже не знаю. Ангел-хранитель, не иначе.

Припозднился ты, крылатый.

— «Сангоки»! Синхронизация!

Торпеда вынырнула из ниоткуда прямо в полусотне метров от щитов, и раскрывшийся стелс-бомбер не намеревался останавливаться на достигнутом. Цифровое копье канала синхронизации летело в меня, и я на трех языках молилась, чтобы успеть, и, видимо, мне не хватило чего-то.

Наверное, проклятой кармы.

Копье вздрогнуло и исчезло, а вместе с ним задрожал агонизирующий корабль.

Мой скафандр мгновенно отрастил шлем, я захлебнулась холодным воздухом, и развернулась, чувствуя, как исчезает искусственная гравитация. Рубку позади ложемента разворотило: взрыв сместил первую установку гразера ПРО, которая в падении смяла переборки, как бумагу.

Войд-коммандер сидела у консоли, сжимая ладонями колени. Ног ниже колен у нее больше не было — они остались где-то в месиве ее бывшего командирского кресла. Броня корабля зарастала, фрегат пытался нагнать воздух в раскуроченную рубку, я слышала десяток источников характерного свиста.

Не успели, совсем чуть-чуть.

Я села около Мисато-сан.

— Медотсек около гразерной установки, — спокойно сказала женщина. — Верно?

Я кивнула. Именно там. Был.

— Аска, тебе надо запустить ATF.

— Но…

— Стелс разделают, даже если он не один. Главное — запусти поле.

Кацураги очень быстро бледнела, а у меня даже кровеобразующих не было: аптечку тоже размолотило, и вообще все размолотило, и я, наверное, родилась в сорочке. Два мои корабля убиты прямым попаданием в рубку, два фрегата, а я — а я вот она, жива и в последний путь провожаю свою несостоявшуюся наставницу.

— Диагностику «дырокола»… — слабеющим голосом сказала Кацураги. — И сними вероятностную логику. Давай, давай…

— Логику? Что это?

— Выберешь в меню… Ты… Ты поймешь.

Безнадежно. Слишком быстро уходит, наверное, какое-то еще внутреннее кровотечение. Я потянула из пояса реанимационный набор, но женщина окровавленным пальцем указала мне куда-то за плечо. Я обернулась, считая удары пульса: и — раз, и — два…

В указанном направлении был только размолоченный пульт диагностики реактора, а когда я обернулась, Кацураги уже потеряла сознание. Вот так вот, подумала я, вставая. Вот так вот. Не дождалась ты, Аска, красивых предсмертных слов.

«Сангоки» тряхнуло еще раз. Я запустила резервные системы диагностики. Ту-дум. Ту-дум. Моя кровь играла сейчас против меня, она колотилась в висках — медленно колотилась, но очень сильно, и вокруг меня было дежа-вю, пусть и неполное, потому что «Сангоки» — не «Нигоки», он искалечен, но жив, и хоть молчит ВИ, я знаю, что он в строю.

Меню трансаверсального привода. Диагностика — пройдена. Подменю логики. Что это?

Плевать, нет времени. Я нашла пункт «вероятностная логика» и отключила его. Ту-дум, сказал мой пульс, и это было уже в горле. Ну же, Аска, захлебнуться своим собственным сердцебиением — совсем не дело. Совсем-совсем!

Ту-дум.

— «Сангоки», порт синхронизации!

«Запусти поле». Это вам не кнопку нажимать, Мисато-сан.

Я падала на ложемент, копье падало на меня, я скреблась в себе, ища те крохи безумия, что помогут мне — и все замерло.

Больно. Черт, как же больно. Это была как пытка: мое тело всунули в покореженную броню, на мне медленно застегивали фрагменты скафандра, ломая кости, растягивая связки. Я врастала во фрегат, который был грудой биометалла, синхронизироваться с которым — глупо.

Слева шел бой. «Рокугоки» прикрывал меня бортовым маневром, а «Сегоки» и «Йонгоки» как раз взорвали стелс-бомбардировщик. Видимо, уже не первый и, увы, — не последний. Из обломков вдогонку Мане устремились две торпеды, и кто-то рвался сквозь разрушенные станции, я слышала чьи-то крики в эфире.

«Это не мой бой».

Мысль далась тяжело, но у меня и впрямь была другая забота. Мне срочно надо найти ту самую кнопку.

— Режим изнаночной навигации.

— Да, Аска.

В сером космосе было мало обломков. Изломанные резонансными ракетами струны еще дрожали, путая карты желающим быстро исчезнуть, серость колебалась, в ней кто-то будто менял яркость, игрался с настройками. Фиолетовую кляксу червоточины я обнаружила почти сразу: яркие искры сражающихся кораблей точно огибали пылающую дыру в Закат.

— Туда, — приказала я.

— Внимание, — сообщил фрегат, — обнаружены критические повреждения двигательных систем. Скорость — маневровая. Система защиты и компенсации…

— Туда, сука. Ускорение — полторы тысячи g.

— Заданная программа не может быть выполнена…

— Туда, мать твою, я сказала!

— Заданная про…

Сволочь ты такая, шептала я, глядя на фиолетовую кляксу. Я тебя ненавижу, я тебя ужас как боюсь, и не хочу тебя. Я бы тебя за мегаметр обошла, погань. Но так уж получилось, что мне надо.

Просто надо.

Иди сюда.

— Внимание, не установлено ограничение вероятностной логики…

Получилось, поняла я, и мир поплыл. Где-то я это уже видела — чувствовала — слышала. Зрение сказало мне «упс», и мир непослушно раздвоился, копия ушла куда-то в сторону, потом еще одна копия, и еще.

Давай, копирка. Давай!

В какой-то момент я оказалась в колоде карт — одинаковых карт, которые змеились в руках фокусника, которые тянулись, тянулись и тянулись. Лента карт стала бесконечной и в какой-то момент я поняла, что жульничаю: карты оказались из разных колод.

Я ощущала себя в сердце разрушенного фрегата, меня откачивала живая и невредимая Кацураги, в рубку вламывались десантники, меня волокли в спасательный бот… Беги, Аска, беги!

Бот. Спасательный бот — это выход. Не мой бой, не моя война. Просто отсидеться.

Я замерла. Аска сидела, скорчившись, в спасательной капсуле, вокруг нее бушевало сражение, радиоузел капсулы был поврежден, воздушные системы — тоже.

«Я не герой», — прошептала Аска — я. Я молилась, потому что струсила и оказалась в ловушке.

Mein Gott, я нашла свой последний кошмар. Кто бы мог подумать, рассмеялась я, прежде чем навсегда оставить эту себя и бежать дальше, вглядываясь в карты.

Черная вспышка: в каком-то из нескончаемых «Сангоки» Аска Сорью Ленгли оказалась не такой удачливой. «Так вот как это — умереть? Чернота и все?» Меня волокло вдоль целой серии черных вспышек, меня волокло в боли, с меня срывало ту самую сорочку, в которой я родилась, космос трещал, надрываясь от такого чудовищного напряжения, а я все тянула и тянула на себя странное одеяло — одеяло невероятных вероятностей.

И — вот оно.

Аска недоумевающе вертела головой в рубке абсолютно целого фрегата, Аска смотрела на сходящие с ума приборы и ничего не понимала: она ведь уклонилась в самый-самый распоследний момент, она смогла, а значит — мне нужна именно эта я. Моя единственная выигрышная комбинация.

Колода карт с хрустом сложилась, вызывая знакомое ощущение чудовищного пресса. Тысячи Асок вихрем летели в меня — с искаженным от боли лицом, изумленные, восторженные, перепуганные. Нескончаемая череда вероятностей возвращалась к подмененному исходнику.

Раненная я. Проигравшая я. Мертвая я.

Хуже всего была мертвая. Или нет, вру. Хуже всего была та, трусливая и задыхающаяся Аска, которая так некстати вспомнила о боге, о спасителе, о своей жизни. Гори ты в аду, трусливая трагичная дура. Или нет, не так: лучше иди ко мне, в меня.

Копье развеялось над моим лицом, втянулось в порт под нормально освещенным потолком, на моем лице не оказалось шлема, и я была отчаянно жива.

«Мать твою, давай мы это просто забудем, хорошо?»

Я поднялась с ложемента. На радаре кого-то добивали в две «линейки», кто-то весело горел, отметила я между делом. Больше всего мне хотелось обернуться. Сразу и рывком, чтобы одним махом избавиться от страшного вопроса.

— Аска, я не чувствую ног.

Кацураги сидела под своим креслом и массировала голени. Голени были на месте, но вот так захочешь — не раскорячишься. Я подошла к ней, ухватила под руки и усадила на место. «Тяжелая вы, Мисато-сан, — думала я. — Тяжелая и взмокшая». Бисеринки пота на лбу, мокро в подмышках — карманный стратег панически боялась инвалидности, хотя бы и временной.

— Что ты сделала? Я отключилась…

Женщина посмотрела мне за спину. «Сангоки» получал входящие вызовы: флагман зввали сразу три корабля, все три фрегата, завершив бой, шли ко мне.

Целы все трое — и слава небесам. Сейчас отвечу.

— Вы приказали снять ограничение вероятностной логики. Я запустила ATF в этом режиме.

— Я? Но… — Мисато-сан замолчала, а потом кивнула сама себе. — Что произошло?

«Как бы вам так…»

— Стелс-бомбер почти уничтожил «Сангоки»… Взрывом рубки вам отрезало ноги, — добавила я. Кацураги все еще сжимала ладонями колени, будто боясь, что тех нет на месте.

Если Мисато-сан и изменилась в лице, то Инквизитор Сорью этого не заметила.

— Понятно. Хорошо, принимай вызов. И помоги мне добраться до медотсека.

Я оглянулась уже от пульта связи:

— Вызовите кого-то из десанта, быстрее же будет.

Кацураги, массируя колени, запрокинула голову:

— Вне рубки на «Сангоки» никого нет.

Это было как, знаете, вам возле уха открыли баллончик с охлаждающей жидкостью: пшшшш — и мороз по коже.

— Что?!

— Ты слышала. Вообще, очень странно, что ты перетащила в эту вероятность меня.

Маг и волшебник Аска Сорью, подумала я. Спешите видеть. Я смотрела на невидимую червоточину, слушала ругань спешащих на выручку капитанов имперского флота и улыбалась.

«Если Предвестия не убьют меня одним ударом, я очень сильно их огорчу».

* * *

— И как это выглядело?

Синдзи помялся, подбирая слова, а потом вздохнул:

— Н-не могу описать. Как обычный режим п-продвинутой тактики, только каждая копия б-быстро мерцала и менялась. Н-ну, то есть…

Я потерла глаза:

— Ладно, не напрягайся так. Словарный запас лопнет.

Обормот кивнул и затих. Связь все работала, мы все висели все вчетвером у самой червоточины, а вокруг шныряли корветы обнаружения.

— Д-десанта больше нет?

— Что? А, да. Магия «дырокола», — я щелкнула пальцами. — Могу разрушать будущее и строить города.

На самом деле это пугало меня до одури. Вот ты есть, а вот кто-то уже вышвырнул тебя: пшел, дескать, вон из этого варианта вселенной. Галактика, как известно, очень жестока, но это… Это, по-моему, уже слишком. Погибнуть в бою — одно, а исчезнуть потому, что кто-то перетасовал варианты развития событий — другое.

— Т-то есть, ты свободна? — настойчиво спросил Синдзи.

А, вот куда он гнет. Безногая Кацураги против Инквизитора — это очень и очень хорошо предсказуемый бой. Только вот ведь беда какая: не будет боя.

— Свободна. Куда ты меня пригласишь?

Зря я тебе троечку за лицо ставила все время, зря. Очень сейчас живописная смена выражений получилась: «не понял», «все равно не понял», «а-а-а!», «расстроен».

— Значит, нет?

Ну вот что за человек? Может, мне еще сказать, что я его даже такого люблю?

— Нет, Синдзи.

— И почему?

Я вздохнула, ища, как бы так выразиться. По всему получался какой-то дурацкий супер-геройский пафос, вроде как я иду умирать за всех и каждого, во имя человечества, и чтобы знамена развернуты, и мой путь под моими ногами…

Аминь, дрянь-то какая, а?

— Я тебе уже сказала. Иначе нельзя.

— Да почему нельзя?!

А ты опасный сукин сын, канлереныш! Я почувствовала, как щекам становится ай-ай как горячо.

— Жизнь за человечество, человечество за жизнь — давай опять упражняться, а? Тебе не хочется сделать так, чтобы в твоей жизни произошел какой-то смысл?!

Он помолчал, а потом кивнул:

— Хочется. В-выслушаешь?

«Опять заикается. А ведь прекратил было». Я кивнула, и он поерзал там, в нескольких километрах.

— Иногда очень хотелось, особенно когда б-бывал в древних системах. Видела снимки с К-кармины?

— Само собой.

Планета-памятник, планета-заповедник. Неведомая умирающая цивилизация превратила всю поверхность своего мира в дорогу истории. Статуи, скульптурные группы, обелиски. Они изобрели лазерную запись, они даже выходили в ближний космос, но на завершающем этапе своего развития технологии были втоптаны в грязь. Потрясающей красоты статуя, вырезанная лазером из туфа, а под ней — осколки магнитных носителей.

Такое впечатляет и не отпускает очень долго.

Ах, да. А вымерли они от переизбытка генетики.

— Я т-там заблудился. Встречался с клиентом и заблудился. Сидел под статуей и думал: вот отвезу эту п-партию. Потом еще один заказ. П-потом — еще один. А потом меня не станет.

Я невольно улыбнулась: обормот был по-детски непосредствен, а еще — впечатления от Кармины оказались неимоверно знакомыми.

— И ты задумался, в чем смысл этого всего.

— Д-да. И знаешь что? Если в этой вселенной и может быть какой-то смысл, то он наверняка совершенно д-дурацкий. Например, ты пустила волосатика на ночь п-погреться. Или выкупила ч-чей-то заказ.

— Это мило, конечно, Синдзи. Но это оправдание какого-то минимализма. И Кармина твоя — фигня, на два выстрела сейсмооружием. Причем тут масштаб?

Обормот облизнул губы и тихо рассмеялся.

— И чего ржешь?

— В-во-первых, ты со мной согласилась.

— Это где еще?

— Ты сказала «причем т-тут масштаб».

Вот сволочь, я ведь имела в виду, что…

— А во-вторых, т-ты сослалась на «-изм».

Я даже не знала, что и сказать. Синдзи, обормот Синдзи, торговец смертью и милый мальчик просто взял — и уделал меня всухую. Осталось только для полноты картины послать его, уколоть его же собственным прошлым и отключить связь.

— Знаешь что, Синдзи…

— Б-боюсь, что знаю. Лучше бы ты п-просто сказала: «я так чувствую». Зря решила подтянуть теорию.

Экран погас.

Я сидела так — дура-дурой — перебирала в уме все мыслимые и некоторые баронианские ругательства, и было мне офигительно тошно, потому что меня сейчас знатно выволокли. И противно ведь, что он и сам удовольствия не получил, самому не хотелось говорить.

— Все?

Я оглянулась. Опираясь на медицинский стек, в дверях рубки стояла Кацураги.

— Все? — переспросила она. — С личным покончено?

— Да, Мисато-сан.

Войд-коммандер поизучала меня и медленно повернулась идти прочь:

— Тогда за мной. Пить кофе и изучать план действий.

Я оглянулась на черный экран, вспомнила еще пару ругательств для вкуса — и пошла.

Загрузка...